Пшеничный Борис. Уйти, чтобы вернуться

   "Ты давай, жена, накорми нас, время ужинать".
   Каким-то внутренним слухом Марио уловил значение слова "нас", приобщившего его к мужской половине дома. Он побрел вслед за мужчиной мыть с дороги руки...
   - Я ведь уже трижды был сыном, - сказал он Сьюзен, когда они, встретившись после шести, шли по парку. - Родителей не помню. Потом были приемные. Вначале какая-то женщина, тоже не помню, говорят, она вскоре куда-то подевалась. Из приюта меня взяла чета фермеров. И опять не повезло. Через месяц, я и привыкнуть не успел, несчастный случай...
   - Сгорели в автомобиле, и бедняжку Марио вернули в приют, - досказала Сьюзен. - Везучим вас не назовешь, рок какой-то...
   Он пожалел, что ударился в воспоминания. Не мог свыкнуться с тем, что здесь все о нем знают.
   - А вот Полковник считает, что я счастливчик, в рубашке родился.
   - Поживем - увидим, - приглушив голос, отозвалась она. Что-то ей не понравилось: то ли ссылка на Полковника, то ли его отношение к появлению Марио в Нью-Беверли - к добру ли, к худу...
   Они уже добрых полчаса прохаживались по парку, и поначалу Марио решил, что идут они без определенного маршрута, куда глаза глядят. Но когда он на перекрестке аллей попытался свернуть - не все ли равно, в какую сторону идти, - Сьюзен увлекла его за собой прямо. Пройдя еще немного, они сошли с дорожки, побрели по траве, ощущая под ногами ее упругую силу. По тому, как Сьюзен, прервав разговор, ускорила шаг, Марио понял, что в их прогулке была все-таки цель и что сейчас цель эта совсем рядом.
   Он внутренне подобрался, приготовился, и все же видение застало его врасплох. Только что они пробирались сквозь кустарник, и вот уже деревья разом расступились и вытолкнули их на обширную поляну, посреди которой высилось странное, ни на что не похожее строение.
   По экзотическим китайским открыткам он представлял, как выглядит пагода, и то, что стояло сейчас перед ним, отдаленно напоминало ему буддийский храм. Было в нем что-то и от астрономической обсерватории. Многоярусный архитектурный гибрид с массивным высоким цоколем и гигантским куполом походил на человека, который сидел, подобрав по-восточному ноги, и, запрокинув голову, отрешенно смотрел в небо.
   - Это наша Башня, - сказала Сьюзен, и слова ее прозвучали торжественно.
   Он не замечал прежде за собой пристрастия к архитектуре, без всяких эмоций проходил мимо старинных и ультрасовременных зданий. Даже пышные охранные доски на их стенах не пробуждали в нем интереса. Однажды забрел случайно на развалины какого-то замка, битый час лазал по замшелым стенам и башням, но ничего кроме усталости и скуки не испытал и был смущен своим равнодушием, узнав на выходе, что это шедевр средневекового зодчества.
   Но сейчас сладостно кружилась голова. Невидимые токи притягивали его к Башне.
   - Здесь только молиться. Или приносить жертву богам.
   - И что бы вы предпочли: молиться или быть жертвой?
   - Быть богом, - сказал он.
   - Опоздали, - улыбнулась Сьюзен. - Место занято. Здесь живет Он.
   - Хозяин Нью-Беверли? Ваш шеф?
   - Он это Он, у Него нет имени, нет должности и нет слова, чтобы назвать, - только Он.
   - Но что-то этот "Он" собой представляет? Или так трудно объяснить профану?
   - Вам-то как раз легко, сложнее объяснить специалисту. Представьте человеческую голову размером... ну, скажем, с письменный стол. Мы вырастили мозг, огромный живой мозг. Она с надеждой посмотрела на Марио - способен ли он если не осознать, то хотя бы поверить в чудо. Выражение его лица, видимо, не вдохновило ее.
   - Он находится здесь, - скучно продолжила она. - Все мы, филиал, собственно, обслуживаем Его. Там вон, отсюда не видно, моя лаборатория, или Кухня, готовим физраствор.
