Страница:
– А, это любимец здешнего общества, – ответил Хуанг. – Он глух как пень. У него нет барабанных перепонок, поэтому ничто не задерживает дыма, который может выходить не только через рот и нос, но и через уши. Он подходит к иностранцу и говорит: «Дай мне сигарету, и я покажу тебе что-то такое, чего ты не можешь делать». Таким образом ему удается постоянно курить за чужой счет. Но это не самое главное. Давай-ка я закажу еду. Меня здесь хорошо знают, поэтому мы получим самые лучшие места по самой низкой цене.
Меня это вполне устраивало. В течение последних дней я практически ничего не ел. Ведь в этом городе все казалось мне таким странным и чужим, включая еду. Хуанг сказал что-то одному из официантов, и тот сделал заметки в своем блокноте. Затем некоторое время мы сидели и разговаривали.
Еда была одной из моих проблем, потому что я не мог получить то, к чему привык. Мне приходилось есть, среди всего прочего, мясо животных и рыбу. Для меня, ламы из Тибета, это было совершенно невыносимо. Однако мои старшие друзья в монастыре Потала в Лхасе говорили мне, что мне придется привыкнуть к этой заморской пище. Они освободили меня от чувства вины, которое в противном случае постоянно преследовало бы меня. Ведь в Тибете священники не едят мяса – но мы находились в Китае и для того, чтобы выполнить свою миссию, мне приходилось есть любую здешнюю пищу. Здесь я не мог заказать себе то, что хотел. Поэтому мне приходилось покорно съедать те ужасные блюда, которые каждый раз мне подавали, и при этом притворяться, что они мне нравятся.
Подали наш ужин. На одной тарелке лежала половина черепахи, окруженная морскими ракушками. На другой же были тушеные лягушки среди капустных листьев. На вкус эти блюда оказались довольно приятными, но я бы предпочел свою тсампу. Поэтому, чтобы хоть как-то облегчить свою участь, я хорошенько заел лягушек лапшой и рисом. Мы пили чай. Единственным, к чему я не прикасался в Китае, невзирая на многочисленные предложения, были спиртные напитки. Никогда, никогда и еще раз никогда. Согласно нашим поверьям, нет ничего хуже этих опьяняющих напитков, нет ничего хуже опьянения. В Тибете считают, что напиваться – тягчайший грех, потому что, когда человек находится в состоянии опьянения, астральное тело – духовная составляющая человека – уходит из физического и оставляет его на растерзание паразитирующим сущностям. Дело в том, что жизнь возможна на многих уровнях, физическое тело – это лишь одно из проявлений нашей жизни, самое низшее ее проявление, и поэтому чем больше человек пьет, тем больше он повреждает себя на других уровнях существования. Общеизвестно, что пьющие временами видят красных слоников и другие существа, нетипичные для физического мира. Мы верим, что подобные существа являются проявлениями злых сил, которые пытаются воздействовать на физическое тело и вынудить его к дурному поведению. Ведь ни для кого не секрет, что выпивший человек «не совсем в своем уме». Поэтому за все время пребывания в Китае я ни разу не прикоснулся к спиртному. Я ни разу даже не попробовал ни рисовой водки, ни настойки целебных трав на спирту.
Утка под соусом – это одно из самых вкусных блюд, но лишь для тех, кто любит мясо. Я же предпочитал бамбуковые побеги, которые как пища вообще неизвестны на Западе. Они больше всего напоминают один из выращиваемых в Европе сортов сельдерея. Английский сельдерей довольно сильно отличается от того, который я имею в виду.
Коль я заговорил о китайской кухне, будет не лишним отметить, что в Китае нет такого блюда, как чоп-сьюи. Это всего лишь общее название для китайской еды. Так называют еду вообще, любую китайскую еду.
Если кто-то пожелает отведать хорошие, подлинно китайские блюда, ему следует зайти в первоклассный китайский ресторан и заказать рагу из грибов и бамбуковых побегов. Кроме того, попробуйте рыбный суп или утку под соусом. В настоящем китайском ресторане вам не дадут ножа для того, чтобы разрезать утку. Официант подойдет к вам со специальным маленьким топориком и разрубит ее для вас на куски подходящего размера. Если вам она придется по вкусу, каждый кусочек будет завернут вместе с кусочком зеленого лука в сэндвич из пресного хлеба. Один такой сэндвич кладется в рот целиком. Еду, как правило, заканчивают листьями лотоса – или, если вы предпочитаете корни, корнями лотоса. Есть люди, которые предпочитают семя лотоса, однако что бы вы ни выбрали, вам обязательно нужно заказать побольше китайского чая.
Приблизительно так мы поели тогда с Хуангом в харчевне, в которой его так хорошо знали. Цены там оказались на удивление умеренными. Направляясь в конце концов к выходу, мы находились в блаженном состоянии сытых, отдохнувших и не истратившихся людей, и туман теперь был нам нипочем. Мы пошли по улице, которая выходила на дорогу в Киалинг и, пройдя некоторое время по этой дороге, свернули в сторону нашего храма. Когда мы пришли, как раз шло богослужение.
В храме на колоннах неподвижно висели Свитки. Не было заметно ни малейшего движения воздуха, в котором облака дыма от благовоний тоже висели неподвижно. Свитки были сделаны из красного материала, с написанными на них китайскими иероглифами. Это были Свитки Древних. В наших храмах их почитают так же, как в западных странах – могильные плиты умерших знаменитостей.
Мы поклонились Хо Тай и Куан Йин, богу благоденствия и богине сострадания, и направились в глубину тускло освещенного храма, чтобы принять участие в богослужении. Когда оно закончилось, мы не стали ужинать в монастырской трапезной, а завернулись в одеяла и отошли ко сну.
У нас никогда не было недостатка в телах для вскрытия. В те времена в Чунцине достать тело было очень легко. А впоследствии, когда началась война, у нас было больше трупов, чем мы могли вскрыть. Все тела, предназначенные для вскрытия, мы хранили в подвальном помещении, в котором тщательно поддерживалась низкая температура.
