— Наоборот, — повторил Владимиров. — На-о-бо-рот. Если увеличить скорость света, фотонная тяга уменьшится. Если скорость света уменьшить, тяга возрастет. Если уменьшить скорость света на порядок, то и тяга увеличится на порядок. Господи, да неужели это даже теперь непонятно?..
Волшебник усмехнулся.
— Нет, — сказал он. — Это вполне понятно.
И побледнел.
Никто не успел двинуться. Он продолжал бледнеть. Он стал как мел, потом как папиросная бумага. Потом он стал прозрачным, как воздух. И исчез.
Все мы смотрели на место, где он только что сидел. Потом повернулись друг к другу и поняли, что это не сон, потому что коллективных снов не бывает.
Импровизированные кружки были пусты. Кто-то потянулся за канистрой и налил всем по полной стеклянной банке. Ветер уносил пену и укладывал ее на воду — вместо прибоя.
— Он исчез, — сказал наконец Виталик. — И появился он точно так же. Я думал, это мне привиделось. А теперь он исчез.
Другие молчали.
— Я знаю, куда он исчез, — сказал вдруг Славка Владимиров. — Я знаю, что он сейчас делает. Сейчас он уменьшает скорость света. На порядок или на два — на сколько ему захочется.
Все посмотрели по сторонам.
— Нет, — сказал Владимиров. — Пока она еще прежняя. Свет приходит от Солнца. Допустим, он уменьшил ее вдвое. Тогда первая порция света — до чуда — придет через восемь минут, как обычно. Следующая — после чуда — только через 16 минут. И эти восемь минут на Земле будет темно.
Минуту все размышляли.
— Может, это и к лучшему? — робко сказал Виталик. — Может, это действительно выход? Я хочу сказать — вдруг это значит, что путь к звездам открыт?..
В этих словах был момент истины. Все снова повеселели. Повеселев, мы занялись пивом и смотрели в бескрайнее море. Там в разных местах поднимались струйки воды — это дышал Николай. Потом он направился к берегу, оставляя за собой пенистую дорожку, забурлил телом на мелководье, встал во весь рост, задрал маску на лоб и пошел к нам, шлепая треугольными ластами.
— А световой барьер? — сказал вдруг Адам Сергеевич.
Это был приговор. Скорость света — естественный предел, превысить который нельзя. Если волшебник уменьшит ее всего на порядок, тяга наших ракет возрастет, но скорость, которой они смогут достигнуть, останется незначительной. Ибо даже свет будет путешествовать века до ближайших звезд. И никто не подпрыгивал от радости, глядя на крупных крабов, волочившихся за Николаем на длинной веревке.
Мы сидели на бережке, на камушках, потягивали пиво из стеклянных консервных банок и ждали наступления ночи.
ЦВЕТЫ ЗЕМЛИ
ОБ АВТОРЕ
Волшебник усмехнулся.
— Нет, — сказал он. — Это вполне понятно.
И побледнел.
Никто не успел двинуться. Он продолжал бледнеть. Он стал как мел, потом как папиросная бумага. Потом он стал прозрачным, как воздух. И исчез.
Все мы смотрели на место, где он только что сидел. Потом повернулись друг к другу и поняли, что это не сон, потому что коллективных снов не бывает.
Импровизированные кружки были пусты. Кто-то потянулся за канистрой и налил всем по полной стеклянной банке. Ветер уносил пену и укладывал ее на воду — вместо прибоя.
— Он исчез, — сказал наконец Виталик. — И появился он точно так же. Я думал, это мне привиделось. А теперь он исчез.
Другие молчали.
— Я знаю, куда он исчез, — сказал вдруг Славка Владимиров. — Я знаю, что он сейчас делает. Сейчас он уменьшает скорость света. На порядок или на два — на сколько ему захочется.
Все посмотрели по сторонам.
— Нет, — сказал Владимиров. — Пока она еще прежняя. Свет приходит от Солнца. Допустим, он уменьшил ее вдвое. Тогда первая порция света — до чуда — придет через восемь минут, как обычно. Следующая — после чуда — только через 16 минут. И эти восемь минут на Земле будет темно.
Минуту все размышляли.
— Может, это и к лучшему? — робко сказал Виталик. — Может, это действительно выход? Я хочу сказать — вдруг это значит, что путь к звездам открыт?..
В этих словах был момент истины. Все снова повеселели. Повеселев, мы занялись пивом и смотрели в бескрайнее море. Там в разных местах поднимались струйки воды — это дышал Николай. Потом он направился к берегу, оставляя за собой пенистую дорожку, забурлил телом на мелководье, встал во весь рост, задрал маску на лоб и пошел к нам, шлепая треугольными ластами.
— А световой барьер? — сказал вдруг Адам Сергеевич.
Это был приговор. Скорость света — естественный предел, превысить который нельзя. Если волшебник уменьшит ее всего на порядок, тяга наших ракет возрастет, но скорость, которой они смогут достигнуть, останется незначительной. Ибо даже свет будет путешествовать века до ближайших звезд. И никто не подпрыгивал от радости, глядя на крупных крабов, волочившихся за Николаем на длинной веревке.