   - Вот почему Кормилица, понятно.
   По губам Сьюзен скользнула усмешка: что, мол, тебе понятно, молчал бы уж.
   - На сегодня хватит, - сказал она. - Возвращаемся.
   - Мы не зайдем посмотреть? - спросил Марио.
   Его тянуло в Башню.
   - Он не впустит. Когда нужно - сам даст знать.
   Этот день, казалось, никогда не кончится. Вечером были еще две встречи. Вначале пришел Полковник.
   Чем-то озабоченный, он расхаживал по комнате, как у себя в кабинете, не обращая внимания на вопрошающие взгляды Марио. Лысина его ярко вспыхивала, когда он проходил под люстрой, и угасала матовым отблеском в дальнем углу. Должно быть, сегодня она не раз покрывалась испариной и сейчас щедро лоснилась от обильных выделений.
   - У вас неприятности? - спросил наконец Марио.
   - У меня, к вашему сведению, всегда все в порядке. Неприятности бывают у других, - сказал он своим тихим болезненным голосом и, словно вспомнив что-то, полез во внутренний карман пиджака. - Это вам, - протянул он плоский коробок, чуть больше спичечного. - Ваши личные часы. Носить обязательно. Они - и пропуск на территорию Беверли, и средство вызова. Услышите сигнал - немедленно в Башню, дорогу вы знаете.
   - Сьюзен водила.
   - Я в курсе. Кормилица сожалеет, что не смогла уделить вам больше внимания. Наденьте.
   Марио открыл коробку. Обычные с виду электронные часы в золотом корпусе. В одном из углов крышки - крохотный рубиновый глазок. Браслет, похоже, тоже из золота.
   - Но они стоят.
   - Наденьте, говорю.
   Марио обнажил запястье. Щелкнул замок - браслет был как по заказу, - и тут же высветились цифры, замелькали секунды. Непроизвольно он посмотрел на настольные часы, чтобы сверить время. Полковник перехватил взгляд.
   - Не проверяйте, точнее не бывает. Не снимайте даже в ванной.
   - А вдруг потеряю?
   - Как это, если не снимать? Разве что вместе с рукой. Впрочем, потеряете - беды большой не будет. Они настроены на ваши биотоки, подлог исключен.
   Полковник несколько оживился, сообщая эти подробности. Очевидно, он имел какое-то отношение к созданию чудо-часов и готов был говорить о них до бесконечности, как всякий творец о своем создании или как мать о своем отпрыске.
   - Так сколько там? Уже восемь? - спросил он. - Не пора ли поужинать?
   Кому поужинать, а кому и пообедать, подумал Марио, ощутив глухой рокот изголодавшегося организма. Конечно, он с большим бы удовольствием провел вечер с кем-нибудь другим, с Сьюзен, например, или еще лучше в одиночку, с самим собой, но выбирать не приходилось. К тому же он не представлял еще, как здесь, в Нью-Беверли, решают проблему желудка.
   - У нас неплохая кухня, - заверил его Полковник, когда они выходили из дома.
   Служители Башни, насколько успел подметить Марио, знали толк в радостях жизни и окружали себя комфортом. Тот же ресторанчик, где они оказались за считанные минуты, мог служить эталоном уюта, причем не дешевого. Где только набрали столько поделочного камня! Зал словно выточили в малахитовой горе и в меру обсыпали хрусталем, создав иллюзию пещеры.
   Они прошли к периферийному столику, спрятанному в овальной нише, и погрузились во все мягкое - мягкий полукруглый диван, мягкий свет, мягкая музыка.
   Посетителей было немного, они хорошо знали друг друга, и появление нового человека вызвало легкое движение. Марио поймал на себе несколько любопытствующих взглядов. Подошел официант и тоже пристальнее, чем полагалось бы, посмотрел на гостя.
   - Вы уже знаменитость, - прошелестел Полковник, отпустив официанта с заказом.