Как только нам удавалось раздобыть с улицы или из госпиталя свежее тело, мы вводили ему в пах очень сильный антисептик, благодаря которому оно могло храниться в течение нескольких месяцев. Это было довольно трогательное зрелище: спускаешься в подвал и видишь там сложенные штабелями трупы, а затем замечаешь, сколь худощавы все эти тела. Зачастую мы долго спорили друг с другом, кому из нас досталось самое худое тело. Делать вскрытия полных тел был очень неприятно. Для того, чтобы выделить все нервы и артерии, приходилось то и дело снимать слои жировых тканей.
Тел, как я уже сказал, было достаточно. Часто у нас их было так много, что мы хранили их в больших емкостях с жидкостью, в так называемом рассоле. Получить тело из госпиталя было, разумеется, довольно сложно, потому что нередко родственники покойного не разрешали делать вскрытие. Однако в те дни на улицах утром часто находили трупы детей, нищие родители которых выносили их из дома под прикрытием темноты, потому что у них не было средств для похорон. Поэтому мы, студенты медицинского колледжа, бывало, выходили ранним утром на улицу для того, чтобы подобрать самые худые, а значит, самые «хорошие» тела.
Иногда каждый вскрывал одно тело, но чаще бывало так, что мы работали над одним трупом вдвоем: один из нас занимался головой, а другой – ногами. Так было даже лучше. Перед экзаменами, помнится, часто не хватало времени, и нам приходилось обедать на своем рабочем месте. Нередко можно было увидеть, как студент раскладывал еду на животе у трупа и ел, читая учебник, приставленный к бедру. Тогда нам как-то не приходило в голову, что мы могли заразиться от умерших и тоже заболеть.
Наш ректор, доктор Ли, был знаком с самыми современными достижениями американской медицины. В каком-то смысле он преклонялся перед всем американским, и все же он был хорошим человеком, одним из самых приятных китайцев, которых я когда-либо встречал. Посещать его занятия было очень приятно. В колледже я многое узнал и сдал большое количество экзаменов. Я до сих пор считаю, что изучал анатомию в лучших традициях тибетских вскрывателей трупов.
Наш колледж и прилегающий к нему госпиталь находились на той же ступенчатой улочке, с которой открывается вид на гавань, только на другом ее конце. Это тоже было прекрасное место, потому что и отсюда открывался живописный вид на реку и прилегающие поля-террасы. Ближе к гавани, в более деловой части улицы находился старый-престарый магазинчик, глядя на который нельзя было понять, как он до сих пор не развалился. Его деревянные стены были источены шашелем, а краска отваливалась со стен. Дверь была очень ветхой и едва держалась на петлях. Над ней находилась ярко нарисованная фигура тигра. Зверь был изображен так, словно его спина аркой нависала над дверью. Его когти и широко раскрытая пасть с ровными рядами острых зубов были изображены столь реалистично, что могли навести ужас на кого угодно. Тигр в Китае символизирует мужскую силу.
Этот магазинчик привлекал к себе тех мужчин, которые искали средства восстановить свою мужскую силу, желая приобрести бодрость и уверенность в себе. Женщины приходили сюда для того, чтобы купить особые снадобья – настойки различных частей тела тигра, женьшеня и других целебных трав, которые должны были помочь им родить детей, если они страдали бесплодием. Настойки различных частей тела тигра или женьшеня содержат большое количество веществ, которые благотворно влияют на организм в случае многих болезней.
Эти вещества лишь недавно были обнаружены западной наукой, которая разрекламировала свое достижение как новое открытие.
Китайцы и тибетцы не слишком много знали о современных открытиях, однако они используют эти снадобья уже три или четыре тысячи лет, не делая из этого большого события. Несомненно, что Запад смог бы многому научиться у Востока, если бы они только умели сотрудничать.
Однако вернемся к этому магазинчику, над дверью которого нарисован разъяренный тигр, а внутри полки ломятся от всевозможных странных мазей, порошков и пузырьков с разноцветной жидкостью. Эта лавка старомодного знахаря, где по-прежнему можно приобрести порошок из истолченной лягушки, рогов антилопы и другие причудливые смеси, стимулирующие сексуальное желание. В этих густонаселенных местах, где живут в основном бедные люди, мало кто может заплатить за лечение в современном госпитале. Вместо этого бедный человек направляется в этот грязный ветхий магазинчик так же, как это делал его отец и, возможно, отец его отца. Здесь он излагает свои жалобы знахарю, который, подобно сове, восседает за деревянным барьером в очках с огромными линзами. Он расскажет все о проявлениях своей болезни, и тогда знахарь величаво покачает головой и, смыкая вместе кончики своих пальцев, выдаст рецепт нужного лекарства.
Согласно обычаю, каждый тип лекарств окрашивался в особый цвет. Эта традиция существует без изменений с незапамятных времен. Снадобья от болезней желудка, например, должны быть желтыми, тогда как человек, страдающий от болезней сердца и крови, должен принимать красные лекарства. Те же, кто страдает от болезней печени и желчного пузыря, а также люди с очень скверным характером должны принимать зеленые препараты. Те, у кого больны глаза, должны пить голубые настойки, а если у кого-то возникают кишечные расстройства, он должен принять коричневую таблетку.
Таким образом, цвет лекарства определяется особенностями болезни и темпераментом человека.
Будущая мать должна, согласно предписаниям китайских врачей, иногда принимать в пищу измельченное в порошок сухое мясо черепахи. В этом случае роды будут легкими и безболезненными. Она практически не почувствует их, и поэтому может до последнего момента спокойно заниматься своими делами. Один из рецептов так и гласит: «Проглоти этот порошок, а затем иди домой и работай на огороде. Только не забудь повязать передник между ног для того, чтобы новорожденный не упал на землю!»
Нигде не зарегистрированный традиционный китайский врач рекламирует свои услуги весьма оригинальным способом. Как правило, над его домом высится огромная ярко разукрашенная фигура, которая призвана сообщать всем о том, каким великолепным целителем он является. И это еще не все. В прихожей его дома и в комнате, где он принимает больных, обычно развешены огромные медальоны и вымпелы, которые он получил от своих состоятельных пациентов. Эти свидетельства их признательности говорят о том, что он с помощью своих микстур, порошков и мазей чудесным образом вылечил их от редких и загадочных болезней.
