«Вот оно! – с ликованием крикнул кто-то в голове. – Сейчас тебя запихают в самое пекло, чтобы проверить, каков ты есть! Держись!»
   Закончив озираться, ротный, по-видимому, принял окончательное решение и махнул рукой, подзывая меня к головному БТРу. Подбежав, я вытянулся в струнку: хотелось щелкнуть каблуками, но, увы, в кроссовках да на камнях это довольно проблематично.
   – Пойдешь в разведдозор, лейтенант! – бодро заявил ротный, указывая на лесистую сопку справа по ходу движения колонны. – Скрытно заберешься повыше, замаскируешься и будешь внимательно следить за подступами к селу. Возьмешь с собой вот этих, – он потыкал пальцем в сторону троих бойцов, у которых из драных кроссовок топорщились свежие бинты. Бойцы, понуро смотревшие в землю, как по команде, начали красноречиво вздыхать и шмыгать носами.
   – Молчать, я сказал! – прикрикнул на вздыхателей ротный и ворчливо добавил: – Разведка – основа операции! От вас зависит общий успех! – Он хлопнул меня по плечу и прочувствованно сказал: – Береги себя, лейтенант! И бойцов береги… Да, на связь – только в экстренном случае. Как на обратный склон перевалите, так сразу же попадете в зону их радиоперехвата. Если без дела что вякнешь – провалишь операцию еще до ее начала! Вопросы?
   От обиды у меня перехватило дыхание – слово вымолвить не мог. Вот спасибо-хорошо! Рота будет двигаться цепью вниз, по распадку, который выходит прямиком на село, к горловине ущелья. По этому распадку пять минут назад убежал командир первого взвода Леха Медведев, прихватив с собой дозорное отделение. Разведдозор на сопке в данной ситуации был нужен роте как корове седло. Получалось, что ротный не хочет пускать меня в серьезное дело, потому что я, по его мнению, еще недостаточно обкатан. А чтобы это не выглядело как отстранение от участия в операции, он вручил мне трех индюков, которые из-за потертостей не в состоянии перемещаться в нужном темпе, и теперь посылает в безопасное место. Чтобы не путался под ногами. Чтобы не обгадил операцию неумелыми действиями.
   Чтобы посмотрел со стороны, как должны работать настоящие мужики. Господи, как обидно!
   Справившись с дыханием, я глухо пробормотал:
   – За дурака меня держите? Я уже обстрелянный! Разрешите участвовать в операции!
   – Но-но, малыш! – урезонил меня ротный. – Полегче! А кто тебя отстраняет? Участвуй на здоровье! Вон – забирайся на сопку и участвуй сколько влезет. – И жестко обрезал, заметив, что я вновь пытаюсь открыть рот: – Разговоры! Еще слово – посажу на бэтээр и отправлю в долину вместе с этими шлангами! – ротный кивнул на бинтованных «разведчиков» и поставил точку в неприятном разговоре: – Все! Мы начинаем движение через двадцать минут. К этому моменту вы должны миновать верхнюю точку. Вперед!
   Спустя 15 минут мы перевалили вершину сопки – мои разведчики, несмотря на потертости, перемещались довольно расторопно.
   Оказавшись на обратном склоне, я с досадой обнаружил, что не могу выполнить на все сто даже это бутафорское боевое задание.
   Сразу за сопкой, на которую мы вскарабкались, располагалась следующая – чуть повыше. Она надежно прикрывала от наблюдения примерно три четверти заброшенного села. С нашего места можно было рассмотреть лишь верхнюю часть Чекурдаха – с десяток домишек, прилепившихся к горному склону у самой горловины ущелья.
   – Тьфу, еб! – досадливо ругнулся я. – Вот еще не было печали! Н-н-н-да… Пошли, орлята, на ту сопку – оттуда будем наблюдать, – бросил я своим разведчикам и начал спускаться по обратному склону.
   – Бо велел здесь находиться, – сообщил мне вдогон кто-то из бойцов. Я обернулся. Никто из троицы даже не сымитировал попытку двинуться вслед за мной.
