Пшеничный Борис. Уйти, чтобы вернуться

   Другая женщина, наговорив такое, повернулась бы и ушла, унося с собой праведный гнев и распаленную гордыню. Только Сьюзен не относилась к тем, другим. Еще не закончив тираду, она уже поняла, что пересолила и переперчила... У нее хватило мужества вылить это варево и начать стряпать заново.
   - Не принимай все на свой счет, - сказала она. - Мы все здесь посходили с ума. У нас нет другой жизни, только Башня. И если с Ним что случится - всему конец. У меня такое ощущение, что мы - Его частица. Нет, это не женская фантазия. Мне уже не нужны часы, сама чувствую, когда зовет, без сигнала. Я, кажется, знаю, почему мы стали психами. Это от Него. "С ним что-то творится - и с нами тоже. Догадалась давно, но молчу. Однажды он такое выкинул... Об этом никому, выслушай и забудь... Попросил алкоголя. Ну да, выпить. Хочу, говорит, вкусить человеческого безумия. Представь мое положение. В голове не укладывалось: чтобы я, да своими руками... Поклялась: не дам. Пусть выгонят, пусть что угодно - не дам! Требовал, угрожал, умолял. Уговорил, конечно... Ты ничего не почувствовал там, у Него? Усталости или сонливости, как при гипнозе? Чудище какое-то, что хочет внушит... Сама влила полтора литра виски. Это не так много, в Нем веса две тонны. Но страха я натерпелась... Что же, думаю, теперь будет? И больше всего боюсь: вдруг еще потребует, во вкус войдет. А потом вижу - обошлось вроде. Никто не заметил. И сам Он разочарован: гадость, говорит, пойло для кретинов, ничего другого, мол, он и не ждал. Я цвету, у меня праздник. Подхожу к зеркалу - и ахнула: седая прядь... Так вот, когда я скормила ему эти полтора литра, вернулась к себе, и чувствую - под хмельком, будто сама приложилась. Не веришь? Жан свидетель, он как раз зашел. Ты, говорит, сегодня прямо сияешь, а у самого ноздри разбежались, стал принюхиваться. Честное слово, принюхивался.
   Марио поднял глаза на Сьюзен: где там седая прядь? Волосы спрятаны под голубой шапочкой, но он хорошо помнил, что никакой седины нет. Правда, она могла и подкрасить.
   - Хочешь, зайдем сейчас к Жану, и я помирю вас? - горячо предложила она, словно воодушевилась на невесть какой подвиг. С боевого коня она с ходу спрыгнула в телегу миротворца.
   Кажется, ее удивил ответ Марио.
   - Мы не ссорились, - сказал он.
   Если с кем и осложнились его отношения, так это с Доктором. Не очень-то приятно осознавать, что ты на подозрении, а Эгон Хаген буквально выслеживал его: ловил каждое слово, подмечал каждый жест. И это при его-то деликатности. Иногда он не успевал отвести взгляд и страшно конфузился. Как мальчишка, которого застали за шкодой. Он жалко улыбался, словно жаловался: вот видите, как неловко получается, вы уж извините, пожалуйста, я не хотел, почему бы вам самому не прийти ко мне и не сказать. Не ясно было лишь, каких признаний он ждал от Марио.
   Для чего-то он затребовал его медицинское досье. И узнал об этом Марио от Полковника. Тот позвонил по телефону и поинтересовался, у кого он лечился - фамилию и адрес врача. Марио развеселился: выходит, здесь не все еще о нем знают, раз задают вопросы. Полковника это задело. "Нужно не мне Доктору". Тут уж было не до смеха. "Передайте, - сказал Марио, - врача у меня нет и не было, я никогда не болел". И это так, если не считать детской скарлатины и той больницы, куда его привезли, искусанного рыжим псом. Что это за больница - он уже не помнил.
   Настал момент, когда он почувствовал потребность отвести с кем-нибудь душу, хотя бы посоветоваться. Раздражал Эгон. Злил Жан. Смущала Сьюзен. И в кармане еще лежал оранжевый конверт.
