Страница:
«Я вкусил от чаши жизни. Может быть, они забыли, как были молодыми. А я молодой; я еще чувствую на языке вкус юности, жизни. Можешь забирать меня, не печалясь. Я не печалюсь. На самом деле, я очень взволнован самим этим приключением. Я узнал жизнь, она была прекрасна. Позвольте мне узнать и смерть. И если жизнь прекрасна, как может быть смерть чем-то другим? Ведь смерть — это крещендо жизни, самый пик жизни. Это не конец. Это наивысшая, предельная точка. Не трать время понапрасну. Я так желаю узнать смерть, почувствовать смерть, вкусить ее».
Эта история так значительна. Мальчик исчез. Смерть была абсолютно уверена, что это не тот тип человека, который умирает когда-либо. Он не может умереть, смерть для него невозможна. Он готов жить смертью — как он может умереть?
Смерть случается только с трусами, с теми, кто не вкусил жизни, чья чаша пуста. Смерть не случается с теми, чья чаша переполнена.
Да, это потрясающее откровение, но это не смерть. Это дверь, открывающаяся наружу, в неизведанное, неизвестное, непредначертанное.
Снова прошло сто лет, и смерть вернулась. И Яяти сказал:
«Что! Сто лет прошли? Но я все там же, где был».
Смерть сказала: «Ты все равно там будешь, но я дам тебе шанс. Пусть это будет для всех примером. Просто дай мне другого твоего сына, и я вернусь через сто лет».
Так происходит тысячу лет подряд. В последний раз приходит смерть, Яяти говорит: «Я все в том же месте, но я готов идти, потому что я понял одну вещь — я не знаю, как жить. И сколько еще можно откладывать? И как долго я могу просить тебя? Я устал, предельно устал — тысячу лет все впустую. Я не ощутил ни единого мгновения, какой же смысл теперь? И как-нибудь, когда-нибудь, когда бы я ни должен буду уйти, дела останутся незавершенными. Многие дела будут сделаны наполовину, многие дела будут только начаты, многие дела не будут даже начаты, будут существовать лишь, как идеи. Я видел это на протяжении этой тысячи лет».
«Яиспытываю зависть к тем своим сыновьям, которые имели смелость пойти с тобой. Я завидую. Они доказали... Смелость, разумность — теперь я понимаю — они давали мне пощечину каждый раз, когда ты забирала моего сына. Они говорили: "Ты дурак. Ты не знаешь, как жить, и откладываешь смерть. И пока ты не начнешь жить, ты будешь бояться смерти". Но я не знаю, как жить, так что лучше умереть. Пусть живут другие».
Смерть сказала Яяти: "Это первый признак разумности в тебе. И не только ты завидуешь своим сыновьям, которых я взяла, даже я завидовала им. Они были редкими, уникальными, по-настоящему живыми людьми. Я не могла уничтожить их. Они перешли от жизни к большей жизни. Они перешли от жизни к изобилующей жизни».
И это то, чему я учу здесь: живите так полно, чтобы даже само явление смерти преобразовать в двери, в новое откровение для более изобилующей жизни.
Та жизнь ждет, но только тех, кто знает, как пережить ее, как жить ею. И это самое время.
Это самое время как раз сегодня. Ни вчера, ни завтра не время жить — только сегодня.
В это мгновение, здесь и сейчас, время вкусить жизнь; тогда смерти нет.
Да, случится что-то вроде смерти. Ваше тело и вы разделитесь, но вы не умрете, вы будете распространяться. Вы отбросите прочь оковы вашего тела, тюрьму вашего тела, и вы войдете в соприкосновение с беспредельным, неограниченным, вселенским.
Эта всеобщая жизнь, жизнь во вселенной и есть божественность.
Беседа 13.
Эта история так значительна. Мальчик исчез. Смерть была абсолютно уверена, что это не тот тип человека, который умирает когда-либо. Он не может умереть, смерть для него невозможна. Он готов жить смертью — как он может умереть?
Смерть случается только с трусами, с теми, кто не вкусил жизни, чья чаша пуста. Смерть не случается с теми, чья чаша переполнена.
Да, это потрясающее откровение, но это не смерть. Это дверь, открывающаяся наружу, в неизведанное, неизвестное, непредначертанное.
Снова прошло сто лет, и смерть вернулась. И Яяти сказал:
«Что! Сто лет прошли? Но я все там же, где был».
Смерть сказала: «Ты все равно там будешь, но я дам тебе шанс. Пусть это будет для всех примером. Просто дай мне другого твоего сына, и я вернусь через сто лет».
Так происходит тысячу лет подряд. В последний раз приходит смерть, Яяти говорит: «Я все в том же месте, но я готов идти, потому что я понял одну вещь — я не знаю, как жить. И сколько еще можно откладывать? И как долго я могу просить тебя? Я устал, предельно устал — тысячу лет все впустую. Я не ощутил ни единого мгновения, какой же смысл теперь? И как-нибудь, когда-нибудь, когда бы я ни должен буду уйти, дела останутся незавершенными. Многие дела будут сделаны наполовину, многие дела будут только начаты, многие дела не будут даже начаты, будут существовать лишь, как идеи. Я видел это на протяжении этой тысячи лет».
«Яиспытываю зависть к тем своим сыновьям, которые имели смелость пойти с тобой. Я завидую. Они доказали... Смелость, разумность — теперь я понимаю — они давали мне пощечину каждый раз, когда ты забирала моего сына. Они говорили: "Ты дурак. Ты не знаешь, как жить, и откладываешь смерть. И пока ты не начнешь жить, ты будешь бояться смерти". Но я не знаю, как жить, так что лучше умереть. Пусть живут другие».
Смерть сказала Яяти: "Это первый признак разумности в тебе. И не только ты завидуешь своим сыновьям, которых я взяла, даже я завидовала им. Они были редкими, уникальными, по-настоящему живыми людьми. Я не могла уничтожить их. Они перешли от жизни к большей жизни. Они перешли от жизни к изобилующей жизни».
И это то, чему я учу здесь: живите так полно, чтобы даже само явление смерти преобразовать в двери, в новое откровение для более изобилующей жизни.
Та жизнь ждет, но только тех, кто знает, как пережить ее, как жить ею. И это самое время.
Это самое время как раз сегодня. Ни вчера, ни завтра не время жить — только сегодня.
В это мгновение, здесь и сейчас, время вкусить жизнь; тогда смерти нет.