   Марио особенно не вникал, что тот заказывал, листая пухлое меню, но, судя по записям официанта, Полковник не скупился, и эта неожиданная щедрость вызвала смешанное чувство почтения и удивления. Кто бы мог подумать, глядя на его усохшую фигуру, что в ней живет душа отъявленного гурмана. За столом он, видимо, не ограничивал себя, к еде относился серьезно. А тут, похоже, особенно постарался, чтобы не ударить лицом в грязь - ужинать-то пригласил он и был, следовательно, за хозяина. Марио встрепенулся, услышав, как тот в числе прочего заказал креветки. Сделал он это без всякой задней мысли или был здесь намек: видишь, и об этом я тоже знаю?
   ... она поставила перед ним плетеное блюдо с креветками, села напротив, подперев лицо кулачками. Так было вчера, позавчера, все те дни, когда он приходил. Ей нравилось смотреть, как он разделывался с рачками - только хруст и шелест хитиновой шелухи. В открытое окно порывами влетал ветер, теребил ее волосы. Ветер приносил запахи моря - оно пахло креветками. И ее волосы тоже пахли креветками. "Ты ешь, ешь, шептала она. - А я буду смотреть. Только смотреть и слушать. Скажи что-нибудь". Он молчал. "Скажи, что вкусно". Он молчал. "Скажи, что придешь завтра". Он молчал. "Хоть слово, ну, назови меня по имени". И тогда он сказал: "Улетаю сегодня. Через час пойду". Кулачки сошлись на подбородке, спрятали губы, нос. "Лучше бы ты молчал", - сказала она...
   Полковник (Марио почувствовал это с первой встречи) был не из тех людей, которые что-то делают по простоте душевной или по наитию. Если он поворачивается спиной и ведет разговор затылком, то не потому, что так ему удобней, а из каких-то высших, одному ему известных соображений. Ужин на двоих - не дань знакомству и знак расположения, а деловая встреча. И те же креветки, не исключено, со значением, с вопросительным или восклицательным знаком. Гурман за столом, тактик в беседе. Вполне возможно, что никогда больше им и не доведется сидеть вот так вместе, не будет в том надобности, но сегодня ужин был просто необходим - надо как-то завершить затянувшийся акт знакомства.
   - Вы, кажется, спросили, нет ли у меня неприятностей? вернулся Полковник к началу разговора. - Лично у меня нет. Но предчувствие... Вы доверяете своим ощущениям? У меня прямо-таки собачий нюх на всякую пакость, честное слово. Воздух Нью-Беверли мне сегодня не нравится. Запашок какой-то... Вам уловить пока трудно, человек вы здесь новый. Говорите, сосной пахнет, озоном? Хотел бы поменяться с вами местами. Или лучше носами?
   Полковник шутил. Зачем-то ему и это нужно было - шутить. Улыбайся, Марио, улыбайся!
   - У нас тут довольно людно, штат приличный. Но вам придется иметь дело с немногими. Вы их уже знаете, это наша "святая троица" - Сьюзен Маккали и те двое, Трене и Хаген. Да, Учитель и Доктор. Почему именно с ними? А в Башню никто больше не вхож. Он допускает только их. Ну, теперь и вас, конечно.
   Шутил, оказывается, неспроста. Разве мог он сообщить такую новость, не усыпив внимание собеседника. Манера у него такая - о самом важном говорить как бы вскользь: коснется слегка и мимо. К тому же сейчас он призвал на помощь и руки. Рассказывая, Полковник производил сложные манипуляции с салфеткой - теребил концы, складывал и разворачивал, то вдруг стряхивал, как иллюзионист, закончив фокус.
   - Представьте, я сам ни разу не был в Башне и не видел Его.
   - Может, не доверяет?
   - Если бы так! Он же сам подбирает и назначает людей.
