– А вы сами там бывали?
   – Я каждый день провожу в «стакане» по полчаса, – не моргнув глазом заявил врач. – В обеденный перерыв, после приема пищи. Очень, знаете ли, расслабляет…
   Тут ко мне потихоньку стали возвращаться чувства, и, как ни странно, одним из первых было чувство неловкости. Это что же получается, я псих? Оказывается, нормальные люди сами ходят в этот замечательный «стакан», а я там едва не умер!
   – Гхм-кхм… Ну, полчаса бы и я спокойно просидел.
   А вы попробуйте…
   – Тридцать две минуты, – сообщил Никита.
   – В смысле? – не понял я.
   – Причем тридцать две – это вместе с процедурами и перемещением, – уточнил Никита. – Если все вычесть, «чистое время» нахождения в стакане составит немногим более двадцати минут.
   – Да ладно врать-то! – вяло возмутился я. – Я там был как минимум…
   – Смотри сам, – Никита с готовностью протянул мне часы. – Когда вышел из кабинета, помнишь?
   Нет, вот именно это время не засекал – не было возможности. Но точно помню, сколько было, когда обыскивали: отдавая часы, машинально посмотрел на циферблат. Так вот, в тот момент было без четверти десять вечера.
   А сейчас половина одиннадцатого.
   – Не может быть… – в самом деле, после всего, что я пережил, в это было невозможно поверить. – Я думал… Думал…
   – Вы полагали, что провели там как минимум сутки? – подсказал врач.
   – Эмм… Ну, в общем… – я полагал, что провел там годы, но вам об этом не скажу, а то еще, чего доброго, посчитаете полным психом и отправите в соответствующее учреждение на лечение. – Эмм… В общем, я думал, что прошло гораздо больше, чем полчаса.
   – Это нормально, – успокоил меня врач. – «Счастливые часов не наблюдают» – это когда человеку хорошо. Время летит как птица, люди удивляются, надо же, годы мелькают словно дни. В случае, когда человек страдает, все происходит с точностью до наоборот. Если страдания усугубляются какими-то привнесенными факторами и приобретают характер мук, возникает устойчивое ощущение, что время остановилось. Тогда минуты кажутся вечностью.
   Мне стало стыдно и досадно. Нет, я категорически против такой постановки вопроса. Это я тут пострадавший! Меня против моей воли ввергли в узилище, потом сунули в «стакан», где я жутко страдал, а теперь, выходит, я вел себя как полный психопат, да к тому же еще и… гхм… в общем, хожу теперь в казенной одежде.
   Я даже покраснел от неловкости. Хотелось немедля доказать этим людям, что на самом деле я не такой, а гораздо лучше, и все, что со мной произошло в последний час – это всего лишь чудовищное недоразумение. Правда, я понятия не имел, как это можно сделать, но стремление к реабилитации присутствовало, и если бы сейчас кто-то умный дал мне совет в этом плане, я бы немедля им воспользовался. Надо сказать, что в процессе выяснения отношений с вернувшимися чувствами, я совсем забыл не только о причине своего заточения, но и о желании как можно быстрее выйти на свободу, и о том, что вот эти люди, перед которыми мне неловко, – они вовсе мне не друзья, а, скорее, наоборот…
   Вот такая, ребята, замысловатая кабинка, а с виду и не скажешь, вроде бы все там очень просто…
   – Ну так что, ужинать будем? – заботливо напомнил Никита, выдвигая из-под кушетки пакет. – Бутерброды с бужениной, чай, булочки…
   Ага, всенепременно: мало того, что на ровном месте опарафинился перед следователем, так теперь еще буду с хамской мордой трескать его бутерброды? Ему, наверное, жена на дежурство выдала, чтобы сам здоровье поправлял, а не угощал всяких разных внезапно обосс… эмм… скажем так – обосновавшихся в казенном учреждении.
   – Спасибо большое, но что-то не хочется, – отказался я. – Знаете, я бы сейчас с гораздо большим удовольствием поспал. Что-то я там того… немного утомился.
