Работая над тем же «Бромантановым „Спартаком“», три месяца добывая по крупицам секретную информацию, я никого не предавал. Я хотел — и хочу — чтобы мой «Спартак» стал чище. И когда мне говорят: «Да кому нужна такая правда? », я отвечаю: она нужна всегда. Не бывает правды необходимой и лишней, своевременной и неуместной. Недавняя история с интервью Дмитрия Аленичева «Спорт — экспрессу», после которого капитана «Спартака» отстранили от команды, это лишний раз подтвердила. В ней я полностью на стороне футболиста именно потому, что за всеми умствованиями о нарушении корпоративной этики было забыто главное — то, что он сказал правду. И пострадал за нее.
   А раз пострадал — значит, и сегодня мы видим не настоящий «Спартак».
   Смыть темную скандальную накипь 2000-х можно только одним способом. Быть честным.
 
   Передо мной — ноутбук. На нем я начинаю писать книгу, которая была выстрадана всей моей болельщицкой и репортерской жизнью.
   В доме у моих родителей есть одна «ностальгическая» стенка, на которую я смотрю несколько раз в году, чтобы вспомнить, как все было когда — то.
   На этой стенке — вымпелы с портретами Черенкова, Дасаева, Хидиятуллина, Родионова и других звезд «Спартака» 1980-х годов с автографами, которые я, болельщик, с восторгом у них брал.
   На этой стенке — плакат с фотографией любимой команды 15 — летней давности. Той блестящей команды 1992—93 годов, которая должна была выйти в финал Кубка обладателей кубков, но ее растоптал португальский судья Коррадо. Вспоминаешь — и сердце кровью обливается.
   На этой стенке — огромная черно — белая фотография 1990 года с моим самым любимым футболистом всех времен и народов Федором Черенковым, к которому я тогда приехал в Тарасовку брать одно из первых в жизни интервью. За нашими спинами — памятник Ленину и деревянное строение, которых на подмосковной базе «Спартака» уже и в помине нет…
   Те юношеские годы, когда самым большим счастьем была победа «Спартака», а самым страшным горем — его поражение, я не забуду никогда. Наверное, вернуть их невозможно. Другим стал «Спартак», другим стал я. Другой стала вся наша жизнь.
   Но для болельщика любимая команда — это что — то святое и идеальное. То, чем хочется гордиться самому и на примере чего воспитывать своих детей.
   И несмотря на то что я давно уже журналист, а не болельщик, мне безумно хочется, чтобы когда-нибудь «Спартак» вновь стал близок к такому идеалу. И страшно не хочется другого — чтобы мой ребенок однажды задал мне вопрос о «Спартаке», на который я, опустив глаза, не смог бы ответить.
   Для этого и написана книга, которую вы сейчас держите в руках.

Глава 1
Драма Романцева

   …пятница, 13-е. Вы можете быть убежденным материалистом, с презрением относиться к любого рода суевериям. Но если вы при этом — болельщик «Спартака», дальнейший рассказ, возможно, заставит — таки вас поверить в мистику. То, что произошло в тот день, конечно, было неизбежно, все к тому шло. Но в том, что резкий поворот судьбы «Спартака» был предрешен именно в пятницу 13—го, видится какой-то особый знак. Черная метка для красно — белого клуба.
   Итак, поздним вечером пятницы, 13 июня 2003 года, за два дня до финала Кубка России между «Спартаком» и «Ростовом», в офисах спортивных редакций трех ведущих российских телекомпаний — «Первого канала», РТР и НТВ — раздались звонки одинакового содержания. Пресс — атташе клуба Алексей Зинин просил телевизионщиков прислать съемочные группы на спартаковскую базу в Тарасовку к 14. 00. О чем будет идти речь, руководитель пресс — службы не сообщил, ограничившись фразой: «Романцев хочет сделать важное заявление».
   Заявление будет действительно важным — это стало ясно сразу. Хотя бы потому, что Романцев подобных шагов не предпринимал никогда. Человек, годами игнорировавший послематчевые пресс — конференции и вообще редко появлявшийся на публике, вдруг решил прибегнуть к услугам «четвертой власти». Зачем? Что за бомбу он готовит? Репортеры, готовившиеся к поездке в Подмосковье, места себе не находили от нетерпения.
