В мирное время мне доводилось бывать в военной комендатуре. Нет, я вовсе не разгильдяй, а вполне примерный служака, а в тот раз мы просто обмывали звёзды одного сослуживца. Ну и, знаете, как это бывает обычно: немного перебрали и разошлись во мнениях с троицей сторонних полковников, которые назойливо (я бы даже сказал, нагло и бесцеремонно) пытались призвать нас к порядку. Изрядно помятые полковники вызвали комендачей, в результате их почему-то не тронули, а загребли как раз нашу компанию.
Однако всё это не суть важно, а вот что главное: в комендатуре нас первым делом раздели «по форме раз», тщательно обыскали и вывернули все карманы.
В общем, глянул я на кумачовый плакат, впрыгнул в поток ассоциаций, и у меня вдруг резко скрутило живот. То ли от переживаний, то ли от непривычной пищи, съеденной накануне, а может, от всего сразу, но так припёрло, что дальше некуда.
– Ребят… О Господи… Ребята, мне срочно нужно в туалет!
– Терпи, тут полста метров осталось, – буркнул командир патруля.
– Ребята, ей-богу не могу! Ещё пара шагов и обхезаюсь…
– А-а-а, диверсант-засранец! – обрадовался злыдень-рукосуй. – От страха пронесло, да? Давай жарь квадратно-гнездовым, а мы посмотрим.
– О Боже… Да вы не смотреть, вы нюхать будете! Всей комендатурой будете нюхать, я вам обещаю… Ребят… Ну вам же не ставили задачу меня унижать, вам только доставить… Ну будьте же людьми, я вас прошу…
Наверное, моё перекошенное страданием лицо лучше всяких аргументов свидетельствовало о том, что это не хитрость и не трюк: командир внимательно посмотрел на меня и махнул рукой в промежуток между домами:
– Ладно, давай сюда. Смотри, если дёрнешься – стреляем без предупреждения.
Мне развязали руки и заставили снять лыжи. Увязая в сугробе, я сделал с десяток шагов от тропы и, еле успев сдёрнуть штаны, воткнулся голой задницей в сугроб. По-хорошему, конечно, надо было утрамбовать площадку и подготовить полигон к бомбометанию, но на это у меня уже не было ни сил, ни времени.
Так… Детальное описание процесса опущу по эстетическим соображениям, но получилось всё очень аутентично и натурально, звуковое сопровождение, наверное, было слышно в квартале от места извержения.
Патрульные хихикали и оживлённо обменивались впечатлениями. Особенно старался злыдень, «диверсант-засранец» в его исполнении прозвучало, наверное, раз десять.
Потом я долго мял пару листков бумаги и между делом легко и непринуждённо спрятал в снег своё удостоверение и схему маршрута.
Всё упаковано в целлофан, место приметное. Когда всё кончится, вернусь и заберу.
Хм… Не думаю, что кому-то придёт в голову ковыряться здесь в ближайшие пару дней, атмосфера и экология данного квадратного метра отнюдь не способствуют изыскательским работам.
По завершении процедуры меня водворили на лыжи, вновь связали руки и повели в комендатуру.
– Тебя не с крысятины ли пронесло? – озабоченно спросил командир.
Я его озабоченность понял правильно. Нет, это вовсе не сочувствие, а беспокойство о собственной безопасности. Я слышал, что кое-где горожане едят крыс, но меня и моих близких это миновало. У нас просто их не было, этих крыс, они всё больше в продуктовых точках, в магазинах да на складах, а все эти места принадлежат либо ДНД, либо «куркам». У нас ведь, простите за подробности, даже продуктовых помоек в привычном смысле этого слова не осталось. Съедают всё, что можно съесть, даже картофельную шелуху, так что все помойки тщательно исследованы и на сто процентов состоят из несъедобного мусора. Не резон крысам жить нынче среди голодных граждан, они всё больше льнут к сильным мира сего.
– Нет, крыс не ел, – успокоил я командира. – И вообще я здоров, ни желтухи, ни «дизеля», слава Богу. Просто соседи давеча салом угостили, поэтому, наверное, и скрутило. Непривычная пища.