   – Ну что ж, спать так спать, – Никита кивнул на кушетку. – Отдыхай на здоровье.
   – Что, прямо здесь?
   – А ты что, в камеру хочешь?
   – Нет, не хочу, – я сел на кушетку и с опаской уставился на врача, который тотчас же выкатил из угла стойку с капельницей. – Это мне?
   – Это вам, – не стал отпираться врач. – Аллергии на барбитураты нет?
   – Эмм… А могу я отказаться?
   – Вы не ответили на вопрос.
   – Нет, аллергии нет, но…
   – Замечательно, – врач подкатил капельницу к кушетке. – Ложитесь на спину, закатайте правый рукав. Наркотики не принимаете?
   – Нет, но… Доктор, скажите, это обязательно?
   – Это транквилизатор, – пояснил врач, заботливо помогая мне укладываться. – После того, что вы пережили в «стакане», вам без этого не обойтись: иначе могут быть необратимые последствия.
   – А если я откажусь? – попробовал воспрепятствовать я.
   – Не получится, – покачал головой врач. – Мы не имеем права позволить вам сойти с ума. Мы головой отвечаем перед государством за каждого, кто к нам попал. Так что, если понадобится, инъецируем принудительно. Печень, почки – в порядке?
   – Ну что ж, раз так… Да, все в порядке, я здоров как бык.
   – Перед «стаканом» он то же самое сказал, – напомнил Никита.
   – Да я понятия не имел, что она у меня есть, эта проклятая клаустрофобия! – покаянно воскликнул я. – Вы что же, думаете, я нарочно вам соврал?!
   – Спокойно, – предупредил врач, перетягивая жгутом мою руку. – Расслабьтесь. Будем надеяться, что ваши полковые врачи – люди добросовестные. Судя по выписке из медкнижки, вы в самом деле совершенно здоровый человек, без каких-либо противопоказаний. Впрочем… Про клаустрофобию там тоже не написано ни слова.
   – У вас что, есть выписка из моей медкнижки? – запоздало удивился я.
   – А также выписка из личного дела и копии всевозможных документов на тебя, – подтвердил Никита. – Ты что же, думал, тебя с улицы выдернули просто так, поболтать о сомнительной пользе беспорядочного секса?
   – Вот даже как… А могу я узнать, что мне собираются «шить»?
   – Инкриминировать, – поправил Никита. – Конечно, можешь: попытку государственного переворота, терроризм, участие в преступной группе с целью физического устранения высших представителей власти и ряд сопутствующих шалостей. В общем, стандартный профильный набор.
   – О боже… Вот это я…
   – Да ты не переживай, – успокоил Никита. – Лишнего не напишем, во всем разберемся объективно. Кроме того, скажу тебе по секрету… В общем, при первичном ознакомлении с материалами дела у меня возникло такое ощущение, что все это – всего лишь недоразумение…
   – Вот это очень верное ощущение! – горячо поддержал я. – Это все – сплошное недоразумение!
   – Готово, – врач поставил капельницу и зафиксировал мне руку валиком. – Лежите спокойно, не делайте резких движений, отдыхайте. На меня не обращайте внимания: я некоторое время буду регулировать поступление препарата. В принципе, можно беседовать, только без негативных эмоций и вообще, без напряжения.
   – Да, это неплохая мысль, – подхватил Никита. – Давай, пока не заснул, немного поболтаем. Видишь ли, я сказал: есть чувство, что все это – недоразумение…
   Тут он зачем-то сделал паузу – словно бы засомневался, затем уточнил:
   – Ну что, беседовать будем, нет?
   – Да-да, конечно! Я с вами совершенно согласен: это все – недоразумение, и вы очень быстро в этом убедитесь.
   – Очень хорошо, – одобрил Никита. – Скажу сразу: я не собираюсь заставлять тебя «стучать» на кого-то и сдавать «твоих» коллег – мне это совершенно без надобности. Все, что мне надо, – это объективно разобраться в ситуации и найти реальных негодяев, которые во всем виноваты. И в этом плане твоя помощь как очевидца может оказаться неоценимой. Тебе моя позиция понятна?
