Страница:
Этот Беркович был гений: так все организовал, что являлся ключевой фигурой в сложной системе обработки «черного нала». Когда его не стало, братва вынуждена была пойти на поклон к Дону. С этого, собственно, все и началось. Очень скоро наступил небывалый расцвет нашей фирмы, продукцию которой в настоящее время вы имеете в ежедневном обиходе до десятка наименований. Вот откуда особое отношение Дона – президента огромной процветающей фирмы – к моей скромной персоне. Своим могуществом он обязан мне.
История с Берковичем имеет продолжение. В процессе ликвидации этого товарища меня в буквальном смысле поймали на месте преступления и насильственно завербовали (шантажировали, сволочи, ой как шантажировали!) люди из весьма странной и непонятной организации. Вот уже два года я на нее работаю, а до сих пор не могу точно утверждать, политическое ли это общество по типу «красных бригад» или частное образование, обильно субсидируемое нашими высокопоставленными лицами, действительными хозяевами России.
Организация эта готовит высокопрофессиональных убийц разнообразной ориентации и, используя их, осуществляет различные акции, направленные на достижение ей одной ведомых целей (подробнее – в «Профессия – киллер»). Не буду распинаться: скажу только, что эта организация может, как мне представляется, рулить ситуацией в стране как ей вздумается. Устраивать мини-перевороты, менять, как перчатки, политиков и солидных делокрутов, пачками отстреливать депутатов. И не только отстреливать. Я не удивлюсь, если в один прекрасный день окажется, что треть верхней палаты парламента одномоментно объелась грибов и от этого сдвинула лыжи или померла в страшных муках от лучевой болезни. Потому что помимо убойных категорий: снайперов, бойцов и саперов – исполнительское звено этой организации имеет в своем составе натуралистов. Чем эти товарищи занимаются, вы уже знаете. Могу лишь добавить: гордиться, конечно, нечем, но без ложной скромности заявляю, что нас не много (мой порядковый номер – 4) и каждый специалист экстра-класса. Управление организации проводит тщательную селекцию среди наиболее талантливых мерзавцев типа меня и самых перспективных готовит по специализации в Школе, делая из них совершенные орудия уничтожения. Я, например, за последние два года, помимо выпускного экзамена, исполнил восемь акций… пардон – со Снеговым уже девять. Рекламаций со стороны работодателей не было.
Для удобства в общении организация именуется ПРОФСОЮЗОМ. Я считаю, что это объективно. Судите сами: профессиональный союз, сборище профессионалов. Дилетантам там места нет. Непрофессионал (не усвоивший в совершенстве все аспекты и нюансы работы) в ПРОФСОЮЗЕ очень быстро умирает. Для этого существуют специализированные бригады ликвидаторов. Очень, хочу заметить, нехорошие и пасмурные дядьки – разок пришлось пообщаться, до сих пор, как вспомню, мурашки…
Сейчас, после наработки определенного стажа, я чувствую, что имею в этом синдикате убийц закрытого типа определенный вес. Мне позволяют спорить и возмущаться условиями работы, оказывают поддержку во всем, что касается специализации, и вообще я чувствую за своей спиной могучую силу, страшную своей неизведанностью и непредсказуемостью. Меня уже не обзывают по порядковому номеру, теперь я – Капитан. Это удобно во всех отношениях. Обычно Диспетчер ПРОФСОЮЗА звонит и говорит: «Капитан, ПРОФСОЮЗ решил (или – ПРОФСОЮЗ хочет)…» – то-то и то-то. Я уволен из войск и лишен последнего на момент состояния в должности звания – капитан. Так что, если у кого-то и достанет ума подключиться к моему аппарату, он ничего особенного не услышит. Просто кто-то из бывших коллег обращается к сослуживцу.
Вот в общих чертах вторая сторона моего существования. И последнее, что нуждается в пояснении: Милка. Моя извечная боль и постоянный укор.
Когда-то, еще служа Родине во внутренних войсках, я имел неосторожность убить одного неловкого бородатого мужика кавказской национальности. В принципе он сам виноват: нe научился толком обращаться с ножом, а туда же – приспичило ему, видишь ли, завалить офицера спецназа! Развлекался бы несколько иначе, глядишь, еще бы жил да жил. Так вот, у этого парниши остался брательник – Тимур. Его в тот раз я добить не догадался, а надо было. Понимание этого пришло несколько позже, с опытом. Когда убиваешь кавказца, надо вырезать весь его род. В противном случае через некоторое время кто-то из этого рода обязательно придет за твоей жизнью.
Тимур поклялся отомстить мне – даже расписку прислал, чтобы я проникся до глубины души. Эту угрозу я воспринял очень серьезно, но прошло много времени, острота ситуации постепенно сгладилась, и я потерял бдительность.
Потом я встретил Милку, влюбился в нее безоглядно и… и был жестоко наказан. Тимур со своей бандой выкрал мою женщину, чтобы заполучить меня для расчета. Их было четверо, и за те несколько часов, что Милка находилась в их власти, они делали с ней все, что хотели. Прошло уже два года, но каждый раз, как вспоминаю об этом, сердце кровью обливается…
Да, в тот раз Тимур получил расчет – но по моему раскладу Мне помог ПРОФСОЮЗ. Воспользовавшись его услугами я нашел похитителей и убил без малейшего содрогания. Стер с лица земли. Я надеялся, что, покарав этих нелюдей, тем самым уничтожил и память о том, что испытала моя женщина, но просчитался. Милка испытала сильнейший психоэмоциональный стресс, в результате ее пришлось поместить в элитарную психиатрическую клинику и почти год платить бешеные бабки за лечение. Спасибо Дону – фирма взвалила все расходы на свои плечи.
Затем дело вроде бы пошло на поправку: Милку разрешили содержать дома под присмотром приходящего врача. А чуть позже я совершил чудовищное злодеяние, оправдания которому нет и не будет. Легкомысленно решив, что моя маленькая женщина оправилась от потрясения, я, будучи изрядно подшофе, в один прекрасный вечер забрался к ней в постель и моментально реализовал свою похоть.
Милка была как каменная – ни разу не шевельнулась и широко раскрытыми глазами безотрывно смотрела в потолок. Издергавшись в свое удовольствие, я заметил наконец, что дело неладно, но было уже поздно. Женщина моя что-то шептала помертвевшими губами и вздрагивала от малейшего прикосновения. Когда же я попытался привести ее в чувство, с ней случился ужасный припадок.
Затем последовал реабилитационный курс – три долгих месяца в клинике, которые, увы, положительного результата не принесли. Мне пришлось оформлять опекунство, чтобы забрать Милку, потому что она была признана невменяемой и неспособной к самостоятельной жизни.