Зубным врачам здесь не так везет – традиционным китайским дантистам, конечно. Как правило, у дантиста нет помещения для приема больных. Чаще всего он лечит прямо на улице. Его страждущий пациент садится на ящик, а затем врач внимательно исследует его зубы, ковыряя и расшатывая их на глазах у целой толпы зевак. Затем, после ряда особых жестов он приступает к удалению больного зуба. «Приступает» – это как раз подходящее слово, потому что если пациент пугается или начинает истошно кричать, вырвать зуб удается далеко не сразу. Иногда врач без колебаний просит нескольких человек из толпы зевак подержать несчастную жертву.
Традиционный китайский врач удаляет зубы без всякой анестезии. Он никогда не рекламирует свою работу так, как другие врачи, – с помощью медальонов и вымпелов. Однако вместо всего этого он носит на шее нитку, на которую нанизаны зубы, которые ему удалось вырвать. Вырвав очередной зуб, он бережно поднимает его, чистит и просверливает в нем дырочку. Затем этот зуб нанизывается на нить вдобавок ко всем другим, которые врач удалил раньше.
Часто пациенты, которых мы так долго лечили, о которых так много заботились и которые проходили курс лечения с использованием самых современных лекарственных средств, не долечившись до конца, украдкой убегали к традиционному лекарю. Нас это очень раздражало, ведь нам казалось, что это мы его вылечили, тогда как знахарь утверждал, что это заслуга лишь его одного. Пациент чаще всего не говорил ничего – ему было достаточно того, что он был здоров.
По мере того, как мы становились все более опытными врачами и начали с видом знатоков расхаживать по больничным палатам, нас все чаще приглашали в качестве ассистентов ездить с квалифицированным доктором. Мы помогали ему лечить и оперировать больных на дому. Иногда нам приходилось спускаться со скалы в неприступное место, куда какой-нибудь неудачник свалился и сломал себе кости или почти безнадежно повредил тело.
Мы бывали также у тех, кто живет на реке в плавучих домах. В Киалинге есть люди, которые живут в домах-лодках и даже в небольших хижинах на бамбуковых плотах. Эти жилища на плаву обычно покачиваются на волнах недалеко от берега. Очень часто, особенно ночью, случалось так, что, пробираясь на них, неосторожный гость поскальзывался на узенькой кладочке или принимал плавающий в воде кусок бамбука за твердую кочку и падал в воду. После этого приходилось выбираться из воды под веселый визг мальчишек, всегда собиравшихся поглазеть на незнакомого человека.
Мы каждый раз удивлялись тому, что старые китайские крестьяне почти не ощущают боли. Они никогда ни на что не жаловались и всегда были рады, если нам хоть как-то удавалось им помочь. Мы делали все, что было в наших силах, чтобы облегчить страдания пожилых людей, и охотно помогали им. Иногда нам случалось убирать в их хибарках, готовить им пищу. Однако молодое поколение не производило такого хорошего впечатления. Молодые были беспокойными и носились с новомодными идеями, которые распространяли среди них люди из Москвы, приехавшие готовить китайцев к наступлению коммунизма. Мы предчувствовали грядущие бедствия, но ничего не могли поделать. Нам оставалось лишь стоять в стороне и наблюдать.
Однако, прежде чем мы сами начали лечить людей, нам пришлось много учиться. Мы занимались по четырнадцать часов в день. Среди новых предметов достаточно упомянуть лишь электричество и магнетизм. Хорошо помню свою первую лекцию по магнетизму. Тогда я практически ничего не знал об этом предмете, однако эта лекция запомнилась мне не меньше, чем первая лекция по электричеству. Наш преподаватель был не самым приятным человеком. Вот что тогда произошло.
Хуанг протискивался сквозь толпу, чтобы прочесть на доске объявлений, где будет наше следующее занятие.
– Эй, Лобсанг, – крикнул он мне из толпы, прочтя расписание, – сегодня после обеда у нас лекция по магнетизму.
Мы с Хуангом были очень довольны тем, что оказались в одной группе, ведь мы близко подружились еще до начала занятий. Мы вышли во двор, пересекли его и вошли в здание, где рядом с аудиторией, в которой изучали электричество, находилась та, где изучали магнетизм. Войдя в нее, мы увидели много оборудования, которое в общих чертах напоминало приборы из соседней лаборатории. Везде были разложены катушки с проволокой, а также странные куски металла, с виду напоминающие лошадиные подковы. Здесь были стальные и стеклянные палочки, пузырьки с жидкостями, похожими на воду, и различные коробочки, в которых находились кусочки дерева и свинца.
Мы заняли свои места, и тут вошел лектор. Он облокотился на стол, потому что был тяжелым человеком – и не только в прямом, но и в переносном смысле. Выло видно, что он очень высокого мнения о себе. Его коллеги были явно иного мнения о его способностях. Он тоже ездил в Америку, но кое в чем отличался от своих земляков, побывавших там: они вернулись оттуда, понимая, что знают очень мало, тогда как он был убежден, что знает все и наделен безупречным разумом.
Он сел за свой стол, а потом зачем-то схватил деревянный молоток и грохнул им по столу.
– Тихо! – заорал он, хотя в аудитории все сидели молча. – Мы с вами будем изучать магнетизм. Для некоторых из вас это первая лекция, посвященная этому увлекательному предмету, – сказал он более спокойно.
Затем он взял в руки один из кусков металла, имеющий форму лошадиной подковы.
– Эта штука порождает вокруг себя поле, – сказал он, и я сразу же подумал о пасущихся в поле лошадях. – А сейчас я покажу вам, как определять направление магнитных полей с помощью магнитных опилок. Благодаря своим магнитным свойствам, – продолжал он, – каждая металлическая частичка притянется к этому куску железа, а все они выстроятся в соответствии с направлением силовых линий магнитного поля.
В этот момент я невзначай сказал Хуангу, сидящему рядом со мной:
– Зачем использовать опилки, если каждый дурак и так может видеть его?
Лектор, вероятно, расслышал мои слова, потому что он подпрыгнул на стуле и злобно произнес:
– Да, здесь есть великий лама из Тибета. И хотя он ни бельмеса не понимает в магнетизме, он утверждает, что может видеть магнитное поле. Это правда? – И он гневно показал на меня пальцем. – Значит, Вы, великий лама, можете видеть это таинственное поле? – спросил он и язвительно добавил: – Если это так, то вы будете первым из людей, кому это под силу!