   Пишущую прессу, правда, в Тарасовку не пригласили. Но не из-за романцевской к ней неприязни, а по сугубо технической причине: газеты в связи с праздниками не выходили, а Романцев, уже общаясь с репортерами, несколько раз подчеркнул, что видит смысл в своем заявлении исключительно до финала Кубка России. Он попросил тележурналистов показать отснятый в субботу материал непременно до матча с «Ростовом», и вечером того же дня эфир состоялся. Заявление было скоротечным.
   И сжигало мосты.
   Романцев — что характерно, не в официальном зале для пресс — конференций, а своем кабинете на втором этаже — сказал:
   «На фоне последних выступлений „Спартака“ все чаще в средствах массовой информации появляются слухи о моем возможном уходе из команды. В данный момент это было бы самым легким для меня решением. Но я чувствую ответственность за судьбу „Спартака“ и прилагаю все силы, чтобы вывести команду из сложной, почти критической ситуации. Выиграв девять чемпионатов России и завоевав несколько раз Кубок страны, „Спартак“ всегда останавливался в полушаге отчего-то серьезного. Мы были в полуфинале всех трех европейских турниров, но болельщики справедливо хотели от команды большего. Для того чтобы выигрывать что — то серьезное в Европе, „Спартаку“ не хватило самой малости, а может быть, самого главного — хорошего и правильного финансирования. К сожалению, надежды, что с приходом нового руководителя в клуб можно будет создать команду европейского уровня, не оправдались. „Спартак“ потерял почти все свои позиции как в футбольном плане, так и в организационном. Выход я вижу только один: надо вернуться к недавним добрым временам, когда в клубе каждый занимался своим делом и именно за это дело отвечал.
   «Спартак» — это команда не Старостина, Нетто, Симоняна и тем более не Романцева. «Спартак» — это народная команда. Судьбу этой команды должен определять народ, а не амбиции нескольких людей. Думаю, все спартаковцы готовы ответить на любые вопросы по поводу ситуации в команде. Времена сейчас тяжелые, но мы помним и другие времена, когда «Спартак» вылетел в первую лигу. Тогда болельщики объединились, искренне поддерживали команду. И «Спартак» начал играть хорошо, вышел в Высшую лигу и стал чемпионом. Все это благодаря тому, что мы летели на крыльях болельщиков. Может быть, сейчас тоже стоит попробовать так же».
   Спустя несколько месяцев тогдашнего президента «Спартака» Андрея Червиченко спросят:
   — И долго думали, прежде чем принять решение расстаться?
   — Недолго. Включил телевизор, послушал — и все.
 
   Революционная ситуация в клубе назревала давно. Удивило всех только одно: почему Романцев сделал свое заявление за день до финала Кубка России — единственного трофея, который «Спартак» мог выиграть в сезоне — 2003 (в чемпионате команда к тому моменту занимала 13-е место)? К чему была такая спешка — ведь тренер подчеркнул, что видит смысл в обнародовании его слов исключительно до матча? Что это — желание подстраховаться на случай поражения и возможных санкций со стороны Червиченко или что — то другое, менее предсказуемое?
   О спонтанном эмоциональном всплеске не могло быть и речи — обзвон телекомпаний, как уже говорилось, пресс — атташе произвел днем ранее. Так что несостоятельна и эксцентричная (как, впрочем, и все, что этот человек говорил и делал) версия Червиченко, высказанная в газетах на следующий день после финала: «А может, просто утро не задалось. Знаете, бывают различные синдромы по утрам. Всякое случается». Намек президент клуба сделал достаточно прозрачный, и во многих других ситуациях к Романцеву, увы, он имел прямое отношение. Но не в этой.
   Позже в спартаковских кулуарах всплывет и будет активно муссироваться самая детективная из всех версий романцевского взрыва, которую мне не под диктофон доводилось слышать в достаточно высоких кабинетах. Якобы главный тренер узнал, что к Червиченко, ростовчанину, приходил его земляк, президент «Ростова» Иван Саввиди с чемоданчиком и недвусмысленным предложением — назовем это так — уступить ему Кубок. Естественно, за определенную компенсацию.