Теперь моя женщина вроде бы снова идет на поправку. Немаловажную роль в прогрессирующем улучшении сыграли сеансы, которые с ней проводит Оксана. Однако, памятуя об особенностях ее состояния, я прибегаю к услугам квалифицированной няни, которая безотлучно находится с Милкой, когда меня нет дома. И еще… после того как я соорудил себе «художественное алиби», переоборудовав кабинет отца в изостудию, Милка увлеклась рисованием. Она может теперь целыми днями сидеть у окна и, мурлыкая какую-нибудь мелодию, малевать на холсте. В ней явно чувствуется талант: иногда ее портреты получаются так, словно их выполнил настоящий художник. Оксана говорит, что это очень полезно. Якобы живопись благотворно влияет на психику. Я, разумеется, доверяю ей – она специалист в этой области. Только вот… Иногда – обычно это случается при перепадах атмосферного давления или во время магнитных бурь – Милка начинает сосредоточенно выписывать один и тот же портрет. При этом она не мурлычет, и глаза ее тревожно расширены. Это портрет Тимура. Сходство просто потрясающее…
Я всегда рву эти холсты и стараюсь в такие моменты отвлечь свою маленькую женщину от живописи. Оксана говорит, что это отголосок потрясения, которое Милка испытала, и со временем это пройдет. И я ей доверяю – надеюсь, так и будет. Только одно меня тревожит. Рисуя портрет Тимура, Милка всегда наделяет его лицо одной характерной деталью – криминалисты называют это особой приметой. Милка старательно пририсовывает Тимуру V-образный шрам над правой бровью – след ножевого ранения. Но я могу вам поклясться чем угодно, что лоб Тимура – упокой Аллах его скверную душу – был чист, как задница новорожденного ребенка! Не было у него этого шрама!
Такой шрам есть у меня… И это в буквальном смысле убивает меня, повергая в состояние безысходной тоски. Моя женщина старательно метит моим шрамом лоб своего насильника…
Бип-бип!!! – звонко тявкнул у ворот автосигнал. Уф-ф-ф! Ну наконец-то. А то нагнал тут меланхолии – впору стреляться!
Метнувшись на улицу, я уже спустя двадцать секунд влек в пенаты психоаналитичку с евродипломом и, плотоядно облизываясь, оценивал ее настроение. Оксана испускала почти ощутимые физически эротические флюиды, которые моментально выбили из моей головы тягостные размышления на тему «как жизнь уныла и безотрадна». Судя по всему, на сегодня намечалось мощнейшее психореабилитационное мероприятие, при соответствующей отдаче моего могучего организма чреватое многократной редупликацией во всех мыслимых позициях…
ГЛАВА 3
История с Берковичем имеет продолжение. В процессе ликвидации этого товарища меня в буквальном смысле поймали на месте преступления и насильственно завербовали (шантажировали, сволочи, ой как шантажировали!) люди из весьма странной и непонятной организации. Вот уже два года я на нее работаю, а до сих пор не могу точно утверждать, политическое ли это общество по типу «красных бригад» или частное образование, обильно субсидируемое нашими высокопоставленными лицами, действительными хозяевами России.
Организация эта готовит высокопрофессиональных убийц разнообразной ориентации и, используя их, осуществляет различные акции, направленные на достижение ей одной ведомых целей (подробнее – в «Профессия – киллер»). Не буду распинаться: скажу только, что эта организация может, как мне представляется, рулить ситуацией в стране как ей вздумается. Устраивать мини-перевороты, менять, как перчатки, политиков и солидных делокрутов, пачками отстреливать депутатов. И не только отстреливать. Я не удивлюсь, если в один прекрасный день окажется, что треть верхней палаты парламента одномоментно объелась грибов и от этого сдвинула лыжи или померла в страшных муках от лучевой болезни. Потому что помимо убойных категорий: снайперов, бойцов и саперов – исполнительское звено этой организации имеет в своем составе натуралистов. Чем эти товарищи занимаются, вы уже знаете. Могу лишь добавить: гордиться, конечно, нечем, но без ложной скромности заявляю, что нас не много (мой порядковый номер – 4) и каждый специалист экстра-класса. Управление организации проводит тщательную селекцию среди наиболее талантливых мерзавцев типа меня и самых перспективных готовит по специализации в Школе, делая из них совершенные орудия уничтожения. Я, например, за последние два года, помимо выпускного экзамена, исполнил восемь акций… пардон – со Снеговым уже девять. Рекламаций со стороны работодателей не было.
Для удобства в общении организация именуется ПРОФСОЮЗОМ. Я считаю, что это объективно. Судите сами: профессиональный союз, сборище профессионалов. Дилетантам там места нет. Непрофессионал (не усвоивший в совершенстве все аспекты и нюансы работы) в ПРОФСОЮЗЕ очень быстро умирает. Для этого существуют специализированные бригады ликвидаторов. Очень, хочу заметить, нехорошие и пасмурные дядьки – разок пришлось пообщаться, до сих пор, как вспомню, мурашки…
Сейчас, после наработки определенного стажа, я чувствую, что имею в этом синдикате убийц закрытого типа определенный вес. Мне позволяют спорить и возмущаться условиями работы, оказывают поддержку во всем, что касается специализации, и вообще я чувствую за своей спиной могучую силу, страшную своей неизведанностью и непредсказуемостью. Меня уже не обзывают по порядковому номеру, теперь я – Капитан. Это удобно во всех отношениях. Обычно Диспетчер ПРОФСОЮЗА звонит и говорит: «Капитан, ПРОФСОЮЗ решил (или – ПРОФСОЮЗ хочет)…» – то-то и то-то. Я уволен из войск и лишен последнего на момент состояния в должности звания – капитан. Так что, если у кого-то и достанет ума подключиться к моему аппарату, он ничего особенного не услышит. Просто кто-то из бывших коллег обращается к сослуживцу.
Вот в общих чертах вторая сторона моего существования. И последнее, что нуждается в пояснении: Милка. Моя извечная боль и постоянный укор.
Когда-то, еще служа Родине во внутренних войсках, я имел неосторожность убить одного неловкого бородатого мужика кавказской национальности. В принципе он сам виноват: нe научился толком обращаться с ножом, а туда же – приспичило ему, видишь ли, завалить офицера спецназа! Развлекался бы несколько иначе, глядишь, еще бы жил да жил. Так вот, у этого парниши остался брательник – Тимур. Его в тот раз я добить не догадался, а надо было. Понимание этого пришло несколько позже, с опытом. Когда убиваешь кавказца, надо вырезать весь его род. В противном случае через некоторое время кто-то из этого рода обязательно придет за твоей жизнью.
