— Вы только посмотрите! Да они чокнулись в этом магазине! Кайтемпи их всех упрячет за решетку!
Моури продвинулся немного вперед, чтобы лучше видеть, и стал читать листовку вслух:
— «…Те, кто сегодня открыто призывают с трибун к продолжению войны, завтра взойдут на эшафоты и будут в слезах молить о пощаде. Дирак Ангестун Гесепт».
Он нарочито нахмурился:
— Вряд ли это сделал кто-то из магазина. Они бы не посмели.
— Н-но кто-то в-все-таки осмелился, — резонно заметил пучеглазый.
— Да, — Моури подозрительно посмотрел на него; — Ты заметил первый. Так, может быть, это ты?
— Я? — пучеглазый полиловел, что соответствовало смертельной бледности. — Я ее и не касался. Вы что, д-думаете, я спятил?
— Тем не менее, кто-то же сделал это!
— Это не я, — взволнованно заявил пучеглазый; он выглядел очень испуганным. — Какой-то придурок…
Другой сири, помоложе и побойчее, прервал пучеглазого:
— Нет, на психа не похоже. Тут кое-что посерьезнее!
— С чего ты взял? — казалось, глаза у тощего сейчас выкатятся из орбит.
— Если бы у парня поехала крыша, он, скорей всего, просто писал бы на стенах. Дураки так и делают. А это, — он кивнул в сторону витрины,
— напечатано в типографии. Кто-то здорово рисковал головой, чтобы прилепить здесь листовку. Я уверен, что за ловкачом стоит подпольная организация.
— Тут так и написано, — перебил его чей-то голос, — Партия Свободы Сириуса.
— Никогда о такой не слыхал, — заметил кто-то.
— Вот и услышал теперь, верно? — заметил Моури.
— Н-нужно что-то д-делать, — заявил пучеглазый, бестолково размахивая руками.
Принимать меры входило в обязанности полицейского. Страж порядка, вообразивший, что произошло убийство, уже проталкивался к витрине сквозь толпу. Он посмотрел на тротуар, разыскивая тело, потом нагнулся и стал шарить по асфальту — очевидно, думая, что покойник оказался невидимым. Ничего не обнаружив, полицейский выпрямился, обвел взглядом собравшихся и рявкнул:
— Ну, в чем дело?
Пучеглазый снова ткнул пальцем — на этот раз с таким видом, словно ему был вручен патент на изобретение:
— Взгляните, офицер, что тут налеплено на витрине.
Полицейский взглянул — и увидел. Он, по крайней мере, дважды прочитал листовку, причем лицо ем из сизого стало фиолетовым, а потом багровым. Покончив с чтением, достойный страж порядка повернулся к толпе:
— Кто это сделал?
Никто не знал.
— У всех вас есть глаза — вы что, внезапно ослепли?
Очевидно, дело обстояло именно так.
— Кто заметил первым?
— Я, — сказал пучеглазый гордо.
— Но ты не видел, кто это наклеил?
— Нет.
Полицейский выставил вперед подбородок:
— Ты уверен?
— Да, офицер, — выдавил пучеглазый, начиная нервничать. — Тут случилась небольшая авария, и мы все смотрели, как два в-в-во… — от страха он начал заикаться сильнее и уже не смог продолжить фразу.
Отмахнувшись от пучеглазого словно от назойливой мухи, полицейский обратился к толпе; голос его звучал угрожающе:
— Тот, кто будет уличен в сокрытии личности преступника, разделит с ним вину и получит такое же наказание.
Стоявшие в первых рядах отступили на несколько шагов, а те, кто находился подальше, сразу же вспомнили о своих делах и поспешили удалиться. Лишь около тридцати самых любопытных — и Моури в их числе — не сдвинулись с места.
— Может быть, в магазине что-нибудь видели? — скромно предположил Моури.
Полицейский огрызнулся:
— Не лезь не в свое дело, коротышка!
Затем он громко фыркнул, вошел в магазин и потребовал управляющего. Этот почтенный гражданин вышел на улицу и с ужасом воззрился на свою витрину, после чего стал проявлять симптомы глубокого нервного потрясения.
— Мы-мы-мы ничего не знаем, офицер. Я уверяю вас… уверяю, что мы тут ни-ни-ни при чем. Ведь эта… эта гадость наклеена снаружи, а не изнутри! Кто-то из прохожих устроил такую мерзость, ясно же! И я ума не приложу, почему он выбрал нашу витрину. Наш патриотизм ни у кого не вызывает сомнений и…
— Кайтемпи понадобится не больше пяти секунд, чтобы это проверить,
— с ухмылкой заявил полицейский.
— Но я сам офицер запаса в…
— Заткнись. — Полицейский ткнул толстым пальцем в возмутительную листовку. — Сорвать!
— Будет сделано, офицер! Так точно, офицер! Я немедленно очищу витрину!
Управляющий подцепил край листовки и попытался оторвать ее от стекла. Но не тут-то было; земная технология достигла совершенства в создании клеящих веществ. После нескольких неудачных попыток управляющий смущенно посмотрел на полицейского, зашел в магазин, взял нож и снова принялся за работу. Ему удалось оторвать по маленькому треугольному кусочку по углам; текст при этом не пострадал.
— Принеси горячей воды и попытайся ее размочить, — скомандовал полицейский, быстро теряя терпение. Он повернулся к толпе и приказал всем убираться. Любопытные неохотно двинулись прочь.
Перед тем, как завернуть за угол, Моури оглянулся: управляющий возил тряпкой по стеклу витрины; рядом стояло ведро, над которым подымался пар. Моури ухмыльнулся: вода, особенно горячая, легко вступала в реакцию с гидрофлуоресцирующим веществом, входившим в состав типографской краски.
По пути Моури прилепил еще пару листовок — там, где их трудно не заметить, где они могли вызвать приличный переполох. Прошло двадцать минут; вода уже должна была прореагировать с краской, и он не устоял — вернулся к злополучному магазину.
Листовки на витрине уже не было, но на ее месте четкие белые буквы красовались прямо на стекле. Теперь уже не только ведро, но и полицейский с управляющим исходили паром; они метались около витрины и яростно орали то на дюжину граждан, пытавшихся прочитать текст, то друг на друга.
Проходя мимо, Моури слышал, как полицейский вопил:
— Мне плевать, что твоя поганая витрина стоит две тысячи гильдеров! Или забей наглухо, или меняй стекло! Либо то, либо другое!
