Пулман Филип. Северное сияние

   При этих словах Йофур Ракнисон непроизвольно рванулся вперед, но, сделав шаг или два, сдержал себя бешеным усилием воли.
   — Медведи! — воззвал он. — Йорек Бьернисон пришел в Свальбард, потому что я захотел этого. Я призвал его сюда. И поэтому я, и только я вправе диктовать условия поединка. Если Йорек Бьернисон падет от моей десницы, я велю разметать его останки по земле, и пусть их пожрут скальные упыри. Его отрезанная голова будет красоваться на шесте перед воротами моего дворца. Самая память о нем сгинет навеки, и лютая смерть будет грозить каждому, кто посмеет произнести его имя вслух.
   И он говорил и говорил, а потом снова наступил черед Йорека. Эта преамбула была неотъемлемой частью древнего ритуала поединка. Лира переводила глаза с одного на другого. Какие же они разные! Йофур — могучий, блестящий, несокрушимый в своей силе, пышущий здоровьем, в сверкающих латах, исполненный истинно королевского великолепия. Йорек рядом с ним казался мельче, хотя до этого Лира даже помыслить не могла о том, что кто-то может быть крупнее Йорека. Панцирь его выглядел куда беднее, весь в зазубринах да пятнах ржавчины. Но вот что удивительно: Йорек сам однажды обмолвился, что для медведя панцирь — это его душа. Так оно и было. Свой панцирь он выковал сам и точно по себе. Они с ним словно бы составляли единое целое. Йофуру же роскошных доспехов было явно недостаточно, ему нужна была еще одна душа, другая душа, поэтому он метался, в то время как Йорек был непоколебим, словно скала.
   И Лира остро чувствовала, что остальные медведи не просто смотрят на противников. Они тоже сравнивают их. Сейчас на поле битвы сошлись не просто два панцербьорна. Сошлись две жизненные философии, две судьбы, две будущие дороги для Свальбарда. Йофур вел их в одну сторону, Йорек намеревался вести в прямо противоположную. И в тот момент, как перед ними забрезжит один путь, другой будет закрыт раз и навсегда.
   Мало-помалу преамбула поединка заканчивалась, и соперники нетерпеливо мотали головами, переминались с ноги на ногу, то и дело рвались вперед. Зрители застыли, стараясь не упустить ни единой мелочи.
   Вот наконец оба медведя замерли, каждый в своем конце арены. Они не сводили друг с друга настороженных глаз.
   И внезапно тишину разорвал бешеный рев. Два облака снежной пыли единым духом взметнулись и понеслись навстречу друг другу. Подобно тому, как от подземного толчка срываются с соседних вершин два гигантских валуна и начинают неотвратимое движение вниз по склону навстречу друг другу, когда со все возрастающей скоростью, перемахивая через трещины и расселины, ломая в щепья деревья, они бешеным кубарем катятся, мчатся и, наконец, на полном ходу сталкиваются, дробя и круша друг друга в пыль, именно так сошлись в смертельной схватке два панцирных медведя. Но страшный удар друг о друга, от сокрушительного грохота которого зазвенел самый воздух и содрогнулись стены дворца, не стал для бойцов последним. Они не рассыпались в прах, как те каменные валуны. Оба рухнули в снег, но Йорек сумел подняться первым. Собравшись в комок, он рывком вывернулся, как тугая гибкая пружина, и бросился на врага. Панцирь Йофура сильно пострадал во время столкновения. Он чуть медленнее, чем нужно, поднял голову, и Йорек тут же заметил незащищенную щель у него на холке, между панцирем и шлемом. Ухватившись за выбивающийся оттуда пышный белый мех, он подцепил когтем край шлема и с силой рванул его на себя.