   В середине 2005-го Червиченко в интервью «Спорт — экспрессу» эту версию подтвердил: «Романцеву кто—то нашептал, что Кубок я уже продал „Ростову“. Даже цену называли — 1, 5 миллиона долларов. Он боялся, что потом я свалю все на него, и решил сработать на опережение. А я Кубок не продавал».
   Насколько близко или далеко от истины то, что вы только что прочитали, действительно ли к Червиченко приходил Саввиди с «чемоданчиком», оценивать не берусь. Какие — либо утверждения на подобную тему без документальных доказательств — подсудное дело, а потому ограничусь констатацией, что такая версия имела хождение. Быть может, логику Романцева с его свалившимся как снег на голову заявлением она сможет прояснить несколько лучше.
   А финал Кубка «Спартак» выиграл. Единственный гол после навеса новичка из «Ротора» (а в будущем ведущего форварда команды) Романа Павлюченко забил капитан красно — белых Егор Титов. Никто никому игру не продавал.
   Это был последний на сегодня триумф «Спартака». А потом ушел Романцев — и ушли победы. Впрочем, очевидно: они ушли бы даже в том случае, если бы тренер остался.
 
   Кое — кто из болельщиков еще надеялся, что победа в Кубке, общая радость помирит — таки Червиченко и Романцева. После прочтения на следующий день в «Спорт — экспрессе» реплик президента надежд не осталось.
 
   — Это все равно что перейти Рубикон, — сказал Червиченко. — Да, можно высказывать друг другу какие-то претензии, но в клубе создалась совершенно ненормальная ситуация. Главный тренер — маленькое олицетворение бога на земле. Ему нельзя ничего сказать, его нельзя ничем тронуть, он святой… У меня сейчас ощущение дежавю. Что — то подобное было после чемпионата мира. Об этом писал корреспондент «Спорт — экспресса», на которого я тогда здорово обиделся. А оказывается, все соответствовало действительности. Была фраза: «Мы все едем на поезде в дерьме, а на перроне стоит Олег Иванович — в белом костюме». Последнее заявление Романцева мне ту заметку напомнило.
   — Трудно представить, что после такого вы будете работать вместе.
   — Мне тоже. Как думаете, кто уйдет?
   Многое еще сказал президент клуба. Романцев обещал ответить на днях. Но так и не ответил. Просто ушел. Для спартаковских болельщиков не было большего облегчения: если бы газетная перепалка между ним и Червиченко продолжилась и вылилась в войну компроматов, всплыли бы чудовищные вещи. Недаром президент в одном из интервью высказался: «Если бы я рассказал, что творилось в клубе последние три года, у многих волосы не то что дыбом встали бы — выпали».
   Романцев, скорее всего, промолчал не потому, что ему нечем было ответить, и не из высоких соображений спасения репутации клуба — а потому, что со «Спартаком» у него был заключен дорогостоящий контракт, и разум, помноженный на соображения финансового порядка, возобладал.
   И все равно — даже в кошмарном сне болельщикам «Спартака» не могло привидеться, каким окажется расставание с командой ее тренера — десятикратного чемпиона (помимо девяти российских титулов был еще один советский, в 1989 — м). Обилие регалий, казалось, предполагает некую чинность прощания. Но лихорадочно смягченный финал драмы не изменит ее жестокой сути: уход Романцева вышел таким же скандальным, как в 1988-м у его учителя Константина Бескова, чей союзный рекорд — девять лет подряд с медалями — не помешал быть уволенным из «Спартака» с какой-то гротескной формулировкой: «В связи с затянувшимся пенсионным возрастом».
   Разница в том, кто увольнял. Бескова отправлял в отставку основатель клуба Николай Старостин — название «Спартак», собственно, и придумавший. Всей своей жизнью Старостин заслужил право на любую формулировку. У владельца «Спартака» времен отставки Романцева — Андрея Червиченко — право указать тренеру на дверь тоже было. Но совсем другое. Юридическое право хозяина.
   Ставить Романцева и Червиченко на одну доску, рассуждать, кто в деталях июньской драмы 2003 года был прав и виноват, бессмысленно. Слишком разного масштаба эти фигуры, и тот факт, что после увольнения Романцева президент не проработал в «Спартаке» и года, сменив трех тренеров, но не добившись ничего, говорит сам за себя.