— Но, офицер! Две тысячи…
— Делай, как тебе сказано! Умышленно или нет — ты предоставил свою витрину для подрывной пропаганды! Это серьезное преступление во время войны!
Моури не спеша удалился; его никто не видел и ни в чем не заподозрил. У него еще оставалось восемнадцать листовок, так что работы хватило до темноты. В этот день он нашел себе подходящее убежище.
Глава 3
Моури продвинулся немного вперед, чтобы лучше видеть, и стал читать листовку вслух:
— «…Те, кто сегодня открыто призывают с трибун к продолжению войны, завтра взойдут на эшафоты и будут в слезах молить о пощаде. Дирак Ангестун Гесепт».
Он нарочито нахмурился:
— Вряд ли это сделал кто-то из магазина. Они бы не посмели.
— Н-но кто-то в-все-таки осмелился, — резонно заметил пучеглазый.
— Да, — Моури подозрительно посмотрел на него; — Ты заметил первый. Так, может быть, это ты?
— Я? — пучеглазый полиловел, что соответствовало смертельной бледности. — Я ее и не касался. Вы что, д-думаете, я спятил?
— Тем не менее, кто-то же сделал это!
— Это не я, — взволнованно заявил пучеглазый; он выглядел очень испуганным. — Какой-то придурок…
Другой сири, помоложе и побойчее, прервал пучеглазого:
— Нет, на психа не похоже. Тут кое-что посерьезнее!
— С чего ты взял? — казалось, глаза у тощего сейчас выкатятся из орбит.
— Если бы у парня поехала крыша, он, скорей всего, просто писал бы на стенах. Дураки так и делают. А это, — он кивнул в сторону витрины,
— напечатано в типографии. Кто-то здорово рисковал головой, чтобы прилепить здесь листовку. Я уверен, что за ловкачом стоит подпольная организация.
— Тут так и написано, — перебил его чей-то голос, — Партия Свободы Сириуса.
— Никогда о такой не слыхал, — заметил кто-то.
— Вот и услышал теперь, верно? — заметил Моури.
— Н-нужно что-то д-делать, — заявил пучеглазый, бестолково размахивая руками.
Принимать меры входило в обязанности полицейского. Страж порядка, вообразивший, что произошло убийство, уже проталкивался к витрине сквозь толпу. Он посмотрел на тротуар, разыскивая тело, потом нагнулся и стал шарить по асфальту — очевидно, думая, что покойник оказался невидимым. Ничего не обнаружив, полицейский выпрямился, обвел взглядом собравшихся и рявкнул:
— Ну, в чем дело?
Пучеглазый снова ткнул пальцем — на этот раз с таким видом, словно ему был вручен патент на изобретение:
— Взгляните, офицер, что тут налеплено на витрине.
Полицейский взглянул — и увидел. Он, по крайней мере, дважды прочитал листовку, причем лицо ем из сизого стало фиолетовым, а потом багровым. Покончив с чтением, достойный страж порядка повернулся к толпе:
— Кто это сделал?
Никто не знал.
— У всех вас есть глаза — вы что, внезапно ослепли?
Очевидно, дело обстояло именно так.
— Кто заметил первым?
— Я, — сказал пучеглазый гордо.
— Но ты не видел, кто это наклеил?
— Нет.
Полицейский выставил вперед подбородок:
— Ты уверен?
— Да, офицер, — выдавил пучеглазый, начиная нервничать. — Тут случилась небольшая авария, и мы все смотрели, как два в-в-во… — от страха он начал заикаться сильнее и уже не смог продолжить фразу.
Отмахнувшись от пучеглазого словно от назойливой мухи, полицейский обратился к толпе; голос его звучал угрожающе:
— Тот, кто будет уличен в сокрытии личности преступника, разделит с ним вину и получит такое же наказание.
Стоявшие в первых рядах отступили на несколько шагов, а те, кто находился подальше, сразу же вспомнили о своих делах и поспешили удалиться. Лишь около тридцати самых любопытных — и Моури в их числе — не сдвинулись с места.
— Может быть, в магазине что-нибудь видели? — скромно предположил Моури.
Полицейский огрызнулся:
— Не лезь не в свое дело, коротышка!
Затем он громко фыркнул, вошел в магазин и потребовал управляющего. Этот почтенный гражданин вышел на улицу и с ужасом воззрился на свою витрину, после чего стал проявлять симптомы глубокого нервного потрясения.
— Мы-мы-мы ничего не знаем, офицер. Я уверяю вас… уверяю, что мы тут ни-ни-ни при чем. Ведь эта… эта гадость наклеена снаружи, а не изнутри! Кто-то из прохожих устроил такую мерзость, ясно же! И я ума не приложу, почему он выбрал нашу витрину. Наш патриотизм ни у кого не вызывает сомнений и…
— Кайтемпи понадобится не больше пяти секунд, чтобы это проверить,
— с ухмылкой заявил полицейский.
— Но я сам офицер запаса в…
— Заткнись. — Полицейский ткнул толстым пальцем в возмутительную листовку. — Сорвать!
— Будет сделано, офицер! Так точно, офицер! Я немедленно очищу витрину!
Управляющий подцепил край листовки и попытался оторвать ее от стекла. Но не тут-то было; земная технология достигла совершенства в создании клеящих веществ. После нескольких неудачных попыток управляющий смущенно посмотрел на полицейского, зашел в магазин, взял нож и снова принялся за работу. Ему удалось оторвать по маленькому треугольному кусочку по углам; текст при этом не пострадал.
— Принеси горячей воды и попытайся ее размочить, — скомандовал полицейский, быстро теряя терпение. Он повернулся к толпе и приказал всем убираться. Любопытные неохотно двинулись прочь.
Перед тем, как завернуть за угол, Моури оглянулся: управляющий возил тряпкой по стеклу витрины; рядом стояло ведро, над которым подымался пар. Моури ухмыльнулся: вода, особенно горячая, легко вступала в реакцию с гидрофлуоресцирующим веществом, входившим в состав типографской краски.
По пути Моури прилепил еще пару листовок — там, где их трудно не заметить, где они могли вызвать приличный переполох. Прошло двадцать минут; вода уже должна была прореагировать с краской, и он не устоял — вернулся к злополучному магазину.