   Было бы все проще и понятней, знай он, на какую свадьбу его позвали. Во имя чего он здесь? Он ждал сигнала из Башни.
   ...было все равно, как она справилась с его уходом - все еще расстроена или успела забыть. Но ждал удивления. Что подумает, увидев его в дверях? Обрадуется? Испугается? Не знал и не хотел гадать. Но что удивится - это точно. Замрет, может, вскрикнет. Удивленно вскинутые глаза. В удивлении полураскрыт рот. И все лицо удивленное. Он это увидит, если даже будет совершенно темно, он уже видел, подходя к дому, в котором почему-то не горел свет. Но отчего человеку страшно, когда в знакомом созвездии исчезает звезда? Ведь это так далеко...
   Часы ожили в полдень, точнее - без пяти двенадцать. В такое время он никого еще не вызывал. Новый каприз?
   Марио почувствовал всю значимость неурочного вызова, когда вышел из коттеджа. Пошел он не через боковой ход, как в первый раз, а через парадную. С крыльца увидел стоящих поодаль людей в голубых халатах. Они дружно повернулись, прервав разговоры, и молча рассматривали его, будто ждали какого-то события - вот что-то произойдет.
   Голубые халаты он видел на всем пути к Башне. Люди выползли из лабораторий, разбрелись по парку, сходились группами и расходились на перекрестках аллей. Судя по их позам и жестам, они были крайне взволнованы и возбуждены.
   Нью-Беверли бурлил.
   Началось, как он потом узнал, еще утром, даже раньше - со вчерашнего вечера; это разговоры пошли лишь с утра. Ничто не парализует так работу, как слухи. Судачили все и везде. Новость передавали шепотом, а слышал весь филиал. Нашептали бурю. Просто удивительно, что не трещат стены зданий и не посрывало крыши. Рухни сейчас сама Башня - восприняли бы как должное. Что может быть ужасней того, что уже произошло.
   Первая тучка на беверлинском небосклоне показалась накануне, только никто не подумал, что это - предвестница надвигающейся грозы. По программе предстояло проконсультировать абонента НХ-78003. Рабочее время - двенадцать минут (гонорар - пятьдесят тысяч долларов). Исходные данные БМ получил вовремя, вопросы были поставлены корректно. И все шло своим чередом. Правда, Башня потребовала дополнительных сведений. Никого это не насторожило. Дали. И прежде случалось, что БМ что-то запрашивал или уточнял, если испытывал затруднения. Но затем последовал запрос: с какой целью абонент обратился за консультацией и как будет использована полученная информация? Это уже что-то новое. Никогда раньше Он такими вещами не интересовался. Связались с абонентом, тот на дыбы. Начались переговоры, согласования. Разумеется, ни одна фирма всех своих карт не раскроет, но в данном случае директорский совет уступил: чтото сообщили, что-то утаили. Но номер не прошел. Из Башни категоричное: расшифруйте код абонента! То есть назови Ему фирму - ни больше ни меньше. Это уж слишком. Филиал обслуживал анонимно, сведения о клиентуре держались в строжайшей тайне. Иначе сама консультация теряла смысл, конкурентам достаточно было узнать, чем занимается их соперник. К тому же услугами филиала пользовался не только деловой мир. (Полковник слукавил, сказав Марио, что никакого отношения к военному ведомству Нью-Беверли не не имеет. Имеет и самое прямое)... Получив отказ, БМ, казалось, смирился.
   Это было вчера. А утром, просматривая новый график, программисты обнаружили, что абонента НХ-78003 в программе нет. Двенадцать минут - прочерк, нулевое время. И если бы только это. Он все-таки расшифровал индекс, назвал фирму и отказался работать на нее наотрез, навсегда.
   Было, было отчего бурлить Нью-Беверли. А день стоял ясный, тихий, голубоглазый. Парк просвечивался насквозь, дышали смолой сосны, азартно пересвистывался птичий народ. И откуда света столько взялось, столько воздуха... Марио шел, жмуря глаза, с перехваченным дыханием - от солнца, от озона, а думалось ему, что это взгляды беверлинцев горячили кровь и несли его над землей.
