Страница:
Даже на приемах, как только обед закончен, женщины удаляются в отдельную комнату и оставляют мальчиков одних. Мальчики будут пить, кричать, драться и нести всякую чепуху, которую не могут сказать перед женщинами, поскольку они немного смущаются. Поэтому женщины удаляются. И это хорошо, потому что у женщин свои сплетни: кто в кого влюбился. Пусть мальчики занимаются своим делом, а старые девочки займутся своим.
Церковь — это единственное место, в котором все религии позволяли женщинам собираться; все прочие социальные организации их бойкотировали. Они не могли быть членами многих организаций, многих клубов; все было ориентировано на мужчину. Сфера женщины, ее территория — это дом. Ее нужно ограничить этой территорией. Поэтому церковь была единственной отдушиной; они ждут воскресенья.
Вот почему эти двадцать пять процентов — женщины. Туда может зайти несколько мужчин — те, которые боятся оставлять своих жен одних и те, которые ищут новую подружку. Но это не имеет ничего общего с религией.
Д. Т. Судзуки проявился на Западе с новым подходом к существованию. Он привлекал людей, потому что был человеком огромной учености, глубокой эрудиции, и он принес западному уму совершенно новую концепцию религии. Но она осталась концепцией, она осталась умственным аргументом, она не шла глубже этого.
Параллель существует в Китае. Китай уже был обращен в буддизм до прихода Бодхидхармы. Бодхидхарма прибыл туда четырнадцать веков назад, но философия и религия Гаутамы Будды достигли Китая две тысячи лет назад, за шестьсот лет до Бодхидхармы. За эти шестьсот лет ученые обратили в буддизм весь Китай.
В те дни было очень легко обратить целую страну. Вы попросту обращали императора, потом обращался весь его двор, потом вся армия, потом вся бюрократия. А когда император, вся бюрократия с армией и все так называемые мудрые люди императорского двора были обращены, массы просто следовали за ними.
Массы никогда ничего не решали самостоятельно. Они просто смотрели на людей, которые провозглашали себя великими — властными, разумными, богатыми. Если эти люди обращены, массы просто следуют за ними.
Итак, за эти шесть столетий в Китай прибыли тысячи буддийских ученых, и они обратили Китай — императоров, губернаторов. И, тем не менее, это не было подлинным посланием Гаутамы Будды. Несмотря на то, что Китай стал буддистским. Будда еще не появлялся.
Бодхидхарма был послан его мастером; это была женщина. Она сказала: «Ученые подготовили путь, теперь иди ты. Ты чрезвычайно необходим там». Бодхидхарма был первым буддой, вошедшим в Китай, и он принес совершенно другой взгляд — не из ума, но из не-ума.
Запад полностью созрел для Манифеста Дзен. Д. Т. Судзуки, Алан Уотс и многие другие — мы будем обсуждать каждого — подготовили почву интеллектуально. Теперь нужен только Бодхидхарма, нужен Гаутама Будда или Махакашьяпа — кто-то, для кого дзен не просто философия, но реальное переживание не-самости, действительное переживание вхождения в ничто.
И когда вы войдете в ничто, вы будете удивлены: бояться нечего. Это ваш истинный дом. Теперь вы можете праздновать, потому что нет ничего больше, чем эта тайна. Это ничто отворяет все двери. Пока вы ограничены личностью, сама идея разделения с существованием поддерживает ваше несчастье.
Вы должны найти подходы — а эти подходы могут быть легко обнаружены лишь, когда у вас есть кто-то, кто уже путешествовал по пути, кто знает, что ничто не является чем-то пустым. В действительности, исчезая, вы не исчезаете, вы становитесь целым. С этой стороны кажется, что вы исчезаете; с той стороны это выглядит, будто вы становитесь целым. Спросите каплю росы.
Я рассказывал вам о Кабире...
Когда он впервые вошел в это ничто, он сразу же написал прекрасное стихотворение, в котором есть фраза: «Капля упала в океан». Его слова поистине прекрасны:
Херат, херат хей сакхм, рахья Кабир херайи — О друг мой, возлюбленный мой, я пустился в путь — искать самого себя, но случилось нечто странное, вместо того, чтобы найти себя, я исчез — совсем, как капля исчезает в океане,
Бунда самани самунда мен со кат хери джайи — Капля исчезла в океане, возможно ли найти эту каплю вновь?
Таким было его первое переживание. Потом он стал больше и больше осознавать океан и забыл вовсе о капле. Перед смертью он позвал своего сына, Камаля. Кабир, несомненно, дал ему правильное имя. «Камаль»значит «чудо» — и сын Кабира был, безусловно, чудом. Он позвал Камаля и сказал: «Скоро я покину тело. Прежде чем я уйду, ты должен исправить одно из моих стихотворений. Всего лишь небольшое исправление...
Я написал: Бунда самани самунда мен — капля вошла в океан.Ты должен изменить это. Просто переставь слова. Самунда самана бунда мен — океан исчез в капле —потому что теперь я познал это с другой стороны.
Мой первый опыт был на этомберегу; теперь я говорю с дальнего берега, из запредельного. Теперь я знаю:
не капля упала в океан, это океан упал в каплю».
Камаль сказал ему: «Я всегда сомневался по поводу этой строки. Могу показать тебе свой вариант».
И он показал Кабиру. Он уже вычеркнул эту строку.
Кабир сказал: «Ты действительно камаль.Ты — чудо. Ты узнал это прежде меня».
Строка была вычеркнута. Камаль сказал: «Я подозревал с самого начала, что это утверждение новичка, первое утверждение, когда он увидит ничто. Но когда он превращаетсяв это ничто, это утверждение становится абсолютно неверным. Теперь к тебе возвращается разум, перед смертью ты пришел в себя, и я рад, что ты больше не новичок, ты стал частью целого».
Потом он написал новую строку - Океан исчез в капле.
Я говорил вам, что Кабир назвал своего единственного сына «Камаль» — «чудо», потому что юноша был, безусловно, человеком необычным. В каком-то смысле даже Кабир сердился на него, поскольку тот обычно задавал вопросы, на которые не мог ответить даже Кабир. И это всегда происходило в присутствии тысяч последователей Кабира. Его собственный сын вставал и приводил его в большое замешательство, потому что он не мот ответить на вопрос.
Однажды он очень разгневался — очевидно, это случилось перед его просветлением — и сказал Камалю:
« Буда ванш Кабир ка —Моя семья заканчивается на мне, Камаль!»
Он подразумевает под «моей семьей» то же самое, что люди дзен называют своим наследством, своей семьей, своими Мастерами. Они говорят не о своих родителях.
Кабир сказал: «Моя семья оканчивается на мне. Я тебе не доверяю».
Камаль ответил: «Если ты не можешь доверять мне, ты не можешь доверять себе. Но поскольку ты отрекся от меня, заявив так, я не останусь в твоем доме. Я построю маленькую хижину рядом, и когда легковерные люди будут возвращаться от тебя домой, я смогу депрограммировать их».
Он поселился напротив дома Кабира, а так как каждый знал, что он был сыном Кабира, то, покидая Кабира, они заходили почтить и его сына.
Даже император Варанаси был приверженцем Кабира. Кабир был бедным человеком, ткачом. Однажды, когда император Варанаси несколько дней не видел Камаля — а он почти каждый день приходил слушать Кабира и видел, что Камаля нет — он спросил Кабира: «А где Камаль?»
Кабир сказал: «Это печальная история. Я так рассердился, что сказал ему, что моя семья оканчивается на мне, и он сразу же ушел, заявив: «Если твоя семья оканчивается на тебе, я больше не принадлежу к твоей семье». Он поселился отдельно, как раз напротив меня, и беспокоит моих учеников. Это просто нож в сердце! Теперь он ушел от меня, так что я даже не могу ему ничего сказать. Он сидит и сидит там».
Император Каши сказал (Каши это старое название Варанаси): «Пойду, схожу к нему; но что у вас за проблема?»
Кабир отвечал: «Тысячи проблем. Люди приходят с деньгами, алмазами, изумрудами и всевозможными ценностями, а мне они не нужны, поэтому я отказываюсь от них. А он сидит прямо рядом со мной и говорит этим людям: «Хорошо, если он отказывается, несите их мне. Не очень-то это хорошо; вы хотели преподнести что-то, но вас отвергли. Приносите их мне!»
Так что я отказываюсь, а он постоянно собирает. Я сказал ему, что это неправильно, но он заявил: «Подумай о себе. Я сам знаю, что хорошо и что плохо. Не приказывай мне! Я не твой ученик, я твой сын!»
Тут император сказал: «Не беспокойся, я схожу и проверю».
И он принес с собой самый большой алмаз и сказал Камалю: «Я принес тебе в дар самый дорогой алмаз в стране».
Тот сказал: «Можешь заложить его в бамбуковую крышу моей хижины. Если никто не заберет его, он останется там. Время от времени я смогу убедиться, что в моей хижине лежит такой дорогой камень. Здесь не так много украшений».
Император подумал: «Кабир, похоже, прав, он очень ловок и хитер. Он не берет его, но говорит мне: «Положи его там. Если никто не заберет, я буду наслаждаться, разглядывая его. А как только я выйду, он заберет его наверняка».
Итак, император отсутствовал целую неделю, не приходил.
Через неделю он пришел и спросил Камаля: «Где же тот алмаз?»
Камаль отвечал: «Если кто-то взял его, то его нет; в противном случае, он должен быть на крыше. Ты сам положил его, так что легко найдешь его. У меня не было возможности посмотреть на него. Я смотрю внутрь, а твой алмаз снаружи».
Император сказал: «Великолепно!»
Он посмотрел и нашел алмаз точно там, где вложил его в крышу. Он рассказал Кабиру: «Ты ошибаешься. Твой сын на самом деле чудо. Я думал, что он дурачил меня, обманывал меня, но он даже не взглянул на алмаз, не говоря уже о том, чтобы касаться его. Он сказал мне: «Если кто-нибудь взял его, тогда я не могу знать об этом, потому что гляжу внутрь. Кто угодно может взять его. В хижине нет стражи, нет двери. Иногда мне нужно сходить к Гангу для омовения, и любой может взять его. Поэтому, если он все еще там, ты найдешь его». И я нашел его; он был там. Он даже не взглянул на него. Так что вся твоя идея ошибочна. Твоя идея, что его интересует богатство, абсолютно неверна».
В конце концов, Кабиру пришлось отправиться в хижину и попросить Камаля: «Прости меня, возвращайся. Я ошибался. Ты просто испытывал меня — рассержусь я или нет — и я действительно рассердился. Я полагал, что в тебе была жадность».
Камаль сказал: «Я — твоя кровь, твоя плоть, сама твоя сущность. Как ты мог вообразить, что я жадничаю? Ты рассердился и выдал себя: все твое учение — не гневаться, не жадничать — поверхностно.
Это не твое дело. Если я беру вещи, почему это тебя интересует? Вероятно, жадность есть в тебе. Твоя жадность в любой момент может выйти наружу — точно так же, как и гнев. Если бы в тебе не было жадности, ты бы попросту свидетельствовал, что Камаль берет вещи, вот и все. Это дело Камаля — позаботиться о своей собственной сущности, это не твое дело. Я не твой ученик. Я сам Мастер».
Кабир заглянул в себя и согласился с Камалем: «Наверное, ты прав. Моя заинтересованность и злость на то, что ты собираешь деньги, демонстрирует моюжадность — не твою жадность, демонстрирует мойгнев — не твой гнев. До чего же радостно ты уходил, коснувшись моих стоп, со словами; «Если ты говоришь, что твоя семья оканчивается на тебе, тогда новая семья начинается с меня».
И он убедил Камаля вернуться в семью. Он был преемником Кабира, гораздо более великим человеком, гораздо более осознающим, алертным, гораздо более сознательным. Но, как ни странно, помнят именно Кабира. Он организовал религию своих последователей — Кабир Пантх —Путь Кабира. У Камаля нет ничего. Он не создал никакого движения. Несмотря на то, что сотни людей слушали его, он оставался только другом. Он помогал им, делился своим светом, но никогда не давал никакой дисциплины, никаких заповедей, никаких принципов движения.
Когда вы познаете медитацию, вы не должны никому следовать. Ваши глаза открыты, и ваш собственный свет освещает ваш путь; и все хорошее и правильное случается без выбора. Вам не приходится делать этого — вы не можете делать иначе.
В течение шестисот лет в Китае буддизм был только интеллектуальным упражнением, гимнастикой. Но когда Бодхидхарма пришел в Китай, он полностью изменил понятие о дзен. Люди говорили о дзен, как будто это одна из философий — а это не так; как будто это одна из религий — а это не так. Это бунт против ума, а все ваши религии и философии — часть ума.
Это единственный бунт против ума, против личности, единственный бунт, сметающий все ограничения, которые держат вас в тюрьме, и дающий квантовый скачок в ничто. Но это ничто очень живое. Это жизнь, это существование. Это не гипотеза. А когда вы прыгаете, первое переживание — это то, что вы исчезаете. Последнее переживание — то, что вы становитесь целым.
Несколько вопросов.
Первый вопрос:
Почему такое множество западных интеллектуалов с головой ушло в исследование дзен?
Они чувствовали огромный вакуум, и они хотели заполнить этот вакуум. Вы не можете жить в вакууме. Вакуум пуст, и из-за этой опустошенности жизнь делается унылой, серьезной.
Все религии заполняли ваш вакуум ложью. Теперь эта ложь разоблачена. Наука многое сделала для разоблачения этой лжи, и великие медитирующие, мистики всего мира проделали огромную работу по разоблачению всевозможной религиозной лжи.
Современный человек находится в странном положении: старое рухнуло, оно было обманом, а новое еще не настало. Поэтому возник разрыв, интервал, и западная интеллигенция старается подыскать что-то такое, что не будет снова ложью, что не будет просто давать вам утешение, но то, что будет трансформировать вас, то, что принесет глубокую революцию в само ваше существо.
Безусловно, дзен — это правильный подход к существованию, предельная истина. Без веры во что-нибудь, не будучи последователем или верующим, вы просто вступаете в свое внутреннее пространство, вы вступаете в необъятное ничто целого. И это то самое ничто, откуда вы пришли и куда уйдете снова.
Когда источник и цель станут одним, у вас появится великое празднование. В этом праздновании не будет вас, но все существование примет в нем участие. Деревья будут осыпать вас цветами, птицы будут петь песни; океаны и реки — все будут радоваться.
Все существование становится вашим домом в тот миг, когда ваше сердце тает во вселенском сердце. Именно здесь случается дзен, В этом таянии во вселенной вы возвращаетесь к изначальному истоку, свежему, вечному, безвременному, безграничному. Единственное, что необходимо — это свобода от «себя». В этом сущность дзен.
Вы слышали о многих свободах: политической свободе, психологической свободе, экономической свободе — есть много видов свободы. Но дзен — это наивысшая, предельная свобода: свобода от самого себя. Ее нельзя принять на веру, ее нужно пережить. Только тогда вы знаете. Это вкус. Любой скажет, что сахар сладок; однако, если вы не пробовали сахар, вы услышите слово «сладкий», но не поймете, что это такое. Единственный способ дать вам понять — это если кто-то положит сладкое вам в рот.
Функция мастера дзен — заставить вас пережить ничто или, другими словами, привести вас к вашему собственному ничто. Мастер изобретает методы, а когда они становятся старыми и рутинными, он отбрасывает их, он находит новые методы, новые пути.
Двадцать пять веков прошло с тех пор, как Гаутама Будда без единого слова отдал цветок лотоса Махакашьяпе и сказал собравшимся: «Я сказал вам все, что мог сказать. То, что я сказать не могу — хотя и хочу, но это просто невозможно, — я передаю Махакашьяпе». Лотос был просто символом: пока вы не раскроетесь, как цветок лотоса на раннем утреннем солнце, когда капли сверкают жемчужинами на лотосовых листьях... Это безмолвная передача лампы. Ничего не говорится.
Махакашьяпа в первый раз приблизился к Будде, взял цветок лотоса, коснулся его стоп, возвратился и молча сел под своим деревом. Махакашьяпа — первый патриарх дзен.
Так что по своей родословной дзен, семья дзен — это ответвление, очень тихое ответвление буддизма. Они любят Гаутаму Будду, потому что на самом деле дзен родился из его исчезновения. Он передал его Махакашьяпе, а потом на Махакашьяпе лежала ответственность за то, чтобы находить людей, которым он мог бы передать его.
Таким образом, с того самого момента, двадцать пять веков назад, он передается без всяких произвольных средств, без всяких слов, от мастера к ученику: от того, кто пришел домой, к тому, кто просто блуждает вокруг и не может найти дороги.
Мастер действует как друг. Он берет вас за руку и выводит на верный путь, помогает вам открыть глаза, помогает вам справиться и превзойти ум. Как раз тогда, когда открывается ваш третий глаз, вы начинаете смотреть вовнутрь. Когда вы смотрите вовнутрь, работа мастера закончена. Теперь дело за вами.
Вы можете проскочить тот небольшой промежуток между своим умом и не-умом за одно мгновение, через огромную интенсивность усилия. Либо вы можете путешествовать медленно, нерешительно, останавливаясь, пугаясь того, что вы теряете определенность своего ума, теряете определенность своей индивидуальности, что все границы исчезают. Что вы делаете? На миг вы можете подумать: «Вдруг это приведет к развалу, вдруг ты не сможешь снова возвратиться к уму? И кто знает, что там ждет впереди? Все исчезает...»
Если вы уделяете слишком много внимания вещам, которые исчезают, вы можете остановиться от страха. Мастер все время фокусирует ваш ум на вещах, которые происходят, — не на вещах, которые исчезают. Он постоянно побуждает вас смотреть на блаженство, замечать тишину, которая нисходит на вас. Смотрите: какой покой, какая радость, какой восторг. Он беспрерывно подчеркивает то, что происходит, а не то, что уходит: тревога, отчаяние, боязнь, мука — он не дает вам даже заметить их. То, что исчезает, не стоит удерживать. Продолжайте смотреть на то, что появляется из ничто.
Итак, вы набираетесь смелости, становитесь более дерзновенными. Вы знаете, что ничего плохого не случится. С каждым дюймом движения происходит что-то большее. И, наконец, когда вы вступаете в самый источник своего существа, центр своего существа, целая вселенная опускается на вас, — точно как сказал Кабир перед смертью: «Целый океан упал в каплю».
Если вы пережили эту красоту, этот восторг, это божественное опьянение, зачем вам индивидуальность? Кому нужна личность? Что дала вам личность, кроме тревоги, кроме ада? А это ничто настолько чисто, неограниченно. В первый раз вы обнаруживаете бесконечность, вечность, — и все тайны существования внезапно отворяют свои двери перед вами. И они продолжают отворяться... дверь за дверью...
Нет конца этому путешествию, это бесконечное странствие. Вы всегда достигаете, достигаете и достигаете, но вы никогда не прибываете. И каждый миг вы идете, все глубже в блаженство, в восторг, в истину, и не бывает полной остановки.
Манифест дзен абсолютно необходим, потому что все старые религии разваливаются; и прежде чем они развалятся и человечество окажется в полной растерянности, дзен должен быть распространен по всей земле. Прежде, чем старый дом рухнет, вы должны создать новый дом.
И на этот раз не совершайте той же самой ошибки. Вы жили в доме, которого не было, поэтому вы и страдали от дождя, зимы, солнца — ведь дом был только воображением. На этот раз действительно войдите в свой подлинный дом, а не в какой-то рукотворный храм, некую созданную человеком религию. Войдите в собственное существо. Зачем быть все время копией?
Это время чрезвычайно важно. Вы родились в самый удачный момент, когда старое утратило свою весомость, свою доказательность, когда старое висит на вас только потому, что вам недостает смелости выйти из тюрьмы. А между тем двери открыты — фактически, никаких дверей никогда и не было, поскольку дом, где вы живете, полностью воображаемый. Ваши боги — воображаемые, ваши священники — воображаемые, ваши святые писания — всего лишь игра воображения.
На этот раз не совершайте той же самой ошибки. На этот раз человечество должно совершить квантовый скачок от старой ветхой лжи к свежей, вечно новой истине. Это и есть Манифест дзен.
Второй вопрос:
Д. Т. Судзуки, человек, который открыл, дзен для западной интеллигенции, говорил: «Дзен надо хватать голыми руками, без перчаток». Не мог бы ты это прокомментировать?
С рациональной стороны его утверждение прекрасно. Дзен следует понимать, «хватать» голыми руками, без перчаток. Он подразумевает, что в мир дзен нужно входить без всяких убеждений, без всяких гарантий, без всяких страховок, без всяких перчаток. В дзен следует входить с голыми руками, нагими.
Но это утверждение все еще интеллектуально. Он не был ни мастером дзен, ни даже человеком дзен. Если бы он был мастером дзен, он не сказал бы так. Мастер дзен не может сказать, что дзен надо схватить.Дело не в том, чтобы схватить. Это старый язык ума, язык «покорения природы». Теперь он завоевывает дзен.
Дзен — это ваша реальность. Кого вы собираетесь хватать? Кого собираетесь завоевывать? Вы и естьдзен.
А что он подразумевает под «голыми руками»? Руки туда не дотянутся — ни голые, ни в перчатках. Руки символизируют движение наружу, они всегда указывают вовне. Все ваши чувства открыты к внешнему, все они экстравертны. Ваши уши слышат звук, который приходит снаружи, ваши глаза видят краски, свет, который приходит снаружи, ваши руки все время хватают — то, что снаружи вас. Ни одно из ваших чувств не может добраться внутрь. Для внутреннего, есть другое восприятие — третий глаз. Там нет рук.
Между вашими бровями, точно посередине, есть место, которое может смотреть внутрь. Когда вы закрываете глаза, пытаясь заглянуть внутрь, устремляясь к своему центру, вы постоянно наталкиваетесь на третий глаз. Поскольку он не открывался многие века, он разучился открываться. Поэтому, ежедневная медитация... и однажды вы вдруг обнаружите — третий глаз открылся, и путь чист и абсолютно ясен. Вам надо просто пойти к центру.
Так что никаких рук нет, и дело не в завоевании. Это ваша природа. Сама идея, что дзен надо овладеть, создает двойственность: вы — человек, который намерен овладеть дзен, а дзен — нечто отличное от вас. Это создает двойственность. Именно поэтому мне абсолютно ясно, является ли человек просто интеллектуалом или обладает опытом. У меня свой четкий критерий, по которому я определяю: этот человек говорит только от ума. Как бы ни был умен Д. Т. Судзуки, я говорю вам: он не мастер, он все еще живет в двойственности.
ум двойственен, он всегда разделяет вещи на противоположности: завоеватель и завоеванное, наблюдатель и наблюдаемое, объект и субъект, день и ночь. Он постоянно разделяет вещи, которые неразделимы. День неотделим от ночи; рождение неотделимо от смерти. Это одна энергия. Но ум все делит на полярности, противоположности. В существовании нет противоположностей; все противоречия являются лишь кажущимися. В глубине все противоречия сходятся.
Поэтому, когда кто-то говорит: «Хватай, завоевывай», — он по-прежнему говорит языком ума и по-прежнему насильственен. Его слова выдают это.
Дзен не должен быть ни объектом, ни субъектом. Это трансцендентальный опыт. Всякая дуальность превзойдена: наблюдатель и наблюдаемое становятся одним, познающий и познаваемое становятся одним. Так что вопрос не в завоевании или хватании, вопрос в том, чтобы расслабиться внутри самого себя.
Это не сражение и не война, это чистое успокоение, глубокое погружение внутрь своего покоя. И когда вы погружаетесь все глубже и глубже, вы обнаруживаете, что таете. В тот миг, когда вы приходите к единству с существованием, вы достигли своей природы. Это возможно только через расслабление, через покой.
Утверждение Судзуки рационально, но не экзистенциально, а дзен — это единственный экзистенциальный подход в мире.
Небольшая биографическая справка:
Однажды, во время путешествия Танка Теннен остановился на ночь в храме.
Вы знаете смысл слова Теннен?— это означает «абсолютно естественный».
Дзен — это ваша природа; известно вам это или нет, не имеет никакого значения. Если вы знаете, то не будете спотыкаться попусту, не будете снова и снова падать в одни и те же ямы. Если вы знаете, то будете идти как зрячий человек. Если вы не знаете, то будете идти, с закрытыми глазами. Всю свою жизнь вы будете терпеть ненужное страдание, напряжение, тревогу. Но по отношению к вашей внутренней природе это безразлично. Вы являетесь буддой все время — спящим, бодрствующим — известно вам это или нет. Если известно, жизнь становится блаженством. Если неизвестно, жизнь становится страданием.
Так что это просто вы. Если вы готовы погрузиться глубоко внутрь себя, пребывая в глубоком покое... Это не победа, это просто воспоминание, что буддовость является вашей природой, вашей дхаммой.
Танка Теннен остановился на ночь в храме. Было так холодно, что он разложил костер из одной деревянной статуи Будды. Когда на следующее утро храмовые монахи стали стыдить его, Танка объяснил, что сжег статую, чтобы собрать кости Будды.
«Разве могут быть кости у деревянной статуи?» — спросил монах Танку Теннена.
«Тогда почему вы ругали меня?» — ответил Танка.
Церковь — это единственное место, в котором все религии позволяли женщинам собираться; все прочие социальные организации их бойкотировали. Они не могли быть членами многих организаций, многих клубов; все было ориентировано на мужчину. Сфера женщины, ее территория — это дом. Ее нужно ограничить этой территорией. Поэтому церковь была единственной отдушиной; они ждут воскресенья.
Вот почему эти двадцать пять процентов — женщины. Туда может зайти несколько мужчин — те, которые боятся оставлять своих жен одних и те, которые ищут новую подружку. Но это не имеет ничего общего с религией.
Д. Т. Судзуки проявился на Западе с новым подходом к существованию. Он привлекал людей, потому что был человеком огромной учености, глубокой эрудиции, и он принес западному уму совершенно новую концепцию религии. Но она осталась концепцией, она осталась умственным аргументом, она не шла глубже этого.
Параллель существует в Китае. Китай уже был обращен в буддизм до прихода Бодхидхармы. Бодхидхарма прибыл туда четырнадцать веков назад, но философия и религия Гаутамы Будды достигли Китая две тысячи лет назад, за шестьсот лет до Бодхидхармы. За эти шестьсот лет ученые обратили в буддизм весь Китай.
В те дни было очень легко обратить целую страну. Вы попросту обращали императора, потом обращался весь его двор, потом вся армия, потом вся бюрократия. А когда император, вся бюрократия с армией и все так называемые мудрые люди императорского двора были обращены, массы просто следовали за ними.
Массы никогда ничего не решали самостоятельно. Они просто смотрели на людей, которые провозглашали себя великими — властными, разумными, богатыми. Если эти люди обращены, массы просто следуют за ними.
Итак, за эти шесть столетий в Китай прибыли тысячи буддийских ученых, и они обратили Китай — императоров, губернаторов. И, тем не менее, это не было подлинным посланием Гаутамы Будды. Несмотря на то, что Китай стал буддистским. Будда еще не появлялся.
Бодхидхарма был послан его мастером; это была женщина. Она сказала: «Ученые подготовили путь, теперь иди ты. Ты чрезвычайно необходим там». Бодхидхарма был первым буддой, вошедшим в Китай, и он принес совершенно другой взгляд — не из ума, но из не-ума.
Запад полностью созрел для Манифеста Дзен. Д. Т. Судзуки, Алан Уотс и многие другие — мы будем обсуждать каждого — подготовили почву интеллектуально. Теперь нужен только Бодхидхарма, нужен Гаутама Будда или Махакашьяпа — кто-то, для кого дзен не просто философия, но реальное переживание не-самости, действительное переживание вхождения в ничто.
И когда вы войдете в ничто, вы будете удивлены: бояться нечего. Это ваш истинный дом. Теперь вы можете праздновать, потому что нет ничего больше, чем эта тайна. Это ничто отворяет все двери. Пока вы ограничены личностью, сама идея разделения с существованием поддерживает ваше несчастье.
Вы должны найти подходы — а эти подходы могут быть легко обнаружены лишь, когда у вас есть кто-то, кто уже путешествовал по пути, кто знает, что ничто не является чем-то пустым. В действительности, исчезая, вы не исчезаете, вы становитесь целым. С этой стороны кажется, что вы исчезаете; с той стороны это выглядит, будто вы становитесь целым. Спросите каплю росы.
Я рассказывал вам о Кабире...
Когда он впервые вошел в это ничто, он сразу же написал прекрасное стихотворение, в котором есть фраза: «Капля упала в океан». Его слова поистине прекрасны:
Херат, херат хей сакхм, рахья Кабир херайи — О друг мой, возлюбленный мой, я пустился в путь — искать самого себя, но случилось нечто странное, вместо того, чтобы найти себя, я исчез — совсем, как капля исчезает в океане,
Бунда самани самунда мен со кат хери джайи — Капля исчезла в океане, возможно ли найти эту каплю вновь?
Таким было его первое переживание. Потом он стал больше и больше осознавать океан и забыл вовсе о капле. Перед смертью он позвал своего сына, Камаля. Кабир, несомненно, дал ему правильное имя. «Камаль»значит «чудо» — и сын Кабира был, безусловно, чудом. Он позвал Камаля и сказал: «Скоро я покину тело. Прежде чем я уйду, ты должен исправить одно из моих стихотворений. Всего лишь небольшое исправление...
Я написал: Бунда самани самунда мен — капля вошла в океан.Ты должен изменить это. Просто переставь слова. Самунда самана бунда мен — океан исчез в капле —потому что теперь я познал это с другой стороны.
Мой первый опыт был на этомберегу; теперь я говорю с дальнего берега, из запредельного. Теперь я знаю:
не капля упала в океан, это океан упал в каплю».
Камаль сказал ему: «Я всегда сомневался по поводу этой строки. Могу показать тебе свой вариант».
И он показал Кабиру. Он уже вычеркнул эту строку.
Кабир сказал: «Ты действительно камаль.Ты — чудо. Ты узнал это прежде меня».
Строка была вычеркнута. Камаль сказал: «Я подозревал с самого начала, что это утверждение новичка, первое утверждение, когда он увидит ничто. Но когда он превращаетсяв это ничто, это утверждение становится абсолютно неверным. Теперь к тебе возвращается разум, перед смертью ты пришел в себя, и я рад, что ты больше не новичок, ты стал частью целого».
Потом он написал новую строку - Океан исчез в капле.
Я говорил вам, что Кабир назвал своего единственного сына «Камаль» — «чудо», потому что юноша был, безусловно, человеком необычным. В каком-то смысле даже Кабир сердился на него, поскольку тот обычно задавал вопросы, на которые не мог ответить даже Кабир. И это всегда происходило в присутствии тысяч последователей Кабира. Его собственный сын вставал и приводил его в большое замешательство, потому что он не мот ответить на вопрос.
Однажды он очень разгневался — очевидно, это случилось перед его просветлением — и сказал Камалю:
« Буда ванш Кабир ка —Моя семья заканчивается на мне, Камаль!»
Он подразумевает под «моей семьей» то же самое, что люди дзен называют своим наследством, своей семьей, своими Мастерами. Они говорят не о своих родителях.
Кабир сказал: «Моя семья оканчивается на мне. Я тебе не доверяю».
Камаль ответил: «Если ты не можешь доверять мне, ты не можешь доверять себе. Но поскольку ты отрекся от меня, заявив так, я не останусь в твоем доме. Я построю маленькую хижину рядом, и когда легковерные люди будут возвращаться от тебя домой, я смогу депрограммировать их».
Он поселился напротив дома Кабира, а так как каждый знал, что он был сыном Кабира, то, покидая Кабира, они заходили почтить и его сына.
Даже император Варанаси был приверженцем Кабира. Кабир был бедным человеком, ткачом. Однажды, когда император Варанаси несколько дней не видел Камаля — а он почти каждый день приходил слушать Кабира и видел, что Камаля нет — он спросил Кабира: «А где Камаль?»
Кабир сказал: «Это печальная история. Я так рассердился, что сказал ему, что моя семья оканчивается на мне, и он сразу же ушел, заявив: «Если твоя семья оканчивается на тебе, я больше не принадлежу к твоей семье». Он поселился отдельно, как раз напротив меня, и беспокоит моих учеников. Это просто нож в сердце! Теперь он ушел от меня, так что я даже не могу ему ничего сказать. Он сидит и сидит там».
Император Каши сказал (Каши это старое название Варанаси): «Пойду, схожу к нему; но что у вас за проблема?»
Кабир отвечал: «Тысячи проблем. Люди приходят с деньгами, алмазами, изумрудами и всевозможными ценностями, а мне они не нужны, поэтому я отказываюсь от них. А он сидит прямо рядом со мной и говорит этим людям: «Хорошо, если он отказывается, несите их мне. Не очень-то это хорошо; вы хотели преподнести что-то, но вас отвергли. Приносите их мне!»
Так что я отказываюсь, а он постоянно собирает. Я сказал ему, что это неправильно, но он заявил: «Подумай о себе. Я сам знаю, что хорошо и что плохо. Не приказывай мне! Я не твой ученик, я твой сын!»
Тут император сказал: «Не беспокойся, я схожу и проверю».
И он принес с собой самый большой алмаз и сказал Камалю: «Я принес тебе в дар самый дорогой алмаз в стране».
Тот сказал: «Можешь заложить его в бамбуковую крышу моей хижины. Если никто не заберет его, он останется там. Время от времени я смогу убедиться, что в моей хижине лежит такой дорогой камень. Здесь не так много украшений».
Император подумал: «Кабир, похоже, прав, он очень ловок и хитер. Он не берет его, но говорит мне: «Положи его там. Если никто не заберет, я буду наслаждаться, разглядывая его. А как только я выйду, он заберет его наверняка».
Итак, император отсутствовал целую неделю, не приходил.
Через неделю он пришел и спросил Камаля: «Где же тот алмаз?»
Камаль отвечал: «Если кто-то взял его, то его нет; в противном случае, он должен быть на крыше. Ты сам положил его, так что легко найдешь его. У меня не было возможности посмотреть на него. Я смотрю внутрь, а твой алмаз снаружи».
Император сказал: «Великолепно!»
Он посмотрел и нашел алмаз точно там, где вложил его в крышу. Он рассказал Кабиру: «Ты ошибаешься. Твой сын на самом деле чудо. Я думал, что он дурачил меня, обманывал меня, но он даже не взглянул на алмаз, не говоря уже о том, чтобы касаться его. Он сказал мне: «Если кто-нибудь взял его, тогда я не могу знать об этом, потому что гляжу внутрь. Кто угодно может взять его. В хижине нет стражи, нет двери. Иногда мне нужно сходить к Гангу для омовения, и любой может взять его. Поэтому, если он все еще там, ты найдешь его». И я нашел его; он был там. Он даже не взглянул на него. Так что вся твоя идея ошибочна. Твоя идея, что его интересует богатство, абсолютно неверна».
В конце концов, Кабиру пришлось отправиться в хижину и попросить Камаля: «Прости меня, возвращайся. Я ошибался. Ты просто испытывал меня — рассержусь я или нет — и я действительно рассердился. Я полагал, что в тебе была жадность».
Камаль сказал: «Я — твоя кровь, твоя плоть, сама твоя сущность. Как ты мог вообразить, что я жадничаю? Ты рассердился и выдал себя: все твое учение — не гневаться, не жадничать — поверхностно.
Это не твое дело. Если я беру вещи, почему это тебя интересует? Вероятно, жадность есть в тебе. Твоя жадность в любой момент может выйти наружу — точно так же, как и гнев. Если бы в тебе не было жадности, ты бы попросту свидетельствовал, что Камаль берет вещи, вот и все. Это дело Камаля — позаботиться о своей собственной сущности, это не твое дело. Я не твой ученик. Я сам Мастер».
Кабир заглянул в себя и согласился с Камалем: «Наверное, ты прав. Моя заинтересованность и злость на то, что ты собираешь деньги, демонстрирует моюжадность — не твою жадность, демонстрирует мойгнев — не твой гнев. До чего же радостно ты уходил, коснувшись моих стоп, со словами; «Если ты говоришь, что твоя семья оканчивается на тебе, тогда новая семья начинается с меня».
И он убедил Камаля вернуться в семью. Он был преемником Кабира, гораздо более великим человеком, гораздо более осознающим, алертным, гораздо более сознательным. Но, как ни странно, помнят именно Кабира. Он организовал религию своих последователей — Кабир Пантх —Путь Кабира. У Камаля нет ничего. Он не создал никакого движения. Несмотря на то, что сотни людей слушали его, он оставался только другом. Он помогал им, делился своим светом, но никогда не давал никакой дисциплины, никаких заповедей, никаких принципов движения.
Когда вы познаете медитацию, вы не должны никому следовать. Ваши глаза открыты, и ваш собственный свет освещает ваш путь; и все хорошее и правильное случается без выбора. Вам не приходится делать этого — вы не можете делать иначе.
В течение шестисот лет в Китае буддизм был только интеллектуальным упражнением, гимнастикой. Но когда Бодхидхарма пришел в Китай, он полностью изменил понятие о дзен. Люди говорили о дзен, как будто это одна из философий — а это не так; как будто это одна из религий — а это не так. Это бунт против ума, а все ваши религии и философии — часть ума.
Это единственный бунт против ума, против личности, единственный бунт, сметающий все ограничения, которые держат вас в тюрьме, и дающий квантовый скачок в ничто. Но это ничто очень живое. Это жизнь, это существование. Это не гипотеза. А когда вы прыгаете, первое переживание — это то, что вы исчезаете. Последнее переживание — то, что вы становитесь целым.
Несколько вопросов.
Первый вопрос:
Почему такое множество западных интеллектуалов с головой ушло в исследование дзен?
Они чувствовали огромный вакуум, и они хотели заполнить этот вакуум. Вы не можете жить в вакууме. Вакуум пуст, и из-за этой опустошенности жизнь делается унылой, серьезной.
Все религии заполняли ваш вакуум ложью. Теперь эта ложь разоблачена. Наука многое сделала для разоблачения этой лжи, и великие медитирующие, мистики всего мира проделали огромную работу по разоблачению всевозможной религиозной лжи.
Современный человек находится в странном положении: старое рухнуло, оно было обманом, а новое еще не настало. Поэтому возник разрыв, интервал, и западная интеллигенция старается подыскать что-то такое, что не будет снова ложью, что не будет просто давать вам утешение, но то, что будет трансформировать вас, то, что принесет глубокую революцию в само ваше существо.
Безусловно, дзен — это правильный подход к существованию, предельная истина. Без веры во что-нибудь, не будучи последователем или верующим, вы просто вступаете в свое внутреннее пространство, вы вступаете в необъятное ничто целого. И это то самое ничто, откуда вы пришли и куда уйдете снова.
Когда источник и цель станут одним, у вас появится великое празднование. В этом праздновании не будет вас, но все существование примет в нем участие. Деревья будут осыпать вас цветами, птицы будут петь песни; океаны и реки — все будут радоваться.
Все существование становится вашим домом в тот миг, когда ваше сердце тает во вселенском сердце. Именно здесь случается дзен, В этом таянии во вселенной вы возвращаетесь к изначальному истоку, свежему, вечному, безвременному, безграничному. Единственное, что необходимо — это свобода от «себя». В этом сущность дзен.
Вы слышали о многих свободах: политической свободе, психологической свободе, экономической свободе — есть много видов свободы. Но дзен — это наивысшая, предельная свобода: свобода от самого себя. Ее нельзя принять на веру, ее нужно пережить. Только тогда вы знаете. Это вкус. Любой скажет, что сахар сладок; однако, если вы не пробовали сахар, вы услышите слово «сладкий», но не поймете, что это такое. Единственный способ дать вам понять — это если кто-то положит сладкое вам в рот.
Функция мастера дзен — заставить вас пережить ничто или, другими словами, привести вас к вашему собственному ничто. Мастер изобретает методы, а когда они становятся старыми и рутинными, он отбрасывает их, он находит новые методы, новые пути.
Двадцать пять веков прошло с тех пор, как Гаутама Будда без единого слова отдал цветок лотоса Махакашьяпе и сказал собравшимся: «Я сказал вам все, что мог сказать. То, что я сказать не могу — хотя и хочу, но это просто невозможно, — я передаю Махакашьяпе». Лотос был просто символом: пока вы не раскроетесь, как цветок лотоса на раннем утреннем солнце, когда капли сверкают жемчужинами на лотосовых листьях... Это безмолвная передача лампы. Ничего не говорится.
Махакашьяпа в первый раз приблизился к Будде, взял цветок лотоса, коснулся его стоп, возвратился и молча сел под своим деревом. Махакашьяпа — первый патриарх дзен.
Так что по своей родословной дзен, семья дзен — это ответвление, очень тихое ответвление буддизма. Они любят Гаутаму Будду, потому что на самом деле дзен родился из его исчезновения. Он передал его Махакашьяпе, а потом на Махакашьяпе лежала ответственность за то, чтобы находить людей, которым он мог бы передать его.
Таким образом, с того самого момента, двадцать пять веков назад, он передается без всяких произвольных средств, без всяких слов, от мастера к ученику: от того, кто пришел домой, к тому, кто просто блуждает вокруг и не может найти дороги.
Мастер действует как друг. Он берет вас за руку и выводит на верный путь, помогает вам открыть глаза, помогает вам справиться и превзойти ум. Как раз тогда, когда открывается ваш третий глаз, вы начинаете смотреть вовнутрь. Когда вы смотрите вовнутрь, работа мастера закончена. Теперь дело за вами.
Вы можете проскочить тот небольшой промежуток между своим умом и не-умом за одно мгновение, через огромную интенсивность усилия. Либо вы можете путешествовать медленно, нерешительно, останавливаясь, пугаясь того, что вы теряете определенность своего ума, теряете определенность своей индивидуальности, что все границы исчезают. Что вы делаете? На миг вы можете подумать: «Вдруг это приведет к развалу, вдруг ты не сможешь снова возвратиться к уму? И кто знает, что там ждет впереди? Все исчезает...»
Если вы уделяете слишком много внимания вещам, которые исчезают, вы можете остановиться от страха. Мастер все время фокусирует ваш ум на вещах, которые происходят, — не на вещах, которые исчезают. Он постоянно побуждает вас смотреть на блаженство, замечать тишину, которая нисходит на вас. Смотрите: какой покой, какая радость, какой восторг. Он беспрерывно подчеркивает то, что происходит, а не то, что уходит: тревога, отчаяние, боязнь, мука — он не дает вам даже заметить их. То, что исчезает, не стоит удерживать. Продолжайте смотреть на то, что появляется из ничто.
Итак, вы набираетесь смелости, становитесь более дерзновенными. Вы знаете, что ничего плохого не случится. С каждым дюймом движения происходит что-то большее. И, наконец, когда вы вступаете в самый источник своего существа, центр своего существа, целая вселенная опускается на вас, — точно как сказал Кабир перед смертью: «Целый океан упал в каплю».
Если вы пережили эту красоту, этот восторг, это божественное опьянение, зачем вам индивидуальность? Кому нужна личность? Что дала вам личность, кроме тревоги, кроме ада? А это ничто настолько чисто, неограниченно. В первый раз вы обнаруживаете бесконечность, вечность, — и все тайны существования внезапно отворяют свои двери перед вами. И они продолжают отворяться... дверь за дверью...
Нет конца этому путешествию, это бесконечное странствие. Вы всегда достигаете, достигаете и достигаете, но вы никогда не прибываете. И каждый миг вы идете, все глубже в блаженство, в восторг, в истину, и не бывает полной остановки.
Манифест дзен абсолютно необходим, потому что все старые религии разваливаются; и прежде чем они развалятся и человечество окажется в полной растерянности, дзен должен быть распространен по всей земле. Прежде, чем старый дом рухнет, вы должны создать новый дом.
И на этот раз не совершайте той же самой ошибки. Вы жили в доме, которого не было, поэтому вы и страдали от дождя, зимы, солнца — ведь дом был только воображением. На этот раз действительно войдите в свой подлинный дом, а не в какой-то рукотворный храм, некую созданную человеком религию. Войдите в собственное существо. Зачем быть все время копией?
Это время чрезвычайно важно. Вы родились в самый удачный момент, когда старое утратило свою весомость, свою доказательность, когда старое висит на вас только потому, что вам недостает смелости выйти из тюрьмы. А между тем двери открыты — фактически, никаких дверей никогда и не было, поскольку дом, где вы живете, полностью воображаемый. Ваши боги — воображаемые, ваши священники — воображаемые, ваши святые писания — всего лишь игра воображения.
На этот раз не совершайте той же самой ошибки. На этот раз человечество должно совершить квантовый скачок от старой ветхой лжи к свежей, вечно новой истине. Это и есть Манифест дзен.
Второй вопрос:
Д. Т. Судзуки, человек, который открыл, дзен для западной интеллигенции, говорил: «Дзен надо хватать голыми руками, без перчаток». Не мог бы ты это прокомментировать?
С рациональной стороны его утверждение прекрасно. Дзен следует понимать, «хватать» голыми руками, без перчаток. Он подразумевает, что в мир дзен нужно входить без всяких убеждений, без всяких гарантий, без всяких страховок, без всяких перчаток. В дзен следует входить с голыми руками, нагими.
Но это утверждение все еще интеллектуально. Он не был ни мастером дзен, ни даже человеком дзен. Если бы он был мастером дзен, он не сказал бы так. Мастер дзен не может сказать, что дзен надо схватить.Дело не в том, чтобы схватить. Это старый язык ума, язык «покорения природы». Теперь он завоевывает дзен.
Дзен — это ваша реальность. Кого вы собираетесь хватать? Кого собираетесь завоевывать? Вы и естьдзен.
А что он подразумевает под «голыми руками»? Руки туда не дотянутся — ни голые, ни в перчатках. Руки символизируют движение наружу, они всегда указывают вовне. Все ваши чувства открыты к внешнему, все они экстравертны. Ваши уши слышат звук, который приходит снаружи, ваши глаза видят краски, свет, который приходит снаружи, ваши руки все время хватают — то, что снаружи вас. Ни одно из ваших чувств не может добраться внутрь. Для внутреннего, есть другое восприятие — третий глаз. Там нет рук.
Между вашими бровями, точно посередине, есть место, которое может смотреть внутрь. Когда вы закрываете глаза, пытаясь заглянуть внутрь, устремляясь к своему центру, вы постоянно наталкиваетесь на третий глаз. Поскольку он не открывался многие века, он разучился открываться. Поэтому, ежедневная медитация... и однажды вы вдруг обнаружите — третий глаз открылся, и путь чист и абсолютно ясен. Вам надо просто пойти к центру.
Так что никаких рук нет, и дело не в завоевании. Это ваша природа. Сама идея, что дзен надо овладеть, создает двойственность: вы — человек, который намерен овладеть дзен, а дзен — нечто отличное от вас. Это создает двойственность. Именно поэтому мне абсолютно ясно, является ли человек просто интеллектуалом или обладает опытом. У меня свой четкий критерий, по которому я определяю: этот человек говорит только от ума. Как бы ни был умен Д. Т. Судзуки, я говорю вам: он не мастер, он все еще живет в двойственности.
ум двойственен, он всегда разделяет вещи на противоположности: завоеватель и завоеванное, наблюдатель и наблюдаемое, объект и субъект, день и ночь. Он постоянно разделяет вещи, которые неразделимы. День неотделим от ночи; рождение неотделимо от смерти. Это одна энергия. Но ум все делит на полярности, противоположности. В существовании нет противоположностей; все противоречия являются лишь кажущимися. В глубине все противоречия сходятся.
Поэтому, когда кто-то говорит: «Хватай, завоевывай», — он по-прежнему говорит языком ума и по-прежнему насильственен. Его слова выдают это.
Дзен не должен быть ни объектом, ни субъектом. Это трансцендентальный опыт. Всякая дуальность превзойдена: наблюдатель и наблюдаемое становятся одним, познающий и познаваемое становятся одним. Так что вопрос не в завоевании или хватании, вопрос в том, чтобы расслабиться внутри самого себя.
Это не сражение и не война, это чистое успокоение, глубокое погружение внутрь своего покоя. И когда вы погружаетесь все глубже и глубже, вы обнаруживаете, что таете. В тот миг, когда вы приходите к единству с существованием, вы достигли своей природы. Это возможно только через расслабление, через покой.
Утверждение Судзуки рационально, но не экзистенциально, а дзен — это единственный экзистенциальный подход в мире.
Небольшая биографическая справка:
Однажды, во время путешествия Танка Теннен остановился на ночь в храме.
Вы знаете смысл слова Теннен?— это означает «абсолютно естественный».
Дзен — это ваша природа; известно вам это или нет, не имеет никакого значения. Если вы знаете, то не будете спотыкаться попусту, не будете снова и снова падать в одни и те же ямы. Если вы знаете, то будете идти как зрячий человек. Если вы не знаете, то будете идти, с закрытыми глазами. Всю свою жизнь вы будете терпеть ненужное страдание, напряжение, тревогу. Но по отношению к вашей внутренней природе это безразлично. Вы являетесь буддой все время — спящим, бодрствующим — известно вам это или нет. Если известно, жизнь становится блаженством. Если неизвестно, жизнь становится страданием.
Так что это просто вы. Если вы готовы погрузиться глубоко внутрь себя, пребывая в глубоком покое... Это не победа, это просто воспоминание, что буддовость является вашей природой, вашей дхаммой.
Танка Теннен остановился на ночь в храме. Было так холодно, что он разложил костер из одной деревянной статуи Будды. Когда на следующее утро храмовые монахи стали стыдить его, Танка объяснил, что сжег статую, чтобы собрать кости Будды.
«Разве могут быть кости у деревянной статуи?» — спросил монах Танку Теннена.
«Тогда почему вы ругали меня?» — ответил Танка.