   – Понятна, – подтвердил я. – Я расскажу все, что знаю.
   – Очень хорошо. И прошу не забывать: от того, сумею ли я объективно разобраться в ситуации, во многом зависит твоя дальнейшая судьба и… свобода. Это ни в коем случае не угроза, а просто констатация факта.
   – Я все понял.
   – Ну что ж, начнем помаленьку…

Глава 4
Клан: пост принял…

   Сидели в гостиной.
   Ждали.
   Чего именно?
   Вот так сразу и не скажешь. То ли оргвыводов по генералу сотоварищи, то ли разрешения ситуации – одним словом, сидели и покорно ждали, когда хоть что-то прояснится.
   У Игоря Викторовича во рту была страшная сухость, в горле стоял комок, и от этого было трудно глотать, дышать и даже думать. В голове было пусто, размышлять ни о чем не хотелось. Единственное желание, которое сейчас переполняло генерала: выпить чашку сладкого чая. Впрочем, на худой конец сошел бы и стакан воды.
   Увы, напитки никто не предлагал, а попросить что-либо самому генералу было неудобно. Вернее сказать: невозможно. Теперь в этом доме ему ничего нельзя просить, независимо от исхода ситуации.
   Здоровяки заметно переживали. В присутствии посторонних интересоваться итогами беседы в «верхнем» кабинете было неловко, но выглядел Игорь Викторович после аудиенции так, что можно было смело предполагать самое худшее. И здоровяки активно и добросовестно предполагали. Георгий – отличный спортсмен, человек с прекрасным метаболизмом, обильно потел и постоянно промакивал лоб платком – а между тем в просторной гостиной было довольно прохладно. И даже Ковров-старший – отчаянный башибузук и бесстрашный рубака, помрачнел и притих. В растерянном взгляде его легко читалось: «Скорее бы уж решилось что-нибудь… или отпустите, или пристрелите – в общем, сделайте что-нибудь… хуже нет, чем вот так сидеть тут в полной неопределенности и ждать…»
   В общем, древняя мудрость «Ожидание смерти – хуже самой смерти» в настоящий момент как нельзя более полно отражала состояние духа Игоря Викторовича и его соратников.
   Из-за обильного присутствия габаритных мужчин просторная гостиная и так казалась тесной, а тут еще вскоре прибыл начальник СБ со старшим телохранителем – тоже весьма неслабые ребята, отозвали в сторонку Мишу и стали о чем-то шептаться. При этом начальник СБ регулярно поглядывал на гостей – многозначительно и с каким-то нехорошим подтекстом, что, сами понимаете, отнюдь не разряжало атмосферу и не способствовало душевному комфорту. Тема разговора явно не нравилась всем троим, и, судя по некоторым признакам, между ними назревал какой-то сугубо домашний конфликт. Спорщики постепенно повышали тон, и вскоре начальник СБ вполне отчетливо и сердито выдал:
   – Слушай, хорош уже херню нести! Может, пока не поздно…
   В этот момент на втором этаже глуховато бухнул выстрел.
   «Телки», секунды не раздумывая, с низкого старта рванули к лестнице.
   – Стоять! – рявкнул начальник СБ. – Все на месте, я сам…
   …и, переменившись в лице, грузным бугаем вспорхнул по лестнице на второй этаж.
   Спустя минуту сверху послышался его голос – надтреснутый и жалкий, совершенно не похожий на голос человека, только что отдававшего команды:
   – Миша… Миша, подымись, пожалусс… Миша!
   Миша, словно сомнамбула, медленно дошел до лестницы. Взявшись за перила, немного потоптался на месте, словно не решаясь сделать шаг, и, обернувшись после некоторой паузы, хрипло пригласил:
   – Игорь Викторович… пойдемте…
* * *
   Пятнадцать шагов от дивана до лестницы генерал шел, словно аршин проглотил, глядя в пол и жадно впитывая обстановку периферийным зрением, затылком и даже спиной.
