— Я не осуждаю их, — сказал Брансон. — Мне тоже не нравится, когда за мной тащится хвост, куда бы я ни пошел. Я ударил вас по зубам не просто так. Я считал, что пришло время научить вас жить самому и дать жить другим.
Не обратив внимания на это замечание, Рирдон продолжал:
— После этого они пропадали снова и находились уже в других местах и занятые другой работой. Мы решили не спускать с них глаз, но не беспокоить их больше. Мы встали перед фактом, что мозги перестали работать на эту страну, и нам надо было найти способ исправить ситуацию. Их ложь — результат нашего либерализма: другие режимы заставили бы их говорить.
— Итак, вы наклеили на меня ярлык еще одного мятежника из этого списка? — спросил Брансон, облегченно вздохнув при мысли, что истинная причина его бегства осталась им неизвестной.
— Вы не единственный, — сообщил Рирдон. — В тот день, когда мы решили взять вас под наблюдение, появился еще один парень с теми же отклонениями, что и у вас.
— Выяснили, что с ним?
— Нет, но, думаю, выясним, — продолжал Рирдон. — Вам, конечно, неизвестно, что мы разослали своих людей по всем научным центрам, которые занимаются оружием. Эти люди собирают информацию о всех, кто вдруг без видимых причин бросил работу, кто начал обнаруживать признаки надлома в характере или просто странно вести себя. Таким образом мы вышли и на вас.
— Кто навел вас на меня?
— Не будем об этом, — безразлично заметил Рирдон, — это был некто, кто считал, что вы на данный момент несколько не в себе.
— Могу поспорить, что Каин, — прошипел Брансон, — он всегда считал себя психологом-любителем.
— Я не играю с вами в загадки-отгадки, так что не надо меня провоцировать.
— Хорошо. Я принимаю это правило.
— Итак, я продолжаю. Я рассмотрел все свидетельства о вашем поведении, следовал за вами повсюду и пришел к выводу, что вы очень нервничаете и готовы бросить все и пуститься в бега. А ведь на такой шаг — бросить хорошую работу, обжитой дом — должно толкнуть что-то серьезное, и мы должны знать, что заставило вас это сделать. Если мы поймем причины, мы сможем это остановить.
— Ну, в моем случае вам придется долго искать то, чего нет, — заявил Брансон.
— Я вам не верю. Знаете, о чем я подумал? Убежден, что вы узнали о какой-то угрозе для вас, для вашей жены или для ваших детей.
Брансон ничего не ответил.
— Нет такой угрозы, которую мы не смогли бы отвести, — заверил Рирдон, обнадеженный молчанием собеседника. — Мы можем встретить эту угрозу и отвести ее, но для этого нам надо знать, что это за угроза, иначе мы будем тыкаться вслепую, — Рирдон впился глазами в Брансона. — Если кто-то угрожает вам, скажите, как и кто. Я могу поклясться своей жизнью, что мы сумеем с ним справиться,
«Ха, это смешно! Правительство собирается защитить преступника, которого само же обязательно казнит, если узнает правду. Рирдон говорит о врагах на другом конце планеты, когда истинная угроза лежит в законе этой страны, вооруженном электрическим стулом и газовой камерой».
Вмешательство военной разведки теперь было понятно. Она работала с полицией рука об руку, не зная об этом. Первые подозревают, что его принуждают отказаться от своего долга, вторые не могут найти ниточку, которая приведет их к убийце. Брансона несколько огорчило, даже обидело, что разведка смотрит на него как на перспективного дезертира, но обрадовало, что полиция топчется на месте.
— Я прав? — настаивал Рирдон. — Чья-то жизнь под угрозой?
— Нет!
— Лжете!
— Воля ваша, можете не верить, — устало сказал Брансон.
Рирдон повернулся к окну и начал вглядываться в пейзаж, мелькающий за окном. Несколько минут он сидел молча, погруженный в свои думы. Вдруг он резко повернулся и спросил:
— Каким образом здесь замешан Бельстон?
Брансон вздрогнул и побледнел. Это было как удар в солнечное сплетение.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы все еще продолжаете врать, но вас выдает ваше лицо. Бельстон имеет большое значение для вас, это что-то черное и таящее угрозу, и в то же время он тянет вас, потому что вы хотите что-то выяснить.
— Если вы знаете так много, то должны знать, что именно.
— Не знаю. И думаю, что и вы не найдете то, что ищете. — Рирдон сжал кулаки и внимательно начал рассматривать костяшки пальцев. — Я догадываюсь, почему ваши поиски безуспешны.
— Ну давайте догадывайтесь, если это вас развлекает.
— Вы хотите наладить контакт с кем-то, кто вам неизвестен, и все это по его инициативе. Но я испортил вам всю игру. Они видели, что за вами следят, и мое лицо им не понравилось. Вот поэтому они и не вышли на контакт с вами, как было оговорено. А может, они не дали вам того, что обещали.
— Они?
— Противники. Не притворяйтесь невинным. Вы прекрасно понимаете, о ком я говорю.
— Да вы просто здоровенная пчела в улье. Вы не хотите никого слушать, кроме своего жужжания.
— Слушайте, Брансон, я информирован лучше, чем вы думаете. Вы бродили по Бельстону, как потерянная душа по аду, ища что-то, что не смогли найти, или ожидая чего-то, что не случилось. Прекрасный отдых во время отпуска, не так ли?
Брансон продолжал молчать.
— Вы разговаривали со многими людьми в Бельстоне и Хенбери. Мы проверили их всех, никаких намеков на зарубежную связь. Это тоже не привело нас никуда. Все они были чисты как новорожденные щенки. Вы или кто-то еще поняли, что за вами следят, и стали слишком осторожны, чтобы дать нам в руки хотя бы туманный след.
— Мне нужна рыжая педикюрша, а таких в мире не много.
— Понятно, понятно, — сказал Рирдон обиженно.
— А теперь я скажу вам кое-что, — сказал Брансон, наклонившись вперед. — Самое трудное найти то, что никогда не существовало,
— То, что вы искали, существовало или существует: человек вашего ума не будет просто так искать вчерашний день.
— Я уже говорил вам, что все это чушь!
— Да вы такой же, как те трое, о которых я упоминал. Говорить не хотите. А на вопросы даете бессмысленные ответы. Теперь вам остается сообщить мне, что нет закона, который запрещал бы людям делать то, что они находят для себя подходящим.
— То, что они делают, может быть вполне невинным, — заметил Брансон.