   А вот тренер — царь 1990-х достоин сравнения только с самим собой.
 
   Красиво прозвучала бы фраза, что этого — то сравнения он в 2003-м как раз и не выдерживал. Вот только в такой формулировке заключалась бы лишь полуправда. Потому что Романцев, о котором мы привыкли до хрипоты спорить, Романцев, за десять лет проделавший путь от тренера — брата в лютые диктаторы, Романцев, как никто умевший выигрывать в решающий момент, даже Романцев, ненавидящий пресс — конференции, — это лишь видимая, публичная сторона лучшего российского тренера 1990-х.
   Есть и другой Романцев, собственно к футболу отношения не имеющий. Тот самый, что когда — то тихо и незаметно превратился из успешного тренера во владельца контрольного пакета акций закрытого акционерного общества «Спартак», а вовсе не «народной команды». Акции, заметим, достались ему бесплатно — время такое было. Спустя годы Романцев точно так же тихо и выгодно продаст этот пакет Андрею Червиченко.
   Чтобы у тех, кто сотворил себе из Романцева кумира, развеялись иллюзии по этому поводу, приведу цитату из его интервью «Спорт — экспрессу» от 15 июля 2002 года.
   «Червиченко с Шикуновым в клуб привел я, — сказал Романцев. — Это люди, искренне любящие „Спартак“… Я очень доволен, что наконец — то появились люди, которым я искренне верю и которые освободили меня от массы проблем. Раньше приходилось все время искать деньги».
   Судьба «Спартака», впрочем, могла повернуться совсем по-другому. Работники клуба того времени не скрывают, что за год до Червиченко к Романцеву приходил другой возможный инвестор. Звали его Евгений Гинер. Но ему президент и главный тренер красно — белых дал от ворот поворот, в то время как Червиченко принял с распростертыми объятиями.
   Почему? По словам сотрудников «Спартака», Гинер сразу четко обозначил свои намерения: стать президентом клуба, превратив уважаемого Олега Ивановича в наемного главного тренера. Как в одесской поговорке: «Кто ее ужинает, тот ее и танцует». Романцева, панически боявшегося потерять в клубе власть, такая перспектива категорически не устроила.
   Сам Гинер, правда, подтверждать факт переговоров с Романцевым не хочет. И его можно понять: в глазах болельщиков ЦСКА имидж их президента от такой откровенности явно не вырос бы. Но очень уж от многих спартаковских людей того времени слышал я эту историю, чтобы посчитать ее дымом без огня.
   Червиченко, рассказывают, поступил хитрее. Сначала технично внедрил в клуб своего друга детства, а впоследствии — футболиста и начальника «Ростсельмаша» Александра Шикунова, который занял в «Спартаке» пост технического директора и ответственного за селекционную работу — подбор игроков. Шикунов, деятельный и контактный человек, через какое-то время и внушил Романцеву, что есть, дескать, бизнесмен, который желает оказывать «Спартаку» — за который, конечно же, болеет с детства — бескорыстную финансовую помощь, не претендуя ни на какие посты.
   Помощь, по рассказам людей из клуба, была принята. Спустя некоторое время без нее «Спартаку» стало невозможно жить. А потом из тумана выплыл Червиченко…
   Евгений Гинер, не договорившись с Романцевым, в 2001 году возглавил ЦСКА — в ту пору середняка чемпионата России. При нем армейцы уже дважды выиграли чемпионат страны, три раза завоевали Кубок России, а главное — в мае 2005-го стали первым клубом из Российской Федерации в истории футбола, которому удалось добыть европейский трофей — Кубок УЕФА. До тех пор побеждать в еврокубках, конкретно в Кубке обладателей кубков (турнире, в конце 1990-х приказавшем долго жить), удавалось только киевскому и тбилисскому «Динамо».
   Европейских достижений у «Спартака» в целом и Романцева в частности до 2005 года было несравнимо больше, чем у ЦСКА. Многие фанаты красно — белых, для которых армейцы — самые непримиримые противники, не радовались успеху российского футбола, а выли от досады, что исторический титул достался «выскочкам».
