Раджниш Бхагаван. Манифест Дзен. Свобода от себя

 
    На это Танка сделал несколько шагов вперед. Нан-е сказал: «Неправильно».
 
    Танка обошел вокруг Нан-е...Обойти вокруг Нан-е — это символ огромного уважения; завершенный круг — это выход из источника и новое возвращение к источнику как к цели. Совершая полный крут, он выражал: «Ты совершенно просветленный, полностью просветленный. Мне нечего спросить, нечего сказать». Он просто ушел, без слов, без вопросов. Этих символов было довольно.
    Нан-е прокомментировал(когда Танка ушел): «Прежние золотые деньки далеко».
   Прежде это было совершенно обычным — просветление. Найти такого человека, как Танка Теннен, было самым обычным делом; но те золотые дни прошли, и люди теперь до того ленивы, что не сделают даже нескольких шагов назад, внутрь.
    «Лет через тридцать»,— предсказывал он, — «к этому парню не подступишься».
   Он так молод, и уже обладает поразительной ясностью, он уже просветленный. Через тридцать лет, когда он станет зрелым человеком и его круг завершится — он уже начал двигаться к завершению... Нан-е говорит: «Лет через тридцать этот человек будет одним из величайших мастеров, каких когда-либо знал мир. Тогда к нему не очень-то подступишься.
   Якусай написал:

 
Первые заморозки,
Мой путь лежит на северо-восток,
обращенный к звездам.
 

 
   Таков путь каждого, кто углубляется в медитацию. Кажется, что вы углубляетесь в медитацию, но одновременно что-то в вас поднимается ввысь, к звездам. Это происходит одновременно. Корни уходят в глубину, а дерево растет ввысь.
   Медитируя, вы создаете корни глубоко в своих истоках. Напитавшись, ваше сознание начнет движение к звездам — колонна света уходит к запредельному.
 

 
Первые заморозки.
Мой путь лежит на северо-восток,
обращенный к звездам.
 

 
   Человек медитации, куда бы он ни шел, всегда движется к звездам, потому что он всегда движется к источнику насыщения. Когда он укрепился корнями в земле, у него нет проблем. Где бы он ни был, он движется все выше и выше, подобно ливанскому кедру. Эти древние деревья — им сотни, тысячи лет — по-прежнему растут вверх, к звездам. Красота этих деревьев просто напоминает нам, что таков же путь человеческого сознания: глубже в землю, выше в небо.
 
   Вопрос Маниши:
    Возлюбленный Ошо,
    Д. Т. Судзуки описывает два различных типа «видения», обозначенные двумя разными китайскими иероглифами.
 
   Я уже сказал вам, Д. Т. Судзуки все еще в уме; отсюда разделение. Даже видение разделяется на два типа.
   Д. Т. Судзуки описывает два различных типа «видения», обозначенные двумя разными китайскими иероглифами. «Кан» состоит из руки и глаза и значит «наблюдать объект как независимый от наблюдателя» — объективное знание. Вы смотрите на дерево. Дерево отлично от вас, это один вид видения.
 
    «Видимое и видение есть две отдельные сущности».
    С другой стороны, иероглиф «Чин» составлен из одного глаза и двух распрямленных ног; он означает чистый акт видения, Судзуки рассматривает различие между этими двумя типами видения как «революционное в истории дзенской мысли».
 
   Во-первых, дзен не есть мысль. Во-вторых, акт чистого видения вообще нельзя называть «актом чистого видения». Что вы видите? Для видения — для того, чтобы видеть — вам необходим объект.
   Медитирующий выходит за пределы объекта и за пределы субъекта, за пределы первого китайского иероглифа, «кан», который означает двойственность — видящий и видимое, познающий и познаваемое — и второго иероглифа, «чин», который означает чистый акт видения. Однако само слово «видение» значит, что там есть что-то, иначе как вы можете видеть? Что вы увидите? Если ничего нет, видение исчезает, появляется бытие.
   Потому я ни в чем не соглашусь с Д. Т. Судзуки. Эти два типа видения являются просто умом, логикой, рациональностью, но не медитацией, не дзен. Дзен выходит за пределы видения и за пределы видимого. Он входит в бытие — просто бытие, совершенно тихое, созвучное с существованием.
   Там нет двойственности, нет также и единства — вы должны понять это — потому что если двойственности нет, вы не можете назвать это единством. «Один» немедленно предполагает «два»; потому Гаутама Будда не пользуется словом «единство». Он использует слово адвайта —недвойственность. Оно имеет огромное значение.
   Когда вы говорите «один», тут же вы вспоминаете про «два». Как может один существовать без двух, трех, четырех, пяти, шести, семи?.. Один — это число; оно просто предшествует двум. Если существует один, тогда последуют тысячи чисел, миллионы, триллионы. Этому нет конца. Если вы начали с одного — значит, вы пустились в долгое путешествие без конца.
   Чтобы избежать этого, был найден окольный путь: не говорить «единство с существованием», а говорить «недвойственность». Это в точности то же, что и единство, но из-за языка возникают трудности. Разве может существовать один без двух? Так что не говорите «один», просто скажите: «не два». Подразумевается единство, но говорить это не обязательно. Оно невыразимо, но сказав «не два», вы указали направление. Вы намекнули на него простым жестом — не поднимая никакого шума. Это просто намек.
   Судзуки упускает суть. Революционный шаг — это не дзенская мысль, а опыт дзен. Этот опыт является «недвойственностыо». Там нет видящего и нет видимого, есть просто бытие.
   Время Сардара Гурудаяла Сингха.
 
   Дайте свет! Я люблю видеть, как мои люди смеются. Я категорически против серьезности, но, к несчастью, должен обсуждать серьезные вещи. Однако это хорошо — сделать вас сперва серьезными: тогда смех приходит гораздо легче. Тогда он дает огромное расслабление.
   Малыш Альберт вбегает в сельский магазин и подскакивает к прилавку.
   — Эй, мистер, — кричит он старому Джо, хозяину. — Когда мой папа чинил крышу, лестница выскользнула из-под него. Сейчас он висит, уцепившись пальцами за подоконник верхнего этажа!
   — Сынок, — говорит старый Джо, — ты попал не туда! Тебе нужна полиция — и поспеши!
   — Нет, — говорит Альберт, — вы не поняли. Мне не хватает пленки для видеокамеры!
   В одно прекрасное воскресное утро на Чудную Полянку Веселеньких Придурков приехал старый отец Фунгус. Гость проповедовал в маленькой часовне приюта умалишенных. Он рокотал и бушевал на своей кафедре, он вопил о проклятии и адском пламени, он ворковал о Божьей милости и нежных эманациях Святого Духа... и вдруг Придурок Мелвин вскочил с места, воздел руки в воздух и закричал:
   — Дерьмо собачье! Неужели мы должны выслушивать этого идиота?
   Придурок Мелвин, улыбаясь, уселся обратно. Наступила зловещая тишина. Отец Фунгус в крайнем
   замешательстве обернулся к директору госпиталя доктору Дерьмоуту.
   — Боже мой! — сказал, заикаясь, священник. — Мне замолчать?
   — В этом нет необходимости, святой отец, — позевывая, отвечал Дерьмоут. — Больше этого не повторится. Придурок Мелвин говорит что-нибудь дельное только раз в семь лет.
   Два известных любителя музыки, кардинал Катзасс и Папа Польский потягивают вино и болтают о том, о сем в личных покоях Папы в Ватикане.
   — Вы знаете, — говорит Катзасс, обращаясь к Папиному известному интересу к клубничке, — у меня есть очень необычная музыкальная знакомая.
   — Правда? — говорит папа.
   — Да, — продолжает Катзасс. — Я обращаюсь с ней, как с гитарой — прижимаю вверху, а играю внизу, и получается замечательная музыка!
   — Что ж, — говорит Папа Польский, — должен признаться, что у меня тоже есть очень необычная музыкальная знакомая.
   — Неужели? — восклицает Катзасс.
   — Да, — продолжает Папа. — С моей я обхожусь, скорее, как с грампластинкой. Я укладываю ее, и мы занимаемся прекрасной музыкой. А минуты через три я переворачиваю ее!
   Ниведано...
 

 

 
   Ниведано...
 

 
   Будьте безмолвны...
   Закройте глаза...
   и почувствуйте свое тело совершенно застывшим.
   Это подходящий момент, чтобы заглянуть внутрь.
   Соберите свою энергию, тотально соберите сознание и
   устремитесь к самому центру своего существа. Он прямо под
   пупком, точно на два дюйма ниже, внутри вас.
   Но это получится только у тех, кто устремится так
   настоятельно и интенсивно, как будто это последний миг
   жизни. Вам надо сделать это сейчас или никогда.
   Быстрее и быстрее... Глубже и глубже...
   Вы приближаетесь к центру своего существа. Великое
   безмолвие нисходит на вас подобно нежному дождю. Вы
   чувствуете прохладу. Вместе с вами вся ночь становится
   тихой.
   Немного ближе к вашему центру — и великий покой
   окружает вас, поглощает вас. Вы тонете в нем. Это покой,
   который мистики назвали «покой, который превосходит
   понимание».
   Еще немного ближе... и цветы начинают осыпать вас
   блаженством, восторгом. Вы начинаете чувствовать себя как
   пьяный — но это необычное опьянение, это божественное
   опьянение. И только в этом божественном опьянении вы
   можете совершить последний шаг. Вступить в свой центр.
   Он открыт запредельному, именно здесь вы соединены с
   космосом. Вы встретите здесь свое подлинное лицо. Лицо
   Гаутамы Будды было принято на Востоке как символ
   подлинного лица.
   Встреча с буддой — очень странное переживание, потому
   что вы начинаете исчезать, сходить на нет. И когда вы
   сходите на нет, будда становится все более и более прочным
   и сильным. Это ваша истинная неотъемлемая сущность.
   Единственное качество, которым обладает будда — это
   свидетельствование. Вам надо становиться все более и более
   созвучными с этим качеством, потому что только оно может
   привести вашего будду из центра на периферию. Он может
   стать всей вашей жизнью. Он есть высший и последний
   танец.
   Гаутама Будда — это Манифест дзен.
   Свидетельствуя, вы начинаете исчезать.
   Вот что я назвал свободой от себя.
   Свидетельствуйте, что вы не тело.
   Свидетельствуйте, что вы не ум.
   Свидетельствуйте, что вы только свидетель — и все начинает
   вставать на свои места.
   Сделай это свидетельствование более ясным и глубоким,
 
   Ниведано...
 

 
   Расслабьтесь...
   Это только вопрос расслабления, это не усилие. Просто опуститесь поглубже в свою собственную глубину, будьте в самом центре своего жизненного источника. Этот жизненный источник, этот сок, что струится повсюду вокруг вас, начнет потрясающую метаморфозу внутри вас. Вы будете чувствовать, как вы таете, таете, таете... Аудитория Гаутамы Будды становится океаном сознания. Десять тысяч будд исчезли в едином океаническом переживании.
   Это и есть Манифест дзен: свобода от самого себя. Соберите все эти переживания — грацию, красоту, истину, блаженство. Вам нужно взять их с собой. Они должны стать вашей повседневной жизнью. Я не учу никакой другой морали. Я учу спонтанности, а мораль — просто ее тень. И поскольку она приходит от ваших истинных истоков, вы никогда не чувствуете, что вами командуют, вы не чувствуете господства над собой, не чувствуете себя рабом. Вы никогда не чувствуете себя овцой. Вы начинаете быть львом. Ваша мораль, ваш ответ существованию становится львиным рыком. Красота и сила — и эта сила безвредна... Любовь, которая так и переполняет вас, без всяких условий, просто дар, благословение всему существованию... И грация, которая изменяет не только ваше сознание, но даже ваше тело.
   Ваши жесты становятся так осмысленны, так значительны, так прекрасны — подобно розам.
   Ваши глаза становятся подобны звездам.
   Ваше сердце начинает биться в созвучии с вселенским сердцем.
   Эта синхронизация есть Манифест дзен.
   И не забудьте уговорить Гаутаму Будду прийти с вами.
   Есть три шага просветления...
   Первый: Гаутама Будда приходит позади вас совсем как тень — но тень не темная, она светлая. В ней нет личности, но лишь присутствие, потрясающее присутствие. Это тепло, вы в первый раз чувствуете любовь самого существования. Это спокойствие и одновременно прохлада. Таково чудо дзен. Со вторым шагом вы становитесь тенью. Ваша тень, конечно, темная; это ложное, это было вашей тюрьмой. Гаутама Будда выходит вперед. Это великая революция, потому что ваша тень немедленно начинает исчезать. И третий шаг наступает спонтанно: свобода от самого себя. Вас больше нет, есть только существование, жизнь, осознание.
   Все это даровано Гаутамой Буддой. Он был первым человеком в истории, принесшим этот прорыв, превратившим горизонтальное сознание в вертикальное. Ваши корни уходят глубоко в землю, а ветви и цветы распускаются в небе.
   Это встреча с вселенной, слияние с существованием. Возникает великое празднование, и не только внутри вас, все существование участвует в нем.
 
   Ниведано...
 

 
   Возвращайтесь…
   но возвращайтесь как Гаутама Будда, с той же грацией, той
   же красотой, тем же безмолвием, тем же божественным
   опьянением, и посидите несколько мгновений, чтобы
   вспомнить себя на золотом пути, что вы прошли — красоту,
   блаженство, экстатический опыт достижения центра своего
   существа, который раскрывается в космос.
   Дзен — это не что иное, как раскрывание в космос.
   Вы исчезаете, только существование остается.
   Это есть окончательная свобода;
   свобода от самого себя.
   Эта свобода становится великим празднованием. Вы танцуете со звездами, вы танцуете с океаном, вы танцуете с деревьями, вы танцуете под небом, под звездами. Внезапно целый космос становится вашим домом. Вы не чужой, вы не посторонний. Вы принадлежите этому существованию. Это существование принадлежит вам. Это революция, которую дзен несет человечеству. Это великий дар дзен миру.
   Для вас настало время начать празднество жизни, танец, глубоко синхронный с существованием — и принести огонь дзен всему свету. Это единственная возможность спасти человечество от самоубийства.
 
   Хорошо, Маниша?
   Да, Ошо.
 

ПУСТЬ ХРИСТИАНСКИЙ КОРАБЛЬ ТОНЕТ

   21 ФЕВРАЛЯ 1989 ГОДА аудитория Гаутамы Будды, Пуна, ИНДИЯ
 
    Возлюбленный Ошо,
    Однажды на пути к Ма-цзы Танка Теннен встретил старика и мальчика, и он спросил у них, где они живут. Старик ответил: «Наверху небо; внизу земля!»
    Танка сказал: «А что если бы небо обрушилось, и земля развалилась на части?»
    Старик промолвил: «Ax! Ax!»
    Мальчик глубоко вздохнул, и Танка сказал: «Если бы не было отца, не родился бы ребенок».
    Старик и ребенок двинулись в горы, и больше их не видели.
    Как-то Танка Теннен улегся на мосту Теншин. Господин Тейко, который отвечал за мост, вышел и предупредил Танку, что ему лучше уйти, но Танка не встал.
    Тейко спросил, отчего тот не слушает его. Спустя несколько мгновений Танка промолвил:«Я — монах от Ничто».
    Тейко был поражен ответом Танки Теннена, и с той поры обеспечивал того одеждой и ежедневной пищей.
    После этого инцидента Танку Теннена почитал весь город.
 
   Друзья, Первый вопрос:
    В видении Томаса Мертона:
    «Дзен не есть систематизированное объяснение жизни, это не идеология, это не мировоззрение, это не теология откровения и спасения, это не мистика, это не путь аскетического совершенствования, это не мистицизм, как его понимают на Западе; фактически, он не укладывается ни в одну из наших категорий, Следовательно, все наши попытки повесить на него ярлык и этикетки — такие как пантеизм, квиетизм, иллюминизм, пелагианизм — должны быть совершенно неуместными.
    Но главная особенность дзен в том, что он отвергает все систематические изыскания, чтобы вернуться, насколько возможно, к чистой, не сформулированной и необъясненной почве прямого опыта. Прямого опыта чего? Самой жизни».
    Возлюбленный Мастер, Томас Мертон понял суть?
 
   История Томаса Мертона очень грустна. Возможно, он был одним из западных людей, подошедших к дзен очень близко. Он обладал чувствительностью поэта; другие подходят к дзен при помощи своего интеллекта, своего ума. Томас Мертон подходит к дзен при помощи своего сердца. Он чувствует его, но он не смог испытать прямого опыта, о котором говорит. Он мог бы стать первым мастером дзен на Западе, но ему помешала католическая церковь.
   Томас Мертон был траппистским монахом под началом Ватикана. Траппистские монахи это - сильнее всего истязающие себя аскеты в христианстве. Возможно, поэтому их и назвали траппистами (Trappists) —пойманными (trapped)навсегда.
   Томас Мертон писал замечательные стихи, и он снова и снова просил разрешения отправиться в Японию и пожить в монастыре дзен, чтобы получить прямой опыт дзен. Но в разрешении ему было отказано шесть раз; снова и снова ему отказывали.
   Если бы он действительно понимал дзен, то не побеспокоился бы даже о том, чтобы просить разрешения. Кто такой Ватикан? Кто такой папа? Мастер дзен, спрашивающий разрешения у непросветленных людей — такого не бывает. А он следовал приказаниям Ватикана и аббата своего монастыря.
   Он прочел о дзен все, что было доступно на английском языке. Наконец он получил возможность поехать, но он не понимал метода работы организованных религий. В Таиланде, в Бангкоке собиралась католическая конференция миссионеров, и он попросил разрешения посетить конференцию. В глубине своего сердца он собирался на эту конференцию в Бангкок просто потому, что оттуда он мог бы попасть в Японию, не спрашивая ни у кого разрешения.
   Но Папа, лидеры Ватикана и его аббат — все они были осведомлены о его постоянном стремлении, попасть в монастырь дзен.
   В последний день конференции в Бангкоке Томас Мертон говорил о дзен. К тому же, он упоминал, что очень хотел бы поехать в Японию из Бангкока. Той самой ночью его нашли мертвым. И никого не информируя, его тело немедленно бальзамировали, безо всякого вскрытия и без установления причины смерти. После того, как тело бальзамировано, вскрытие невозможно. Есть все основания подозревать, что его отравили, чтобы помешать ему поехать в монастырь дзен.
   Убийство было аргументом так называемых религий. Это совершенно не религиозный подход. Если он хотел испытать опыт дзен, любой религиозный человек позволил бы ему. Именно так происходит в дзен. Мастер никогда не отказывает ученику, если тот заинтересован в каком-то другом монахе, в каком-то другом монастыре — может быть, принадлежащем к другой ветви — Сото или Ринзай... Разрешение дается благосклонно, и не только тем, кто стремится идти куда-то еще. Даже сам мастер, если он чувствует, что какой-то другой мастер будет более подходящим, какой-то другой путь, ведущий к прямому опыту, более подходит ученику, будет оправлять своих собственных учеников в другие монастыри. Это совершенно иной мир, мир дзен, лишенный соревнования, в котором не возникает вопроса об обращении.
   Убийство Томаса Мертона показывает скудость католицизма и христианства. Почему они так боялись? Страх был в том, что Томас Мертон уже восхвалял дзен, и несмотря на то, что он жил в монастыре, по-видимому, он колебался между дзен и христианством. Дать ему шанс поехать в Японию, и получить прямой опыт у мастера было бы опасным. Он мог бы увлечься дзен на всю свою жизнь. Эти так называемые религии до того ревнивы; у них нет никакого сострадания к индивидуальному росту, свободе.
   Убийство Томаса Мертона — это не только убийство Томаса Мертона, это должно заставить каждого христианина осознать, что христианство не есть религия. В глубине оно более заинтересовано в количестве. Количество обладает своей собственной политикой. Чем больше количество ваших последователей, тем больше у вас власти, чтобы господствовать. И они всегда боятся, что любой, кто оставит их церковь, явится соблазном.
   Но абсолютно несомненно, что Томас Мертон уже чувствовал в своем сердце огромную потребность в дзен. Христианство его больше не удовлетворяло. Всю свою жизнь он был монахом в монастыре, но мало-помалу, когда он познакомился с дзен, он смог увидеть, что христианство вовсе не было религией; вымысел, ложь, верование, но не прямой опыт. Сама идея дзен как не систематичного, индивидуального подхода к истине прямым путем — не через теологию, не через веру, не через философию, а посредством медитации — чрезвычайно привлекала его, но это пока еще не было опытом.
   Томас Мертон гораздо лучше Судзуки, Алана Уотса, Пола Репса, Роберта Бенойта и многих других, кто писал о дзен. Он подходит ближе всех, потому что он не говорит, исходя из головы, он говорит, исходя из сердца поэта.
   Однако сердце всего лишь посредине, между головой и сущностью. Пока вы не достигли сущности, вы не имеете опыта самого себя. Но он был восприимчивым человеком; ему удалось констатировать вещи, которых он не пережил.
   Его утверждение прекрасно, но оно ясно показывает, что он не переживал этого сам. Это его понимание — конечно, гораздо более глубокое, чем у любого другого западного знатока дзен. Если бы это действительно было прямым опытом для него, таким путем, как он говорил, он не заботился бы ни о чьем разрешении, он не заботился бы о христианстве. Он бы вышел из этой паствы — которая была просто рабством и ничем больше.
   Поскольку он так и не вышел из церкви, что показывает то, что он висел посредине — он все еще не был уверен. Он не испытал вкус истины. Он только слышал о ней, читал о ней и чувствовал, что, по-видимому, есть другой подход, всецело отличный от подхода христианства. Но христианство по-прежнему держало его мертвой хваткой. Он не смог быть бунтарем — и именно в этом он оказался несостоятельным, совершенно несостоятельным.
   Человек дзен в своей основе мятежен. Томас Мертон не был мятежным, он был очень покорной личностью. Покорность — это еще одно название для рабства, прекрасное название, которое не задевает вас, но это духовное рабство. То, что он, получив шестикратно отказ на свою просьбу, все же оставался в церкви ясно показывает, что духовно он был рабом. Хотя он и демонстрировал глубокую заинтересованность в дзен, эта заинтересованность была, самое большее, чуть глубже ума, но недостаточно глубока, чтобы достичь сущности. Он остался висящим посредине. Быть может теперь, в своей новой жизни, он окажется здесь или в Японии — самое вероятное, он здесь, среди вас — потому что таким было его последнее желание перед смертью.
   Как только конференция окончилась, и он отправился спать, тут же он был отравлен. Когда он умирал, размышляя о дзен, его последним желанием, очевидно, было поехать в Японию, быть с мастером. Он прожил под властью христианства всю свою жизнь; но это не принесло ему свершения, не сделало его просветленным. Это было лишь утешением.
   Только глупцов можно обмануть утешениями, ложью и выдумками. Человек столь сильной восприимчивости, какой обладал Томас Мертон, не мог быть одурачен. Но долгая постоянная покорность превратилась в духовное рабство. Он пытался выскользнуть из Бангкока — ведь там не было нужды спрашивать аббата монастыря, не было нужды спрашивать Папу. Он мог просто уехать из Бангкока.
   Но эти так называемые религии убийственны. Они, очевидно, были наготове. Он стал проявлять интерес к Японии и не возвратился в свой монастырь прямо из Бангкока, как только конференция закончилась... убийцы были тут как тут. И когда он заметил в своей последней речи на конференции, что чрезвычайно заинтересован в дзен и хотел бы съездить отсюда в Японию, это заявление стало его смертью.
   Так что это касается не только Аятоллы Хомейни. Здесь убивали и убивали, столетие за столетием, тех людей, которые хотели выйти из рабства, искать и исследовать истину по-своему; которые хотели избавиться от всех систем, которые хотели получить прямой опыт жизни.
   Слова Томаса Мертона прекрасны, но это пустые слова, потому что за ними нет поддержки опыта. Я прочту эти слова снова.
    «Дзен не есть систематическое объяснение жизни», —но так может очень легко сказать любой человек, читающий книги о дзен. Это не систематическое объяснение жизни; фактически, это вообще не объяснение. В этом разница. Он отрицает. « Дзен не есть систематизированное объяснение жизни».
    Яговорю вам, дзен это вообще не объяснение жизни или существования. Это опыт,не объяснение. Это не идеология.
   Так может сказать любой человек, читающий книги по дзен. Но это констатировало с такой определенностью столько людей, обладавших лишь интеллектуальным пониманием, что это не большой показатель наличия у Томаса Мертона какого-нибудь опыта. Дзен, безусловно, не идеология, не мировоззрение. Все это разные слова для выражения одного и того же: «систематическое объяснение, идеология, мировоззрение, теология откровения и спасения».Он попросту тавтологичен, он высказывает одну и ту же вещь снова и снова, разными словами.
    «Это не мистика» —здесь он ошибается. Это так, хотя этого и не заявлялось. Вот почему он подумал, что это не мистика. Эти незначительные вещи указывают, что он просто читал об этом — поскольку нигде не сказано, что это мистика. Поскольку ни один мастер не указывал когда-либо в словах, что это мистика, он думает, что это не мистика. Это так. Это величайшая мистика, величайшая тайна, величайшее чудо.