Я встал. – Это правда, достопочтенный лектор. Я ясно вижу поле вокруг куска железа, – ответил я. – Я могу также видеть свет вокруг тех проводов.
Он снова схватил свой деревянный молоток и громко застучал им по столу.
– Вы лжете! – вскричал он. – Никто не может этого видеть. Но если вы так умны, пожалуйста, выйдите к доске и нарисуйте мне все, что вы видите. Пусть все посмотрят на эту чушь!
Я терпеливо вздохнул, взял со стола магнит, подошел к доске и вынул из ящичка мел. Магнит я приложил в доске, обвел его, а затем нарисовал вокруг точные очертания голубоватого света, который окружал магнит. Я нарисовал также более мелкие детали поля в местах излома линий вблизи магнита. Мне это не составило труда, потому что я отчетливо видел эти светящиеся линии. Я родился с этим даром, а впоследствии развил его с помощью особой операции.
Когда я закончил рисовать, в аудитории стояла мертвая тишина. Я повернулся к преподавателю. Он смотрел на меня выпученными глазами.
– Вы изучали это раньше! – заявил он. – Это притворство!
– Достопочтенный лектор, – ответил я, – до этого дня я не видел ни одного магнита.
– Я не знаю, как вам удалось правильно нарисовать это поле, – сказал он. – Я уверен, что это хитро подстроено вами, ведь в Тибете учатся только обманывать. Пока я не могу вам сказать, как вы это сделали.
Он взял из моих рук магнит, накрыл его тонким листом бумаги, а затем посыпал ее сверху железными опилками. Затем он пальцем легонько постучал по бумаге, и опилки выстроились в точно такие же линии, какие я нарисовал на доске. Он пристально посмотрел на них, затем на доску, а затем снова на опилки.
– Все равно я не верю тебе, человек из Тибета, – сказал он. – Я считаю, что это все подстроено.
Он устало сел и подпер голову ладонями. Затем он неистово подпрыгнул и замахал передо мной руками.
– Вы! – закричал он. – Вы утверждаете, что можете видеть магнитное поле. Вы сказали также: «Я вижу свет вокруг тех проводов».
– Да, это так, – сказал я. – Я действительно его вижу. Это несложно.
– Прекрасно! – заорал он. – Теперь я докажу вам, что это не так, что вы меня обманываете!
Он так стремительно бросился в другой конец аудитории, что его стул перевернулся и упал. Он нагнулся и, кряхтя, принес к столу железный ящик, из крышки которого торчали провода. Он поставил его на стол передо мной.
– Вот это, – сказал он, – очень интересный ящик, который называется генератором высоких частот. Если вы сможете нарисовать мне поле, которое существует вокруг этого ящика, я вам поверю. А теперь приступайте, рисуйте поле. – В его взгляде было написано: «Ну, теперь посмотрим!»
– Хорошо, мне это несложно сделать, – сказал я. – Давайте перенесем его поближе к доске, а то мне придется рисовать по памяти.
Он поднял один конец стола, я – другой, и мы вместе переместили его так, что он оказался рядом с доской. Я взял мел и повернулся к доске.
– О, теперь его уже нет, – сказал я. Я удивленно посмотрел на провода, которые не были теперь окружены полем. Я повернулся к лектору и заметил, что его рука касается переключателя. Он перед этим выключил ток. Когда я сказал ему, что поля больше нет, он озадачено уставился на меня.
– Значит, – сказал он, – вы действительно можете видеть его! Что ж, забавно, забавно…
Затем он снова включил ток и сказал:
– А теперь отвернитесь и говорите, когда я включаю, а когда выключаю.
Я отвернулся и говорил ему:
– Есть, нет, снова есть, снова нет.
В конце концов от выключил генератор и продолжал неподвижно сидеть на стуле как человек, который засомневался в том, во что всегда верил.
– Сегодня занятие отменяется, – сказал он отрывисто, А затем, повернувшись ко мне, добавил: – А вы останьтесь. Я хочу поговорить с вами наедине.
Все студенты недовольно бормотали. Они пришли на занятие, которое казалось им очень интересным, и вот теперь их выгоняли ни с чем. Однако они не могли ничего поделать: слово преподавателя – закон. А преподаватель не собирался изменять свое решение. Он даже сам вытолкнул нескольких медлительных студентов за дверь.
– А теперь расскажите мне об этом, – сказал он, закрывая дверь. – Как вам удалось столь ловко разыграть меня?
– Я вас не разыгрывал, – ответил я. – Это одна из моих врожденных способностей, которая была развита с помощью специальной операции. Я могу видеть ауры людей, и вашу тоже. Сейчас по вашей ауре я вижу, что вы не желаете мне верить. Вы не можете понять, как может человек обладать способностью, которой у вас нет. Вы любыми средствами хотите доказать себе, что я лгу.
– Нет, – сказал он. – Я не хочу доказывать, что вы лжете. Я хочу доказать, что мое образование и знания говорят правду. Если же вы можете видеть ауру, это означает, что все мои знания неправильны.
– Вовсе не так, – ответил я. – Я считаю, что ваши знания подтверждают существование аур, потому что сведения по электричеству, которые я уже успел получить в колледже, наводят меня на мысль, что каждый человек наделен электрической энергией.
– Какая чушь! Что за бред! – закричал он, вскакивая со стула. – Идемте со мной к ректору. Я вас выведу на чистую воду!
Доктор Ли сидел за столом, просматривая какие-то деловые бумаги. Когда мы вошли, он спокойно поднял голову и посмотрел на нас поверх очков. Затем он снял их, чтобы лучше нас видеть.
– Достопочтенный ректор, – завопил преподаватель, – этот человек, студент из Тибета, утверждает, что может видеть ауры, которые есть у каждого из нас. Он пытается убедить меня в том, что знает больше, чем я, профессор электричества и магнетизма.
Доктор Ли спокойным жестом пригласил нас сесть и сказал:
– Ну, и в чем же дело? Лобсанг Рампа может видеть ауру. Я это знаю. На что вы жалуетесь?
У преподавателя от изумления открылся рот.
