А потом, в семидесятые годы прошлого, ХХ века, археологи из ГДР нашли в городе Ральсвик на острове Рюген клад — свыше 2000 арабских монет. «Он относится к наиболее крупным и ранним кладам арабского серебра на Балтике», пишет Й. Херрман, немецкий археолог. Младшая из монет клада датируется 842 годом. Наряду с привычным серебром Востока в кладе лежали монеты арабской Испании. Вот куда привезли их «язычники, называемые русью».
   Так чье же имя глушило на улицах горящей Севильи отчаянные призывания «Аллаха, Всемилостивейшего, Всемилосердного»? Одина? Или все-таки Святовита?
   В том же Ральсвике найдено немало вещей из Восточной Европы — обломок пермского браслета, финские серебряные застежки. Какой народ в IХ веке ходил набегами и на чудь, и на Севилью? Арабские авторы называют этот народ русами. А Ральсвикские клады показывают расположение этого народа, его до сих пор загадочного для историков острова. Это Рюген, Руян, Буян.
   Здесь же, на Рюгене, в Хидензее (позднейшее немецкое название), находятся ближайшие типологические аналоги тем «громовым топоркам», которые наши археологи находят по русским курганам и кладам, упорно именуя их «молотами Тора» и считая признаком скандинавского происхождения погребенного. Да, в Скандинавии встречалось нечто подобное, но наши-то топорки, как признают те же археологи, по форме ближе не скандинавским, а рюгенским находкам! А почитание молота в насквозь славянской Белоруссии продолжалось до ХIX века.
   Описание Рюгена у западных авторов полностью совпадает с описанием «острова русов» авторами восточными. Немецкие документы называют «королями» только двух славянских правителей — владыку Восточноевропейской державы и правителя маленького островка у побережья Балтики. Напомню — правители Польши и Чехии для них всего лишь «князья»! Они же постоянно именуют ругами киевских русов, и рутенами-русинами — жителей Рюгена.
   Любопытно, что руги-русы «отметились» и на материке. Еще во времена Великого Переселения народов на верхнем Дунае, чуть южнее нынешней Чехии процветало их королевство. Руги воевали с готами и с гуннами. Среди них проповедовал святой Северин, именуемый «апостолом ругов». Проповедовал, впрочем, без особого успеха. Он снискал уважение многих ругов праведной жизнью и мудростью. Те его черты, что прославили его, как чудотворца и ясновидца — мы бы назвали их экстрасенсорными способностями — тоже внушали ругам почтение, но это было почтение скорее варвара к колдуну, чем христианина к духовному отцу. Даже житие святого утверждает, что обратил он очень немногих.
   Мы уже упоминали «Тидрек сагу». Так вот, ее главное содержание — жизнь и подвиги заглавного героя, Тидрека Бернского, исторического короля остготов, Теодориха из Вероны, Дитриха немецких преданий. Тидрек-Теодорих в саге союзничает с гуннами Аттилы и воюет с вилькинами-лютичами, пулинами-поляками и… русами. Где располагалась земля этих русов, говорит зачин саги: «Сага эта начинается в Апулии и идет к северу по Лангобардии и Венеции в Швабию, Венгрию, Руссию, Виндланд, Данию…». В саге очень точно показано расположение королевства ругов. А. Назаренко обнаружил в средневековых германских документах множество свидетельств пребывания в этих краях русов. Опять руги и русы отождествлены! И неспроста. Вражду Тидрека-Теодориха с ругами крепко помнили не только германские и скандинавские саги, где он выступает идеальным героем. А. Хомяков в соей книге «Семирамида» упоминает, что в приодерских землях, бывших землях онемеченных славян, тех самых вилькинов-лютичей, с которыми враждовал Тидрек, Дитрих — не любимый герой, а страшный вожак полуночной Дикой Охоты проклятых душ. Даже онемеченные лютичи передали детям память о давней вражде с предком и героем германских господ. Память эта преодолевала не только века, но и немалые расстояния — тот же Хомяков впервые обращает внимание, что в Первой Новгородской летописи, при рассказе о взятии крестоносцами Царьграда, упоминается, что один из вождей захватчиков — родом из Вероны, «идеже бых поганый злый Дидрек». Издалека привезли руги-русы эту память, надолго сберегли. «Поганый злой» — характеристика явно эпическая (вспомните в былинах «поганый злой Калин царь»), и явно не из германского эпоса. То есть не только другие отождествляли ругов и русов, но и сами русы помнили врага ругов — именно как врага.