– Ну-ну…
Увидев вездеходы, я вздрогнул, но быстро взял себя в руки.
Вряд ли Хозяева здесь из-за меня. Я слишком мелкая и никому не интересная фигура, сейчас все по горло заняты охотой на беспилотник, так что мне в принципе без разницы, есть тут вездеход или нет.
Судя по вывеске возле входной двери, до Хаоса в здании комендатуры размещалось ЖЭУ № 5.
Парный пост на крыльце, обложенном мешками с песком, образующими некое подобие бруствера с открытыми сверху бойницами, несколько антенн на крыше – вот, собственно, и всё, иных признаков, свидетельствующих о том, что это главное военно-административное учреждение района, я не заметил.
Все стёкла были целы, никто не удосужился укрепить окна кроватными сетками, следы от пуль на стенах отсутствовали. Напрашивался вполне очевидный вывод: комендатуру никто не штурмовал, не бросали в окна гранаты и даже не обстреляли ни разу.
Это хорошо. Значит, они здесь непуганые и, вполне может быть, не шибко злые. Можно надеяться, что мой вопрос решится бескровно и с минимальными потерями.
За углом умиротворяюще урчал дизель, а когда мы вошли в тамбур, я увидел лестницу в подвал и там, внизу, как позабытый признак утраченной цивилизованности – горящую электрическую лампочку, забранную в обрешеченный плафон.
В подвал мы спускаться не стали (и слава Богу, с некоторых пор я недолюбливаю подвалы), прошли сразу в коридор, а там лампочки не горели, вполне хватало света из окон.
Командир патруля зашёл в кабинет, на двери которого висела табличка с надписью «Комендант», а мы остались ждать в длинном коридоре с кучей дверей по обеим сторонам и без единой скамейки.
Пахло табаком и сырой овчиной, было тихо. Очевидно, регламент работы данного учреждения не предполагает наличие посетителей, которые могли бы праздно торчать тут в ожидании своей очереди, разгуливать по коридору и сидеть на скамейках. Это может не значить ровным счётом ничего, и в то же время… Вполне может быть так, что «посетители» находятся этажом ниже, в далёких от комфорта условиях и торчат там вовсе не праздно, а ожидают своей участи. В свете того, что сейчас я как раз выступаю в роли «посетителя», очень надеюсь, что это не так и у меня просто хорошо развитое воображение.
– Ну всё, пит здесь тебе, диверсант, – не замедлил подтвердить мои домыслы злыдень-рукосуй. – Комендант у нас лютый. Ой, лютый… Он с тебя три шкуры сдерёт. А потом тебя пустят в расход. Если мы ещё не уйдём на маршрут, я лично попрошусь в расстрельную команду, чтоб тебя шлёпнуть.
– Лёха, ты чего такой злой? – Ага, я помню, как командир обращался к рукосую. – Ты про принцип Талиона слышал?
– Не понял, что за принцип? – досадливо нахмурился рукосуй, которому почему-то не понравилось, что я обратился к нему по имени.
– Если в двух словах, то «око за око». Или «как аукнется, так и откликнется».
– Не понял… Ты что, угрожаешь мне?!
– Да Боже упаси! Я разве в том положении, чтобы угрожать? Просто напомнил, что есть законы человеческого общежития. Не нами придуманные. И люди по ним живут тысячелетиями, независимо от режимов и диктатур, которые меняются как перчатки.
– Так ты мне всё-таки угрожаешь! – Рукосуй отпихнул патрульного, стоящего рядом со мной, и больно ткнул стволом карабина мне в лоб. – Запомни, падла, я тебя лично расстреляю! Ты понял?! Он ещё тут свой рот будет разевать…
Да, наверное, лучше было промолчать. Как минимум одного врага я тут уже приобрёл, причём считай что на ровном месте, без уважительных причин.
– Всё, всё, ты самый крутой, я молчу.