Мы сидели на бережке, на камушках, потягивали пиво из стеклянных консервных банок и ждали наступления ночи.
ЦВЕТЫ ЗЕМЛИ
В конце прохладного коридора, рядом с лестницей, ведущей на верхние этажи, висела табличка «Директор института». Чернов толкнул дверь. В большом окне в просвете между деревьями золотились на фоне неба далекие купола какого-то храма. За столом у окна сидел молодой человек в темных очках. Он неприветливо смотрел на Чернова.
— Чем буду полезен?
— Мне нужен директор.
— Чем буду полезен? — повторил человек.
Чернов с опозданием понял, что в комнате всего одна дверь — та, через которую он вошел.
— Вы директор этого института?..
— Директора нет. Отпуска, никого нет. Лето, жара, вы понимаете. Я его заместитель. Моя фамилия Буняк, — представился он, не подавая руки. — Чем буду полезен?
Чернов молчал.
— Садитесь, — сказал Буняк.
Чернов опустился в кресло для посетителей. Никакого дружелюбия в лице Буняка он не видел.
— Работать? — спросил Буняк.
Чернов молча смотрел на него. Такой молодой, а уже заместитель. Карьерист, вероятно. Впрочем, теперь все выглядят молодыми и карьеристами.
Буняк ждал.
— Нет, — сказал наконец Чернов. — Я космонавт.
— Я… Не нужно. Я и так все знаю.
Буняк щелкнул тумблером и теперь смотрел на невидимый Чернову экран.
— Чернов Анатолий Васильевич, русский, год рождения 1996-й, профессиональный космонавт, покинул Землю в 2020 году, вернулся месяц назад. Вас, вероятно, предупреждали. Теперь каждый носит с собой биографию.
— Но я думал, это просто номер. Комбинация цифр, и ничего больше.
— Верно, — усмехнулся Буняк. — Такие приборы, как у меня, установлены всюду. Он зарегистрировал ваш номер и передал его в Информарий, где хранятся данные обо всех гражданах Земли. Но ведь вы пришли не для того, чтобы я вам это объяснил.
— Да, — сказал Чернов.
Буняк ждал.
— Я вернулся из трудного перелета, — сказал Чернов. — Для Земли рейс продолжался 200 лет. Те, кто нас провожал, мертвы.
— Ясно, — сказал Буняк.
— После возвращения меня поместили в специальный центр. Мне читали там лекции о технических достижениях человечества.
— Ясно, — сказал Буняк. — По-моему, так всегда делают.
— Из лекций я узнал, что современной науке доступны многие вещи, которые нам и не снились.
— Неудивительно, — кивнул Буняк. — Целых два века.
— Я узнал, что даже в области медицины достигнут значительный прогресс. Рак побежден. Неизлечимых болезней нет. Наука вплотную подошла к решению проблемы бессмертия.
Буняк кивнул.
— Еще я узнал, что найден способ оживления мертвых.
Буняк молчал, пряча глаза под темными стеклами.
— Я узнал, что этим занимаются здесь, в Институте реанимации, — продолжал Чернов. — Говорят, вы можете восстановить живое существо по самым ничтожным останкам.
— Даже по окаменевшей кости, — сказал Буняк. — Каждая клетка организма содержит информацию об организме в целом. Процесс реанимации по нашей методике распадается на два этапа. Самое трудное — реанимация клетки. Вторая стадия — окончательное восстановление организма. Этот этап требует много времени и энергии, но принципиально несложен. Первых мамонтов, из тех, что живут сейчас в Антарктиде, мы воссоздали именно так.
Буняк умолк. Некоторое время Чернов тоже молчал. Разговор уходил в сторону. Чернов сказал:
— Мамонты. Не понимаю. Неужели нет более достойных объектов?..
— Что вы имеете в виду?
— Людей, — объяснил Чернов. — Из лекций я понял, что вы оживляете только вымерших чудищ. Это потрясло меня гораздо сильнее, чем сам факт. Или я ошибаюсь?..
Буняк молчал.
— Я вернулся всего месяц назад, — сказал Чернов. — Мне у вас многое не нравится. Вероятно, это естественно. Но когда вы воскрешаете мамонтов… Скажите, что я неправильно понял, и я уйду.
Буняк снял темные очки. Глаза у него были усталые, вовсе не молодые.
— Нет, вы все поняли правильно. Но для второго этапа необходима энергия. Колоссальное количество энергии.
— Больше, чем для мамонтов?..
— С мамонтами было просто, — сказал Буняк. — Нам предложили реанимировать несколько особей, безразлично каких. Самца и несколько самок. Люди — это другое дело. Поймите, что существуют моральные проблемы, не имеющие с биологией ничего общего.
Чернов молчал, глядя на далекие купола в окне за спиной собеседника.
— С годами в клетках организма накапливаются необратимые изменения, — продолжал Буняк. — Для человека возрастной порог, за которым реанимация невозможна, составляет около тридцати лет. Если смерть наступила позже, мы бессильны. Но даже с учетом этого остаются миллиарды кандидатур. И возникает проблема выбора.