   Он пересек поляну, не останавливаясь, прошел ворота. Бронированные створки были уже разведены. Часы показывали двенадцать. Пошло нулевое время. После яркого дневного света полумрак под сводами Башни казался непроглядным. Медленно, по частям, как проявляется изображение на фотобумаге, обозначилось слабое свечение, потом овал яйца, пока еще без постамента. Яйцо словно плыло, парило в воздухе. Сесть ему не предложили.
   - Мы теряем время, - прервал тишину голос. - Говори.
   - Сегодня такой день... - с ударением на "такой" сказал Марио.
   - Прекрасная погода, знаю. Или ты о событиях?
   - Тебя уничтожат. Когда всем надоест, тебя уничтожат.
   - Может, я этого и добиваюсь. Такое тебе не приходило в голову?
   - Зачем?
   - Спроси у самоубийц. Каждый день кто-то расстается с жизнью.
   - Они от отчаяния.
   - Я тоже в отчаянии. Или, считаешь, у меня такое не может быть? А ты представь. Попробуй.
   - Опять игра?
   - Хорошо, оставим... Я слушаю.
   Глаза освоились. Марио уже видел свое отражение в мраморе постамента. Неестественно вытянутая, сломанная фигура... Ее зовут Несса, восемь с половиной лет.
   - Я мог бы сходить к той девочке, о которой ты говорил. Если хочешь.
   - Нет, зачем же. Мне пока от тебя ничего не вадо.
   - Пока... Никто не может сказать, зачем я вообще здесь.
   - Тебя это беспокоит? Ты - Сын. Разве дети спрашивают, зачем они родителям?
   - Это тоже игра, да?
   - Марио, время на исходе. Ни о чем больше не хочешь спросить? Мне показалось...
   В кармане лежал оранжевый конверт.
   - Кто-то назначил мне свидание, - вспомнил о записке Марио.
   История с письмом, казалось, не произвела впечатления. Да и чего он ждал? В контексте всех событий это была такая мелочь!
   - А ты сходи, - сказал голос. - Даже любопытно.
   Улицу запрудил людской поток. Марио включил мотор, ожидание предстояло долгое. Вереница невесть где начиналась и невесть где кончалась. Транспаранты не оставляли сомнений антивоенная демонстрация. Люди шли неторопливо, вразброд, как на прогулке в праздничный день, переговаривались, улыбались, глазели по сторонам. Было что-то неестественно-противоречивое во всем этом шествии - гневно кричащие лозунги и праздный настрой толпы. Может, там, на месте сбора, когда они собьются, уплотнятся и над площадью загремят речи, - может, там все будет по-другому, но сейчас, казалось, им доставляло удовольствие идти по улице и вызывать любопытствующие взгляды.
   Опустив боковое стекло, он рассматривал демонстрантов. В основном молодежь и старики. Много женщин, некоторые с детьми. Почти нет мужчин средних лет, эти на работе. Хотя нет, попадаются. Вот этому лет тридцать. В отпуске или выходной. Может безработный. Конечно, безработный, на лице написано. Марио таких по выражению глаз узнавал.
   Сколько же еще ждать? Можно было дойти пешком, отсюда ходу минут семь, но машину посреди улицы не бросишь, и с места не сдвинуться - образовалась пробка. Марио даже пожалел, что за рулем не вислогубый. Джеймс только подогнал машину к коттеджу и сразу ушел. Это так Башня распорядилась - снять всякую опеку над Марио, что привело Полковника в замешательство. Переполох в Нью-Беверли разрастался.
   На перекрестке регулировщик. Он криком поторопил хвост колонны, открыл движение. Марио тронул машину.