Тимур поклялся отомстить мне – даже расписку прислал, чтобы я проникся до глубины души. Эту угрозу я воспринял очень серьезно, но прошло много времени, острота ситуации постепенно сгладилась, и я потерял бдительность.
Потом я встретил Милку, влюбился в нее безоглядно и… и был жестоко наказан. Тимур со своей бандой выкрал мою женщину, чтобы заполучить меня для расчета. Их было четверо, и за те несколько часов, что Милка находилась в их власти, они делали с ней все, что хотели. Прошло уже два года, но каждый раз, как вспоминаю об этом, сердце кровью обливается…
Да, в тот раз Тимур получил расчет – но по моему раскладу Мне помог ПРОФСОЮЗ. Воспользовавшись его услугами я нашел похитителей и убил без малейшего содрогания. Стер с лица земли. Я надеялся, что, покарав этих нелюдей, тем самым уничтожил и память о том, что испытала моя женщина, но просчитался. Милка испытала сильнейший психоэмоциональный стресс, в результате ее пришлось поместить в элитарную психиатрическую клинику и почти год платить бешеные бабки за лечение. Спасибо Дону – фирма взвалила все расходы на свои плечи.
Затем дело вроде бы пошло на поправку: Милку разрешили содержать дома под присмотром приходящего врача. А чуть позже я совершил чудовищное злодеяние, оправдания которому нет и не будет. Легкомысленно решив, что моя маленькая женщина оправилась от потрясения, я, будучи изрядно подшофе, в один прекрасный вечер забрался к ней в постель и моментально реализовал свою похоть.
Милка была как каменная – ни разу не шевельнулась и широко раскрытыми глазами безотрывно смотрела в потолок. Издергавшись в свое удовольствие, я заметил наконец, что дело неладно, но было уже поздно. Женщина моя что-то шептала помертвевшими губами и вздрагивала от малейшего прикосновения. Когда же я попытался привести ее в чувство, с ней случился ужасный припадок.
Затем последовал реабилитационный курс – три долгих месяца в клинике, которые, увы, положительного результата не принесли. Мне пришлось оформлять опекунство, чтобы забрать Милку, потому что она была признана невменяемой и неспособной к самостоятельной жизни.
Теперь моя женщина вроде бы снова идет на поправку. Немаловажную роль в прогрессирующем улучшении сыграли сеансы, которые с ней проводит Оксана. Однако, памятуя об особенностях ее состояния, я прибегаю к услугам квалифицированной няни, которая безотлучно находится с Милкой, когда меня нет дома. И еще… после того как я соорудил себе «художественное алиби», переоборудовав кабинет отца в изостудию, Милка увлеклась рисованием. Она может теперь целыми днями сидеть у окна и, мурлыкая какую-нибудь мелодию, малевать на холсте. В ней явно чувствуется талант: иногда ее портреты получаются так, словно их выполнил настоящий художник. Оксана говорит, что это очень полезно. Якобы живопись благотворно влияет на психику. Я, разумеется, доверяю ей – она специалист в этой области. Только вот… Иногда – обычно это случается при перепадах атмосферного давления или во время магнитных бурь – Милка начинает сосредоточенно выписывать один и тот же портрет. При этом она не мурлычет, и глаза ее тревожно расширены. Это портрет Тимура. Сходство просто потрясающее…
Я всегда рву эти холсты и стараюсь в такие моменты отвлечь свою маленькую женщину от живописи. Оксана говорит, что это отголосок потрясения, которое Милка испытала, и со временем это пройдет. И я ей доверяю – надеюсь, так и будет. Только одно меня тревожит. Рисуя портрет Тимура, Милка всегда наделяет его лицо одной характерной деталью – криминалисты называют это особой приметой. Милка старательно пририсовывает Тимуру V-образный шрам над правой бровью – след ножевого ранения. Но я могу вам поклясться чем угодно, что лоб Тимура – упокой Аллах его скверную душу – был чист, как задница новорожденного ребенка! Не было у него этого шрама!
Такой шрам есть у меня… И это в буквальном смысле убивает меня, повергая в состояние безысходной тоски. Моя женщина старательно метит моим шрамом лоб своего насильника…
Бип-бип!!! – звонко тявкнул у ворот автосигнал. Уф-ф-ф! Ну наконец-то. А то нагнал тут меланхолии – впору стреляться!
Метнувшись на улицу, я уже спустя двадцать секунд влек в пенаты психоаналитичку с евродипломом и, плотоядно облизываясь, оценивал ее настроение. Оксана испускала почти ощутимые физически эротические флюиды, которые моментально выбили из моей головы тягостные размышления на тему «как жизнь уныла и безотрадна». Судя по всему, на сегодня намечалось мощнейшее психореабилитационное мероприятие, при соответствующей отдаче моего могучего организма чреватое многократной редупликацией во всех мыслимых позициях…
ГЛАВА 3
– «Зенит-4» слушает.
– Цилина пригласите.
– Цилин на занятиях. Перезвоните в обед – с часу до трех.
– Это срочно! У него там беда с женой! Позовите!
– Ну… ну ладно – щас, – ломкий мальчишеский голос сразу утратил официальность. Беда все извиняет. Ради беды можно нарушить расписание занятий и вообще все к чертям похерить: все мы люди…
Я тяжело вздохнул и, переложив мобильный телефон к левому уху, приник к окуляру подзорной трубы, пришпандоренной на штативе к подрамнику чердачного окна.
Не рано ли? В гостиной дома напротив, на третьем этаже, клиент наливал даме второй фужер шампанского. В бутылке еще оставалось чуть меньше половины. От базы СОБРа до дома – минут десять езды. Нет, пожалуй, как раз. Пока Цилин соберется с мыслями, пока выйдет, заведет машину – они как раз улягутся и войдут в полноценный контакт.
– Але! Кто это?! – раздался в трубке встревоженный голос.
– Цилин? – уточнил я.
– Цилин, Цилин! – торопливо пробормотал абонент. – Чего там? А?!
Ага, запыхался, бедолага. От спортзала до КПП бежал, значит. Ладненько…
– Тут твою жену е..ут, братишка, – сожалеюще сообщил я. – Прямо на диване, у тебя дома. Если хочешь посмотреть – приезжай.