Чернов молчал.
— Массовая реанимация немыслима из-за энергетических ограничений, — продолжал Буняк. — Другие варианты отпадают. Этические проблемы значительно сложнее научных. Не думайте, что вы первый. Мы бессильны. Поставьте себя на мое место, и вы это поймете.
— Нет, — сказал Чернов. — Вы знаете обо мне не все. Ведь я вернулся один.
Буняк ждал.
— Нас было двое, — продолжал Чернов. — Полет в один конец занял пять лет. Планета, возле которой мы оказались, была окутана ядовитой, по нашим понятиям, атмосферой. Но на ее поверхности теплилась примитивная жизнь. Это все, что нам удалось установить сверху.
Буняк внимательно слушал.
— Как и другие звездолеты первого поколения, наш корабль не предназначался для посадки. На борту имелся десантный бот — одноместная ракета с ограниченными ресурсами. Как и предусматривалось программой полета, мой товарищ занял место в кабине бота, и мы расстались. Как вскоре выяснилось — навсегда.
Что-то в лице Буняка изменилось.
— Вероятно, вы догадались, что бот потерпел аварию. Но человек уцелел. Он проводил запланированные исследования и передавал мне их результаты. Когда поток информации пошел на убыль и когда окончательно выяснилось, что бот отремонтировать невозможно, мы попрощались, и я стартовал к Земле.
— А он…
— Да, — кивнул Чернов. — Помочь ему я все равно не мог. И нам обоим казалось, что это очень важно — доставить на Землю информацию о биосфере планеты. Да, это было самое важное.
Буняк ничего не сказал.
— Мы служили Земле, — продолжал Чернов. — Мне было нелегко, но поступить иначе я не мог. Сейчас, находясь среди людей, которых эта информация вряд ли интересует, я смотрю на все по-другому. Но тогда нам казалось, что это единственное решение.
Буняк молчал.
— Теперь я смотрю на все по-другому, — повторил Чернов. — Вполне возможно, он уже тогда понимал, что так будет. Просто притворялся ради меня. И то, что я его бросил…
— Не надо, — сказал Буняк. — Вам было труднее. Он был обречен, вы были бессильны.
Чернов не ответил. Он смотрел в окно, в просвет между деревьями.
— Тем, кто бессилен, труднее, — повторил Буняк. — Мы тоже бессильны.
Над далекими куполами стояло небо. Голубое небо-убийца.
— Нет, я не согласен, — сказал наконец Чернов. — Я все понял, но я не согласен. Действительно, человечество нам ничем не обязано. Для Земли мой товарищ — один из миллиардов. Пусть так. Но ведь были другие.
— Кто?
— Разве мало выдающихся людей жило на Земле во все эпохи? — сказал Чернов. — Людей, без которых ваш мир был бы иным? Без которых он был бы гораздо хуже, чем сейчас?..
— Не забывайте о возрастном пределе, — предупредил Буняк. — Не старше тридцати лет.
— Все равно. Лермонтов, Галуа… Таких очень много.
— Да, — согласился Буняк. — В этом вся сложность.
— Нет, — сказал Чернов. — Все равно их можно перечислить по пальцам. Дело не в количестве. Но вы… Вы… — Чернов запнулся, нужное слово было, но он не сразу смог его произнести. — _Вы ничего не помните_!..
Буняк не ответил. Некоторое время он неподвижно сидел на фоне далекого неба, и в его глазах была усталость. Потом он встал.
— Да, мы ничего не помним, — сказал он. — Пойдемте.
Через четверть часа они стояли на узкой площадке, на вершине ажурной башни над сплошным океаном листвы. Каким образом они здесь оказались, Чернов не понимал — потерял ориентацию. Помнил только, как они выходили из здания института, потом долго куда-то шли по улице, похожей на парк, потом поднимались по высокой винтовой лестнице.
Под ними до самого горизонта простиралось зеленое море. Кое-где, как айсберги, торчали глыбы домов. Над городом было много ветра и воздуха, по верхушкам деревьев бежали волны. Тонкая труба треугольного сечения уходила вдаль. Вдоль трубы на них надвигалось что-то стремительное, беззвучное.
— Монор, — объяснил Буняк. — Монорельс. Теперь это у нас основной общественный транспорт.
Вытянутый вагон прошелестел мимо, не замедлив хода, оставив после себя угасающий порыв ветра.
— Куда мы поедем? — спросил Чернов.
— Все равно, — усмехнулся Буняк. — По-моему, это безразлично.
Новый вагон плавно затормозил у площадки. Его стенка исчезла, они перешли внутрь. Вагон тронулся и понесся над зеленой равниной. Паутина путей блестела над городом, среди белых островов зданий.
— Я могу знать, куда вы меня везете? — настойчиво повторил Чернов.
— Вы считаете, что мы ничего не помним, — сказал Буняк. — И не хотите понять, почему мы не работаем на людях. Я помогу вам разобраться в этих вопросах. А куда мы едем конкретно, не знаю. Это действительно почти безразлично.
