Страница:
Она не оглянулась.
— Нужно все делать, как положено, — сказала она. — Что бы ты ни делал, делай как надо.
Таким образом, наша иллюзия смерти — социальная иллюзия. Если у тебя есть хоть немного опыта медитации — если с тобой случился хотя бы проблеск той истины, что ты отделен от тела, если чувство разотождествленности с телом хотя бы на мгновение проникло в тебя глубоко — ты не будешь бессознательным в момент смерти. Фактически, к этому моменту состояние бессознательности уже будет разрушено.
Осознанно, сознательно никто никогда не может умереть, потому что все время продолжает осознавать, что не умирает, что в нем что-то умирает, но не он сам. Человек продолжает наблюдать это отделение и, в конце концов, находит, что его тело лежит в стороне от него, на расстоянии. Тогда смерть оказывается просто отделением; она равнозначна разрыву связи. Словно я выхожу из дома, а члены семьи, не осознающие мир за стенами дома, подходят к двери и со слезами прощаются со мной, чувствуя, что человек, с которым они пришли попрощаться, умер.
Смерть есть рассоединение тела и сознания. Называть это рассоединение смертью бессмысленно, — это просто ослабление, разрушение связи. Это не более чем переодевание. Таким образом, тот, кто умирает с осознанностью, на самом деле никогда не умирает, поэтому для него вопрос смерти никогда не возникает. Он даже не называет смерть иллюзией. Он даже не говорит, кто умирает, а кто нет. Он просто говорит, что то, что мы до вчерашнего дня называли жизнью, было просто ассоциативным рядом. Этот ассоциативный ряд должен быть разрушен. Теперь началась новая жизнь, которая не входит в прежний ассоциативный ряд. Может быть, это новая связь, новое путешествие.
Но умереть в этом состоянии осознанности возможно, только с осознанностью прожив. Если ты научился жить сознательно, несомненно, ты сможешь сознательно и умереть, потому что смерть — явление жизни; она происходит в жизни. Другими словами, смерть — это финальное свершение того, что ты понимаешь под жизнью. Это не явление, происходящее вне жизни.
Это все равно, что дерево, которое взращивает плод. Сначала плод зеленый, потом начинает желтеть. Он становится все более желтым, пока, в конце концов, не пожелтеет полностью и не упадет с дерева. Это падение с дерева — не явление вне процесса созревания плода; скорее, это окончательное свершение самого созревания.
Событие падения плода с дерева не оторвано от процесса его желтения и созревания, скорее, это его кульминация, успешное завершение. А что происходило, пока плод был зеленым? Он готовился столкнуться лицом к лицу с все тем же последним событием. И тот же самый процесс продолжался, когда он еще не расцвел цветком на ветви, когда он был еще скрыт внутри почки. Даже в том состоянии он готовился к окончательному событию. А что сказать о том времени, когда дерево еще не было проявлено, когда оно еще содержалось внутри семени? Та же подготовка продолжалась и тогда. А то время, когда это семя еще не родилось, и было еще скрыто в каком-то другом дереве? Продолжается тот же процесс.
Таким образом, явление смерти — только часть цепи событий, принадлежащих одному и тому же явлению. Конечное событие — не конец, это только разделение. Одни отношения, один порядок заменяются другими отношениями, другим порядком.
Восток и 3aпaд, смерть и секс
Не до конца...
— Нужно все делать, как положено, — сказала она. — Что бы ты ни делал, делай как надо.
Таким образом, наша иллюзия смерти — социальная иллюзия. Если у тебя есть хоть немного опыта медитации — если с тобой случился хотя бы проблеск той истины, что ты отделен от тела, если чувство разотождествленности с телом хотя бы на мгновение проникло в тебя глубоко — ты не будешь бессознательным в момент смерти. Фактически, к этому моменту состояние бессознательности уже будет разрушено.
Осознанно, сознательно никто никогда не может умереть, потому что все время продолжает осознавать, что не умирает, что в нем что-то умирает, но не он сам. Человек продолжает наблюдать это отделение и, в конце концов, находит, что его тело лежит в стороне от него, на расстоянии. Тогда смерть оказывается просто отделением; она равнозначна разрыву связи. Словно я выхожу из дома, а члены семьи, не осознающие мир за стенами дома, подходят к двери и со слезами прощаются со мной, чувствуя, что человек, с которым они пришли попрощаться, умер.
Смерть есть рассоединение тела и сознания. Называть это рассоединение смертью бессмысленно, — это просто ослабление, разрушение связи. Это не более чем переодевание. Таким образом, тот, кто умирает с осознанностью, на самом деле никогда не умирает, поэтому для него вопрос смерти никогда не возникает. Он даже не называет смерть иллюзией. Он даже не говорит, кто умирает, а кто нет. Он просто говорит, что то, что мы до вчерашнего дня называли жизнью, было просто ассоциативным рядом. Этот ассоциативный ряд должен быть разрушен. Теперь началась новая жизнь, которая не входит в прежний ассоциативный ряд. Может быть, это новая связь, новое путешествие.
Но умереть в этом состоянии осознанности возможно, только с осознанностью прожив. Если ты научился жить сознательно, несомненно, ты сможешь сознательно и умереть, потому что смерть — явление жизни; она происходит в жизни. Другими словами, смерть — это финальное свершение того, что ты понимаешь под жизнью. Это не явление, происходящее вне жизни.
Это все равно, что дерево, которое взращивает плод. Сначала плод зеленый, потом начинает желтеть. Он становится все более желтым, пока, в конце концов, не пожелтеет полностью и не упадет с дерева. Это падение с дерева — не явление вне процесса созревания плода; скорее, это окончательное свершение самого созревания.
Событие падения плода с дерева не оторвано от процесса его желтения и созревания, скорее, это его кульминация, успешное завершение. А что происходило, пока плод был зеленым? Он готовился столкнуться лицом к лицу с все тем же последним событием. И тот же самый процесс продолжался, когда он еще не расцвел цветком на ветви, когда он был еще скрыт внутри почки. Даже в том состоянии он готовился к окончательному событию. А что сказать о том времени, когда дерево еще не было проявлено, когда оно еще содержалось внутри семени? Та же подготовка продолжалась и тогда. А то время, когда это семя еще не родилось, и было еще скрыто в каком-то другом дереве? Продолжается тот же процесс.
Таким образом, явление смерти — только часть цепи событий, принадлежащих одному и тому же явлению. Конечное событие — не конец, это только разделение. Одни отношения, один порядок заменяются другими отношениями, другим порядком.
Восток и 3aпaд, смерть и секс
На земле до сих пор существовали два типа культур — обе однобокие, обе неуравновешенные. Еще не оказалось возможным развить культуру, которая была бы тотальной, целой и святой.
Прямо сейчас на Западе предоставлена полная свобода сексу, но — может быть, вы не замечали — подавлена смерть. Никто не хочет говорить о смерти; все говорят о сексе. Существует огромное количество литературы о порнографии, о сексе. Существуют такие журналы, как «Плэйбой», — непристойные, болезненные, больные и невротичные. На Западе царит невротичная одержимость сексом, но смерть? Смерть — это табуированное слово. Если ты говоришь о смерти, люди сочтут тебя не вполне нормальным: «Почему ты говоришь о смерти?» Ешь, пей и веселись — таков девиз. «Зачем ты вносишь смерть? Держись от нее подальше. Не говори о ней».
На Востоке секс был подавлен, но о смерти говорят свободно. Точно как сексуальная, непристойная порнографическая литература, на Востоке существует другого рода порнография. Я называю ее порнографией смерти — настолько же непристойная и болезненная, как сексуальная порнография Запада. Мне встречались священные писания... Вы можете найти их где угодно; почти все индийские писания полны порнографией смерти. О смерти говорят слишком много. О сексе никогда не говорят; секс табуирован. Говорят о смерти.
Все так называемые махатмы в Индии постоянно говорят о смерти. Они продолжают постоянно намекать на смерть. Если ты любишь женщину, они говорят: «Что ты делаешь? Что такое женщина? — только мешок из кожи. А внутри у нее все возможные грязные вещи». И они выносят всевозможные грязные вещи; кажется, они наслаждаются этим. Это ненормально. Они говорят о слизи внутри тела, о том, что живот полон испражнений, что мочевой пузырь полон мочи. «Это ваша красивая женщина. Мешок с грязью! А ты влюбляешься в этот мешок. Будь бдительным».
Но это что-то такое, что нужно понять: на Востоке, когда тебя хотят заставить осознать, что жизнь грязна, в это вносят идею женщины; на Западе, когда тебя хотят заставить осознать, что жизнь прекрасна, снова вносят идею женщины. Посмотрите на «Плэйбой»: пластмассовые девушки, такие красивые. Они не существуют в этом мире; они нереальны. Это произведенные фотографические трюки — и сделано все, что только можно, вся возможная ретушь. Они становятся идеалами, и тысячи людей фантазируют и мечтают о них.
Сексуальная порнография зависит от тела женщины, и порнография смерти тоже зависит от тела женщины. И тогда они говорят: «Ты влюбляешься? Эта женщина скоро состарится. Вскоре она станет грязным старым мешком. Будь бдителен и не влюбляйся, потому что эта женщина скоро умрет: тогда ты будешь плакать и рыдать, тогда ты будешь страдать». Если нужно внести жизнь, нужно тело женщины. Если нужно внести смерть, нужно тело женщины.
Мужчина, кажется, постоянно одержим телом женщины — плэйбой он или махатма, не имеет значения. Но почему? Это происходит всегда: когда общество подавляет секс, оно выражает смерть; когда общество подавляет смерть, оно экспрессивно в сексе. Секс означает жизнь, потому что жизнь возникает из него. Жизнь — это сексуальное явление, а смерть — ее конец.
И если подумать о том и другом одновременно, кажется, есть противоречие: нельзя привести в соответствие смерть и секс. Как привести их в соответствие? Легче забыть одно и помнить другое. Если помнить их одновременно, уму будет трудно переварить их существование вместе — а они существуют вместе, они взаимосогласованы. Это, фактически, не две вещи, но одна и та же энергия в двух состояниях: активном и неактивном, инь и ян.
Вы это не наблюдали? Когда ты занимаешься любовью с женщиной, приходит момент оргазма, когда тебе становится страшно, ты пугаешься и дрожишь; потому что в высочайшей кульминации оргазма жизнь и смерть существуют вместе. Ты переживаешь жизнь в ее вершине и одновременно смерть в ее глубине. И вершина, и смерть доступны в одно мгновение — и поэтому оргазм пугает. Люди к нему стремятся, потому что это один из самых красивых, экстатичных моментов, но его и избегают, потому что это также и один из самых опасных моментов: потому что в нем распахивается пасть смерти.
Человек осознанности сразу осознает, что смерть и секс — это одна энергия, и тотальная культура, целая культура, святая культура примет то и другое. Она не будет однобокой; она не будет двигаться в одну крайность и избегать другой. В каждое мгновение ты — одновременно жизнь и смерть. Ты это понимаешь и выходишь за пределы двойственности.
И когда человек осознает смерть — только тогда возможна жизнь самодисциплины. Если ты осознаешь только секс, жизнь и избегаешь смерти, бежишь от нее, закрываешь на нее глаза, удерживая ее всегда позади и сбрасывая в бессознательное, ты не сможешь создать жизни самодисциплины. Зачем? Тогда твоя жизнь будет просто жизнью самопотакания — ешь, пей и веселись. В этом нет ничего неправильного, но само по себе это - не вся картина. Это только часть, и когда ты принимаешь часть за целое, то упускаешь — упускаешь безмерно.
Животные живут без всякого осознания смерти: именно поэтому невозможен никакой учитель, который учил бы животных медитации. Нет никакой возможности, потому что животные не готовы к самодисциплине. Животное спросит: «Зачем?» Есть только жизнь, смерти нет, потому что животное не осознает, что умрет. Если ты осознаешь, что умрешь, тогда тотчас же ты начинаешь переосмысливать жизнь. Тогда тебе хочется, чтобы смерть была поглощена жизнью.
Когда смерть впитывается в жизнь, рождается самодисциплина. Тогда ты живешь, но всегда живешь, помня о смерти. Ты движешься, но всегда знаешь, что движешься к смерти. Ты наслаждаешься, но всегда знаешь, что это не будет длиться вечно. Смерть становится твоей тенью, частью твоего существа, частью твоего мировоззрения. Ты впитал смерть... теперь возможна самодисциплина. Теперь ты будешь думать: «Как жить?», потому что жизнь теперь — не единственная цель; ее частью является и смерть. «Как жить?» — так, чтобы не только жизнь становилась кульминацией блаженства, но и смерть достигала высочайшей точки, потому что смерть — кульминация жизни.
Жить таким образом, чтобы ты был способен жить тотально и умереть тотально — вот весь смысл самодисциплины. Самодисциплина — это не подавление; самодисциплина означает: жить направленной жизнью, жизнью с чувством направления. Это значит, жить, полностью осознавая смерть и оставаясь к ней бдительным. Тогда у реки твоей жизни будут оба берега. Жизнь и смерть... — и текущая река сознания между ними. Каждый, кто пытается жить жизнь, отказывая смерти в ее роли, движется вдоль одного берега; река его сознания не может быть тотальной. Ему будет чего-то не хватать; ему будет не хватать чего-то очень красивого. Его жизнь будет поверхностной — в ней не будет никакой глубины. Без смерти нет никакой глубины.
И если ты движешься в другую крайность, как делают индийцы... — они начинают постоянно жить смертью: испуганные, боящиеся, молящиеся, делающие всевозможные вещи, только чтобы найти, как стать бессмертными, добиться вечной жизни... — тогда они вообще прекращают жить. Тогда это тоже одержимость. Они текут вдоль одного берега; их жизнь тоже становится трагедией.
Запад — это трагедия, Восток — трагедия, потому что тотальная жизнь еще не стала возможной. Возможно ли иметь красивую сексуальную жизнь, помня смерть? Возможно ли есть, и есть в блаженстве, помня смерть? Возможно ли любить, и любить глубоко, хорошо зная, что ты умрешь, и любимый тобой человек умрет? Если это возможно, становится возможной тотальная жизнь. Тогда ты абсолютно уравновешен; тогда ты завершен. Тогда в тебе нет ничего недостающего; тогда ты будешь осуществлен, и к тебе низойдет глубокая удовлетворенность.
Если вы спросите западных психологов, они скажут, что это ненормально, что это своего рода болезненное воображение. Зачем беспокоиться о смерти? Избегай ее. Продолжай верить, что смерти не случится, по крайней мере, не с тобой. Она всегда случается с кем-то другим. Ты видел, что люди умирают, ты никогда не видел, как умираешь ты сам, так зачем бояться? Может быть, ты будешь исключением.
Но никто не исключение, и смерть уже случилась при твоем рождении, и ты не можешь ее избежать. Теперь рождение за пределами твоей власти. Ты ничего не можешь с ним сделать; оно уже случилось, оно уже в прошлом. Это уже сделано — ты не можешь этого переделать. Смерти еще предстоит случиться — с ней возможно что-то сделать.
Весь восточный подход основан на этом видении смерти, потому что это возможность, которой предстоит случиться. Если ты заранее о ней знаешь, эта возможность безмерна. Открываются многие двери. Тогда ты можешь умереть по-своему. Ты можешь умереть, поставив на смерти собственную подпись. Ты можешь сделать так, чтобы никогда больше не рождаться, — в этом весь смысл.
Это не болезненное воображение. Это очень, очень научно. Если каждому предстоит умереть, абсолютно глупо не думать о смерти, не медитировать на смерть, не фокусироваться на ней и не добиваться глубокого ее понимания.
Это случится. Если ты это знаешь, возможно многое.
Патанджали, основатель Йоги, говорит, что даже точную дату, час, минуту и секунду смерти можно знать заранее. Если ты знаешь точно, когда придет смерть, то можешь к ней подготовиться. Смерть нужно принять как великого гостя. Она не враг. Фактически, это дар, данный Богом. Это великая возможность, через которую можно пройти. Это может стать прорывом: ты можешь умереть бдительным, сознательным, осознанным и никогда больше не рождаться — и смерти больше не будет. Если ты упустишь, то родишься снова. Продолжая упускать, ты будешь постоянно, снова и снова, рождаться, пока не выучишь урок смерти.
Интенсивность смерти так велика, что почти всегда люди теряют сознание. Они не могут смотреть смерти в лицо. В тот момент, когда приходит смерть, ты так боишься, и тебя охватывает такая тревога, что, чтобы избежать ее, ты становишься бессознательным. Почти девяносто девять процентов людей умирают бессознательно. Они упускают свою возможность.
Знать смерть заранее — просто метод, чтобы помочь подготовиться, чтобы, когда приходит смерть, ты был совершенно бдителен и осознан, ожидал, был готов уйти со смертью, был готов сдаться и обнять смерть. Как только ты принимаешь смерти в осознанности, для тебя больше нет рождения — ты выучил урок. Теперь не нужно больше возвращаться в школу. Эта жизнь была просто школой, дисциплиной, и дисциплиной того, чтобы научиться смерти. В этом нет ничего болезненного.
Прежде чем человек умрет, почти за девять месяцев до этого, что-то происходит. Обычно мы этого не осознаем, потому что мы вообще неосознанны, а это явление очень тонко. Я говорю: «почти девять месяцев», потому что срок может быть разным. Это зависит от многого: важно время между зачатием и рождением. Если ты родился через девять месяцев после зачатия, значит, девять месяцев. Если ты родился через десять месяцев, значит, десять. Если ты родился через семь месяцев — семь. Все зависит от промежутка времени между временем зачатия и рождения.
Точно за такое же время до смерти что-то переключается в центре хары, находящемся в районе пупка. Что-то должно переключиться, потому что между зачатием и рождением был промежуток в девять месяцев. На то, чтобы родиться, тебе потребовалось девять месяцев; точно такое же время потребуется на то, чтобы умереть. Точно так же, как девять месяцев готовился к рождению, ты будешь девять месяцев готовиться к смерти. Тогда круг будет замкнут. Что-то происходит в центре в районе пупка. Те, кто осознает, тут же узнают, что что-то сломалось в центре у пупка; теперь приближается смерть. Примерно через девять месяцев...
Или, например, есть другие знамения и предзнаменования. Человек, прежде чем умереть, примерно за шесть месяцев до смерти мало-помалу теряет способность видеть кончик своего носа, потому что, очень постепенно, глаза начинают закатываться вверх. В смерти они полностью закатываются вверх, но они начинают закатываться, начинают обратное путешествие перед смертью. Это происходит: когда рождается ребенок, требуется почти шесть месяцев, обычно — бывают исключения — ребенку требуется шесть месяцев, чтобы его глаза сфокусировались. До этого у них плавающий фокус. Именно поэтому дети очень легко могут свести глаза к носу или развести в разные стороны. Их глаза еще не жестко сфокусированы. В тот день, когда у ребенка фокусируются глаза... если этот день наступает через шесть месяцев, или девять месяцев, или десять, или двенадцать, тогда точно таким же будет время в смерти. Снова глаза начнут терять фокус и двигаться вверх.
Именно поэтому в Индии в деревнях говорят — должно быть, люди узнали это от йогов — что, прежде чем человек умирает, он перестает видеть кончик носа. Есть много методов, которыми йоги постоянно наблюдают кончик носа. Они концентрируются на нем. Люди, которые на нем концентрируются, однажды внезапно осознают, что не могут видеть носа. Они знают, что приближается смерть.
Согласно физиологии йоги, в человеке есть семь центров. Первый — сексуальные органы, и последний — сахасрара — в голове. Между ними есть еще пять. Когда ты умираешь, то умираешь из определенного центра. Это показывает рост, проделанный тобой за данную жизнь. Обычно люди умирают в сексуальных органах, потому что всю жизнь они прожили вокруг сексуального центра, постоянно думая о сексе, фантазируя о сексе, и вся их деятельность вращалась вокруг секса — как будто вся жизнь центрирована вокруг сексуального центра. Эти люди умирают в сексуальном центре. Если ты немного эволюционировал, достиг любви и вышел за пределы секса, то умрешь из сердечного центра. Если ты эволюционировал полностью, если ты стал сиддхой, то умрешь из сахасрары. Центр, из которого ты умрешь, раскроется, потому что из него будет высвобождена вся жизненная энергия.
В Индии стало символичным, что когда человек умирает и его кладут на погребальный костер, ему разбивают голову. Это просто символично, потому что, если человек достиг предельного, тогда голова расколется сама; но этот человек не достиг. Но мы надеемся и молимся, и разбиваем ему череп. Точка высвобождения раскрывается и становится видимой.
Рано или поздно, когда западная медицинская наука осознает физиологию йоги, это тоже станет частью вскрытия — установить, как человек умер. Теперь медики могут только определить, умер ли он естественно или был отравлен, или убит, или совершил самоубийство... все это обычные вещи. Самого основного в отчете не хватает — как человек умер: из сексуального центра, из сердечного центра или из сахасрары? Откуда он умер? Есть возможность — и йоги много работали над этим — увидеть это в теле, потому что определенный центр разрушается, словно разбивается яйцо, из которого что-то вылупилось. Определенная деятельность, или движение, точно на вершине головы начинается за три дня до того, как человек умирает. Эти меры могут подготовить тебя к тому, чтобы встретить смерть, и если ты знаешь, как встретить смерть, это великое празднование, огромная радость и наслаждение — почти танец и экстаз — ты не будешь снова рождаться. Твой урок усвоен. Ты научился всему, чему можно научиться здесь, на земле. Теперь ты готов двигаться за пределы, к высшей миссии, к высшей и безграничной жизни. Теперь ты готов к тому, чтобы тебя поглотил космос, целое. Ты это заслужил.
Прямо сейчас на Западе предоставлена полная свобода сексу, но — может быть, вы не замечали — подавлена смерть. Никто не хочет говорить о смерти; все говорят о сексе. Существует огромное количество литературы о порнографии, о сексе. Существуют такие журналы, как «Плэйбой», — непристойные, болезненные, больные и невротичные. На Западе царит невротичная одержимость сексом, но смерть? Смерть — это табуированное слово. Если ты говоришь о смерти, люди сочтут тебя не вполне нормальным: «Почему ты говоришь о смерти?» Ешь, пей и веселись — таков девиз. «Зачем ты вносишь смерть? Держись от нее подальше. Не говори о ней».
На Востоке секс был подавлен, но о смерти говорят свободно. Точно как сексуальная, непристойная порнографическая литература, на Востоке существует другого рода порнография. Я называю ее порнографией смерти — настолько же непристойная и болезненная, как сексуальная порнография Запада. Мне встречались священные писания... Вы можете найти их где угодно; почти все индийские писания полны порнографией смерти. О смерти говорят слишком много. О сексе никогда не говорят; секс табуирован. Говорят о смерти.
Все так называемые махатмы в Индии постоянно говорят о смерти. Они продолжают постоянно намекать на смерть. Если ты любишь женщину, они говорят: «Что ты делаешь? Что такое женщина? — только мешок из кожи. А внутри у нее все возможные грязные вещи». И они выносят всевозможные грязные вещи; кажется, они наслаждаются этим. Это ненормально. Они говорят о слизи внутри тела, о том, что живот полон испражнений, что мочевой пузырь полон мочи. «Это ваша красивая женщина. Мешок с грязью! А ты влюбляешься в этот мешок. Будь бдительным».
Но это что-то такое, что нужно понять: на Востоке, когда тебя хотят заставить осознать, что жизнь грязна, в это вносят идею женщины; на Западе, когда тебя хотят заставить осознать, что жизнь прекрасна, снова вносят идею женщины. Посмотрите на «Плэйбой»: пластмассовые девушки, такие красивые. Они не существуют в этом мире; они нереальны. Это произведенные фотографические трюки — и сделано все, что только можно, вся возможная ретушь. Они становятся идеалами, и тысячи людей фантазируют и мечтают о них.
Сексуальная порнография зависит от тела женщины, и порнография смерти тоже зависит от тела женщины. И тогда они говорят: «Ты влюбляешься? Эта женщина скоро состарится. Вскоре она станет грязным старым мешком. Будь бдителен и не влюбляйся, потому что эта женщина скоро умрет: тогда ты будешь плакать и рыдать, тогда ты будешь страдать». Если нужно внести жизнь, нужно тело женщины. Если нужно внести смерть, нужно тело женщины.
Мужчина, кажется, постоянно одержим телом женщины — плэйбой он или махатма, не имеет значения. Но почему? Это происходит всегда: когда общество подавляет секс, оно выражает смерть; когда общество подавляет смерть, оно экспрессивно в сексе. Секс означает жизнь, потому что жизнь возникает из него. Жизнь — это сексуальное явление, а смерть — ее конец.
И если подумать о том и другом одновременно, кажется, есть противоречие: нельзя привести в соответствие смерть и секс. Как привести их в соответствие? Легче забыть одно и помнить другое. Если помнить их одновременно, уму будет трудно переварить их существование вместе — а они существуют вместе, они взаимосогласованы. Это, фактически, не две вещи, но одна и та же энергия в двух состояниях: активном и неактивном, инь и ян.
Вы это не наблюдали? Когда ты занимаешься любовью с женщиной, приходит момент оргазма, когда тебе становится страшно, ты пугаешься и дрожишь; потому что в высочайшей кульминации оргазма жизнь и смерть существуют вместе. Ты переживаешь жизнь в ее вершине и одновременно смерть в ее глубине. И вершина, и смерть доступны в одно мгновение — и поэтому оргазм пугает. Люди к нему стремятся, потому что это один из самых красивых, экстатичных моментов, но его и избегают, потому что это также и один из самых опасных моментов: потому что в нем распахивается пасть смерти.
Человек осознанности сразу осознает, что смерть и секс — это одна энергия, и тотальная культура, целая культура, святая культура примет то и другое. Она не будет однобокой; она не будет двигаться в одну крайность и избегать другой. В каждое мгновение ты — одновременно жизнь и смерть. Ты это понимаешь и выходишь за пределы двойственности.
И когда человек осознает смерть — только тогда возможна жизнь самодисциплины. Если ты осознаешь только секс, жизнь и избегаешь смерти, бежишь от нее, закрываешь на нее глаза, удерживая ее всегда позади и сбрасывая в бессознательное, ты не сможешь создать жизни самодисциплины. Зачем? Тогда твоя жизнь будет просто жизнью самопотакания — ешь, пей и веселись. В этом нет ничего неправильного, но само по себе это - не вся картина. Это только часть, и когда ты принимаешь часть за целое, то упускаешь — упускаешь безмерно.
Животные живут без всякого осознания смерти: именно поэтому невозможен никакой учитель, который учил бы животных медитации. Нет никакой возможности, потому что животные не готовы к самодисциплине. Животное спросит: «Зачем?» Есть только жизнь, смерти нет, потому что животное не осознает, что умрет. Если ты осознаешь, что умрешь, тогда тотчас же ты начинаешь переосмысливать жизнь. Тогда тебе хочется, чтобы смерть была поглощена жизнью.
Когда смерть впитывается в жизнь, рождается самодисциплина. Тогда ты живешь, но всегда живешь, помня о смерти. Ты движешься, но всегда знаешь, что движешься к смерти. Ты наслаждаешься, но всегда знаешь, что это не будет длиться вечно. Смерть становится твоей тенью, частью твоего существа, частью твоего мировоззрения. Ты впитал смерть... теперь возможна самодисциплина. Теперь ты будешь думать: «Как жить?», потому что жизнь теперь — не единственная цель; ее частью является и смерть. «Как жить?» — так, чтобы не только жизнь становилась кульминацией блаженства, но и смерть достигала высочайшей точки, потому что смерть — кульминация жизни.
Жить таким образом, чтобы ты был способен жить тотально и умереть тотально — вот весь смысл самодисциплины. Самодисциплина — это не подавление; самодисциплина означает: жить направленной жизнью, жизнью с чувством направления. Это значит, жить, полностью осознавая смерть и оставаясь к ней бдительным. Тогда у реки твоей жизни будут оба берега. Жизнь и смерть... — и текущая река сознания между ними. Каждый, кто пытается жить жизнь, отказывая смерти в ее роли, движется вдоль одного берега; река его сознания не может быть тотальной. Ему будет чего-то не хватать; ему будет не хватать чего-то очень красивого. Его жизнь будет поверхностной — в ней не будет никакой глубины. Без смерти нет никакой глубины.
И если ты движешься в другую крайность, как делают индийцы... — они начинают постоянно жить смертью: испуганные, боящиеся, молящиеся, делающие всевозможные вещи, только чтобы найти, как стать бессмертными, добиться вечной жизни... — тогда они вообще прекращают жить. Тогда это тоже одержимость. Они текут вдоль одного берега; их жизнь тоже становится трагедией.
Запад — это трагедия, Восток — трагедия, потому что тотальная жизнь еще не стала возможной. Возможно ли иметь красивую сексуальную жизнь, помня смерть? Возможно ли есть, и есть в блаженстве, помня смерть? Возможно ли любить, и любить глубоко, хорошо зная, что ты умрешь, и любимый тобой человек умрет? Если это возможно, становится возможной тотальная жизнь. Тогда ты абсолютно уравновешен; тогда ты завершен. Тогда в тебе нет ничего недостающего; тогда ты будешь осуществлен, и к тебе низойдет глубокая удовлетворенность.
***
На Востоке было разработано много дисциплин, чтобы позволить человеку узнать заранее, что он умрет. Но зачем об этом беспокоиться? Как это поможет? Какой в этом смысл?Если вы спросите западных психологов, они скажут, что это ненормально, что это своего рода болезненное воображение. Зачем беспокоиться о смерти? Избегай ее. Продолжай верить, что смерти не случится, по крайней мере, не с тобой. Она всегда случается с кем-то другим. Ты видел, что люди умирают, ты никогда не видел, как умираешь ты сам, так зачем бояться? Может быть, ты будешь исключением.
Но никто не исключение, и смерть уже случилась при твоем рождении, и ты не можешь ее избежать. Теперь рождение за пределами твоей власти. Ты ничего не можешь с ним сделать; оно уже случилось, оно уже в прошлом. Это уже сделано — ты не можешь этого переделать. Смерти еще предстоит случиться — с ней возможно что-то сделать.
Весь восточный подход основан на этом видении смерти, потому что это возможность, которой предстоит случиться. Если ты заранее о ней знаешь, эта возможность безмерна. Открываются многие двери. Тогда ты можешь умереть по-своему. Ты можешь умереть, поставив на смерти собственную подпись. Ты можешь сделать так, чтобы никогда больше не рождаться, — в этом весь смысл.
Это не болезненное воображение. Это очень, очень научно. Если каждому предстоит умереть, абсолютно глупо не думать о смерти, не медитировать на смерть, не фокусироваться на ней и не добиваться глубокого ее понимания.
Это случится. Если ты это знаешь, возможно многое.
Патанджали, основатель Йоги, говорит, что даже точную дату, час, минуту и секунду смерти можно знать заранее. Если ты знаешь точно, когда придет смерть, то можешь к ней подготовиться. Смерть нужно принять как великого гостя. Она не враг. Фактически, это дар, данный Богом. Это великая возможность, через которую можно пройти. Это может стать прорывом: ты можешь умереть бдительным, сознательным, осознанным и никогда больше не рождаться — и смерти больше не будет. Если ты упустишь, то родишься снова. Продолжая упускать, ты будешь постоянно, снова и снова, рождаться, пока не выучишь урок смерти.
Интенсивность смерти так велика, что почти всегда люди теряют сознание. Они не могут смотреть смерти в лицо. В тот момент, когда приходит смерть, ты так боишься, и тебя охватывает такая тревога, что, чтобы избежать ее, ты становишься бессознательным. Почти девяносто девять процентов людей умирают бессознательно. Они упускают свою возможность.
Знать смерть заранее — просто метод, чтобы помочь подготовиться, чтобы, когда приходит смерть, ты был совершенно бдителен и осознан, ожидал, был готов уйти со смертью, был готов сдаться и обнять смерть. Как только ты принимаешь смерти в осознанности, для тебя больше нет рождения — ты выучил урок. Теперь не нужно больше возвращаться в школу. Эта жизнь была просто школой, дисциплиной, и дисциплиной того, чтобы научиться смерти. В этом нет ничего болезненного.
Прежде чем человек умрет, почти за девять месяцев до этого, что-то происходит. Обычно мы этого не осознаем, потому что мы вообще неосознанны, а это явление очень тонко. Я говорю: «почти девять месяцев», потому что срок может быть разным. Это зависит от многого: важно время между зачатием и рождением. Если ты родился через девять месяцев после зачатия, значит, девять месяцев. Если ты родился через десять месяцев, значит, десять. Если ты родился через семь месяцев — семь. Все зависит от промежутка времени между временем зачатия и рождения.
Точно за такое же время до смерти что-то переключается в центре хары, находящемся в районе пупка. Что-то должно переключиться, потому что между зачатием и рождением был промежуток в девять месяцев. На то, чтобы родиться, тебе потребовалось девять месяцев; точно такое же время потребуется на то, чтобы умереть. Точно так же, как девять месяцев готовился к рождению, ты будешь девять месяцев готовиться к смерти. Тогда круг будет замкнут. Что-то происходит в центре в районе пупка. Те, кто осознает, тут же узнают, что что-то сломалось в центре у пупка; теперь приближается смерть. Примерно через девять месяцев...
Или, например, есть другие знамения и предзнаменования. Человек, прежде чем умереть, примерно за шесть месяцев до смерти мало-помалу теряет способность видеть кончик своего носа, потому что, очень постепенно, глаза начинают закатываться вверх. В смерти они полностью закатываются вверх, но они начинают закатываться, начинают обратное путешествие перед смертью. Это происходит: когда рождается ребенок, требуется почти шесть месяцев, обычно — бывают исключения — ребенку требуется шесть месяцев, чтобы его глаза сфокусировались. До этого у них плавающий фокус. Именно поэтому дети очень легко могут свести глаза к носу или развести в разные стороны. Их глаза еще не жестко сфокусированы. В тот день, когда у ребенка фокусируются глаза... если этот день наступает через шесть месяцев, или девять месяцев, или десять, или двенадцать, тогда точно таким же будет время в смерти. Снова глаза начнут терять фокус и двигаться вверх.
Именно поэтому в Индии в деревнях говорят — должно быть, люди узнали это от йогов — что, прежде чем человек умирает, он перестает видеть кончик носа. Есть много методов, которыми йоги постоянно наблюдают кончик носа. Они концентрируются на нем. Люди, которые на нем концентрируются, однажды внезапно осознают, что не могут видеть носа. Они знают, что приближается смерть.
Согласно физиологии йоги, в человеке есть семь центров. Первый — сексуальные органы, и последний — сахасрара — в голове. Между ними есть еще пять. Когда ты умираешь, то умираешь из определенного центра. Это показывает рост, проделанный тобой за данную жизнь. Обычно люди умирают в сексуальных органах, потому что всю жизнь они прожили вокруг сексуального центра, постоянно думая о сексе, фантазируя о сексе, и вся их деятельность вращалась вокруг секса — как будто вся жизнь центрирована вокруг сексуального центра. Эти люди умирают в сексуальном центре. Если ты немного эволюционировал, достиг любви и вышел за пределы секса, то умрешь из сердечного центра. Если ты эволюционировал полностью, если ты стал сиддхой, то умрешь из сахасрары. Центр, из которого ты умрешь, раскроется, потому что из него будет высвобождена вся жизненная энергия.
В Индии стало символичным, что когда человек умирает и его кладут на погребальный костер, ему разбивают голову. Это просто символично, потому что, если человек достиг предельного, тогда голова расколется сама; но этот человек не достиг. Но мы надеемся и молимся, и разбиваем ему череп. Точка высвобождения раскрывается и становится видимой.
Рано или поздно, когда западная медицинская наука осознает физиологию йоги, это тоже станет частью вскрытия — установить, как человек умер. Теперь медики могут только определить, умер ли он естественно или был отравлен, или убит, или совершил самоубийство... все это обычные вещи. Самого основного в отчете не хватает — как человек умер: из сексуального центра, из сердечного центра или из сахасрары? Откуда он умер? Есть возможность — и йоги много работали над этим — увидеть это в теле, потому что определенный центр разрушается, словно разбивается яйцо, из которого что-то вылупилось. Определенная деятельность, или движение, точно на вершине головы начинается за три дня до того, как человек умирает. Эти меры могут подготовить тебя к тому, чтобы встретить смерть, и если ты знаешь, как встретить смерть, это великое празднование, огромная радость и наслаждение — почти танец и экстаз — ты не будешь снова рождаться. Твой урок усвоен. Ты научился всему, чему можно научиться здесь, на земле. Теперь ты готов двигаться за пределы, к высшей миссии, к высшей и безграничной жизни. Теперь ты готов к тому, чтобы тебя поглотил космос, целое. Ты это заслужил.
Не до конца...
Если ты хочешь чего-то, чего у тебя нет, это желание будет продолжать тебя тревожить, пока не будет исполнено. Если все желания умирают, зачем человеку возвращаться в мир? Но вы возвращаетесь, потому что умираете неудовлетворенными. И это происходит много раз. Вас все еще интересует мирское счастье; все еще есть желания, и они вам кричат: «Куда ты? Вернись!». Никто не посылает вас обратно в этот мир, вы возвращаетесь из-за собственных желаний. Вы возвращаетесь сами; вы путешествуете по мосту собственных желаний. Тело остается позади, но вы возвращаетесь с прежним умом и начинаете все путешествие заново. Вы входите во чрево следующей матери и повторяете ту же процедуру.
Смерть, которая становится средством для следующего рождения — это, фактически, не настоящая смерть. Мистик Кабир называет это «неполной смертью». Это незрелая смерть, не созревшая полностью. Ты еще не вырос. Ты еще не достиг мудрости и не умер зрелой смертью. Мудрость не обязательно наступает вместе со старением. Волосы седеют согласно естественному направлению вещей, но есть огромная разница между тем, чтобы достичь мудрости и просто поседеть. Мудрость достигается, только когда желания старятся и разваливаются, только когда желаний человека больше не существует.
Животные тоже стареют, деревья стареют, и вы тоже однажды состаритесь. Однажды вы тоже умрете. Но человек, желания которого старятся, человек, который знает, что такое желания, человек, желания которого умирают, — это человек, достигший мудрости. Смерть такого человека совершенно другая. Кабир умирает, Будда умирает, и вы тоже умрете, но есть качественная разница между вашей смертью и смертью Кабира, между вашей смертью и смертью Будды.
Кабир говорит, что каждый в этом мире умирает, но никто не умирает правильным и достойным образом. Он говорит, как и все остальные просветленные люди, что умереть — это искусство.
Может быть, вы никогда не думали о смерти таким образом; вы даже не считаете искусством жизнь. Вы живете, как бревно, плывущее по реке, которое тянет туда, куда его несет течением. Ваша жизнь — это трагедия; она еще не стала искусством. Прежде чем совершить какой-то шаг, вы даже не останавливаетесь, чтобы подумать.
Если кто-то тебя спросит: «Почему ты это сделал?», у тебя на самом деле нет ответа. Хотя ты готовишь ответ и даешь его, внутри ты очень хорошо знаешь, что это совершенно не ответ. Ты живешь так, словно пробираешься ощупью в темноте. Твоя жизнь не стала искусством. Именно поэтому до самого конца жизни ты не узнаешь, что такое красота, что такое истина или что такое блаженство. Ты не переживаешь ни одной из этих вещей. Ты чувствуешь себя так, словно прожил всю жизнь, блуждая в пустыне; ты чувствуешь себя так, словно за всю свою жизнь ничего не достиг.
Но это все очень естественно, потому что твоя жизнь не стала произведением искусства. Если бы это было так, ты мог бы сделать из своей жизни прекрасную скульптуру. Ты мог бы придать своей жизни определенную форму; ты мог бы очистить ее, отполировать и придать ей внутренне свойственный ей блеск. Если бы ты сжег в своей жизни весь мусор, то к этому времени достиг бы чистоты золота. Если бы ты отсек весь избыточный камень, каждая конечность статуи была бы сейчас сущим художеством. Ты мог бы создать из своей жизни прекрасную скульптуру, прекрасное произведение искусства. Но нет, несмотря на тот факт, что сделал в своей жизни многие вещи, ты не достиг ничего существенного.
Твоя жизнь — это не искусство; это не искусство, ни в каком смысле — а Кабир говорит, что даже смерть должна быть полным искусством. Смерть — настолько же искусство, что и жизнь. И смерть — это испытание. Если ты правильно жил, то можешь правильно умереть.
Если ты не жил правильно, то не сможешь правильно умереть. Смерть — это окончательное приношение. Это высочайшее; это корона, венчающая вершину. Смерть — это сущность и цветение жизни. Как может быть правильной твоя смерть, если ты провел неправильно всю жизнь? Как может быть смерть полной смысла, если вся твоя жизнь была пустой растратой? Как может дерево, корни которого прогнили, вырастить сладкий плод? Это невозможно.
В чем тайна искусства жизни? Вот в чем секрет — жить в полной осознанности. Не нащупывай в темноте; не ходи во сне; ходи в осознанности. Что бы ты ни делал, неважно, что это — даже если это так незначительно, как открыть и закрыть глаза, — делай это внимательно, делай это с осознанностью. Кто знает, все может зависеть от этого крошечного движения — от открытия и закрытия глаз. Может быть, идя по дороге, ты увидишь женщину и проживешь с ней всю жизнь! Даже закрывая и открывая глаза, оставайся бдительным.
Будда обычно говорил своим ученикам, при ходьбе не смотреть дальше, чем на четыре фута вперед: «Для ходьбы этого вполне достаточно, — говорил он. — Не нужно смотреть по сторонам и постоянно глазеть во все стороны. Закончив видеть первые четыре фута, ты увидишь перед собой следующие. Этого достаточно; таким образом можно совершить путешествие в тысячи миль. Зачем смотреть по сторонам? Не смотрите постоянно во все стороны». Такое путешествие никогда не кончается.
Если ты изучишь свою жизнь, то сможешь увидеть, что все, что бы в ней ни происходило, было случайно и по стечению обстоятельств. Что-то случилось само собой, и из-за этой случайности изменился весь курс жизни. Ты шел по дороге к храму, например, и тебе улыбнулась женщина. Вместо того чтобы достичь точки назначения, ты оказался в каком-то другом месте. Ты женился на этой женщине; у вас появились дети. Ты тревожился о том, чтобы на ней жениться, и таким образом попался в колесо, которое вращается и вращается. Тебе никогда не приходило в голову, что все это вызвано случайностью, стечением обстоятельств? Если бы ты следовал совету, который Будда давал своим ученикам, может быть, ничего этого не случилось бы.
Чтобы обрести искусство жить, помни это — никогда не действуй в неосознанности, никогда не действуй во сне. Никогда не позволяй ничему случаться самому по себе. Сначала увидь это как следует. Сначала рассмотри это правильно: прежде чем привести что-то в действие, посмотри на это твердо, с осторожностью и мудростью. Делая это, ты найдешь, что твоя жизнь приобретет нового рода красоту, определенную элегантность. Ты станешь как скульптура; ты станешь подобным ситуации, в которой скульптор и скульптура не отдельны. Ты сам и скульптор, и статуя, ты сам и камень, и инструмент. Ты — всё и вся.
Смерть, которая становится средством для следующего рождения — это, фактически, не настоящая смерть. Мистик Кабир называет это «неполной смертью». Это незрелая смерть, не созревшая полностью. Ты еще не вырос. Ты еще не достиг мудрости и не умер зрелой смертью. Мудрость не обязательно наступает вместе со старением. Волосы седеют согласно естественному направлению вещей, но есть огромная разница между тем, чтобы достичь мудрости и просто поседеть. Мудрость достигается, только когда желания старятся и разваливаются, только когда желаний человека больше не существует.
Животные тоже стареют, деревья стареют, и вы тоже однажды состаритесь. Однажды вы тоже умрете. Но человек, желания которого старятся, человек, который знает, что такое желания, человек, желания которого умирают, — это человек, достигший мудрости. Смерть такого человека совершенно другая. Кабир умирает, Будда умирает, и вы тоже умрете, но есть качественная разница между вашей смертью и смертью Кабира, между вашей смертью и смертью Будды.
Кабир говорит, что каждый в этом мире умирает, но никто не умирает правильным и достойным образом. Он говорит, как и все остальные просветленные люди, что умереть — это искусство.
Может быть, вы никогда не думали о смерти таким образом; вы даже не считаете искусством жизнь. Вы живете, как бревно, плывущее по реке, которое тянет туда, куда его несет течением. Ваша жизнь — это трагедия; она еще не стала искусством. Прежде чем совершить какой-то шаг, вы даже не останавливаетесь, чтобы подумать.
Если кто-то тебя спросит: «Почему ты это сделал?», у тебя на самом деле нет ответа. Хотя ты готовишь ответ и даешь его, внутри ты очень хорошо знаешь, что это совершенно не ответ. Ты живешь так, словно пробираешься ощупью в темноте. Твоя жизнь не стала искусством. Именно поэтому до самого конца жизни ты не узнаешь, что такое красота, что такое истина или что такое блаженство. Ты не переживаешь ни одной из этих вещей. Ты чувствуешь себя так, словно прожил всю жизнь, блуждая в пустыне; ты чувствуешь себя так, словно за всю свою жизнь ничего не достиг.
Но это все очень естественно, потому что твоя жизнь не стала произведением искусства. Если бы это было так, ты мог бы сделать из своей жизни прекрасную скульптуру. Ты мог бы придать своей жизни определенную форму; ты мог бы очистить ее, отполировать и придать ей внутренне свойственный ей блеск. Если бы ты сжег в своей жизни весь мусор, то к этому времени достиг бы чистоты золота. Если бы ты отсек весь избыточный камень, каждая конечность статуи была бы сейчас сущим художеством. Ты мог бы создать из своей жизни прекрасную скульптуру, прекрасное произведение искусства. Но нет, несмотря на тот факт, что сделал в своей жизни многие вещи, ты не достиг ничего существенного.
Твоя жизнь — это не искусство; это не искусство, ни в каком смысле — а Кабир говорит, что даже смерть должна быть полным искусством. Смерть — настолько же искусство, что и жизнь. И смерть — это испытание. Если ты правильно жил, то можешь правильно умереть.
Если ты не жил правильно, то не сможешь правильно умереть. Смерть — это окончательное приношение. Это высочайшее; это корона, венчающая вершину. Смерть — это сущность и цветение жизни. Как может быть правильной твоя смерть, если ты провел неправильно всю жизнь? Как может быть смерть полной смысла, если вся твоя жизнь была пустой растратой? Как может дерево, корни которого прогнили, вырастить сладкий плод? Это невозможно.
В чем тайна искусства жизни? Вот в чем секрет — жить в полной осознанности. Не нащупывай в темноте; не ходи во сне; ходи в осознанности. Что бы ты ни делал, неважно, что это — даже если это так незначительно, как открыть и закрыть глаза, — делай это внимательно, делай это с осознанностью. Кто знает, все может зависеть от этого крошечного движения — от открытия и закрытия глаз. Может быть, идя по дороге, ты увидишь женщину и проживешь с ней всю жизнь! Даже закрывая и открывая глаза, оставайся бдительным.
Будда обычно говорил своим ученикам, при ходьбе не смотреть дальше, чем на четыре фута вперед: «Для ходьбы этого вполне достаточно, — говорил он. — Не нужно смотреть по сторонам и постоянно глазеть во все стороны. Закончив видеть первые четыре фута, ты увидишь перед собой следующие. Этого достаточно; таким образом можно совершить путешествие в тысячи миль. Зачем смотреть по сторонам? Не смотрите постоянно во все стороны». Такое путешествие никогда не кончается.
Если ты изучишь свою жизнь, то сможешь увидеть, что все, что бы в ней ни происходило, было случайно и по стечению обстоятельств. Что-то случилось само собой, и из-за этой случайности изменился весь курс жизни. Ты шел по дороге к храму, например, и тебе улыбнулась женщина. Вместо того чтобы достичь точки назначения, ты оказался в каком-то другом месте. Ты женился на этой женщине; у вас появились дети. Ты тревожился о том, чтобы на ней жениться, и таким образом попался в колесо, которое вращается и вращается. Тебе никогда не приходило в голову, что все это вызвано случайностью, стечением обстоятельств? Если бы ты следовал совету, который Будда давал своим ученикам, может быть, ничего этого не случилось бы.
Чтобы обрести искусство жить, помни это — никогда не действуй в неосознанности, никогда не действуй во сне. Никогда не позволяй ничему случаться самому по себе. Сначала увидь это как следует. Сначала рассмотри это правильно: прежде чем привести что-то в действие, посмотри на это твердо, с осторожностью и мудростью. Делая это, ты найдешь, что твоя жизнь приобретет нового рода красоту, определенную элегантность. Ты станешь как скульптура; ты станешь подобным ситуации, в которой скульптор и скульптура не отдельны. Ты сам и скульптор, и статуя, ты сам и камень, и инструмент. Ты — всё и вся.