Страница:
Субханвердизаде незаметно подмигнул Нейматуллаеву: дескать, помалкивай! Он решил распалить Мешинова, вывести его из равновесия, натравить на Демирова. Это было сейчас весьма на руку обоим. Взбалмошный Худакерем Мешинов был способен попортить немало крови Демирову, отнять уйму времени, причинить ему порядком неприятностей.
Субханвердизаде начал подливать масла в огонь:
- Выходит, Бесират, Таир бросил камень и в огород нашего Худакерема? Так я понимаю?
- Я же сказал вам, он никого не считает за людей, - ответил Нейматуллаев. - Ни-ко-го!
- Не может этого быть, не верю, - актерствовал Субханвердизаде. Наверное, он пошутил... Неужели Таир позволил себе насмехаться над всеми почитаемым человеком?
"Надо непременно натравить этого спесивого петуха на Демирова, - думал Гашем Субханвердизаде. - Вот и благоприятный случай, нельзя его упускать. Сейчас любой скандал в районе мне на руку. Мутить, мутить воду!.. В мутной воде, давно известно, легче ловить рыбу... Надо отвлечь внимание всех, особенно Демирова, от событий последних дней... В мутной воде можно поставить сеть - и никто не заметит... Как это говорится? На войне как на войне!.. Врага надо уничтожать и камнем, и пулей, и зубами, и словом!.. И даже бусинкой!.. Сегодня это бусинка - завтра пуля!".
- Послушай, дорогой, - обратился он опять к Нейматуллаеву, - а что Таир хотел сказать, упомянув про эту бусинку от сглаза? В чем дело?..
- Я думаю, кличку хочет дать человеку, - ответил Бесират, отлично поняв и одобрив в душе замысел Субханвердизаде. - Ведь у Худакерема нет никакого прозвища, все его так уважают! А Таир решил: дадим ему прозвище.
- Какое прозвище?
- Ну, как у многих. Знаешь, как у нас? Кто-нибудь скажет: пусть такой-то повесит себе на шею бусинку от сглаза... Хй-хи-хи!.. А потом все начинают: вон бусинка идет!.. Вон бусинка остановилась!.. Бусинка сказала!.. Бусинка то, бусинка се!.. Ясно?.. Словом, был человеком, а стал бусинкой.
Глаза Субханвердизаде изобразили изумление:
- Да как это можно?! Превратить знаменитого человека, эту великую гору, в какое-то женское ожерелье?! Можно ли такое допустить?! Это же безобразие!
- Смысл, Гашем, конечно, тебе ясен, - вставил Нейматуллаев. - Ты понял, да?.. Этим Таир как бы хочет сказать: я тебя, Худакерем, ни во что не ставлю!.. Ясно?.. Ведь так, а?
Субханвердизаде покосился на Мешинова. Тот сидел мрачный, насупив брови.
- А может, Таир и не говорил ничего... - нарочно мягко проворковал Субханвердизаде, будто бы желая утешить Худакерема; он был уверен, что его тон и слова произведут совсем обратное действие. - Дорогой, не принимай близко к сердцу. Не придирайся ты к его словам, будь выше. Ведь мы знаем тебя. Ты Худакерем! Наш Мешинов! Плюнь!.. Оставь!.. Не обращай внимания, дорогой! Я просто поражен... Какая бусинка?.. Какое ожерелье?.. Что за чертовщина?! Плюнь, плюнь!.. Что тебе?.. Честное слово, выбрось из головы. Не думай ни о чем. Не придавай значения. Плюнь!..
- Нет, Гашем, я не могу оставить этого так.
- Конечно, с другой стороны, и оставить это так, без последствий, вроде бы нельзя. Не знаю, что и делать... Говорят: плюнешь вверх - усы, плюнешь вниз борода. И все-таки мой совет - плюнь, да! Не обращай внимания.
- Нет, не могу. Я не такой, Гашем. Я не могу проглотить эту ядовитую отраву... Выпить добровольно стакан яду?! Нет!.. Я капельки ядовитой не возьму в рот. А ты - плюнь!.. Моя честь - без единого пятнышка, я смело, открыто смотрю людям в глаза... Мне бояться нечего, я не сделал ничего такого, что могло бы бросить тень на меня... Я не какой-нибудь ворюга торгаш, я революционер!.. Разве ты не знаешь, что я работал под этими полами, а не на них!.. Я - подпольщик!
- Разумеется, мы все это знаем, - поддакнул Гашем Субханвердизаде. - Ты революционер! Народ знает тебя.
- Но я, Гашем, не могу допустить, чтобы кто-то потешался надо мной... Я не допущу, чтобы из меня сделали посмешище. Не быть этому!.. Я - это я!..
- Верно. Но на этот раз ты должен махнуть рукой. Выбрось из головы, прошу тебя, Худуш, милый!
- Ни за что! Никогда! Почему это я должен махнуть рукой, товарищ исполком?! Я хоть и не имею большого поста, но ведь я проливал свою кровь!.. Мешинов хлопнул ладонью по голенищу сапога, воскликнул: - Сними это!.. Взгляни на мои израненные ноги!..
- В этом отношении ты прав, - кивнул головой Субханвердизаде.
- Я прав во всех отношениях, Гащем!
Лицо Мешинова сделалось темным, как уголь. Казалось, он вот-вот разрыдается. Субханвердизаде, чувствуя его состояние, участливо положил руку на его плечо:
- Успокойся, прошу тебя, Худуш. Ты ведь не ребенок. Ты - наша гордость, наша гора!.. Можно ли каждую ерунду принимать так близко к сердцу?.. Возьми себя в руки.
- Нет! - Мешинов ударил кулаком по столу, отчего карандаши и ручки полетели во все стороны. - Раздавлю! - крикнул он. - Раздавлю, как воск, вот этой рукой!..
- Ты имеешь право. Нейматуллаев закивал головой:
- Имеешь, имеешь. Не все же такие, как я. Имеешь полное право... Ты - это ты, Худакерем!
- Да, я - это не ты, Бесират!.. Я - не завтяаг, я - не жулик!.. Я - это я! - Он с силой ударил себя кулаком по груди: - Я - Худакерем!.. Ясно вам?!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Вечером Тель-Аскер сидел перед коммутатором у себя на телефонной станции. Перед ним лежала раскрытая книга. Он читал ее вслух, вполголоса. Потом вдруг начинал дремать, клевал носом. Просыпался - вновь принимался бормотать, заглядывая в книжку, пока новый приступ дремоты не смыкал его веки.
С недавних пор Аскер начал выступать на самодеятельной сцене, в местном клубе. На этот раз ему удалось "с боем вырвать" у руководителя драмкружка роль Сервера в пьесе Узеира Гаджибекова "Не та - так эта". И вот уже более десяти дней он, с трудом осиливая текст, пыхтя и отдуваясь, заучивал роль. Ему очень хотелось предстать перед девушками городка в облике столичного пригожего студента. "Пусть полюбуются на меня, Аскера - Сервера!" - мечтал он.
Борясь с дремотой, он, как говорится, брал горлом главного персонажа пьесы, купца Мешали Ибада, вопрошал с вызовом:
- Как звать твоего отца?! Имя твоего отца?! Неожиданно Аскер услышал:
- Имя моего отца? Зачем тебе?