   Кстати, и в былинах сохранилась память о дунайской державе ругов. Под позднейшим слоем географии восточноевропейской «земли Святорусской» проглядывает другая. Та, где «земля ляховецкая» и «земля Поморянская» — ближние соседи, друзья и родичи, притом, что Волынь и Подолье — какое-то тридевятое царство с чертами иного мира. Та, где богатыри охраняют Киев со стороны «степей Цицарских» — то есть Австрийских. Та, где Киев почему-то стоит на Дунае, а сам Дунай протекает от крови заколовшегося под Киевом Дуная-богатыря. Заметьте — нет былин о рождении Днепра или Волги. Есть только былина о рождении Дуная. Илья Муромец «служит королю Тальянскому» и приживает в «земле Тальянской» дочь. В «Тидрек саге» тоже упоминается дочь русского богатыря Ильи, и она тоже едет на Русь из Италии. Совпадение? Пусть математики просчитают вероятность.
   Впрочем, тема происхождения былин, их связи с варягами-русью, их языческой древности — совершенно особая тема. Я надеюсь посвятить ей не абзац, а книгу. Пока же заметим — в русском эпосе есть детали, которые трудно толковать иначе, чем память о королевстве ругов на дальнем синем Дунае.
   В русских летописях, кстати, славян «отчего-то» выводят из земли Норик. Но именно на остатках этой римской провинции основали вожди пришедших с Рюгена ругов свое королевство! Опять случайность?
   А может, легче признать случайностью одно-единственное причисление послов «народа Рос» к «свеонам»? Впрочем, мы уже говорили — даже этого не требуется, чтоб отнять у норманистов их единственную серьезную опору. Что до «различения» славян и русов источниками — мы уже говорили, что так же «различали» готов и германцев. Естественно, что в глазах арабов и византийцев балтийские пришельцы на фоне привычных им юго-восточных славян смотрелись несколько чужеродно.
   Возникает вопрос — а кто же эти руги-русы? Славяне ли они? Многие исследователи, даже признающие тождество русов с ругами, сомневаются в славянстве последних. Ведь ругов на Рюгене упоминает еще Тацит во II веке. А сейчас принято считать, что славяне возникли в VI и ранее говорить о них нельзя. Потому как-де именно в VI веке византийские и римские историки упоминают славян.
   Не знаешь, смеяться или плакать. Эти самые римские историки — Иордан, например, — говорят о славянском народе антов в IV веке. Армянин Мовсес Хоренаци, писавший в V столетии, упоминает славян-«скалаваци», на что указывал еще норманнистКарамзин. Наконец, на карте Европы Птолемея, современника Тацита, кроме отдельных славянских племен вроде вельтов (велетов, лютичей), упоминаются «суовене», в которых не так уж трудно узнать словен. Но «неонорманнисты» заворожены апокалиптической, каббалистической аурой шестерки — в VI, и точка! А если источники несогласны — тем хуже для источников.
   И самое главное — что за дикий метод отсчета — от первого упоминания общего названия группы родственных народов в иноземных источниках? Тогда тевтоны — не германцы, потому что грек Пифей упоминает их за два века до первого упоминания слова «германцы» Юлием Цезарем. Тогда хунну, штурмовавшие Великую Китайскую стену во II веке до н.х.л., не могут быть монгольским племенем, потому что имя монголов в источниках впервые появляется в Х веке. И так далее, и тому подобное. Но пока единственным народом, к которому применяют эту странную систему датировки, являются славяне. Уж не готовят ли нас исподволь к принятию, вслед за Европой и Америкой, веры в «пришедших из степей» славян, косматых «кубратов», не умеющих возделывать землю, и «венделей» с каменными топорами? Мы уже много «общечеловеческих ценностей» приняли — может, и для этой наступает пора?
   Руги вполне могли быть славянами уже во времена Тацита. Но для нас много важнее, что они заведомо были славянами во времена Рюрика.