Чернов молчал, приглядываясь к пассажирам. Одни женщины, на вид совсем юные. Платья — недлинные, вдобавок розовые. Женщины прикрывали колени пышными букетами, аромат незнакомых цветов пронизывал все. Вагон монора двигался быстро, иногда останавливаясь.
— Не понимаю, зачем им столько цветов? — сказал Чернов. — И когда они все работают? Полдень, но улицы заполнены гуляющими. Когда они работают — вот что мне непонятно.
Вагон снова затормозил — на этот раз где-то за городом, и станция, видимо, была конечной, и вагон монора остановился у самой земли. Девушки с цветами в руках спустились по легким ступенькам и шли теперь по узкой тропинке, изгибавшейся между лесом и полем. Буняк и Чернов немного отстали. Тропа поднималась, вверху шумели высокие сосны. В поле колосились злаки.
— Сейчас лето, — сказал наконец Буняк. — Отпуска, я уже говорил. Не сердитесь.
Подъем кончился. Тропа сделала последний поворот. Буняк остановился, а стайка девушек продолжала движение — туда, где на земле под высокими соснами лежала простая каменная плита. И рядом — Вечный огонь.
— И вообще не сердитесь, — сказал Буняк. — Все трассы монора оканчиваются в таких же местах. Везде, где когда-то прошла война, земля смешана с прахом погибших. Из каждой ее частички мы могли бы возродить человека. Их десятки миллионов. Большинство — почти дети. Они тоже ничего не успели сделать для человечества. Ничего, кроме самого главного. Вот о каком выборе идет речь. Теперь вы понимаете?..
Он умолк. Чернов тоже молчал. Представители разных эпох, они стояли плечом к плечу, а цветы неровными холмиками ложились на темный гранит, и девушки в розовых платьицах отходили с пустыми руками.
— Чем буду полезен?
— Мне нужен директор.
— Чем буду полезен? — повторил человек.
Чернов с опозданием понял, что в комнате всего одна дверь — та, через которую он вошел.
— Вы директор этого института?..
— Директора нет. Отпуска, никого нет. Лето, жара, вы понимаете. Я его заместитель. Моя фамилия Буняк, — представился он, не подавая руки. — Чем буду полезен?
Чернов молчал.
— Садитесь, — сказал Буняк.
Чернов опустился в кресло для посетителей. Никакого дружелюбия в лице Буняка он не видел.
— Работать? — спросил Буняк.
Чернов молча смотрел на него. Такой молодой, а уже заместитель. Карьерист, вероятно. Впрочем, теперь все выглядят молодыми и карьеристами.
Буняк ждал.
— Нет, — сказал наконец Чернов. — Я космонавт.
— Я… Не нужно. Я и так все знаю.
Буняк щелкнул тумблером и теперь смотрел на невидимый Чернову экран.
— Чернов Анатолий Васильевич, русский, год рождения 1996-й, профессиональный космонавт, покинул Землю в 2020 году, вернулся месяц назад. Вас, вероятно, предупреждали. Теперь каждый носит с собой биографию.
— Но я думал, это просто номер. Комбинация цифр, и ничего больше.
— Верно, — усмехнулся Буняк. — Такие приборы, как у меня, установлены всюду. Он зарегистрировал ваш номер и передал его в Информарий, где хранятся данные обо всех гражданах Земли. Но ведь вы пришли не для того, чтобы я вам это объяснил.
— Да, — сказал Чернов.
Буняк ждал.
— Я вернулся из трудного перелета, — сказал Чернов. — Для Земли рейс продолжался 200 лет. Те, кто нас провожал, мертвы.
— Ясно, — сказал Буняк.
— После возвращения меня поместили в специальный центр. Мне читали там лекции о технических достижениях человечества.
— Ясно, — сказал Буняк. — По-моему, так всегда делают.
— Из лекций я узнал, что современной науке доступны многие вещи, которые нам и не снились.
— Неудивительно, — кивнул Буняк. — Целых два века.
— Я узнал, что даже в области медицины достигнут значительный прогресс. Рак побежден. Неизлечимых болезней нет. Наука вплотную подошла к решению проблемы бессмертия.
Буняк кивнул.
— Еще я узнал, что найден способ оживления мертвых.
Буняк молчал, пряча глаза под темными стеклами.
— Я узнал, что этим занимаются здесь, в Институте реанимации, — продолжал Чернов. — Говорят, вы можете восстановить живое существо по самым ничтожным останкам.
— Даже по окаменевшей кости, — сказал Буняк. — Каждая клетка организма содержит информацию об организме в целом. Процесс реанимации по нашей методике распадается на два этапа. Самое трудное — реанимация клетки. Вторая стадия — окончательное восстановление организма. Этот этап требует много времени и энергии, но принципиально несложен. Первых мамонтов, из тех, что живут сейчас в Антарктиде, мы воссоздали именно так.
Буняк умолк. Некоторое время Чернов тоже молчал. Разговор уходил в сторону. Чернов сказал:
— Мамонты. Не понимаю. Неужели нет более достойных объектов?..