Листовки на витрине уже не было, но на ее месте четкие белые буквы красовались прямо на стекле. Теперь уже не только ведро, но и полицейский с управляющим исходили паром; они метались около витрины и яростно орали то на дюжину граждан, пытавшихся прочитать текст, то друг на друга.
Проходя мимо, Моури слышал, как полицейский вопил:
— Мне плевать, что твоя поганая витрина стоит две тысячи гильдеров! Или забей наглухо, или меняй стекло! Либо то, либо другое!
— Но, офицер! Две тысячи…
— Делай, как тебе сказано! Умышленно или нет — ты предоставил свою витрину для подрывной пропаганды! Это серьезное преступление во время войны!
Моури не спеша удалился; его никто не видел и ни в чем не заподозрил. У него еще оставалось восемнадцать листовок, так что работы хватило до темноты. В этот день он нашел себе подходящее убежище.
Глава 3
Моури остановился у гостиничной стойки и с деланным сожалением обратился к портье:
— Ох уж эта война! Все так сложно, ничего нельзя планировать заранее! — Он всплеснул руками; земляне в подобном случае пожимают плечами. — Я должен уехать завтра, может быть, дней на семь. Так неудачно все сложилось!
— Вы хотите отказаться от номера, господин Агаван?
— Нет. Я забронировал его на десять дней и заплачу за это время. — Моури вытащил из кармана пачку гильдеров. — Если я вернусь вовремя, — то смогу снова занять свой номер, в противном случае. — Он опять сделал руками волнообразный жест и добавил: — Ну, что ж, не повезет, так не повезет.
— Как вам будет угодно, господин Агаван, — ответил портье, выписывая квитанцию и протягивая ее постояльцу. Речь шла о чужих деньгах, и его ничуть не волновало, как постоялец их растранжирит.
— Спасибо, — поблагодарил Моури. — Долгих лет!
— Долгих лет, — ответил портье, но судя по интонации — скончайся клиент прямо у стойки, он бы и глазом не моргнул.
Моури зашел в ресторан и поужинал. Затем поднялся в номер, вытянулся на кровати, дав отдых гудящим ногам, и стал ждать наступления темноты. Когда погасли последние блики заката, он достал из чемодана новую пачку листовок, взял кусок мела и вышел.
На этот раз все было намного проще. Тусклое уличное освещение было ему на руку; к тому же теперь он был хорошо знаком со всеми заслуживающими внимания местами и мог не отвлекаться на поиски квартиры. В течение четырех часов Моури постарался обезобразить листовками как можно больше стен и витрин самых шикарных магазинов, которые днем особенно привлекали внимание прохожих.
Выйдя из отеля в семь тридцать, в полуночи он наклеил ровно сто листовок и вывел большими четкими буквами «ДАГ» на двадцати четырех стенах.
Надписи были сделаны особым мелком земного производства, очень похожим на обычный, но с одной интересной особенностью — мел въедался в поры кирпича при попытке смыть его водой, чем больше тратилось усилий, чтобы избавиться от надписи, тем ярче она проступала на стене. Существовал единственный способ уничтожить надпись — снести стену и построить новую.
Утром Моури позавтракал и покинул отель вместе со своим заминированным чемоданом. Игнорировав динокары, что ждали пассажиров у двери отеля, он влез в автобус. Моури пересаживался девять раз, меняя направления и маршруты без всякого плана. Пять раз он оставлял чемодан в автоматической камере хранения и путешествовал без багажа. Возможно, не стоило так тщательно запутывать следы, но — кто знает! — все могло случиться; он был обязан не только скрыться от реальной опасности, но и предупредить возможность ее появления. Например, вполне возможен такой вариант:
«Мы из Кайтемпи. Предъявите-ка регистрационную книгу Хм-м — вроде имена те же, что и в прошлый раз… Кроме этого Шир Агавана. Кто он такой, а?»
«Из службы лесной охраны, офицер».
«Вы узнали это из его документов?»
«Да, офицер. Они были в полном порядке».
«В каком учреждении он служит?»
«В Министерстве природных ресурсов».
«Вы видели печать министерства на его личной карточке?»
«Не помню… Возможно… но я не могу точно сказать».
«Следует обращать внимание на такие вещи. Вы ведь знаете, что ими заинтересуются при проверке».
«К сожалению, офицер, я не могу запомнить каждую деталь документов, которые проходят через мои руки за неделю».
«Не мешало бы вам посерьезней относиться к работе… Правда, с этим Агаваном все, кажется, в порядке. Сделаю на всякий случай запрос о его личности. Где тут у вас телефон?»
Любопытный агент набирает номер, задает несколько вопросов, бросает трубку и раздраженно обращается к клерку:
«В списках сотрудников министерства Шир Агаван не значится! У этого типа фальшивые документы! Когда он покинул отель? Был ли встревожен? Не говорил, куда направляется? Отвечай, идиот! И ключ от его номера, быстро! Он взял динокар? Опиши мне его поподробнее. Так, у него был чемодан… Какой, а?»
С подобным риском неизбежно сталкиваешься, когда ищешь пристанища в местах известных, находящихся под постоянным наблюдением. Риск невелик, но все же он существует. Когда приговоренный к смертной казни шпион будет ожидать исполнения приговора, мысль о том, что его поймали чисто случайно, покажется не особенно утешительной. Чтобы продолжать борьбу и победить, воин-одиночка должен всегда и во всем быть хитрее врага.
Довольный, что теперь самый настырный сыщик не сможет проследить его маршрут по городу, Моури втащил свой чемодан на четвертый этаж грязной и тесной многоквартирной коробки, вошел в нанятую вчера двухкомнатную квартиру, и в лицо ему ударил спертый воздух, — комнаты пропахли какой-то кислятиной. Остаток дня пришлось посвятить уборке.
Найти его здесь будет непросто. Хозяин, тип с подозрительно бегающими глазами, не потребовал никаких документов, сдавая квартиру Густ Хуркину, мелкому железнодорожному служащему, честному, трудолюбивому, простому парню, который станет платить регулярно и в срок. Хозяин ничего не имел против сомнительных постояльцев — в этом квартале темные личности пользовались уважением: как правило, у них было гораздо больше гильдеров в карманах.
Закончив с уборкой, Моури купил газету и изучил ее от корки до корки в поисках каких-либо упоминаний о его вчерашних похождениях. Но об этом в газете не было ни слова. Сначала Моури почувствовал разочарование, но, поразмыслив, приободрился.