   Почуяв опасность, Йофур захрипел и встряхнулся. Однажды Лира уже видела, как панцербьорн отряхивается от воды. Йорек у нее на глазах делал это, выходя из моря, и с его шкуры во все стороны до самого неба летели не брызги, а струи, как из водомета. Йофур Ракнисон тем же движением стряхнул с себя Йорека, и он упал, поверженный, а владыка Свальбарда, лязгая железными доспехами, выпрямился во весь свой гигантский рост. Одного мускульного напряжения могучей спины оказалось достаточно, чтобы расправились искореженные пластины панциря, и тогда, подобно лавине, Йофур Ракнисон обрушился на распростертого у его ног противника, который так и не сумел подняться.
   Удар был такой силы, что у Лиры, стоявшей в стороне, перехватило дыхание и подкосились ноги, потому что даже земля содрогнулась.
   Такого удара не могло выдержать ни одно живое существо. Йорек пытался высвободиться из железной хватки владыки Свальбарда, и, может быть, найди он точку опоры, ему бы это удалось, но Йофур не давал ему перевернуться на грудь, и зубы его уже сомкнулись на горле медведя-изгоя. Из раны брызнула струя горячей крови, и одна капля попала Лире на рукав шубы. Девочка в отчаянии прикрыла ее ладонью… Кровь ее друга… Кровь лучшего из друзей!
   И тут Йорек когтями задних лап зацепился за звенья кольчуги, прикрывавшей брюхо и грудь его врага. Резкий рывок вниз — и кольчуга целиком сползает, а Йофур в панике хотел было повернуть голову в сторону, чтобы понять, что случилось. Этого секундного замешательства оказалось достаточно, и Йорек вновь поднялся.
   Какое-то мгновение оба медведя застыли друг перед другом, тяжело дыша. Хваленая кольчуга Йофура из надежной защиты превратилась в путы: она обвила его задние лапы, так что он ни шагу не мог ступить, а чтоб сорвать ее долой, надо было сперва отстегнуть нижнюю застежку. Но Йореку приходилось куда тяжелее. Он жадно хватал ртом воздух, а из глубокой раны у него на шее струей текла кровь.
   Не давая королю освободиться от стреноживающей его кольчуги, Йорек прыгнул вперед и опрокинул врага навзничь, снова нацелившись на незащищенное место у него на холке, которое уже не прикрывал погнувшийся шлем. И вновь Йофур отшвырнул Йорека прочь. Взметывая к небу фонтаны снежной пыли, противники сцепились не на шутку. В вихре метели невозможно было разобрать, кто кого.
   Лира, не дыша, вглядывалась в эту слепую снежную кашу, до боли стиснув руки. В какой-то момент ей почудилось, что страшные когти Йофура вырывают куски мяса из подбрюшья противника, но мгновение спустя все снова скрылось за вихревой завесой, а когда снег чуть рассеялся, Лира увидела, что оба медведя, поднявшись на задние лапы, наотмашь разят друг друга, и страшные когти Йорека оставляют кровавые следы на морде владыки Свальбарда, а он с той же чудовищной силой бьет в ответ.
   У девочки потемнело в глазах при мысли о том, сколь тяжела королевская десница. Казалось, что это великан вздымает и опускает гигантских размеров палицу, увенчанную пятью стальными остриями.
   Лязг железа о железо, зубовный скрежет, хрип и рев, вырывающийся из глоток, громоподобный топот, сотрясающий землю… Весь снег в радиусе нескольких метров превратился в кровавое месиво.
   Доспехи Йофура к этому моменту являли собой весьма плачевное зрелище. Пластины панциря погнулись и перекорежились, золотая канитель либо отлетела, либо скрылась под коркой запекшейся крови, расколотый шлем уже давно валялся где-то в стороне, на снегу. Панцирь Йорека, несмотря на все свое внешнее убожество, оказался куда крепче. Пластины пестрели новыми зазубринами, но они выстояли под сокрушительными ударами монаршей лапы-палицы, и даже двадцатисантиметровые лезвия когтей оказались им нипочем.