   Шел и ждал, что в любой момент телки могут открыть огонь без всякой команды.
   Нет, это вовсе не пустые опасения: в практике Игоря Викторовича бывали такие случаи, когда преданные псы, внезапно потерявшие хозяина, легко выпадали из регламента высоких номенклатурных интересов и хитрых стратегий. Проще говоря, эти сильные люди, руководствуясь сиюминутными эмоциями, запросто рвали в клочки убийцу хозяина или того, кто был, по их мнению, наиболее виновен в его гибели.
   Игорь Викторович – человек опытный и искушенный в разных чрезвычайных обстоятельствах, прекрасно знал, что как бы История не превозносила роль правителей и великих деятелей разных эпох, саму ее – Историю, подчас походя и мимолетно перекраивают простые люди: прислуга, рядовые сотрудники, приближенные – «пристяжь», одним словом, никому не известные пешки, волей случая оказавшиеся в нужное время, в нужном месте… и в ненужном состоянии аффекта.
   До лестницы удалось добраться живым: охрана и телки молча проводили генерала давящими взглядами, но никто даже не шелохнулся.
   «Слава Богу, у Старика все в мире – лучшее, – с облегчением констатировал Игорь Викторович, ступая на первую ступеньку лестницы. – В том числе и охрана, и телки. Были бы здесь какие-нибудь бобруйские Васьки-самородки, не раздумывая разнесли бы на фрагменты…»
   Старик лежал, откинувшись в кресле.
   На полу, в луже крови, валялся раритетный «Вальтер».
   Густой сигарный аромат и вонь горелой бумаги намертво забивали характерные запахи пороха и свежей крови.
   И это было весьма кстати: и вид, и свежий запах огнестрельного суицида (особенно, когда стреляют в голову) даже на людей стойких и бывалых всегда оказывает крайне разрушительное действие, а уж рафинированную интеллигенцию буквально разит наповал.
   В общем, пока разом позеленевший Миша утробно рычал на фикус в углу, Игорь Викторович старательно отводил взгляд от тела Старика, искоса поглядывал на начальника СБ и пробовал размышлять об отвлеченных вещах:
   «А хорошо, что семья Старика сейчас в Лондоне. Вот визгу-то было бы…»
   Начальник СБ – верховный сторожевой пес Старика, был раздавлен и смят. Он впервые в жизни не знал, что делать и как себя вести.
   По щеке матерого волкодава катилась слеза. Было очевидно, что ему очень хочется разрыдаться, но в кабинете были посторонние и это удерживало его от искреннего проявления чувств. Поэтому он навытяжку, словно в почетном карауле, застыл у стола, стараясь, как и генерал, не смотреть на тело хозяина, и терпеливо ждал, когда Миша придет в себя.
   Вволю порычав, Миша выхлебал прямо из горла полграфина воды, утерся платком и интеллигентно извинился:
   – Простите… не удержался…
   Затем он взял из подставки на столе ножницы, подошел к краю кровавой лужи и, потоптавшись в нерешительности, отчаянно замотал головой:
   – Не могу… Ннн… Не получится у меня…
   И протянул ножницы начальнику СБ.
   – А чего делать-то? – начальник СБ ножницы принял, но с недоумением пожал плечами.
   – На шее… тесемка… ключ… обрезать надо, – сбивчиво заторопился Миша. – Давай… аккуратно…
   Приблизившись к креслу, начальник СБ разрезал тесемку, снял с шеи Старика небольшой ключ замысловатой формы и протянул его Мише.
   Миша опять помотал головой и совсем неинтеллигентно ткнул пальцем в сторону генерала.
   Начальник СБ, вопреки ожиданиям, тотчас же, не раздумывая, протянул ключ Игорю Викторовичу.
   Генерал с душевным трепетом принял дар.