– Но, достопочтенный ректор, – воскликнул он, – неужели и вы верите в эту бессмыслицу, это шарлатанство, эту ложь?!
– Верю, и притом убежден, что аура существует, – сказал доктор Ли. – Ведь этот человек – выходец из самых достойных людей Тибета, и его рекомендовали мне не менее достойные люди.
Меня это вполне устраивало. В течение последних дней я практически ничего не ел. Ведь в этом городе все казалось мне таким странным и чужим, включая еду. Хуанг сказал что-то одному из официантов, и тот сделал заметки в своем блокноте. Затем некоторое время мы сидели и разговаривали.
Еда была одной из моих проблем, потому что я не мог получить то, к чему привык. Мне приходилось есть, среди всего прочего, мясо животных и рыбу. Для меня, ламы из Тибета, это было совершенно невыносимо. Однако мои старшие друзья в монастыре Потала в Лхасе говорили мне, что мне придется привыкнуть к этой заморской пище. Они освободили меня от чувства вины, которое в противном случае постоянно преследовало бы меня. Ведь в Тибете священники не едят мяса – но мы находились в Китае и для того, чтобы выполнить свою миссию, мне приходилось есть любую здешнюю пищу. Здесь я не мог заказать себе то, что хотел. Поэтому мне приходилось покорно съедать те ужасные блюда, которые каждый раз мне подавали, и при этом притворяться, что они мне нравятся.
Подали наш ужин. На одной тарелке лежала половина черепахи, окруженная морскими ракушками. На другой же были тушеные лягушки среди капустных листьев. На вкус эти блюда оказались довольно приятными, но я бы предпочел свою тсампу. Поэтому, чтобы хоть как-то облегчить свою участь, я хорошенько заел лягушек лапшой и рисом. Мы пили чай. Единственным, к чему я не прикасался в Китае, невзирая на многочисленные предложения, были спиртные напитки. Никогда, никогда и еще раз никогда. Согласно нашим поверьям, нет ничего хуже этих опьяняющих напитков, нет ничего хуже опьянения. В Тибете считают, что напиваться – тягчайший грех, потому что, когда человек находится в состоянии опьянения, астральное тело – духовная составляющая человека – уходит из физического и оставляет его на растерзание паразитирующим сущностям. Дело в том, что жизнь возможна на многих уровнях, физическое тело – это лишь одно из проявлений нашей жизни, самое низшее ее проявление, и поэтому чем больше человек пьет, тем больше он повреждает себя на других уровнях существования. Общеизвестно, что пьющие временами видят красных слоников и другие существа, нетипичные для физического мира. Мы верим, что подобные существа являются проявлениями злых сил, которые пытаются воздействовать на физическое тело и вынудить его к дурному поведению. Ведь ни для кого не секрет, что выпивший человек «не совсем в своем уме». Поэтому за все время пребывания в Китае я ни разу не прикоснулся к спиртному. Я ни разу даже не попробовал ни рисовой водки, ни настойки целебных трав на спирту.
Утка под соусом – это одно из самых вкусных блюд, но лишь для тех, кто любит мясо. Я же предпочитал бамбуковые побеги, которые как пища вообще неизвестны на Западе. Они больше всего напоминают один из выращиваемых в Европе сортов сельдерея. Английский сельдерей довольно сильно отличается от того, который я имею в виду.
Коль я заговорил о китайской кухне, будет не лишним отметить, что в Китае нет такого блюда, как чоп-сьюи. Это всего лишь общее название для китайской еды. Так называют еду вообще, любую китайскую еду.
Если кто-то пожелает отведать хорошие, подлинно китайские блюда, ему следует зайти в первоклассный китайский ресторан и заказать рагу из грибов и бамбуковых побегов. Кроме того, попробуйте рыбный суп или утку под соусом. В настоящем китайском ресторане вам не дадут ножа для того, чтобы разрезать утку. Официант подойдет к вам со специальным маленьким топориком и разрубит ее для вас на куски подходящего размера. Если вам она придется по вкусу, каждый кусочек будет завернут вместе с кусочком зеленого лука в сэндвич из пресного хлеба. Один такой сэндвич кладется в рот целиком. Еду, как правило, заканчивают листьями лотоса – или, если вы предпочитаете корни, корнями лотоса. Есть люди, которые предпочитают семя лотоса, однако что бы вы ни выбрали, вам обязательно нужно заказать побольше китайского чая.
Приблизительно так мы поели тогда с Хуангом в харчевне, в которой его так хорошо знали. Цены там оказались на удивление умеренными. Направляясь в конце концов к выходу, мы находились в блаженном состоянии сытых, отдохнувших и не истратившихся людей, и туман теперь был нам нипочем. Мы пошли по улице, которая выходила на дорогу в Киалинг и, пройдя некоторое время по этой дороге, свернули в сторону нашего храма. Когда мы пришли, как раз шло богослужение.
В храме на колоннах неподвижно висели Свитки. Не было заметно ни малейшего движения воздуха, в котором облака дыма от благовоний тоже висели неподвижно. Свитки были сделаны из красного материала, с написанными на них китайскими иероглифами. Это были Свитки Древних. В наших храмах их почитают так же, как в западных странах – могильные плиты умерших знаменитостей.
Мы поклонились Хо Тай и Куан Йин, богу благоденствия и богине сострадания, и направились в глубину тускло освещенного храма, чтобы принять участие в богослужении. Когда оно закончилось, мы не стали ужинать в монастырской трапезной, а завернулись в одеяла и отошли ко сну.
У нас никогда не было недостатка в телах для вскрытия. В те времена в Чунцине достать тело было очень легко. А впоследствии, когда началась война, у нас было больше трупов, чем мы могли вскрыть. Все тела, предназначенные для вскрытия, мы хранили в подвальном помещении, в котором тщательно поддерживалась низкая температура.
Как только нам удавалось раздобыть с улицы или из госпиталя свежее тело, мы вводили ему в пах очень сильный антисептик, благодаря которому оно могло храниться в течение нескольких месяцев. Это было довольно трогательное зрелище: спускаешься в подвал и видишь там сложенные штабелями трупы, а затем замечаешь, сколь худощавы все эти тела. Зачастую мы долго спорили друг с другом, кому из нас досталось самое худое тело. Делать вскрытия полных тел был очень неприятно. Для того, чтобы выделить все нервы и артерии, приходилось то и дело снимать слои жировых тканей.