   Но тем не менее король панцербьорнов был куда крупнее и сильнее, чем его соперник. Йорек отощал и устал в дороге, а сейчас, в этой смертельной схватке, он потерял много крови. Страшные раны зияли у него на животе, на передних лапах и холке. У Йофура же кровь тонкой струйкой сочилась лишь из-под нижней челюсти, так что в бою ему повезло куда больше. Если бы только Лира хоть как-то могла помочь своему другу! Увы, она была бессильна.
   А дела Йорека в самом деле были плохи. Он начал хромать. Малейшее движение левой передней лапы вызывало у него сильнейшую боль. Он не мог на нее наступить, но это полбеды. В бою она тоже стала бесполезной, а выпады правой выглядели довольно жалко. По сравнению с прежними сокрушительными ударами они казались вялыми шлепками.
   Йофур мгновенно заметил эту перемену в поведении своего врага. Град издевательских насмешек обрушился на голову Йорека: “хромая кляча”, “дохлятина”, “слюнтяй”, “недоносок” и прочие оскорбления сыпались как из рога изобилия и подкреплялись молодецкими ударами справа и слева, которые несчастный медведь-изгой уже не мог парировать. Он начал отступать шаг за шагом, всякий раз пригибаясь к земле все ниже и ниже под напором торжествующего короля панцербьорнов.
   Лира ничего не видела от слез. Йорек, ее бесстрашный заступник, ее добрый, храбрый, самый лучший на свете друг, погибал у нее на глазах, но отводить их она не имела права, это было бы равносильно предательству, ведь, случись ему бросить взгляд в ее сторону, он должен увидеть не перекошенное от ужаса лицо, не трусливо втянутую в плечи голову, а сияющие глаза, полные любви и веры.
   И она смотрела, смотрела, сколько было сил, но слезы слепили ее, мешая видеть самое важное. Хотя, кто знает, может, не слезы тому виной. Йофур Ракнисон ведь тоже ничего не заметил.
   Ему было невдомек, что Йорек шаг за шагом отступает назад с одной-единственной целью: ему нужен сухой, плотно утоптанный участок снега и хороший валун, от которого можно оттолкнуться, как от трамплина. Раненая левая, которую он все время поджимает, на самом деле не искалечена. Это бойцовая лапа, и она ждет своего часа. Истинного панцербьорна провести невозможно, но Йорек знает, что Лире это однажды удалось, потому что владыка Свальбарда перестал быть медведем, он рвется быть человеком, а значит, его можно обмануть. И Йорек все дальше заманивает врага в западню.
   Вот наконец он нашел то, что искал: гладкий валун, намертво вмерзший в землю. Он уперся в него пяткой, напружинился и замер, выжидая.
   В тот миг, когда Йофур, торжествуя, поднялся на задние лапы и с высоты своего гигантского роста бросил презрительный взгляд на поверженного противника и его искалеченную левую переднюю, Йорек ударил.
   О, что это был за удар! Подобно волне, что начинает свой разбег за тысячи миль от берега, в самом сердце океана, где даже мелкая зыбь не выдает той силы, что копится в синих глубинах, и лишь в прибрежных водах вздыбливается гигантским языком-гребнем, взметываясь до самых звезд, чтобы потом с бешеной силой обрушиться на скалы, круша и смывая все на своем пути, так двинулся Йорек Бьернисон на владыку Свальбарда. Оттолкнувшись от валуна, он рванулся вперед и вверх, и могучая левая лапа полоснула Йофура Ракнисона по незащищенной шлемом морде.
   Страшный удар снес ему напрочь всю нижнюю челюсть, срезав ее, словно бритвой, так, что кусок еще теплой плоти, забрызгивая все вокруг кровью, отлетел в сторону на несколько метров. Длинный красный язык Йофура вывалился и буквально повис вдоль вспоротой глотки. Где же грозные клыки владыки Свальбарда? Где его сотрясающий стены рев? Кому он теперь страшен?