– В смысле «самый крутой»? Ты чё, падла, прикалываешься так? Да я тебя…
Тут в коридор весьма своевременно вышел командир. Он одёрнул распоясавшегося рукосуя, забрал у патрульных моё оружие, и мы вместе с ним зашли в кабинет.
Выглядел он основательным и домовитым и больше всего походил как раз на начальника ЖЭУ. Как будто бы и не менял работу, а просто распорядился прицепить модные вывески в унисон с текущим моментом.
А ещё он был взрослый. В патруле сплошь молодежь до тридцати лет, а коменданту хорошо за пятьдесят.
В общем, как увидел я его, сразу от сердца отлегло. А то ведь встревожился в коридоре, когда злыдень стал стращать глупыми посулами, что называется, «повёлся».
В кабинете было тепло и накурено. У окна стояла добротная заводская буржуйка (не то что привычная для большинства квартир самоделка из чего попало) с выведенной в форточку трубой. На буржуйке исходил паром чайник.
Старый конторский стол, обитый дерматином, шкаф с папками, обшарпанный сейф, аккуратно заправленная солдатская кровать у одной стены, узкая деревянная скамья у другой. Вешалка с верхней одеждой в одном углу, тумбочка с радиостанцией Р-123 в другом. На столе пепельница с окурками, аккуратно вскрытая с торца пачка «Беломора», стакан с чаем в подстаканнике, колотый сахар в чашке и заложенная посерёдке старой советской открыткой с 23 Февраля книжка «Граф Монте-Кристо» с затёртой до дыр обложкой и истрепанным переплётом.
Вот такой кабинет. Как видите, по военным меркам вполне даже уютно. И на мой взгляд, обнадёживающая деталь: человек, читающий такие книги, не может быть злыднем.
Кстати, про Р-123. Тех антенн, что я видел на крыше, явно многовато для такой игрушки, и они слишком мощные (тут хватает одного четырёхметрового штыря), значит где-то в здании есть аппаратная с некоторым количеством иных средств связи. А это, вкупе с вездеходами во дворе наводит на мысль, что в комендатуре есть отдел или какое-то иное подразделение Хозяев. Не думаю, что в настоящий момент мне это как-то пригодится, но кто его знает, в какую сторону изменится ситуация…
Комендант был облачен в старый выцветший камуфляж, валенки, подшитые кожей, и меховую душегрейку. Мне показалось, что у него радикулит: он кренился на один бок и регулярно потирал спину.
– Вы комендант?
– Угадал.
– Как к вам обращаться?
– Ишь какой прыткий! Я сам к тебе обращусь, когда надо, ты просто слушай внимательно и делай что говорят.
Подойдя вплотную, комендант придирчиво осмотрел меня, вертя из стороны в сторону, словно некий неодушевлённый объект, и пожал плечами:
– Не похож на диверсанта.
– Согласен, – кивнул командир патруля.
– Как звать?
– Александр Дорохов, – представился я.
– Значит, говоришь, московский родственник Ваньки Щукина?
– Так точно, – кивнул я.
– Ты военный, что ли?
– Служил в войсках связи, – не стал скрывать я. – После института, «пиджаком». Год назад демобилизовался, теперь на вольных хлебах.
– Понял. А сейчас кем трудишься?
– Художником.
– Художником? Это хорошо. Портреты рисуешь?
– Да всё помаленьку рисую. Портреты, пейзажи, не шибко здорово, но люди берут, с голоду, как видите, не умер.
– Это хорошо. – Комендант кивнул командиру патруля: – Развяжи.
Командир дежурно предупредил меня, чтобы не делал глупостей, и избавил от пут.
Ну вот, жизнь потихоньку начинает налаживаться. Сейчас чайку предложит, и…
– Раздевайся. – Комендант кивнул на скамейку у стены.
Упс… Сглазил. Хотя нет, это ведь тоже входило в список возможных перспектив.
– До…
– До трусов. Хм… Не бойся, мы не такие, это просто досмотр. Обыскивали его?
– Конечно, – кивнул командир патруля.