— Про вас это трудно сказать, — отрезал Рирдон. — Хендерсон, по крайней мере, заимел промтоварный магазин. И как мог, объяснил причины такого поступка: ему это нравится. Он хочет работать сам на себя, устал от режима, хочет быть независимым.
— Вполне обоснованные причины, сказал бы я.
— Я вас не спрашиваю, — отрезал Рирдон. — Эти причины ложны, и мы это знаем. Мы нашли Хендерсона в Колумете. Мы задали ему несколько вопросов. Через месяц он продал свое дело и смылся, а двумя неделями позже уже торговал в Лейксайде. Таким образом, мы стали следить за ним с безопасного расстояния. У него, видимо, есть основательные причины избегать официального внимания. То же самое и с вами.
Брансон изобразил полную скуку и уставился в окно.
— Вас приперло, и вы поехали в Бельстон искать выход. Я не знаю, в чем этот выход заключался, но вы его не нашли. И поняли, куда это вас отбросило. Это отбросило вас в самое начало. Вы все так же приперты к стене. Вы это поняли и носились по Хенбери, как крыса по клетке, но ничего хорошего этим не добились.
— Замолчите, — попытался остановить его Брансон.
— Черт за вашей спиной не слез с нее ни в Бельстоне, ни в Хенбери, как вы на это ни надеялись. Он крепко вцепился в вас и все еще скачет вместе с вами. И он так и будет скакать на вашей спине, пока вы не услышите голос разума и не позволите кому-нибудь, кто это может, стянуть его с вашей спины. Все, что вам надо сделать, — это открыть рот и сообщить, кто этот черт.
— Извините, — сказал Брансон. — Я ненадолго отлучусь.
Он вышел из купе прежде, чем Рирдон, растерявшись от неожиданности, сообразил, что ему делать в этой ситуации. Предлог, под которым он мог бы сопровождать Брансона или остановить его, было не просто придумать за доли секунды. Брансон еще не был под арестом и не был ни в чем обвинен. На данный момент он был свободен и имел статус обычного пассажира…
Торопливо проходя по коридору, Брансон краем глаза заметил, что Рирдон встает, но делает это медленно, как будто не решив, что делать дальше. Брансон ускорил шаг, подошел к туалету, захлопнул за собой дверь и открыл окно. Он посмотрел в открытое окно, затем залез на раму и начал вылезать наружу. Несколько секунд он стоял на раме окна, уцепившись пальцами за крышу вагона, его тело трепали порывы несущегося навстречу ветра. А потом он оттолкнулся от окна.
6
Не обратив внимания на это замечание, Рирдон продолжал:
— После этого они пропадали снова и находились уже в других местах и занятые другой работой. Мы решили не спускать с них глаз, но не беспокоить их больше. Мы встали перед фактом, что мозги перестали работать на эту страну, и нам надо было найти способ исправить ситуацию. Их ложь — результат нашего либерализма: другие режимы заставили бы их говорить.
— Итак, вы наклеили на меня ярлык еще одного мятежника из этого списка? — спросил Брансон, облегченно вздохнув при мысли, что истинная причина его бегства осталась им неизвестной.
— Вы не единственный, — сообщил Рирдон. — В тот день, когда мы решили взять вас под наблюдение, появился еще один парень с теми же отклонениями, что и у вас.
— Выяснили, что с ним?
— Нет, но, думаю, выясним, — продолжал Рирдон. — Вам, конечно, неизвестно, что мы разослали своих людей по всем научным центрам, которые занимаются оружием. Эти люди собирают информацию о всех, кто вдруг без видимых причин бросил работу, кто начал обнаруживать признаки надлома в характере или просто странно вести себя. Таким образом мы вышли и на вас.
— Кто навел вас на меня?
— Не будем об этом, — безразлично заметил Рирдон, — это был некто, кто считал, что вы на данный момент несколько не в себе.
— Могу поспорить, что Каин, — прошипел Брансон, — он всегда считал себя психологом-любителем.
— Я не играю с вами в загадки-отгадки, так что не надо меня провоцировать.
— Хорошо. Я принимаю это правило.
— Итак, я продолжаю. Я рассмотрел все свидетельства о вашем поведении, следовал за вами повсюду и пришел к выводу, что вы очень нервничаете и готовы бросить все и пуститься в бега. А ведь на такой шаг — бросить хорошую работу, обжитой дом — должно толкнуть что-то серьезное, и мы должны знать, что заставило вас это сделать. Если мы поймем причины, мы сможем это остановить.
— Ну, в моем случае вам придется долго искать то, чего нет, — заявил Брансон.
— Я вам не верю. Знаете, о чем я подумал? Убежден, что вы узнали о какой-то угрозе для вас, для вашей жены или для ваших детей.
Брансон ничего не ответил.
— Нет такой угрозы, которую мы не смогли бы отвести, — заверил Рирдон, обнадеженный молчанием собеседника. — Мы можем встретить эту угрозу и отвести ее, но для этого нам надо знать, что это за угроза, иначе мы будем тыкаться вслепую, — Рирдон впился глазами в Брансона. — Если кто-то угрожает вам, скажите, как и кто. Я могу поклясться своей жизнью, что мы сумеем с ним справиться,
«Ха, это смешно! Правительство собирается защитить преступника, которого само же обязательно казнит, если узнает правду. Рирдон говорит о врагах на другом конце планеты, когда истинная угроза лежит в законе этой страны, вооруженном электрическим стулом и газовой камерой».
Вмешательство военной разведки теперь было понятно. Она работала с полицией рука об руку, не зная об этом. Первые подозревают, что его принуждают отказаться от своего долга, вторые не могут найти ниточку, которая приведет их к убийце. Брансона несколько огорчило, даже обидело, что разведка смотрит на него как на перспективного дезертира, но обрадовало, что полиция топчется на месте.
— Я прав? — настаивал Рирдон. — Чья-то жизнь под угрозой?
— Нет!
— Лжете!
— Воля ваша, можете не верить, — устало сказал Брансон.
Рирдон повернулся к окну и начал вглядываться в пейзаж, мелькающий за окном. Несколько минут он сидел молча, погруженный в свои думы. Вдруг он резко повернулся и спросил:
— Каким образом здесь замешан Бельстон?
Брансон вздрогнул и побледнел. Это было как удар в солнечное сплетение.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы все еще продолжаете врать, но вас выдает ваше лицо. Бельстон имеет большое значение для вас, это что-то черное и таящее угрозу, и в то же время он тянет вас, потому что вы хотите что-то выяснить.