   По словам Полковника выходило, что Большой Мозг узурпировал власть в Нью-Беверли, без его ведома и трава не росла, и чихнуть никто не смел. Он не только распоряжался кадрами, но и определял программу и режим работы филиала. Появление здесь Марио - тоже его прихоть. Зачем-то понадобился ему непонятно кто - выдал только программу: где и как искать, по каким данным ("Анкета была чудовищной") и затем из двух десятков кандидатов выбрал одного - Марио Герреро ("Вы счастливчик, Марио!"). Вся эта операция проводилась под кодом "Сын" ("Так что здесь вы - Сын"). Распоряжения Башни исполняются беспрекословно, какими бы нелепыми они ни казались. И вообще напрасный это труд - пытаться что-либо понять, если Он сам не сочтет нужным объяснить.
   - Дело, как видите, не в доверии, - продолжал Полковник. - Просто Он рационален. Мне нечего делать в Башне - незачем, следовательно, и совать туда нос. И правильно это, умно. Собственно, там никому делать нечего. Башня связана со всеми службами, полная автоматика. Сиди на своем месте и работай.
   - А как же те, "святая троица"?
   - Вот тут загадка! - Полковник покрутил салфеткой, наматывая ее на палец. - Они тоже в недоумении. Вызвать может в любую минуту и без всякого повода, хотя в том нет никакой необходимости, общаться с ними Он может по каналам связи... По мне, лучше бы туда никто не ходил. Рано или поздно это плохо кончится.
   Слушай, Марио, слушай. Нечего пялить глаза на салфетку, ничего с ней не случится, никакого чуда с ней не произойдет, никакой он не фокусник. Ловкость рук - не его призвание. Что он умеет, так это жонглировать словами. Одно говорит, а хочет сказать другое.
   - Мы не лишены слабостей, ведь так? - Полковник спустил салфетку с пальца и, положив на стол, свернул ее конусом. Человек вообще создание хрупкое и в этом смысле ненадежное. Мало ли что взбредет в голову той же Сьюзен или, скажем, вам. Вдруг нервный срыв или того хуже. Может, неделю назад кого из вас собака цапнула, а сегодня вы в Башне. И тут - на тебе, началось...
   ... уже смеркалось, когда он увидел его. Тот тащился по свалке и длинной палкой ворошил мусор, вываленный за день из контейнеров. Марио узнал пальто с полуоборванным карманом. Все в нем сжалось и замерло, как в тот раз, когда он подбирался к рыжему псу с куском булки в руке... Бродяга выходил прямо на него. Прячась за мусорные кучи, Марио отполз в сторону и стал ждать. Железный прут жег ладонь, будто накалил его кто. Что-то острое впилось в коленку, подрагивали от напряжения ноги. Нужно было еще выждать, совсем немного, пока тот пройдет, повернется спиной, но не хватило дыхания. Рывком он поднялся с земли и, уже не помня себя, бросился на ненавистное пальто. Удивленно застыли глаза на заросшем лице. "Ты что, змееныш?!" Бродяга пытался защититься палкой, но оступился, упал. "Убьет, убьет, - забормотал он в испуге и вдруг заорал во весь голос: - Спасите! Он бешеный, его укусила бешеная собака. Спасите, убивают!"...
   - Вы ведь тоже не из железа. - Ухватив салфетку за вершину конуса и приподняв ее над столом, Полковник смотрел, как она развертывается. - Вот я и говорю - лучше бы никто туда не ходил. Ну а поскольку изменить пока ничего нельзя, нужна предосторожность.
   Истерзанная салфетка упала на пол. Похоже, Полковник оставил ее в покое. Сеанс иллюзиона окончен. Птичий взгляд клевал лицо Марио.
   - Вы уловили мою мысль? Пока Большой Мозг вступает в контакт с людьми, нет гарантии, что с ним ничего не случится. А гарантии нужны. Постарайтесь поближе сойтись с вашими новыми друзьями и будьте повнимательнее. Для взаимного, так сказать, контроля. Надеюсь, вы понимаете, насколько это важно.
   - Так вы хотите, чтобы я присматривал за ними?
   - Называйте это как вам угодно, - лениво отреагировал Полковник. - Я счел своим долгом обрисовать ситуацию. В интересах дела, и ваших тоже. Теперь и вы несете ответственность. Потом вы сами поймете.