– Кто это?! – раздраженно крикнул абонент. Не крикнул – простонал на выдохе, с надрывом и болью. Угу, угу – ладненько…
– Конь в пальто! Доброжелатель! – издевательски прорычал я. – Ты лучше сюда слушай, боец. Е…рь – крутой мужик. Через дорогу, напротив подъезда – «БМВ» темно-синий. Там водила и телохранитель, оба вооружены. Дверь на цепи?
– В смысле? – потерянно пробормотал Цилин. – Какая дверь? На какой…
– Тьфу, тормоз! – сердито оборвал я его. – Дверь твоей квартиры на цепочку закрывается?
– Закрывается, – подтвердил абонент потухшим голосом.
– Ну вот – я так и думал, – озабоченно пробурчал я. – Пока ты будешь там рваться в дверь, он по рации их вызовет – водилу с телохранителем, и они тебе пару лишних дыр в башке соорудят. Они, крутые, все такие – им жизнь такого, как ты, – по барабану. Так что если хочешь без особого скандала полюбоваться, как твоя симпатичная супруга под крутым ноги раздвигает, бокорезы прихвати. И с опаской… – Цилин, не дослушав, хлопнул трубку на рычаги. Есть контакт!
Я опять посмотрел в трубку. Бутылка опустела. Шампанское в фужерах еще имелось, но клиент уже подсел к даме на диван и запустил руку ей под юбку. Ну-ну…
Достав узконаправленный микрофон, я пристроил его на подоконник и принялся с помощью струбцинки наводить на интересующее меня окно. На душе было пасмурно и тревожно. Неловко крутанув струбцинку, я вогнал в большой палец здоровенную занозу и злобно стукнул кулаком по шершавому подоконнику, восклицая: «Нет, у вас там определенно квартальный план горит, дебилы!»
Так бесцеремонно ПРОФСОЮЗ поступал со мной впервые. Обычно интервал между заказами составлял от двух до четырех месяцев. Управление ПРОФСОЮЗА тщательно подбирало каждого клиента, противопоставляя личность жертвы киллеру в такой степени, что киллер разрабатывал объект, ни секунды не задумываясь над тем, что он делает. Для меня клиент всегда был врагом. Я боец и, убивая врага, не обременяю свое сознание нравственными аспектами данного деяния. Так спокойнее. И потом – чего зря умничать? А ля гер ком а ля гер, как говорится.
В данном же случае все было через задницу. Никаких исходных данных. Никаких интервалов. Рано утром, в понедельник, позвонил Диспетчер ПРОФСОЮЗА и сообщил открытым текстом: «Гнилов Николай Николаевич. Не позднее следующего понедельника. Отпуск не проси – разрабатывай по ходу. Вопросы?»
Я был настолько замордован Оксанкиными ночными ухищрениями, что сразу и не нашелся, что ответить. Только промычал нечто нечленораздельное и начал шарить по прикроватной тумбочке в поисках початой бутылки с минералкой.
– Ну и ладушки, – истолковал по-своему мое мычание Диспетчер. – Да, условия те же. Нулевой вариант. Ну, бывай, Капитан. – И положил трубку.
Напившись и немного очухавшись, я обнаружил, что моя взбалмошная пассия давненько убралась восвояси. Приэтом она умудрилась приготовить мне завтрак и очередной сюрприз: записку с обещанием больше никогда со мною не сексуальничать. Вот вещдок. К записке был пришпилен канцелярской скрепкой изодранный в лохмотья презерватив.
Заскорбев душой, я накрутил промежуточный контактный телефон и поинтересовался:
– Это что, наш вице, что ли?
– Ага, он, – подтвердил Диспетчер и, вопреки обыкновению, не стал выговаривать мне за неоправданный звонок.
– Вы че там – совсем навернулись?! – злобно проскрипел я. – Или у вас там кадровый переворот? А?
– У нас все путем, Капитан, – уверил меня Диспетчер. – Не гони пургу. Я тебе гарантирую, что все деется в интересах вашей фирмы. Пока…
Я посмотрел на часы. До предполагаемого времени прибытия Цилина оставалось около пяти минут. Узконаправленный микрофон воспринимал жаркое дыхание клиента ислабенькое попискивание Цилиной, доносившиеся из раскрытого окна на третьем этаже. Хорошо – процесс пошел! Телохранитель ишофер на заднем сиденье «БМВ» играли в шахматы. Порядок. Что там еще у нас?
Я быстренько прогнал все варианты ситуативных отклонений, характерных для данной обстановки, ипришел к выводу, что, если таковые и наклевываются, в настоящий момент мне уже не удастся повлиять на ход истории.
Когда занимаешься режиссурой, можешь управлять событиями лишь до определенного момента. При наступлении этого момента остается довольствоваться ролью стороннего наблюдателя: переминаться с ноги на ногу у подзорной трубы и заклинать своего киллерского бога, чтобы все прошло как надо.
Здесь нельзя, как в кино, скомандовать: «Стоп мотор!» – и прогнать еще один дубль Как получилось, так получилось. Или все предусмотрел, предвосхитил и организовал на высшем уровне, или все полетело к чертовой матери и надо вызывать ликвидаторов.
Вот за это бездеятельное, томительное ожидание я режиссуру не люблю. Лучше все делать собственноручно: таскать, копать, ездить, ползать, дергать за веревочку – можно даже мерзлое дерьмо ломом отдалбливать. Это легче, чем заниматься подтасовкой обстановочных факторов, не будучи уверенным даже на 70 процентов, что в нужный момент произойдет правильное наложение этих факторов друг на друга, дающее в конечном итоге желаемый результат…
Вздохи, улавливаемые микрофоном, несколько участились, затем раздался оглушительный «бу-бух!» и удивленный вскрик. Я поморщился. Волосатая жопа клиента, смутно мелькавшая через тюлевую занавесь, исчезла из моего поля зрения.
– На пол свалились, голуби! – догадался я. – Не торопитесь, родные мои, не торопитесь – времени у вас – вагон!
Гнилов Н. Н. являлся вице-президентом нашей фирмы. Он был правой рукой Дона, его верным другом и высокопоставленным специалистом в области администрирования. Не буду повторяться о его роли и значении во взаимоотношениях фирмы с братвой. Сотрудники не зря за глаза величали Гнилова либо «зам по братве», либо скромно и просто: «Дон-2».
Надеюсь, понятно, почему я возмутился, получив заказ на Гнилова. На роль врага он не тянул. Это был живой человек, с которым я имел счастье чуть ли не ежедневно общаться как в быту, так и на работе. Веселый разбитной мужик, рубаха-парень. Я с ним парился в бане, ездил на охоту и неоднократно пил водочку. Теперь я должен был убить его, поверив на слово Диспетчеру ПРОФСОЮЗА, который дал понять, что своим существованием Гнилов наносит ущерб интересам фирмы, а значит, и моим тоже. Хотя почему «должен»? Я уже убил его – если все верно рассчитал. Теперь остается только наблюдать, как он умрет. Пышущий здоровьем мужик, в расцвете сил, надежда и опора фирмы, «Дон-2», одним словом…
В конце улицы показалась бежевая «шестерка» Цилина.