Да, случится что-то вроде смерти. Ваше тело и вы разделитесь, но вы не умрете, вы будете распространяться. Вы отбросите прочь оковы вашего тела, тюрьму вашего тела, и вы войдете в соприкосновение с беспредельным, неограниченным, вселенским.
Эта всеобщая жизнь, жизнь во вселенной и есть божественность.
Беседа 13.
ГОТОВАЯ К УПОТРЕБЛЕНИЮ РЕЛИГИЯ ИЗ МАГАЗИНА ПОДЕРЖАННЫХ ТОВАРОВ
11 ноября 1984 года
Бхагаван,
Пытаетесь ли вы разрушить все наши предшествующие идеи относительно религии?
Нет другого способа быть религиозным. Все, что вы слышали о религии, читали о религии, должно быть полностью отброшено.
Если вы не очиститесь, не сотрете все записи из вашего сознания, вы никогда не узнаете, что такое религия. Так называемые религии делают как раз противоположное. И вы можете видеть результат.
Весь мир разделен религиями: кто-то ходит в синагогу, кто-то ходит в храм, кто-то еще ходит в церковь. Но находите ли вы где-нибудь какую-нибудь религиозность?
Каждый ребенок воспитывается, формируется в рамках определенной религии.
Это одно из величайших преступлений против человечества. Нет большего преступления, чем загрязнять ум невинного ребенка идеями, которые могут стать преградами на его пути открытия жизни.
В тот момент, когда вы хотите открыть что-то, вы должны быть абсолютно непредвзятыми. Нельзя открывать религию, будучи мусульманином, или христианином, или индусом - нет. Это способ сделать открытие религии невозможным.
Каждое общество до настоящего времени старалось начинить каждого ребенка своей доктриной. Еще до того, как ребенок будет способен задавать вопросы, ему даются ответы. Разве вы не видите глупость этого.
Ребенок еще не задал вопроса, а вы уже даете ему ответ. Вы на самом деле при этом убиваете всякую возможность возникновения у него его собственного вопроса. Вы заполнили его ум ответом. А если у него нет своего собственного вопроса, то как у него будет его собственный ответ? Вопрос должен быть подлинно его. Он не должен быть заимствован, он не должен быть унаследован.
Но такая чушь продолжается столетиями. Сделать из вас что-то до того, как вы откроете, кто вы, — в этом заинтересованы священник, политик, родители. Они боятся, что если вы откроете, кто вы, то станете мятежным, станете опасным для их коренных интересов. Тогда вы сами по себе станете личностью, живущей незаимствованной жизнью.
Они настолько боятся, что до того, как ребенок станет способным спрашивать, выяснять, они наполняют его ум всякого рода чепухой. Ребенок беспомощен. Естественно, он верит матери, отцу, и, конечно, он верит священнику, которому верят отец и мать. Великое явление сомнения еще не возникло.
А сомневаться — одна из самых драгоценных вещей в жизни, поскольку, если вы не сомневаетесь, вы не открываете.
Вы должны заострить силу своего сомнения так, чтобы отсекать весь вздор и ставить такие вопросы, на которые ни у кого нет ответа. Только ваш собственный вопрос поможет вам прийти к осознанию ответов.
Религиозный вопрос — это не тот вопрос, на который может дать ответ кто-то другой. Никто другой не может любить за вас. Никто другой не может жить за вас.
Вы должны жить своей жизнью, и вы должны искать и отыскивать фундаментальные вопросы жизни.
И если вы не откроете себя, не будет радости, не будет восторга.
Если Бог просто дается вам, готовым к употреблению, то это ничего не стоит, это не имеет ценности. Но именно так и делают.
То, что вы называете религиозными идеями, не является таковыми, они лишь суеверия, пронесенные через века, — на протяжении такого большого времени, что как раз сама их древность сделала их похожими на истину.
Адольф Гитлер в своей автобиографии «Майн Кампф» (Моя борьба) приводит много важных высказываний. Этот человек был сумасшедшим, но иногда сумасшедшие люди говорят такие вещи, которые боятся сказать люди в здравом уме. Одно из самых важных высказываний такое: «Любая ложь может стать правдой, если ее часто повторять, снова и снова подчеркивать, говорить ее всем подряд на каждом углу». Вы идете в школу и слышите о Боге и молитве. Дома вы слышите о Боге и молитве. Вы идете в храм и слышите о Боге и молитве. Так много людей... и всего лишь маленький ребенок против целой толпы.
Сомневаться для него невозможно — неужели все эти люди ошибаются? И это не просто люди. Родители и их родители тысячи лет верили в эти истины. Все они не могут ошибаться:
«И я, маленький ребенок, против всего человечества...» Он не наберется смелости. Он подавляет в себе любую возможность для сомнения. И все остальные помогают ему подавлять сомнение, поскольку: «Сомнение — от дьявола. Сомнение - великий, может быть, величайший грех. Вера — это добродетель. Верьте и найдете; сомневайтесь и на первом же шаге упустите».
Истина как раз в противоположном. Верьте, и вы никогда не найдете, а все, что вы найдете, будет не чем иным, как проекцией вашей собственной веры, — оно не будет истиной.
Что общего имеет истина с вашими верованиями?
Сомневайтесь, сомневайтесь во всем, ведь сомнение - очистительный процесс. Оно удаляет из вашего ума весь хлам.
Оно снова делает вас невинными, снова делает вас ребенком, которого раньше уничтожили родители, священники, политики, педагоги. Вы снова должны открыть этого ребенка. Начинать нужно с этой позиции.
Поэтому-то все мои усилия здесь и заключаются в том, чтобы разрушить все ваши так называемые религиозные идеи.
Это будет ранить вас, поскольку религиозные идеи стали настолько близкими к вам, что вы забыли, что они не ваши открытия, они не ваши переживания. Вы не жили ими; вы даже не любили их.
Кто-то другой заставил вас поверить в них, и, кто бы ни сделал это, он совершил по отношению к вам негуманный акт.
Я не говорю, что люди делают это сознательно. Они сами жертвы того же процесса. С ними делали то же самое их родители, с ними делали то же самое их учителя. Поэтому я не говорю, что нужно гневаться на них. Они делали так, думая, что это добро для вас... но просто оттого, что они так думают, ничто не становится добром — просто потому, что они так думают. Они старались помочь вам, но они не знают, что есть вещи, с которыми человек должен быть оставлен наедине; только тогда он может открыть. Если вы попытаетесь помочь ему, то покалечите его.
Не пытайтесь никому навязывать свою помощь, пока он может справиться сам по себе. Не заставляйте никого смотреть вашими глазами, когда у него есть свои глаза. И, по крайней мере, пожалуйста, не закрывайте его глаз своими очками; у вас другие диоптрии. Вы сделаете этого человека слепым. Вы нарушите его зрение. Но не только очки надеваются на вас, поверх ваших глаз люди надевают свои собственные глаза... и все это они делают для вашего блага, для вашего добра. И после двадцати, тридцати лет непрерывного формирования вы начинаете забывать, что сами никогда не задавали вопроса.
Я вспоминаю очень творческого человека, Гертруду Штейн. Она умирала; вокруг нее собрались ее друзья. Внезапно она открыла глаза и спросила: «Какой ответ?» Ее друзья выглядели озадаченными. Неужели перед смертью она сошла с ума? Неужели она потеряла разум? О чем она спрашивает — «Какой ответ?»
Один из них сказал: «Но вы не задали вопроса, мы не можем сказать, какой ответ».
И она сказала: «Ну хорошо, скажите мне, какой вопрос». И она умерла.
Для меня это имеет огромное значение. Это относится почти к каждому человеческому существу. Вы забыли, что не задали вопроса, а ответ уже навязан вам. И, конечно, это просто процесс формирования... Все время говорить человеку, все время говорить человеку одно и то же снова и снова. Вскоре человек начинает повторять, как граммофонная пластинка. Человек забыл, что он не задал вопроса.
Может быть, при самом конце Штейн открыла свое свежее детство. Так случается со многими умирающими. Круг замыкается, они возвращаются к той же точке, откуда начали. Поэтому она спрашивает: «Какой ответ?» — ведь давались только ответы. Никто не побеспокоился о вопросах. И когда теперь в этот последний момент кто-то говорит: «Но сначала скажите нам, какой вопрос», — она осознает... но теперь уже слишком поздно.
И ответов было так много, так тяжел их груз, что теперь задать подлинный вопрос стало также невозможно. Поэтому она говорит: «Хорошо, если нужен вопрос, то я спрашиваю вас: "Какой вопрос?"»
Для меня этот маленький инцидент имеет огромное значение. Это жизнь каждого. Вы говорите о Боге, вы говорите о душе, вы говорите о небе, об аде, но задумывались ли вы, вопросы ли это? Интересуетесь ли вы Богом на самом деле? Каков ваш интерес в Боге? На каких основаниях Бог стал вашим вопросом?
Я родился в джайнской семье. В джайнизме нет веры в Бога; нет Бога, как создателя. Поскольку воспитание в джайнизме не навязывает детям идеи Бога, ни один джайнский ребенок или старый человек никогда не спросит: «Кто создал мир?» Ведь они с самого начала сформированы в представлении, что мир существует от бесконечности до бесконечности; нет никакого создателя и нет необходимости в нем. Поэтому этот вопрос и не возникает.
Буддист никогда не задаст вопроса: *Что есть Бог, где есть Бог?* — ведь буддизм не верит в Бога, — поэтому и ребенок формируется соответствующим образом. Когда вы спрашиваете о Боге, вы думаете, это ваш вопрос — это не так. Вы могли родиться в индусской семье, в христианской семье, в еврейской семье, и они сформировали бы ваш ум в представлении, что Бог есть. У них есть определенный образ Бога, определенная идея о Боге. И они воспитали вас в страхе о том, что сомневаться опасно.
Маленькую крошечную малышку пугают вечным адом, где вас бросят в огонь, и где вы будете гореть и не умирать. Естественно, не может быть ничего настолько значительного, ради чего стоило бы так рисковать. И кроме того, вам предоставляется такая мотивация, что если вы верите, просто верите, то все удовольствия, все радости жизни ваши. Верьте, и вы на стороне Бога; сомневайтесь, и вы на стороне дьявола.
Маленький ребенок вынужден брать всякий хлам, который ему дают.
Он боится. Он боится оставаться один дома ночью, а вы говорите о вечном аде: «Ты падаешь и падаешь во тьму и еще более глубокую тьму, и нет ей конца, и ты никогда не выйдешь оттуда». Естественно, ребенок просто сжимается от мысли о сомнении, пугается так, что вряд ли это стоит того. А верить так просто. От вас ничего не требуется — просто верить в Бога, сына и Святого Духа... просто верить, что Иисус — сын Божий и мессия... и пришел спасти все человечество... он искупит и ваши грехи.
Почему же не спастись так задешево? От вас не просят многого. Просто верить, и все сделается к вашей выгоде.
Так почему же вы должны выбирать сомнение? Вы должны выбирать, естественно, веру. И это происходит в таком маленьком возрасте, а потом вы растете, и вера, и воспитание, и идеи, и философия — все это наваливается на вас сверху, так что трудно докопаться и обнаружить, что был день, когда вы были полны сомнения. Но сомнение было сокрушено, убрано с глаз долой. Был день, когда вы колебались в вере, но вас убедили. Вам были обещаны все возможные вознаграждения.
Маленького ребенка можно убедить, просто дав ему игрушку, — а вы даете ему целый рай.
Если вы преуспели в том, чтобы убедить его верить, то вы не совершили большого чуда. Это очень простая эксплуатация.
Может быть, вы делаете это не сознательно; вы и сами прошли через этот процесс.
И раз, закрыв двери сомнения, вы закрыли двери разума, раздумья, вопроса. Вы больше не являетесь настоящим человеческим существом.
Двери сомнения закрыты, теперь вы просто зомби, загипнотизированный, обусловленный, убежденный страхом и алчностью, верящий в то, во что не поверит ни один нормальный ребенок, если не будет всей этой организации.
И раз вы прекратили сомневаться и думать, вы можете поверить во что угодно. Тогда нет вопроса.
Политик хочет этого, ведь если вы верите в какую-то религию, то вы легковерный. Это показывает ваше легковерие. Это достаточное указание. Если вы ходите в церковь, то это достаточный признак того, что вы не тот человек, кто мыслит, кто спрашивает, кто спорит, кто не принимает ничего без логического, рационального, научного доказательства. Вы ходите в синагогу, вы ходите в мечеть — политик счастлив. Он хочет, чтобы все ходили в синагогу, в мечеть, в церковь... не имеет значения, куда вы ходите, лишь бы ходили — они все одинаковы.
Основная структура, стратегия одинакова. Не имеет значения — индусы вы, мусульмане, христиане или евреи, поскольку основная стратегия в точности та же самая: полностью закрыть двери сомнения, не дать ни одного шанса, не оставить в человеке ни одного вопросительного знака, заполнить его ум всеми видами верований. Если вы посмотрите на эти верования, вы удивитесь. Люди верят в любую чушь.
Если вы джайн, вы будете верить во всю джайнскую чепуху — у вас просто не возникнет вопросов. Мой дедушка очень сильно любил меня по той простой причине, что я был озорным. Даже в своем возрасте он сам был озорным, поэтому у нас была хорошая дружба. И он, бывало, брал меня с собой к джайнским монахам, просто чтобы создать у них суматоху. Он наслаждался этим. Сам он не говорил ни слова, ведь он был старым человеком, уважаемым гражданином. Но он знал, что если я там, то этого достаточно. Он сидел, как если бы был монахом, но незаметно давал мне указания... можешь начинать... это было хорошее время.
Джайны не верят в Бога-создателя. Поэтому нельзя задать ни одного вопроса о Боге; нет такого вопроса, нет Бога. Но тогда они должны верить в другие вещи. Они верят в души. Я, бывало, спрашивал их: «Как много душ в мире? Их количество увеличивается, уменьшается или остается тем же?»
Джайнский монах не может сказать, что увеличивается, поскольку возникает вопрос, откуда? Кто создает их? Создателя-то нет. Никакого творения не происходит. Они не могут и уменьшаться, поскольку — куда они будут уходить? Они не могут уйти из вселенной, ведь, куда бы они ни пошли, все будет вселенная. И, наконец, он не может сказать, что их количество остается тем же самым, хотя такой ответ дан в священных книгах джайнов: «Число душ остается тем же».
Со мной такой ответ так просто не проходил, поскольку тогда следовал вопрос: «А сколько? Если вы знаете, что остается то же самое число, то должны знать это число; иначе на каком основании вы говорите, что число то же самое? Одна душа могла неожиданно появиться, одна могла неожиданно исчезнуть. Вы должны дать мне точное число. А число, не дано ни в каких книгах. И они не могут дать числа по той простой причине, что население на земле увеличивается. Людей становится больше и больше, больше и больше. А джайны верят, что у всего есть душа: дерево, птица, рыба — все имеет душу. «Когда вы так много знаете о душах, почему бы вам не знать и их числа? И вы говорите, что Махавира был всеведущим, знал все. Разве не мог он сказать вам точного числа? Проблема была бы разрешена навсегда».
Монах становился беспомощным и хотел бы, чтобы я замолчал. Но я говорил: «Никто не может заставить меня молчать. Или вы ответите, или вы признаете тот факт, что не знаете ответа. Или вы отвечаете на мой вопрос, или просто говорите: "Простите, я не знаю ответа". Тогда вы будете искренними хотя бы с собой. Вы проповедуете правду. Разве вы не можете сказать: "Я не знаю точного числа?"» Но так говорить они не могут, поскольку это приходит в противоречие со всеведением Махавиры... почему он упустил этот момент, такой значительный?
Джайны верят в вечное путешествие души. Если вы делаете хорошие кармы, вы становитесь лучше — то есть достигаете более высоких ступеней. Поэтому они провели разделение: дерево имеет только одномерную жизнь, паук имеет двумерную жизнь, птица имеет трехмерную жизнь, тигр имеет четырехмерную жизнь, человек имеет пятимерную жизнь. И человек — наивысшая эволюция сознания.
Я, бывало, спрашивал их: «Когда умирает мужчина, то он рождается вновь мужчиной или может родиться и женщиной? Всегда ли он рождается в человеческом мире, или он может родиться деревом, птицей, лошадью или чем-то еще?» Джайны верят, что если ваши кармы плохие, то вы можете соскользнуть назад: стать собакой, рыбой, кошкой, деревом.
Я говорил этим монахам: «Сталкивались ли вы с каким-нибудь фактическим свидетельством того, что кто-нибудь помнил, что в предыдущей жизни был деревом, тигром, собакой? Помните ли вы сами, кем были в прошлой жизни? И будьте искренними, ведь вы сидите в храме Махавиры, в храме правды. Если вы скажете что-то неискренне, помните — вечный ад. Поэтому, если вы не знаете, просто скажите: "Я не знаю"».
А в Индии это самое трудное дело для монаха, Махатмы, которому поклоняются тысячи и тысячи людей, сказать кому-нибудь: «Я не знаю». Я пояснял им: «Если вы лжете, то помните, вы падете вниз. Позади вас статуя Махавиры, как свидетель. И этот храм...» Конечно, эти люди пожертвовали всем, поэтому они полностью закрыли двери сомнения. Они верят, что лгать в храме, перед Махавирой... это опасно. Поэтому они не могут лгать и не могут сказать, что сами пережили что-то или встретили кого-то пережившего. Они просто теряют дар речи.
У джайнов есть теория... ведь они должны были как-то объяснять, сам Махавира должен был как-то объяснять, откуда приходят новые души, ведь народонаселение постоянно растет. Размножаются животные, разрастается жизнь во всех ее формах, так откуда же берутся все эти души? Поэтому у Махавиры была гипотеза. Он назвал ее нигод.Нигод означает, что имеется темная утроба вселенной, бесконечная, полная бесконечного числа потенциальных душ. Поэтому всякая душа, приходящая в точку, где она может расти, исходит из нигода. Теперь посмотрите на хитрость всего этого дела. Он делает нигод бесконечным, поскольку если сделать его конечным, то вскоре он опустеет. Тогда снова возникнет вопрос, откуда? Теперь утроба пуста — вот он и делает ее бесконечной.
Но он забывает, что всегда есть такие люди, как я. Конечно, меня не было перед ним. Иначе все тогда же и там же разъяснилось бы — ведь в мире не может быть двух бесконечных вещей. Это простая математика. Только одна вещь может быть бесконечной: это вселенная. Если она бесконечна, то никакая другая вещь не может быть бесконечной, поскольку две бесконечности сделают друг друга конечными, их границы встретятся. Где-то они сойдутся вместе, и там будет граница. Эта граница и будет определять их конечность.
Меня не было там, но я мог мучить этих джайнских монахов: «Если нигод бесконечен и вы говорите, что вселенная бесконечна, то вы верите в две бесконечности? Возможно ли это математически? Геометрически?» Это трудно. Две бесконечности невозможны. Любой человек, имеющий хоть какие-то познания в математике, может понять, что две конечных величины возможны, сто конечных величин возможны, но две бесконечности? Невозможно! Только одно может быть бесконечным. Другое - обязано стать границей. Где-то на удалении в миллионы световых лет... это не имеет значения. Граница есть граница.
И еще я, бывало, спрашивал этих джайнских монахов: «Откуда эти души попали в нигод? Они внезапно оказались там, без всякой причины. Почему? Как они умудрились попасть туда?» Каждая религия в основном обязательно сталкивается с такими затруднениями. Когда поднимаются фундаментальные вопросы, каждая религия становится идиотической. Если вы не спрашиваете об основах, то они являются очень ясными в своих ответах на ваши вопросы. Но когда дело доходит до основ, они все начинают изобретать.
Откуда взялся этот нигод, эта вселенная, бесконечная утроба? И откуда попали туда все эти души? И они говорят: «Они там просто есть». Но это не ответ. Какое злое дело совершили эти души? Они никогда не были вовне, у них не было возможности совершить никакого дела, плохого или хорошего. Почему же они страдают в нигоде? И может ли быть большее страдание, чем пребывание в темной дыре. Они там миллионы и миллионы лет. Почему они страдают?
Они не совершили... они не могут принять, что они совершили что-либо плохое, какое-либо плохое деяние — ведь чтобы «делать», нужно, прежде всего, находиться во вселенной. Чтобы действовать, нужно «быть». Там они пребывают лишь в виде потенции. Они не находятся там по-настоящему, они лишь семена. И как из семян, которые не были проращены, могут появиться горькие плоды, сладкие плоды? И вы не объясняете, почему они не были проращены.
Затем внезапно несколько душ созревают... какова арифметика этого? Кто созревает первым и почему? Должна быть какая-то причина, что эти души: А, Б, В, станут зрелыми сегодня, а завтра станут зрелыми X, У, Z — но почему сегодня АБВ, а не ХУZ. Они все похожи. Или вы признаете какое-то различие между ними? Они не могут признать никакого различия, поскольку для этого вещь должна быть реальной. Только потенция... здесь не может быть никакого различия.
И они покрывались потом и говорили: «Всякий раз, когда ты приходишь... ты странный мальчик. Эти вопросы — их не задает никто. Я путешествовал по всей Индии, но всякий раз, когда я прихожу в вашу деревню, я чувствую страх... что ты обязательно придешь. И я сказал твоему дедушке: "Не приводите этого мальчика". Но он тоже странный человек; он никогда не приходит один, он всегда приводит тебя».
Потом монах пытался проделать трюк. Он переносил свои беседы на время школьных занятий, когда я был в школе. Но моего дедушку нельзя было провести. Он приходил в школу и просил у директора: «Он мне сегодня срочно нужен». И я снова был там.
И монах спрашивал: «Что, сегодня школа так рано закрылась?»
Я говорил: «Она не закрылась, мой дедушка привел меня сюда — для вашего благословения. Он никогда не оставляет меня. Он так религиозен, что хочет, чтобы вы благословили меня. Можем ли мы начать сейчас?»
Если дать свободу любому ребенку, он может выставить ваших попов, ваших имамов, ваших монахов абсолютными идиотами. Он может поместить их в категорию идиотов. Даже ваши дети... ничего ненужно, только позвольте им сомневаться. Но им не разрешено сомневаться. Когда вы познакомились с верой, тогда медленно-медленно она начинает отравлять все ваше бытие. Тогда, если кто-то нападает на веру, вам кажется, что нападают на вас. Это было моей проблемой. Я нападал всю свою жизнь.
Если я не буду нападать на вашу систему верований, на вашу идеологию, я не смогу никак помочь вам; я не смогу делиться собой с вами.
Бхагаван,
Пытаетесь ли вы разрушить все наши предшествующие идеи относительно религии?
Нет другого способа быть религиозным. Все, что вы слышали о религии, читали о религии, должно быть полностью отброшено.
Если вы не очиститесь, не сотрете все записи из вашего сознания, вы никогда не узнаете, что такое религия. Так называемые религии делают как раз противоположное. И вы можете видеть результат.
Весь мир разделен религиями: кто-то ходит в синагогу, кто-то ходит в храм, кто-то еще ходит в церковь. Но находите ли вы где-нибудь какую-нибудь религиозность?
Каждый ребенок воспитывается, формируется в рамках определенной религии.
Это одно из величайших преступлений против человечества. Нет большего преступления, чем загрязнять ум невинного ребенка идеями, которые могут стать преградами на его пути открытия жизни.
В тот момент, когда вы хотите открыть что-то, вы должны быть абсолютно непредвзятыми. Нельзя открывать религию, будучи мусульманином, или христианином, или индусом - нет. Это способ сделать открытие религии невозможным.
Каждое общество до настоящего времени старалось начинить каждого ребенка своей доктриной. Еще до того, как ребенок будет способен задавать вопросы, ему даются ответы. Разве вы не видите глупость этого.
Ребенок еще не задал вопроса, а вы уже даете ему ответ. Вы на самом деле при этом убиваете всякую возможность возникновения у него его собственного вопроса. Вы заполнили его ум ответом. А если у него нет своего собственного вопроса, то как у него будет его собственный ответ? Вопрос должен быть подлинно его. Он не должен быть заимствован, он не должен быть унаследован.
Но такая чушь продолжается столетиями. Сделать из вас что-то до того, как вы откроете, кто вы, — в этом заинтересованы священник, политик, родители. Они боятся, что если вы откроете, кто вы, то станете мятежным, станете опасным для их коренных интересов. Тогда вы сами по себе станете личностью, живущей незаимствованной жизнью.
Они настолько боятся, что до того, как ребенок станет способным спрашивать, выяснять, они наполняют его ум всякого рода чепухой. Ребенок беспомощен. Естественно, он верит матери, отцу, и, конечно, он верит священнику, которому верят отец и мать. Великое явление сомнения еще не возникло.
А сомневаться — одна из самых драгоценных вещей в жизни, поскольку, если вы не сомневаетесь, вы не открываете.
Вы должны заострить силу своего сомнения так, чтобы отсекать весь вздор и ставить такие вопросы, на которые ни у кого нет ответа. Только ваш собственный вопрос поможет вам прийти к осознанию ответов.
Религиозный вопрос — это не тот вопрос, на который может дать ответ кто-то другой. Никто другой не может любить за вас. Никто другой не может жить за вас.
Вы должны жить своей жизнью, и вы должны искать и отыскивать фундаментальные вопросы жизни.
И если вы не откроете себя, не будет радости, не будет восторга.
Если Бог просто дается вам, готовым к употреблению, то это ничего не стоит, это не имеет ценности. Но именно так и делают.
То, что вы называете религиозными идеями, не является таковыми, они лишь суеверия, пронесенные через века, — на протяжении такого большого времени, что как раз сама их древность сделала их похожими на истину.
Адольф Гитлер в своей автобиографии «Майн Кампф» (Моя борьба) приводит много важных высказываний. Этот человек был сумасшедшим, но иногда сумасшедшие люди говорят такие вещи, которые боятся сказать люди в здравом уме. Одно из самых важных высказываний такое: «Любая ложь может стать правдой, если ее часто повторять, снова и снова подчеркивать, говорить ее всем подряд на каждом углу». Вы идете в школу и слышите о Боге и молитве. Дома вы слышите о Боге и молитве. Вы идете в храм и слышите о Боге и молитве. Так много людей... и всего лишь маленький ребенок против целой толпы.
Сомневаться для него невозможно — неужели все эти люди ошибаются? И это не просто люди. Родители и их родители тысячи лет верили в эти истины. Все они не могут ошибаться:
«И я, маленький ребенок, против всего человечества...» Он не наберется смелости. Он подавляет в себе любую возможность для сомнения. И все остальные помогают ему подавлять сомнение, поскольку: «Сомнение — от дьявола. Сомнение - великий, может быть, величайший грех. Вера — это добродетель. Верьте и найдете; сомневайтесь и на первом же шаге упустите».
Истина как раз в противоположном. Верьте, и вы никогда не найдете, а все, что вы найдете, будет не чем иным, как проекцией вашей собственной веры, — оно не будет истиной.
Что общего имеет истина с вашими верованиями?
Сомневайтесь, сомневайтесь во всем, ведь сомнение - очистительный процесс. Оно удаляет из вашего ума весь хлам.
Оно снова делает вас невинными, снова делает вас ребенком, которого раньше уничтожили родители, священники, политики, педагоги. Вы снова должны открыть этого ребенка. Начинать нужно с этой позиции.
Поэтому-то все мои усилия здесь и заключаются в том, чтобы разрушить все ваши так называемые религиозные идеи.
Это будет ранить вас, поскольку религиозные идеи стали настолько близкими к вам, что вы забыли, что они не ваши открытия, они не ваши переживания. Вы не жили ими; вы даже не любили их.
Кто-то другой заставил вас поверить в них, и, кто бы ни сделал это, он совершил по отношению к вам негуманный акт.
Я не говорю, что люди делают это сознательно. Они сами жертвы того же процесса. С ними делали то же самое их родители, с ними делали то же самое их учителя. Поэтому я не говорю, что нужно гневаться на них. Они делали так, думая, что это добро для вас... но просто оттого, что они так думают, ничто не становится добром — просто потому, что они так думают. Они старались помочь вам, но они не знают, что есть вещи, с которыми человек должен быть оставлен наедине; только тогда он может открыть. Если вы попытаетесь помочь ему, то покалечите его.
Не пытайтесь никому навязывать свою помощь, пока он может справиться сам по себе. Не заставляйте никого смотреть вашими глазами, когда у него есть свои глаза. И, по крайней мере, пожалуйста, не закрывайте его глаз своими очками; у вас другие диоптрии. Вы сделаете этого человека слепым. Вы нарушите его зрение. Но не только очки надеваются на вас, поверх ваших глаз люди надевают свои собственные глаза... и все это они делают для вашего блага, для вашего добра. И после двадцати, тридцати лет непрерывного формирования вы начинаете забывать, что сами никогда не задавали вопроса.
Я вспоминаю очень творческого человека, Гертруду Штейн. Она умирала; вокруг нее собрались ее друзья. Внезапно она открыла глаза и спросила: «Какой ответ?» Ее друзья выглядели озадаченными. Неужели перед смертью она сошла с ума? Неужели она потеряла разум? О чем она спрашивает — «Какой ответ?»
Один из них сказал: «Но вы не задали вопроса, мы не можем сказать, какой ответ».
И она сказала: «Ну хорошо, скажите мне, какой вопрос». И она умерла.
Для меня это имеет огромное значение. Это относится почти к каждому человеческому существу. Вы забыли, что не задали вопроса, а ответ уже навязан вам. И, конечно, это просто процесс формирования... Все время говорить человеку, все время говорить человеку одно и то же снова и снова. Вскоре человек начинает повторять, как граммофонная пластинка. Человек забыл, что он не задал вопроса.
Может быть, при самом конце Штейн открыла свое свежее детство. Так случается со многими умирающими. Круг замыкается, они возвращаются к той же точке, откуда начали. Поэтому она спрашивает: «Какой ответ?» — ведь давались только ответы. Никто не побеспокоился о вопросах. И когда теперь в этот последний момент кто-то говорит: «Но сначала скажите нам, какой вопрос», — она осознает... но теперь уже слишком поздно.
И ответов было так много, так тяжел их груз, что теперь задать подлинный вопрос стало также невозможно. Поэтому она говорит: «Хорошо, если нужен вопрос, то я спрашиваю вас: "Какой вопрос?"»
Для меня этот маленький инцидент имеет огромное значение. Это жизнь каждого. Вы говорите о Боге, вы говорите о душе, вы говорите о небе, об аде, но задумывались ли вы, вопросы ли это? Интересуетесь ли вы Богом на самом деле? Каков ваш интерес в Боге? На каких основаниях Бог стал вашим вопросом?
Я родился в джайнской семье. В джайнизме нет веры в Бога; нет Бога, как создателя. Поскольку воспитание в джайнизме не навязывает детям идеи Бога, ни один джайнский ребенок или старый человек никогда не спросит: «Кто создал мир?» Ведь они с самого начала сформированы в представлении, что мир существует от бесконечности до бесконечности; нет никакого создателя и нет необходимости в нем. Поэтому этот вопрос и не возникает.
Буддист никогда не задаст вопроса: *Что есть Бог, где есть Бог?* — ведь буддизм не верит в Бога, — поэтому и ребенок формируется соответствующим образом. Когда вы спрашиваете о Боге, вы думаете, это ваш вопрос — это не так. Вы могли родиться в индусской семье, в христианской семье, в еврейской семье, и они сформировали бы ваш ум в представлении, что Бог есть. У них есть определенный образ Бога, определенная идея о Боге. И они воспитали вас в страхе о том, что сомневаться опасно.
Маленькую крошечную малышку пугают вечным адом, где вас бросят в огонь, и где вы будете гореть и не умирать. Естественно, не может быть ничего настолько значительного, ради чего стоило бы так рисковать. И кроме того, вам предоставляется такая мотивация, что если вы верите, просто верите, то все удовольствия, все радости жизни ваши. Верьте, и вы на стороне Бога; сомневайтесь, и вы на стороне дьявола.
Маленький ребенок вынужден брать всякий хлам, который ему дают.
Он боится. Он боится оставаться один дома ночью, а вы говорите о вечном аде: «Ты падаешь и падаешь во тьму и еще более глубокую тьму, и нет ей конца, и ты никогда не выйдешь оттуда». Естественно, ребенок просто сжимается от мысли о сомнении, пугается так, что вряд ли это стоит того. А верить так просто. От вас ничего не требуется — просто верить в Бога, сына и Святого Духа... просто верить, что Иисус — сын Божий и мессия... и пришел спасти все человечество... он искупит и ваши грехи.
Почему же не спастись так задешево? От вас не просят многого. Просто верить, и все сделается к вашей выгоде.
Так почему же вы должны выбирать сомнение? Вы должны выбирать, естественно, веру. И это происходит в таком маленьком возрасте, а потом вы растете, и вера, и воспитание, и идеи, и философия — все это наваливается на вас сверху, так что трудно докопаться и обнаружить, что был день, когда вы были полны сомнения. Но сомнение было сокрушено, убрано с глаз долой. Был день, когда вы колебались в вере, но вас убедили. Вам были обещаны все возможные вознаграждения.
Маленького ребенка можно убедить, просто дав ему игрушку, — а вы даете ему целый рай.
Если вы преуспели в том, чтобы убедить его верить, то вы не совершили большого чуда. Это очень простая эксплуатация.
Может быть, вы делаете это не сознательно; вы и сами прошли через этот процесс.
И раз, закрыв двери сомнения, вы закрыли двери разума, раздумья, вопроса. Вы больше не являетесь настоящим человеческим существом.
Двери сомнения закрыты, теперь вы просто зомби, загипнотизированный, обусловленный, убежденный страхом и алчностью, верящий в то, во что не поверит ни один нормальный ребенок, если не будет всей этой организации.
И раз вы прекратили сомневаться и думать, вы можете поверить во что угодно. Тогда нет вопроса.
Политик хочет этого, ведь если вы верите в какую-то религию, то вы легковерный. Это показывает ваше легковерие. Это достаточное указание. Если вы ходите в церковь, то это достаточный признак того, что вы не тот человек, кто мыслит, кто спрашивает, кто спорит, кто не принимает ничего без логического, рационального, научного доказательства. Вы ходите в синагогу, вы ходите в мечеть — политик счастлив. Он хочет, чтобы все ходили в синагогу, в мечеть, в церковь... не имеет значения, куда вы ходите, лишь бы ходили — они все одинаковы.
Основная структура, стратегия одинакова. Не имеет значения — индусы вы, мусульмане, христиане или евреи, поскольку основная стратегия в точности та же самая: полностью закрыть двери сомнения, не дать ни одного шанса, не оставить в человеке ни одного вопросительного знака, заполнить его ум всеми видами верований. Если вы посмотрите на эти верования, вы удивитесь. Люди верят в любую чушь.
Если вы джайн, вы будете верить во всю джайнскую чепуху — у вас просто не возникнет вопросов. Мой дедушка очень сильно любил меня по той простой причине, что я был озорным. Даже в своем возрасте он сам был озорным, поэтому у нас была хорошая дружба. И он, бывало, брал меня с собой к джайнским монахам, просто чтобы создать у них суматоху. Он наслаждался этим. Сам он не говорил ни слова, ведь он был старым человеком, уважаемым гражданином. Но он знал, что если я там, то этого достаточно. Он сидел, как если бы был монахом, но незаметно давал мне указания... можешь начинать... это было хорошее время.
Джайны не верят в Бога-создателя. Поэтому нельзя задать ни одного вопроса о Боге; нет такого вопроса, нет Бога. Но тогда они должны верить в другие вещи. Они верят в души. Я, бывало, спрашивал их: «Как много душ в мире? Их количество увеличивается, уменьшается или остается тем же?»
Джайнский монах не может сказать, что увеличивается, поскольку возникает вопрос, откуда? Кто создает их? Создателя-то нет. Никакого творения не происходит. Они не могут и уменьшаться, поскольку — куда они будут уходить? Они не могут уйти из вселенной, ведь, куда бы они ни пошли, все будет вселенная. И, наконец, он не может сказать, что их количество остается тем же самым, хотя такой ответ дан в священных книгах джайнов: «Число душ остается тем же».
Со мной такой ответ так просто не проходил, поскольку тогда следовал вопрос: «А сколько? Если вы знаете, что остается то же самое число, то должны знать это число; иначе на каком основании вы говорите, что число то же самое? Одна душа могла неожиданно появиться, одна могла неожиданно исчезнуть. Вы должны дать мне точное число. А число, не дано ни в каких книгах. И они не могут дать числа по той простой причине, что население на земле увеличивается. Людей становится больше и больше, больше и больше. А джайны верят, что у всего есть душа: дерево, птица, рыба — все имеет душу. «Когда вы так много знаете о душах, почему бы вам не знать и их числа? И вы говорите, что Махавира был всеведущим, знал все. Разве не мог он сказать вам точного числа? Проблема была бы разрешена навсегда».
Монах становился беспомощным и хотел бы, чтобы я замолчал. Но я говорил: «Никто не может заставить меня молчать. Или вы ответите, или вы признаете тот факт, что не знаете ответа. Или вы отвечаете на мой вопрос, или просто говорите: "Простите, я не знаю ответа". Тогда вы будете искренними хотя бы с собой. Вы проповедуете правду. Разве вы не можете сказать: "Я не знаю точного числа?"» Но так говорить они не могут, поскольку это приходит в противоречие со всеведением Махавиры... почему он упустил этот момент, такой значительный?
Джайны верят в вечное путешествие души. Если вы делаете хорошие кармы, вы становитесь лучше — то есть достигаете более высоких ступеней. Поэтому они провели разделение: дерево имеет только одномерную жизнь, паук имеет двумерную жизнь, птица имеет трехмерную жизнь, тигр имеет четырехмерную жизнь, человек имеет пятимерную жизнь. И человек — наивысшая эволюция сознания.
Я, бывало, спрашивал их: «Когда умирает мужчина, то он рождается вновь мужчиной или может родиться и женщиной? Всегда ли он рождается в человеческом мире, или он может родиться деревом, птицей, лошадью или чем-то еще?» Джайны верят, что если ваши кармы плохие, то вы можете соскользнуть назад: стать собакой, рыбой, кошкой, деревом.
Я говорил этим монахам: «Сталкивались ли вы с каким-нибудь фактическим свидетельством того, что кто-нибудь помнил, что в предыдущей жизни был деревом, тигром, собакой? Помните ли вы сами, кем были в прошлой жизни? И будьте искренними, ведь вы сидите в храме Махавиры, в храме правды. Если вы скажете что-то неискренне, помните — вечный ад. Поэтому, если вы не знаете, просто скажите: "Я не знаю"».
А в Индии это самое трудное дело для монаха, Махатмы, которому поклоняются тысячи и тысячи людей, сказать кому-нибудь: «Я не знаю». Я пояснял им: «Если вы лжете, то помните, вы падете вниз. Позади вас статуя Махавиры, как свидетель. И этот храм...» Конечно, эти люди пожертвовали всем, поэтому они полностью закрыли двери сомнения. Они верят, что лгать в храме, перед Махавирой... это опасно. Поэтому они не могут лгать и не могут сказать, что сами пережили что-то или встретили кого-то пережившего. Они просто теряют дар речи.
У джайнов есть теория... ведь они должны были как-то объяснять, сам Махавира должен был как-то объяснять, откуда приходят новые души, ведь народонаселение постоянно растет. Размножаются животные, разрастается жизнь во всех ее формах, так откуда же берутся все эти души? Поэтому у Махавиры была гипотеза. Он назвал ее нигод.Нигод означает, что имеется темная утроба вселенной, бесконечная, полная бесконечного числа потенциальных душ. Поэтому всякая душа, приходящая в точку, где она может расти, исходит из нигода. Теперь посмотрите на хитрость всего этого дела. Он делает нигод бесконечным, поскольку если сделать его конечным, то вскоре он опустеет. Тогда снова возникнет вопрос, откуда? Теперь утроба пуста — вот он и делает ее бесконечной.
Но он забывает, что всегда есть такие люди, как я. Конечно, меня не было перед ним. Иначе все тогда же и там же разъяснилось бы — ведь в мире не может быть двух бесконечных вещей. Это простая математика. Только одна вещь может быть бесконечной: это вселенная. Если она бесконечна, то никакая другая вещь не может быть бесконечной, поскольку две бесконечности сделают друг друга конечными, их границы встретятся. Где-то они сойдутся вместе, и там будет граница. Эта граница и будет определять их конечность.
Меня не было там, но я мог мучить этих джайнских монахов: «Если нигод бесконечен и вы говорите, что вселенная бесконечна, то вы верите в две бесконечности? Возможно ли это математически? Геометрически?» Это трудно. Две бесконечности невозможны. Любой человек, имеющий хоть какие-то познания в математике, может понять, что две конечных величины возможны, сто конечных величин возможны, но две бесконечности? Невозможно! Только одно может быть бесконечным. Другое - обязано стать границей. Где-то на удалении в миллионы световых лет... это не имеет значения. Граница есть граница.
И еще я, бывало, спрашивал этих джайнских монахов: «Откуда эти души попали в нигод? Они внезапно оказались там, без всякой причины. Почему? Как они умудрились попасть туда?» Каждая религия в основном обязательно сталкивается с такими затруднениями. Когда поднимаются фундаментальные вопросы, каждая религия становится идиотической. Если вы не спрашиваете об основах, то они являются очень ясными в своих ответах на ваши вопросы. Но когда дело доходит до основ, они все начинают изобретать.
Откуда взялся этот нигод, эта вселенная, бесконечная утроба? И откуда попали туда все эти души? И они говорят: «Они там просто есть». Но это не ответ. Какое злое дело совершили эти души? Они никогда не были вовне, у них не было возможности совершить никакого дела, плохого или хорошего. Почему же они страдают в нигоде? И может ли быть большее страдание, чем пребывание в темной дыре. Они там миллионы и миллионы лет. Почему они страдают?
Они не совершили... они не могут принять, что они совершили что-либо плохое, какое-либо плохое деяние — ведь чтобы «делать», нужно, прежде всего, находиться во вселенной. Чтобы действовать, нужно «быть». Там они пребывают лишь в виде потенции. Они не находятся там по-настоящему, они лишь семена. И как из семян, которые не были проращены, могут появиться горькие плоды, сладкие плоды? И вы не объясняете, почему они не были проращены.
Затем внезапно несколько душ созревают... какова арифметика этого? Кто созревает первым и почему? Должна быть какая-то причина, что эти души: А, Б, В, станут зрелыми сегодня, а завтра станут зрелыми X, У, Z — но почему сегодня АБВ, а не ХУZ. Они все похожи. Или вы признаете какое-то различие между ними? Они не могут признать никакого различия, поскольку для этого вещь должна быть реальной. Только потенция... здесь не может быть никакого различия.
И они покрывались потом и говорили: «Всякий раз, когда ты приходишь... ты странный мальчик. Эти вопросы — их не задает никто. Я путешествовал по всей Индии, но всякий раз, когда я прихожу в вашу деревню, я чувствую страх... что ты обязательно придешь. И я сказал твоему дедушке: "Не приводите этого мальчика". Но он тоже странный человек; он никогда не приходит один, он всегда приводит тебя».
Потом монах пытался проделать трюк. Он переносил свои беседы на время школьных занятий, когда я был в школе. Но моего дедушку нельзя было провести. Он приходил в школу и просил у директора: «Он мне сегодня срочно нужен». И я снова был там.
И монах спрашивал: «Что, сегодня школа так рано закрылась?»
Я говорил: «Она не закрылась, мой дедушка привел меня сюда — для вашего благословения. Он никогда не оставляет меня. Он так религиозен, что хочет, чтобы вы благословили меня. Можем ли мы начать сейчас?»
Если дать свободу любому ребенку, он может выставить ваших попов, ваших имамов, ваших монахов абсолютными идиотами. Он может поместить их в категорию идиотов. Даже ваши дети... ничего ненужно, только позвольте им сомневаться. Но им не разрешено сомневаться. Когда вы познакомились с верой, тогда медленно-медленно она начинает отравлять все ваше бытие. Тогда, если кто-то нападает на веру, вам кажется, что нападают на вас. Это было моей проблемой. Я нападал всю свою жизнь.
Если я не буду нападать на вашу систему верований, на вашу идеологию, я не смогу никак помочь вам; я не смогу делиться собой с вами.