Выступление против войны и открытая оппозиция правительству — это не та новость, которую станут расписывать в передовых статьях; ни один редактор не пропустил бы подобную информацию. Конечно, будь у него выбор — такая сенсация! Но выбора-то у местных журналистов как раз и не было; все их материалы наверняка подвергались цензуре. Это означало, что его деятельность была замечена и уже приняты кое-какие меры, пока еще самые простые.
В любом случае, игра только начиналась. Негромкое жужжание крылышек «осы» уже заставило правительство придержать прессу. Мера недостаточная и неэффективная. Она не сработает, потому что к ней прибегли с единственной целью — потянуть время, пока соответствующие органы выработают план действий.
Чем дольше правительство будет умалчивать о событиях вчерашнего дня, тем активнее они станут обсуждаться населением, перемешиваясь с невероятными слухами, заставляя задуматься многих. Чем дальше и прочнее молчание, тем более многозначительным начнет оно казаться людям, осведомленным о случившемся. А в военное время самый деморализующий вопрос: «Что же еще они от нас скрывают?»
Сотни граждан зададут его завтра, послезавтра и на следующей неделе; имеющие странную силу слова «Дирак Ангестун Гесепт» подхватят тысячи людей, передавая их из уст в уста, — и все потому, что какова бы ни была реальная мощь этой организации, правительство боится о ней сообщать. Так станет ли простой человек доверять руководству, которое твердит о своей неустрашимости, а само боится рассказать о том, что случилось в столице? Резонный вопрос, не так ли?
Болезнь выглядит более зловещей, когда принимает характер эпидемии и поражает отдаленные районы. Именно поэтому первой вылазкой Моури из его нового убежища стала поездка в Радин, город в двухстах сорока милях на юг от Пертейна. Население — триста тысяч; важный промышленный центр — гидроэлектростанция, добыча бокситов, алюминиевый комбинат.
Моури выехал утренним поездом, переполненным самыми разнообразными типами, согнанными войной со своих насиженных мест: тут были угрюмые рабочие, скучающие солдаты, чванливые мелкие начальники, бесцветные личности неопределенного рода занятий. А прямо напротив Моури сел свиноподобный тип, ходячая карикатура на Министра продовольствия Джеймека.
Поезд тронулся и понесся вперед. Пассажиры входили и выходили на промежуточных остановках. Свиное Рыло, не удостаивая Моури вниманием, с вельможной рассеянностью взирал на мелькавший за окном пейзаж, а вскоре заснул, приоткрыв во сне рот. При этом он стал еще больше походить на борова; для полного сходства оставалось только засунуть ему в пасть лимон.
Когда до Радина оставалось тридцать миль, дверь в соседний вагон со стуком распахнулась и появился полицейский в сопровождении двух плотных субъектов в штатском, Эта троица остановилась около ближайшего пассажира.
— Ваш билет, — потребовал полицейский.
Пассажир протянул кусочек плотного пластика; на лице его появилось испуганное выражение.
Полицейский внимательно с обеих сторон изучил билет и передал его своим спутникам, которые проделали то же самое.
— Удостоверение личности.
Документ был осмотрен столь же тщательно, правда, полицейский проверял его довольно небрежно, но зато оба типа в штатском старались вовсю.
— Ваш пропуск.
Он тоже подвергся тройной проверке и был возвращен вместе с билетом и документами. Пассажир облегченно вздохнул. Полицейский ткнул пальцем в следующего:
— Ваш билет!
Моури, сидевший в другом конце вагона, наблюдал за проверкой с любопытством и смутным чувством тревоги. Однако когда тройка взялась за седьмого пассажира, он встревожился не на шутку.
По неизвестным причинам парочка в штатском разглядывала документы этого человека значительно дольше. Несчастный пассажир начал заметно нервничать. Проверяющие с подозрением уставились на его напряженное лицо. В глазах у них появился хищный блеск.
— Встать! — рявкнул один из них.
Пассажир вскочил и, дрожа, вытянулся перед ними. Хотя вагон не слишком сильно трясло, он шатался. Под присмотром полицейского типы в штатском с профессиональной ловкостью обыскали пассажира. Они вывернули содержимое его карманов, осмотрели и засунули обратно; потом ощупали беднягу с ног до головы, не смущаясь присутствием окружающих.
Один из них, не обнаружив ничего, достойного внимания, выругался сквозь зубы и прикрикнул на пассажира:
— Ну, чего дрожишь?
— Я не очень хорошо себя чувствую, — ответил несчастный слабым голосом.
— Неужели? Что с тобой такое?
— Меня укачивает. Мне всегда плохо в поездах.
— Выдумываешь ерунду! — тип в штатском посмотрел на своего напарника и, потеряв терпение, махнул рукой. — Да садись ты!..
Пассажир, тяжко дыша, опустился на место. От ужаса он весь покрылся фиолетовыми пятнами.
Полицейский задержал на нем взгляд еще на секунду, фыркнул и обратился к номеру восьмому.
— Билет.
До Моури оставалось еще человек десять.
Он не имел ничего против проверки документов — не мешает лишний раз убедиться в их надежности, но обыск! С полицейским наверняка не будет хлопот, зато двое других явно из Кайтемпи; стоило им заглянуть в его карманы — пиши пропало. Пройдет какое-то время, пока на Земле поймут, что его молчание — молчание могилы, и каменноликий Вулф примется обрабатывать очередного простофилю:
— Повернитесь! Пройдитесь, искривив ноги! Мы хотим сделать из вас «осу»!
Тем временем большинство пассажиров уже прошло контроль и теперь сосредоточенно наблюдало за тем, что творилось в конце вагона, стараясь при этом придать своим лицам выражение максимальной лояльности. Моури украдкой взглянул на Свинорылого, который мирно покачивался напротив, свесив голову на грудь и приоткрыв рот. Спит или только притворяется?
Моури не мог этого точно определить, но времени на колебания не осталось — троица уже приближалась, и он решил рискнуть. У себя за спиной он нащупал узкую, но глубокую щель в обивке кресла между спинкой и сидением. Не спуская глаз со Свинорылого, Моури вытянул из кармана пачку листовок и два мелка и затолкал их поглубже в щель. Спящий не шевелился.
Через две минуты полицейский грубо ткнул Свинорылого в плечо, отчего тот громко всхрапнул и открыл глаза, тупо уставившись на контролеров.