   Только не Йореку. Панцербьорн белой молнией метнулся вперед, и не ведающие пощады клыки сомкнулись на горле Йофура Ракнисона. Гигантская туша, враз обессилев, болталась туда-сюда. Йорек тряс ее и так, и эдак, то вздергивая в воздух, то швыряя на землю, словно это был какой-то жалкий тюлень. Вот он в последний раз рванул головой вверх и разжал челюсти. Жизнь Йофура Ракнисона, короля панцербьорнов, отлетела.
   Однако древний обычай требовал соблюдения еще одного ритуала. Йорек перевернул поверженного врага на спину и провел когтем по его незащищенной кольчугой груди. Вспоротый лоскут шкуры обнажил узкие белые с красным ребра, похожие на каркас опрокинутой кверху килем лодки. Запустив лапу под мышцы грудины, Йорек нащупал внутри грудной клетки сердце. Вот оно — теплое, еще трепещущее. Сердце убитого соперника, которое должно съесть перед лицом его подданных, ибо так велит обычай.
   И тут воздух наполнился шумом, гамом, разноголосицей… Расталкивая друг друга, медведи ринулись к Йореку, чтобы склонить головы перед победителем Йофура Ракнисона.
   — Панцербьорны! — раскатился над их головами трубный глас Йорека. — Кто ваш владыка?
   И в едином порыве из медвежьих глоток вырвался рев, словно отвечали самые скалы Свальбарда, о которые с шумом бился океан:
   — Йорек Бьернисон!
   Каждый знал, что делать дальше. Все эти бляхи, перевязи, диадемы тут же полетели в снег. Здесь в грязи, им самое место. Затоптать и забыть навеки! Отныне и навсегда они медведи Йорека Бьернисона, настоящие панцирные медведи, а не жалкие недочеловеки, вечно мучимые сознанием собственной неполноценности. Словно сметающая все на своем пути волна, хлынули они во дворец, и вот уже глыбы мрамора с грохотом обрушиваются с высоких башен наземь и содрогаются от богатырских ударов могучих лап мрачные стены, так что камни из них вываливаются и падают, падают вниз с утесов, разбиваясь на тысячи мелких осколков о прибрежные скалы.
   Йорека все происходящее нисколько не занимало. Он осторожно стягивал с себя панцирь, чтобы без помех заняться ранами. Но едва он взялся за застежку одной из пластин, как к нему подскочила Лира, оскальзываясь на алом от вмерзшей в него крови льду. Размахивая руками, она что было сил кричала медведям, которые крушили дворец, что там, внутри, пленники. Голос ее тонул в общем хаосе, но Йорек его услышал, и, повинуясь монаршему рыку, панцербьорны замерли.
   — Там что, люди? — спросил девочку Йорек.
   — Ну конечно, — всплеснула руками Лира. — Он их туда посадил, в эти, как их, в казематы. Их же сейчас завалит! Если их не вывести, они погибнут под обломками.
   Йорек отдал короткий приказ, и несколько панцербьорнов немедленно бросились во дворец, чтобы освободить узников Йофура Ракнисона. Тем временем Лира склонилась над ранами Йорека.
   — Миленький мой, дорогой, позволь я помогу, — шептала она, глотая слезы. — Я не буду трогать, я только посмотрю. Ой, какой ужас, — застонала девочка, увидев страшную рану у медведя на животе. — Если бы хоть какие-нибудь бинты или хотя бы тряпки… Надо перевязать, срочно!
   Один из медведей молча положил рядом с ней на снег комок смерзшейся изумрудно-зеленой массы.
   — Это мох-кровохлеб, — спокойно сказал девочке Йорек. — Возьми его и прижми к ране. Потом сомкни края раны, сверху приложи снег и дай схватиться.
   Несмотря на то что каждый из медведей почел бы за честь помочь ему, Йорек не подпускал к себе никого, кроме Лиры. Только ее ловким пальцам позволил он пользовать себя. И вот маленькая девочка склонилась над распростершимся на снегу огромным панцирным медведем. Она без устали вкладывала в его зияющие раны целебный мох, а потом с помощью снега и льда заставляла края смерзнуться. Крови было так много, что ее рукавицы насквозь промокли, но мало-помалу Лире удалось ее унять.