— Что вы имеете в виду?
— Людей, — объяснил Чернов. — Из лекций я понял, что вы оживляете только вымерших чудищ. Это потрясло меня гораздо сильнее, чем сам факт. Или я ошибаюсь?..
Буняк молчал.
— Я вернулся всего месяц назад, — сказал Чернов. — Мне у вас многое не нравится. Вероятно, это естественно. Но когда вы воскрешаете мамонтов… Скажите, что я неправильно понял, и я уйду.
Буняк снял темные очки. Глаза у него были усталые, вовсе не молодые.
— Нет, вы все поняли правильно. Но для второго этапа необходима энергия. Колоссальное количество энергии.
— Больше, чем для мамонтов?..
— С мамонтами было просто, — сказал Буняк. — Нам предложили реанимировать несколько особей, безразлично каких. Самца и несколько самок. Люди — это другое дело. Поймите, что существуют моральные проблемы, не имеющие с биологией ничего общего.
Чернов молчал, глядя на далекие купола в окне за спиной собеседника.
— С годами в клетках организма накапливаются необратимые изменения, — продолжал Буняк. — Для человека возрастной порог, за которым реанимация невозможна, составляет около тридцати лет. Если смерть наступила позже, мы бессильны. Но даже с учетом этого остаются миллиарды кандидатур. И возникает проблема выбора.
Чернов молчал.
— Массовая реанимация немыслима из-за энергетических ограничений, — продолжал Буняк. — Другие варианты отпадают. Этические проблемы значительно сложнее научных. Не думайте, что вы первый. Мы бессильны. Поставьте себя на мое место, и вы это поймете.
— Нет, — сказал Чернов. — Вы знаете обо мне не все. Ведь я вернулся один.
Буняк ждал.
— Нас было двое, — продолжал Чернов. — Полет в один конец занял пять лет. Планета, возле которой мы оказались, была окутана ядовитой, по нашим понятиям, атмосферой. Но на ее поверхности теплилась примитивная жизнь. Это все, что нам удалось установить сверху.
Буняк внимательно слушал.
— Как и другие звездолеты первого поколения, наш корабль не предназначался для посадки. На борту имелся десантный бот — одноместная ракета с ограниченными ресурсами. Как и предусматривалось программой полета, мой товарищ занял место в кабине бота, и мы расстались. Как вскоре выяснилось — навсегда.
Что-то в лице Буняка изменилось.
— Вероятно, вы догадались, что бот потерпел аварию. Но человек уцелел. Он проводил запланированные исследования и передавал мне их результаты. Когда поток информации пошел на убыль и когда окончательно выяснилось, что бот отремонтировать невозможно, мы попрощались, и я стартовал к Земле.
— А он…
— Да, — кивнул Чернов. — Помочь ему я все равно не мог. И нам обоим казалось, что это очень важно — доставить на Землю информацию о биосфере планеты. Да, это было самое важное.
Буняк ничего не сказал.
— Мы служили Земле, — продолжал Чернов. — Мне было нелегко, но поступить иначе я не мог. Сейчас, находясь среди людей, которых эта информация вряд ли интересует, я смотрю на все по-другому. Но тогда нам казалось, что это единственное решение.
Буняк молчал.
— Теперь я смотрю на все по-другому, — повторил Чернов. — Вполне возможно, он уже тогда понимал, что так будет. Просто притворялся ради меня. И то, что я его бросил…
— Не надо, — сказал Буняк. — Вам было труднее. Он был обречен, вы были бессильны.
Чернов не ответил. Он смотрел в окно, в просвет между деревьями.
— Тем, кто бессилен, труднее, — повторил Буняк. — Мы тоже бессильны.
Над далекими куполами стояло небо. Голубое небо-убийца.
— Нет, я не согласен, — сказал наконец Чернов. — Я все понял, но я не согласен. Действительно, человечество нам ничем не обязано. Для Земли мой товарищ — один из миллиардов. Пусть так. Но ведь были другие.
— Кто?
— Разве мало выдающихся людей жило на Земле во все эпохи? — сказал Чернов. — Людей, без которых ваш мир был бы иным? Без которых он был бы гораздо хуже, чем сейчас?..
— Не забывайте о возрастном пределе, — предупредил Буняк. — Не старше тридцати лет.
— Все равно. Лермонтов, Галуа… Таких очень много.
— Да, — согласился Буняк. — В этом вся сложность.
— Нет, — сказал Чернов. — Все равно их можно перечислить по пальцам. Дело не в количестве. Но вы… Вы… — Чернов запнулся, нужное слово было, но он не сразу смог его произнести. — _Вы ничего не помните_!..
Буняк не ответил. Некоторое время он неподвижно сидел на фоне далекого неба, и в его глазах была усталость. Потом он встал.
— Да, мы ничего не помним, — сказал он. — Пойдемте.
Через четверть часа они стояли на узкой площадке, на вершине ажурной башни над сплошным океаном листвы. Каким образом они здесь оказались, Чернов не понимал — потерял ориентацию. Помнил только, как они выходили из здания института, потом долго куда-то шли по улице, похожей на парк, потом поднимались по высокой винтовой лестнице.