Тел, как я уже сказал, было достаточно. Часто у нас их было так много, что мы хранили их в больших емкостях с жидкостью, в так называемом рассоле. Получить тело из госпиталя было, разумеется, довольно сложно, потому что нередко родственники покойного не разрешали делать вскрытие. Однако в те дни на улицах утром часто находили трупы детей, нищие родители которых выносили их из дома под прикрытием темноты, потому что у них не было средств для похорон. Поэтому мы, студенты медицинского колледжа, бывало, выходили ранним утром на улицу для того, чтобы подобрать самые худые, а значит, самые «хорошие» тела.
Иногда каждый вскрывал одно тело, но чаще бывало так, что мы работали над одним трупом вдвоем: один из нас занимался головой, а другой – ногами. Так было даже лучше. Перед экзаменами, помнится, часто не хватало времени, и нам приходилось обедать на своем рабочем месте. Нередко можно было увидеть, как студент раскладывал еду на животе у трупа и ел, читая учебник, приставленный к бедру. Тогда нам как-то не приходило в голову, что мы могли заразиться от умерших и тоже заболеть.
Наш ректор, доктор Ли, был знаком с самыми современными достижениями американской медицины. В каком-то смысле он преклонялся перед всем американским, и все же он был хорошим человеком, одним из самых приятных китайцев, которых я когда-либо встречал. Посещать его занятия было очень приятно. В колледже я многое узнал и сдал большое количество экзаменов. Я до сих пор считаю, что изучал анатомию в лучших традициях тибетских вскрывателей трупов.
Наш колледж и прилегающий к нему госпиталь находились на той же ступенчатой улочке, с которой открывается вид на гавань, только на другом ее конце. Это тоже было прекрасное место, потому что и отсюда открывался живописный вид на реку и прилегающие поля-террасы. Ближе к гавани, в более деловой части улицы находился старый-престарый магазинчик, глядя на который нельзя было понять, как он до сих пор не развалился. Его деревянные стены были источены шашелем, а краска отваливалась со стен. Дверь была очень ветхой и едва держалась на петлях. Над ней находилась ярко нарисованная фигура тигра. Зверь был изображен так, словно его спина аркой нависала над дверью. Его когти и широко раскрытая пасть с ровными рядами острых зубов были изображены столь реалистично, что могли навести ужас на кого угодно. Тигр в Китае символизирует мужскую силу.
Этот магазинчик привлекал к себе тех мужчин, которые искали средства восстановить свою мужскую силу, желая приобрести бодрость и уверенность в себе. Женщины приходили сюда для того, чтобы купить особые снадобья – настойки различных частей тела тигра, женьшеня и других целебных трав, которые должны были помочь им родить детей, если они страдали бесплодием. Настойки различных частей тела тигра или женьшеня содержат большое количество веществ, которые благотворно влияют на организм в случае многих болезней.
Эти вещества лишь недавно были обнаружены западной наукой, которая разрекламировала свое достижение как новое открытие.
Китайцы и тибетцы не слишком много знали о современных открытиях, однако они используют эти снадобья уже три или четыре тысячи лет, не делая из этого большого события. Несомненно, что Запад смог бы многому научиться у Востока, если бы они только умели сотрудничать.
Однако вернемся к этому магазинчику, над дверью которого нарисован разъяренный тигр, а внутри полки ломятся от всевозможных странных мазей, порошков и пузырьков с разноцветной жидкостью. Эта лавка старомодного знахаря, где по-прежнему можно приобрести порошок из истолченной лягушки, рогов антилопы и другие причудливые смеси, стимулирующие сексуальное желание. В этих густонаселенных местах, где живут в основном бедные люди, мало кто может заплатить за лечение в современном госпитале. Вместо этого бедный человек направляется в этот грязный ветхий магазинчик так же, как это делал его отец и, возможно, отец его отца. Здесь он излагает свои жалобы знахарю, который, подобно сове, восседает за деревянным барьером в очках с огромными линзами. Он расскажет все о проявлениях своей болезни, и тогда знахарь величаво покачает головой и, смыкая вместе кончики своих пальцев, выдаст рецепт нужного лекарства.
Согласно обычаю, каждый тип лекарств окрашивался в особый цвет. Эта традиция существует без изменений с незапамятных времен. Снадобья от болезней желудка, например, должны быть желтыми, тогда как человек, страдающий от болезней сердца и крови, должен принимать красные лекарства. Те же, кто страдает от болезней печени и желчного пузыря, а также люди с очень скверным характером должны принимать зеленые препараты. Те, у кого больны глаза, должны пить голубые настойки, а если у кого-то возникают кишечные расстройства, он должен принять коричневую таблетку.
Таким образом, цвет лекарства определяется особенностями болезни и темпераментом человека.
Будущая мать должна, согласно предписаниям китайских врачей, иногда принимать в пищу измельченное в порошок сухое мясо черепахи. В этом случае роды будут легкими и безболезненными. Она практически не почувствует их, и поэтому может до последнего момента спокойно заниматься своими делами. Один из рецептов так и гласит: «Проглоти этот порошок, а затем иди домой и работай на огороде. Только не забудь повязать передник между ног для того, чтобы новорожденный не упал на землю!»
Нигде не зарегистрированный традиционный китайский врач рекламирует свои услуги весьма оригинальным способом. Как правило, над его домом высится огромная ярко разукрашенная фигура, которая призвана сообщать всем о том, каким великолепным целителем он является. И это еще не все. В прихожей его дома и в комнате, где он принимает больных, обычно развешены огромные медальоны и вымпелы, которые он получил от своих состоятельных пациентов. Эти свидетельства их признательности говорят о том, что он с помощью своих микстур, порошков и мазей чудесным образом вылечил их от редких и загадочных болезней.
Зубным врачам здесь не так везет – традиционным китайским дантистам, конечно. Как правило, у дантиста нет помещения для приема больных. Чаще всего он лечит прямо на улице. Его страждущий пациент садится на ящик, а затем врач внимательно исследует его зубы, ковыряя и расшатывая их на глазах у целой толпы зевак. Затем, после ряда особых жестов он приступает к удалению больного зуба. «Приступает» – это как раз подходящее слово, потому что если пациент пугается или начинает истошно кричать, вырвать зуб удается далеко не сразу. Иногда врач без колебаний просит нескольких человек из толпы зевак подержать несчастную жертву.
Традиционный китайский врач удаляет зубы без всякой анестезии. Он никогда не рекламирует свою работу так, как другие врачи, – с помощью медальонов и вымпелов. Однако вместо всего этого он носит на шее нитку, на которую нанизаны зубы, которые ему удалось вырвать. Вырвав очередной зуб, он бережно поднимает его, чистит и просверливает в нем дырочку. Затем этот зуб нанизывается на нить вдобавок ко всем другим, которые врач удалил раньше.
Часто пациенты, которых мы так долго лечили, о которых так много заботились и которые проходили курс лечения с использованием самых современных лекарственных средств, не долечившись до конца, украдкой убегали к традиционному лекарю. Нас это очень раздражало, ведь нам казалось, что это мы его вылечили, тогда как знахарь утверждал, что это заслуга лишь его одного. Пациент чаще всего не говорил ничего – ему было достаточно того, что он был здоров.
По мере того, как мы становились все более опытными врачами и начали с видом знатоков расхаживать по больничным палатам, нас все чаще приглашали в качестве ассистентов ездить с квалифицированным доктором. Мы помогали ему лечить и оперировать больных на дому. Иногда нам приходилось спускаться со скалы в неприступное место, куда какой-нибудь неудачник свалился и сломал себе кости или почти безнадежно повредил тело.
Мы бывали также у тех, кто живет на реке в плавучих домах. В Киалинге есть люди, которые живут в домах-лодках и даже в небольших хижинах на бамбуковых плотах. Эти жилища на плаву обычно покачиваются на волнах недалеко от берега. Очень часто, особенно ночью, случалось так, что, пробираясь на них, неосторожный гость поскальзывался на узенькой кладочке или принимал плавающий в воде кусок бамбука за твердую кочку и падал в воду. После этого приходилось выбираться из воды под веселый визг мальчишек, всегда собиравшихся поглазеть на незнакомого человека.
Мы каждый раз удивлялись тому, что старые китайские крестьяне почти не ощущают боли. Они никогда ни на что не жаловались и всегда были рады, если нам хоть как-то удавалось им помочь. Мы делали все, что было в наших силах, чтобы облегчить страдания пожилых людей, и охотно помогали им. Иногда нам случалось убирать в их хибарках, готовить им пищу. Однако молодое поколение не производило такого хорошего впечатления. Молодые были беспокойными и носились с новомодными идеями, которые распространяли среди них люди из Москвы, приехавшие готовить китайцев к наступлению коммунизма. Мы предчувствовали грядущие бедствия, но ничего не могли поделать. Нам оставалось лишь стоять в стороне и наблюдать.
Однако, прежде чем мы сами начали лечить людей, нам пришлось много учиться. Мы занимались по четырнадцать часов в день. Среди новых предметов достаточно упомянуть лишь электричество и магнетизм. Хорошо помню свою первую лекцию по магнетизму. Тогда я практически ничего не знал об этом предмете, однако эта лекция запомнилась мне не меньше, чем первая лекция по электричеству. Наш преподаватель был не самым приятным человеком. Вот что тогда произошло.
Хуанг протискивался сквозь толпу, чтобы прочесть на доске объявлений, где будет наше следующее занятие.
– Эй, Лобсанг, – крикнул он мне из толпы, прочтя расписание, – сегодня после обеда у нас лекция по магнетизму.
Мы с Хуангом были очень довольны тем, что оказались в одной группе, ведь мы близко подружились еще до начала занятий. Мы вышли во двор, пересекли его и вошли в здание, где рядом с аудиторией, в которой изучали электричество, находилась та, где изучали магнетизм. Войдя в нее, мы увидели много оборудования, которое в общих чертах напоминало приборы из соседней лаборатории. Везде были разложены катушки с проволокой, а также странные куски металла, с виду напоминающие лошадиные подковы. Здесь были стальные и стеклянные палочки, пузырьки с жидкостями, похожими на воду, и различные коробочки, в которых находились кусочки дерева и свинца.
Мы заняли свои места, и тут вошел лектор. Он облокотился на стол, потому что был тяжелым человеком – и не только в прямом, но и в переносном смысле. Выло видно, что он очень высокого мнения о себе. Его коллеги были явно иного мнения о его способностях. Он тоже ездил в Америку, но кое в чем отличался от своих земляков, побывавших там: они вернулись оттуда, понимая, что знают очень мало, тогда как он был убежден, что знает все и наделен безупречным разумом.
Он сел за свой стол, а потом зачем-то схватил деревянный молоток и грохнул им по столу.
– Тихо! – заорал он, хотя в аудитории все сидели молча. – Мы с вами будем изучать магнетизм. Для некоторых из вас это первая лекция, посвященная этому увлекательному предмету, – сказал он более спокойно.
Затем он взял в руки один из кусков металла, имеющий форму лошадиной подковы.
– Эта штука порождает вокруг себя поле, – сказал он, и я сразу же подумал о пасущихся в поле лошадях. – А сейчас я покажу вам, как определять направление магнитных полей с помощью магнитных опилок. Благодаря своим магнитным свойствам, – продолжал он, – каждая металлическая частичка притянется к этому куску железа, а все они выстроятся в соответствии с направлением силовых линий магнитного поля.
В этот момент я невзначай сказал Хуангу, сидящему рядом со мной:
– Зачем использовать опилки, если каждый дурак и так может видеть его?
Лектор, вероятно, расслышал мои слова, потому что он подпрыгнул на стуле и злобно произнес:
– Да, здесь есть великий лама из Тибета. И хотя он ни бельмеса не понимает в магнетизме, он утверждает, что может видеть магнитное поле. Это правда? – И он гневно показал на меня пальцем. – Значит, Вы, великий лама, можете видеть это таинственное поле? – спросил он и язвительно добавил: – Если это так, то вы будете первым из людей, кому это под силу!
Я встал. – Это правда, достопочтенный лектор. Я ясно вижу поле вокруг куска железа, – ответил я. – Я могу также видеть свет вокруг тех проводов.
Он снова схватил свой деревянный молоток и громко застучал им по столу.
– Вы лжете! – вскричал он. – Никто не может этого видеть. Но если вы так умны, пожалуйста, выйдите к доске и нарисуйте мне все, что вы видите. Пусть все посмотрят на эту чушь!
Я терпеливо вздохнул, взял со стола магнит, подошел к доске и вынул из ящичка мел. Магнит я приложил в доске, обвел его, а затем нарисовал вокруг точные очертания голубоватого света, который окружал магнит. Я нарисовал также более мелкие детали поля в местах излома линий вблизи магнита. Мне это не составило труда, потому что я отчетливо видел эти светящиеся линии. Я родился с этим даром, а впоследствии развил его с помощью особой операции.
Когда я закончил рисовать, в аудитории стояла мертвая тишина. Я повернулся к преподавателю. Он смотрел на меня выпученными глазами.
– Вы изучали это раньше! – заявил он. – Это притворство!
– Достопочтенный лектор, – ответил я, – до этого дня я не видел ни одного магнита.
– Я не знаю, как вам удалось правильно нарисовать это поле, – сказал он. – Я уверен, что это хитро подстроено вами, ведь в Тибете учатся только обманывать. Пока я не могу вам сказать, как вы это сделали.
Он взял из моих рук магнит, накрыл его тонким листом бумаги, а затем посыпал ее сверху железными опилками. Затем он пальцем легонько постучал по бумаге, и опилки выстроились в точно такие же линии, какие я нарисовал на доске. Он пристально посмотрел на них, затем на доску, а затем снова на опилки.
– Все равно я не верю тебе, человек из Тибета, – сказал он. – Я считаю, что это все подстроено.
Он устало сел и подпер голову ладонями. Затем он неистово подпрыгнул и замахал передо мной руками.
– Вы! – закричал он. – Вы утверждаете, что можете видеть магнитное поле. Вы сказали также: «Я вижу свет вокруг тех проводов».
– Да, это так, – сказал я. – Я действительно его вижу. Это несложно.
– Прекрасно! – заорал он. – Теперь я докажу вам, что это не так, что вы меня обманываете!
Он так стремительно бросился в другой конец аудитории, что его стул перевернулся и упал. Он нагнулся и, кряхтя, принес к столу железный ящик, из крышки которого торчали провода. Он поставил его на стол передо мной.
– Вот это, – сказал он, – очень интересный ящик, который называется генератором высоких частот. Если вы сможете нарисовать мне поле, которое существует вокруг этого ящика, я вам поверю. А теперь приступайте, рисуйте поле. – В его взгляде было написано: «Ну, теперь посмотрим!»
– Хорошо, мне это несложно сделать, – сказал я. – Давайте перенесем его поближе к доске, а то мне придется рисовать по памяти.
Он поднял один конец стола, я – другой, и мы вместе переместили его так, что он оказался рядом с доской. Я взял мел и повернулся к доске.
– О, теперь его уже нет, – сказал я. Я удивленно посмотрел на провода, которые не были теперь окружены полем. Я повернулся к лектору и заметил, что его рука касается переключателя. Он перед этим выключил ток. Когда я сказал ему, что поля больше нет, он озадачено уставился на меня.
– Значит, – сказал он, – вы действительно можете видеть его! Что ж, забавно, забавно…
Затем он снова включил ток и сказал:
– А теперь отвернитесь и говорите, когда я включаю, а когда выключаю.
Я отвернулся и говорил ему:
– Есть, нет, снова есть, снова нет.
В конце концов от выключил генератор и продолжал неподвижно сидеть на стуле как человек, который засомневался в том, во что всегда верил.
– Сегодня занятие отменяется, – сказал он отрывисто, А затем, повернувшись ко мне, добавил: – А вы останьтесь. Я хочу поговорить с вами наедине.
Все студенты недовольно бормотали. Они пришли на занятие, которое казалось им очень интересным, и вот теперь их выгоняли ни с чем. Однако они не могли ничего поделать: слово преподавателя – закон. А преподаватель не собирался изменять свое решение. Он даже сам вытолкнул нескольких медлительных студентов за дверь.
– А теперь расскажите мне об этом, – сказал он, закрывая дверь. – Как вам удалось столь ловко разыграть меня?
– Я вас не разыгрывал, – ответил я. – Это одна из моих врожденных способностей, которая была развита с помощью специальной операции. Я могу видеть ауры людей, и вашу тоже. Сейчас по вашей ауре я вижу, что вы не желаете мне верить. Вы не можете понять, как может человек обладать способностью, которой у вас нет. Вы любыми средствами хотите доказать себе, что я лгу.
– Нет, – сказал он. – Я не хочу доказывать, что вы лжете. Я хочу доказать, что мое образование и знания говорят правду. Если же вы можете видеть ауру, это означает, что все мои знания неправильны.
– Вовсе не так, – ответил я. – Я считаю, что ваши знания подтверждают существование аур, потому что сведения по электричеству, которые я уже успел получить в колледже, наводят меня на мысль, что каждый человек наделен электрической энергией.
– Какая чушь! Что за бред! – закричал он, вскакивая со стула. – Идемте со мной к ректору. Я вас выведу на чистую воду!
Доктор Ли сидел за столом, просматривая какие-то деловые бумаги. Когда мы вошли, он спокойно поднял голову и посмотрел на нас поверх очков. Затем он снял их, чтобы лучше нас видеть.
– Достопочтенный ректор, – завопил преподаватель, – этот человек, студент из Тибета, утверждает, что может видеть ауры, которые есть у каждого из нас. Он пытается убедить меня в том, что знает больше, чем я, профессор электричества и магнетизма.
Доктор Ли спокойным жестом пригласил нас сесть и сказал:
– Ну, и в чем же дело? Лобсанг Рампа может видеть ауру. Я это знаю. На что вы жалуетесь?
У преподавателя от изумления открылся рот.
– Но, достопочтенный ректор, – воскликнул он, – неужели и вы верите в эту бессмыслицу, это шарлатанство, эту ложь?!
– Верю, и притом убежден, что аура существует, – сказал доктор Ли. – Ведь этот человек – выходец из самых достойных людей Тибета, и его рекомендовали мне не менее достойные люди.