   Ключ был завязан мертвым узлом – очевидно, чтоб не болтался, а тесемка была сплошь в крови. Стоило бы, конечно, взять ножницы и обрезать ее совсем, а ключ вытереть салфеткой… но Игорь Викторович почему-то не решился на это. Бережно взвесив на ладони кровавый дар, он вопросительно посмотрел на Мишу.
   – Одну минуту, – кивнул Миша, подходя к стене и нажимая какой-то невидимый простым глазом рычажок. – Вот, пожалуйста… Вступайте, так сказать… Гхм… Согласно воле… Пфф… Господи, что я несу…
   Стенная панель с тихим жужжанием отъехала в сторону, обнажая дверцу небольшого сейфа.
   Следующие пару минут общались на языке жестов.
   Генерал приблизился к сейфу, не без содрогания вставил ключ в замочную скважину и трижды «прозвонил». Замок был особый, при каждом повороте ключа выдавал короткую мелодичную трель.
   Внутри была обшарпанная жестяная коробка из-под специй, датированная тридцать седьмым годом.
   Генерал опять сверился взглядом с Мишей.
   Миша кивнул.
   Генерал открыл коробку.
   В коробке было три ключа на старинном латунном кольце: один – вычурный «сейфовский», второй – здоровенный и простенький «амбарный» и третий – маленький, от стандартного английского замка.
   Больше в сейфе ничего не было.
   Генерал вопросительно посмотрел на Мишу.
   Миша кивнул.
   Генерал взял ключи, бережно понянчил их на ладони, привыкая к форме и весу, и, не выдержав, нарушил молчание:
   – На «ближней»?
   Миша опять кивнул.
   – Ну так… – тут генерал изобразил неопределенный жест, могущий обозначать все что угодно – в диапазоне от «не испить ли нам чайку?» до «а теперь все дружно можете идти в…».
   – Да, надо быстро, – Миша жест истолковал правильно, в единственно приемлемой для текущего момента интерпретации. – Надо все бросать и мчаться, пока не… гхм…
   Тут он вопросительно посмотрел на начальника СБ.
   – Езжайте, – махнул рукой начальник СБ, вынимая телефон. – Я разберусь…
* * *
   Летели как на пожар. С мигалками и сиреной (машины каждого оборудованы этим непреложным атрибутом «элиты»), где-то по разделительной, а местами и грубо по встречной, с большим риском для себя и окружающих. Миша, севший в машину к Игорю Викторовичу, ежеминутно ойкал и опасливо восклицал:
   – Господи, чего летим-то так?
   – Сам же сказал – надо быстро, – генерал еще не отошел от оторопи, но мыслями уже был там, на «ближней».
   – Да понятно, что быстро! Но такими темпами можно ведь и не доехать…
   Миша прав: по той же разделительной катается немало рисковых людей со связями, а крупное ДТП для генерала сотоварищи сейчас смерти подобно. Впрочем, и промедление смерти подобно: именно сейчас, пока «верхние» частично в неведении, частично в шоке, можно решить все вопросы одним движением, малой кровью и без затяжной войны с неизбежными тяжелыми потерями. Так что, как ни крути, – нужно лететь во весь опор.
   За километр до «Ближней Дачи» шоссе было ровным, как логарифмическая линейка и почти пустым: здесь катались только свои – редкие счастливчики, проживающие в этом богоизбранном местечке. Так что противостояние было видно издалека, не за километр, конечно, но на изрядном удалении: «БМВ» Липецкого и автобус ОМОН перекрыли шоссе и не пропускали чей-то кортеж, состоящий из трех машин. Пока Игорь Викторович вынимал телефон и жал кнопки, приблизились на дистанцию различения фигур: видно было, что омоновцы спешились и встали живым щитом перед машинами.
   – Кто?! – рявкнул генерал, дождавшись ответа Липецкого.
   – Саульский! – не понижая голоса, нервно ответил Липецкий, и сразу стало ясно, что противостояние в самом разгаре. – Говорит – грохнет меня! Хочешь послушать?!