Под ними до самого горизонта простиралось зеленое море. Кое-где, как айсберги, торчали глыбы домов. Над городом было много ветра и воздуха, по верхушкам деревьев бежали волны. Тонкая труба треугольного сечения уходила вдаль. Вдоль трубы на них надвигалось что-то стремительное, беззвучное.
— Монор, — объяснил Буняк. — Монорельс. Теперь это у нас основной общественный транспорт.
Вытянутый вагон прошелестел мимо, не замедлив хода, оставив после себя угасающий порыв ветра.
— Куда мы поедем? — спросил Чернов.
— Все равно, — усмехнулся Буняк. — По-моему, это безразлично.
Новый вагон плавно затормозил у площадки. Его стенка исчезла, они перешли внутрь. Вагон тронулся и понесся над зеленой равниной. Паутина путей блестела над городом, среди белых островов зданий.
— Я могу знать, куда вы меня везете? — настойчиво повторил Чернов.
— Вы считаете, что мы ничего не помним, — сказал Буняк. — И не хотите понять, почему мы не работаем на людях. Я помогу вам разобраться в этих вопросах. А куда мы едем конкретно, не знаю. Это действительно почти безразлично.
Чернов молчал, приглядываясь к пассажирам. Одни женщины, на вид совсем юные. Платья — недлинные, вдобавок розовые. Женщины прикрывали колени пышными букетами, аромат незнакомых цветов пронизывал все. Вагон монора двигался быстро, иногда останавливаясь.
— Не понимаю, зачем им столько цветов? — сказал Чернов. — И когда они все работают? Полдень, но улицы заполнены гуляющими. Когда они работают — вот что мне непонятно.
Вагон снова затормозил — на этот раз где-то за городом, и станция, видимо, была конечной, и вагон монора остановился у самой земли. Девушки с цветами в руках спустились по легким ступенькам и шли теперь по узкой тропинке, изгибавшейся между лесом и полем. Буняк и Чернов немного отстали. Тропа поднималась, вверху шумели высокие сосны. В поле колосились злаки.
— Сейчас лето, — сказал наконец Буняк. — Отпуска, я уже говорил. Не сердитесь.
Подъем кончился. Тропа сделала последний поворот. Буняк остановился, а стайка девушек продолжала движение — туда, где на земле под высокими соснами лежала простая каменная плита. И рядом — Вечный огонь.
— И вообще не сердитесь, — сказал Буняк. — Все трассы монора оканчиваются в таких же местах. Везде, где когда-то прошла война, земля смешана с прахом погибших. Из каждой ее частички мы могли бы возродить человека. Их десятки миллионов. Большинство — почти дети. Они тоже ничего не успели сделать для человечества. Ничего, кроме самого главного. Вот о каком выборе идет речь. Теперь вы понимаете?..
Он умолк. Чернов тоже молчал. Представители разных эпох, они стояли плечом к плечу, а цветы неровными холмиками ложились на темный гранит, и девушки в розовых платьицах отходили с пустыми руками.
ОБ АВТОРЕ
Михаил Георгиевич Пухов (1944–1994)
Родился 3 января 1944 г. в Томске в семье выдающегося математика, академика Георгия Евгеньевича Пухова. В 1967 году Михаил окончил Московский физико-технический институт, в 1972-м защитил кандидатскую диссертацию в области физико-математических наук и попал по распределению в Центральный научно-исследовательский радиотехнический институт. Карьера молодого ученого складывалась довольно успешно: он руководил важными научно-исследовательскими проектами, готовился к защите докторской… Помимо прочего Пухов проявил себя как изобретатель — его разработки отмечены пятью авторскими свидетельствами.
Но наука была не единственным увлечением Михаила. Еще в школьные годы он начал сочинять небольшие рассказы, первый из которых датирован 1960 г. Некоторые из этих ранних работ были опубликованы издательством «Молодая гвардия». Постепенно из хобби писательство превратилось в любимую профессию. Однако и в творчестве Пухов продолжает оставаться ученым: все его фантастические идеи имеют тщательное научное обоснование.
Сотрудничество с «Молодой гвардией» привело Михаила Георгиевича в редакцию одного из ее изданий — журнала «Техника — молодежи», где в 1979 г. писатель возглавил отдел научной фантастики. Этот шаг дался ему нелегко, ведь он означал конец научной карьеры. Многие из близкого окружения Михаила тогда не поняли его выбор… За сравнительно короткое время Михаил Пухов полностью освоил новые для себя профессии редактора и журналиста. По оценкам коллег, он подготавливал 20 и более процентов публикуемых в журнале статей, был ответственным за выпуск ряда тематических номеров, например № 11 за 1979 г., познакомившего читателей с французским журналом «Пиф». Благодаря отделу научной фантастики впервые в СССР увидели свет «Фонтаны рая» и «2010: Одиссея-2» Артура Кларка; «Звездные короли» и «Возвращение на звезды» Эдмонда Гамильтона, некоторые другие значительные произведения зарубежных авторов. Михаил Пухов не раз становился первооткрывателем молодых талантов: литературный дебют многих отечественных фантастов состоялся именно в «Технике — молодежи».