   Конечно, о футболе, как и об истории, нельзя рассуждать в сослагательном наклонении. Но у Романцева в конце 1990-х был реальный шанс получить для «Спартака» серьезного, не склонного к шараханьям из стороны в сторону хозяина. У него тогда была отличная команда, которой не хватало мощной клубной подпорки. У ЦСКА, до Гинера находившегося под контролем чеченских бизнесменов, к 2001 году не было ничего.
   кто—то скажет, что Гинер — не ангел, и у спартаковских болельщиков, хотя бы по объективности судейства матчей «Спартак» — ЦСКА, к нему накопился ряд серьезных вопросов. Но разве Червиченко по своей непорочности — Дева Мария? Просто кому — то в силу характера, связей, масштаба бизнеса дано управлять большим футбольным клубом, кому — то — нет. Романцев предпочел Гинеру Червиченко. Интересно, случаются дни, когда титулованный тренер об этом вспоминает? И с какими чувствами?
 
   Осень 1991-го. Первый матч 1/16 финала Кубка УЕФА «Спартака» с греческим АЕК заканчивается тоскливой нулевой ничьей. Впервые в карьере, нагло спровоцированный игроком соперника, удален с поля спартаковский идол Федор Черенков. Команда мрачно выходит из лужниковской раздевалки и не реагирует на просьбы об автографах.
   Последним появляется 37 — летний Олег Романцев. И, не думая ни секунды, подходит к расстроенным болельщикам. С грустной улыбкой извиняется за результат и за поведение игроков, отвечает на все вопросы, расписывается на десятках программок…
   Странное ощущение: когда — то я сам стал свидетелем этой сцены, а теперь едва могу поверить в ее реальность — настолько изменился сам тренер и атмосфера вокруг него. Верю, лишь глядя на архивное фото следующего, 1992 года: Романцев увлеченно играет в шахматы с форвардом Дмитрием Радченко, а рядом от души веселятся его партнеры по команде Валерий Карпин, Рамиз Мамедов и тренер дубля Виктор Зернов. Искренность, которая исходит на этом снимке от главного тренера «Спартака», невозможно подделать. Больно думать о том, что пройдут годы и эта искренность будет утеряна. Видимо, безвозвратно.
   В грустной повести о том, что произошло со «Спартаком» в начале XXI века, драма личности главного тренера стоит особняком. Творца заменил усталый мэтр, а вместо тренера — друга, пожимавшего руку футболисту даже после удаления с поля (многие тренеры удивлялись такому либерализму Романцева), появился мрачный отчим, который при первой провинности устраивает пасынку порку. Причем, что самое страшное, публичную. Как это было с защитником Евгением Бушмановым, который неудачно провел матч Лиги чемпионов 2000 года с «Лионом» и тут же узнал о себе на пресс — конференции, что «закончил с футболом».
   Да, в прежние времена советский спортсмен был приучен бояться тренера — более того, только при такой системе и выигрывал. Но ведь Романцева не боялись, иначе не вернулись бы по его первому зову в 1989-м сразу десяток бывших спартаковцев, когда — то уволенных Константином Бесковым. И отсутствие страха перед ним не мешало его командам выигрывать. Как тогда, в первом же его сезоне, когда соперником было еще совсем не ослабшее киевское «Динамо» Валерия Лобановского и другие гранды из союзных республик.
   В первые свои спартаковские годы Романцев охотно рассуждал о Чехове, воспринимал любого собеседника как личность — такую же, как он сам, имеющую право на собственное, отличное от его мнение. Коллега Романцева Юрий Семин останется таким же по сей день — и потому к нему те же журналисты будут относиться несравнимо теплее. А Романцева жалеть в минуты неудач не захочет никто. Все для этого тренер сделал сам…
   Шло время, и с каждым сезоном наркотик побед разъедал душевную чуткость все глубже. Почувствуйте разницу в высказываниях Романцева в различные периоды его тренерской карьеры.
   1992 — й:
   «„Спартак“ испокон веков — команда, где царит особая атмосфера в человеческом плане. Моя заслуга не в том, что я эту атмосферу создал. Это не так. Я просто не помешал этим ребятам объединиться».
   1994 — й:
   «Еще когда я приглашал этих игроков в команду, сразу сказал им: во всех сложных ситуациях в первую очередь будут учитываться их интересы. Люди для меня важнее, чем деньги… На поле ли, в жизни ли — везде надо оставаться людьми».