   Вот это был полный «упс!!!» или просто «неформат» – выбирайте, что больше нравится: Саульский – один из «верхних», живет далеко и попасть сюда мог только в том случае, если целенаправленно выехал по направлению к «Ближней Даче»… еще до смерти Старика.
   В связи с этим возникает вопрос: какого черта ему нужно в загородной резиденции Вождя в отсутствие там самого Вождя?!
   Впрочем, разгадывать эту незатейливую головоломку было некогда, сейчас были гораздо более важные вопросы, требующие немедленного решения.
   – Не хочу, молодец, держись, не пускай, – скороговоркой выпалил генерал. – Чуток сдай к середке, по обочине проскочим…
   Команду выполнили отнюдь не тотчас же: то ли шумно там было, то ли Липецкий никак не мог отлипнуть, пардон за каламбур, от капризного собеседника, но подъехали уже совсем близко, а БМВ все стоял на месте.
   «Не проскочить!» – с тревогой подумал генерал. – Шоссе узкое, кюветы глубокие, даже внедорожники не осилят… Черт… Неужто придется стреляться с Саульским и его охраной?!»
   Слава богу, в самый последний момент все получилось: БМВ чуть проехал вперед, освобождая обочину, и внедорожники «средних» тотчас же просвистели мимо. Правда, совсем уж без поцелуев не обошлось, «Лексус» замыкающего Коврова-старшего задел задний бампер машины Липецкого.
   – Стоять! Убью, скоты!!! – резаным свином крикнул кто-то вдогон – но отнюдь не по факту задевания и явно не Липецкий: скорее всего, это был взбешенный Саульский.
   Через пять минут уже были у ворот загородной резиденции Вождя. Вот тут очень пригодился Миша: перед ним все мгновенно открылось и распахнулось, как по мановению волшебного жезла.
   «Нужный мальчуган, – отметил Игорь Викторович. – И что бы мы без него делали?»
   Да, наверное, ничего. Если бы Миша поддался эмоциям и не выполнил последнюю волю хозяина, сейчас «средних» паковали бы в мешки для транспортировки трупов. Настрой у ближнего окружения вполне соответствующий, достаточно было внятно дать целеуказание. И даже если каким-то чудом удалось бы выжить, мчаться на Ближнюю Дачу без Миши бессмысленно. Если городская резиденция Вождя – маленькая крепость с обученным гарнизоном, то загородная резиденция – аналогичная крепость, но побольше и понадежнее.
   Здоровяков с «ребятами» оставили у ворот.
   – Если Саульский все же прорвется до того, как я выйду – стреляйте, – недрогнувшим голосом отдал команду Игорь Викторович.
   – Совсем сдурел? – тихо ужаснулся Бабададзе. – Стрелять в Саульского?!
   – Ну почему сразу в Саульского? – генерал понял, что под влиянием момента сморозил глупость и бодро сдал назад. – Стреляйте поверх голов, для острастки, деритесь с его людьми, в общем, делайте что хотите, но стойте насмерть. Мне надо во что бы то ни стало успеть забрать ЭТО, выйти оттуда и сесть в машину.
   – Сделаем, – кивнул Ковров-старший. – Только ты уж давай поживее, не задерживайся там…
   Вопреки ожиданиям, тайник был оборудован не в подвале, а на втором этаже, в кабинете. Вождь во всем любил стабильность и постоянство: это помещение почти один в один повторяло кабинет в городской резиденции, разве что размерами было несколько больше, и камин здесь был просто огромный, выложенный грубым камнем.
   Миша нажал невидимый простым глазом рычажок, стенная панель отъехала в сторону, и… совершенно верно, вы, наверное, уже догадались, что здесь был точно такой же сейф, что и в городском кабинете Вождя.