   Стоит заметить еще два обстоятельства. Во-первых, по соседству с дунайскими владениями ругов и жили те самые дунайские ободриты. Очередная «случайность»? Или этот народ пришел сюда вместе с ругами от балтийских берегов? Но, однако же, какая крепкая связь — ободрити-варяги и руги-русы соседствуют на Балтике, ободриты — «дунайские варяги» рядом с ругами на Дунае, и в Восточную Европу они приходят как «варяги-русь». Прямо гумилевская «комплиментарность» какая-то! Любопытно и вот еще что — у славян Югославии, неподалеку от тех мест, где проживали ободриты, сохранился обычай наносить на руки татуировки в виде солярных символов и деревьев. Эти татуировки обнаружили, исследовали и обнародовали австрийские ученые конца ХIХ века, Леопольд Глюк и Чиро Трухелка. Но ведь именно такие наколки видел у русов Ибн Фадлан! Что, очередная «случайность»? Между прочим, ни скандинавы эпохи викингов, ни древние германцы татуировки не знали. И гот Иордан рассказывает об обычае бриттов «клеймить свои тела железом», говорит о нем с явным недоумением и отчуждением — мол, чего только не бывает! А вот у славян есть еще один пример, к тому же тоже из дунайских земель. Моравская княжна Дубровка — та, что совратила польского князя Мешко в христианство — была, видать, большой поклонницей тату. Она даже в дорогу брала с собой набор татуировальных игл.
   Здесь нужно сказать вот что: вполне возможно, что именно Дунайская земля ругов хранит разгадку слова «варяги». Дело в том, что еще Костомаров заметил, что северное «веринги» — словно калька-перевод с римского «федерат» — союзник. Только объяснил это совершенно неудобьсказуемым образом: дескать, скандинавы («кто же еще?!») плыли славянскими землями в Византию, там получали звание федератов и славянскими же землями ехали назад, сами себя уже верингами называя. Я привел достаточно фактов, чтоб обнажилась несостоятельность такого объяснения. А со стороны логической оно вообще ни в какие ворота не проходит. Почему к скандинавам прилипло то название, которым они на обратном пути себя называли, а не то, под которым в Византию ехали? И кто называл во Втором Риме норманнов «федератами»? Наемниками они там были — как и славяне, впрочем, как и иные варвары. Византийское право вообще этого слова не знает. Оно из более древней эпохи.
   Из Рима. Из самого первого Рима Олимпийских Богов, Божественных Цезарей и орлов над непобедимыми легионами.
   Руги не сами оказались на Дунае, в римской провинции Норик. Их пригласили туда римляне в качестве… федератов. Союзников и защитников от других варварских племен и народов. Вот именоваться федератом-союзником-верингом великого Рима было почетно. Настолько почетно, что народ мог взять себе это слово в качестве имени. «Смотрите, дикари из трясин и чащоб! Мы — не вы, мы — федераты, мы — веринги!». Между прочим, в том самом городе Волын, «самом большом в Европе», как святыня хранилось копье… Юлия Цезаря. Конечно, руги и ободриты стали римскими верингами через века после смерти основателя империи. И копье было наверняка обычным копьем-пилумом обычного легионера, которое какой-нибудь римский чин под красивую сказку про «оружие Божественного Юлия» подарил онемевшему от счастья вождю ругов-федератов. Впрочем, римлянам их хитрости аукнулись. Варварский вождь Одоакр, убивший последнего императора Рима, Ромула Августула, и, так сказать, официально закрывший тем самым Римскую империю, был именно ругом. Слово «веринг» же прекрасно объясняется, именно как «союзник» и из славянских языков. Если же читателя насторожит «германский» суффикс «-инг», могу напомнить — балто-славянское племя, которое наши летописи зовут ятвягами, поляки называли «ядзвинги». В племенной союз полабов, живших по соседству с ободритами, входило племя смельдингов. О славянах Пелопоннеса, милингах, мы уже говорили. Впрочем, вся эта этимология и история слова «варяги» суть мое предположение, не более того, и я его не очень ценю. Одно могу сказать — при всей гадательности, оно, по крайней мере, не находится в прямом противоречии с источниками, в отличие от привычных «обобщенных названий скандинавов» или «присягнувших вождю дружинников».
   Итак, остров Рус, Руян, Буян, Рюген, главная святыня славянства. Что было логичнее для ильменских словен, чем воззвать именно к его обитателям из кровавого безвременья усобиц? Защищаясь от нечисти, их потомки и спустя тысячу лет обращались к силам, обитающим на священном острове. И подданные Гостомысла могли обратиться к ним, дабы изгнать со своей земли бесов смуты и братоубийства, и спастись от вовсе уж чудовищного порождения тьмы, подступавшегося к их землям с юго-востока.
   На их призыв откликнулись. Но кто? Кто он, вождь пришельцев, основатель державы и родоначальник государей, семь веков правивших ею?