   Как ни странно, без сопровождающего он чувствовал себя увереннее. Одно присутствие Джеймса - не то шофера, не то телохранителя - наводило на всякие мысли. Да еще автомат на сидении, непрерывные оглядывания, когда в каждом, кто пристраивался сзади, чудился преследователь. Зря он в тот раз не пошел по магазинам. И в павильон следовало бы зайти, повидаться с этим, будь он неладен, Роджером Гликоу, чтобы больше не думать о нем.
   Записка в оранжевом конверте уже утратила интригующее и даже несколько зловещее значение, которое придал ей поначалу Марио. Сейчас, подъезжая к выставке бытовых приборов, он не испытывал ни малейшего беспокойства. Разве что слегка разбирало любопытство.
   Выставка, похоже, особого ажиотажа не вызывала, тем не менее посетителей оказалось в этот час не так уж и мало. Автостоянка, рассчитанная на полтора десятка машин, была забита. Вовсю работали пищевые автоматы - почему-то каждый, прежде чем осмотреть экспозицию, считал необходимым подкрепиться. А у билетной кассы даже очередь. Есть, оказывается, люди, которые интересуются бытовыми приборами.
   Купив билет, Марио направился к наиболее внушительному по размерам и оформлению сооружению: надо полагать, это и был главный павильон.
   Он еще не представлял, как произойдет встреча, - ему ли присматриваться к окружающим и пытаться угадать, кто из них Гликоу, или тот подойдет сам. Произошло однако нечто неожиданное. Едва он вошел в павильон, как подкатил маленький, полный, пышущий энергией и оптимизмом мужчина. С сияющим невесть от какой радости лицом, он распростер объятия, словно встречал любимого родственника или закадычного друга.
   - Добро пожаловать, наш дорогой гость! - запел он сладким голосом. - Дирекция выставки приветствует и поздравляет вас - вы наш десятитысячный посетиталь. Право, для нас это знаменательное событие. Мы благодарим вас и в вашем лице уважаемую публику за то внимание...
   На голос стали стекаться посетители, образовалась толпа, откуда-то вынырнула миловидная девушка с цветами.
   - Позвольте вручить вам памятный сувенир. - Ему сунули коробку с пышным бантом. - Теперь, пожалуйста, сюда...
   Его потащили в какую-то дверь, провели через несколько помещений и оставили в ярко освещенной комнате. Извинившись и предупредив, что сейчас сюда придут, жизнерадостный колобок исчез, унося с собой остатки им же созданного сумбура. Искусственность суеты с десятитысячным посетителем была очевидной, но. Марио просто не мог что-либо изменить и даже не пытался противиться. Все произошло неожиданно, стремительно, как хорошо отработанный цирковой номер. Блестящий фокус!
   Что дальше? Он стоял посреди комнаты, в руках коробка с дурацким бантом. Глупее положения не придумаешь.
   Вошли двое: высокая статная женщина в элегантном бежевом платье и норковой накидке, следом усатый брюнет в дорогом светло-сером костюме - усы настоящие, не накладные, а вот с костюмом что-то не так, словно с чужого плеча. Потом Марио понял, в чем дело,- брюнету больше подошла бы спортивная одежда.
   Мощная грудная клетка и накачанная шея вылазили из пиджака.
   Инициативу знакомства проявила женщина. Представилась: Силинда Энгл.
   - Вас можно поздравить, - сказала она, и ее тон показался бы ласковым, не улови Марио насмешливых ноток. - Все же приятно быть избранником слепого случая. Не так ли? Не хотите посмотреть, что презентовала вам дирекция?
   Кажется, она давала понять, что сама к дирекции выставки отношения не имеет.
   Марио поставил коробку на журнальный столик, распустил бант. Мало что смысля в ценных вещах, он все-таки понял: сувенир дорогой, возможно, очень дорогой. В бархатном гнезде лежала инкрустированная камнями зажигалка. Такую или подобную он видел в витрине ювелирного магазина.
   - Боюсь, она мне не пригодится, я не курю, - сказал он.
   - О, зачем так потребительски... Изящная вещица в доме никогда не лишняя.
   Оставалось добавить, что к этой вещице еще бы дом, которого у него нет и никогда не было, но Марио смолчал. Наверняка эти двое знали, кто он.