   – Два вправо, два влево, четыре вправо, два влево, три вправо, – заученной скороговоркой пробормотал Миша. – Сильно не жмите и постарайтесь без резких движений, иначе замок заблокируется…
   Генерал вставил в скважину ключ на кровавой тесемке и медленно, без рывков, повернул его в той последовательности, что была указана Мишей. Замок знакомо «звонил», но в этот раз механические вибрации показались генералу странно зловещими и как бы предостерегающими.
   «Мистика какая-то, – подумал генерал, завершив комбинацию. – Звон как звон, простая железяка, пружинка о шестерню или еще как-то… Нет, это просто – нервы…»
   Дверца не открылась.
   Генерал растерянно почесал затылок:
   – Вроде бы ничего не напутал…
   – Все верно, – подтвердил Миша, кивая в сторону камина.
   Генерал обернулся и вздрогнул: огромный камин совершенно бесшумно поворачивался по часовой стрелке, обнажая черный зев узкого прохода.
   В глубине прохода была металлическая дверь, перед которой виднелись множество пересекающихся лазерных лучей.
   Миша шагнул в проход, пошарив сбоку, выдвинул небольшую кодовую панель и ввел цифровую последовательность.
   Лучи погасли.
   В узком проходе двое не помещались: Миша сдал назад и кивком показал генералу, что можно подойти к двери.
   Игорь Викторович приблизился к двери, вставил в замочную скважину амбарный ключ и обернулся.
   – Никаких хитростей, – предвосхитил вопрос Миша. – Просто поворачивайте ключ.
   Генерал отомкнул замок и потянул дверь на себя.
   За дверью находилась небольшая комнатушка с низким потолком, освещенная ярким плафоном. На стене висела приборная панель, издающая еле уловимый ухом зуммер, в углу стоял массивный приземистый сейф, в задней стене, напротив входа, была еще одна дверь, на вид совсем обычная, с простым английским замком. Вот, собственно и весь антураж.
   – «Монолит», – пояснил Миша, протискиваясь вслед за генералом в комнату и тыкая пальцем в панель. – Резервный выход… – тут он указал на дверь. – Ну и вот, собственно, здесь самое главное… – Миша осторожно, словно боясь причинить вред, похлопал ладошкой по сейфу.
   Про панель генерал уточнять не стал, он прекрасно знал, что это генератор помех на случай применения враждебными силами приборов для обнаружения пустот.
   – Это куда? – генерал кивнул на дверь.
   – В тоннель, – пояснил Миша. – Тоннель пролегает под речкой и выходит на том берегу, в полсотне метров от шоссе. Выход замаскирован под киоск вентиляционной шахты, там их куча, рядом овощехранилище. Снаряжения не нужно, можно выходить прямо так, там сухо и чисто.
   – Хорошо, – одобрил генерал, приближаясь к сейфу. – Тут тоже – никаких хитростей?
   – Никаких, – подтвердил Миша. – Просто открывайте…
   Открыв сейф, генерал не без душевного трепета извлек на свет божий старый объемный чемодан с затейливой резной ручкой из слоновой кости.
   Про этот раритетный чемодан знали многие приближенные, но мало кто видел его «живьем». Чемодан фигурировал на одном-единственном фото, висевшем в кабинете Вождя в простой деревянной рамке: на этой фотографии глава клана, будучи еще совсем молодым, был запечатлен в большой компании сокурсников на Ярославском вокзале, откуда они отправлялись эшелоном по комсомольской путевке осваивать бескрайние просторы жадной до дармового труда Родины. Фото это – тоже своего рода раритет: почти все позировавшие там были с чемоданами (за исключением пары рюкзаков) и… почти все по прошествии некоторого времени стали выдающимися руководителями и известными людьми.
   Замки на раритете отпирались тем же ключом с кровавой тесемкой, из чего нетрудно было сделать вывод, что в соответствии с прихотью Старика сейфы «подгонялись» под чемодан.
   Генерал положил чемодан на пол, не заботясь о сохранности стрелок на брюках, почтительно преклонил колени, открыл крышку и на минуту впал в состояние экстатического транса.