 

5. Сокол прилетает из-за моря

   Сверкала железная воля
   В очах ослепительно-синих.
   Так Русь, открыватель и воин
   Ступил в березняк и осинник.
А.Широпаев «Русь»

 
   Сейчас очень и очень многие авторы ставят у истоков русского княжьего рода Рорика Ютландского. Стоит здесь пересказать его биографию, объективности ради — в изложении большого приверженца этой версии, Г. В. Вернадского:
   Отец Рорика, «из клана Скъелдунгов, был изгнан из Ютландии и принял вассальную зависимость от Карла Великого, от которого получил около 782 года Фрисланд в ленное владение. Рорик родился около 8000 года. Его детство прошло в беспокойном окружении, поскольку отец, а после его смерти — старший брат, постоянно вели войну с правителями, захватившими власть в Ютландии. В 826 году или около того старший брат Рорика Харальд, которому удалось захватить часть Ютландии (но позднее он был изгнан оттуда), принял покровительство Людовика Благочестивого и был окрещен в Ингульгейме, возле Майнца.
   После обращения Харальда император даровал ему в ленное владение район Рустринген во Фрисланде. Рорик имел в нем свою долю, а после смерти Харальда стал владыкой всего лена. Еще при жизни Харальда оба брата яростно воевали, чтобы защитить свои земли от нападений со стороны короля Дании, а после смерти Людовика положение Рорика стало довольно ненадежным. Согласно Верденскому договору (843 г.), Фрисланд был включен в долю империи, доставшуюся Лотарю, и получилось так, что Рорик утратил свой лен. На протяжении следующих нескольких лет Рорик вел жизнь искателя приключений, участвуя в набегах как на континент, так и на Англию. В хрониках тех лет он стал известен, как «язва христианства». В 845 году его корабли поднялись вверх по Эльбе, и в том же году он совершил набег на Северную Францию. В 850 г. Рорик спустил на воду флот в триста пятьдесят кораблей, с которым он грабил прибережные районы Англии. В последующие годы он направил свое внимание на устье Рейна и Фрисланд. Лотарь был вынужден пойти на компромисс, и возвратил Фрисланд Рорику на том условии, что он будет защищать побережье империи от других викингов». В 854 году непостоянный сюзерен Рорика вновь отнял у вассала Фрисланд, даровав взамен другой лен в Ютландии. В 869 году Рорик неудачно пытается вновь отнять Фрисланд с помощью датчан, в 869 году, после смерти Лотаря, отправляется к его брату Карлу Смелому, и обещает поддержку в назревающей междоусобице (небезвозмездно, разумеется). В 873 году Рорик получает назад свой вожделенный Фрисланд, и с тех пор исчезает со страниц Франкских хроник.
   Я привел эту длинную и малоинтересную биографию единственно для того, чтобы спросить читателя — что, кроме созвучного имени и эпохи, может связывать этого персонажа с основателем русского княжьего рода? Прежде всего, просто непонятно, когда он мог бы найти время и силы для княжения в Ладоге? Обратите внимание, с каким цепким упорством он сражается за земли, уступающие по размерам самой маленькой пятине Новгорода. Неужели владыке Ладоги, Изборска и Белоозера, князю, чьи наместники сидели в Полоцке, Ростове, Муроме, Суздале, человеку, контролировавшему земли, не уступавшие по площади самой державе Лотаря («земля наша велика и обильна»), была бы так нужна крохотная Фрисландия? А если была нужна — неужели ему было бы так трудно ее взять? Знаменитый Рагнар Кожаные Штаны, правивший сравнительно небольшим островом Зеландией, брал приступом Париж и раздавал сыновьям земли в Англии. Что мог бы вождь вроде Рагнара, за спиной которого стоял бы не каменистый остров, а «земля велика и обильна» на Волжском торговом пути — трудно себе представить. Он взял бы Фрисландию, как срывают с ветки спелую грушу.
   Кроме того, что в этой теории может привлечь норманниста? Ведь Рорик — дан, дан до мозга костей, дан, начиная с имени. Имя это принадлежит исключительно роду Скъелдунгов. Оно такое же датское, как Стоян — болгарское, а Болеслав — польское. Шведских конунгов с таким именем просто не было. А значит — прощай, финское «Роотси» и послы «народа Рос» из рода свеонов. Рвется вообще тонехонькая ниточка, которой русов привязывают к Скандинавии. Да ведь Рорика с братом лично знал тот самый Людовик Благочестивый, что принимал тех послов! В 839 году Рорик с братом смирнехонько сидит в Фрисландии да отбивается от датчан — а «каган» «народа Рос» рассылает посольства по дворам Византии и Франкской империи.