— Если вы знаете так много, то должны знать, что именно.
— Не знаю. И думаю, что и вы не найдете то, что ищете. — Рирдон сжал кулаки и внимательно начал рассматривать костяшки пальцев. — Я догадываюсь, почему ваши поиски безуспешны.
— Ну давайте догадывайтесь, если это вас развлекает.
— Вы хотите наладить контакт с кем-то, кто вам неизвестен, и все это по его инициативе. Но я испортил вам всю игру. Они видели, что за вами следят, и мое лицо им не понравилось. Вот поэтому они и не вышли на контакт с вами, как было оговорено. А может, они не дали вам того, что обещали.
— Они?
— Противники. Не притворяйтесь невинным. Вы прекрасно понимаете, о ком я говорю.
— Да вы просто здоровенная пчела в улье. Вы не хотите никого слушать, кроме своего жужжания.
— Слушайте, Брансон, я информирован лучше, чем вы думаете. Вы бродили по Бельстону, как потерянная душа по аду, ища что-то, что не смогли найти, или ожидая чего-то, что не случилось. Прекрасный отдых во время отпуска, не так ли?
Брансон продолжал молчать.
— Вы разговаривали со многими людьми в Бельстоне и Хенбери. Мы проверили их всех, никаких намеков на зарубежную связь. Это тоже не привело нас никуда. Все они были чисты как новорожденные щенки. Вы или кто-то еще поняли, что за вами следят, и стали слишком осторожны, чтобы дать нам в руки хотя бы туманный след.
— Мне нужна рыжая педикюрша, а таких в мире не много.
— Понятно, понятно, — сказал Рирдон обиженно.
— А теперь я скажу вам кое-что, — сказал Брансон, наклонившись вперед. — Самое трудное найти то, что никогда не существовало,
— То, что вы искали, существовало или существует: человек вашего ума не будет просто так искать вчерашний день.
— Я уже говорил вам, что все это чушь!
— Да вы такой же, как те трое, о которых я упоминал. Говорить не хотите. А на вопросы даете бессмысленные ответы. Теперь вам остается сообщить мне, что нет закона, который запрещал бы людям делать то, что они находят для себя подходящим.
— То, что они делают, может быть вполне невинным, — заметил Брансон.
— Про вас это трудно сказать, — отрезал Рирдон. — Хендерсон, по крайней мере, заимел промтоварный магазин. И как мог, объяснил причины такого поступка: ему это нравится. Он хочет работать сам на себя, устал от режима, хочет быть независимым.
— Вполне обоснованные причины, сказал бы я.
— Я вас не спрашиваю, — отрезал Рирдон. — Эти причины ложны, и мы это знаем. Мы нашли Хендерсона в Колумете. Мы задали ему несколько вопросов. Через месяц он продал свое дело и смылся, а двумя неделями позже уже торговал в Лейксайде. Таким образом, мы стали следить за ним с безопасного расстояния. У него, видимо, есть основательные причины избегать официального внимания. То же самое и с вами.
Брансон изобразил полную скуку и уставился в окно.
— Вас приперло, и вы поехали в Бельстон искать выход. Я не знаю, в чем этот выход заключался, но вы его не нашли. И поняли, куда это вас отбросило. Это отбросило вас в самое начало. Вы все так же приперты к стене. Вы это поняли и носились по Хенбери, как крыса по клетке, но ничего хорошего этим не добились.
— Замолчите, — попытался остановить его Брансон.
— Черт за вашей спиной не слез с нее ни в Бельстоне, ни в Хенбери, как вы на это ни надеялись. Он крепко вцепился в вас и все еще скачет вместе с вами. И он так и будет скакать на вашей спине, пока вы не услышите голос разума и не позволите кому-нибудь, кто это может, стянуть его с вашей спины. Все, что вам надо сделать, — это открыть рот и сообщить, кто этот черт.
— Извините, — сказал Брансон. — Я ненадолго отлучусь.
Он вышел из купе прежде, чем Рирдон, растерявшись от неожиданности, сообразил, что ему делать в этой ситуации. Предлог, под которым он мог бы сопровождать Брансона или остановить его, было не просто придумать за доли секунды. Брансон еще не был под арестом и не был ни в чем обвинен. На данный момент он был свободен и имел статус обычного пассажира…
Торопливо проходя по коридору, Брансон краем глаза заметил, что Рирдон встает, но делает это медленно, как будто не решив, что делать дальше. Брансон ускорил шаг, подошел к туалету, захлопнул за собой дверь и открыл окно. Он посмотрел в открытое окно, затем залез на раму и начал вылезать наружу. Несколько секунд он стоял на раме окна, уцепившись пальцами за крышу вагона, его тело трепали порывы несущегося навстречу ветра. А потом он оттолкнулся от окна.
6
Он тяжело ударился о покрытый травой откос и покатился вниз. И хотя он приземлился на ноги, скорость поезда и наклон откоса заставили его лететь по диагонали, переворачиваясь и изо всех сил стараясь сгруппироваться и принять форму мяча. Ему казалось, что откос тянется больше мили и ему никогда не достигнуть дна. Но вот наконец он ударился о дно канавы, запыхавшийся и грязный, с забитым пылью носом.
Какое-то время Брансон лежал, тяжело дыша и прислушиваясь к замирающему грохоту удаляющегося поезда. Не было никаких признаков близкой остановки, поезд с той же скоростью продолжал удаляться и с каждой секундой уносил все дальше проклятого Рирдона. Рирдон покроет миль десять или двадцать, прежде чем поймет, что Брансона там уже нет, и начнет действовать.
А может, этот всезнайка предвидел прыжок Брансона и сам тоже прыгнул с поезда? Брансон резко вскочил, даже не подумав, что во время падения мог запросто получить перелом или вывих. Он осмотрел себя: пострадала только одежда. Да, такой побег редко бывает даже в кино.
Эта последняя мысль вдруг вернулась к нему, как бы стараясь подчеркнуть: такой побег редко бывает даже в кино. От этой мысли он чуть было не выскочил из канавы. Кино? Кино?!
Странно, что случайное воспоминание о такой простой вещи, как кино, так на него подействовало. Когда-то он думал о кино так же, как многие думают о собаках, французских булках и прочих обычных вещах, рассматривая их как неотъемлемую часть цивилизации. Но теперь это было совсем по-другому и без всяких видимых причин. Теперь он думал о кино с каким-то чувством, которое нельзя было назвать страхом или ужасом, нет, это было какое-то новое чувство, которое он затруднялся определить. Единственное, что он мог придумать для этого чувства, это то, что в понятие «кино» им вкладывалось какое-то несоответствие или же нарушение какого-то закона, и это затрагивало его персонально.