   Жан Трене полулежал в кресле, широко разбросав ноги. На столике перед ним стояла бутылка виски и сифон с содовой. Судя по уровню жидкости в бутылке, Учитель находился здесь давно. Он держал на груди фужер, обхватив его ладонями, и терпеливо ждал, когда вошедший заметит его. Марио застыл от неожиданности, едва не налетев на торчащую из-под столика ногу.
   - Да, это я. Не ожидал? Зашел поболтать. Не возражаешь? Приземляйся. - Жан придвинул ногой второе кресло. - Выпьешь? С Полковником ты вряд ли отвел душу. Как ужин?
   - Мы не скучали.
   - Да ну его, зануда! Разве не так?
   Говорил он своеобразно - скажет и тут же вопрос. Причем не столько спрашивал, сколько утверждал: какие тут могут быть сомнения!
   - Полковник - это Полковник. Согласен? Принимать его можно лишь малыми дозами и по необходимости, как лекарство. Не вкусно? На меня он действует отрезвляюще. Представляешь? Войди он сейчас - я вмиг как стеклышко!.. Ты как насчет этого? - Жан постучал ногтем по фужеру. Тот отозвался хрустальным звоном.
   - Не подумайте чего... вообще не пью. - Марио для убедительности отодвинул от себя уже наполненный фужер.
   - Слушай, давай на "ты", сразу, чтобы потом не привыкать и не отвыкать. Тебе это не трудно? Со мной чем проще, тем лучше. Договорились?
   - Постараюсь, - пообещал Марио.
   - Вот и хорошо. Так ты из трезвенников? Я тоже не любитель, но когда есть повод... а поводов тьма. Вся наша жизнь - сплошной повод. Ты не находишь? Можно не просыхать. Сегодня особенно - миллион причин нализаться. Если бы ты только знал... А может, знаешь? Нет, тогда бы тоже нализался. Все же я за знакомство, за тебя. Можно? - Жан сделал большой глоток.- О чем это мы? Да, о Полковнике. В малых дозах рекомендую, полезно. Должность у него такая - без него нельзя, а с ним тошно. Так бывает? Но в своем деле он дока, виртуоз. Убедился? Настоящая лягавая. Ты хоть знаешь, как он тебя выслеживал? Его мальчики наверняка пробежали по всей твоей жизни, от пеленок. Не веришь? Он знает, как ты мочишься в туалете.
   - Он не скрывает. Полковник был откровенен, - возразил Марио.
   - Кто? Полковник? Жди! - Жан возбужденно дернулся. Виски плеснулось ему на руку, но он не заметил, не вытер. - Ну да, врать он не будет, солидность не позволяет, но чтобы откровенничать... Хочешь пари? Голову в заклад - главного он тебе не сказал...
   ... от аэропорта автобусом он добрался до городской окраины, а там пошел пустырем, углубляясь в темноту и прибрежные дюны. Где-то впереди маячили редкие огоньки рыбачьего поселка. Он считал их, пересчитывал, но нужного не находил. Старик наверняка в пивнушке, но она-то должна быть дома. Разве что улеглась спать. Только рано еще, десяти нет. Вот будет сюрприз... Ее волосы пахли креветками и на губах вкус креветок. Расставаясь, они знали, что это навсегда, хотя ни о чем таком не говорили. Провожать она не поехала, да он и не настаивал. Зачем? И даже в аэропорту, когда объявили, что рейс откладывается до двух ночи, ему не сразу пришла мысль повидаться еще раз. Это уже потом, слоняясь по привокзальной площади, он праздно подумал: успею ведь. Без всякого плана вышел на автостоянку, а тут и автобус. Хотел ли он ее видеть? Вряд ли. Уйдя из погорелого дома, на пепелище не возвращаются... В ботинки набился песок, штанины обросли репейником. Он пялил глаза в темноту, пересчитывая огоньки в поселке, - одного не хватало, - и в нем просыпались страхи язычника, обнаружившего вдруг, что в знакомом созвездии над головой пропала звезда...