— Ну? В чем дело?
— Ваш билет, — потребовал полицейский.
— Транспортная проверка? — отозвался Свинорылый с неожиданным пониманием. — Ну, ладно, — мясистыми пальцами он извлек из нагрудного кармана пеструю карточку в прозрачном пластике и протянул ее тройке с таким видом, будто это был ключ от райских врат. На лице полицейского появилась заискивающая улыбка. Громилы в штатском вытянулись, как будто их застали спящими на посту.
— Прошу прощения, господин майор, — промямлил полицейский.
— Все в порядке, вы находитесь при исполнении служебных обязанностей, — заметил Свинорылый снисходительно-презрительным тоном. И он обвел глазами вагон, явно наслаждаясь сознанием своего недосягаемого превосходства над простыми смертными.
Наблюдая за этой сценой, Моури едва сдерживал отвращение. Его правая нога зачесалась от желания дать кое-кому хорошего пинка по жирной заднице. Чтобы случайно не выдать себя, он крепко прижал ее к полу.
Теперь полицейский, раздраженный публичным унижением, занялся Моури.
— Билет.
Моури предъявил его, стараясь выглядеть спокойным и слегка утомленным. Маска безразличия давалась ему нелегко, так как теперь он находился в центре всеобщего внимания. К тому же его пристально разглядывал Свинорылый и сверлили взглядами двое агентов в штатском.
— Удостоверение!
Оно подверглось тройной проверке.
— Пропуск!
Моури протянул пропуск, внутренне готовясь и команде «Встать!».
Но таковой не последовало. Стараясь поскорее избавиться от начальственного взгляда жирного майора, троица быстро просмотрела документы. Моури засунул карточки в карман и, стараясь не показать своего облегчения, обратился и соседу:
— Странно, с чего это вдруг такая проверка?
— Не твое дело, — отрубил Свинорылый самым оскорбительным тоном.
— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Моури.
На этом разговор и закончился. Свинорылый смотрел в окно и, похоже, спать больше не собирался. Про себя Моури пожелал ему провалиться в ад: не так-то просто будет вытащить листовки, пока этот идиот бодрствует.
Дверь с грохотом захлопнулась — полицейский и агенты Кайтемпи закончили проверку и перешли в следующий вагон. Вдруг поезд остановился так резко, что несколько пассажиров оказались на полу. В хвосте поезда послышались крики.
Тяжело поднявшись, Свинорылый встал, открыл окно, высунул голову наружу и посмотрел назад — туда, откуда доносился шум. Вдруг выхватив из кармана пистолет, он с удивительным для своих габаритов проворством пронесся по проходу и выскочил из вагона. Крики стали громче.
Моури выглянул в открытое окно. Вдоль путей бежало несколько человек во главе с полицейским и агентами Кайтемпи. Он заметил, как они вскинули руки, и в утреннем воздухе раздался звук выстрелов. Было невозможно разглядеть, в кого они стреляли.
Позади всех, пытаясь догнать своих коллег, тяжело трусил Свинорылый. Из всех окон торчали головы любопытных. Моури спросил у ближайшей головы:
— Что случилось?
— Эти трое пришли проверять документы. А какой-то тип, как их увидел, сразу бросился к другой двери и спрыгнул с поезда. Они остановили состав и погнались за ним.
— Он не разбился, когда прыгал?
— По нему не скажешь. Во всяком случае, бежал он, как чемпион по мейке. Навряд ли его догонят.
— Кто же он такой?
— Понятия не имею. Наверное, преступник, которого разыскивают.
— Да уж, — заметил Моури, — если бы за мной гнались люди Кайтемпи, я бы драпал как последний спакум.
— Еще бы! — согласился собеседник.
Моури покинул свой наблюдательный пост и сел на место. Остальные пассажиры приклеились к окнам, полностью поглощенные происшествием. Момент был подходящий. Моури незаметно запустил руку в тайник, вытащил листовки с мелками и засунул их в карман.
Поезд стоял около получаса, но ничего интересного больше не произошло. Наконец состав тронулся; тут же в проходе появился Свинорылый и тяжело плюхнулся на сиденье. Лицо толстяка было таким кислым, что этой кислоты вполне хватило бы, чтобы замариновать всю его жирную тушу.
— Поймали, господин майор? — спросил Моури как можно почтительней.
Свиное Рыло посмотрел на него с открытой враждебностью:
— Не твое дело!
— Конечно, конечно, господин майор, — выдавил Моури.
Они снова замолчали и не проронили ни слова до конца пути. Радин был конечной станцией, и вагон опустел. В толпе пассажиров Моури направился к выходу из вокзала, но не спешил начинать обработку витрин и стен.
Вместо этого он стал следить за Свинорылым.
Оставаться при этом незамеченным не составляло труда. Вряд ли Свинорылому могло прийти в голову опасаться слежки. Он шествовал, как живое олицетворение закона, для которого простые смертные значили не больше, чем пыль под ногами.
Выйдя из-под арки вокзала, Свинорылый свернул направо и тяжелой поступью направился и автостоянке. Там он остановился у длинного зеленого динокара, нашаривая в кармане ключи.
Спрятавшись за выступ стены, Моури наблюдал, как «объект» открыл дверцу и втиснулся внутрь. Тогда он бросился к стоянке такси и забрался в первую свободную машину. Зеленый динокар еще не успел скрыться.
— Куда вам? — спросил водитель.
— Не могу сказать точно, — начал Моури, — я, видите ли, был здесь только однажды и довольно давно. Но дорогу помню и буду говорить, куда ехать.
Мотор загудел, машина набрала скорость; Моури не отрывал взгляда от зеленого динокара и время от времени давал краткие инструкции. Конечно, гораздо проще было бы приказать двигаться вслед за зеленой машиной. Но тогда водитель свяжет его со Свиным Рылом или, по крайней мере, с его динокаром. А в Кайтемпи превосходно умели выколачивать подобную информацию. Моури избрал более сложный способ, зато таксист ничего не заподозрит.
Они миновали центр Радина; наконец зеленая машина резко повернула налево и по пандусу съехала в гараж многоквартирного дома. Такси промчалось еще пару сотен ярдов, прежде чем Моури показал шоферу на ближайшее здание:
— Приехали. — Моури вылез из машины, доставая деньги. — Неплохо иметь хорошую зрительную память, верно, приятель?
— Ага, — протянул шофер. — С вас гильдер шестьдесят.
Моури протянул ему два гильдера и провожал машину взглядом, пока она не скрылась за поворотом. Быстро вернувшись к нужному дому, он вошел в огромный вестибюль и, усевшись в кресло, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Он выглядел как человек, дремлющий в ожидании приятеля; неподалеку сидело еще несколько таких же посетителей. Никто из них не обратил на Моури внимания.
Не прошло и минуты, как в противоположном конце вестибюля из двери, ведущей в подземный гараж, показался Свинорылый. Не удостоив никого взглядом, он втиснулся в один из лифтов. На световом табло над дверью замелькали огоньки. Наконец вспыхнула цифра семь, затем отсчет пошел в обратном порядке; загорелся ноль, дверь автоматически открылась, лифт был пуст.
Еще через пять минут Моури зевнул; потянулся, взглянул на часы и покинул здание. В ближайшем телефоне-автомате он набрал номер коммутатора дома.
— Ох уж эта война! Все так сложно, ничего нельзя планировать заранее! — Он всплеснул руками; земляне в подобном случае пожимают плечами. — Я должен уехать завтра, может быть, дней на семь. Так неудачно все сложилось!
— Вы хотите отказаться от номера, господин Агаван?
— Нет. Я забронировал его на десять дней и заплачу за это время. — Моури вытащил из кармана пачку гильдеров. — Если я вернусь вовремя, — то смогу снова занять свой номер, в противном случае. — Он опять сделал руками волнообразный жест и добавил: — Ну, что ж, не повезет, так не повезет.
— Как вам будет угодно, господин Агаван, — ответил портье, выписывая квитанцию и протягивая ее постояльцу. Речь шла о чужих деньгах, и его ничуть не волновало, как постоялец их растранжирит.
— Спасибо, — поблагодарил Моури. — Долгих лет!
— Долгих лет, — ответил портье, но судя по интонации — скончайся клиент прямо у стойки, он бы и глазом не моргнул.
Моури зашел в ресторан и поужинал. Затем поднялся в номер, вытянулся на кровати, дав отдых гудящим ногам, и стал ждать наступления темноты. Когда погасли последние блики заката, он достал из чемодана новую пачку листовок, взял кусок мела и вышел.
На этот раз все было намного проще. Тусклое уличное освещение было ему на руку; к тому же теперь он был хорошо знаком со всеми заслуживающими внимания местами и мог не отвлекаться на поиски квартиры. В течение четырех часов Моури постарался обезобразить листовками как можно больше стен и витрин самых шикарных магазинов, которые днем особенно привлекали внимание прохожих.
Выйдя из отеля в семь тридцать, в полуночи он наклеил ровно сто листовок и вывел большими четкими буквами «ДАГ» на двадцати четырех стенах.
Надписи были сделаны особым мелком земного производства, очень похожим на обычный, но с одной интересной особенностью — мел въедался в поры кирпича при попытке смыть его водой, чем больше тратилось усилий, чтобы избавиться от надписи, тем ярче она проступала на стене. Существовал единственный способ уничтожить надпись — снести стену и построить новую.
Утром Моури позавтракал и покинул отель вместе со своим заминированным чемоданом. Игнорировав динокары, что ждали пассажиров у двери отеля, он влез в автобус. Моури пересаживался девять раз, меняя направления и маршруты без всякого плана. Пять раз он оставлял чемодан в автоматической камере хранения и путешествовал без багажа. Возможно, не стоило так тщательно запутывать следы, но — кто знает! — все могло случиться; он был обязан не только скрыться от реальной опасности, но и предупредить возможность ее появления. Например, вполне возможен такой вариант:
«Мы из Кайтемпи. Предъявите-ка регистрационную книгу Хм-м — вроде имена те же, что и в прошлый раз… Кроме этого Шир Агавана. Кто он такой, а?»
«Из службы лесной охраны, офицер».
«Вы узнали это из его документов?»
«Да, офицер. Они были в полном порядке».
«В каком учреждении он служит?»
«В Министерстве природных ресурсов».
«Вы видели печать министерства на его личной карточке?»
«Не помню… Возможно… но я не могу точно сказать».
«Следует обращать внимание на такие вещи. Вы ведь знаете, что ими заинтересуются при проверке».
«К сожалению, офицер, я не могу запомнить каждую деталь документов, которые проходят через мои руки за неделю».
«Не мешало бы вам посерьезней относиться к работе… Правда, с этим Агаваном все, кажется, в порядке. Сделаю на всякий случай запрос о его личности. Где тут у вас телефон?»
Любопытный агент набирает номер, задает несколько вопросов, бросает трубку и раздраженно обращается к клерку:
«В списках сотрудников министерства Шир Агаван не значится! У этого типа фальшивые документы! Когда он покинул отель? Был ли встревожен? Не говорил, куда направляется? Отвечай, идиот! И ключ от его номера, быстро! Он взял динокар? Опиши мне его поподробнее. Так, у него был чемодан… Какой, а?»
С подобным риском неизбежно сталкиваешься, когда ищешь пристанища в местах известных, находящихся под постоянным наблюдением. Риск невелик, но все же он существует. Когда приговоренный к смертной казни шпион будет ожидать исполнения приговора, мысль о том, что его поймали чисто случайно, покажется не особенно утешительной. Чтобы продолжать борьбу и победить, воин-одиночка должен всегда и во всем быть хитрее врага.
Довольный, что теперь самый настырный сыщик не сможет проследить его маршрут по городу, Моури втащил свой чемодан на четвертый этаж грязной и тесной многоквартирной коробки, вошел в нанятую вчера двухкомнатную квартиру, и в лицо ему ударил спертый воздух, — комнаты пропахли какой-то кислятиной. Остаток дня пришлось посвятить уборке.
Найти его здесь будет непросто. Хозяин, тип с подозрительно бегающими глазами, не потребовал никаких документов, сдавая квартиру Густ Хуркину, мелкому железнодорожному служащему, честному, трудолюбивому, простому парню, который станет платить регулярно и в срок. Хозяин ничего не имел против сомнительных постояльцев — в этом квартале темные личности пользовались уважением: как правило, у них было гораздо больше гильдеров в карманах.
Закончив с уборкой, Моури купил газету и изучил ее от корки до корки в поисках каких-либо упоминаний о его вчерашних похождениях. Но об этом в газете не было ни слова. Сначала Моури почувствовал разочарование, но, поразмыслив, приободрился.
Выступление против войны и открытая оппозиция правительству — это не та новость, которую станут расписывать в передовых статьях; ни один редактор не пропустил бы подобную информацию. Конечно, будь у него выбор — такая сенсация! Но выбора-то у местных журналистов как раз и не было; все их материалы наверняка подвергались цензуре. Это означало, что его деятельность была замечена и уже приняты кое-какие меры, пока еще самые простые.
В любом случае, игра только начиналась. Негромкое жужжание крылышек «осы» уже заставило правительство придержать прессу. Мера недостаточная и неэффективная. Она не сработает, потому что к ней прибегли с единственной целью — потянуть время, пока соответствующие органы выработают план действий.
Чем дольше правительство будет умалчивать о событиях вчерашнего дня, тем активнее они станут обсуждаться населением, перемешиваясь с невероятными слухами, заставляя задуматься многих. Чем дальше и прочнее молчание, тем более многозначительным начнет оно казаться людям, осведомленным о случившемся. А в военное время самый деморализующий вопрос: «Что же еще они от нас скрывают?»
Сотни граждан зададут его завтра, послезавтра и на следующей неделе; имеющие странную силу слова «Дирак Ангестун Гесепт» подхватят тысячи людей, передавая их из уст в уста, — и все потому, что какова бы ни была реальная мощь этой организации, правительство боится о ней сообщать. Так станет ли простой человек доверять руководству, которое твердит о своей неустрашимости, а само боится рассказать о том, что случилось в столице? Резонный вопрос, не так ли?
Болезнь выглядит более зловещей, когда принимает характер эпидемии и поражает отдаленные районы. Именно поэтому первой вылазкой Моури из его нового убежища стала поездка в Радин, город в двухстах сорока милях на юг от Пертейна. Население — триста тысяч; важный промышленный центр — гидроэлектростанция, добыча бокситов, алюминиевый комбинат.
Моури выехал утренним поездом, переполненным самыми разнообразными типами, согнанными войной со своих насиженных мест: тут были угрюмые рабочие, скучающие солдаты, чванливые мелкие начальники, бесцветные личности неопределенного рода занятий. А прямо напротив Моури сел свиноподобный тип, ходячая карикатура на Министра продовольствия Джеймека.
Поезд тронулся и понесся вперед. Пассажиры входили и выходили на промежуточных остановках. Свиное Рыло, не удостаивая Моури вниманием, с вельможной рассеянностью взирал на мелькавший за окном пейзаж, а вскоре заснул, приоткрыв во сне рот. При этом он стал еще больше походить на борова; для полного сходства оставалось только засунуть ему в пасть лимон.
Когда до Радина оставалось тридцать миль, дверь в соседний вагон со стуком распахнулась и появился полицейский в сопровождении двух плотных субъектов в штатском, Эта троица остановилась около ближайшего пассажира.
— Ваш билет, — потребовал полицейский.
Пассажир протянул кусочек плотного пластика; на лице его появилось испуганное выражение.
Полицейский внимательно с обеих сторон изучил билет и передал его своим спутникам, которые проделали то же самое.
— Удостоверение личности.
Документ был осмотрен столь же тщательно, правда, полицейский проверял его довольно небрежно, но зато оба типа в штатском старались вовсю.
— Ваш пропуск.
Он тоже подвергся тройной проверке и был возвращен вместе с билетом и документами. Пассажир облегченно вздохнул. Полицейский ткнул пальцем в следующего:
— Ваш билет!
Моури, сидевший в другом конце вагона, наблюдал за проверкой с любопытством и смутным чувством тревоги. Однако когда тройка взялась за седьмого пассажира, он встревожился не на шутку.
По неизвестным причинам парочка в штатском разглядывала документы этого человека значительно дольше. Несчастный пассажир начал заметно нервничать. Проверяющие с подозрением уставились на его напряженное лицо. В глазах у них появился хищный блеск.
— Встать! — рявкнул один из них.
Пассажир вскочил и, дрожа, вытянулся перед ними. Хотя вагон не слишком сильно трясло, он шатался. Под присмотром полицейского типы в штатском с профессиональной ловкостью обыскали пассажира. Они вывернули содержимое его карманов, осмотрели и засунули обратно; потом ощупали беднягу с ног до головы, не смущаясь присутствием окружающих.
Один из них, не обнаружив ничего, достойного внимания, выругался сквозь зубы и прикрикнул на пассажира:
— Ну, чего дрожишь?
— Я не очень хорошо себя чувствую, — ответил несчастный слабым голосом.
— Неужели? Что с тобой такое?
— Меня укачивает. Мне всегда плохо в поездах.
— Выдумываешь ерунду! — тип в штатском посмотрел на своего напарника и, потеряв терпение, махнул рукой. — Да садись ты!..
Пассажир, тяжко дыша, опустился на место. От ужаса он весь покрылся фиолетовыми пятнами.
Полицейский задержал на нем взгляд еще на секунду, фыркнул и обратился к номеру восьмому.
— Билет.
До Моури оставалось еще человек десять.
Он не имел ничего против проверки документов — не мешает лишний раз убедиться в их надежности, но обыск! С полицейским наверняка не будет хлопот, зато двое других явно из Кайтемпи; стоило им заглянуть в его карманы — пиши пропало. Пройдет какое-то время, пока на Земле поймут, что его молчание — молчание могилы, и каменноликий Вулф примется обрабатывать очередного простофилю:
— Повернитесь! Пройдитесь, искривив ноги! Мы хотим сделать из вас «осу»!
Тем временем большинство пассажиров уже прошло контроль и теперь сосредоточенно наблюдало за тем, что творилось в конце вагона, стараясь при этом придать своим лицам выражение максимальной лояльности. Моури украдкой взглянул на Свинорылого, который мирно покачивался напротив, свесив голову на грудь и приоткрыв рот. Спит или только притворяется?
Моури не мог этого точно определить, но времени на колебания не осталось — троица уже приближалась, и он решил рискнуть. У себя за спиной он нащупал узкую, но глубокую щель в обивке кресла между спинкой и сидением. Не спуская глаз со Свинорылого, Моури вытянул из кармана пачку листовок и два мелка и затолкал их поглубже в щель. Спящий не шевелился.