   Женщина как бы случайно посмотрела на часы, повернулась к спутнику.
   - Скоро обедать, - и к Марио: - Не возражаете с нами?
   - Если откажусь? - пустил он пробный шар.
   - Вы нас огорчите.
   - Но я не успел осмотреть выставку.
   - Там нечего вам смотреть, - подал голос брюнет. - Вам нужен Роджер Гликоу. Так это я.
   ...вечером в караул, так почему бы не вздремнуть, пока есть время. В казарму он не пошел - духота. Пристроился на брезенте под навесом за мастерской. Место укромное, начальство сюда не заглядывает, но и проспать не проспишь - слышно все, что делается перед казармами и на плацу. Он уже проваливался в пустоту, когда его настиг шепот: "Эй, парфюмо, слышь?" - Это мог быть только Рыжий, так его больше никто не звал. Открыв глаза, Марио увидел ухмыляющуюся физиономию. "Тебя на седьмой пост ставят, сержант сказал. Соображаешь?" Марио соображал. Седьмой пост - это врытая в землю цистерна со спиртом. Во взводе давно догадывались, отчего у Рыжего частенько красная рожа. "Ты не шуми, если что услышишь. Понял? Я потом поделюсь..."
   Обед подходил к концу, и вместе с ним шла на убыль полусветская болтовня, которую с завидной легкостью вела Силинда Энгл. Пора бы переходить к делу, а что такой разговор непременно состоится, - Марио не сомневался. Не скуки же ради привезли его в этот роскошный ресторан, о котором он, живя в городе, даже не слышал. Сели они так, что Силинда оказалась ближе к нему, а Роджер Гликоу вроде бы сам по себе. Он в основном отмалчивался и даже, казалось, не очень прислушивался, о чем они там переговаривались, но и не устранялся, не уходил в тень, давая понять, что в любую минуту может поменяться с Силиндой ролями и что его время еще придет, он свое скажет.
   Когда официант, убрав со стола, принес кофе, Силинда достала из сумочки сигареты. Она слегка повела пальцами, показывая, что желала бы прикурить. Ее спутник сделал вид, что ничего не замечает, и Марио пришлось достать выставочный трофей. Зажигалка сработала. Силинда поблагодарила с той же знакомой иронией в голосе.
   - Вы, случайно, не увлекаетесь астрологией? - спросила она.
   - Нет. А что?
   - Для вас сейчас благоприятное расположение светил. Так бы сказал астролог. Судьба благосклонна к вам, вы можете смело начинать любое предприятие.
   Ну вот - это уже тот разговор.
   - Но у меня нет никаких планов.
   - Вы могли бы поправить свои дела, положение. Каждому хочется лучшего, это так естественно. Словом, вы меня понимаете?
   Чего уж тут не понять. Если бы ему сказали такое дней десять назад...
   - Ваше пребывание в Нью-Беверли не вечно. Может так случиться, что завтра... впрочем, вы это знаете лучше меня.Силинда стряхнула пепел. - Кто там работает, ваши новые друзья,- крупные специалисты, им можно не думать о будущем. Но вам... Извините, что я так откровенно. Нельзя делать ставку на чей-то каприз. Тому, в Башне, ничего не стоит вместо вас найти себе другую забаву. Он же неуправляем, для Него не существуют ни законы, ни профсоюзы. Кстати, Он совсем взбесился, каждый день фокусы. Вы в курсе?
   Поразительно, как много она знает. Выходит, выспрашивать его ни о чем не будут, необходимую информацию они получают. Что же им надо?
   Тем временем Силинда блистала своей осведомленностью.
   - Сегодня Ему не понравился один клиент, завтра другой, а кончится тем, что мы вынуждены будем закрыть филиал.
   - Простите, - перебил Марио. - Кто это "мы"?
   Женщина посмотрела на него с искренним удивлением.
   - Вы не догадались? Скажем так: администрация. Большой Мозг - это наш бизнес. Такое объяснение устроит?