   2000 — й:
   «Вы любите игроков? » — «А зачем их любить? К ним надо относиться профессионально. Этого достаточно».
   2001 — й:
   «Когда я начинал тренировать, великий Анатолий Тарасов сказал мне:
   — Олег, в нашем деле надо уметь «резать мясо»».
   Первые две и последние две цитаты — словно крутые берега, между которыми протекла бурная река перемен в личности главного тренера «Спартака». Если в конце 1980-х своей теплотой и естественностью он за год «разморозил» футболистов после сурового мэтра Бескова, то на рубеже веков многие игроки признавались, что годами не получали возможности пообщаться с ним один на один, а нервная и непредсказуемая тренерская реакция на любую фразу или поступок превратила «Спартак» в этакую «комнату страха». При «раннем» Романцеве в Тарасовку запросто приезжали видные болельщики красно — белых из мира науки и культуры (помню, например, как в 1994-м возвращался в город на машине с академиком Станиславом Шаталиным), освежали мозги тренерам и игрокам — а через несколько лет спартаковский лагерь превратился в неприступную крепость, живущую по законам военного времени.
   Абсолютная власть, которую получил Романцев и о которой мы поговорим ниже, привела к удивительному результату. Победы продолжали прибывать (мгновенно ничего в этой жизни измениться не может, а тренером Романцев был — именно был — очень большого таланта), и в какой-то момент стратег посчитал, что они будут приходить к нему с кем угодно. А ведь тарасовское «резать мясо» относилось ко времени и ситуации, когда любой кусок этого самого «мяса» можно было быстро и бесплатно заменить по высочайшей разнарядке на столь же качественный «продукт». В хоккейный ЦСКА призывали едва ли не всякого, кто понравился тренеру.
   На спартаковской же кухне конца 1990-х таких райских условий не было, но Романцев отказывался это понимать. Вместо кропотливой ручной разделки залихватски рубил сплеча. Об этой рубке мы еще тоже потолкуем.
   И в конце концов он срубил сук, на котором сидел.
 
   Своими высказываниями и поведением Романцев создал себе имидж человека не от мира сего, бесконечно далекого от всего нефутбольного. О нем привыкли рассуждать как о благодарном, хотя и своенравном, иногда невыносимом бессребренике, наследнике хранителя клубного очага — Николая Петровича Старостина. Даже эпатирующие высказывания, что, мол, быть дублером футбольного «Спартака» во много раз почетнее, чем олимпийским чемпионом по плаванию и легкой атлетике (такую мысль он высказал в разговоре с журналистом «Спорт — экспресса» Еленой Вайцеховской, между прочим, олимпийской чемпионкой по прыжкам в воду), Романцеву прощали: да, есть в этих словах какое-то пугающее высокомерие и ограниченность, зато он — человек, преданный «Спартаку» и кристально честный перед ним.
   Полноте!
   Романцев, если называть вещи своими именами, просто продал «Спартак». И еще задолго до Червиченко окружил себя людьми с сомнительной репутацией, такими как некогда вице — президент Григорий Есауленко. В книге воспоминаний знаменитого английского тренера Алекса Фергюсона целая глава посвящена тому, как Есауленко, будучи агентом Андрея Канчельскиса, выступавшего в «Манчестер Юнайтед», попытался дать ему взятку в виде чемодана с наличными на сумму 40 тысяч фунтов. Оснований не верить Фергюсону не было никаких.
   И это вице — президент «народной команды»? Живое свидетельство того, что надо, как выразился Романцев на пресс — конференции, «вернуться к недавним добрым временам, когда в клубе каждый занимался своим делом и именно за это дело отвечал»? Были ведь в «Спартаке» 1990-х и другие, куда более страшные события. Так, наемный убийца расстрелял генерального директора клуба Ларису Нечаеву, а по поводу исчезновения денег, полученных «Спартаком» за продажу в «Рому» Дмитрия Аленичева, несколько лет назад Генпрокуратурой было открыто (через какое-то время, правда, тихо свернуто) уголовное дело. Об очень, очень многом, происходившем в те веселые времена вокруг «Спартака», мы не знаем и никогда не узнаем.