– «Конечно»… Поди охлопали наскоро, и вся недолга. Карманы выворачивали?
– Ннн… нет, но всё проверили. Магазины нашли…
– Ладно, сейчас посмотрим, что вы там не нашли.
Однако всё это не суть важно, а вот что главное: в комендатуре нас первым делом раздели «по форме раз», тщательно обыскали и вывернули все карманы.
В общем, глянул я на кумачовый плакат, впрыгнул в поток ассоциаций, и у меня вдруг резко скрутило живот. То ли от переживаний, то ли от непривычной пищи, съеденной накануне, а может, от всего сразу, но так припёрло, что дальше некуда.
– Ребят… О Господи… Ребята, мне срочно нужно в туалет!
– Терпи, тут полста метров осталось, – буркнул командир патруля.
– Ребята, ей-богу не могу! Ещё пара шагов и обхезаюсь…
– А-а-а, диверсант-засранец! – обрадовался злыдень-рукосуй. – От страха пронесло, да? Давай жарь квадратно-гнездовым, а мы посмотрим.
– О Боже… Да вы не смотреть, вы нюхать будете! Всей комендатурой будете нюхать, я вам обещаю… Ребят… Ну вам же не ставили задачу меня унижать, вам только доставить… Ну будьте же людьми, я вас прошу…
Наверное, моё перекошенное страданием лицо лучше всяких аргументов свидетельствовало о том, что это не хитрость и не трюк: командир внимательно посмотрел на меня и махнул рукой в промежуток между домами:
– Ладно, давай сюда. Смотри, если дёрнешься – стреляем без предупреждения.
Мне развязали руки и заставили снять лыжи. Увязая в сугробе, я сделал с десяток шагов от тропы и, еле успев сдёрнуть штаны, воткнулся голой задницей в сугроб. По-хорошему, конечно, надо было утрамбовать площадку и подготовить полигон к бомбометанию, но на это у меня уже не было ни сил, ни времени.
Так… Детальное описание процесса опущу по эстетическим соображениям, но получилось всё очень аутентично и натурально, звуковое сопровождение, наверное, было слышно в квартале от места извержения.
Патрульные хихикали и оживлённо обменивались впечатлениями. Особенно старался злыдень, «диверсант-засранец» в его исполнении прозвучало, наверное, раз десять.
Потом я долго мял пару листков бумаги и между делом легко и непринуждённо спрятал в снег своё удостоверение и схему маршрута.
Всё упаковано в целлофан, место приметное. Когда всё кончится, вернусь и заберу.
Хм… Не думаю, что кому-то придёт в голову ковыряться здесь в ближайшие пару дней, атмосфера и экология данного квадратного метра отнюдь не способствуют изыскательским работам.
По завершении процедуры меня водворили на лыжи, вновь связали руки и повели в комендатуру.
– Тебя не с крысятины ли пронесло? – озабоченно спросил командир.
Я его озабоченность понял правильно. Нет, это вовсе не сочувствие, а беспокойство о собственной безопасности. Я слышал, что кое-где горожане едят крыс, но меня и моих близких это миновало. У нас просто их не было, этих крыс, они всё больше в продуктовых точках, в магазинах да на складах, а все эти места принадлежат либо ДНД, либо «куркам». У нас ведь, простите за подробности, даже продуктовых помоек в привычном смысле этого слова не осталось. Съедают всё, что можно съесть, даже картофельную шелуху, так что все помойки тщательно исследованы и на сто процентов состоят из несъедобного мусора. Не резон крысам жить нынче среди голодных граждан, они всё больше льнут к сильным мира сего.
– Нет, крыс не ел, – успокоил я командира. – И вообще я здоров, ни желтухи, ни «дизеля», слава Богу. Просто соседи давеча салом угостили, поэтому, наверное, и скрутило. Непривычная пища.
– Ну-ну…
* * *
Во дворе комендатуры под навесом из зимней масксети стояли два вездехода и трактор с прицепом.Увидев вездеходы, я вздрогнул, но быстро взял себя в руки.