Он вздрогнул, вскочил со стула. Книжка упала на пол. Он повернул голову и увидел на пороге Худакерема Мешинова.
- А, это ты... - пробормотал он, приходя в себя.
- Отчего ты так побледнел? - строго спросил Мешинов. - Скажи, ты что подумал? Сознавайся.
- Да нет, ничего... Просто я вздремнул немного, Худуш... Кажется, погода переменится, в сон клонит.
- Ты, я вижу, и спишь, и работаешь, и читаешь!.. На что это похоже?... заворчал Худакерем.
- А как же иначе?.. Мы должны прогрессировать. Паровоз эпохи летит вперед!... Не стоять же нам в этот момент в стороне, слушая перезвон бубенцов, уносящихся вдаль?...
Мешинов поморщился:
- Прогрессировать!... Паровоз! Эпоха!... Бубенцы!... Скажи, что ты болтаешь?! Что за чушь?!
- У меня роль, ясно тебе? Я буду выступать, - объяснил Тель-Аскер. - Вот они - бубенцы!
- В каком смысле - бубенцы? Что ты собираешься вызванивать?...
- Я буду вызванивать роль Сервера. Сервера, Сервера, Сервера!... - пропел Аскер, прищелкивая пальцами и пританцовывая. - Я покажу этому купчишке Мешади Ибаду, где раки зимуют!... Я вырву у него из лап девушку!... Я женюсь на ней!...
- Поздравляю, счастливчик, - грустно усмехнулся Мешинов. - От всей души поздравляю, Аскер.
- Да, да, я счастливчик. Советская власть - моя!... Эта огромная телефонная станция - в моих руках!... Я успешно ликвидирую свою неграмотность!... Выступаю в клубе!... Изучаю телеграфный язык - точка-тире, точка-тире!... И девушка будет моей! Я вырву ее!...
Мешинов улыбнулся веселее:
- Если бы твой покойный отец, Аскер, мог увидеть тебя, он бы воскрес, я думаю.
- Да, да, воскрес бы. Обязательно воскрес бы! Бедняга. Нанялся к какому-то беку жнецом и умер во время жатвы. Никто даже не знает, где его могила.
- Если бы ты знал, воздвиг бы над могилой отца усыпальницу? - неожиданно поинтересовался Худакерем.
- Конечно, воздвиг бы. Он же не был кулаком, чтобы я сровнял его могилу с землей!... Я поставил, бы ему надгробный камень, на камне велел бы высечь серп, такой, каким он жал, а под серпом надпись: "Взгляните на его серп!" Разве это не наша эмблема - серп?! А, Худуш?!
- Отличная у тебя жизнь, ай, Аскер!... Позавидовать можно. Молодец! Честное слово, завидую.
Щелкнул коммутатор, загорелась лампочка. Аскер быстро подсел к аппарату, спросил:
- С кем соединить, товарищ Демиров?... Слушаюсь!... Сейчас соединяю.
- Кому это не спится ночью, в этой кромешной тьме? - спросил пренебрежительно Мешинов. Аскер почтительно произнес:
- Это товарищ Демиров. Честное слово, человек совсем не знает, что такое сон.
- Да, да, в глазах таких, как ты, подхалимов! - резко сказал Мешинов.
- Нет, это действительно так, Худуш.
- Ну, я пошел.
- Куда?
- Куда-нибудь. Куда глаза глядят. Совсем... - Голос Мешинова дрогнул. Отсюда... Ухожу!
- Что случилось, Худуш? - Аскер подошел к другу, взял бережно под руку, подвел к своей деревянной кровати, стоявшей в углу, усадил. - Рассказывай, дорогой, что произошло!... Вижу, у тебя неприятности.
Мешинов потер ладонями колени, печально опустил веки:
- Да, верно говорят: один работает - другой ест... Ты ступай на сцену, упивайся любовью, крути романы, а мы здесь будем кровью захлебываться!
- Что все-таки случилось, Худуш?
- Что случилось, спрашиваешь?... Судьба, видно, моя такова... Уезжаю!... Прощай!...
- Куда?... Куда уезжаешь?... Или тебя исполкомом назначили в какой-нибудь район?... Поздравляю, Худуш!
- Упаси аллах!... Что мне - должности нужны?! Я на это не падок, не умираю, как некоторые...
- Из-за чего тогда война?... - спросил Аскер, съедаемый любопытством. Отчего ты в таком настроении?... Откуда это уныние?
- Не ценят! Не ценят! Не ценят!
Аскер вяло улыбнулся, зевнул, прикрыв рот ладонью:
- Что же ты еще хочешь, Худуш?... Чего тебе не хватает?... Может, лаврового венка на голову?... Есть ли у нас хоть одна общественная организация, членом которой ты бы не был?! Что же касается служебного поста, так ты захватил сразу два... Что же тебе еще надо?
Мешинов, протянув руку в сторону окна, показал на здание райпочты:
- Скажи, Аскер, кто заложил первый камень в фундамент этой лачуги?... Кто замуровал туда бутылку?... Что найдут в этой бутылке через тыщу лет, когда будут раскопки?
- Бумажку с твоим именем.
- Скажи, Аскер, кто первый протянул телефонный провод через эти горы? Кто создавал весь этот город, всю эту жизнь в нем, весь этот мир?!
- Ты.
- А что теперь?
- Придет и твой черед, Худуш. Ведь человек не может быть вечно исполкомом, - заметил Аскер, намекая на то, что рано или поздно Мешинов получит пост председателя райисполкома.
- Да оставь ты в покое исполком! - рассердился Худакерем. - Что он дался тебе? Не об этом идет речь. Дело - в уважении. Дело в том, что человека надо ценить, с ним надо считаться. Пойми, дело - в уважении!..
- То есть?.. О каком уважении ты толкуешь, Худуш-джан? Чего тебе не хватает?
- Я говорю о том уважении, сынок, когда человека не обводят вокруг пальца, не дурачат...
- Как одурачил и обвел вокруг пальца Мешади Ибада мой Сервер, да?.. Так?.. - закончил с ухмылкой Аскер.
Мешинов молча поднялся и направился к двери. Он так хлопнул ею, что с потолка на курчавую голову Тель-Аскера посыпалась штукатурка.
Всю ночь Худакерем пролежал с открытыми глазами, терзаясь и мысленно ведя разговоры, споря, словесно сражаясь с Демировым, Нейматуллаевым, Аскером. Под утро его начало лихорадить, сначала бил озноб, затем поднялась температура: вновь дала себя знать застарелая малярия.
Из сберкассы прибежал курьер Пири, начал совать ему прямо в постель пачку документов:
- Подпишите, товарищ Мешинов!.. Без вашей подписи деньги не можем выдавать... Пожалуйста. Худакерем окрысился на посыльного:
- Убирайся к чертовой матери!.. Проваливай к дьяволу!... Катись!... Чего привязался?
- Но как же нам быть? - настаивал посыльный. - Скандал!... Вкладчики сберкассу разнесут, шумят, требуют. К тому же это их деньги. Они вправе требовать... Как назло, сегодня спозаранку пришло столько народу, как никогда!...
Мешинов, приподнявшись, сказал:
- Пойди, скажи там, что меня нет дома. Понял? Давай катись!
- Да, но как же?.. У меня язык не повернется... Они растерзают меня... Ведь я... У меня... Нет, нет!.. Ведь это...
Мешинов прервал его заикания:
- Ступай, ступай!.. Сегодня я буду очень занят. Мне надо повидать Демирова. Ясно? Дело! Чрезвычайно важное дело!..
- Не посчитай за труд, - упрашивал Пири, - загляни вначале в сберкассу, потом ступай к Демирову в райком по своему важному делу!.. Наверное, ты будешь хлопотать за нас... Спасибо!.. Зарплата маленькая - семья большая...
- Ступай с богом! - Мешинов показал на дверь: - Иди, иди... Проваливай... Ну, тебе говорят?!
- Что же я скажу им там? - причитал Пири.
Худакерем облизал пылающие губы, прохрипел:
- Скажи, что Худакерема больше нет. Понял? И проваливай! Убирайся, говорят тебе!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Утром Сары, собираясь на работу, делился с матерью обидой, говорил возмущенно:
- Не боюсь я этого Нейматуллаева! Пусть он ветром станет все равно не проскочит мимо меня в кабинет товарища Демирова. И ничего он нам с тобой не сделает. Товарищ Деми-ров сказал: есть местком, он не допустит... Да и кто мы?! Мы - трудящиеся, работаем. Ты - бедная вдова, я - сирота, без отца... Пусть только попробует обидеть тебя!.. Что он, самый главный здесь - этот Нейматуллаев?! Демиров главнее. Товарищ Демиров самый главный. Вчера вечером сказал мне: "Сары, ты - молодой, у тебя все впереди. Не вечно ты будешь здесь курьером. Пока поработай, наберись ума. Потом мы что-нибудь придумаем, выдвинем тебя на другую работу, пошлем в Баку учиться, человеком станешь..." Вот какой Демиров!.. А Нейматуллаев?.. Видела бы ты его, мама, в тот момент, когда он выскочил из кабинета товарища Демирова!.. Он походил на мокрую общипанную курицу... Демиров задал ему!.. Ты, мама, не бойся, если он начнет притеснять тебя. В случае чего, я и к товарищу Илдырымзаде пойду, комсомол заступится за тебя. Зачем же я тогда ношу в кармане вот эту книжку?
Мать в ответ только молча улыбалась, любовно поглядывала на Сары. Вот какой у нее сын! Опора. Прежде они жили в деревне. Сары окончил сельские курсы для малограмотных. Работал почтальоном при сельсовете. Не поладил с председателем - расстался с работой и вскоре переехал с матерью в райцентр.
У этого переселения была своя маленькая история. Уже давно, с прошлого года, двоюродный брат Сары, его одногодок, Кара, работавший в городе и время от времени наезжавший в деревню, уговаривал его:
- Ах, Сары, как хорошо жить в городе!.. Вечером там лампочки загораются как звезды в небе. А что хорошего здесь, в деревне?.. Давай переезжай с матерью в город... Нам там будет неплохо. Мы - два брата, будем помогать друг другу. Пока мы - никто, маленькие люди. Но со временем станем большими начальниками... Я слышал в тамошнем клубе, рассказывали биографию одного человека, сейчас он нарком, а раньше был такой же, как мы, бедняк... понял?.. Постепенно выдвигался и стал наркомом. Мы тоже начнем выдвигаться, снизу... Аллах милостив, может, он и нас сделает наркомами. Все от судьбы зависит. Если переедешь в город, ты там не пропадешь, там у нас есть защита - местком. Тебя пальцем никто не посмеет тронуть...
В конце концов Кара уговорил Сары, и тот с матерью перебрался в город. Однако сам Кара теперь раскаивался в том, что расстался с селом. Он еще в прошлом году поменял место работы, устроился в столовую, которая вскоре стала для него сущим адом. Посетители столовой без конца покрикивали на него, оскорбляли, унижали; завстоловой и буфетчик затыкали им, как говорится, каждую дырку.
Он жаловался брату:
- Что мне делать, Сары? Что делать?.. Куда податься? Не по душе мне эта холуйская работа. Ты оказался поумнее меня - вступил в комсомол/Меня же теперь даже близко не подпускают к комсомолу, говорят, иди, иди, ты работаешь в кооперативной системе, небось нечист на руку. А зачем мне быть нечистым на руку?.. Ведь я живу один, семьи у меня нет. Есть сестра в деревне, так ведь она замужем, Муж у нее работает конюхом. Живут неплохо, в помощи не нуждаются. Зачем же мне воровать? Просто ваш Илдырымзаде терпеть не может Нейматуллаева, оттого и нас всех считает ворами.
Сары старался, как мог, утешить брата:
- Подожди, Кара, потерпи немного. Дай я упрочу свое положение, тогда устрою тебя на такую работу - все завидовать будут. Может, удастся определить тебя конюхом к товарищу Демирову. Будешь смотреть за его конем.
- Определи, определи, умоляю тебя, помоги мне, братишка! - просил Кара. Я считаю, не только конь Демирова - даже его пес во сто раз лучше этого Нейматуллаева... Ух, рожа такая противная!.. Без конца скалит зубы, улыбается, улыбается...
Сколько можно улыбаться?.. Не понимаю... Перед всеми заискивает, кланяется всем, спину гнет - хитрец, лиса!... А я думаю так: если ты мужчина, выйди и ты хоть раз вперед, взмахни крылья ми, нахохлись, покажи, какой ты петух!... Особенно перед Мешиновым лебезит. Стоит ему увидеть Худакерема - превращается в подстилку, которая сама так и стелется к ногам. А видел бы ты, как обращается с маленькими людьми, - деспот!.. Мне он, правда, всегда улыбается, всегда говорит при встрече: "Ах, детка!.. Нравишься ты мне очень!..." Но я ненавижу этого лицемерного Бесирата, хоть он и обещает перевести меня на другую работу в магазин. Не пойду, не хочу, не лежит у меня душа к этой работе!... Ведь ты знаешь мои мечты, я хотел бы стать знаменитым наркомом... Боюсь, очень боюсь, втянут они меня в этой столовой в какую-нибудь аферу сгнию за решеткой. Боюсь, Сары, прямо не знаю, что мне делать. Посоветуй, братишка! Скажи, что ты думаешь обо всем этом?.
- Потерпи, Кара, потерпи, - утешал брата Сары, - дай мне укрепить свое положение. Увидишь, что я сделаю с этим подлецом Нейматуллаевым... Он запляшет у меня. Поеду в Баку на курсы, вернусь другим человеком!
- Завидую я тебе, Сары, счастливчик ты! Ты учился в деревне на курсах, а я, болван, всего лишь два раза пошел вечером в школу и то неудачно - в первый раз лампа: не горела, керосину не было, а во второй раз учитель заболел, ушел раньше времени. Так я и бросил... Когда я в прошлом году приехал сюда, то неплохо устроился, попал в учреждение, которое ведает учительской работой, отделом народного образования называется. Если бы я там остался, было бы замечательно. Почему?.. Чистое место. Это было как раз тогда, когда я начал нахваливать тебе город... Потом вижу: нет, так дело не пойдет, не смогу... Голодал, живот заставил меня променять такую чистую работу на тарелку проклятого пити... Нам зарплату всегда задерживали, вижу: подохну с голоду, взял и переметнулся в столовую, будь она неладна! Теперь жизни нет!.,
... В это утро Кара, как обычно, зашел за Сары. Им было по пути: столовая находилась недалеко от райкома. Сары в дороге наставлял брата:
- Учиться ты должен, ай, Кара, учиться. Учись!.. Возьмемся крепко за руки и пойдем вперед. Увидишь, каким большим человеком я стану. И ты тоже. Погоди, вот встану немного на ноги, я покажу этому Нейматуллаеву, где раки зимуют!.. Ах, Кара, честное слово, как бы я хотел задать жару этому жулику Нейматуллаеву!... Знал бы ты, какой это притворщик! Но вчера он получил по носу, выскочил из кабинета Демирова с поджатым хвостом, как побитая собака. Погоди, Кара, не то еще будет!
- Хитрец, виляет хвостом перед Мешиновым. Лиса!
- Ничего, клянусь тебе, буду жив, я обрублю ему его пышный хвост! Если не сделаю этого - имя сменю. Или ты не знаешь, каков я?.. Клянусь тобой, братишка, я не оставлю тебя, пока ты жив... Я сейчас обеими руками ухватился за учебу. Кроме того, я крепко подружился с телефонистом Аскером. Наш клуб в его руках. Он мне пообещал, говорит: я вытащу тебя на сцену в немой роли.
- Как это - в немой?
- Ну, наверное, я буду немым...
- Почему же немым?
- Это не твоего ума дело, Кара. Дай мне сначала выйти на сцену немым, а потом они услышат мой голосок!
- Выйди, выйди, Сары! Когда собака чувствует за собой силу, она и волка одолеет.
- Сейчас самый благоприятный момент, Кара. Демиров - это правда, справедливость. А там, где правда и справедливость, бояться нечего. Сегодня мы - сироты, бедняки, а завтра, если будем стараться, действовать, станем одними из первых. Поэтому будем стараться работать, учиться, бороться.
Перед зданием райкома братья распрощались. Оба были в радужном настроении. Сары пошел в райком, а Кара двинулся дальше, к себе в столовую... Ободренный наставлениями Сары, он сразу же начал задирать нос перед поваром Мешади Мовджудом, а увидев председателя месткома, усатого буфетчика Ганбаргулу, налетел на него, как норовистый петушок:
- Ты почему не заботишься о нашей учебе?... Мы тоже хотим ходить на курсы, ай, товарищ местком!... Ганбаргулу начал оправдываться:
- Товарищ Нейматуллаев дал слово, что откроет для нас отдельные курсы... Днем здесь будет столовая, а вечером курсы.
- Нет, - возразил Кара. - Мы хотим заниматься на курсах при клубе. Пусть у нас откроются глаза!... Там нам будет лучше, там - клуб!...
- А разве вам кто-нибудь здесь закрывает глаза, ай, Кара?! Почему ты не хочешь, чтобы курсы были при столовой? - вилял Ганбаргулу.
- Нет, нет, мы хотим заниматься только на курсах при клубе - твердо стоял на своем Кара. - После работы я буду уходить в клуб на курсы, а грязную посуду пусть моет жена Нейматуллаева. Всему свое время. У нас восьмичасовой рабочий день! Ясно вам, товарищ местком?
На шум голосов прибежал повар Мешади Мовджуд, начал урезонивать юношу:
- Молчи ты, Кара, молчи!.. Потом нам всем будет худо от твоей болтовни.
Долговязый председатель месткома недоуменно смотрел на Кару и качал головой. Юноша, задрав голову вверх, спросил вызывающе:
- Ну, ты понял? Дошло до тебя, товарищ местком?
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Рабочий день Демирова начался с того, что он вызвал Сары и строго-настрого наказал ему никого не пропускать к нему в течение получаса. Ему надо было сосредоточиться, собраться с мыслями и составить повестку дня для очередного бюро райкома. Вопросов, требующих решения, накопилось порядком.
"Что же будем обсуждать?" - думал он, листая свой рабочий блокнот с записями, обращая внимание на фразы, густо подчеркнутые красным карандашом: "Сельскохозяйственные работы", "Уборка урожая", "Вопросы просвещения", "Строительство дорог", "Строительство школ", "Благоустройство деревень", "Здравоохранение", "Проблема кадров (специалисты)", "Работа комсомольских организаций", "Обучение молодежи", "Отправка молодежи на учебу в высшую школу", "Открытие в райцентре хозяйственного техникума", "Расширение телефонной сети", "Снабжение деревень книгами и газетами", "Ликвидация банды Зюльмата"...
Эта фраза была подчеркнута дважды, рядом стоял большой восклицательный знак.
Демиров распечатал новую коробку папирос, закурил. По кабинету поплыл голубоватый дым. Задумался. Затем опять принялся листать блокнот.
"Собрать работников милиции, побеседовать с ними. Повести решительную борьбу со взяточничеством..."
Взял чистый лист бумаги, написал:
"1. Сельскохозяйственные работы...
2. Вопросы просвещения.
3. Ликвидация банды Зюльмата".
Позвонил. Вызвал заведующего отделом Мирзоева, протянул листок:
- Отдайте отпечатать, это повестка дня бюро.
- Есть, товарищ Демиров. Только не маловато ли вопросов? - спросил Мирзоев.
- Нет, - твердо сказал Демиров и зажег погасшую папиросу - Этого достаточно.
- Я вот почему... - неуверенно начал Мирзоев.-За время вашего отсутствия накопилось много дел. Есть новые постановления и решения Центрального Комитета. Нехорошо, если мы задержим их обсуждение.
- Решения Центрального Комитета следует не только обсуждать - их надо прежде всего выполнять, - спокойно сказал Демиров.
- И все-таки было бы неплохо вкратце ознакомить на бюро товарищей... Так всегда было.
Демиров достал из ящика стола папку:
- Всё - здесь. Но мы для этого соберемся особо. А сейчас потрудитесь отпечатать повестку дня.
Мирзоев смешался, даже покраснел, сказал виновато:
- Я хочу, чтобы у нас документы не скапливались...
- Даю вам слово, это нам не угрожает, - улыбнувшись, ответил Демиров и добавил: - Конечно, лишь при условии, если каждый из нас будет быстро и добросовестно исполнять порученное ему дело. Вам кажется, что три вопроса мало? Уверяю вас, если мы хорошо их подготовим, то и результаты получим хорошие. Главное - результаты.
- Да, особенно с этим Зюльматом... - вставил Мирзоев.
- Все три вопроса очень важные, жизненно важные. Вот и обсудим их. У вас еще есть что-нибудь?
- Товарищ Демиров, с утра поступило несколько телеграмм.
- Принесите их, пожалуйста.
Мирзоев вышел, передал машинистке повестку дня и вернулся в кабинет Демирова с телеграммами. Тот начал просматривать их, комментируя вслух:
- Так, это из Центрального Комитета - относительно осеннего сева... Наркомпрос тоже не забывает нас, интересуется положением с учительскими кадрами и как идет подготовка к учебному году... А это что?.. Из статистического управления... Это?... Баку интересуется, почему наш райпотребсоюз тянет с составлением баланса, просит нашего содействия. Вот так-так!... Удивительно!.. Выходит, это Нейматуллаев голову мне вчера морочил?... Вот так акробат, фокусник! Ажурный баланс...
Субханвердизаде начал подливать масла в огонь:
- Выходит, Бесират, Таир бросил камень и в огород нашего Худакерема? Так я понимаю?
- Я же сказал вам, он никого не считает за людей, - ответил Нейматуллаев. - Ни-ко-го!
- Не может этого быть, не верю, - актерствовал Субханвердизаде. Наверное, он пошутил... Неужели Таир позволил себе насмехаться над всеми почитаемым человеком?
"Надо непременно натравить этого спесивого петуха на Демирова, - думал Гашем Субханвердизаде. - Вот и благоприятный случай, нельзя его упускать. Сейчас любой скандал в районе мне на руку. Мутить, мутить воду!.. В мутной воде, давно известно, легче ловить рыбу... Надо отвлечь внимание всех, особенно Демирова, от событий последних дней... В мутной воде можно поставить сеть - и никто не заметит... Как это говорится? На войне как на войне!.. Врага надо уничтожать и камнем, и пулей, и зубами, и словом!.. И даже бусинкой!.. Сегодня это бусинка - завтра пуля!".
- Послушай, дорогой, - обратился он опять к Нейматуллаеву, - а что Таир хотел сказать, упомянув про эту бусинку от сглаза? В чем дело?..
- Я думаю, кличку хочет дать человеку, - ответил Бесират, отлично поняв и одобрив в душе замысел Субханвердизаде. - Ведь у Худакерема нет никакого прозвища, все его так уважают! А Таир решил: дадим ему прозвище.
- Какое прозвище?
- Ну, как у многих. Знаешь, как у нас? Кто-нибудь скажет: пусть такой-то повесит себе на шею бусинку от сглаза... Хй-хи-хи!.. А потом все начинают: вон бусинка идет!.. Вон бусинка остановилась!.. Бусинка сказала!.. Бусинка то, бусинка се!.. Ясно?.. Словом, был человеком, а стал бусинкой.
Глаза Субханвердизаде изобразили изумление:
- Да как это можно?! Превратить знаменитого человека, эту великую гору, в какое-то женское ожерелье?! Можно ли такое допустить?! Это же безобразие!
- Смысл, Гашем, конечно, тебе ясен, - вставил Нейматуллаев. - Ты понял, да?.. Этим Таир как бы хочет сказать: я тебя, Худакерем, ни во что не ставлю!.. Ясно?.. Ведь так, а?
Субханвердизаде покосился на Мешинова. Тот сидел мрачный, насупив брови.
- А может, Таир и не говорил ничего... - нарочно мягко проворковал Субханвердизаде, будто бы желая утешить Худакерема; он был уверен, что его тон и слова произведут совсем обратное действие. - Дорогой, не принимай близко к сердцу. Не придирайся ты к его словам, будь выше. Ведь мы знаем тебя. Ты Худакерем! Наш Мешинов! Плюнь!.. Оставь!.. Не обращай внимания, дорогой! Я просто поражен... Какая бусинка?.. Какое ожерелье?.. Что за чертовщина?! Плюнь, плюнь!.. Что тебе?.. Честное слово, выбрось из головы. Не думай ни о чем. Не придавай значения. Плюнь!..
- Нет, Гашем, я не могу оставить этого так.
- Конечно, с другой стороны, и оставить это так, без последствий, вроде бы нельзя. Не знаю, что и делать... Говорят: плюнешь вверх - усы, плюнешь вниз борода. И все-таки мой совет - плюнь, да! Не обращай внимания.
- Нет, не могу. Я не такой, Гашем. Я не могу проглотить эту ядовитую отраву... Выпить добровольно стакан яду?! Нет!.. Я капельки ядовитой не возьму в рот. А ты - плюнь!.. Моя честь - без единого пятнышка, я смело, открыто смотрю людям в глаза... Мне бояться нечего, я не сделал ничего такого, что могло бы бросить тень на меня... Я не какой-нибудь ворюга торгаш, я революционер!.. Разве ты не знаешь, что я работал под этими полами, а не на них!.. Я - подпольщик!
- Разумеется, мы все это знаем, - поддакнул Гашем Субханвердизаде. - Ты революционер! Народ знает тебя.
- Но я, Гашем, не могу допустить, чтобы кто-то потешался надо мной... Я не допущу, чтобы из меня сделали посмешище. Не быть этому!.. Я - это я!..
- Верно. Но на этот раз ты должен махнуть рукой. Выбрось из головы, прошу тебя, Худуш, милый!
- Ни за что! Никогда! Почему это я должен махнуть рукой, товарищ исполком?! Я хоть и не имею большого поста, но ведь я проливал свою кровь!.. Мешинов хлопнул ладонью по голенищу сапога, воскликнул: - Сними это!.. Взгляни на мои израненные ноги!..
- В этом отношении ты прав, - кивнул головой Субханвердизаде.
- Я прав во всех отношениях, Гащем!
Лицо Мешинова сделалось темным, как уголь. Казалось, он вот-вот разрыдается. Субханвердизаде, чувствуя его состояние, участливо положил руку на его плечо:
- Успокойся, прошу тебя, Худуш. Ты ведь не ребенок. Ты - наша гордость, наша гора!.. Можно ли каждую ерунду принимать так близко к сердцу?.. Возьми себя в руки.
- Нет! - Мешинов ударил кулаком по столу, отчего карандаши и ручки полетели во все стороны. - Раздавлю! - крикнул он. - Раздавлю, как воск, вот этой рукой!..
- Ты имеешь право. Нейматуллаев закивал головой:
- Имеешь, имеешь. Не все же такие, как я. Имеешь полное право... Ты - это ты, Худакерем!
- Да, я - это не ты, Бесират!.. Я - не завтяаг, я - не жулик!.. Я - это я! - Он с силой ударил себя кулаком по груди: - Я - Худакерем!.. Ясно вам?!
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Вечером Тель-Аскер сидел перед коммутатором у себя на телефонной станции. Перед ним лежала раскрытая книга. Он читал ее вслух, вполголоса. Потом вдруг начинал дремать, клевал носом. Просыпался - вновь принимался бормотать, заглядывая в книжку, пока новый приступ дремоты не смыкал его веки.
С недавних пор Аскер начал выступать на самодеятельной сцене, в местном клубе. На этот раз ему удалось "с боем вырвать" у руководителя драмкружка роль Сервера в пьесе Узеира Гаджибекова "Не та - так эта". И вот уже более десяти дней он, с трудом осиливая текст, пыхтя и отдуваясь, заучивал роль. Ему очень хотелось предстать перед девушками городка в облике столичного пригожего студента. "Пусть полюбуются на меня, Аскера - Сервера!" - мечтал он.
Борясь с дремотой, он, как говорится, брал горлом главного персонажа пьесы, купца Мешали Ибада, вопрошал с вызовом:
- Как звать твоего отца?! Имя твоего отца?! Неожиданно Аскер услышал:
- Имя моего отца? Зачем тебе?
Он вздрогнул, вскочил со стула. Книжка упала на пол. Он повернул голову и увидел на пороге Худакерема Мешинова.
- А, это ты... - пробормотал он, приходя в себя.
- Отчего ты так побледнел? - строго спросил Мешинов. - Скажи, ты что подумал? Сознавайся.
- Да нет, ничего... Просто я вздремнул немного, Худуш... Кажется, погода переменится, в сон клонит.
- Ты, я вижу, и спишь, и работаешь, и читаешь!.. На что это похоже?... заворчал Худакерем.
- А как же иначе?.. Мы должны прогрессировать. Паровоз эпохи летит вперед!... Не стоять же нам в этот момент в стороне, слушая перезвон бубенцов, уносящихся вдаль?...
Мешинов поморщился:
- Прогрессировать!... Паровоз! Эпоха!... Бубенцы!... Скажи, что ты болтаешь?! Что за чушь?!
- У меня роль, ясно тебе? Я буду выступать, - объяснил Тель-Аскер. - Вот они - бубенцы!
- В каком смысле - бубенцы? Что ты собираешься вызванивать?...
- Я буду вызванивать роль Сервера. Сервера, Сервера, Сервера!... - пропел Аскер, прищелкивая пальцами и пританцовывая. - Я покажу этому купчишке Мешади Ибаду, где раки зимуют!... Я вырву у него из лап девушку!... Я женюсь на ней!...
- Поздравляю, счастливчик, - грустно усмехнулся Мешинов. - От всей души поздравляю, Аскер.
- Да, да, я счастливчик. Советская власть - моя!... Эта огромная телефонная станция - в моих руках!... Я успешно ликвидирую свою неграмотность!... Выступаю в клубе!... Изучаю телеграфный язык - точка-тире, точка-тире!... И девушка будет моей! Я вырву ее!...
Мешинов улыбнулся веселее:
- Если бы твой покойный отец, Аскер, мог увидеть тебя, он бы воскрес, я думаю.
- Да, да, воскрес бы. Обязательно воскрес бы! Бедняга. Нанялся к какому-то беку жнецом и умер во время жатвы. Никто даже не знает, где его могила.
- Если бы ты знал, воздвиг бы над могилой отца усыпальницу? - неожиданно поинтересовался Худакерем.
- Конечно, воздвиг бы. Он же не был кулаком, чтобы я сровнял его могилу с землей!... Я поставил, бы ему надгробный камень, на камне велел бы высечь серп, такой, каким он жал, а под серпом надпись: "Взгляните на его серп!" Разве это не наша эмблема - серп?! А, Худуш?!
- Отличная у тебя жизнь, ай, Аскер!... Позавидовать можно. Молодец! Честное слово, завидую.
Щелкнул коммутатор, загорелась лампочка. Аскер быстро подсел к аппарату, спросил:
- С кем соединить, товарищ Демиров?... Слушаюсь!... Сейчас соединяю.
- Кому это не спится ночью, в этой кромешной тьме? - спросил пренебрежительно Мешинов. Аскер почтительно произнес:
- Это товарищ Демиров. Честное слово, человек совсем не знает, что такое сон.
- Да, да, в глазах таких, как ты, подхалимов! - резко сказал Мешинов.
- Нет, это действительно так, Худуш.
- Ну, я пошел.
- Куда?
- Куда-нибудь. Куда глаза глядят. Совсем... - Голос Мешинова дрогнул. Отсюда... Ухожу!
- Что случилось, Худуш? - Аскер подошел к другу, взял бережно под руку, подвел к своей деревянной кровати, стоявшей в углу, усадил. - Рассказывай, дорогой, что произошло!... Вижу, у тебя неприятности.
Мешинов потер ладонями колени, печально опустил веки:
- Да, верно говорят: один работает - другой ест... Ты ступай на сцену, упивайся любовью, крути романы, а мы здесь будем кровью захлебываться!
- Что все-таки случилось, Худуш?
- Что случилось, спрашиваешь?... Судьба, видно, моя такова... Уезжаю!... Прощай!...
- Куда?... Куда уезжаешь?... Или тебя исполкомом назначили в какой-нибудь район?... Поздравляю, Худуш!
- Упаси аллах!... Что мне - должности нужны?! Я на это не падок, не умираю, как некоторые...
- Из-за чего тогда война?... - спросил Аскер, съедаемый любопытством. Отчего ты в таком настроении?... Откуда это уныние?
- Не ценят! Не ценят! Не ценят!
Аскер вяло улыбнулся, зевнул, прикрыв рот ладонью:
- Что же ты еще хочешь, Худуш?... Чего тебе не хватает?... Может, лаврового венка на голову?... Есть ли у нас хоть одна общественная организация, членом которой ты бы не был?! Что же касается служебного поста, так ты захватил сразу два... Что же тебе еще надо?
Мешинов, протянув руку в сторону окна, показал на здание райпочты:
- Скажи, Аскер, кто заложил первый камень в фундамент этой лачуги?... Кто замуровал туда бутылку?... Что найдут в этой бутылке через тыщу лет, когда будут раскопки?
- Бумажку с твоим именем.
- Скажи, Аскер, кто первый протянул телефонный провод через эти горы? Кто создавал весь этот город, всю эту жизнь в нем, весь этот мир?!
- Ты.
- А что теперь?
- Придет и твой черед, Худуш. Ведь человек не может быть вечно исполкомом, - заметил Аскер, намекая на то, что рано или поздно Мешинов получит пост председателя райисполкома.
- Да оставь ты в покое исполком! - рассердился Худакерем. - Что он дался тебе? Не об этом идет речь. Дело - в уважении. Дело в том, что человека надо ценить, с ним надо считаться. Пойми, дело - в уважении!..
- То есть?.. О каком уважении ты толкуешь, Худуш-джан? Чего тебе не хватает?
- Я говорю о том уважении, сынок, когда человека не обводят вокруг пальца, не дурачат...
- Как одурачил и обвел вокруг пальца Мешади Ибада мой Сервер, да?.. Так?.. - закончил с ухмылкой Аскер.
Мешинов молча поднялся и направился к двери. Он так хлопнул ею, что с потолка на курчавую голову Тель-Аскера посыпалась штукатурка.
Всю ночь Худакерем пролежал с открытыми глазами, терзаясь и мысленно ведя разговоры, споря, словесно сражаясь с Демировым, Нейматуллаевым, Аскером. Под утро его начало лихорадить, сначала бил озноб, затем поднялась температура: вновь дала себя знать застарелая малярия.
Из сберкассы прибежал курьер Пири, начал совать ему прямо в постель пачку документов:
- Подпишите, товарищ Мешинов!.. Без вашей подписи деньги не можем выдавать... Пожалуйста. Худакерем окрысился на посыльного:
- Убирайся к чертовой матери!.. Проваливай к дьяволу!... Катись!... Чего привязался?
- Но как же нам быть? - настаивал посыльный. - Скандал!... Вкладчики сберкассу разнесут, шумят, требуют. К тому же это их деньги. Они вправе требовать... Как назло, сегодня спозаранку пришло столько народу, как никогда!...
Мешинов, приподнявшись, сказал:
- Пойди, скажи там, что меня нет дома. Понял? Давай катись!
- Да, но как же?.. У меня язык не повернется... Они растерзают меня... Ведь я... У меня... Нет, нет!.. Ведь это...
Мешинов прервал его заикания:
- Ступай, ступай!.. Сегодня я буду очень занят. Мне надо повидать Демирова. Ясно? Дело! Чрезвычайно важное дело!..
- Не посчитай за труд, - упрашивал Пири, - загляни вначале в сберкассу, потом ступай к Демирову в райком по своему важному делу!.. Наверное, ты будешь хлопотать за нас... Спасибо!.. Зарплата маленькая - семья большая...
- Ступай с богом! - Мешинов показал на дверь: - Иди, иди... Проваливай... Ну, тебе говорят?!
- Что же я скажу им там? - причитал Пири.
Худакерем облизал пылающие губы, прохрипел:
- Скажи, что Худакерема больше нет. Понял? И проваливай! Убирайся, говорят тебе!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Утром Сары, собираясь на работу, делился с матерью обидой, говорил возмущенно:
- Не боюсь я этого Нейматуллаева! Пусть он ветром станет все равно не проскочит мимо меня в кабинет товарища Демирова. И ничего он нам с тобой не сделает. Товарищ Деми-ров сказал: есть местком, он не допустит... Да и кто мы?! Мы - трудящиеся, работаем. Ты - бедная вдова, я - сирота, без отца... Пусть только попробует обидеть тебя!.. Что он, самый главный здесь - этот Нейматуллаев?! Демиров главнее. Товарищ Демиров самый главный. Вчера вечером сказал мне: "Сары, ты - молодой, у тебя все впереди. Не вечно ты будешь здесь курьером. Пока поработай, наберись ума. Потом мы что-нибудь придумаем, выдвинем тебя на другую работу, пошлем в Баку учиться, человеком станешь..." Вот какой Демиров!.. А Нейматуллаев?.. Видела бы ты его, мама, в тот момент, когда он выскочил из кабинета товарища Демирова!.. Он походил на мокрую общипанную курицу... Демиров задал ему!.. Ты, мама, не бойся, если он начнет притеснять тебя. В случае чего, я и к товарищу Илдырымзаде пойду, комсомол заступится за тебя. Зачем же я тогда ношу в кармане вот эту книжку?
Мать в ответ только молча улыбалась, любовно поглядывала на Сары. Вот какой у нее сын! Опора. Прежде они жили в деревне. Сары окончил сельские курсы для малограмотных. Работал почтальоном при сельсовете. Не поладил с председателем - расстался с работой и вскоре переехал с матерью в райцентр.
У этого переселения была своя маленькая история. Уже давно, с прошлого года, двоюродный брат Сары, его одногодок, Кара, работавший в городе и время от времени наезжавший в деревню, уговаривал его:
- Ах, Сары, как хорошо жить в городе!.. Вечером там лампочки загораются как звезды в небе. А что хорошего здесь, в деревне?.. Давай переезжай с матерью в город... Нам там будет неплохо. Мы - два брата, будем помогать друг другу. Пока мы - никто, маленькие люди. Но со временем станем большими начальниками... Я слышал в тамошнем клубе, рассказывали биографию одного человека, сейчас он нарком, а раньше был такой же, как мы, бедняк... понял?.. Постепенно выдвигался и стал наркомом. Мы тоже начнем выдвигаться, снизу... Аллах милостив, может, он и нас сделает наркомами. Все от судьбы зависит. Если переедешь в город, ты там не пропадешь, там у нас есть защита - местком. Тебя пальцем никто не посмеет тронуть...
В конце концов Кара уговорил Сары, и тот с матерью перебрался в город. Однако сам Кара теперь раскаивался в том, что расстался с селом. Он еще в прошлом году поменял место работы, устроился в столовую, которая вскоре стала для него сущим адом. Посетители столовой без конца покрикивали на него, оскорбляли, унижали; завстоловой и буфетчик затыкали им, как говорится, каждую дырку.
Он жаловался брату:
- Что мне делать, Сары? Что делать?.. Куда податься? Не по душе мне эта холуйская работа. Ты оказался поумнее меня - вступил в комсомол/Меня же теперь даже близко не подпускают к комсомолу, говорят, иди, иди, ты работаешь в кооперативной системе, небось нечист на руку. А зачем мне быть нечистым на руку?.. Ведь я живу один, семьи у меня нет. Есть сестра в деревне, так ведь она замужем, Муж у нее работает конюхом. Живут неплохо, в помощи не нуждаются. Зачем же мне воровать? Просто ваш Илдырымзаде терпеть не может Нейматуллаева, оттого и нас всех считает ворами.
Сары старался, как мог, утешить брата:
- Подожди, Кара, потерпи немного. Дай я упрочу свое положение, тогда устрою тебя на такую работу - все завидовать будут. Может, удастся определить тебя конюхом к товарищу Демирову. Будешь смотреть за его конем.
- Определи, определи, умоляю тебя, помоги мне, братишка! - просил Кара. Я считаю, не только конь Демирова - даже его пес во сто раз лучше этого Нейматуллаева... Ух, рожа такая противная!.. Без конца скалит зубы, улыбается, улыбается...
Сколько можно улыбаться?.. Не понимаю... Перед всеми заискивает, кланяется всем, спину гнет - хитрец, лиса!... А я думаю так: если ты мужчина, выйди и ты хоть раз вперед, взмахни крылья ми, нахохлись, покажи, какой ты петух!... Особенно перед Мешиновым лебезит. Стоит ему увидеть Худакерема - превращается в подстилку, которая сама так и стелется к ногам. А видел бы ты, как обращается с маленькими людьми, - деспот!.. Мне он, правда, всегда улыбается, всегда говорит при встрече: "Ах, детка!.. Нравишься ты мне очень!..." Но я ненавижу этого лицемерного Бесирата, хоть он и обещает перевести меня на другую работу в магазин. Не пойду, не хочу, не лежит у меня душа к этой работе!... Ведь ты знаешь мои мечты, я хотел бы стать знаменитым наркомом... Боюсь, очень боюсь, втянут они меня в этой столовой в какую-нибудь аферу сгнию за решеткой. Боюсь, Сары, прямо не знаю, что мне делать. Посоветуй, братишка! Скажи, что ты думаешь обо всем этом?.
- Потерпи, Кара, потерпи, - утешал брата Сары, - дай мне укрепить свое положение. Увидишь, что я сделаю с этим подлецом Нейматуллаевым... Он запляшет у меня. Поеду в Баку на курсы, вернусь другим человеком!
- Завидую я тебе, Сары, счастливчик ты! Ты учился в деревне на курсах, а я, болван, всего лишь два раза пошел вечером в школу и то неудачно - в первый раз лампа: не горела, керосину не было, а во второй раз учитель заболел, ушел раньше времени. Так я и бросил... Когда я в прошлом году приехал сюда, то неплохо устроился, попал в учреждение, которое ведает учительской работой, отделом народного образования называется. Если бы я там остался, было бы замечательно. Почему?.. Чистое место. Это было как раз тогда, когда я начал нахваливать тебе город... Потом вижу: нет, так дело не пойдет, не смогу... Голодал, живот заставил меня променять такую чистую работу на тарелку проклятого пити... Нам зарплату всегда задерживали, вижу: подохну с голоду, взял и переметнулся в столовую, будь она неладна! Теперь жизни нет!.,
... В это утро Кара, как обычно, зашел за Сары. Им было по пути: столовая находилась недалеко от райкома. Сары в дороге наставлял брата:
- Учиться ты должен, ай, Кара, учиться. Учись!.. Возьмемся крепко за руки и пойдем вперед. Увидишь, каким большим человеком я стану. И ты тоже. Погоди, вот встану немного на ноги, я покажу этому Нейматуллаеву, где раки зимуют!.. Ах, Кара, честное слово, как бы я хотел задать жару этому жулику Нейматуллаеву!... Знал бы ты, какой это притворщик! Но вчера он получил по носу, выскочил из кабинета Демирова с поджатым хвостом, как побитая собака. Погоди, Кара, не то еще будет!
- Хитрец, виляет хвостом перед Мешиновым. Лиса!
- Ничего, клянусь тебе, буду жив, я обрублю ему его пышный хвост! Если не сделаю этого - имя сменю. Или ты не знаешь, каков я?.. Клянусь тобой, братишка, я не оставлю тебя, пока ты жив... Я сейчас обеими руками ухватился за учебу. Кроме того, я крепко подружился с телефонистом Аскером. Наш клуб в его руках. Он мне пообещал, говорит: я вытащу тебя на сцену в немой роли.
- Как это - в немой?
- Ну, наверное, я буду немым...
- Почему же немым?
- Это не твоего ума дело, Кара. Дай мне сначала выйти на сцену немым, а потом они услышат мой голосок!
- Выйди, выйди, Сары! Когда собака чувствует за собой силу, она и волка одолеет.
- Сейчас самый благоприятный момент, Кара. Демиров - это правда, справедливость. А там, где правда и справедливость, бояться нечего. Сегодня мы - сироты, бедняки, а завтра, если будем стараться, действовать, станем одними из первых. Поэтому будем стараться работать, учиться, бороться.
Перед зданием райкома братья распрощались. Оба были в радужном настроении. Сары пошел в райком, а Кара двинулся дальше, к себе в столовую... Ободренный наставлениями Сары, он сразу же начал задирать нос перед поваром Мешади Мовджудом, а увидев председателя месткома, усатого буфетчика Ганбаргулу, налетел на него, как норовистый петушок:
- Ты почему не заботишься о нашей учебе?... Мы тоже хотим ходить на курсы, ай, товарищ местком!... Ганбаргулу начал оправдываться:
- Товарищ Нейматуллаев дал слово, что откроет для нас отдельные курсы... Днем здесь будет столовая, а вечером курсы.
- Нет, - возразил Кара. - Мы хотим заниматься на курсах при клубе. Пусть у нас откроются глаза!... Там нам будет лучше, там - клуб!...
- А разве вам кто-нибудь здесь закрывает глаза, ай, Кара?! Почему ты не хочешь, чтобы курсы были при столовой? - вилял Ганбаргулу.
- Нет, нет, мы хотим заниматься только на курсах при клубе - твердо стоял на своем Кара. - После работы я буду уходить в клуб на курсы, а грязную посуду пусть моет жена Нейматуллаева. Всему свое время. У нас восьмичасовой рабочий день! Ясно вам, товарищ местком?
На шум голосов прибежал повар Мешади Мовджуд, начал урезонивать юношу:
- Молчи ты, Кара, молчи!.. Потом нам всем будет худо от твоей болтовни.
Долговязый председатель месткома недоуменно смотрел на Кару и качал головой. Юноша, задрав голову вверх, спросил вызывающе:
- Ну, ты понял? Дошло до тебя, товарищ местком?
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Рабочий день Демирова начался с того, что он вызвал Сары и строго-настрого наказал ему никого не пропускать к нему в течение получаса. Ему надо было сосредоточиться, собраться с мыслями и составить повестку дня для очередного бюро райкома. Вопросов, требующих решения, накопилось порядком.
"Что же будем обсуждать?" - думал он, листая свой рабочий блокнот с записями, обращая внимание на фразы, густо подчеркнутые красным карандашом: "Сельскохозяйственные работы", "Уборка урожая", "Вопросы просвещения", "Строительство дорог", "Строительство школ", "Благоустройство деревень", "Здравоохранение", "Проблема кадров (специалисты)", "Работа комсомольских организаций", "Обучение молодежи", "Отправка молодежи на учебу в высшую школу", "Открытие в райцентре хозяйственного техникума", "Расширение телефонной сети", "Снабжение деревень книгами и газетами", "Ликвидация банды Зюльмата"...
Эта фраза была подчеркнута дважды, рядом стоял большой восклицательный знак.
Демиров распечатал новую коробку папирос, закурил. По кабинету поплыл голубоватый дым. Задумался. Затем опять принялся листать блокнот.
"Собрать работников милиции, побеседовать с ними. Повести решительную борьбу со взяточничеством..."
Взял чистый лист бумаги, написал:
"1. Сельскохозяйственные работы...
2. Вопросы просвещения.
3. Ликвидация банды Зюльмата".
Позвонил. Вызвал заведующего отделом Мирзоева, протянул листок:
- Отдайте отпечатать, это повестка дня бюро.
- Есть, товарищ Демиров. Только не маловато ли вопросов? - спросил Мирзоев.
- Нет, - твердо сказал Демиров и зажег погасшую папиросу - Этого достаточно.
- Я вот почему... - неуверенно начал Мирзоев.-За время вашего отсутствия накопилось много дел. Есть новые постановления и решения Центрального Комитета. Нехорошо, если мы задержим их обсуждение.
- Решения Центрального Комитета следует не только обсуждать - их надо прежде всего выполнять, - спокойно сказал Демиров.
- И все-таки было бы неплохо вкратце ознакомить на бюро товарищей... Так всегда было.
Демиров достал из ящика стола папку:
- Всё - здесь. Но мы для этого соберемся особо. А сейчас потрудитесь отпечатать повестку дня.
Мирзоев смешался, даже покраснел, сказал виновато:
- Я хочу, чтобы у нас документы не скапливались...
- Даю вам слово, это нам не угрожает, - улыбнувшись, ответил Демиров и добавил: - Конечно, лишь при условии, если каждый из нас будет быстро и добросовестно исполнять порученное ему дело. Вам кажется, что три вопроса мало? Уверяю вас, если мы хорошо их подготовим, то и результаты получим хорошие. Главное - результаты.
- Да, особенно с этим Зюльматом... - вставил Мирзоев.
- Все три вопроса очень важные, жизненно важные. Вот и обсудим их. У вас еще есть что-нибудь?
- Товарищ Демиров, с утра поступило несколько телеграмм.
- Принесите их, пожалуйста.
Мирзоев вышел, передал машинистке повестку дня и вернулся в кабинет Демирова с телеграммами. Тот начал просматривать их, комментируя вслух:
- Так, это из Центрального Комитета - относительно осеннего сева... Наркомпрос тоже не забывает нас, интересуется положением с учительскими кадрами и как идет подготовка к учебному году... А это что?.. Из статистического управления... Это?... Баку интересуется, почему наш райпотребсоюз тянет с составлением баланса, просит нашего содействия. Вот так-так!... Удивительно!.. Выходит, это Нейматуллаев голову мне вчера морочил?... Вот так акробат, фокусник! Ажурный баланс...