Писатель был одним из создателей художественной выставки «Время — Пространство — Человек»; организовал экспозицию научно-фантастических картин на выставке НТТМ-80; неоднократно участвовал в подготовке и проведении пробега самодельных автоконструкций. В конце 80-х — начале 90-х гг. вел семинары Всесоюзного творческого объединения молодых писателей-фантастов.
Первым опубликованным произведением Михаила Пухова считается научно-фантастический рассказ «Охотничья экспедиция» (сб. «Фантастика-67», М., Молодая гвардия, 1968). Другие его сочинения в дальнейшем печатались в журналах «Техника — молодежи», «Знание — сила», «Земля и Вселенная», «Химия и жизнь», «Наука в твоей профессии», «Искатель» и др. Изданы также четыре прижизненных авторских книги: три на русском языке: «Картинная галерея» (1977), «Звездные дожди» (1982), «Семя зла» (1983) и одна на немецком: «Sternenregen» (1988). Значительная часть наследия Пухова переведена на болгарский, венгерский, польский, французский, итальянский и другие языки народов мира. Некоторые работы были экранизированы.
Два произведения крупной формы — роман «Дуэльный зал» и мозаика «Дерево и река» — остались незавершенными, при жизни писателя печатались лишь их фрагменты. Так, из «Дуэльного зала» была опубликована лишь одна часть — «Корабль роботов» в виде рассказа «Человек с пустой кобурой» (1977) и повести «Корабль роботов» (1982).
В раннем творчестве Пухова заметно влияние американских писателей, особенно Эрнеста Хемингуэя: первые научно-фантастические рассказы и юморески написаны в характерном «небрежном» стиле; а также Велимира Хлебникова и других русских футуристов. Эти тенденции прослеживаются и в более поздних работах, например в рассказах «Планета за 100 000» (1983) и «Палиндром в антимир» (1971). Во многих случаях Михаил Пухов использует художественную форму как средство выражения определенных идей. Так, фантастические декорации становятся экспериментальным полем для научных разработок: колонисты получают энергию с помощью облицовки космодрома фотоэлементами («Порт Перпетуум», 1982); гипотеза излагается в форме развернутой метафоры: изменение курса космического корабля под действием гравитационного поля нейтронной звезды разъясняется на примере бильярдного приема — карамболя («Над бездной», 1974).
Помимо прозы, Михаил Пухов также писал стихи; проявил себя и как талантливый переводчик с английского, польского и болгарского. Пожалуй, его любимыми авторами были английские поэты XVIII–XIX веков, в частности Льюис Кэрролл — перевод Пуховым его поэмы «Охота на Снарка» по праву считается одним из наиболее удачных в современной русской литературе. Кроме того, Михаил Георгиевич известен как автор критических, научно-популярных и искусствоведческих статей.
Михаил Пухов был человеком обширных и разнообразных интересов: ценил и понимал природу, животный мир. Одним из любимых его развлечений была рыбная ловля — эту страсть он унаследовал от отца. Михаил Георгиевич профессионально владел игрой в шахматы и бильярд. Более десяти раз безвозмездно сдавал кровь, за что заслужил звание донора СССР 2-й степени. Увлекался философией и на протяжении многих лет был старостой философского семинара.
С развитием информатики и вычислительной техники для Пухова открылась возможность заявить о себе и в качестве программиста. В 1985 г. он организовал новый раздел журнала «Техника — молодежи» под названием «Клуб электронных игр». В рамках этого проекта им был написан ряд игр для программируемых микрокалькуляторов («Электроника МК-61», «Электроника БЗ-34» и др.), в полной мере продемонстрировавших неизвестные ранее возможности этих устройств, которые первоначально использовались лишь для решения прикладных задач. Впервые в мире Пухов создал литературное произведение по мотивам компьютерной игры собственной разработки («Истинная правда», 1985). В дальнейшем (1991–1994 гг.) он создавал программные продукты для компьютера «Enterprise 128».
Родился 3 января 1944 г. в Томске в семье выдающегося математика, академика Георгия Евгеньевича Пухова. В 1967 году Михаил окончил Московский физико-технический институт, в 1972-м защитил кандидатскую диссертацию в области физико-математических наук и попал по распределению в Центральный научно-исследовательский радиотехнический институт. Карьера молодого ученого складывалась довольно успешно: он руководил важными научно-исследовательскими проектами, готовился к защите докторской… Помимо прочего Пухов проявил себя как изобретатель — его разработки отмечены пятью авторскими свидетельствами.
Но наука была не единственным увлечением Михаила. Еще в школьные годы он начал сочинять небольшие рассказы, первый из которых датирован 1960 г. Некоторые из этих ранних работ были опубликованы издательством «Молодая гвардия». Постепенно из хобби писательство превратилось в любимую профессию. Однако и в творчестве Пухов продолжает оставаться ученым: все его фантастические идеи имеют тщательное научное обоснование.