Может быть, Рирдон и был прав, когда говорил, что Брансон не в своем уме или на пути к этому. Возможно, когда его состояние ухудшится, он будет реагировать на праздные мысли вытаращив глаза не раз в две недели, а каждый час. И тогда он будет жить в аду иллюзий, из-за решетки которых изредка, в моменты прозрения, видеть плачущую Дороти.
Выбравшись из канавы, он вскарабкался на железнодорожное полотно и посмотрел вдоль него. Поезд скрылся из глаз, а запыленного, поцарапанного Рирдона нигде не было видно. Прекрасно, ему все-таки удалось избавиться от компании этой ищейки. Удовлетворенный этим, Брансон осмотрел себя и пришел к выводу, что как бы ни выглядел, он страдает от чего угодно, но только не от безумия. Он попробовал совладать со своими чувствами и вполне убедился, что еще не свихнулся; он был просто человеком, перегруженным тревогами, от которых надо было избавиться любым способом, который сможет придумать.
Бредя в обратном направлении по полотну, Брансон дошел до железнодорожного моста через грязную дорогу. Он спустился с насыпи и вышел на дорогу. В какую сторону направиться для скорейшего достижения цели, можно было лишь догадываться, а времени ждать какого-нибудь случайного прохожего у него не было: можно было спорить на что угодно, что Рирдон уже ведет пальцем по карте, ища возможное местопребывание его, Брансона.
Он повернул налево и полупробежал, полупрошел две мили по узкой проселочной дороге с глубокими колеями. Здесь он вышел на более широкую и асфальтированную дорогу, где через десять минут его подобрал грузовик, груженный овощами. Не расспрашивая, кто он и откуда, шофер подвез его миль двадцать до ближайшего города и там высадил, попрощавшись коротким кивком.
Это место скоро будет для него очень опасно, и болтаться здесь — непозволительная глупость. Он сел на первый же автобус, благодаря Бога за то, что хоть он и оставил чемодан в поезде, но бумажник и деньги были все еще при нем.
Проехав около шестидесяти миль, Брансон очутился в довольно большом городе. Представляя, в каком он виде, он задержался там как раз на то время, чтобы вымыться, побриться и причесаться. Это прибавило ему уверенности. После этого он поел и несколько восстановил силы. Из ресторана он пошел на автобусную станцию, по дороге пройдя мимо двух полицейских. Оба скучали на углах, и ни один из них не обратил на Брансона никакого внимания. Очевидно, тревога сюда еще не дошла, но может дойти в любой момент.
От станции вскоре отходил автобус, который ехал в город, расположенный примерно в семидесяти милях на восток. Он сел в автобус и без всяких приключений добрался до этого города. Там он слился с толпой и стал незаметным. Теперь он сделал прыжок ближе к дому. Дом! Брансон обнаружил, что до боли хочет услышать какой-нибудь голос, который напомнил бы ему о доме. Он знал, что его домашний телефон наверняка прослушивают и все разговоры записывают на магнитофон, а подозрительные звонки тут же отслеживают. Звонок Дороти может подсказать официальным агентам, где его можно найти. Это был риск, на который он согласен был пойти, учитывая ту моральную поддержку, которую голос жены даст его духу. Кроме того, обыскать этот город будет намного труднее, чем такие местечки, как Бельстон и Хенбери. Если он наберется смелости, то может жить здесь около месяца, несмотря на то что каждый полицейский будет его искать.
Из ряда телефонных будок в помещении центральной почты Брансон выбрал одну из средних и набрал свой домашний номер. Ответила Дороти.
Изо всех сил он постарался, чтобы голос звучал бодро и спокойно, когда он произносил первую фразу’
— Привет, крошка. Это твой сбежавший любовник.
— Рич! — воскликнула она. — Я ждала твоего звонка вчера вечером.
— Я собирался это сделать, но у меня никак не получилось. Тут один зануда полностью меня монополизировал. Я решил отложить это дело на сегодня. Лучше поздно, чем никогда, правда?
— Конечно! Как у тебя дела? Ты чувствуешь себя лучше?
— Все о’кей, — соврал он. — А как дела у вас?
— Все хорошо, правда, были два странных события.
— Что случилось?
— На следующий день как ты уехал, кто-то звонил, якобы из института, и спрашивал, где тебя искать.
— И что ты ему сказала?
— Такой вопрос показался мне очень странным, учитывая что ты уехал в командировку. Ты же сам всегда просил быть очень осторожной в разговорах о твоей работе. Ну я и сказала этому типу, чтобы он поинтересовался в твоем отделе.
— Ну и что он на это ответил?
— Не думаю, что это ему понравилось, — ответила Дороти, в ее голосе послышались нотки беспокойства. — Он повесил трубку, по-моему, очень раздраженный. И надеюсь, что я не отшила кого-нибудь из начальства.
— Ты поступила совершенно верно, — успокоил ее Брансон.
— Но это не все. — продолжала она. — Через пару часов после этого звонка к нам пришли двое мужчин и сказали, что они из охраны института, они даже показали документы, удостоверяющие это. Один был высокий худой парень с глазами-бусинками, другой коренастый и мускулистый. Они сказали, что мне нечего беспокоиться, что они делают обычную проверку. Затем спросили, сказал ли ты мне, куда едешь, и если да, то что ты еще об этом говорил. Ну, я им сказала, что ты поехал в Бельстон, но не знаю зачем, да и знать не хочу. Они сказали, что этого им вполне достаточно, поболтали немного и уехали. Довольно приятные парни.
— Что-нибудь еще?
— Да. На следующее утро здоровенный мужчина пришел к нам и спросил тебя. Но у меня было такое чувство, что он прекрасно знает, что тебя нет Я сказала, что ты ненадолго уехал. Он спросил, куда и насколько. Он не назвал мне ни своего имени, ни зачем ты ему нужен, и мне не понравилась его настырность. Я направила его в институт. Мне показалось, что он не собирается туда обращаться. Правда, не могу сказать, почему я так решила. Во всяком случае, я от него отделалась.
— Возможно, это был тот же человек, который звонил перед этим? — предположил Брансон, пытаясь переварить все это.
— Не думаю. Его голос звучал совсем по-другому.
— А как он выглядел?