   Где братья Рюрика? У Рорика лишь один брат, к тому же старший. Летописи же единодушно называют Рюрика старшим из трех братьев. Правда, норманнисты, и старые, и «новые», этих братьев очень не любят. Уж больно у них имена не скандинавские — что у Трувора, что, в особенности, у Синеуса. Поэтому еще Байер в XVIII веке придумал «объяснение», которое безоговорочно принял и повторил без изменений маститый советский «борец с норманнизмом» Б.А.Рыбаков: мол, имена братьев Рюрика есть скандинавские фразы «sine huse» — свой дом — и «tru var» — верная дружина. «В летопись попал пересказ какого-то скандинавского сказания о деятельности Рюрика, а летописец, плохо знавший шведский, принял традиционное окружение конунга за имена его братьев», писал Борис Александрович. Так и хочется спросить — какого еще сказания? Где оно, это сказание, если буквально все саги хранят мертвое молчание о восточноевропейской Руси до времен Владимира (рискну предположить — только в это время скандинавы, по проторенной вендами-варягами дорожке, начали проникать на Русь)? И почему сказание — шведское, если Рюрик — датчанин? И почему летописец не смог перевести именно эти, не такие уж сложные, слова из неведомого «сказания» — и в то же время пишет, что братья пришли «со своими родами и взяли с собой дружину», то есть переводит-такиякобы непонятые им слова? И с каких это пор «var» (обет, клятва) означает дружину?
   О многом хотелось бы спросить покойного академика. Но не будем — варяжский вопрос не был его сильной стороной. Другие же официальные «антинорманнисты» были ничуть не лучше. Так и хочется сказать — именно благодаря такой «борьбе» норманнизм и существует до наших дней!
   Нельзя пренебречь и тем соображением, что северные славяне, по летописи, хотели найти князя, «иже бе владел нами и рядил ны по праву». Это «по праву» очень важно. У изгоя-наемника Рорика Ютландского не было, и не могло быть никаких прав на власть над вендскими колонистами в Восточной Европе.
   А был ли Рюрик? Сейчас так ставят вопрос не противники норманнизма, а иные его сторонники. То есть нельзя доказать, что Рюрик скандинав — заявим, что его вовсе не было. Но что тогда остается от всей варяжской легенды? Что вероятнее — приписывание реальному герою того, что он никогда не совершал, или обвинение в имевшем место происшествии вымышленного персонажа? Конечно, маленькая девочка может приписать ночной скрип половиц в коридоре страшному буке; но маленькие девочки обыкновенно не пишут летописи. Взрослые же люди чаще приписывают реальному лицу дела, которые он не делал — плохие (клевета), хорошие (лесть) или нейтральные (вранье). Проще говоря, если не верить в Рюрика — во что в этой истории вообще верить? Если Рюрик выдумка, то с тем же и даже большим успехом можно обратить в выдумку и сам приход русов (кто бы они ни были) с Варяжского моря. И тогда от норманнизма опять-таки ничего не остается.
   Поэтому будем все-таки исходить из того, что летопись писал печерский чернец, а не барон Мюнхгаузен. Но даже в этом случае мы немного сможем извлечь из нее сведений о конкретной родине братьев-варягов, не говоря уж про их биографии. Вот разве что имена…
   Имена младших братьев Рюрика тут нам не помощники. Во-первых, одно из них — явное славянское прозвище, и прозвище взрослого человека. Кстати, прозвище это не так уж фантастично, как может показаться. И дело даже не в сказочном герцоге Синяя Борода, и не в реальном викинге Торире с тем же прозвищем. В древнерусском языке слово «синий» обозначало совсем не тот цвет, что сейчас. Вспомните «синие молнии» и «синее вино» «Слова о полку…». Второе, наоборот, слишком непонятно, чуждо и славянским, и скандо-германским корням. Можно, конечно, сблизить его с названием древнего племени треверов в Средней Европе, или с именем краинца Трубера (в некоторых летописях брата Рюрика зовут Трубор), но ясности это не внесет.