Я вздрогнул от неожиданности и нервно дернул кадыком. Муж прибыл на три минуты раньше ожидаемого срока. Наверно, гнал, игнорируя светофоры, как ужаленный в причинное место.
Стоны и вздохи в наушниках пока не набрали должной интенсивности. Ай-я-яй! Нехорошо, очень нехорошо! Я рассчитывал, что Гнилов, изощренный в искусстве любви, успеет хорошенько раскочегарить свою подружку к моменту прибытия ее благоверного. Тогда они (адюльтерщики), выпав из обстановки, не обратят внимания на безмолвное вторжение пострадавшей стороны. А сейчас могут обратить – и это черт его знает чем кончится. У Гнилова при себе сотовый телефон – вдруг в панике начнет названивать куда не надо?!
«Жигуль» медленно проехал мимо «БМВ», завернул за угол и остановился возле мусорных баков. Шахматисты в гниловской тачке не обратили никакого внимания на машину Цилина. Значит, установку на экстренное оповещение в случае прибытия мужа они от своего патрона не получали. Н-н-н-н-да… Очень и очень неосмотрительно вы себя ведете, уважаемый Ник-Ник! Так недолго и в неприятность влететь…
Цилин упруго выскочил из машины и несколько секунд стоял, нервно барабаня пальцами по капоту и глядя на раскрытое окно своей квартиры на третьем этаже. Затем подошел к углу здания и некоторое время наблюдал за парнями в машине Гнилова. Я облегченно вздохнул и мысленно поаплодировал ему. Давай, родной, давай – действуй далее в том же духе. Не надо только пороть горячку.
Мне не потребовалась неделя, чтобы «разработать» Гнилова. Я прекрасно знал об этом адюльтере. Вот большинство читателей (сужу по себе) почему-то думают, что крутые деловары (не индейцы, а те, кто «дела варят») из разряда Дона и Гнилова чуть ли не ежевечерне гужуются в ночных клубах, надираются вусмерть и утаскивают оттуда в шикарные отели длинноногих красавиц с потрясающими секс-способностями. Я тоже раньше так думал, пока не убедился в обратном. Друзья мои, не верьте досужим сплетням! Доны и Гниловы в ночные бары и клубы заворачивают крайне редко, и то только в деловых целях. Они предпочитают оттягиваться в небольшой компании единомышленников, где-нибудь в уютном кабинете «Болдина», под мягкие звуки духового оркестра. Ну а о длинноногих красавицах из клубов и говорить нечего. Они, эти Доны и Гниловы, к услугам оных практически не прибегают. Это не их уровень.
У каждого из крутых деляг имеется более-менее постоянная женщина или две, располагающие всем набором необходимых для этого дела качеств: хорошей внешностью, относительно развитым интеллектом, кипучим молодым задором и умением держать язык за зубами. При этом совсем не обязательно, чтобы жена деловара была отвязная стервоза и являла собой паноптикум образин всего мира в одном лице. У Гнилова, например, третья по счету супруга, которая младше его лет на двадцать. Она моя ровесница. Просто таким людям как воздух необходим элемент какой-то таинственности и ухарства, этакий гусарский шоансик, так скрашивающий серую жизнь замордованного глобальными проблемами администратора.
«Разрабатывая» Гнилова, я уперся в адюльтер вовсе не потому, что под рукой не оказалось ничего более подходящего. Я могу ударить клиента головой о край унитаза в его персональном туалете, накормить этак ненавязчиво бутулиновыми грибочками, выкинуть на полном скаку совместно с темно-синим «БМВ» и шахматистами куда-нибудь с обрыва к чертовой матери и так далее и тому подобное: минимум двести вариантов, приемлемых в данных условиях. Все эти способы, кстати, гораздо проще и приятнее, чем постановка трагедии посредством режиссуры – выше я говорил почему.
В рамках адюльтера мне здорово понравился муж милашки Цилиной. Угрюмый крепыш сорока двух лет, молчаливый и нелюдимый, он всю жизнь преодолевал комплекс застенчивости, изощряясь в постижении тайн восточных единоборств. Цилин работал инструктором по спецподготовке в СОБРе. Обучал бойцов искусству качественно вышибать дух из преступников и стрелять из всех видов табельного оружия. Свою молодую жену Цилин любил безумно. Ну чуть ли не как Отелло Дездемону, а может, и круче – в такие нюансы мне забраться не удалось. Разница в пятнадцать лет была основой необузданной ревности Цилина. За три года совместной жизни он два раза, практически без поводов, порывался покончить с собой в припадке осознания собственной ничтожности по сравнению с яркой и интересной женщиной, живущей рядом. Об этом мне поведал Гнилов в один из приступов банного откровения, снисходящих порой и на сильных мира сего.
– Ольга опять жалуется – ее рогоносец мрачный ходит, в сторону смотрит. Как бы снова не вздернулся…
Встретившись в середине недели с Оксаной – она пришла позаниматься с Милкой, – я преподнес ей за чашкой чаю психологический портрет Цилина. Оксана в десять секунд разложила его психотип по полочкам и между прочим, в качестве прогноза, заявила, что товарищ этот, будучи в пограничном состоянии, может легко убить кого угодно…
Цилин, потратив минуту на изучение обстановки, вдруг резко стартанул с места и через несколько секунд скрылся в своем подъезде. Я аж вспотел. Куда, куда ты, паря! Я же предупреждал, что в тылу два ствола! Вот это прокол! Сейчас он легко вспорхнет на третий этаж, начнет возиться с замками-цепочками, орать благим матом…
Я выдернул из кармана мобильный телефон, болезненно поморщился и приготовился набрать промежуточный номер для вызова бригады ликвидаторов. Вот уж с кем не было никакого желания контактировать! В памяти отчетливо всплыл эпизод почти полуторагодичной давности.
Ситуация имела место почти один к одному с нынешней. Только тогда я еще обзывался «Четвертым» и дело было в дачном поселке неподалеку от Саратова.
Стояла поздняя осень. Легкие облака плыли по яркому небу, иногда кусая осеннее солнце своими мягкими губами. Торжественно и печально опадали последние листья, срываемые с ветвей деревьев легкими порывами шаловливого ветерка. Тишина царила над дачным поселком, раскинувшимся в живописном смешанном лесу.