Будучи очень наблюдательной от природы, она сумела обрисовать посетителя до мельчайших деталей. Полученный портрет очень напоминал человека, который следил за ним и несколько раз провожал до дома. По крайней мере, он не мог припомнить больше никого, кто подошел бы под описание, которое дала Дороти.
— А он не сказал, зачем я ему нужен?
— Нет, Рич, он больше ничего не сказал, — ответила Дороти, потом задумалась и добавила: — Может, это просто мои глупости, но мне показалось, что он и не хочет тебя видеть. Он, по-моему, просто хотел убедиться, что тебя здесь нет и что ты действительно уехал. У меня сложилось впечатление, что он ожидал, что я ему откажусь сказать что-либо большее, и поэтому не удивился, когда я так и сделала.
— Возможно.
— Но надо отдать ему должное, он был чрезвычайно вежлив. Так вежлив, как бывают вежливы только иностранцы.
— Да? — Брансон навострил уши. — Ты думаешь, он был иностранец?
— Я уверена в этом. Какая-то излишняя манерность… Он говорил довольно свободно, без акцента, но какие-то гортанные звуки…
— Ты позвонила в институт тем двоим и сказала им об этом? -
— Нет, не звонила. А что, надо было? Мне не показалось, что в этом было что-то такое, о чем стоило сообщить.
— Ладно, оставим это. Это неважно.
Брансон поболтал с ней еще немного, спросил, как ведут себя дети, немного пошутил, предупредил, что его возвращение может задержаться еще на несколько дней. Попрощавшись, он поспешил покинуть будку, чувствуя, что его разговор продолжался опасно долго. Он быстро перешел улицу, все еще переваривая те сведения, которые почерпнул из разговора с Дороти, и пытаясь понять, что все это значит.
Если последний посетитель был тем, кого он подозревал, и если Дороти не ошиблась в своем предположении и детина был иностранцем, тогда его первоначальное представление должно было быть в корне неверным. Тогда этот парень не был ни переодетым полицейским, ни каким-нибудь другим официальным агентом. Он следил за ним, это факт, но делал это не по поручению официальных властей.
Итак, сначала кто-то позвонил, уверяя, что звонит из института, но его интерес не удовлетворили. Затем к ним зашел Рирдон со своим коллегой, причем Рирдон не последовал за ним сразу на станцию, а по каким-то причинам задержался. Возможно, он хотел доложить об этом, возможно, они хотели все обсудить или просто проверить у Дороти, прежде, чем пуститься в преследование.
А потом пришел этот иностранец. Единственным объяснением было то, что две совершенно разные группы очень заинтересованы его передвижениями.
Но ни одна из этих групп не принадлежала — полиции.
И в то же время только полиция имела основания интересоваться его действиями и следить за ним. Чем больше он об этом думал, тем более бессмысленным все это казалось. Во всей этой бессмыслице должен быть какой-то смысл. Где-то должно быть решение всех этих проблем, но вот сможет ли он найти его?
Брансон провел ночь в маленьком меблированном домике на окраине. Местечко было грязное, немногим лучше, чем крысиная нора, но хозяйка, некрасивая женщина с мрачным лицом, не задавала никаких вопросов и производила впечатление, что без надобности лишнего не сболтнет, а будет заниматься только своими делами. Эта ее добродетель привлекла к ней, как подозревал Брансон, людей, которым надо было получить надежное спокойное убежище. Он нашел это место, поговорив на углу с мальчишкой-разносчиком.
К десяти часам Брансон был опять в центре города. Он нашел библиотеку, спросил там национальный справочник и уселся с ним в читальном зале. В справочнике оказалось множество различных «лейков»: Лейктиесов, Лейктехестов и четыре Лейксайда. Только Лейксайды его заинтересовали, и он начал читать подробности. В первом население составляло около четырехсот человек, а во втором вообще всего тридцать два. И хотя он ничего не знал о торговле промышленными товарами, но сообразил, что ни в одном из этих мест нет смысла торговать. А вот последние два Лейксайда были многообещающими: оба имели население около двух тысяч. Но какой из них стоит попробовать?
Немного подумав, Брансон пришел к выводу, что, сидя здесь, он не сможет определить, какой из двух ему нужен, даже если сейчас начнет туда звонить. Надо попробовать поехать в один из них наугад, а если потребуется, то оттуда уже поехать во второй. Из экономических соображении самым разумным было начать с ближайшего. Путешествовать дальше, чем надо, было пустой тратой времени и денег.
Он отправился на главный вокзал и, пока брал в кассе билет и шел к поезду, постоянно следил, не идет ли кто-нибудь за ним. Вокзалы и автобусные станции являлись узловыми местами для передвижения по стране, и было резонно предположить, что они же являются и центром наблюдения для агентов и прочих официальных и неофициальных лиц, занимающихся слежкой. Мысленно Брансон сравнил их с оазисами в пустыне: места встречи охотников и дичи. Поэтому он был начеку, пока не сел в поезд. В поезде он понял, что повышенного интереса к его личности никто не проявляет. Путешествие заняло у него добрую часть всего дня, к тому же пришлось два раза пересаживаться. Ранним вечером он оказался в маленьком городке, затерянном в лесистой местности и разделенном длинным озером на две части Брансон зашел в кафе, съел несколько сандвичей и выпил кофе, а потом спросил у хозяина:
— Вы не подскажете, где здесь ближайший промтоварный магазин?
— Пройдите квартал вверх по улице и окажетесь как раз рядом с ним, — ответил владелец.
— У этого магазина недавно сменился хозяин, не так ли?
— Вот не знаю.
— Спасибо, — поблагодарил Брансон и подумал, что в таком маленьком местечке каждый должен знать все о каждом.
Выйдя из кафе, он понял, что не может определить, в какую сторону будет вверх, а в какую вниз. Ни в одну сторону не было видно уклона. Ну хорошо, безразлично. Он повернул направо и прошел один квартал, завернул за угол и понял, что выбрал правильное направление. Он оказался перед маленьким промтоварным магазинчиком. Брансон толкнул дверь и вошел.
В магазине было всего два покупателя — один покупал моток проволоки для забора, другой изучал сорта масла. Первого обслуживал долговязый молодой человек с прической, напоминающей птичье гнездо. Рядом со вторым стоял мужчина в очках с толстыми стеклами. Когда Брансон вошел, мужчина взглянул на него, по его лицу промелькнула тень удивления, но он тут же отвернулся и продолжил обсуждение сортов масла. Брансон сел на ящик с гвоздями и стал ждать, пока покупатели выберут товар и уйдут. Когда покупатели вышли, Брансон сказал:
— Привет, Хени!
Без всякого восторга Хендерсон ответил:
— Что вы желаете?
— Вот это я и называю сердечным приемом, — ответил Брансон. — Разве ты не рад видеть своего старого коллегу?
— Я думал, что знаю тебя только в лицо и по имени. То, что ты мой приятель, для меня новость.
— Знать в лицо и по имени достаточно, чтобы начать долгую и крепкую дружбу, не так ли?
— Ты ведь не проделал весь этот путь, чтобы поцеловать меня, — возразил Хендерсон очень недовольным тоном. — Так что давай отбросим всю эту чушь. Что ты от меня хочешь?
— Поговорить с тобой с глазу на глаз.
— Кто тебя послал?
— Никто. Ни одна живая душа не знает, что я здесь. Я приехал исключительно по своему желанию.
— Я не могу этому поверить, — возразил Хендерсон, не скрывая раздражения. — Ты хочешь сказать, что увидел мой адрес в кофейной гуще?
— Нет.
— Тогда откуда ты его взял? Кто тебе его дал?
— Я смогу тебе все объяснить, и ты будешь полностью удовлетворен, но я бы хотел сделать это в какой-нибудь более приятной и спокойной обстановке, — он поднял руку и остановил Хендерсона, который хотел его перебить, и добавил: — Это неподходящее место для того, чтобы препираться. Как насчет того, чтобы я зашел, когда ты закроешь магазин?
Хендерсон нахмурился и очень неохотно согласился:
— Хорошо! Приходи в восемь часов. Позвони в боковую дверь.
— Договорились.
Брансон вышел, как раз когда в магазин входил новый покупатель. Уже снаружи он вспомнил, как Рирдон упомянул, что за домом Хендерсона ведется тайное наблюдение. Такое наблюдение отмечает каждого, кто приходит сюда и наверняка быстро может определить человека по описанию Он внимательно оглядел улицу в надежде засечь соглядатая, но или тот был очень профессионален, или у него был выходной. Насколько Брансон мог судить за магазином никто не наблюдал.
Как провести время до встречи с Хендерсоном, было тоже проблемой. Два часа болтаться взад и вперед по главной улице? Это несомненно привлечет к нему внимание, а внимания он искал меньше всего. Брансон решил эту проблему, спустившись к озеру и начав прогуливаться по берегу, изображая праздного туриста. Когда это наскучило, он вернулся в город, но надо было как-то убить еще полчаса. Он решил еще раз подкрепиться в кафе, где уже был.
Какое-то время Брансон лежал, тяжело дыша и прислушиваясь к замирающему грохоту удаляющегося поезда. Не было никаких признаков близкой остановки, поезд с той же скоростью продолжал удаляться и с каждой секундой уносил все дальше проклятого Рирдона. Рирдон покроет миль десять или двадцать, прежде чем поймет, что Брансона там уже нет, и начнет действовать.
А может, этот всезнайка предвидел прыжок Брансона и сам тоже прыгнул с поезда? Брансон резко вскочил, даже не подумав, что во время падения мог запросто получить перелом или вывих. Он осмотрел себя: пострадала только одежда. Да, такой побег редко бывает даже в кино.
Эта последняя мысль вдруг вернулась к нему, как бы стараясь подчеркнуть: такой побег редко бывает даже в кино. От этой мысли он чуть было не выскочил из канавы. Кино? Кино?!
Странно, что случайное воспоминание о такой простой вещи, как кино, так на него подействовало. Когда-то он думал о кино так же, как многие думают о собаках, французских булках и прочих обычных вещах, рассматривая их как неотъемлемую часть цивилизации. Но теперь это было совсем по-другому и без всяких видимых причин. Теперь он думал о кино с каким-то чувством, которое нельзя было назвать страхом или ужасом, нет, это было какое-то новое чувство, которое он затруднялся определить. Единственное, что он мог придумать для этого чувства, это то, что в понятие «кино» им вкладывалось какое-то несоответствие или же нарушение какого-то закона, и это затрагивало его персонально.
Может быть, Рирдон и был прав, когда говорил, что Брансон не в своем уме или на пути к этому. Возможно, когда его состояние ухудшится, он будет реагировать на праздные мысли вытаращив глаза не раз в две недели, а каждый час. И тогда он будет жить в аду иллюзий, из-за решетки которых изредка, в моменты прозрения, видеть плачущую Дороти.
Выбравшись из канавы, он вскарабкался на железнодорожное полотно и посмотрел вдоль него. Поезд скрылся из глаз, а запыленного, поцарапанного Рирдона нигде не было видно. Прекрасно, ему все-таки удалось избавиться от компании этой ищейки. Удовлетворенный этим, Брансон осмотрел себя и пришел к выводу, что как бы ни выглядел, он страдает от чего угодно, но только не от безумия. Он попробовал совладать со своими чувствами и вполне убедился, что еще не свихнулся; он был просто человеком, перегруженным тревогами, от которых надо было избавиться любым способом, который сможет придумать.
Бредя в обратном направлении по полотну, Брансон дошел до железнодорожного моста через грязную дорогу. Он спустился с насыпи и вышел на дорогу. В какую сторону направиться для скорейшего достижения цели, можно было лишь догадываться, а времени ждать какого-нибудь случайного прохожего у него не было: можно было спорить на что угодно, что Рирдон уже ведет пальцем по карте, ища возможное местопребывание его, Брансона.
Он повернул налево и полупробежал, полупрошел две мили по узкой проселочной дороге с глубокими колеями. Здесь он вышел на более широкую и асфальтированную дорогу, где через десять минут его подобрал грузовик, груженный овощами. Не расспрашивая, кто он и откуда, шофер подвез его миль двадцать до ближайшего города и там высадил, попрощавшись коротким кивком.
Это место скоро будет для него очень опасно, и болтаться здесь — непозволительная глупость. Он сел на первый же автобус, благодаря Бога за то, что хоть он и оставил чемодан в поезде, но бумажник и деньги были все еще при нем.
Проехав около шестидесяти миль, Брансон очутился в довольно большом городе. Представляя, в каком он виде, он задержался там как раз на то время, чтобы вымыться, побриться и причесаться. Это прибавило ему уверенности. После этого он поел и несколько восстановил силы. Из ресторана он пошел на автобусную станцию, по дороге пройдя мимо двух полицейских. Оба скучали на углах, и ни один из них не обратил на Брансона никакого внимания. Очевидно, тревога сюда еще не дошла, но может дойти в любой момент.
От станции вскоре отходил автобус, который ехал в город, расположенный примерно в семидесяти милях на восток. Он сел в автобус и без всяких приключений добрался до этого города. Там он слился с толпой и стал незаметным. Теперь он сделал прыжок ближе к дому. Дом! Брансон обнаружил, что до боли хочет услышать какой-нибудь голос, который напомнил бы ему о доме. Он знал, что его домашний телефон наверняка прослушивают и все разговоры записывают на магнитофон, а подозрительные звонки тут же отслеживают. Звонок Дороти может подсказать официальным агентам, где его можно найти. Это был риск, на который он согласен был пойти, учитывая ту моральную поддержку, которую голос жены даст его духу. Кроме того, обыскать этот город будет намного труднее, чем такие местечки, как Бельстон и Хенбери. Если он наберется смелости, то может жить здесь около месяца, несмотря на то что каждый полицейский будет его искать.
Из ряда телефонных будок в помещении центральной почты Брансон выбрал одну из средних и набрал свой домашний номер. Ответила Дороти.
Изо всех сил он постарался, чтобы голос звучал бодро и спокойно, когда он произносил первую фразу’
— Привет, крошка. Это твой сбежавший любовник.
— Рич! — воскликнула она. — Я ждала твоего звонка вчера вечером.
— Я собирался это сделать, но у меня никак не получилось. Тут один зануда полностью меня монополизировал. Я решил отложить это дело на сегодня. Лучше поздно, чем никогда, правда?
— Конечно! Как у тебя дела? Ты чувствуешь себя лучше?
— Все о’кей, — соврал он. — А как дела у вас?
— Все хорошо, правда, были два странных события.
— Что случилось?
— На следующий день как ты уехал, кто-то звонил, якобы из института, и спрашивал, где тебя искать.
— И что ты ему сказала?
— Такой вопрос показался мне очень странным, учитывая что ты уехал в командировку. Ты же сам всегда просил быть очень осторожной в разговорах о твоей работе. Ну я и сказала этому типу, чтобы он поинтересовался в твоем отделе.
— Ну и что он на это ответил?
— Не думаю, что это ему понравилось, — ответила Дороти, в ее голосе послышались нотки беспокойства. — Он повесил трубку, по-моему, очень раздраженный. И надеюсь, что я не отшила кого-нибудь из начальства.
— Ты поступила совершенно верно, — успокоил ее Брансон.
— Но это не все. — продолжала она. — Через пару часов после этого звонка к нам пришли двое мужчин и сказали, что они из охраны института, они даже показали документы, удостоверяющие это. Один был высокий худой парень с глазами-бусинками, другой коренастый и мускулистый. Они сказали, что мне нечего беспокоиться, что они делают обычную проверку. Затем спросили, сказал ли ты мне, куда едешь, и если да, то что ты еще об этом говорил. Ну, я им сказала, что ты поехал в Бельстон, но не знаю зачем, да и знать не хочу. Они сказали, что этого им вполне достаточно, поболтали немного и уехали. Довольно приятные парни.
— Что-нибудь еще?
— Да. На следующее утро здоровенный мужчина пришел к нам и спросил тебя. Но у меня было такое чувство, что он прекрасно знает, что тебя нет Я сказала, что ты ненадолго уехал. Он спросил, куда и насколько. Он не назвал мне ни своего имени, ни зачем ты ему нужен, и мне не понравилась его настырность. Я направила его в институт. Мне показалось, что он не собирается туда обращаться. Правда, не могу сказать, почему я так решила. Во всяком случае, я от него отделалась.
— Возможно, это был тот же человек, который звонил перед этим? — предположил Брансон, пытаясь переварить все это.
— Не думаю. Его голос звучал совсем по-другому.
— А как он выглядел?
Будучи очень наблюдательной от природы, она сумела обрисовать посетителя до мельчайших деталей. Полученный портрет очень напоминал человека, который следил за ним и несколько раз провожал до дома. По крайней мере, он не мог припомнить больше никого, кто подошел бы под описание, которое дала Дороти.
— А он не сказал, зачем я ему нужен?
— Нет, Рич, он больше ничего не сказал, — ответила Дороти, потом задумалась и добавила: — Может, это просто мои глупости, но мне показалось, что он и не хочет тебя видеть. Он, по-моему, просто хотел убедиться, что тебя здесь нет и что ты действительно уехал. У меня сложилось впечатление, что он ожидал, что я ему откажусь сказать что-либо большее, и поэтому не удивился, когда я так и сделала.
— Возможно.
— Но надо отдать ему должное, он был чрезвычайно вежлив. Так вежлив, как бывают вежливы только иностранцы.
— Да? — Брансон навострил уши. — Ты думаешь, он был иностранец?
— Я уверена в этом. Какая-то излишняя манерность… Он говорил довольно свободно, без акцента, но какие-то гортанные звуки…
— Ты позвонила в институт тем двоим и сказала им об этом? -
— Нет, не звонила. А что, надо было? Мне не показалось, что в этом было что-то такое, о чем стоило сообщить.
— Ладно, оставим это. Это неважно.
Брансон поболтал с ней еще немного, спросил, как ведут себя дети, немного пошутил, предупредил, что его возвращение может задержаться еще на несколько дней. Попрощавшись, он поспешил покинуть будку, чувствуя, что его разговор продолжался опасно долго. Он быстро перешел улицу, все еще переваривая те сведения, которые почерпнул из разговора с Дороти, и пытаясь понять, что все это значит.
Если последний посетитель был тем, кого он подозревал, и если Дороти не ошиблась в своем предположении и детина был иностранцем, тогда его первоначальное представление должно было быть в корне неверным. Тогда этот парень не был ни переодетым полицейским, ни каким-нибудь другим официальным агентом. Он следил за ним, это факт, но делал это не по поручению официальных властей.
Итак, сначала кто-то позвонил, уверяя, что звонит из института, но его интерес не удовлетворили. Затем к ним зашел Рирдон со своим коллегой, причем Рирдон не последовал за ним сразу на станцию, а по каким-то причинам задержался. Возможно, он хотел доложить об этом, возможно, они хотели все обсудить или просто проверить у Дороти, прежде, чем пуститься в преследование.
А потом пришел этот иностранец. Единственным объяснением было то, что две совершенно разные группы очень заинтересованы его передвижениями.