   – Не понял! – Я угрожающе сдвинул брови. – Вы че, орлята, от рук офуели? Я сказал – вперед!
   – Бо велел здесь находиться, – упрямо повторил веснушчатый рыжий крепыш. – Велел наблюдать. Отлучаться никуда не велел.
   Что ты заладил: «велел» да «велел»! – раздраженно буркнул я. – И потом – что это за Бо?! Командир роты тебе что – братишка, что ли? Для тебя он капитан Болдырев, салага!
   – Бо велел на операциях называть его «Бо», – настырно заявил рыжий. – И вообще ко всем обращаться по кличкам, когда на операциях. Гусь, Ведро, подтвердите!
   Товарищи рыжего синхронно кивнули.
   – Может, вы просто еще не в курсе, товарищ лейтенант? – ехидно поинтересовался рыжий и замолк.
   Я досадливо прикусил губу. Три пары прищуренных глаз с нескрываемым недоброжелательством смотрели на меня сверху. Вот так попал! Угу, угу… Ну и чего теперь делать? Возмущаться – глупо. Ротный действительно дал команду находиться на этой сопке. Дотошно объяснять, что для выполнения задачи иной раз необходимо творчески подходить к командам начальства, – «потерять лицо». Сам ведь начальство. И потом – здорово задело самолюбие вот это «товарищ лейтенант». Дать бы гаду рыжему промеж глаз, да нельзя – прав он… Насчет распоряжения ротного по поводу кличек я был в курсе. За то время, что я валял дурака на Большой земле, мои соратники здесь успели вырасти в боевое братство со своим специфическим укладом и духом корпоративного неприятия посторонних. Успели обзавестись боевыми кличками – все до последнего солдата. Я напрасно надеялся, что, побывав в первом рейде, уравнялся с ними. Это не так. Для них я по-прежнему «товарищ лейтенант» – посторонний я. Правда, офицеры роты насмешливо обзывают меня Профессором – за мои велеречивые измышления по различным поводам. Значит, если эта кличка закрепится, вскоре в рейдах меня будут звать Про: в боевой обстановке все длинные слова максимально сокращают, чтобы экономить время на их произношении, – так диктуют законы войны. Но мне еще предстоит заработать свою боевую кличку. Пока не сподобился. Очень, очень обидно!
   – Ну и хрен с вами, шланги, – с безразличным видом бросил я, подавляя клокочущее в груди негодование, – обойдусь как-нибудь и так. Я пошел. – Помахав троице ручкой, двинулся вниз по склону сопки.
   – Бо велел сидеть здесь, – неуверенно пробормотал мне вслед рыжий, – всем велел!
   Вот и сидите, раз велел, – огрызнулся я. – Может, чего-нибудь высидите. А мне надо организовать наблюдение.
   – Нельзя одному! – отчаянно зазвенел голос рыжего. – Без прикрытия нельзя, товарищ лейтенант! Ротный жопу на куски…
   – Да пошел ты! – заглушил я рыжего. – Тоже мне, наставник нашелся! Заткнись себе в тряпочку и сиди где велели. Тьфу! «Велел», «велел»! – Махнув рукой в знак презрения к рыжему, я наддал во все лопатки и вскоре был вне речевого контакта с троицей.
   Перевалив через вершину сопки, я выбрал дерево потолще, спрятался за ним и начал себя успокаивать, одновременно наблюдая за местностью. Получалось даже хуже, нежели я предполагал. Помимо всего прочего, ротный втихаря приказал троице присматривать за мной. Иначе чем объяснить последнее отчаянное восклицание рыжего? Ай-я-яй, как нехорошо! Да что ж он – вообще за офицера меня не считает? Меня, такого крутого и навороченного, отличника-краснодипломника, стрелка-снайпера и рукопашника от винта! Ну, погоди, ротный! Я тебе докажу. Ты будешь об этом горько сожалеть – о своем недоверии. Ха! Без прикрытия нельзя…
   Немного успокоившись, я принялся вникать в обстановку. С этой позиции Чекурдах просматривался не полностью – мешали небольшие холмы справа от распадка. Но по крайней мере две трети села я мог видеть как на ладони.