   Ясность вносит имя «старейшего» брата. Подобные имена мы встречаем у поляков (Ририк), у чехов (Рерик), но больше всего в том самом «углу» Варяжского моря, куда нас снова и снова приводит поиск истоков Руси. Там мы встречаем не только онемеченного славянина Петера Рерига. Там речка Рерик. Там город Рерик — ныне Мекленбург. Там целый народ рериков. Собственно, это одно из его названий. А другое…
   Ободриты.
   Прикажете опять считать совпадением? Ну раз, ну два, так ведь не постоянно же! «Случайно» летописец не упомянул сильнейшее славянское княжество Полабья, «случайно» поместил своих варягов на занимаемое им место. «Случайно» приписал происхождение от этих варягов новгородцам с их ободритской речью, ободритскими черепами, стрелами, посудой, стенами Детинца и хлебными печами во дворах. «Случайно» Феодосий приписывает «латинам» в варяжской стране дела, которые они тогда творили в землях ободритов. «Случайно» «марка Верингов» включала в себя ободритские земли. «Случайно» пересеклись на Дунае пути ругов — верингов-федератов Римской империи, летописных «дунайских варягов» и ободритов. И вот, наконец, имя первого варягорусского князя «случайно» совпадает с другим именем ободритов и названием их столицы. Тут самый тупой Лейстред насторожился бы.
   Сколько можно пренебрегать фактами, нагло обвиняя оппонентов в «незнании источников» и «игнорировании» их «прямых сообщений» («Держи вора!»)? Но фактам, этому «воздуху науки», нет доступа под крышку Магометова гроба. Норманнизм в «воздухе науки» не нуждается.
   Выводы? Выводы делайте сами, читатель.
   Рерик не бессмысленное заимствование или наследство прежних, неславянских хозяев края. На западнославянских языках рарог, рерик — Сокол. На Руси, кстати, были и крепость Сокол, тезка столицы ободритов, и речка Сокол. А что естественнее для нашего эпоса, для былин и баллад, чем наречение князя, витязя — соколом? Это так же естественно как для норманнского скальда величать воспеваемого героя «евур» — вепрь. Вот этого эпитета в наших былинах не встретишь. А в языке скальдов редко встречаются упоминания сокола. В основном либо в иносказательных названиях — кеннингах — женщин, связанных с соколиной охотой, либо в кеннингах ворона («сокол Одина», «сокол трупов»). И лишь один раз скальд Гутхорм Синдри, славя своего конунга, Хакона Доброго, упомянет, что тот попирал « вендскогосокола». А перед тем говориться, что конунг «убивал викингов, где их только ни находил, как датчан, так и вендов». Это ведь только для наших ученых викинг и скандинав синонимы. Саги, как видим, так не считают. Среди викингов они знают немало вендов.
   Между прочим, «герб» Рюриковичей, знаменитый «трезуб», ныне «приватизированный» самостийной и незалежной Украиной, тоже, по мнению профессора О.М.Рапова, изображает охотящегося сокола. О том же пишет В.В.Хлебов в книге «Предвестники викингов».
   Насквозь пронизано соколиной символикой «Слово о полку Игореве». Вот Игорь идет походом по половецкой степи к приморской Тмутаракани: «Уже далече залетел сокол, птиц бия — к морю!». Вот бояре говорят Святославу Киевскому, что «два сокола слетеста с отня злата стола поискати града Тьмутораканя» — это Игорь с братом Всеволодом — и были пленены. Вот сам старый князь уподобляет себя немолодому, «въ мытехъ», соколу. Игорь из плена «соколомъ полете». Гзак с Кончаком, преследуя Игоря, говорят о нем, как о «соколе», а об его оставшемся в плену сыне — как о «сокольце». И почти везде сокол служит обозначением князя. Потомка Рюрика. По подсчетам В.П.Адриановой-Перетц сокол упоминается в «Слове…» — и только в этом смысле — почти двадцать раз!
   Единственное место в «Слове…», где сокол вдруг становится враждебной фигурой:
 
Дремлетъ въ поле Ольгово хороброе гнездо, далече залетело!
Не было оно обиде порождено ни соколу-кречету,
Ни тебе, чръный воронъ, поганый половчине!
 
   Если «ворон» — это половчин, то кто же «сокол-кречет», обид от которого не собиралось терпеть «гнездо» Олега Святославича Черниговского? Сильнейшим врагом всех Ольговичей и лично Игоря (после одной из битв с ним Игорь был вынужден спасаться бегством в одной лодке с… ханом Кончаком!), был потомок Владимира Мономаха…