Но ни одна из этих групп не принадлежала — полиции.
И в то же время только полиция имела основания интересоваться его действиями и следить за ним. Чем больше он об этом думал, тем более бессмысленным все это казалось. Во всей этой бессмыслице должен быть какой-то смысл. Где-то должно быть решение всех этих проблем, но вот сможет ли он найти его?
Брансон провел ночь в маленьком меблированном домике на окраине. Местечко было грязное, немногим лучше, чем крысиная нора, но хозяйка, некрасивая женщина с мрачным лицом, не задавала никаких вопросов и производила впечатление, что без надобности лишнего не сболтнет, а будет заниматься только своими делами. Эта ее добродетель привлекла к ней, как подозревал Брансон, людей, которым надо было получить надежное спокойное убежище. Он нашел это место, поговорив на углу с мальчишкой-разносчиком.
К десяти часам Брансон был опять в центре города. Он нашел библиотеку, спросил там национальный справочник и уселся с ним в читальном зале. В справочнике оказалось множество различных «лейков»: Лейктиесов, Лейктехестов и четыре Лейксайда. Только Лейксайды его заинтересовали, и он начал читать подробности. В первом население составляло около четырехсот человек, а во втором вообще всего тридцать два. И хотя он ничего не знал о торговле промышленными товарами, но сообразил, что ни в одном из этих мест нет смысла торговать. А вот последние два Лейксайда были многообещающими: оба имели население около двух тысяч. Но какой из них стоит попробовать?
Немного подумав, Брансон пришел к выводу, что, сидя здесь, он не сможет определить, какой из двух ему нужен, даже если сейчас начнет туда звонить. Надо попробовать поехать в один из них наугад, а если потребуется, то оттуда уже поехать во второй. Из экономических соображении самым разумным было начать с ближайшего. Путешествовать дальше, чем надо, было пустой тратой времени и денег.
Он отправился на главный вокзал и, пока брал в кассе билет и шел к поезду, постоянно следил, не идет ли кто-нибудь за ним. Вокзалы и автобусные станции являлись узловыми местами для передвижения по стране, и было резонно предположить, что они же являются и центром наблюдения для агентов и прочих официальных и неофициальных лиц, занимающихся слежкой. Мысленно Брансон сравнил их с оазисами в пустыне: места встречи охотников и дичи. Поэтому он был начеку, пока не сел в поезд. В поезде он понял, что повышенного интереса к его личности никто не проявляет. Путешествие заняло у него добрую часть всего дня, к тому же пришлось два раза пересаживаться. Ранним вечером он оказался в маленьком городке, затерянном в лесистой местности и разделенном длинным озером на две части Брансон зашел в кафе, съел несколько сандвичей и выпил кофе, а потом спросил у хозяина:
— Вы не подскажете, где здесь ближайший промтоварный магазин?
— Пройдите квартал вверх по улице и окажетесь как раз рядом с ним, — ответил владелец.
— У этого магазина недавно сменился хозяин, не так ли?
— Вот не знаю.
— Спасибо, — поблагодарил Брансон и подумал, что в таком маленьком местечке каждый должен знать все о каждом.
Выйдя из кафе, он понял, что не может определить, в какую сторону будет вверх, а в какую вниз. Ни в одну сторону не было видно уклона. Ну хорошо, безразлично. Он повернул направо и прошел один квартал, завернул за угол и понял, что выбрал правильное направление. Он оказался перед маленьким промтоварным магазинчиком. Брансон толкнул дверь и вошел.
В магазине было всего два покупателя — один покупал моток проволоки для забора, другой изучал сорта масла. Первого обслуживал долговязый молодой человек с прической, напоминающей птичье гнездо. Рядом со вторым стоял мужчина в очках с толстыми стеклами. Когда Брансон вошел, мужчина взглянул на него, по его лицу промелькнула тень удивления, но он тут же отвернулся и продолжил обсуждение сортов масла. Брансон сел на ящик с гвоздями и стал ждать, пока покупатели выберут товар и уйдут. Когда покупатели вышли, Брансон сказал:
— Привет, Хени!
Без всякого восторга Хендерсон ответил:
— Что вы желаете?
— Вот это я и называю сердечным приемом, — ответил Брансон. — Разве ты не рад видеть своего старого коллегу?
— Я думал, что знаю тебя только в лицо и по имени. То, что ты мой приятель, для меня новость.
— Знать в лицо и по имени достаточно, чтобы начать долгую и крепкую дружбу, не так ли?
— Ты ведь не проделал весь этот путь, чтобы поцеловать меня, — возразил Хендерсон очень недовольным тоном. — Так что давай отбросим всю эту чушь. Что ты от меня хочешь?
— Поговорить с тобой с глазу на глаз.
— Кто тебя послал?
— Никто. Ни одна живая душа не знает, что я здесь. Я приехал исключительно по своему желанию.
— Я не могу этому поверить, — возразил Хендерсон, не скрывая раздражения. — Ты хочешь сказать, что увидел мой адрес в кофейной гуще?
— Нет.
— Тогда откуда ты его взял? Кто тебе его дал?
— Я смогу тебе все объяснить, и ты будешь полностью удовлетворен, но я бы хотел сделать это в какой-нибудь более приятной и спокойной обстановке, — он поднял руку и остановил Хендерсона, который хотел его перебить, и добавил: — Это неподходящее место для того, чтобы препираться. Как насчет того, чтобы я зашел, когда ты закроешь магазин?
Хендерсон нахмурился и очень неохотно согласился:
— Хорошо! Приходи в восемь часов. Позвони в боковую дверь.
— Договорились.
Брансон вышел, как раз когда в магазин входил новый покупатель. Уже снаружи он вспомнил, как Рирдон упомянул, что за домом Хендерсона ведется тайное наблюдение. Такое наблюдение отмечает каждого, кто приходит сюда и наверняка быстро может определить человека по описанию Он внимательно оглядел улицу в надежде засечь соглядатая, но или тот был очень профессионален, или у него был выходной. Насколько Брансон мог судить за магазином никто не наблюдал.
Как провести время до встречи с Хендерсоном, было тоже проблемой. Два часа болтаться взад и вперед по главной улице? Это несомненно привлечет к нему внимание, а внимания он искал меньше всего. Брансон решил эту проблему, спустившись к озеру и начав прогуливаться по берегу, изображая праздного туриста. Когда это наскучило, он вернулся в город, но надо было как-то убить еще полчаса. Он решил еще раз подкрепиться в кафе, где уже был.