   К этому времени из дворцового подземелья вывели человек десять узников. Клацающие зубами от холода и страха, люди испуганно жались друг к другу и подслеповато щурились на свет. Лира сразу узнала своего профессора, но подходить к нему не стала: что толку? Бедняга давно сошел с ума. А вот как попали в Свальбард остальные, ей было ужасно интересно, но вокруг царила такая суета, не протолкнешься. Все куда-то торопились, Йорек что-то коротко приказывал панцербьорнам, те тут же бросались выполнять… Узнать бы только, что стало с Роджером, с Ли, и где, интересно, сейчас ведуньи… Мысли Лиры вдруг стали путаться. Она почувствовала, что ужасно устала и проголодалась. Но сейчас лучше всего было сесть куда-нибудь, чтобы никому не мешать…
   Девочка примостилась в дальнем углу арены для поединков. Надо только нагрести вокруг себя снегу, как медведи делают, тогда будет не так холодно. Пантелеймон, пытаясь хоть как-то согреть свою Лиру, песцом свернулся у нее на груди. Не прошло и секунды, как они крепко спали.
   Оба проснулись от того, что незнакомый медведь почтительно произнес:
   — Владыка Свальбарда хочет говорить с тобой, о Лира Сладкогласка.
   В своем сугробе Лира настолько окоченела, что глаза у нее никак не открывались, потому что ресницы смерзлись. Верный Пан шершавым язычком вылизывал ей веки, пока лед на ресницах не растаял. Кое-как разлепив их, девочка увидела почтительно склонившегося перед ней молодого панцербьорна. Уже стемнело, и в ночном небе светила луна.
   Лира попыталась встать, но ноги не держали ее. Она попробовала еще раз и снова упала. Медведь проворно присел, чтобы ей было удобнее влезть ему на спину. Вцепившись негнущимися пальцами в густой пушистый мех и поминутно теряя равновесие, она дала привезти себя в уступистую лощину меж высоких скал, где уже собралось множество медведей.
   Маленькая юркая фигурка бросилась Лире навстречу.
   — Роджер! — не веря своим глазам, выдохнула девочка.
   Это и правда был Роджер. Его альм Сальцилия все никак не могла успокоиться при виде Пантелеймона.
   — Ой, Лира, что было! — тараторил мальчишка. — Йорек приказал мне здесь ждать, а сам пошел тебя выручать. Мы же упали, понимаешь? Сперва тебя выбросило, а нас дальше потащило, далеко, миль эдак десять, не меньше. Тогда Ли Скорсби давай еще газ выпускать, чтоб мы снизились. Тут мы прямо в гору и врезались. Так страшно было! Нас с Йореком из гондолы вышвырнуло прямо сюда. Только он сразу развернулся и назад, тебя искать. А меня здесь оставил. А что с Ли сталось и с ведуньями, я не знаю. Ой, Лира, они же мне рассказали, как он дрался, — захлебывался Роджер. — Вот здорово!
   Лира ошарашенно смотрела по сторонам. Бывшие узники Йофура Ракнисона сообща ладили какое-то подобие шатра или палатки, используя для этого найденный на берегу лес-плавник и куски парусины. Один из медведей постарше был у них за мастера. Судя по всему, они даже радовались, что заняты делом. Кто-то из мужчин чиркал кремнем, пытаясь высечь искру, чтобы можно было разжечь огонь.
   Молодой медведь, что привез сюда Лиру, указал ей на еще теплую тушу только что убитого тюленя.
   — Еда, — немногословно пояснил он, вспарывая ему когтями брюхо.
   Лира откусила кусочек сырой тюленьей почки. Ничего более нежного и вкусного она не едала за всю свою жизнь.
   — Жир тоже, — сказал медведь, подсовывая ей полоску нутряного тюленьего жира. Удивительное дело, но у него оказался приятный сливочный вкус, чуточку напоминающий лесные орехи. Роджер не без колебаний проследовал Лириному примеру. Оба жадно ели. Не прошло и нескольких минут, как девочка почувствовала себя куда бодрее и даже начала согреваться.
   Промокнув варежкой губы, она огляделась по сторонам, ища глазами Йорека Бьернисона. Ее провожатый тут же понял, кто ей нужен.
   — Король беседует с советниками. Он повелел доставить вас к нему, как только вы поедите. Следуйте за мной.
   Он привел их в то место, где панцирные медведи уже вовсю строили стену из гигантских кубов льда. Йорек Бьернисон сидел в центре, в окружении самых почтенных панцербьорнов. Увидев Лиру, он поднялся ей навстречу.
   — Приветствую тебя, Лира Сладкогласка, — услыхала девочка. — Садись и послушай то, что мне докладывают.
   Йорек ни единым словом не пояснил остальным, по какому праву Лира присутствует на заседании совета, но, судя по всему, медведи уже знали, кто она такая. Мгновенно подвинувшись, они усадили ее на самое почетное место и обращались к ней со всей учтивостью, достойной особы королевской крови. Лиру просто распирало от гордости: подумать только, она сидит рядом со своим лучшим другом, королем панцербьорнов Йореком Бьернисоном и, как равная, участвует в заседании совета, а сверху, с полярного неба, им светят переливчатые сполохи северного сияния!
   Медведи толковали о недавнем прошлом. Власть Йофура Ракнисона над ними была подобна ворожбе. Некоторые приписывали ее истоки влиянию миссис Кольтер. Оказалось, что прелестная дама тайно появлялась в Свальбарде еще до ссылки Йорека, она беседовала с Йофуром Ракнисоном и щедро одаривала его. Йорек склонил голову набок. Он ничего об этом не знал.
   — Да, да, — рассказывал один из советников. — Это она дала Йофуру какое-то зелье, которым он опоил Гьялмура Гьялмурсона.
   Лира сообразила, что несчастный Гьялмур Гьялмурсон и был тем самым медведем, гибель которого послужила поводом для ссылки Йорека. Значит, миссис Кольтер-таки приложила к этому руку! Но это было еще не все.
   — Она собиралась заниматься такими вещами, которые по человеческим законам недопустимы. Но ведь панцербьорнам человеческие законы не указ, и в Свальбарде они не имеют никакой силы. Она хотела организовать здесь станцию, вроде Больвангара, только еще страшнее. И Йофур Ракнисон пообещал ей это, вопреки нашим древним обычаям. Земли панцербьорнов всегда были недоступны для людей. Они могли быть здесь либо гостями, либо пленниками, но никак не постоянными жителями. Йофур Ракнисон согласился на то, чтобы люди поселились в Свальбарде и начали здесь работать. Но миссис Кольтер хотела большего. Тихо, исподволь, она оплетала своими сетями не только Йофура, но и всех нас, покуда панцербьорны не превратились наконец в ее рабов, годных лишь на то, чтоб быть у нее на побегушках да охранять от посторонних глаз ту скверну, которую она здесь насаждала.
   Старый медведь, гневно повествующий об этих постыдных днях, звался Сареном Езерсеном. Позже Лира узнала, что при Йофуре Ракнисоне он был в опале.
   — Скажи нам, Лира Сладкогласка, — обратился Йорек к девочке, — чем сейчас занята миссис Кольтер и что она намерена делать, как только ей донесут о смерти Йофура Ракнисона.
   Лира послушно достала веритометр. Была глубокая ночь, и Йорек приказал принести факел. Пока они ждали, девочка задала королю вопрос, который давно мучил ее:
   — А где Ли? И ведуньи?