   Вождь имел обыкновение в разной форме фиксировать свои деловые переговоры и вообще все отношения с сильными мира сего. Судя по всему, эта странная привычка сформировалась очень давно: наряду с кучей «флэшек», дисков и других современных носителей, в чемодане были магнитофонные и видеокассеты, микрофильмы, кинопленка и две толстые папки с пожелтевшими расписками и разнообразными объяснительными. Выпав из состояния экстаза, генерал открыл одну папку, наугад вытянул из середины несколько листков и тихо присвистнул.
   «Большая сила, страшные возможности… – неожиданно прогремел в голове голос Старика. – «Смотри, распорядись с умом… Не навреди…»
   Генерал вздрогнул, втянул голову в плечи и торопливо обернулся.
   Миша с недоумением вскинул брови:
   – Что такое?
   – Ничего, – генерал помотал головой, захлопнул чемодан и на всякий случай уточнил, хотя и знал ответ заранее: – Ты когда-нибудь… Гхм…
   – Никогда, – Миша все понял с полуслова. – Он всегда сам лично все «писал», «снимал» и так далее. Вплоть до того, что сам аппаратуру монтировал. Он же у нас технарь по образованию, вы в курсе… в смысле – был… Эмм… Никак не могу свыкнуться… В общем, никому не доверял. Ну, а ключ – вы видели, на шее всегда держал…
   – Ясно, – генерал замкнул чемодан и встал с колен. – Я могу выйти через тоннель?
   – Запросто. Я не так давно проверял, все работает.
   – Очень хорошо. Верни все на место, спустись к нашим и передай: пусть едут через мост и встанут с той стороны, я к ним подойду.
   – Понял, – кивнул Миша, наблюдая, как генерал отпирает дверь резервного выхода. – У меня вопрос…
   – Для тебя все останется по-прежнему, – вопрос был вполне ожидаемый и генерал с легкостью его предвосхитил. – Разве что на работу теперь будешь ездить в другое место. Разбирайся, приводи все в порядок, как закончишь, я тебя жду.
   – Понял, – с благодарностью кивнул Миша. – Спасибо вам, Игорь Викторович.
   – Нет, это тебе спасибо, – вполне искренне сказал генерал. – Можешь не сомневаться: я умею оценивать поступки… и воздавать по заслугам. А сейчас, давай, верни «печурку» на место – и бегом вниз…

Глава 5
Алекс Дорохов: психоделика системы

   Не буду лукавить: я в курсе, что такое наркоанализ[3]. Видел в кино, читал в свое время в разных источниках, так что представление имею. Почему в таком случае прикинулся валенком и прямо не заявил, что знаю, чем эти мерзавцы собираются развлечься в ближайшие полчаса?
   Во-первых, не думаю, что это возымело бы какой-то результат. Мне без обиняков заявили: «если понадобится, инъецируем принудительно…» А я уже убедился на личном примере, что у этих ребят слово с делом не расходится, так что шутить с ними не стоит.
   Во-вторых, не хотелось портить отношения. Возможно, это прозвучит несколько странно, но у нас с Никитой за неполный час сложилось некое подобие добрых отношений.
   Понимаете, мне было страшно. Увы, я отнюдь не опытный революционер, или даже просто матерый уголовник с солидным тюремным стажем. Я впервые в жизни попал в лапы Системы, о которой до сих пор принято говорить вполголоса, и все, что я о ней знал – это либо «большой срок по любому поводу», либо «безвестно сгинул в застенках». Впрочем, насколько я знаю, существует еще и третий вариант: «был под давлением завербован и всю жизнь провел на коротком поводке, подвизавшись в амплуа стукача-провокатора», но о нем вообще не хочется вспоминать, особенно, когда ты молод, честолюбив и строишь далеко идущие планы. Так вот, оказавшись один на один с этим страшным молохом, сокрушившим миллионы моих предшественников, я охотно принял руку помощи, протянутую мне добрым следователем. И пусть это была рука врага – другой в данный момент рядом не было, и я не собирался кусать ее без крайней необходимости.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента