Страница:
— Это больное место нашей антидопинговой службы. Именно для того, чтобы разобраться с этим вопросом, мы организуем сейчас совместную систему поиска со спецслужбами — в частности, Госнаркоконтролем. Также и ВАДА договорилась о сотрудничестве с Интерполом, потому что нелегальный оборот анаболиков по итогам последних лет превысил оборот наркотиков!
Нормально тренироваться при тотальной атаке на допинг «Спартак» не мог. Рассказывают, что едва Владимир Федотов пытался дать минимальную нагрузку, у футболистов начинала кружиться голова, и они уходили с поля. После звонка Федотова директору НИИ все стало ясно. «Барокамеры и все остальное — очень энергоемкие процедуры, — объяснил директор. — Нагрузки при этом противопоказаны».
— Состояние после всех этих процедур было такое, что у всех силы пропали, — говорит Деменко. — На тренировках уставали очень быстро. Побегаю немного — и голова начинает кружиться. Не до смеха, в общем, нам было.
— А к матчам когда готовились? — интересуюсь у Ващука.
— Да не готовились мы к ним вообще! Приедем на базу после процедур, побегаем 20 минут — помылись и по домам. А руководство клуба от нас еще какой-то результат требовало. Никто не мог думать об игре — у всех мысли были только о том, как всю эту мерзость вывести из организма. Когда все это выяснилось, мы сначала вообще решили, что не будем играть, пока не окажемся «чистыми». Но нас уверили, что этот препарат выводится за семь — десять дней, и мы успокоились. На деле оказалось — что и не за 40. Титов с Ковтуном еще долго куда — то ездили, а мне в какой-то момент надоело, я плюнул — и ездить перестал.
Рассказывают также, что Федотов вместе с тренером «Спартака» по реабилитации Владимиром Паниковым каждый день садились за «умный» компьютер последнего, вносили туда мельчайшие данные о состоянии каждого игрока, выспрашивали футболистов о самых незначительных деталях их здоровья.
Ващук говорит:
— Сейчас можно задаться вопросом: почему разгребать завалы должны были не Щукин и Чернышов, а ни в чем не повинный Федотов, добрейшей души человек, с которым у всех игроков были великолепные отношения? Может, из-за этих отношений «Спартак», почти не готовясь к матчам, и разгромил бухарестское «Динамо» — 4:0. А человек все эти месяцы, по сути, сидел на пороховой бочке.
— На допинг — тесты за это время вас часто возили? — спрашиваю Деменко.
— По — моему, еще раза два. В течение, кажется, месяца все эти процедуры продолжались, и после второй поездки в лабораторию нам сказали: все, вы «чистые». Кажется, это было дня за четыре до матча Кубка УЕФА с бухарестским «Динамо».
Бромантан к моменту той игры если и оставался у игроков, то в ничтожно малых количествах — тесты в Москве их не показывали. Так что та победа была футбольной, а не фармакологической.
— Радость после той игры была очень большая, — рассказал мне один из спартаковцев. — Давно мы уже ничему так не радовались. Потому что все знали, чего эта победа стоила.
С Катулиным, оставшимся после ухода Щукина единственным врачом, и. о. главного тренера почти не общался. Добрейший Федотов, говорят, готов был задушить главврача собственными руками. Ведь если бы кто—то из крайне ослабленных игроков однажды упал замертво, а такое было совсем не исключено, то как руководителю держать ответ пришлось бы ему, Федотову.
Во всей этой истории в принципе не может быть положительных героев. А потому все то, что было сказано о Щукине, — судя по имеющейся информации, ставшем инициатором применения бромантана в «Спартаке», — вовсе не обеляет главврача Катулина.
Так, сразу из трех источников довелось услышать, что когда у Титова и Ковтуна перед вылетом в Ирландию обнаружили бромантан, Катулин адресовал Щукину недвусмысленную угрозу. Дескать, если не напишешь докладную на имя Червиченко, где все возьмешь на себя, — будут проблемы. Ключевыми, говорят, были слова: не забывай, мол, что у тебя две дочери есть…
Через полгода после опубликования «Бромантанового „Спартака“» Щукин отвечал через прессу Титову, бросившему ему прямое обвинение, и обнародовал факт угрозы со стороны Катулина.
Как бы ни был виноват Щукин, как бы ни подставил он тебя, угрожать здоровью близких — большой грех. Кстати, записку требуемого Катулиным содержания, по имеющейся информации, Щукин все же написал. Правда, взяв на себя рекомендацию употребить пресловутую «Омегу — 3» (рыбий жир, если запамятовали) лишь в последнем «допинговом» матче — в Ярославле.
Так, как о Катулине, в футбольно — медицинских кругах не спорят, кажется, ни о ком. Причем количество врагов, особенно среди врачей старшего поколения, значительно превосходит число его друзей. К последним без оговорок можно отнести только Червиченко. Вину Катулина как главврача экс — президент «Спартака» не отрицает, но подчеркивает, что до и после этого специалиста травматизм в «Спартаке» был намного выше, чем при нем. И что методы работы он использовал куда более современные, нежели доктора «старой обоймы». Да уж, слова «у тебя две дочери есть» — действительно современный метод…
Как — то раз мой коллега по «Спорт — экспрессу» Александр Мартанов набрал номер старейшины цеха спортивных медиков армейца Олега Белаковского. В тот момент Катулина взяли в «Спартак», и целью звонка была краткая характеристика нового лица в команде. У Олега Марковича всегда была репутация доброго, беззлобного человека. Когда коллега услышал ответ, то сначала подумал, что ему изменил слух. Таких выражений от Белаковского он не слышал ни разу.
Опытные врачи при упоминании Катулина тут же припоминают, что именно он был врачом ЦСКА во время трагической истории с Сергеем Перхуном (этот голкипер летом 2001-го во время матча с «Анжи» столкнулся на поле головами с нападающим Будуновым и через несколько дней умер от тяжелейшей травмы головного мозга. — Прим. И. Р.) и принимал участие в решении о транспортировке находившегося в коме вратаря на самолете из Махачкалы в Москву. Сам Катулин на это утверждает, что тот вердикт выносил большой консилиум нейрохирургов, и его мнение никак не могло быть решающим.
Один из врагов Катулина охотно перечислял его ляпы времен работы в ЦСКА. Вопиющий случай, согласно этой информации, произошел в 2001 году с полузащитником Алексеем Савельевым. У врачей принято любой новый препарат опробовать в малой дозе уколом в предплечье — чтобы посмотреть, как реагирует организм, нет ли аллергии. Перед одним из матчей Катулин якобы без такого предварительного укола поставил Савельеву капельницу с препаратом реополиглюкин, стимулирующим кровообращение. В результате — давление 200 на 120, анафилактический шок, пена изо рта… Еле спасли.
Наконец, явно не прибавляет Катулину вистов гуляющая по московским медицинским кругам история с Зурабом Орджоникидзе. Некоторое время молодой травматолог — ортопед Катулин вроде бы вознамерился каким — то образом «подсидеть» своего шефа и занять место главы Центра спортивной медицины. Это Катулину не удалось, а то, что он и после такого демарша продолжил там работать, объясняют беспримерной добротой и незлопамятностью Орджоникидзе.
Но вот что занятно — спартаковские игроки — ветераны относятся к Катулину, в отличие от Щукина, относительно терпимо! Даже признавая, что он участвовал в их «одурманивании». Даже свидетельствуя, что Катулин их обманывал, когда сначала говорил, что никакого допинга не дает, а потом все — таки вынужден был признать обратное. Может, участие в последующем процессе очищения замаливает для игроков те катулинские грехи? Так, говорят, заложники в какой-то момент начинают отождествлять себя с теми, кто их удерживает.
Спартаковцы наверняка относились бы к Катулину менее терпимо, знай они об одной истории. По данным из заслуживающего доверия источника, он, стремясь обелить себя в глазах Червиченко, заявил президенту, что игроки не только знали о том, что принимают допинг, но и сами (!) в перерыве матча с «Динамо» попросили «накачать» их таблетками — чтобы ноги побежали.
— Как можете это прокомментировать? — спрашиваю Ващука.
— Как полный абсурд. Я — то, будучи запасным, в перерыве сначала разминался на поле, а потом вернулся в раздевалку попить чайку — но в любом случае уверен, что такого быть не могло. Не надо считать игроков умалишенными.
В комнате Катулина, в отличие от многих других врачей, игроки не толпились, чаи не гоняли, анекдоты не травили. Балагуром, душой компании его не назовешь. Но Титов, Ковтун, Парфенов, Ващук и в спартаковские времена с ним общались, и даже после его ухода из «Спартака» контактов не прервали.
— Уже после истории с допингом Катулин мне помог: была какая — то проблема с ногой, и он мне уколы делал, — вспоминает Ващук. — Хоть к тому моменту он уже и ушел из «Спартака», но лечил меня за свой счет, денег не брал. Вообще, с ним я остался в нормальных отношениях, несмотря на все, что произошло. Конечно, его вина есть, и я его не защищаю. Но Катулин позже помогал многим — и Димке Парфенову, и другим ребятам. Я не раз ездил к нему, когда у меня были какие-то проблемы.
Порой футболисты оказываются даже с Катулиным на одних и тех же днях рождения. Не то чтобы они с ним по—настоящему дружили. Но раз после допинговой истории он не оказался для игроков персоной нон — грата — значит, у футболистов есть основания полагать, что Катулин играл во всем этом процессе не более чем вспомогательную роль.
— Мог ли один врач знать, что происходит, а другой — нет? — спрашиваю Ващука.
— Не думаю, что Катулин настолько глуп. Просто есть люди, которые умеют дозировать допинг, а другие в этом вопросе неопытны. Катулин, по моим предположениям, относится ко второй категории. По моей информации, он знал, что речь идет о допинге, но о конкретных сроках его выведения был не в курсе. Щукин, как я слышал, сказал ему, что все исчезнет за неделю, — а потом выяснилось, что не меньше чем через 40 дней. Похоже, что и Щукин не знал всего до конца.
Итак, Щукин — организатор, Катулин — исполнитель? Схема вырисовывается именно такая, но источник в тогдашнем штабе «Спартака» вносит в нее коррективы. В сторону увеличения роли Катулина.
— Представление, будто Щукин отвечал за фармакологию, которое навязывает Катулин в прессе, — неправда. Катулин помощника к распределению игрокам таблеток не подпускал, все дозировки определял сам. Да и для ребят Щукин был человеком новым, к нему не могло быть полного доверия. А Катулину, работавшему два года, — доверяли, потому и принимали все, что он им давал. И я допускаю, что после ухода Щукина, человека опытного в вопросах фармакологии, Катулин мог продолжать втихаря их «кормить». Щукин — то всегда говорил, что применять бромантан надо очень осторожно. А то, что у Титова его нашли аж в ноябре, через два с половиной месяца после ухода Щукина, наводит на мысль о том, что тогда, в сентябре, Катулин не остановился…
Деменко свидетельствует:
— Катулин не был открыт с футболистами — это точно. Именно он и таблетки нам давал, и уколы делал, и под капельницу клал. А к Щукину мы приходили давление мерить. Правда, потом Катулин объяснял нам, что понадеялся на опыт Щукина и делал все, что тот ему посоветовал. Щукин заявлял противоположное — что все определял главный врач. Но я не верю, что один из двух докторов, работавших вместе, мог о таких вещах не знать.
Один из источников рассказывает, что как — то Катулин сошелся с авторитетным врачом киевского «Динамо» Малютой. Того острые на язык игроки конца 1980-х прозвали «светофором» — утром, днем и вечером Малюта давал им по восемь таблеток всех цветов радуги. Причем первую дозу футболисты обязаны были принять, запив шиповником, за час до… подъема — в шесть утра, а отказаться от приема «снадобий» у Валерия Лобановского не представлялось возможным. С фармакологической точки зрения Киев с 1970-х годов считался бесспорным законодателем мод в СССР, да и в Европе ему было мало равных — подробно об этом на примере полузащитника Александра Заварова писал в своей книге «Футбол. Деньги. Еще раз деньги» известный агент фирмы «Совинтерспорт» Владимир Абрамов. Характерно, что, как обмолвился однажды Катулин, на базе киевлян в Конча — Заспе установлена своя барокамера. Но дело в столице Украины было поставлено настолько профессионально, что ни разу игрок «Динамо» не был пойман на «крючок».
В «Спартаке» же, преступив спортивный закон, подошли к этому по — дилетантски.
Рассказывают, что после решения о двухлетней дисквалификации Катулин лишь формально перестал работать в «Спартаке». Вплоть до ухода Червиченко он постоянно появлялся в клубе и в Тарасовке, а не ездил только на игры. Это, впрочем, объяснимо: говорят, что медицинский центр на спартаковской базе был частично приобретен на деньги Катулина. Новые боссы красно — белых, однако, компенсировать их ему не стали. Говорят, генеральный директор (теперь уже бывший) Юрий Первак с порога заявил Катулину: ко всем обязательствам предыдущего руководства он отношения не имеет.
Пока Катулин, защитивший за время своей дисквалификации кандидатскую диссертацию, не вернулся в профессиональный футбол, а продолжает работать в клинике у Орджоникидзе. Чем не прочь и козырнуть: дескать, другие футбольные доктора не способны быть практикующими врачами, а он — пожалуйста. Еще он регулярно пишет статьи о спортивной медицине для журнала «2 Х 45», главным редактором которого является Михаил Строганов, когда — то игравший в «Спартаке — Чукотке» — первом футбольном клубе доктора Катулина…
Его диссертация, кстати, называется «Элементный статус профессионального футболиста и его коррекция», а не «Фармакология в спорте», как было почему — то указано на официальном сайте (!) «Спартака» в 2003 году, до «дела Титова». Может, после скандала название решили срочно поменять?
— Разобраться с врачами, так сказать, по — мужски желания у команды не было? — интересуюсь у Деменко.
— Будь команда попроще, возможно, что — то такое и произошло бы. Но это все — таки «Спартак», уровень. Хоть и было всем очень неприятно, но такого, чтобы на кого — то с кулаками, и в мыслях не было.
Это смотря у кого. Ващук говорит по-другому:
— Катулин виноват, но он и выправить положение старался, тогда как Щукин сбежал, как крыса с тонущего корабля. Думаю, если бы мы в тот момент где — то его увидели, ему бы могло не поздоровиться.
Эти наброски к портретам докторов Щукина и Катулина, наверное, помогли вам в понимании того, что происходило в «Спартаке». Но главное тут в другом. В наших клубах врач воспринимается не как самостоятельная, независимая величина, а как «чей — то» человек. Василькова считали человеком Романцева. Но «люди Романцева» на каком — то этапе оказались не нужны Червиченко, разочаровавшемуся в титулованном тренере. Например, начальника команды Валерия Жиляева, уже много десятков лет занимающегося пропиской и регистрацией игроков, их службой в армии, пробиванием квартир, гаражей и т. д. , вернули в пожарном порядке только потому, что без него в «Спартаке» начался полный завал с документацией. Вместо же Василькова президент выдвинул на первые роли своего человека — Катулина. А Чернышов привел собственного протеже Щукина, которого, как выяснилось, достаточно и не знал.
Личная преданность в категории достоинств у нас в стране почти всегда стоит выше профессионализма. И от этого — очень многие беды.
О чем знали и не знали главный тренер Чернышов и президент Червиченко? Это самая важная, но и самая скользкая тема. По элементарной логике врачам нет никакого смысла рисковать своей работой и репутацией, если насчет допинга нет распоряжения сверху. Можно еще было бы предположить, что доктора дают игрокам допинг ради премиальных за победы, которые получают и они сами. Но, как выяснилось, в «Спартаке» того времени административный персонал, в который входили врачи, находился на твердом окладе. Их интерес тогда и вовсе неясен. Тренеру же нужен результат — здесь и сейчас. Иначе, в особенности если у него еще нет устойчивого авторитета, он будет уволен. Что, собственно, и произошло с Чернышовым.
Впрочем, оперировать соображениями элементарной логики в вопросах подобного масштаба нельзя. Нужны неопровержимые доказательства — на карту ставится, может быть, вся тренерская судьба. Между тем болельщики с гостевой книги «Спартака» в интернете дали Чернышову незавидное прозвище Фармаколог, причем, если поднять архивы, первый раз это слово было произнесено в данном контексте 24 сентября 2003 года! То есть уже после его увольнения из «Спартака», но еще более чем за полтора месяца до обнаружения бромантана у Титова после Уэльса. То есть о сентябрьском сугубо внутреннем скандале болельщики — «инсайдеры» были в курсе уже тогда!
Ващук рассуждает:
— Точно об этом судить не могу, но думаю, все шло от главного тренера. Потому что только он может определить уровень готовности команды и решить, как его повысить. Видимо, тренеры посчитали, что команда не готова.
У Деменко однозначного мнения на этот счет нет:
— Сначала я думал, что Чернышов был в курсе. И разговоры такие в команде ходили, и за результат отвечал он, главный тренер. Но потом мы как — то с ним поговорили, и он поклялся: «Макс, ты можешь верить мне или нет, но я и близко ничего не знал». Говорил Андрей Алексеевич так, что ему трудно было не поверить. Я, скажу честно, поверил. Но правду, боюсь, никто никогда не узнает — ведь ни один участник всей этой истории так и не признал своей вины. Ни президент, ни главный тренер, ни врачи, которые сыпали мудреными медицинскими терминами и валили все друг на друга…
Оба источника в верхах того «Спартака», утверждавших мне, что Чернышов обо всем знал, были анонимными. А потому оставлю право каждому читателю решать все для себя. Лично мне очень бы хотелось верить, что этот общительный, воспитанный и умный молодой тренер сам стал жертвой самоуправства врачей. Николай Дурманов утверждает, что с такими случаями сталкивался. Занятно и то, что оба врача, обвиняя друг друга, допустили, что главный тренер мог ни о каком допинге не знать. Впрочем, опять же — верить Чернышову или нет, каждый должен решить для себя сам. Что же касается игроков, то они могут только подозревать, как все было на самом деле. В своих умозаключениях прямых доказательств они привести не смогли.
Сам же Чернышов, когда я готовил к печати «Бромантановый „Спартак“», сказал:
— Почему сейчас в Италии вовсю расследуется практика употребления допинга в «Ювентусе» 1990-х годов, но главному тренеру той команды Марчелло Липпи никто не предъявляет никаких обвинений? Потому что в профессиональном клубе существует четкое распределение обязанностей. Главный тренер занимается тактикой, определением состава — а за все остальные участки работы, в том числе медицинский, отвечают другие люди. Как человек, поигравший на Западе (Чернышов выступал в Германии и Австрии. — Прим. И. Р.), я хотел создать в «Спартаке» профессиональный коллектив на тех же основах, и моя вина заключается лишь в том, что недостаточно жестко контролировал медперсонал. На это мне, кстати, указал и экс — президент РФС Вячеслав Колосков, когда мы обсуждали то, что произошло.
Любопытно, что если доктор Щукин после трудоустройства в «Торпедо — Металлурге» резко прекратил общение с Чернышовым, а увидев Титова после матча последнего тура — 2003 со «Спартаком», предпочел резко свернуть в сторону и опустил глаза (так, по крайней мере, рассказывал сам Титов), то Чернышов повел себя иначе. Сразу после январского известия о дисквалификации он набрал номер Титова, выразил свое сочувствие и заверил, что врачи давали ему допинг без согласования с главным тренером. Титов вежливо принял информацию к сведению. Тут интересен сам факт такого звонка, свидетельствующий о небезразличии тренера к собственной репутации в глазах футболиста.
Другое дело, что Титов Чернышову не поверил. В том самом интервью ближе к концу 2005—го, где капитан «Спартака» напрямую обвинил доктора Щукина, были и такие слова: «Я больше чем уверен, что сам Щукин не мог принять решение меня „прикормить“. С кем — то сверху это было согласовано. Чернышов, его помощник Дмитриев и доктор Щукин — одна компания, вместе давно работали. Они это сделали и забыли. А я потерял, возможно, лучший год в карьере».
Я попросил прокомментировать эти слова самого Чернышова. И вот что услышал.
— Никаких указаний с моей стороны давать игрокам допинг не было — как в «Спартаке», так и в молодежной сборной. Как вы думаете, если бы подобное случилось, приехали бы, к примеру, Павленко и Самедов ко мне на следующий отборочный цикл? Егора можно понять: он пропустил целый сезон и зол на всех. Но ни один игрок не скажет, что я призывал его применять запрещенные препараты.
— А какова, по — вашему, степень вины Щукина?
— Оба врача — и он, и Катулин — винят друг друга, предъявляя одинаково убедительные доводы. Не имея на руках фактов, не могу никого из них обвинять. Но после того скандала — а не только из-за того, что его взяла на работу «Москва», — в сборной Щукин работать больше не мог. Появился элемент недоверия — и с моей стороны, и со стороны игроков. Свою долю ответственности за то, что пригласил Щукина, я несу. Но ответственно заявляю, что к применению допинга в «Спартаке» отношения не имею. А вот другие претензии к себе по работе в этой команде у меня есть. В какой-то момент показалось, что все могу и умею. Из-за завышения своих способностей пошел на совмещение постов в молодежной сборной и «Спартаке», что ударило по качеству работы в обеих командах. А теперь мне тем более ясно, сколькому еще надо учиться. Но сдаваться не собираюсь. Передо мной пример Валерия Газзаева, который прошел через такие круги ада, которые мне и не снились. Но не сломался и оказался на вершине, выиграв во главе ЦСКА Кубок УЕФА.
…Те же люди, кто свидетельствует против Чернышова, рассказывают, что после разгрома от «Локомотива» — 2:5 разгневанный Червиченко пригрозил главному тренеру увольнением, если следующие матчи не будут выиграны. После чего якобы порции бромантана и были увеличены. Кому верить?
— Чернышов потом говорил: может, его самого таким способом подставить и убрать хотели? — рассказывает Деменко. — Не знаю: может — так, может — нет. Вообще, задурить игроку голову кто угодно способен.
Точнее и не скажешь.
Позиции же Червиченко выглядят практически неуязвимыми. Он ведь, в конце концов, после сентябрьских событий «принял меры», сменив штаб. Рассказывают о двухчасовом аутодафе, которое экс — президент «Спартака» устроил в своем кабинете главному тренеру перед тем, как отправить его в отставку. Один из источников свидетельствует, что руководитель клуба, подобно злому следователю, применял во время этого разговора крайне жесткие методы и чуть ли не силой вытащил как из Чернышова, так и из Щукина признательные показания. Но доказать это невозможно.
— А как Червиченко объяснил команде увольнение Чернышова и Щукина? — спрашиваю Деменко. — Сказал, что это из-за допинга?
— Нет, никак не объяснил — просто уволил. Всю остальную информацию мы узнавали из прессы.
В пользу того, что Червиченко тоже знал о происходящем, косвенно говорят лишь три вещи. Первая — именно такое мнение в открытую высказал Юран в уже упомянутой телепрограмме «Человек и закон». В свое время Юран был очень близок к бывшему президенту «Спартака», и можно предположить, что он знает, о чем говорит.
Еще об одном пункте подозрений в адрес Червиченко говорит Ващук:
— Президент подробно расспрашивал нас о том, что случилось, и всем своим видом давал понять, что для него происшедшее — полная неожиданность. Но логика подсказывает, что ни о чем не ведать Червиченко не мог. Хотя бы потому, что запрещенные препараты из-за этого своего статуса не могут быть дешевыми. И врачам нет никакого смысла тратить на них немалые деньги из своего кармана. Кто же еще мог это сделать, кроме президента?
— А о чем расспрашивал Червиченко лично вас?
— Он не только расспрашивал, он еще и обвинял. Когда через пару месяцев меня убирали из «Спартака», президент клуба заявил, что, возможно, это я привез допинг из Киева. Когда это услышал, лишился дара речи. Я приехал в «Спартак» играть, заключил контракт на пять лет, вынужден был уходить после первого же сезона, да еще и месяцами гадость из организма выгонять — а мне вдобавок и обвинения голословные бросили.
И, наконец, третий аргумент в пользу того, что президент клуба обо всем знал, мне привел источник в бывшем спартаковском клубе. По его словам, Катулин ежедневно по вечерам приезжал к Червиченко на доклад. Он был глазами и ушами президента в команде (тот его называл «око государево»). И утаить от босса идею Щукина, тем более что это была не его собственная затея, он попросту не мог.
— Верна ли информация, что Катулин каждый вечер прибывал к Червиченко на доклад? — уточняю у Ващука.
— Насчет каждого вечера судить не могу, но то, что он был к нему вхож, — однозначно.
О весомости трех вышеизложенных аргументов судить опять же читателю. Но на Червиченко в любом случае лежит ответственность другого рода — которой он, впрочем, и не отрицает. Именно он взял на работу всех, кто в итоге стал соавторами «дела Титова».
Нормально тренироваться при тотальной атаке на допинг «Спартак» не мог. Рассказывают, что едва Владимир Федотов пытался дать минимальную нагрузку, у футболистов начинала кружиться голова, и они уходили с поля. После звонка Федотова директору НИИ все стало ясно. «Барокамеры и все остальное — очень энергоемкие процедуры, — объяснил директор. — Нагрузки при этом противопоказаны».
— Состояние после всех этих процедур было такое, что у всех силы пропали, — говорит Деменко. — На тренировках уставали очень быстро. Побегаю немного — и голова начинает кружиться. Не до смеха, в общем, нам было.
— А к матчам когда готовились? — интересуюсь у Ващука.
— Да не готовились мы к ним вообще! Приедем на базу после процедур, побегаем 20 минут — помылись и по домам. А руководство клуба от нас еще какой-то результат требовало. Никто не мог думать об игре — у всех мысли были только о том, как всю эту мерзость вывести из организма. Когда все это выяснилось, мы сначала вообще решили, что не будем играть, пока не окажемся «чистыми». Но нас уверили, что этот препарат выводится за семь — десять дней, и мы успокоились. На деле оказалось — что и не за 40. Титов с Ковтуном еще долго куда — то ездили, а мне в какой-то момент надоело, я плюнул — и ездить перестал.
Рассказывают также, что Федотов вместе с тренером «Спартака» по реабилитации Владимиром Паниковым каждый день садились за «умный» компьютер последнего, вносили туда мельчайшие данные о состоянии каждого игрока, выспрашивали футболистов о самых незначительных деталях их здоровья.
Ващук говорит:
— Сейчас можно задаться вопросом: почему разгребать завалы должны были не Щукин и Чернышов, а ни в чем не повинный Федотов, добрейшей души человек, с которым у всех игроков были великолепные отношения? Может, из-за этих отношений «Спартак», почти не готовясь к матчам, и разгромил бухарестское «Динамо» — 4:0. А человек все эти месяцы, по сути, сидел на пороховой бочке.
— На допинг — тесты за это время вас часто возили? — спрашиваю Деменко.
— По — моему, еще раза два. В течение, кажется, месяца все эти процедуры продолжались, и после второй поездки в лабораторию нам сказали: все, вы «чистые». Кажется, это было дня за четыре до матча Кубка УЕФА с бухарестским «Динамо».
Бромантан к моменту той игры если и оставался у игроков, то в ничтожно малых количествах — тесты в Москве их не показывали. Так что та победа была футбольной, а не фармакологической.
— Радость после той игры была очень большая, — рассказал мне один из спартаковцев. — Давно мы уже ничему так не радовались. Потому что все знали, чего эта победа стоила.
С Катулиным, оставшимся после ухода Щукина единственным врачом, и. о. главного тренера почти не общался. Добрейший Федотов, говорят, готов был задушить главврача собственными руками. Ведь если бы кто—то из крайне ослабленных игроков однажды упал замертво, а такое было совсем не исключено, то как руководителю держать ответ пришлось бы ему, Федотову.
Во всей этой истории в принципе не может быть положительных героев. А потому все то, что было сказано о Щукине, — судя по имеющейся информации, ставшем инициатором применения бромантана в «Спартаке», — вовсе не обеляет главврача Катулина.
Так, сразу из трех источников довелось услышать, что когда у Титова и Ковтуна перед вылетом в Ирландию обнаружили бромантан, Катулин адресовал Щукину недвусмысленную угрозу. Дескать, если не напишешь докладную на имя Червиченко, где все возьмешь на себя, — будут проблемы. Ключевыми, говорят, были слова: не забывай, мол, что у тебя две дочери есть…
Через полгода после опубликования «Бромантанового „Спартака“» Щукин отвечал через прессу Титову, бросившему ему прямое обвинение, и обнародовал факт угрозы со стороны Катулина.
Как бы ни был виноват Щукин, как бы ни подставил он тебя, угрожать здоровью близких — большой грех. Кстати, записку требуемого Катулиным содержания, по имеющейся информации, Щукин все же написал. Правда, взяв на себя рекомендацию употребить пресловутую «Омегу — 3» (рыбий жир, если запамятовали) лишь в последнем «допинговом» матче — в Ярославле.
Так, как о Катулине, в футбольно — медицинских кругах не спорят, кажется, ни о ком. Причем количество врагов, особенно среди врачей старшего поколения, значительно превосходит число его друзей. К последним без оговорок можно отнести только Червиченко. Вину Катулина как главврача экс — президент «Спартака» не отрицает, но подчеркивает, что до и после этого специалиста травматизм в «Спартаке» был намного выше, чем при нем. И что методы работы он использовал куда более современные, нежели доктора «старой обоймы». Да уж, слова «у тебя две дочери есть» — действительно современный метод…
Как — то раз мой коллега по «Спорт — экспрессу» Александр Мартанов набрал номер старейшины цеха спортивных медиков армейца Олега Белаковского. В тот момент Катулина взяли в «Спартак», и целью звонка была краткая характеристика нового лица в команде. У Олега Марковича всегда была репутация доброго, беззлобного человека. Когда коллега услышал ответ, то сначала подумал, что ему изменил слух. Таких выражений от Белаковского он не слышал ни разу.
Опытные врачи при упоминании Катулина тут же припоминают, что именно он был врачом ЦСКА во время трагической истории с Сергеем Перхуном (этот голкипер летом 2001-го во время матча с «Анжи» столкнулся на поле головами с нападающим Будуновым и через несколько дней умер от тяжелейшей травмы головного мозга. — Прим. И. Р.) и принимал участие в решении о транспортировке находившегося в коме вратаря на самолете из Махачкалы в Москву. Сам Катулин на это утверждает, что тот вердикт выносил большой консилиум нейрохирургов, и его мнение никак не могло быть решающим.
Один из врагов Катулина охотно перечислял его ляпы времен работы в ЦСКА. Вопиющий случай, согласно этой информации, произошел в 2001 году с полузащитником Алексеем Савельевым. У врачей принято любой новый препарат опробовать в малой дозе уколом в предплечье — чтобы посмотреть, как реагирует организм, нет ли аллергии. Перед одним из матчей Катулин якобы без такого предварительного укола поставил Савельеву капельницу с препаратом реополиглюкин, стимулирующим кровообращение. В результате — давление 200 на 120, анафилактический шок, пена изо рта… Еле спасли.
Наконец, явно не прибавляет Катулину вистов гуляющая по московским медицинским кругам история с Зурабом Орджоникидзе. Некоторое время молодой травматолог — ортопед Катулин вроде бы вознамерился каким — то образом «подсидеть» своего шефа и занять место главы Центра спортивной медицины. Это Катулину не удалось, а то, что он и после такого демарша продолжил там работать, объясняют беспримерной добротой и незлопамятностью Орджоникидзе.
Но вот что занятно — спартаковские игроки — ветераны относятся к Катулину, в отличие от Щукина, относительно терпимо! Даже признавая, что он участвовал в их «одурманивании». Даже свидетельствуя, что Катулин их обманывал, когда сначала говорил, что никакого допинга не дает, а потом все — таки вынужден был признать обратное. Может, участие в последующем процессе очищения замаливает для игроков те катулинские грехи? Так, говорят, заложники в какой-то момент начинают отождествлять себя с теми, кто их удерживает.
Спартаковцы наверняка относились бы к Катулину менее терпимо, знай они об одной истории. По данным из заслуживающего доверия источника, он, стремясь обелить себя в глазах Червиченко, заявил президенту, что игроки не только знали о том, что принимают допинг, но и сами (!) в перерыве матча с «Динамо» попросили «накачать» их таблетками — чтобы ноги побежали.
— Как можете это прокомментировать? — спрашиваю Ващука.
— Как полный абсурд. Я — то, будучи запасным, в перерыве сначала разминался на поле, а потом вернулся в раздевалку попить чайку — но в любом случае уверен, что такого быть не могло. Не надо считать игроков умалишенными.
В комнате Катулина, в отличие от многих других врачей, игроки не толпились, чаи не гоняли, анекдоты не травили. Балагуром, душой компании его не назовешь. Но Титов, Ковтун, Парфенов, Ващук и в спартаковские времена с ним общались, и даже после его ухода из «Спартака» контактов не прервали.
— Уже после истории с допингом Катулин мне помог: была какая — то проблема с ногой, и он мне уколы делал, — вспоминает Ващук. — Хоть к тому моменту он уже и ушел из «Спартака», но лечил меня за свой счет, денег не брал. Вообще, с ним я остался в нормальных отношениях, несмотря на все, что произошло. Конечно, его вина есть, и я его не защищаю. Но Катулин позже помогал многим — и Димке Парфенову, и другим ребятам. Я не раз ездил к нему, когда у меня были какие-то проблемы.
Порой футболисты оказываются даже с Катулиным на одних и тех же днях рождения. Не то чтобы они с ним по—настоящему дружили. Но раз после допинговой истории он не оказался для игроков персоной нон — грата — значит, у футболистов есть основания полагать, что Катулин играл во всем этом процессе не более чем вспомогательную роль.
— Мог ли один врач знать, что происходит, а другой — нет? — спрашиваю Ващука.
— Не думаю, что Катулин настолько глуп. Просто есть люди, которые умеют дозировать допинг, а другие в этом вопросе неопытны. Катулин, по моим предположениям, относится ко второй категории. По моей информации, он знал, что речь идет о допинге, но о конкретных сроках его выведения был не в курсе. Щукин, как я слышал, сказал ему, что все исчезнет за неделю, — а потом выяснилось, что не меньше чем через 40 дней. Похоже, что и Щукин не знал всего до конца.
Итак, Щукин — организатор, Катулин — исполнитель? Схема вырисовывается именно такая, но источник в тогдашнем штабе «Спартака» вносит в нее коррективы. В сторону увеличения роли Катулина.
— Представление, будто Щукин отвечал за фармакологию, которое навязывает Катулин в прессе, — неправда. Катулин помощника к распределению игрокам таблеток не подпускал, все дозировки определял сам. Да и для ребят Щукин был человеком новым, к нему не могло быть полного доверия. А Катулину, работавшему два года, — доверяли, потому и принимали все, что он им давал. И я допускаю, что после ухода Щукина, человека опытного в вопросах фармакологии, Катулин мог продолжать втихаря их «кормить». Щукин — то всегда говорил, что применять бромантан надо очень осторожно. А то, что у Титова его нашли аж в ноябре, через два с половиной месяца после ухода Щукина, наводит на мысль о том, что тогда, в сентябре, Катулин не остановился…
Деменко свидетельствует:
— Катулин не был открыт с футболистами — это точно. Именно он и таблетки нам давал, и уколы делал, и под капельницу клал. А к Щукину мы приходили давление мерить. Правда, потом Катулин объяснял нам, что понадеялся на опыт Щукина и делал все, что тот ему посоветовал. Щукин заявлял противоположное — что все определял главный врач. Но я не верю, что один из двух докторов, работавших вместе, мог о таких вещах не знать.
Один из источников рассказывает, что как — то Катулин сошелся с авторитетным врачом киевского «Динамо» Малютой. Того острые на язык игроки конца 1980-х прозвали «светофором» — утром, днем и вечером Малюта давал им по восемь таблеток всех цветов радуги. Причем первую дозу футболисты обязаны были принять, запив шиповником, за час до… подъема — в шесть утра, а отказаться от приема «снадобий» у Валерия Лобановского не представлялось возможным. С фармакологической точки зрения Киев с 1970-х годов считался бесспорным законодателем мод в СССР, да и в Европе ему было мало равных — подробно об этом на примере полузащитника Александра Заварова писал в своей книге «Футбол. Деньги. Еще раз деньги» известный агент фирмы «Совинтерспорт» Владимир Абрамов. Характерно, что, как обмолвился однажды Катулин, на базе киевлян в Конча — Заспе установлена своя барокамера. Но дело в столице Украины было поставлено настолько профессионально, что ни разу игрок «Динамо» не был пойман на «крючок».
В «Спартаке» же, преступив спортивный закон, подошли к этому по — дилетантски.
Рассказывают, что после решения о двухлетней дисквалификации Катулин лишь формально перестал работать в «Спартаке». Вплоть до ухода Червиченко он постоянно появлялся в клубе и в Тарасовке, а не ездил только на игры. Это, впрочем, объяснимо: говорят, что медицинский центр на спартаковской базе был частично приобретен на деньги Катулина. Новые боссы красно — белых, однако, компенсировать их ему не стали. Говорят, генеральный директор (теперь уже бывший) Юрий Первак с порога заявил Катулину: ко всем обязательствам предыдущего руководства он отношения не имеет.
Пока Катулин, защитивший за время своей дисквалификации кандидатскую диссертацию, не вернулся в профессиональный футбол, а продолжает работать в клинике у Орджоникидзе. Чем не прочь и козырнуть: дескать, другие футбольные доктора не способны быть практикующими врачами, а он — пожалуйста. Еще он регулярно пишет статьи о спортивной медицине для журнала «2 Х 45», главным редактором которого является Михаил Строганов, когда — то игравший в «Спартаке — Чукотке» — первом футбольном клубе доктора Катулина…
Его диссертация, кстати, называется «Элементный статус профессионального футболиста и его коррекция», а не «Фармакология в спорте», как было почему — то указано на официальном сайте (!) «Спартака» в 2003 году, до «дела Титова». Может, после скандала название решили срочно поменять?
— Разобраться с врачами, так сказать, по — мужски желания у команды не было? — интересуюсь у Деменко.
— Будь команда попроще, возможно, что — то такое и произошло бы. Но это все — таки «Спартак», уровень. Хоть и было всем очень неприятно, но такого, чтобы на кого — то с кулаками, и в мыслях не было.
Это смотря у кого. Ващук говорит по-другому:
— Катулин виноват, но он и выправить положение старался, тогда как Щукин сбежал, как крыса с тонущего корабля. Думаю, если бы мы в тот момент где — то его увидели, ему бы могло не поздоровиться.
Эти наброски к портретам докторов Щукина и Катулина, наверное, помогли вам в понимании того, что происходило в «Спартаке». Но главное тут в другом. В наших клубах врач воспринимается не как самостоятельная, независимая величина, а как «чей — то» человек. Василькова считали человеком Романцева. Но «люди Романцева» на каком — то этапе оказались не нужны Червиченко, разочаровавшемуся в титулованном тренере. Например, начальника команды Валерия Жиляева, уже много десятков лет занимающегося пропиской и регистрацией игроков, их службой в армии, пробиванием квартир, гаражей и т. д. , вернули в пожарном порядке только потому, что без него в «Спартаке» начался полный завал с документацией. Вместо же Василькова президент выдвинул на первые роли своего человека — Катулина. А Чернышов привел собственного протеже Щукина, которого, как выяснилось, достаточно и не знал.
Личная преданность в категории достоинств у нас в стране почти всегда стоит выше профессионализма. И от этого — очень многие беды.
О чем знали и не знали главный тренер Чернышов и президент Червиченко? Это самая важная, но и самая скользкая тема. По элементарной логике врачам нет никакого смысла рисковать своей работой и репутацией, если насчет допинга нет распоряжения сверху. Можно еще было бы предположить, что доктора дают игрокам допинг ради премиальных за победы, которые получают и они сами. Но, как выяснилось, в «Спартаке» того времени административный персонал, в который входили врачи, находился на твердом окладе. Их интерес тогда и вовсе неясен. Тренеру же нужен результат — здесь и сейчас. Иначе, в особенности если у него еще нет устойчивого авторитета, он будет уволен. Что, собственно, и произошло с Чернышовым.
Впрочем, оперировать соображениями элементарной логики в вопросах подобного масштаба нельзя. Нужны неопровержимые доказательства — на карту ставится, может быть, вся тренерская судьба. Между тем болельщики с гостевой книги «Спартака» в интернете дали Чернышову незавидное прозвище Фармаколог, причем, если поднять архивы, первый раз это слово было произнесено в данном контексте 24 сентября 2003 года! То есть уже после его увольнения из «Спартака», но еще более чем за полтора месяца до обнаружения бромантана у Титова после Уэльса. То есть о сентябрьском сугубо внутреннем скандале болельщики — «инсайдеры» были в курсе уже тогда!
Ващук рассуждает:
— Точно об этом судить не могу, но думаю, все шло от главного тренера. Потому что только он может определить уровень готовности команды и решить, как его повысить. Видимо, тренеры посчитали, что команда не готова.
У Деменко однозначного мнения на этот счет нет:
— Сначала я думал, что Чернышов был в курсе. И разговоры такие в команде ходили, и за результат отвечал он, главный тренер. Но потом мы как — то с ним поговорили, и он поклялся: «Макс, ты можешь верить мне или нет, но я и близко ничего не знал». Говорил Андрей Алексеевич так, что ему трудно было не поверить. Я, скажу честно, поверил. Но правду, боюсь, никто никогда не узнает — ведь ни один участник всей этой истории так и не признал своей вины. Ни президент, ни главный тренер, ни врачи, которые сыпали мудреными медицинскими терминами и валили все друг на друга…
Оба источника в верхах того «Спартака», утверждавших мне, что Чернышов обо всем знал, были анонимными. А потому оставлю право каждому читателю решать все для себя. Лично мне очень бы хотелось верить, что этот общительный, воспитанный и умный молодой тренер сам стал жертвой самоуправства врачей. Николай Дурманов утверждает, что с такими случаями сталкивался. Занятно и то, что оба врача, обвиняя друг друга, допустили, что главный тренер мог ни о каком допинге не знать. Впрочем, опять же — верить Чернышову или нет, каждый должен решить для себя сам. Что же касается игроков, то они могут только подозревать, как все было на самом деле. В своих умозаключениях прямых доказательств они привести не смогли.
Сам же Чернышов, когда я готовил к печати «Бромантановый „Спартак“», сказал:
— Почему сейчас в Италии вовсю расследуется практика употребления допинга в «Ювентусе» 1990-х годов, но главному тренеру той команды Марчелло Липпи никто не предъявляет никаких обвинений? Потому что в профессиональном клубе существует четкое распределение обязанностей. Главный тренер занимается тактикой, определением состава — а за все остальные участки работы, в том числе медицинский, отвечают другие люди. Как человек, поигравший на Западе (Чернышов выступал в Германии и Австрии. — Прим. И. Р.), я хотел создать в «Спартаке» профессиональный коллектив на тех же основах, и моя вина заключается лишь в том, что недостаточно жестко контролировал медперсонал. На это мне, кстати, указал и экс — президент РФС Вячеслав Колосков, когда мы обсуждали то, что произошло.
Любопытно, что если доктор Щукин после трудоустройства в «Торпедо — Металлурге» резко прекратил общение с Чернышовым, а увидев Титова после матча последнего тура — 2003 со «Спартаком», предпочел резко свернуть в сторону и опустил глаза (так, по крайней мере, рассказывал сам Титов), то Чернышов повел себя иначе. Сразу после январского известия о дисквалификации он набрал номер Титова, выразил свое сочувствие и заверил, что врачи давали ему допинг без согласования с главным тренером. Титов вежливо принял информацию к сведению. Тут интересен сам факт такого звонка, свидетельствующий о небезразличии тренера к собственной репутации в глазах футболиста.
Другое дело, что Титов Чернышову не поверил. В том самом интервью ближе к концу 2005—го, где капитан «Спартака» напрямую обвинил доктора Щукина, были и такие слова: «Я больше чем уверен, что сам Щукин не мог принять решение меня „прикормить“. С кем — то сверху это было согласовано. Чернышов, его помощник Дмитриев и доктор Щукин — одна компания, вместе давно работали. Они это сделали и забыли. А я потерял, возможно, лучший год в карьере».
Я попросил прокомментировать эти слова самого Чернышова. И вот что услышал.
— Никаких указаний с моей стороны давать игрокам допинг не было — как в «Спартаке», так и в молодежной сборной. Как вы думаете, если бы подобное случилось, приехали бы, к примеру, Павленко и Самедов ко мне на следующий отборочный цикл? Егора можно понять: он пропустил целый сезон и зол на всех. Но ни один игрок не скажет, что я призывал его применять запрещенные препараты.
— А какова, по — вашему, степень вины Щукина?
— Оба врача — и он, и Катулин — винят друг друга, предъявляя одинаково убедительные доводы. Не имея на руках фактов, не могу никого из них обвинять. Но после того скандала — а не только из-за того, что его взяла на работу «Москва», — в сборной Щукин работать больше не мог. Появился элемент недоверия — и с моей стороны, и со стороны игроков. Свою долю ответственности за то, что пригласил Щукина, я несу. Но ответственно заявляю, что к применению допинга в «Спартаке» отношения не имею. А вот другие претензии к себе по работе в этой команде у меня есть. В какой-то момент показалось, что все могу и умею. Из-за завышения своих способностей пошел на совмещение постов в молодежной сборной и «Спартаке», что ударило по качеству работы в обеих командах. А теперь мне тем более ясно, сколькому еще надо учиться. Но сдаваться не собираюсь. Передо мной пример Валерия Газзаева, который прошел через такие круги ада, которые мне и не снились. Но не сломался и оказался на вершине, выиграв во главе ЦСКА Кубок УЕФА.
…Те же люди, кто свидетельствует против Чернышова, рассказывают, что после разгрома от «Локомотива» — 2:5 разгневанный Червиченко пригрозил главному тренеру увольнением, если следующие матчи не будут выиграны. После чего якобы порции бромантана и были увеличены. Кому верить?
— Чернышов потом говорил: может, его самого таким способом подставить и убрать хотели? — рассказывает Деменко. — Не знаю: может — так, может — нет. Вообще, задурить игроку голову кто угодно способен.
Точнее и не скажешь.
Позиции же Червиченко выглядят практически неуязвимыми. Он ведь, в конце концов, после сентябрьских событий «принял меры», сменив штаб. Рассказывают о двухчасовом аутодафе, которое экс — президент «Спартака» устроил в своем кабинете главному тренеру перед тем, как отправить его в отставку. Один из источников свидетельствует, что руководитель клуба, подобно злому следователю, применял во время этого разговора крайне жесткие методы и чуть ли не силой вытащил как из Чернышова, так и из Щукина признательные показания. Но доказать это невозможно.
— А как Червиченко объяснил команде увольнение Чернышова и Щукина? — спрашиваю Деменко. — Сказал, что это из-за допинга?
— Нет, никак не объяснил — просто уволил. Всю остальную информацию мы узнавали из прессы.
В пользу того, что Червиченко тоже знал о происходящем, косвенно говорят лишь три вещи. Первая — именно такое мнение в открытую высказал Юран в уже упомянутой телепрограмме «Человек и закон». В свое время Юран был очень близок к бывшему президенту «Спартака», и можно предположить, что он знает, о чем говорит.
Еще об одном пункте подозрений в адрес Червиченко говорит Ващук:
— Президент подробно расспрашивал нас о том, что случилось, и всем своим видом давал понять, что для него происшедшее — полная неожиданность. Но логика подсказывает, что ни о чем не ведать Червиченко не мог. Хотя бы потому, что запрещенные препараты из-за этого своего статуса не могут быть дешевыми. И врачам нет никакого смысла тратить на них немалые деньги из своего кармана. Кто же еще мог это сделать, кроме президента?
— А о чем расспрашивал Червиченко лично вас?
— Он не только расспрашивал, он еще и обвинял. Когда через пару месяцев меня убирали из «Спартака», президент клуба заявил, что, возможно, это я привез допинг из Киева. Когда это услышал, лишился дара речи. Я приехал в «Спартак» играть, заключил контракт на пять лет, вынужден был уходить после первого же сезона, да еще и месяцами гадость из организма выгонять — а мне вдобавок и обвинения голословные бросили.
И, наконец, третий аргумент в пользу того, что президент клуба обо всем знал, мне привел источник в бывшем спартаковском клубе. По его словам, Катулин ежедневно по вечерам приезжал к Червиченко на доклад. Он был глазами и ушами президента в команде (тот его называл «око государево»). И утаить от босса идею Щукина, тем более что это была не его собственная затея, он попросту не мог.
— Верна ли информация, что Катулин каждый вечер прибывал к Червиченко на доклад? — уточняю у Ващука.
— Насчет каждого вечера судить не могу, но то, что он был к нему вхож, — однозначно.
О весомости трех вышеизложенных аргументов судить опять же читателю. Но на Червиченко в любом случае лежит ответственность другого рода — которой он, впрочем, и не отрицает. Именно он взял на работу всех, кто в итоге стал соавторами «дела Титова».