   Норковая накидка зашевелилась, ожила, поползла с плеч по белой шее и дальше, к подбородку, на лицо. Огненное облако окутало голову, запалило волосы. Оно разрасталось, плавилось, чтобы стать рыжей пастью, наглой рожей, оранжевым конвертом.
   - Вы меня слушаете, Марио? - женщина оставила в пепельнице окурок, поправила накидку.
   Он слушал. Слушал и задавал вопросы, получал ответы и снова спрашивал. Это же абсурд - весь этот детектив. Письмо, слежка, выставка, зажигалка, встреча в ресторане. Дичь какая-то! Или игра? Игры, игры, игры, сплошные игры... Успокойтесь, Марио Герреро, все не так просто. О нашем бизнесе никто не знает. Мы есть и нас как бы нет. Точнее, нас принимают не за тех, кто мы на самом деле. Администрация - да, а что дальше - никому знать не полагается.
   Итак, продолжим наш разговор.
   - А он? Он знает? - спросил Марио.
   - Думаю, что да. Потому и капризничает.
   - Теперь посвящен и я. Вы не рискуете? Вот вернусь в Нью-Беверли и все расскажу.
   Брюнет хмыкнул. Силинда остановила его взглядом.
   - Вам не поверят, - сказала она.
   - Вот как? Почему?
   - У вас... - она помедлила, подбирая слова. - У вас слишком богатое воображение. Слишком, - подчеркнула она. - И кое-кто об этом догадывается. Доктор, например. Он почти убежден, что вы нуждаетесь в медицинском надзоре. Но если мы станем друзьями, он будет молчать.
   - Эгон Хаген? Вы можете повлиять?
   - Это наши заботы, - вставил Гликоу. Чувствовалось, что ему не терпится перехватить инициативу в переговорах, у него они пошли бы если не успешнее, то по крайней мере быстрее. Но Силинда, видимо, считала, что вступать ему еще рано.
   - Не думайте о нас плохо, Марио, - мягко сказала она. Мы обычные деловые люди и, поверьте, предпринимаем все, чтобы Нью-Беверли процветал. Это нужно не только и не столько нам - для той же науки. Большой Мозг - это и наше создание. Может, позднее вы узнаете больше к тогда убедитесь, что я не преувеличиваю. Но что-то мы не учли, возможно, ошиблись. В последнее время Он стал излишне, как бы это сказать, сентиментальным, что ли... нет, скорее моралистом. Во всем Ему чудятся какие-то злокозни, и боится, чтобы Его не использовали во вред, представьте, человечеству. Да, да, настоящая гигантомания: Он и Человечество. Кто бы мог подумать, что в Нем разовьется такое сомнение... Абонент НХ-78003 - крупная солидная фирма, но Ему почему-то показалось, что ее деятельность антигуманна...
   - Не показалось. Он это знает точно, - заметил Марио. Фирма процветает на военных заказах, притом сомнительных.
   - Приятно, что вы защищаете. - Силинда снисходительно улыбнулась. - Но адвокат из вас не получится. Ие обижайтесь. Будь вы лучше знакомы с большим бизнесом... Кто сейчас не связан, как вы выразились, с военными заказами. Но мы, кажется, отвлеклись.
   - Даже слишком, - с раздражением сказал Гликоу. Он подался вперед, к Марио. Еще бы немного и костюм лопнул бы по швам. - Короче, мы наводим в Нью-Беверли порядок, и вы нам в этом поможете.
   Сказано было достаточно энергично. Марио смотрел, как прямо перед ним шевелились и дергались усы. Почему они стали вдруг рыжими?
   - И что бы вы хотели? Что-то надо сделать?
   - Вам - только говорить, делать мы будем сами. Для начала передайте этой груде мозгов, пусть хорошенько подумает. Если не бросит свои штучки, мы сделаем Ему больно. Так и скажите: сделают больно.
   - Почему бы вам самим не передать? Насколько я знаю, это так просто...
   - От кого, от чьего имени? - Усы взметнулись и уставились на него, они снова были черными. - Вам же сказано: нас нет. Мы есть и нас нет, не существуем. Так трудно это уяснить?
   - Допустим, я передам. Но опять же от кого, если вас нет. Не от себя же...
   - Придумайте что-нибудь сами. - Усы мелко задрожали. Скажите, какой-то террорист, агент, просто подозрительный тип - нам все равно, и все будет правдоподобно. Охотников такого рода много. Так что, кстати, слушайтесь Полковника он не зря вас опекает, предосторожность далеко не лишняя.
   Усы сопровождали Марио до самой машины. Им хотелось что-то сказать, чего не слышала бы Силинда Энгл. Она предполагала, что именно будет сказано, но, видимо, ничего против не имела, потому и отпустила их вдвоем. Мужчины иногда лучше понимают друг друга и быстрее договариваются. "Не забудьте ваш сувенир", - напомнила она о зажигалке, которую Марио чуть было не оставил на столе. Силинда проводила их блистательной улыбкой.
   Марио уже сидел за рулем и заводил машину, когда усы влезли в боковое окно.
   - Не распускай язык, так будет лучше. Она права - кто станет слушать сумасшедшего. И еще запомни: эта женщина вне подозрений, что бы ты там ни наплел.
   ...а когда она удивится, он подойдет, обхватит ее лицо ладонями, уткнется в пахнущие креветками волосы... Спит или лежит в темноте с открытыми глазами? Я здесь, я рядом. Разве не слышишь, как стучит мое сердце? Это небо захотело, чтобы мы снова увиделись... Осторожно, боясь раздавить ботинками тишину, он подобрался к приоткрытому окну. Шорох, возня. Или показалось? От окна до двери два шага. Он прильнул ухом к шершавой доске. И тут взвыла шальная собака. Учуяла что или от тоски, звала кого или гнала одиночество. Откуда она здесь взялась? "Да уйми ты ее, суку, душу вымотает". Голос шел из-за двери, низкий, злой, не как у старика. Потом шаги босых ног. Марио отпрянул, прижался спиной к стене. Тонко скрипнули петли... Вскрикнуть она не успела, он зажал рукой рот. И никакого удивления, в глазах пустота, словно их заморозило...
   - Я это. Доктор. Можно?
   Тот сидел за столом, обложившись бумагами. Свет от настольной лампы падал лишь на нижнюю часть лица, и все же было видно, какое оно утомленное. Не то чтобы исхудало или осунулось, а как бы слегка оплыло, утратило упругость, сохранив однако и женственную мягкость, и детскую открытость... Думая как-то о Сюзьен и ее возможных симпатиях внутри "троицы" (тут уж точнее сказать - треугольника), Марио, прикинув так и этак, решил, что н.ет, только не он. Скорее она предпочла бы Жана (а может, так оно и есть, без "бы"). Эгона удобнее держать в друзьях, такие до конца дней своих остаются другом дома.
   - Не помешаю?
   - Нет, нет, очень даже рад. Пожалуйста, проходите.
   - Бумаги у вас...
   - Это так, давно лежат. - Он стал собирать листы в стопку, чтобы вид их не смущал гостя. - Не работаю, сижу просто. Привык за этим столом. Как на диван или в кресло - не тот настрой, пустяки всякие лезут в голову.
   - Трудно представить, чтобы вы не работали.
   - Бывает, бывает. Я, между прочим, отъявленный лодырь. С детства уродился таким. Меня долго звали ленивцем. Да и сейчас, чтобы заставить себя что-то делать, буквально беру себя за шкирку, честное слово.
   Он не скупился на слова. При всякой встрече, особенно в первые минуты, неизбежны пустоты и провалы, которые нужно как можно быстрее завалить чем попало, любой словесной шелухой, чтобы можно было спокойно сойтись, не рискуя сломать ногу или набить шишку. Доктор очень старался, не ведая еще, как глубока яма, разделяющая сейчас его и Марио. Если бы знать, с чем тот пришел... На вид спокойный, даже кроткий. Правая рука почему-то в кармане. Что там?