Вряд ли Хозяева здесь из-за меня. Я слишком мелкая и никому не интересная фигура, сейчас все по горло заняты охотой на беспилотник, так что мне в принципе без разницы, есть тут вездеход или нет.
Судя по вывеске возле входной двери, до Хаоса в здании комендатуры размещалось ЖЭУ № 5.
Парный пост на крыльце, обложенном мешками с песком, образующими некое подобие бруствера с открытыми сверху бойницами, несколько антенн на крыше – вот, собственно, и всё, иных признаков, свидетельствующих о том, что это главное военно-административное учреждение района, я не заметил.
Все стёкла были целы, никто не удосужился укрепить окна кроватными сетками, следы от пуль на стенах отсутствовали. Напрашивался вполне очевидный вывод: комендатуру никто не штурмовал, не бросали в окна гранаты и даже не обстреляли ни разу.
Это хорошо. Значит, они здесь непуганые и, вполне может быть, не шибко злые. Можно надеяться, что мой вопрос решится бескровно и с минимальными потерями.
За углом умиротворяюще урчал дизель, а когда мы вошли в тамбур, я увидел лестницу в подвал и там, внизу, как позабытый признак утраченной цивилизованности – горящую электрическую лампочку, забранную в обрешеченный плафон.
В подвал мы спускаться не стали (и слава Богу, с некоторых пор я недолюбливаю подвалы), прошли сразу в коридор, а там лампочки не горели, вполне хватало света из окон.
Командир патруля зашёл в кабинет, на двери которого висела табличка с надписью «Комендант», а мы остались ждать в длинном коридоре с кучей дверей по обеим сторонам и без единой скамейки.
Пахло табаком и сырой овчиной, было тихо. Очевидно, регламент работы данного учреждения не предполагает наличие посетителей, которые могли бы праздно торчать тут в ожидании своей очереди, разгуливать по коридору и сидеть на скамейках. Это может не значить ровным счётом ничего, и в то же время… Вполне может быть так, что «посетители» находятся этажом ниже, в далёких от комфорта условиях и торчат там вовсе не праздно, а ожидают своей участи. В свете того, что сейчас я как раз выступаю в роли «посетителя», очень надеюсь, что это не так и у меня просто хорошо развитое воображение.
– Ну всё, пит здесь тебе, диверсант, – не замедлил подтвердить мои домыслы злыдень-рукосуй. – Комендант у нас лютый. Ой, лютый… Он с тебя три шкуры сдерёт. А потом тебя пустят в расход. Если мы ещё не уйдём на маршрут, я лично попрошусь в расстрельную команду, чтоб тебя шлёпнуть.
– Лёха, ты чего такой злой? – Ага, я помню, как командир обращался к рукосую. – Ты про принцип Талиона слышал?
– Не понял, что за принцип? – досадливо нахмурился рукосуй, которому почему-то не понравилось, что я обратился к нему по имени.
– Если в двух словах, то «око за око». Или «как аукнется, так и откликнется».
– Не понял… Ты что, угрожаешь мне?!
– Да Боже упаси! Я разве в том положении, чтобы угрожать? Просто напомнил, что есть законы человеческого общежития. Не нами придуманные. И люди по ним живут тысячелетиями, независимо от режимов и диктатур, которые меняются как перчатки.
– Так ты мне всё-таки угрожаешь! – Рукосуй отпихнул патрульного, стоящего рядом со мной, и больно ткнул стволом карабина мне в лоб. – Запомни, падла, я тебя лично расстреляю! Ты понял?! Он ещё тут свой рот будет разевать…
Да, наверное, лучше было промолчать. Как минимум одного врага я тут уже приобрёл, причём считай что на ровном месте, без уважительных причин.
– Всё, всё, ты самый крутой, я молчу.
– В смысле «самый крутой»? Ты чё, падла, прикалываешься так? Да я тебя…
Тут в коридор весьма своевременно вышел командир. Он одёрнул распоясавшегося рукосуя, забрал у патрульных моё оружие, и мы вместе с ним зашли в кабинет.