   — Воздушный шар атаковали ведуньи из враждебного клана, — ответил Йорек. — Я не знаю, кто их послал. Может быть, мертвяки, может, кто-то другой. Но они все время кружат над нашими землями и обрушились на нас, как ураган. Что стало с Серафиной Пеккала, я не видел. Когда меня и мальчика выбросило из гондолы, Ли оставался в корзине. Шар снова рванулся вверх, унося его с собой. Твой прибор тебе лучше расскажет об их судьбе.
   В это время к месту совета подошел еще один медведь, таща за собой нарты, на которых стоял котел-жаровня с тлеющими древесными углями. Выбрав длинную смолистую ветку, панцербьорн сунул ее в жаровню и чуть поворошил угли. Ветка тут же вспыхнула факелом, и при ее свете Лире был хорошо виден диск веритометра.
   Сперва она спросила прибор о Ли. Оказалось, что бравый техасец еще в небе и его несет по направлению в Новой Земле. В бою он не пострадал, а вот нападавшим на него упырям и враждебным ведуньям досталось по первое число.
   Выслушав все это, Йорек удовлетворенно кивнул, сложив лапы на животе.
   — Раз в небе, значит, выживет, — проронил он. — Что с миссис Кольтер? Где она?
   Стрелка веритометра заплясала, как сумасшедшая. Лира наморщила лоб, пытаясь разгадать последовательность символов. Медведям все это было в диковинку, но глубочайшая почтительность к Йореку и, как следствие, к девочке, о которой их повелитель был столь высокого мнения, не позволяла им любопытничать. Наконец Лире удалось выбросить все лишнее из головы, и она погрузилась в то состояние сосредоточенного покоя, когда ответы приходят сами.
   Но на этот раз привычной ясности, которую она испытывала при толковании символов, не было. Что-то смущало девочку.
   — Она… она уже знает, куда мы полетели. У нее в распоряжении грузовой дирижабль с этими… с пулеметами на борту. Да, наверное, это значит “пулемет”, — бормотала Лира. — И сейчас они летят на Свальбард. Она еще пока не знает, что Йофура больше нет, но скоро узнает, потому что… — Лира опять помедлила. — Ах да! Потому что ей сообщат об этом шпионки-ведуньи, а им про это расскажут скальные упыри. Так что получается, что в небе над Свальбардом и впрямь полно шпионов. Миссис Кольтер летит сюда… ну… как будто она хочет помочь Йофуру Ракнисону, только на самом деле у нее совсем другое на уме. Он ей больше не нужен. Через пару дней в Свальбарде будет полк вооруженных тартар, они идут морем. С их помощью миссис Кольтер рассчитывает низложить короля. И еще… Она сразу же намерена поехать туда, где содержится лорд Азриел. По ее приказу, он должен быть убит, потому что… потому что… — Девочка опять наморщила лоб и вдруг воскликнула: — Ну конечно! Как же я раньше не понимала? Это же ясно как день! Она хочет смерти лорда Азриела, потому что на самом деле ей отлично ведомо, что именно он собирается делать. Она безумно боится, что он успеет сделать это раньше нее. И еще… так… что-то тут еще…
   Девочка низко склонилась над веритометром, целиком поглощенная стремительным танцем стрелки-иглы, которая металась по диску настолько быстро, что Роджер, который заглядывал Лире через плечо, вообще не мог заметить, на каких картинках она останавливается, так стремительно символы сменяли друг друга. Он лишь чувствовал, что между прибором и девочкой идет напряженный диалог: вздрагивающие пальцы спрашивали, пляшущая стрелка отвечала, но это общение было столь же неподвластно слову, как неподвластен ему свет призрачного северного сияния в небе над головой.
   Наконец Лира опустила веритометр на колени, подняла голову и глубоко вздохнула. Глаза ее смотрели и не видели, но вот она несколько раз моргнула, словно бы просыпаясь.
   — Я, кажется, поняла, что он хотел мне сказать. Миссис Кольтер охотится за мной, потому что я должна… у меня есть… что-то очень нужное лорду Азриелу для его… ну… эксперимента, в общем. Ну, не важно. И ей это тоже ужасно нужно.