Сотрудничество с «Молодой гвардией» привело Михаила Георгиевича в редакцию одного из ее изданий — журнала «Техника — молодежи», где в 1979 г. писатель возглавил отдел научной фантастики. Этот шаг дался ему нелегко, ведь он означал конец научной карьеры. Многие из близкого окружения Михаила тогда не поняли его выбор… За сравнительно короткое время Михаил Пухов полностью освоил новые для себя профессии редактора и журналиста. По оценкам коллег, он подготавливал 20 и более процентов публикуемых в журнале статей, был ответственным за выпуск ряда тематических номеров, например № 11 за 1979 г., познакомившего читателей с французским журналом «Пиф». Благодаря отделу научной фантастики впервые в СССР увидели свет «Фонтаны рая» и «2010: Одиссея-2» Артура Кларка; «Звездные короли» и «Возвращение на звезды» Эдмонда Гамильтона, некоторые другие значительные произведения зарубежных авторов. Михаил Пухов не раз становился первооткрывателем молодых талантов: литературный дебют многих отечественных фантастов состоялся именно в «Технике — молодежи».
Писатель был одним из создателей художественной выставки «Время — Пространство — Человек»; организовал экспозицию научно-фантастических картин на выставке НТТМ-80; неоднократно участвовал в подготовке и проведении пробега самодельных автоконструкций. В конце 80-х — начале 90-х гг. вел семинары Всесоюзного творческого объединения молодых писателей-фантастов.
Первым опубликованным произведением Михаила Пухова считается научно-фантастический рассказ «Охотничья экспедиция» (сб. «Фантастика-67», М., Молодая гвардия, 1968). Другие его сочинения в дальнейшем печатались в журналах «Техника — молодежи», «Знание — сила», «Земля и Вселенная», «Химия и жизнь», «Наука в твоей профессии», «Искатель» и др. Изданы также четыре прижизненных авторских книги: три на русском языке: «Картинная галерея» (1977), «Звездные дожди» (1982), «Семя зла» (1983) и одна на немецком: «Sternenregen» (1988). Значительная часть наследия Пухова переведена на болгарский, венгерский, польский, французский, итальянский и другие языки народов мира. Некоторые работы были экранизированы.
Два произведения крупной формы — роман «Дуэльный зал» и мозаика «Дерево и река» — остались незавершенными, при жизни писателя печатались лишь их фрагменты. Так, из «Дуэльного зала» была опубликована лишь одна часть — «Корабль роботов» в виде рассказа «Человек с пустой кобурой» (1977) и повести «Корабль роботов» (1982).
В раннем творчестве Пухова заметно влияние американских писателей, особенно Эрнеста Хемингуэя: первые научно-фантастические рассказы и юморески написаны в характерном «небрежном» стиле; а также Велимира Хлебникова и других русских футуристов. Эти тенденции прослеживаются и в более поздних работах, например в рассказах «Планета за 100 000» (1983) и «Палиндром в антимир» (1971). Во многих случаях Михаил Пухов использует художественную форму как средство выражения определенных идей. Так, фантастические декорации становятся экспериментальным полем для научных разработок: колонисты получают энергию с помощью облицовки космодрома фотоэлементами («Порт Перпетуум», 1982); гипотеза излагается в форме развернутой метафоры: изменение курса космического корабля под действием гравитационного поля нейтронной звезды разъясняется на примере бильярдного приема — карамболя («Над бездной», 1974).
Помимо прозы, Михаил Пухов также писал стихи; проявил себя и как талантливый переводчик с английского, польского и болгарского. Пожалуй, его любимыми авторами были английские поэты XVIII–XIX веков, в частности Льюис Кэрролл — перевод Пуховым его поэмы «Охота на Снарка» по праву считается одним из наиболее удачных в современной русской литературе. Кроме того, Михаил Георгиевич известен как автор критических, научно-популярных и искусствоведческих статей.
Михаил Пухов был человеком обширных и разнообразных интересов: ценил и понимал природу, животный мир. Одним из любимых его развлечений была рыбная ловля — эту страсть он унаследовал от отца. Михаил Георгиевич профессионально владел игрой в шахматы и бильярд. Более десяти раз безвозмездно сдавал кровь, за что заслужил звание донора СССР 2-й степени. Увлекался философией и на протяжении многих лет был старостой философского семинара.
С развитием информатики и вычислительной техники для Пухова открылась возможность заявить о себе и в качестве программиста. В 1985 г. он организовал новый раздел журнала «Техника — молодежи» под названием «Клуб электронных игр». В рамках этого проекта им был написан ряд игр для программируемых микрокалькуляторов («Электроника МК-61», «Электроника БЗ-34» и др.), в полной мере продемонстрировавших неизвестные ранее возможности этих устройств, которые первоначально использовались лишь для решения прикладных задач. Впервые в мире Пухов создал литературное произведение по мотивам компьютерной игры собственной разработки («Истинная правда», 1985). В дальнейшем (1991–1994 гг.) он создавал программные продукты для компьютера «Enterprise 128».