   Марио посмотрел на Жана: сильно ли тот пьян. Была минута, когда он собирался поделиться, о чем шел разговор за ужином и какое предложение подбросил ему Полковник. Однако передумал: лучше держать язык за зубами. Потом попробуй переубеди, что никакой ты не соглядатай и наушничать не собираешься. Раз тебе предложили такое - подозрение останется. Да и кто для него этот Жан Трене, чтобы выворачивать перед ним карманы?
   - Так о чем же умолчал Полковник? - спросил он без всякого интереса, лишь бы поддержать разговор.
   Жан ответил не сразу. Пожалел ли он, что спьяна затеял этот разговор? Не похоже. Пауза ему была нужна, чтобы опустошить фужер.
   - На нас идет большая охота. Не говорил ведь старый хрыч? Мы как загнанные зайцы. Соображаешь? - Он снова потянулся к бутылке.
   - И кто они, охотники?
   - Разве их разберешь? Визиток они не оставляют. Тут целая свора - боссы от бизнеса, военные, политиканы, мафия. Что им надо? Ищут ходы к Большому Мозгу. Идут на все. Хочешь иметь миллион, два, пять? Отвалят - им позарез нужен здесь свой человек. Удивлен? Радуйся, что у тебя никого нет. Что такое шантаж - знаешь? Сволочная, скажу тебе, штука. У меня тоже никого. У Доктора? У Кормилицы? Как шесты в пустыне - ни родных, ни друзей. У нас только Он, и Он это знает. А больше нам никого и не надо. Не веришь? Побываешь у Него, тогда поймешь. Еще не был? Скоро позовет. Завтра. Попомни мое слово - завтра. Не боишься? Зря ты не приложился.
   Он аккуратно слил в фужер остатки виски, медлен но, растягивая удовольствие, выпил и повертел бутылку, словно хотел удостовериться, что она пуста. Поднимался он долго, сложно: вначале уперся ладонями в подлокотники кресла, выжался, подобрал ноги и тогда только встал. Но держался твердо.
   - Засиделся? Пойду бай-бай.
   Марио проводил его до двери.
   - Жан, - обратился он, - ты не подумал, что я могу быть от тех, от охотников?
   - Ты? Не смеши. Тебя же просветили насквозь, до позвонка. Или все еще не понял, куда попал? Его не проведешь, у Него промашек не бывает.
   Учитель, похоже, ошибся: "завтра" началось и кончилось, а ничего не произошло... То есть события были, и день пролетел в суете, в каких-то хлопотах, разговорах. Не зная, чем он будет заниматься через пять минут, Марио тем не менее не имел ни одной свободной секунды. Как-то так получалось, что одно набегало на другое. На завтрак его пригласили по телефону, и брился он уже на ходу. Удивился, узнав, что живет он в одном коттедже со "святой троицей" - со вчерашнего дня дом не подавал каких-либо признаков жизни. Все уже жевали, когда он появился в столовой. Поздоровались буднично, будто знали его сто лет. Завтракали сосредоточенно, молча, но это было молчание занятых людей, потому не казалось тягостным. Посматривая на Жана, Марио искал следы вчерашних возлияний, но тот выглядел свежо, никаких признаков похмелья. Учитель первым поднялся из-за стола, за ним ушла Сьюзен. Не задержался и Доктор. Перед уходом он спросил, не пожелает ли Марио побывать у него в лаборатории, сказал, что зайдет за ним, вот только управится с кое-какими делами. И все это с подчеркнутой вежливостью, извинениями. В течение дня Марио еще раз встречался и с Жаном, и с Сьюзен, его водили по службам и отделам филиала. Виделся с Полковником - тот объяснил как выбраться, если появится такое желание, из Нью-Беверли, что оказалось очень просто - надо позвонить в гараж и вызвать машину. При всей хаотичности, случайности этих встреч и разговоров Марио с удивлением обнаружил, что лучше и не мог бы распорядиться своим временем. Такое впечатление, словно опытный секретарь заранее жестко распланировал его день и строго следовал этому плану. Поток жизни подхватил Марио, размывая вязкую плотину настороженности и недоверия, и теперь ему казалось, что он уже вечность в Нью-Беверли.
   И только к ночи, сразу после ужина, он почувствовал, что совершенно свободен. Не будет больше ни встреч, ни разговоров, и даже нечаянный гость, вроде Жана, не зайдет к нему отвести душу - все оставили его.
   Марио покружил по кабинету, не зная, чем заняться, и вдруг обнаружил себя у окна. Высмотреть он там ничего не мог: вплотную почти касаясь ветвями стекол, снаружи подступала молодая секвойя, и только в верхнем углу открывался клочок потемневшего неба. Он заставил себя вернуться на середину комнаты, постоял, покачиваясь на носках. Взгляд остановился на книжном шкафу. Не выбирая, он взял какую-то книгу, открыл наугад. Прочел страницу, на большее его не хватило - он снова стоял у окна.
   Потом он выключил свет, решил, что это поможет успокоиться. Стоял в темноте, пытаясь понять, что с ним. Рука нащупала часы. Толчок! Могло и показаться: наверняка, это нервный импульс или ток крови. Но часы словно ожили, он ощущал их так, как если бы под ладонью был мышонок. Еще толчок и короткий писк.
   Сигнал прозвучал не столь четко и требовательно, как у часов Сьюзен, и тем не менее это был сигнал, теперь Марио не сомневался, он не ослышался. Невесть из каких уголков памяти всплыла картина: в темном глухом подъезде стоит человек и не решается позвонить, уже и палец на кнопке, а он все раздумывает; когда же наконец собрался с духом, надавил так осторожно, что самому не понять, позвонил он или только собирается.
   Ему никто не объяснил, что делать, когда это случится. Но ни растерянности, ни колебаний он не испытывал. Бросился из комнаты - и не к основному выходу, а к боковому. Знал ведь: так быстрей! Со ступенек прыгнул в темноту, побежал напролом, веря, что и вслепую выберется к Башне.
   Она призрачным облаком выплывала из ночи. Спрятанные по обочине поляны прожектора в четверть накала освещали ее основание. В рассеянном свете еще угадывались очертания нижних ярусов, а вершина терялась где-то в звездной выси.
   Прямо по ходу обозначился портал. Марио направился к нему, не представляя пока, как он проникнет во внутрь и как заявить о себе - голосом, пинком в ворота или же существует какая сигнализация. Литая броня дверных створок отсвечивала холодным блеском. Что стоять, что ломиться - с одинаковым успехом можно было до скончания века.
   Ждать однако не пришлось. Створки бесшумно разошлись, пропустив его в просторный бункер, и тут же сомкнулись. Прекрасная ловушка, мелькнула мысль, но созреть не успела: справа в стене образовался проход. Марио шагнул в проем и очутился в кабине лифта. Что это за лифт, он понял, ощутив ускорение подъема. Он плохо помнил свое состояние, вс^ что происходило с ним, напоминало сон. Вот только пробуждение почемуто не наступало. Лифт уносил его в неизвестность, и даже воображение забастовало: он и отдаленно не мог представить, что увидит сейчас.
   ...задул ветер, заструился, застучал по бумаге песок. Марио очнулся от дремы, сбросил с лица газету. Зеленое солнце ударило в глаза, и весь ослепительный яркий день казался ему со сна зеленым. Во рту пересохло, за ушами и под подбородком щипало от пота. Долго же он спал, если так его разморило. С трудом поднялся, стряхивая въевшийся в кожу песок, выбрался из ложбинки. Кто-то еще был на берегу. Вначале он увидел сложенные на камне вещи, потом женщину. Она выходила из воды, вытирая ладонями лицо. Удивилась, заметив его, - откуда он тут взялся, но не испугалась и даже не попыталась прикрыть руками наготу, как это делают застигнутые врасплох женщины. "Ты что, не видел голых баб?" - сказала без всякого недовольства и пошла к одежде. Он присел на корточки, смотрел, как она одевается. Мир все еще казался зеленым. "А ты не псих?" - спросила она, когда он, увязавшись, приплелся в поселок и уже стоял на пороге дома. "Ладно, заходи, - сказала она. - Только на столе у меня ничего нет. Могу сварить креветки, если хочешь"...