Я торчал посреди тополиной рощи, на высоченном дереве, и наблюдал. Метрах в семидесяти от меня, во дворе добротной дачи, подходил к финалу тщательно разработанный мной спектакль. Я лениво позевывал, употреблял картофельные чипсы и подумывал о перспективах на будущее. Осложнений не ожидалось – все шло по графику.
При мне были та же подзорная труба и узконаправленный микрофон, позволявшие в подробностях лицезреть и прослушивать завершающий акт трагедии, а также мобильный телефон для экстренной связи.
Прямо посреди просторной дачной террасы располагалась широкая жесткая кушетка. На кушетке производил последние фрикции мой клиент, судорожно дергая жирным задом, утробно ойкая на выдохе и с шумом засасывая воздух сквозь стиснутые зубы.
Под клиентом повизгивала крашеная блондинка, обвивая красивыми ногами его широкую спину и ловко поддавая снизу тазом. Я загадал, что если процесс завершится на счете 13, то мне выпадет в жизни удача, и начал считать.
Жена клиента – худосочная неврастеничка, дочь большого начальника, вовремя оповещенная мной по телефону, двадцать секунд назад успела благополучно перемахнуть через высокий забор дачи. Теперь, дрожа от нетерпения, она кралась вдоль стены дома к террасе, сжимая в руках семизарядный карабин.
Перестав позевывать, я несколько оживился и принялся с интересом наблюдать за происходящим. Карабинчик дочке подарил папенька. Он же научил ее из любого положения с двадцати шагов попадать в полтинник. От угла дома, который сопрягается с террасой, до кушетки – едва ли что-то около восьми метров. Угу, угу…
Вдруг откуда ни возьмись к воротам подлетает белая «Мазда» и высаживает из всех дверей целую процессию: мамашку жены клиента, двух мужиков с видеокамерами и какого-то толстого дядьку с портфелем. И представьте себе, вся эта компашка с шумом вваливается во двор и бежит к террасе! Я чуть с дерева не навернулся!
Мамашка, улицезрев дочку с пушкой, заорала благим матом. В этот момент дочь выстрелила и размозжила голову блондинке, которая так усердно верещала, что ничего вокруг не замечала. Клиент шустренько вскочил и ломанулся в дом. Мужики с видеокамерами моментально обезоружили дочь-неврастеничку, проявив незаурядную сноровку в этом вопросе, и вскоре вся компания вовсю дискутировала внутри дома, оглашая окрестности долетавшими из окон истерическими воплями.
– Цилина пригласите.
– Цилин на занятиях. Перезвоните в обед – с часу до трех.
– Это срочно! У него там беда с женой! Позовите!
– Ну… ну ладно – щас, – ломкий мальчишеский голос сразу утратил официальность. Беда все извиняет. Ради беды можно нарушить расписание занятий и вообще все к чертям похерить: все мы люди…
Я тяжело вздохнул и, переложив мобильный телефон к левому уху, приник к окуляру подзорной трубы, пришпандоренной на штативе к подрамнику чердачного окна.
Не рано ли? В гостиной дома напротив, на третьем этаже, клиент наливал даме второй фужер шампанского. В бутылке еще оставалось чуть меньше половины. От базы СОБРа до дома – минут десять езды. Нет, пожалуй, как раз. Пока Цилин соберется с мыслями, пока выйдет, заведет машину – они как раз улягутся и войдут в полноценный контакт.
– Але! Кто это?! – раздался в трубке встревоженный голос.
– Цилин? – уточнил я.
– Цилин, Цилин! – торопливо пробормотал абонент. – Чего там? А?!
Ага, запыхался, бедолага. От спортзала до КПП бежал, значит. Ладненько…
– Тут твою жену е..ут, братишка, – сожалеюще сообщил я. – Прямо на диване, у тебя дома. Если хочешь посмотреть – приезжай.
– Кто это?! – раздраженно крикнул абонент. Не крикнул – простонал на выдохе, с надрывом и болью. Угу, угу – ладненько…
– Конь в пальто! Доброжелатель! – издевательски прорычал я. – Ты лучше сюда слушай, боец. Е…рь – крутой мужик. Через дорогу, напротив подъезда – «БМВ» темно-синий. Там водила и телохранитель, оба вооружены. Дверь на цепи?
– В смысле? – потерянно пробормотал Цилин. – Какая дверь? На какой…
– Тьфу, тормоз! – сердито оборвал я его. – Дверь твоей квартиры на цепочку закрывается?
– Закрывается, – подтвердил абонент потухшим голосом.
– Ну вот – я так и думал, – озабоченно пробурчал я. – Пока ты будешь там рваться в дверь, он по рации их вызовет – водилу с телохранителем, и они тебе пару лишних дыр в башке соорудят. Они, крутые, все такие – им жизнь такого, как ты, – по барабану. Так что если хочешь без особого скандала полюбоваться, как твоя симпатичная супруга под крутым ноги раздвигает, бокорезы прихвати. И с опаской… – Цилин, не дослушав, хлопнул трубку на рычаги. Есть контакт!
Я опять посмотрел в трубку. Бутылка опустела. Шампанское в фужерах еще имелось, но клиент уже подсел к даме на диван и запустил руку ей под юбку. Ну-ну…
Достав узконаправленный микрофон, я пристроил его на подоконник и принялся с помощью струбцинки наводить на интересующее меня окно. На душе было пасмурно и тревожно. Неловко крутанув струбцинку, я вогнал в большой палец здоровенную занозу и злобно стукнул кулаком по шершавому подоконнику, восклицая: «Нет, у вас там определенно квартальный план горит, дебилы!»
Так бесцеремонно ПРОФСОЮЗ поступал со мной впервые. Обычно интервал между заказами составлял от двух до четырех месяцев. Управление ПРОФСОЮЗА тщательно подбирало каждого клиента, противопоставляя личность жертвы киллеру в такой степени, что киллер разрабатывал объект, ни секунды не задумываясь над тем, что он делает. Для меня клиент всегда был врагом. Я боец и, убивая врага, не обременяю свое сознание нравственными аспектами данного деяния. Так спокойнее. И потом – чего зря умничать? А ля гер ком а ля гер, как говорится.
В данном же случае все было через задницу. Никаких исходных данных. Никаких интервалов. Рано утром, в понедельник, позвонил Диспетчер ПРОФСОЮЗА и сообщил открытым текстом: «Гнилов Николай Николаевич. Не позднее следующего понедельника. Отпуск не проси – разрабатывай по ходу. Вопросы?»
Я был настолько замордован Оксанкиными ночными ухищрениями, что сразу и не нашелся, что ответить. Только промычал нечто нечленораздельное и начал шарить по прикроватной тумбочке в поисках початой бутылки с минералкой.
– Ну и ладушки, – истолковал по-своему мое мычание Диспетчер. – Да, условия те же. Нулевой вариант. Ну, бывай, Капитан. – И положил трубку.
Напившись и немного очухавшись, я обнаружил, что моя взбалмошная пассия давненько убралась восвояси. Приэтом она умудрилась приготовить мне завтрак и очередной сюрприз: записку с обещанием больше никогда со мною не сексуальничать. Вот вещдок. К записке был пришпилен канцелярской скрепкой изодранный в лохмотья презерватив.
Заскорбев душой, я накрутил промежуточный контактный телефон и поинтересовался:
– Это что, наш вице, что ли?
– Ага, он, – подтвердил Диспетчер и, вопреки обыкновению, не стал выговаривать мне за неоправданный звонок.
– Вы че там – совсем навернулись?! – злобно проскрипел я. – Или у вас там кадровый переворот? А?
– У нас все путем, Капитан, – уверил меня Диспетчер. – Не гони пургу. Я тебе гарантирую, что все деется в интересах вашей фирмы. Пока…
Я посмотрел на часы. До предполагаемого времени прибытия Цилина оставалось около пяти минут. Узконаправленный микрофон воспринимал жаркое дыхание клиента ислабенькое попискивание Цилиной, доносившиеся из раскрытого окна на третьем этаже. Хорошо – процесс пошел! Телохранитель ишофер на заднем сиденье «БМВ» играли в шахматы. Порядок. Что там еще у нас?
Я быстренько прогнал все варианты ситуативных отклонений, характерных для данной обстановки, ипришел к выводу, что, если таковые и наклевываются, в настоящий момент мне уже не удастся повлиять на ход истории.
Когда занимаешься режиссурой, можешь управлять событиями лишь до определенного момента. При наступлении этого момента остается довольствоваться ролью стороннего наблюдателя: переминаться с ноги на ногу у подзорной трубы и заклинать своего киллерского бога, чтобы все прошло как надо.
Здесь нельзя, как в кино, скомандовать: «Стоп мотор!» – и прогнать еще один дубль Как получилось, так получилось. Или все предусмотрел, предвосхитил и организовал на высшем уровне, или все полетело к чертовой матери и надо вызывать ликвидаторов.
Вот за это бездеятельное, томительное ожидание я режиссуру не люблю. Лучше все делать собственноручно: таскать, копать, ездить, ползать, дергать за веревочку – можно даже мерзлое дерьмо ломом отдалбливать. Это легче, чем заниматься подтасовкой обстановочных факторов, не будучи уверенным даже на 70 процентов, что в нужный момент произойдет правильное наложение этих факторов друг на друга, дающее в конечном итоге желаемый результат…
Вздохи, улавливаемые микрофоном, несколько участились, затем раздался оглушительный «бу-бух!» и удивленный вскрик. Я поморщился. Волосатая жопа клиента, смутно мелькавшая через тюлевую занавесь, исчезла из моего поля зрения.
– На пол свалились, голуби! – догадался я. – Не торопитесь, родные мои, не торопитесь – времени у вас – вагон!
Гнилов Н. Н. являлся вице-президентом нашей фирмы. Он был правой рукой Дона, его верным другом и высокопоставленным специалистом в области администрирования. Не буду повторяться о его роли и значении во взаимоотношениях фирмы с братвой. Сотрудники не зря за глаза величали Гнилова либо «зам по братве», либо скромно и просто: «Дон-2».
Надеюсь, понятно, почему я возмутился, получив заказ на Гнилова. На роль врага он не тянул. Это был живой человек, с которым я имел счастье чуть ли не ежедневно общаться как в быту, так и на работе. Веселый разбитной мужик, рубаха-парень. Я с ним парился в бане, ездил на охоту и неоднократно пил водочку. Теперь я должен был убить его, поверив на слово Диспетчеру ПРОФСОЮЗА, который дал понять, что своим существованием Гнилов наносит ущерб интересам фирмы, а значит, и моим тоже. Хотя почему «должен»? Я уже убил его – если все верно рассчитал. Теперь остается только наблюдать, как он умрет. Пышущий здоровьем мужик, в расцвете сил, надежда и опора фирмы, «Дон-2», одним словом…
В конце улицы показалась бежевая «шестерка» Цилина.
Я вздрогнул от неожиданности и нервно дернул кадыком. Муж прибыл на три минуты раньше ожидаемого срока. Наверно, гнал, игнорируя светофоры, как ужаленный в причинное место.
Стоны и вздохи в наушниках пока не набрали должной интенсивности. Ай-я-яй! Нехорошо, очень нехорошо! Я рассчитывал, что Гнилов, изощренный в искусстве любви, успеет хорошенько раскочегарить свою подружку к моменту прибытия ее благоверного. Тогда они (адюльтерщики), выпав из обстановки, не обратят внимания на безмолвное вторжение пострадавшей стороны. А сейчас могут обратить – и это черт его знает чем кончится. У Гнилова при себе сотовый телефон – вдруг в панике начнет названивать куда не надо?!
«Жигуль» медленно проехал мимо «БМВ», завернул за угол и остановился возле мусорных баков. Шахматисты в гниловской тачке не обратили никакого внимания на машину Цилина. Значит, установку на экстренное оповещение в случае прибытия мужа они от своего патрона не получали. Н-н-н-н-да… Очень и очень неосмотрительно вы себя ведете, уважаемый Ник-Ник! Так недолго и в неприятность влететь…
Цилин упруго выскочил из машины и несколько секунд стоял, нервно барабаня пальцами по капоту и глядя на раскрытое окно своей квартиры на третьем этаже. Затем подошел к углу здания и некоторое время наблюдал за парнями в машине Гнилова. Я облегченно вздохнул и мысленно поаплодировал ему. Давай, родной, давай – действуй далее в том же духе. Не надо только пороть горячку.
Мне не потребовалась неделя, чтобы «разработать» Гнилова. Я прекрасно знал об этом адюльтере. Вот большинство читателей (сужу по себе) почему-то думают, что крутые деловары (не индейцы, а те, кто «дела варят») из разряда Дона и Гнилова чуть ли не ежевечерне гужуются в ночных клубах, надираются вусмерть и утаскивают оттуда в шикарные отели длинноногих красавиц с потрясающими секс-способностями. Я тоже раньше так думал, пока не убедился в обратном. Друзья мои, не верьте досужим сплетням! Доны и Гниловы в ночные бары и клубы заворачивают крайне редко, и то только в деловых целях. Они предпочитают оттягиваться в небольшой компании единомышленников, где-нибудь в уютном кабинете «Болдина», под мягкие звуки духового оркестра. Ну а о длинноногих красавицах из клубов и говорить нечего. Они, эти Доны и Гниловы, к услугам оных практически не прибегают. Это не их уровень.