   Понапрягав зрение с минуту, я обнаружил две интересные вещи. Во-первых, в селе кто-то был. Из нескольких дворов, расположенных в нижней части, струились тонкие голубоватые дымки. Во-вторых, то место, где я находился, по всем параметрам годилось для универсального поста сторожевого охранения. Отсюда прекрасно просматривался распадок, выходивший к селу, и почти три четверти подступов к ущелью. Будь я командиром гоблинов, обязательно поставил бы сюда сторожевой пост на три сектора. Плюс наблюдателя на пару десятков метров выше села по горному склону. Тогда к ущелью ни одна букашка не проползет незамеченно – не то что рота спецов.
   – Хорошо, что гоблины – не профессиональные вояки, а бандиты, – глубокомысленно заметил я вслух. – А то, понимаешь, понавтыкали бы постов где… – Договорить не получилось. Я замер как вкопанный с разинутым ртом. Автомат вдруг стремительно выскочил у меня из рук и взвился ввысь, вдоль дубового ствола…
   Ну вот, я приехал. Заруливаю в огромный двор, обнесенный трехметровым каменным забором. На заднем плане двора прилепился небольшой каменный же домик – комната для официальных приемов, кухня и спальня. Бо строится. Он уже два года строится – вон кирпичи и плиты гниют возле забора. Большой и добротный дом – это престиж. Бо прекрасно понимает это, но ему лень расстараться ради каких-то эфемерных высокопарных принципов. Он – дитя Азии, ценит в первую очередь то, что действительно необходимо для хорошей жизни. Например, хорошую еду, удобную одежду, красивых женщин и «уют-комфорт, тудым-сюдым», как он сам любит повторять.
   Рядом с домом располагается добротная бревенчатая баня – почти такая же, как сам дом. В бане огромная застекленная веранда, устланная домоткаными половиками и уставленная кадковыми растениями, за которыми Бо сам старательно ухаживает – жене не доверяет. Когда Бо дома, он почти безвылазно находится там: здесь у него кабинет. Повсюду разбросаны цветные подушки, одеяла и книги – Бо обычно валяется на веранде и запоем читает, когда не надо заниматься делами. Да, этот толстый калмык действительно понимает толк в комфорте. Я бы тоже не отказался целыми днями валяться на прохладной веранде и общаться с классиками. Увы, каждому свое.
   – Мендут, – махаю рукой, заметив бритую голову Бо.
   – Сам такой, – отвечает Бо и тычет пальцем в сторону зеленой лужайки за домом: – Коржик сказал, что утопчет тебя сегодня на первой минуте.
   На лужайке разминается Коржик. Этот парниша словно выкован из чугуна – атлет, каких поискать. Пожав Бо руку, я некоторое время стою и любуюсь красотой тела своего спарринг-партнера. Такие мышцы сделали бы честь любому атлетическому клубу – и все настоящее, на мясе и кашах, ни капельки химии.
   Весит Коржик 90 кг, и мне с ним трудновато работать: разница в пять кило у бойцов одного класса дает тому, кто тяжелее, ощутимое преимущество. Меня спасает то, что я с детства занимался ушу – я буквально на четверть порядка гибче Коржика. Поэтому до сих пор еще не инвалид.
   Бо пошутил, сообщив мне, что якобы Коржик заявил, что утопчет меня на первой минуте. Нет, не потому, что Коржик слабее – утоптать он действительно может, если очень пожелает. В группировке Бо нет более талантливого и техничного бойца. Вопрос не в том. Коржик не мог вообще ничего заявить. Он нем. Этот парниша воевал в Чечне вместе с Бо. Однажды он попал в плен к «духам» и скверно себя вел: всячески поносил чеченов, надеясь, что в ярости они быстро убьют его и не будут мучить. «Духи» оказались терпеливые – они не только вдумчиво пытали Коржика, но и отрезали ему язык.