* * *
Комендант не показался мне лютым.Выглядел он основательным и домовитым и больше всего походил как раз на начальника ЖЭУ. Как будто бы и не менял работу, а просто распорядился прицепить модные вывески в унисон с текущим моментом.
А ещё он был взрослый. В патруле сплошь молодежь до тридцати лет, а коменданту хорошо за пятьдесят.
В общем, как увидел я его, сразу от сердца отлегло. А то ведь встревожился в коридоре, когда злыдень стал стращать глупыми посулами, что называется, «повёлся».
В кабинете было тепло и накурено. У окна стояла добротная заводская буржуйка (не то что привычная для большинства квартир самоделка из чего попало) с выведенной в форточку трубой. На буржуйке исходил паром чайник.
Старый конторский стол, обитый дерматином, шкаф с папками, обшарпанный сейф, аккуратно заправленная солдатская кровать у одной стены, узкая деревянная скамья у другой. Вешалка с верхней одеждой в одном углу, тумбочка с радиостанцией Р-123 в другом. На столе пепельница с окурками, аккуратно вскрытая с торца пачка «Беломора», стакан с чаем в подстаканнике, колотый сахар в чашке и заложенная посерёдке старой советской открыткой с 23 Февраля книжка «Граф Монте-Кристо» с затёртой до дыр обложкой и истрепанным переплётом.
Вот такой кабинет. Как видите, по военным меркам вполне даже уютно. И на мой взгляд, обнадёживающая деталь: человек, читающий такие книги, не может быть злыднем.
Кстати, про Р-123. Тех антенн, что я видел на крыше, явно многовато для такой игрушки, и они слишком мощные (тут хватает одного четырёхметрового штыря), значит где-то в здании есть аппаратная с некоторым количеством иных средств связи. А это, вкупе с вездеходами во дворе наводит на мысль, что в комендатуре есть отдел или какое-то иное подразделение Хозяев. Не думаю, что в настоящий момент мне это как-то пригодится, но кто его знает, в какую сторону изменится ситуация…
Комендант был облачен в старый выцветший камуфляж, валенки, подшитые кожей, и меховую душегрейку. Мне показалось, что у него радикулит: он кренился на один бок и регулярно потирал спину.
– Вы комендант?
– Угадал.
– Как к вам обращаться?
– Ишь какой прыткий! Я сам к тебе обращусь, когда надо, ты просто слушай внимательно и делай что говорят.
Подойдя вплотную, комендант придирчиво осмотрел меня, вертя из стороны в сторону, словно некий неодушевлённый объект, и пожал плечами:
– Не похож на диверсанта.
– Согласен, – кивнул командир патруля.
– Как звать?
– Александр Дорохов, – представился я.
– Значит, говоришь, московский родственник Ваньки Щукина?
– Так точно, – кивнул я.
– Ты военный, что ли?
– Служил в войсках связи, – не стал скрывать я. – После института, «пиджаком». Год назад демобилизовался, теперь на вольных хлебах.
– Понял. А сейчас кем трудишься?
– Художником.
– Художником? Это хорошо. Портреты рисуешь?
– Да всё помаленьку рисую. Портреты, пейзажи, не шибко здорово, но люди берут, с голоду, как видите, не умер.
– Это хорошо. – Комендант кивнул командиру патруля: – Развяжи.
Командир дежурно предупредил меня, чтобы не делал глупостей, и избавил от пут.
Ну вот, жизнь потихоньку начинает налаживаться. Сейчас чайку предложит, и…
– Раздевайся. – Комендант кивнул на скамейку у стены.
Упс… Сглазил. Хотя нет, это ведь тоже входило в список возможных перспектив.
– До…
– До трусов. Хм… Не бойся, мы не такие, это просто досмотр. Обыскивали его?
– Конечно, – кивнул командир патруля.
– «Конечно»… Поди охлопали наскоро, и вся недолга. Карманы выворачивали?
– Ннн… нет, но всё проверили. Магазины нашли…
– Ладно, сейчас посмотрим, что вы там не нашли.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента