Раджниш Бхагаван. Син Син Мин: Книга ни о чем

   Это то, что повторял Будда: «Если вы родились, должна быть смерть. Все, что родилось, должно умереть». Потому что один конец — это начало, тогда где же другой конец, другой конец палки? Он должен быть. Все рожденное должно умереть; все созданное будет разрушено; все соединенное разъединится; каждая встреча — это расставание; каждый приезд — это отъезд.
   Посмотрите на то и другое одновременно, и немедленно исчезает ум. Вы можете почувствовать некоторое головокружение, ибо ум жил с логическими границами, логической чистотой. Когда все различия исчезают, когда вы видите противоположное, которое скрыто во всем, ум ощущает головокружение.
   Допустите это ошеломление, пусть оно произойдет. Скоро оно пройдет, и вы будете в новой мудрости, новом постижении, новом видении реальности. Это новое видение реальности есть целое, а с этим целым вы пусты. Относительно него нет мнения; теперь вы знаете, что каждое мнение станет ложным.
   Кто-то спросил Махавиру: «Есть ли Бог?»
   И Махавира сказал: «Да, нет, да и нет вместе».
   Человек был озадачен. Он сказал: «Я не улавливаю. Либо ты говоришь да, либо ты говоришь нет, но он не говори все вместе».
   Махавира ответил: «Это только три точки зрения. Если ты хочешь послушать все в целом, у меня есть семь точек зрения обо всем».
   И у Махавиры было это. Сначала он сказал «да»: одна точка зрения, не истина — лишь один аспект. Затем он сказал «нет»: не истина, лишь другой аспект. Затем он сказал и «да» и «нет»; третий аспект. Затем он сказал «ни да», «ни нет»: четвертый аспект. Затем он сказал «да» плюс «и да и нет»: пятый аспект. «Нет» плюс «да» и плюс «ни да, ни нет»: седьмой аспект.
   Он сказал, что аспектов — семь, и тогда вещь является целой. И он прав, но ум чувствует ошеломление. Но это ваша проблема, а не его. Он прав, ибо он всегда говорит, что если вы говорите «да», это лишь половина. В определенном смысле вещь существует, но в определенном смысле она уже на пути к не-существованию.
   Вы говорите: «Этот ребенок жив или мертв?». Он жив — да. Но Махавира говорит, что он уже на пути к смерти. Он умрет, и смерть определенна, так пусть это будет включено в утверждение иначе определение будет половинчатым и неверным.
   Поэтому Махавира говорит: «Да, в некотором смысле этот ребенок жив; и нет, в некотором смысле он не жив, ибо этот ребенок умрет»,— не только собирается умереть, фактически он уже мертв, потому что жив. Смерть скрыта там, она часть его. И вот почему он говорит, что лучше сказать третье: он и то, и другое.
   Но как ребенок может быть и мертвым, и живым — ведь смерть отрицает жизнь, жизнь отрицает смерть. Вот почему Махавира говорит, что пусть будет также и четвертая точка зрения: он ни то, ни другое. Так вот он и идет, и к тому времени, когда он закончил и сделал семиричное утверждение, вы даже более озадачены, чем были до того, как спросили его. Но это ваша проблема. Он говорит: отбрось ум, ибо ум не может смотреть на целое — он может смотреть только на аспекты.
   Вы наблюдали когда-нибудь следующее? Если я дам вам маленький камешек, сможете ли вы посмотреть на целое маленького камешка? Когда бы вы ни посмотрели, вы смотрите только на один аспект, другой спрятан. Даже в случае с маленьким камешком, который вы можете положить на ладонь, вы не можете смотреть на целое.
   Ум не может видеть ничего целого. Я смотрю на вас, но ваша спина скрыта; вы смотрите на меня, видите мое лицо, а не мою спину. И вы никогда не видели меня целиком, ибо когда вы увидите мою спину, вы не будете видеть мое лицо.
   Нет возможности для ума видеть что-нибудь целое: он может видеть только половину — другая половина предполагается. Это предполагается, это принимается на веру, что она должна быть, ибо как может существовать лицо, если нет спины? Поэтому мы заключаем, что спина может существовать, должна быть.
   Но если вы можете смотреть на обе вещи вместе, обязательно произойдет головокружение. Если вы можете вытерпеть его и пройти через него, тогда придет чистота, тогда все облака рассеятся. В танце дервишей весь смысл в том, чтобы сообщить уму головокружение. Есть много способов. Махавира использовал очень логичное устройство — семиричную логику. Это то же самое, что и танец дервишей — оно сообщает вам головокружение.
   Для тех, кто очень интеллектуален, метод Махавиры весьма хорош. Он дает головокружение, и все становится шиворот-навыворот, и вы не можете действительно ничего сказать — вы должны замолчать. Что бы вы ни сказали — это выглядит абсурдно, и вы должны это немедленно отрицать. И к тому моменту, когда вы что-то утверждаете, ничего не утверждается, ибо каждое утверждение противоречит другому.
   Эта семиричная логика Махавиры для ума то же самое, что и танец дервишей — она дает вам головокружение. Танец дервишей — это физический метод для вызывания головокружения ума, а первая — умственный метод для того же самого.
   Если вы быстро танцуете, быстро двигаетесь, быстро кружитесь, вы неожиданно чувствуете головокружение, тошноту, будто ум исчезает. Если вы продолжаете, то несколько дней головокружение будет, а потом прекратится. В тот момент, когда головокружение прошло, вы обнаружите, что ум тоже прошел, ибо нет никого, кто бы ощущал головокружение. И тогда приходит ясность, тогда вы смотрите на вещи без ума. Без ума открывается целое, а вместе с целым — трансформация.
    Когда такие двойственности перестают
    существовать,
    тогда и само единство не может существовать.
   Помните: когда мы используем слово «единство», это тоже часть двойственности. Если нет двойственности, как может быть единство? Вот почему индуисты никогда не используют слово «единство». Если вы спросите Шанкару, что есть природа существования, он скажет «недвойственность, адвайта,не два».
   Никогда он не скажет «одно», ибо как вы можете сказать «одно»? Если есть только одно, как вы можете сказать «одно»? Одно требует второе, чтобы иметь смысл. Если нет возможности второго, тогда какой смысл. Если нет возможности второго, тогда какой смысл говорить, что это одно? Шанкара говорит: «В крайнем случае я могу сказать «не два», но я не могу положительно сказать «одно». Я могу сказать, что не является реальностью: она не два. Я не могу сказать, чем она является, ибо смысл, слова, все становится бесполезным».
    Когда такие двойственности перестают существовать...
   Когда вы не можете видеть любовь отдельно от ненависти, какой смысл вы придадите любви? Словари не могут быть написаны Сосаном. Если кто-нибудь попросит меня написать словарь, я не смогу это сделать. Это невозможно, ибо какой смысл я придам любви? Словари возможны, если только любовь и ненависть различны — не только различны, но и противоположны. Тогда вы можете писать: любовь — это не ненависть. Когда вам надо определить ненависть, вы можете писать: это не любовь.
   Но что сделает Сосан? Если вы спросите его, что такое любовь, как он должен определить ее? Ведь любовь — это также и ненависть. Как он определит жизнь? Ведь жизнь — это также и смерть. Как он определит ребенка? Ведь ребенок — это также и старик. Как он определит прекрасное? Ведь прекрасное — это также и уродство. Границы исчезают, и тогда вы не можете ничего определить — ведь определение требует границ и определение зависит от противоположности; все определения зависят от противоположности.
   Если вы спрашиваете, что есть мужчина, мы можем сказать: «Не женщина» и это определено. Но если вы смотрите на Сосана и понимаете его, тогда каждый мужчина есть женщина, каждая женщина есть мужчина — таковы вещи. Сейчас психологи тоже открыли этот факт: мужчина и женщина бисексуальны. Каждый мужчина имеет женщину, скрытую внутри него, а каждая женщина имеет мужчину, скрытого внутри нее — они есть. Никакая женщина не является просто женщиной, не может быть; и никакой мужчина не может быть без женщины — женщина есть в нем. В этом существовании ничто не может быть без противоположности.
   Вы родились от двух родителей: один из них был мужчина, а другой — женщина. Вы несете внутри себя обоих — половина-наполовину. Так должно быть — нет другого способа родиться. Вы родились не только от женщины, иначе вы были бы только женщиной. Вы родились не только от отца, иначе вы были бы только мужчиной. Вы родились от двойственности — мужчины и женщины. Они оба вносят свой вклад — вы и то, и другое.
   Это создает трудность, ибо когда ум думает о женщине, он всегда думает в женских терминах. Но вы не знаете их. Если женщина становится жестокой, она более жестока, чем любой мужчина. Если она гневается, никакой мужчина не сравнится с ней. Если она ненавидит, никакой мужчина не может так ненавидеть, как она.
   Почему? Потому что ее женщина устала на поверхности, а ее мужчина всегда отдыхает и более полон энергии. Поэтому всегда, когда она гневается, она более гневна, чем любой мужчина, ибо мужчина функционирует все время, а ее мужчина отдыхал. И всегда, когда мужчина сдается или становится очень любящим, он более женственен, чем любая женщина, потому что тогда та женщина, которая всегда отдыхает, всегда скрыта, всегда свежа и молода, выходит на поверхность.
   Посмотрите на индуистских богов: там поняли дуальность очень хорошо. Вы, должно быть, видели изображение Кали, матери: это очень жесткая женщина с черепами вокруг шеи, с головой в одной руке и многими руками, держащими орудия убийства. Она — супруга Шивы, и Шива лежит, а она стоит на его груди.
   Когда западные люди начали впервые размышлять об этом символе, они были озадачены и спрашивали: «Почему вы называете эту женщину «мать»? Она выглядит, как смерть». Но индуисты говорят, что мать имеет в себе также и смерть, ибо если она дает рождение, тогда кто даст вам смерть — противоположность? Мать дает вам рождение, она же дает вам и смерть. Так должно быть.
   Кали, мать, и опасна, разрушительна и созидательна. Она мать, творческая сила, и она также смерть, разрушительная сила. Она любит Шиву, но она стоит на его груди, будто готова убить его.
   Но такова природа жизни: любовь убивает, рождение становится смертью, красота исчезает, уродливое приходит. Все меркнет в противоположности, растворяется в противоположности, Вся логика выглядит тщетной, и ум ошеломляется.
    Когда такие двойственности перестают существовать...
    Икогда вы смотрите сквозь них всех, они просто перестают существовать, потому что любовь — это ненависть. Правильным словом будет «любовь-ненависть» — одно слово, а не два. Правильно будет «жизнь-смерть» — одно слово, а не два. Правильно будет «мужчина-женщина», «женщина-мужчина» — не два слова, а одно — совместное.
   Но тогда единство тоже исчезает, перестает существовать. Тогда что за смысл говорить, что жизнь едина? Два исчезают; в пробуждении одно тоже исчезает.
   Вот почему Сосан и все последователи Будды настаивают на том, что когда вы приходите к осознанию истины, она ни одно, ни два — это пустота. Теперь вы можете понять, почему они говорят — шуньята,пустота. Все исчезают, ибо когда два исчезает, одно тоже исчезает — тогда это остается? Ничего не остается, ибо только ничто остается. Это ничто — предельный пик просветления, когда вы видите все пустым, когда все становится пустым.
    К этой предельной завершенности не приложимы ни законы, ни описания. Для единого ума, соответствующего пути, все эгоцентрические стремления прекращаются.
   Чего вы будете стараться достичь в этой пустоте? Где цель, и кто искатель, и кто искомое? Нет цели, которую надо достигать и нет никого, кто мог бы достичь. И все стремления прекращаются.
   Это покой Будды, тотальная тишина, ибо нечего достигать, некому достигать, некуда идти, некому идти — все пусто. Внезапно все стремления исчезают — вы никуда не идете. Вы начинаете смеяться, вы начинаете наслаждаться этой пустотой. Тогда нет предела вашему наслаждению, тогда блаженство ниспадает на вас.
   Если существование ощущается как пустое, тогда никто не может потревожить ваше блаженство, ибо нет никого, кто бы нарушил его. Это из-за вашей двойственности вы были потревожены. Вы влюбляетесь, и затем приходит ненависть, и ненависть мешает. Вы хотите быть красивым, и затем приходит уродство, и уродство мешает. Вы хотите быть живы навсегда, и затем смерть стучится в дверь, и смерть мешает.
   Если вы можете видеть, что противоположное скрыто, тогда вдруг вы не спрашиваете ничего, ибо вы знаете: что бы вы ни спросили, придет, противоположное. Если вы просите престижа, уважения — отовсюду придут оскорбления. Если вы просите цветов — тернии посыплются на вас. Если вы хотите быть известным — вас забудут. Если вы хотите достичь трона — вы будете выкинуты вон.
   Чего бы вы ни попросили, противоположное будет дано вам. Тогда какой смысл просить, тогда зачем чего-то просить? Желания будут исполнены, но вы удивитесь — в то время, когда они исполнятся, противоположное уже придет в ваши руки. Вы достигнете целей, но в то время, как вы достигнете, вы будете плакать и рыдать, ибо в цели скрыта противоположность. Вы достигнете всех мест, которых желаете, но само достижение станет разочарованием. Все эгоцентрические стремления прекращаются, когда эта пустота видна как пустая. Чего желать в ней? Достигающий ум отпадает, рассыпается в пыль.
    Сомнения и нерешительность исчезают, и возможна жизнь в истинной вере.
   Здесь есть разница. Эти высказывания Сосана в Китае называются «Книгой истинной веры». Христианам, мусульманам, индуистам очень трудно понять, что это за тип истинной веры. Попытайтесь понять — это глубочайшее понимание веры.
   Обычно то, чему учат в церквях, храмах, о чем говорят христиане, мусульмане, индуисты — это не вера, а уверенность, уверенность в Боге. Но как вы можете быть уверены — ведь каждая уверенность несет свое собственное сомнение? Вот почему вы настаиваете на абсолютной уверенности.
   Когда вы говорите: «Я уверен абсолютно» — что вы в действительности говорите? Зачем это «абсолютно»? Зачем этот акцент? Это показывает, что где-то скрыто сомнение и вы скрываете его словом «абсолютно», словом «полностью», акцентом. Кого вы собираетесь обмануть? Вы обманываете себя. Акцент показывает, что где-то скрыта противоположность.
   Когда вы говорите кому-то: «Я люблю тебя и только тебя»,— вы скрываете сомнение. Зачем это «только тебя»? Зачем вы говорите это, зачем вы хотите это подчеркнуть? Там скрывается возможность любить кого-то еще, поэтому вы подчеркиваете, чтобы скрыть эту возможность. Если вы не скрываете ее, она может стать очевидной, она может возникнуть, может открыться. Тогда что делать? Просто делать все возможное, чтобы ее скрыть.
   Если вы говорите «я истинно уверен в этом», тогда также будет и неистинно уверенный. Что это за истинная уверенность? Истинная уверенность значит, что вы скрыли сомнение так хорошо, что никто не сможет узнать о нем, но вы знаете это отлично. Вот почему уверенные не любят слушать вещи, которые идут против их уверенности — они становятся глухими, ибо они всегда боятся. Вы никогда не боитесь другого и того, что он собирается сказать; вы боитесь, что он может коснуться скрытого сомнения и что это сомнение может развернуться.
   Поэтому обычные религиозные люди не любят слушать атеиста. Они скажут: «Нет, он может разрушить веру»,— но может ли вера быть разрушена? И если вера может быть разрушена, тогда стоит ли она того, чтобы к ней привязываться? Если вера может быть разрушена, тогда что это за тип веры? Но она может быть разрушена, ибо есть сомнение — сомнение уже изъело ее.
   Это происходит каждый день: верующие становятся неверующими, неверующие становятся верующими — они меняются. Почему они так легко обратимы? Потому что другой скрыт внутри. Уверенность несет в себе сомнение. Тогда что такое вера?
   Сосан обладает реальным пониманием того, что такое вера. Вера появляется только тогда, когда двойственность исчезла,— это не уверенность вопреки сомнению. Когда и уверенность, и сомнение исчезли, тогда нечто происходит, что является верой. Не вера в Бога, ибо двойственности — вы и Бог — нет. Это не так, что вы верите, ибо вас больше нет, потому что если вы есть, тогда будут другие тоже. Все пусто — и расцветает вера: пустота становится самим цветением веры.
   Буддийское слово шраддха,вера — это совсем другое, смысл абсолютно другой, чем тот, что несет слово «уверенность»: не в кого верить, нет никого, кто бы верил — все двойственности исчезли. Тогда вы верите — что еще вы можете делать? Вы не можете сомневаться, не можете быть уверены — тогда что вы можете делать? Вы просто верите и плывете в потоке. Вы двигаетесь с жизнью, отдыхаете с жизнью.
   Если жизнь приносит рождение, вы верите в рождение, вы не вожделеете. Если жизнь приносит смерть, вы верите в смерть; вы не говорите, что это нехорошо. Если жизнь приносит цветы — отлично; если жизнь приносит тернии — отлично. Если жизнь дает — хорошо; если жизнь отнимает — хорошо.
   Это вера — неделание собственного выбора, но оставление жизни всего — всего, что есть. Не желание, не требование — просто движение туда, куда бы ни вела жизнь, ибо в тот момент, когда вы требуете, вы знаете, что теперь противоположное будет результатом. Поэтому вы не просите вечной жизни, ибо вы знаете, что получите вечную смерть.
   Замечали вы когда-нибудь, что во всем мире только христиане молились о вечной жизни? Только христиане молятся: «Господи, дай нам жизнь вечную», — и только у христиан есть ад, который вечен. Он должен быть противоположностью. Ни в какой другой религии нет вечного ада. Там есть ады, но только временные: вы находитесь там несколько дней, несколько месяцев, несколько лет, а затем вы выходите ибо никакое наказание не может быть вечным. Как оно может быть таким?
   Когда всякое удовольствие временно, как может наказание быть вечным? Когда награда временна, как может быть наказание вечным? Если вы никогда не получаете ничего вечного в жизни, как вы можете быть за это наказаны навечно? Это кажется несправедливым.
   Но христианство требует молиться за жизнь вечную. Тогда вы должны уравновесить — вечный ад. Однажды вы согрешили, и брошены в ад; вы никогда не сможете выйти оттуда — вы будете там всегда. Так должно быть, ибо вы требовали вечной жизни.
   Вера Будды означает глубокое понимание того факта, что все, что вы требуете, будет неправильным. Постарайтесь понять это. Я повторю: все, что вы желаете, будет не так.
   С пониманием этого исчезают желания. Когда желания исчезают, появляется вера. Вера означает движение с жизнью без всяких ожиданий, желаний, собственных требований. Не прося, не жалуясь — принимая все, что происходит.
   И помните: это не есть нечто, что вы делаете. Если вы это совершаете, тогда есть отвергание. Если вы говорите: «Да, я приму»,— вы отвергли. Если вы говорите, что вы примете все, что произойдет, тогда позади этого есть глубокое отвержение. Вы в действительности не принимаете. Вы принимаете только потому, что ощущаете беспомощность, что не можете ничего поделать. Тогда что вы можете сделать? Принять. Но такое приятие несет в себе глубокую депрессию, отвергание. Если бы можно было отвергнуть, вы бы выбрали отвержение. Тогда это не вера.
   Сосан говорит, что вера рождается простым видением реальности, того, что противоположность предполагается везде. Это не вы говорите: «Я принимаю», это не вы принимаете в какой-то беспомощности. Это просто природа жизни. Видение факта, истины, лежащей глубоко внутри вас, дает вам веру. От видения факта рождается вера.
   Если я вижу, что я родился, тогда есть факт, что я умру. Это простой факт. Я не принимаю это, ибо нет отвержения: я просто верю. Когда я верил в рождение, жизнь дала мне рождение — и я верил. Жизнь дает мне смерть, и я верю. Рождение было таким прекрасным, почему бы и смерти не быть такой? И кто вы, чтобы решать? Если рождение дало вам так много, почему же не может дать смерть?
   Неведомое есть всегда. Вера означает вхождение в неведомое, не делая никаких требований. Тогда вы не можете быть несчастны, тогда блаженство ниспадает на вас. Как вы можете быть несчастны, если вы не требуете? Кто сделает вас несчастным, если вы не требуете? Жизнь выглядит несчастной, потому что кажется, будто она движется противоположно тому, что вы требуете. Жизнь станет блаженной, если вы не будете требовать, если все, что бы ни происходило — прекрасно. Все, что происходит — прекрасно, и вы просто двигаетесь с этим.
   Прав Чжуан-цзы: «легкое верно» и «если ботинок впору, нога забывается». И когда вы так глубоко совпадаете с жизнью, сомнения и недоверие исчезают. Эта прилаженность ботинка есть вера. Тогда возникает вера, которая не является уверенностью; тогда возникает вера, которая не нуждается ни в каком Боге, чтобы в него верить.
   Вот почему Буддисты не говорят о Боге. Буддизм действительно достиг глубочайшей сердцевины религии, и люди, подобные Сосану, редки. Их понимание тотально, совершенно. Целое пришло в их понимание. Они не нуждаются в Боге, ибо они говорят: «Зачем Бог? Разве существования недостаточно? Зачем его персонифицировать? И что бы вы ни сделали, будет точно таким, как вы — это будет проекцией. Поэтому все боги — проекции».
   Индуисты сотворили Бога; посмотрите на него — это просто проекция индуистской философии: нос, глаза, рот — все. Посмотрите на японского бога, посмотрите на негритянского бога — и вы увидите, что это только проекции наших умов. Если у лошадей есть свои Боги, они не могут быть человеческими — они будут лошадьми. Можете ли вы представить себе лошадь, у которой Бог подобен человеку? Невозможно. Лошади будут иметь своими Богами лошадей. Если у деревьев есть свои Боги, они должны быть деревьями.
   Что такое ваши Боги? Это ваши проекции. А зачем вы проецируете? Потому что вы хотите быть защищены. Без Бога вы чувствуете одиночество, пустоту; вы хотите, чтобы вам кто-нибудь помогал. Этой просьбой о помощи вы сами создаете себе несчастье. Теперь произойдет противоположное: каждую минуту вы будете чувствовать, что Бог не слушает — вы молитесь и плачете, а он не слушает. Каждый момент вы будете ощущать, что сделали все, но вам не дано то, что вам причитается.
   Святые, так называемые святые, всегда жаловались, потому что они отреклись от мира, и все же блаженство не снизошло. Они целибаты, но все же цветы не посыпались на них. Они сделали это и то, у них длинный список, они сделали много вещей, и все же Бог так же далеко, как и всегда. Они не верят, они все еще устраивают борьбу с жизнью. Они не позволяют жизни происходить своим путем, у них есть собственные идеи воздействия на жизнь — но это неверно.
   Неверие означает, что у вас есть некие идеи воздействия. Вы считаете себя мудрее, чем сама жизнь — это неверие, это неуверенность. Вы хотите навязать себя. Пойдите в церковь, в синагогу и посмотрите на людей, молящихся Богу. Что они говорят? Они дают совет, они говорят: «Не делай этого, это неверно. Мой сын болен, сделай его здоровым».
   Прежде всего, если вы действительно верите, то больным вашего сына сделал он — так верьте этому. Зачем идти жаловаться и молиться? Вы что, думаете, что можете его улучшить? Все молитвы означают такую просьбу к Богу: «Пожалуйста, не делай так, чтобы два и два было четыре. Все, что происходит, что естественно — не давай этому происходить».
   У вас есть идеал для предложения, некоторые советы — это не вера. Вера означает: «Я никто, и я пойду, куда бы ни повела меня жизнь — всюду. В неведомое, тьму, смерть или жизнь — куда бы она ни вела, я готов. Я всегда готов и я соответствую». Но когда вы можете соответствовать? Вы можете соответствовать только тогда, когда двойственность прекращается, когда вы можете видеть. И самое видение становится остановкой — прекращением желания, требования.
    Для единого ума, соответствующего Пути,
    все эгоцентрические стремления прекращаются.
    Сомнения и нерешительность исчезают,
    и становится возможной жизнь в истинной вере.
    Единственным ударом мы освобождаемся от рабства.
   Единственным ударом мы освобождаемся от рабства. Это не постепенное дело, это не так, что вы постепенно достигаете Истины, это не вопрос степени. Единым ударом, в один момент вы освобождаетесь от всего рабства, когда вы видите Истину.
   Это не вопрос совершения усилия, ибо что бы вы ни делали, вы делаете это с умом, а ум — это причина всего несчастья. И все, что вы делаете с умом, будет стремлением; все, что вы делаете с умом, будет выбором из двух противоположных полюсов. Вы еще больше запутаетесь.
   Поэтому вопрос не в том, что делать; вопрос в том, как увидеть. Вопрос не в изменении вашего характера, не в становлении более хорошим, более святым, менее грешным — нет, вопрос не в этом. Вопрос в том, как видеть без ума, как видеть без выбора. Вопрос не относится к деланию и действию — он относится к качеству сознания.
   Вот почему на Востоке мы акцентировали внимание на медитации, а на Западе — на морали. Когда Упанишады были впервые переведены на западные языки, ученые были озадачены, потому что они не нашли в ни ничего подобного десяти заповедям: «Не делай это, не делай то»,— ничего такого не было. И они были озадачены: как эти Упанишады могут быть религиозными писаниями? Ведь религия подразумевает мораль, религия подразумевает: «Делай это, не делай то»,— это деяние. А Упанишады не говорят о том, что делать — они говорить только о том, как быть, чем быть.