   Коржик – верный телохранитель Бо и, как я предполагаю, основной исполнитель некоторых особо деликатных поручений, которые неизбежны при такого рода деятельности.
   Быстро натянув трико, перчатки и протекторы, я подхожу к Коржику и обнимаюсь с ним. Коржик ласково щерится – он меня любит и рад видеть в любое время. Потому что он фанат рукопашки, а, кроме меня, никто из группировки Бо не желает с ним спарринговаться. Когда Коржик входит в раж, он забывает, что идет тренировка, и начинает работать, как в реальном бою. В такие моменты я напоминаю ему о том, что мы тренируемся: крепко бью в лоб, отскакиваю назад и кричу: «Тпррр! Коняка!!!» Обычно это действует.
   А вообще за два года совместных тренировок я в достаточной степени изучил все ухищрения Коржика, и иногда мне хочется попробовать что-нибудь новенькое. Но лучше в кругу моих знакомств дерется только Бо. А с ним я спарринговаться не желаю по двум причинам. Во-первых, этот толстый калмык весит сто двадцать кило. Во-вторых, я его боюсь. Разок я имел счастье лицезреть, как этот малый одними руками за пять секунд убил трех здоровенных мужиков, которые были вооружены до зубов. Именно одними руками – ногами в тот момент он пользоваться не мог…
   …Итак, автомат самопроизвольно рванул ввысь, вдоль дубового ствола. Вот так чудеса! Это уже потом, спустя некоторое время, я постиг прописную истину: когда движешься по лесу один, автомат стволом вверх держать не надо! Таким вот макаром его надо держать при действиях в населенном пункте, где существует риск случайным выстрелом поразить постороннего. А в лесу оружие надо хранить прикладом под мышкой и цепко сжимать цевье левой рукой. Потому что в лесу это оружие могут запросто вырвать из рук. Или хлесткая ветка, или… или бородатый мужик с арканом, затаившийся на дереве.
   Но постижение этой житейской мелочи, как и многих других, ей подобных, пришло позже, с опытом. А в тот раз я руководствовался исключительно личными впечатлениями, почерпнутыми из зарубежных боевиков. Там все герои таскали оружие стволами вверх, да в одной руке, и это выглядело очень круто!
   Короче, бородатый мужик, засевший высоко на дереве, у которого я минут пять прохлаждался, сноровисто тащил мой автомат на веревке вверх. А я хлопал глазами, краснел отчего-то и наподобие астматика бестолково разевал рот.
   – Хули смотришь, казель! – весело оскалился мужик, выудив автомат к себе на ветку. – Назады сматры, рот закрой!
   Резко обернувшись, я успел увидеть лишь чью-то противную бородатую харю и стремительно летевший мне навстречу деревянный приклад.
   – Вот так ни фуя себе! – успело на прощание удивиться мое сознание. И моментально разлетелось вдребезги от мощного удара в голову.
   Очнувшись, я обнаружил, что лежу в гордом одиночестве на деревянной лавке возле какого-то приземистого строения в центре села. Попытка встать успехом не увенчалась. Я был привязан к этой дурацкой лавке целым километром веревок. На груди у меня мирно покоились две гранаты «Ф-1». В одну из гранат был вкручен запал. Усики предохранительной чеки запала, при ближайшем рассмотрении, оказались разогнутыми, а к кольцу была привязана леска, тянувшаяся куда-то во двор.
   «Вот это ты влип, Бакланов! – сумрачно зафиксировало не вполне оклемавшееся сознание. – Ай-я-яй! Нехорошо…»
   Скосив глаза влево, я заметил, что из различных щелей близлежащих строений торчат автоматные стволы. Мне стало грустно. Грамотно, гады. Снайперы не достанут.
   Скосив глаза влево, я обнаружил, что в «зеленке», по распадку, тоже торчат стволы. А еще я обнаружил, что к селу медленно идет ротный с высоко поднятыми руками. И вертит во все стороны ладонями, показывая, что у него нет оружия.
   От лицезрения этой картинки мне стало совсем не по себе. Господи, какой позор! Да лучше умереть, чем такое терпеть! Взвыв, как раненый зверь, я начал прилежно ерзать всем телом, чтобы упасть вместе с лавкой и взорваться к чертовой матери.
   – Отдыхай, сволочь!!! – раздалось из близлежащего строения. – Отдыхай! А то сичас тывой началник застрилит на х… будим!
   – Отдыхаю, отдыхаю, – пробормотал я, замирая и опасливо косясь на строение. – Не надо застрелить – я и так, пешком полежу.
   – Маладэтсь, бляд! – одобрительно рявкнул грубый голос. – Настоящий мудьжик! Лижи как стаищь – все нищтяк будит!
   – Эй, орлы! – крикнул Бо, приблизившись метров на двадцать. – Давай – берите меня! Пацана отпустите – он салага еще, ничего не соображает. Он никого не убил, не обидел – приехал лишь два дня назад. Я, я ваш враг! Ну?
   – Бирьем, бирьем! – жизнерадостно отозвался грубый голос из строения. – Давай – хади назад, скажи свой солдат: пусть едит вниз, далина. Все шест бетээр едит. Пуст визет обратна глава администрация и старейшин пят-шест штук. Говорит тудым-сюдым будим. Там, гора, наш стаит – все видна! Бетээр шест штук – все должен быть внизу дывадцать минут. Солдат – тоже все внизу. Панятна?!
   – Понятно, понятно, – согласно покивал головой Бо, – пацана отпустите…
   – Тиха, бляд! – прервал ротного грубый. – Слюший дальше. Ели дывадцать минут все не уехал вниз – убиваим пацан, тибя тоже на х… Хоть адын ветка шивьелит – тоже убиваим на х… Все. Дыва часа дня – старейшин и глава адмнистрация – зыдэс. Если нэт – будим застрилит на х… оба. Поньял?!
   – Да понял я, понял, – Бо опять согласно покивал головой. – А пацана отпустите? Я останусь – вполне достаточно…
   Давай, бистро пошель! – раздраженно крикнул грубый – леска, тянувшаяся из гранатного кольца в строение, пару раз дернулась.
   – Уже, уже! – успокаивающе помахал руками Бо и, смерив меня уничтожающим взглядом, торопливо зашагал к распадку.
   Минут через пять он вернулся и, повинуясь команде из строения, лег на землю метрах в десяти от меня. Стволы в распадочной «зеленке» исчезли.
   А еще минут через пятнадцать в строении ожила рация и залопотала что-то на местном диалекте. Гоблины повылезали из всех щелей, радостно гомоня и обнимаясь, – праздновали победу.
   Ротного связали по рукам-ногам, меня лишили такого чудесного предмета туалета, как сопряженные оборонительные гранаты, и нас обоих утащили в саманный домишко, находящийся посреди села на некотором возвышении.
   Пока нас тащили, я успел заметить, что позиции гоблинов оборудованы аккурат вокруг этого домика: все строения, расположенные на удалении до двадцати пяти – тридцати метров, носили характерные черты подготовки к обороне: типа проломов у фундамента, окопчиков, приправленных мешками с песком, и так далее. Значит, гоблины заранее планировали отловить заложников и вести переговоры с вражьей стороной, поместив плененных в центр своего опорного пункта. И у них все получилось. Ой, как обидно-то, а! Осталось еще мелом написать на стене дома: «Здесь находится офицер спецназа лейтенант Бакланов, который по преступной халатности попал в заложники к бандитам!» – и пригласить телевидение, чтобы на всю страну освещали торги между гоблинами и старейшинами. Чтобы все узнали, какое чмо этот самый Бакланов, призванный как раз для разоружения НВФ и освобождения заложников. Где?! Где мой пистолет с одним патроном?!
   «Заложьнык зыдэс!!!» – прочел я корявую надпись углем на мелованной стене дома, когда нас подтащили поближе. Здоровенную такую надпись, видимую минимум с расстояния километра.
   – Молодцы, гоблины! – похвалил боевиков ротный, когда нас бросили в домик, оказавшийся изнутри обычным сараем, и оставили одних. – Если что – сарай как раз в центре. Любая пуля прошьет навылет через обе стены. И надпись… Молодцы.
   Я молчал, радуясь, что полумрак в сарае скрадывает черты моего лица и избавляет от необходимости встречаться с ротным взглядом. Было мучительно стыдно. Даже если нас благополучно обменяют на отловленных накануне гоблинов, мне не быть в спецназе. После таких залепух не держат даже в обычном подразделении, а уж у нас – будьте покойны, вышибут одним презрением.
   – Что молчишь, лейтенант? – поинтересовался Бо. – Язык не отрезали?
   – Стыдно, – еле слышно пробормотал я. – Ой как стыдно! Застрелюсь.
   – Да ну, брось ты! – насмешливо проговорил Бо. – Ты молодой, вся жизнь впереди. Еще наворотишь кучу полезных делов. А насчет стреляться – нету же у тебя ничего! Чем стреляться будешь? Ась?
   – Как выберемся отсюда, так и застрелюсь, – упрямо пробурчал я. – Не потерплю позора. Лучше смерть, чем бесчестье!
   – О как! – Бо озадаченно крякнул. – Ну и дурак ты, лейтенант. А впрочем, есть у тебя одна рациональная мыслишка – насчет выбраться. Давай на ней пока и остановимся. Сейчас развяжемся и пойдем отсюда.
   – Как это «развяжемся»? – удивился я. – Да на мне с километр веревок!
   – А вот, – Бо завозился в своем углу и чем-то щелкнул. Поморгав, я адаптировал зрение и с удивлением обнаружил у него в руках пружинный нож зековской работы. – Эти индюки даже по-человечьи обыскать меня не сумели, – пояснил Бо. – Я в принципе другой вариант заготовил – более трудоемкий. Думал, нож отнимут. Ну, раз уж такие нерадивые попались – будем быстро развязываться. – И начал перерезать веревки, связывающие его ноги.
   – Даже руки не догадались сзади связать, – сожалеюще пробормотал Бо, заканчивая разрезать свои путы. – Так просто все! Сейчас я тебя обслужу, а ты мне руки развяжешь, – Бо встал и направился ко мне.
   В этот момент дверь сарая резко распахнулась. В дверном проеме стояли два здоровенных бородача с автоматами и щурились со света, пытаясь нас рассмотреть.
   Бо аккуратно сел у стены и спрятал ноги под лавку.
   – Смотры, э! – удивился один из гоблинов. – Кенгурю, э! Ноги завязан, а он пригает!
   Второй гоблин оказался более наблюдательным. Поглазев несколько секунд на Бо, он присвистнул и что-то крикнул, обернувшись назад.
   Через короткий промежуток времени четыре гоблина, ворвавшиеся с улицы, методично пинали Бо ногами, покрикивая от возбуждения. По лицу, впрочем, они старались не попадать – видимо, на этот счет их старший дал соответствующее распоряжение. Сам старший – приземистый дядька в возрасте – стоял у входа и играл с отнятым у Бо ножом, наблюдая за экзекуцией.
   – Хорош, бляд! – распорядился он, прескучив любоваться избиением. – Это вам урок, казель! – и коротко буркнул что-то своим соратникам.
   Гоблины сноровисто раздели нас с ротным и оставили в одних труселях. Делали они это в два приема: освободили ноги, сняли штаны, приспустили трусы до щиколоток, затем освободили руки, сняли куртки и майки, после чего вновь завязали руки.
   Когда с меня стащили трусы, я отчаянно задергался и зарычал, аки раненый слон.
   – Стой, как лижищь, бляд! – возмутился один из гоблинов, отвесив мне смачную затрещину, и успокоил: – Тывой жеп нам не нада, казель! Он грязны, как чюшкя! Ибат такой вредна! – И все эти уроды довольно заржали, повергая в прах мое и без того растоптанное самолюбие.