У каждого из крутых деляг имеется более-менее постоянная женщина или две, располагающие всем набором необходимых для этого дела качеств: хорошей внешностью, относительно развитым интеллектом, кипучим молодым задором и умением держать язык за зубами. При этом совсем не обязательно, чтобы жена деловара была отвязная стервоза и являла собой паноптикум образин всего мира в одном лице. У Гнилова, например, третья по счету супруга, которая младше его лет на двадцать. Она моя ровесница. Просто таким людям как воздух необходим элемент какой-то таинственности и ухарства, этакий гусарский шоансик, так скрашивающий серую жизнь замордованного глобальными проблемами администратора.
«Разрабатывая» Гнилова, я уперся в адюльтер вовсе не потому, что под рукой не оказалось ничего более подходящего. Я могу ударить клиента головой о край унитаза в его персональном туалете, накормить этак ненавязчиво бутулиновыми грибочками, выкинуть на полном скаку совместно с темно-синим «БМВ» и шахматистами куда-нибудь с обрыва к чертовой матери и так далее и тому подобное: минимум двести вариантов, приемлемых в данных условиях. Все эти способы, кстати, гораздо проще и приятнее, чем постановка трагедии посредством режиссуры – выше я говорил почему.
В рамках адюльтера мне здорово понравился муж милашки Цилиной. Угрюмый крепыш сорока двух лет, молчаливый и нелюдимый, он всю жизнь преодолевал комплекс застенчивости, изощряясь в постижении тайн восточных единоборств. Цилин работал инструктором по спецподготовке в СОБРе. Обучал бойцов искусству качественно вышибать дух из преступников и стрелять из всех видов табельного оружия. Свою молодую жену Цилин любил безумно. Ну чуть ли не как Отелло Дездемону, а может, и круче – в такие нюансы мне забраться не удалось. Разница в пятнадцать лет была основой необузданной ревности Цилина. За три года совместной жизни он два раза, практически без поводов, порывался покончить с собой в припадке осознания собственной ничтожности по сравнению с яркой и интересной женщиной, живущей рядом. Об этом мне поведал Гнилов в один из приступов банного откровения, снисходящих порой и на сильных мира сего.
– Ольга опять жалуется – ее рогоносец мрачный ходит, в сторону смотрит. Как бы снова не вздернулся…
Встретившись в середине недели с Оксаной – она пришла позаниматься с Милкой, – я преподнес ей за чашкой чаю психологический портрет Цилина. Оксана в десять секунд разложила его психотип по полочкам и между прочим, в качестве прогноза, заявила, что товарищ этот, будучи в пограничном состоянии, может легко убить кого угодно…
Цилин, потратив минуту на изучение обстановки, вдруг резко стартанул с места и через несколько секунд скрылся в своем подъезде. Я аж вспотел. Куда, куда ты, паря! Я же предупреждал, что в тылу два ствола! Вот это прокол! Сейчас он легко вспорхнет на третий этаж, начнет возиться с замками-цепочками, орать благим матом…
Я выдернул из кармана мобильный телефон, болезненно поморщился и приготовился набрать промежуточный номер для вызова бригады ликвидаторов. Вот уж с кем не было никакого желания контактировать! В памяти отчетливо всплыл эпизод почти полуторагодичной давности.
Ситуация имела место почти один к одному с нынешней. Только тогда я еще обзывался «Четвертым» и дело было в дачном поселке неподалеку от Саратова.
Стояла поздняя осень. Легкие облака плыли по яркому небу, иногда кусая осеннее солнце своими мягкими губами. Торжественно и печально опадали последние листья, срываемые с ветвей деревьев легкими порывами шаловливого ветерка. Тишина царила над дачным поселком, раскинувшимся в живописном смешанном лесу.
Я торчал посреди тополиной рощи, на высоченном дереве, и наблюдал. Метрах в семидесяти от меня, во дворе добротной дачи, подходил к финалу тщательно разработанный мной спектакль. Я лениво позевывал, употреблял картофельные чипсы и подумывал о перспективах на будущее. Осложнений не ожидалось – все шло по графику.
При мне были та же подзорная труба и узконаправленный микрофон, позволявшие в подробностях лицезреть и прослушивать завершающий акт трагедии, а также мобильный телефон для экстренной связи.
Прямо посреди просторной дачной террасы располагалась широкая жесткая кушетка. На кушетке производил последние фрикции мой клиент, судорожно дергая жирным задом, утробно ойкая на выдохе и с шумом засасывая воздух сквозь стиснутые зубы.
Под клиентом повизгивала крашеная блондинка, обвивая красивыми ногами его широкую спину и ловко поддавая снизу тазом. Я загадал, что если процесс завершится на счете 13, то мне выпадет в жизни удача, и начал считать.
Жена клиента – худосочная неврастеничка, дочь большого начальника, вовремя оповещенная мной по телефону, двадцать секунд назад успела благополучно перемахнуть через высокий забор дачи. Теперь, дрожа от нетерпения, она кралась вдоль стены дома к террасе, сжимая в руках семизарядный карабин.
Перестав позевывать, я несколько оживился и принялся с интересом наблюдать за происходящим. Карабинчик дочке подарил папенька. Он же научил ее из любого положения с двадцати шагов попадать в полтинник. От угла дома, который сопрягается с террасой, до кушетки – едва ли что-то около восьми метров. Угу, угу…
Вдруг откуда ни возьмись к воротам подлетает белая «Мазда» и высаживает из всех дверей целую процессию: мамашку жены клиента, двух мужиков с видеокамерами и какого-то толстого дядьку с портфелем. И представьте себе, вся эта компашка с шумом вваливается во двор и бежит к террасе! Я чуть с дерева не навернулся!
Мамашка, улицезрев дочку с пушкой, заорала благим матом. В этот момент дочь выстрелила и размозжила голову блондинке, которая так усердно верещала, что ничего вокруг не замечала. Клиент шустренько вскочил и ломанулся в дом. Мужики с видеокамерами моментально обезоружили дочь-неврастеничку, проявив незаурядную сноровку в этом вопросе, и вскоре вся компания вовсю дискутировала внутри дома, оглашая окрестности долетавшими из окон истерическими воплями.