   Помнится, тогда я подумал: как страшно, должно быть, славянской женщине попасть в руки таких вот тварей. Ведь это же зверье, натуральное зверье без тормозов! Если с меня, мужика со стальными мышцами, стаскивают трусы и я чувствую себя в этот момент беспомощным и слабым, то как же молодая женщина? Что она чувствует, когда такие вот красавчики ловят ее где-нибудь на улице и тащат в укромное местечко? Ужас какой – прямо хоть застрелись!
   Да, тогда я вот такие сумрачные вещи себе представил. Если б я знал! Если б я знал, что спустя несколько лет вот такие же гоблины в моем городе поймают мою женщину и несколько часов подряд будут развлекаться с ней.
   – Ти острый каминь хадиль! – сообщил нам старший гоблин, жестом приказав своим бойцам не связывать Бо ноги. – Оччинь, сабсэм острый! – И довольно ухмыльнулся, коротко скомандовав что-то на своем языке.
   Четверо перевернули Бо на живот. Один из них сел ему на спину, другие вцепились в ноги и вывернули их ступнями вверх. Подмигнув мне, старший гоблин поудобнее перехватил отнятый нож и на пол-лезвия засадил его в пятку Бо!
   Я невольно вскрикнул. Нет, знал я, что это изверги, каких свет не видывал, бойцы успели порассказать про вспоротые животы, засыпанные землей, и отрезанные головы. Но чтобы вот так…
   Бо глухо застонал, приходя в себя. Гоблин вытащил нож, полюбовался своей работой и начал методично тыкать им в ступни Бо. Я безотрывно следил за его движениями. Двенадцать раз. Он засадил лезвие ножа в ступни Бо двенадцать раз – по шесть в каждую. Бо молчал – наверное, от боли потерял сознание.
   – Вязать нэ буду, – сообщил мне старший гоблин, закончив свое мерзкое дело и делая знак, чтобы отпустили ноги Бо. – Такой не ходыт. Сабсэм, воабще нэ ходыт!
   Они ушли, закрыв за собой дверь. Тянулись минуты. Я молча плакал, глядя на Бо. Нет, я не истерик и не тряпка. Просто я совершил глупость, и из-за этой глупости здоровый мужик Бо сейчас лежал в одних трусах, связанный, на грязном полу, избитый до полусмерти, с израненными, кровоточащими ногами. А я не мог ничем помочь ему. Даже тряпку к ступням не мог приложить.
   Через некоторое время Бо пришел в себя и спросил, который час. Как ни странно, голос его звучал ровно – разве что чуть тише, чем обычно.
   – Отобрали часы, – сообщил я, – все отобрали. Да и потом – какая разница? Какая разница, сколько времени? Когда обменяют – узнаем.
   – Да нет, лейтенант, разница есть, – возразил Бо и, кряхтя натужно, ерзая на спине, пополз к двери. – Щас посмотрим.
   Подобравшись к двери, Бо приложился щекой к полу и некоторое время чего-то рассматривал через щель. Затем он активно поерзал ко мне, приговаривая: – Щас, щас, малыш. Судя по теням, что-то около половины, ну, может, без двадцати двенадцать. Щас развяжем тебя и – вперед. Щас…
   – Да нет, хватит уж! – воспротивился я. – Один раз уже развязались. Минимум месяц теперь ходить не сможете! И потом – как вы хотите развязать?
   – Я теперь вообще не ходок, – согласился Бо, подобравшись к моей лавке вплотную, – но развязать тебя смогу. Смотри, – он задвигал щеками, как хомяк, и я с удивлением увидел, как между его губами показалось лезвие бритвы.
   – Это тот, второй вариант, – процедил Бо сквозь стиснутые зубы. – Я буду пилить твои путы, а ты смотри в оба за дверью. Внимательно смотри! А то в этот раз эти козлики мне имплантируют в очко твои уши! По логике ихней как раз такая очередность должна быть…