Через две минуты полицейский грубо ткнул Свинорылого в плечо, отчего тот громко всхрапнул и открыл глаза, тупо уставившись на контролеров.
— Ну? В чем дело?
— Ваш билет, — потребовал полицейский.
— Транспортная проверка? — отозвался Свинорылый с неожиданным пониманием. — Ну, ладно, — мясистыми пальцами он извлек из нагрудного кармана пеструю карточку в прозрачном пластике и протянул ее тройке с таким видом, будто это был ключ от райских врат. На лице полицейского появилась заискивающая улыбка. Громилы в штатском вытянулись, как будто их застали спящими на посту.
— Прошу прощения, господин майор, — промямлил полицейский.
— Все в порядке, вы находитесь при исполнении служебных обязанностей, — заметил Свинорылый снисходительно-презрительным тоном. И он обвел глазами вагон, явно наслаждаясь сознанием своего недосягаемого превосходства над простыми смертными.
Наблюдая за этой сценой, Моури едва сдерживал отвращение. Его правая нога зачесалась от желания дать кое-кому хорошего пинка по жирной заднице. Чтобы случайно не выдать себя, он крепко прижал ее к полу.
Теперь полицейский, раздраженный публичным унижением, занялся Моури.
— Билет.
Моури предъявил его, стараясь выглядеть спокойным и слегка утомленным. Маска безразличия давалась ему нелегко, так как теперь он находился в центре всеобщего внимания. К тому же его пристально разглядывал Свинорылый и сверлили взглядами двое агентов в штатском.
— Удостоверение!
Оно подверглось тройной проверке.
— Пропуск!
Моури протянул пропуск, внутренне готовясь и команде «Встать!».
Но таковой не последовало. Стараясь поскорее избавиться от начальственного взгляда жирного майора, троица быстро просмотрела документы. Моури засунул карточки в карман и, стараясь не показать своего облегчения, обратился и соседу:
— Странно, с чего это вдруг такая проверка?
— Не твое дело, — отрубил Свинорылый самым оскорбительным тоном.
— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Моури.
На этом разговор и закончился. Свинорылый смотрел в окно и, похоже, спать больше не собирался. Про себя Моури пожелал ему провалиться в ад: не так-то просто будет вытащить листовки, пока этот идиот бодрствует.
Дверь с грохотом захлопнулась — полицейский и агенты Кайтемпи закончили проверку и перешли в следующий вагон. Вдруг поезд остановился так резко, что несколько пассажиров оказались на полу. В хвосте поезда послышались крики.
Тяжело поднявшись, Свинорылый встал, открыл окно, высунул голову наружу и посмотрел назад — туда, откуда доносился шум. Вдруг выхватив из кармана пистолет, он с удивительным для своих габаритов проворством пронесся по проходу и выскочил из вагона. Крики стали громче.
Моури выглянул в открытое окно. Вдоль путей бежало несколько человек во главе с полицейским и агентами Кайтемпи. Он заметил, как они вскинули руки, и в утреннем воздухе раздался звук выстрелов. Было невозможно разглядеть, в кого они стреляли.
Позади всех, пытаясь догнать своих коллег, тяжело трусил Свинорылый. Из всех окон торчали головы любопытных. Моури спросил у ближайшей головы:
— Что случилось?
— Эти трое пришли проверять документы. А какой-то тип, как их увидел, сразу бросился к другой двери и спрыгнул с поезда. Они остановили состав и погнались за ним.
— Он не разбился, когда прыгал?
— По нему не скажешь. Во всяком случае, бежал он, как чемпион по мейке. Навряд ли его догонят.
— Кто же он такой?
— Понятия не имею. Наверное, преступник, которого разыскивают.
— Да уж, — заметил Моури, — если бы за мной гнались люди Кайтемпи, я бы драпал как последний спакум.
— Еще бы! — согласился собеседник.
Моури покинул свой наблюдательный пост и сел на место. Остальные пассажиры приклеились к окнам, полностью поглощенные происшествием. Момент был подходящий. Моури незаметно запустил руку в тайник, вытащил листовки с мелками и засунул их в карман.
Поезд стоял около получаса, но ничего интересного больше не произошло. Наконец состав тронулся; тут же в проходе появился Свинорылый и тяжело плюхнулся на сиденье. Лицо толстяка было таким кислым, что этой кислоты вполне хватило бы, чтобы замариновать всю его жирную тушу.
— Поймали, господин майор? — спросил Моури как можно почтительней.
Свиное Рыло посмотрел на него с открытой враждебностью:
— Не твое дело!
— Конечно, конечно, господин майор, — выдавил Моури.
Они снова замолчали и не проронили ни слова до конца пути. Радин был конечной станцией, и вагон опустел. В толпе пассажиров Моури направился к выходу из вокзала, но не спешил начинать обработку витрин и стен.
Вместо этого он стал следить за Свинорылым.
Оставаться при этом незамеченным не составляло труда. Вряд ли Свинорылому могло прийти в голову опасаться слежки. Он шествовал, как живое олицетворение закона, для которого простые смертные значили не больше, чем пыль под ногами.
Выйдя из-под арки вокзала, Свинорылый свернул направо и тяжелой поступью направился и автостоянке. Там он остановился у длинного зеленого динокара, нашаривая в кармане ключи.
Спрятавшись за выступ стены, Моури наблюдал, как «объект» открыл дверцу и втиснулся внутрь. Тогда он бросился к стоянке такси и забрался в первую свободную машину. Зеленый динокар еще не успел скрыться.
— Куда вам? — спросил водитель.
— Не могу сказать точно, — начал Моури, — я, видите ли, был здесь только однажды и довольно давно. Но дорогу помню и буду говорить, куда ехать.
Мотор загудел, машина набрала скорость; Моури не отрывал взгляда от зеленого динокара и время от времени давал краткие инструкции. Конечно, гораздо проще было бы приказать двигаться вслед за зеленой машиной. Но тогда водитель свяжет его со Свиным Рылом или, по крайней мере, с его динокаром. А в Кайтемпи превосходно умели выколачивать подобную информацию. Моури избрал более сложный способ, зато таксист ничего не заподозрит.
Они миновали центр Радина; наконец зеленая машина резко повернула налево и по пандусу съехала в гараж многоквартирного дома. Такси промчалось еще пару сотен ярдов, прежде чем Моури показал шоферу на ближайшее здание:
— Приехали. — Моури вылез из машины, доставая деньги. — Неплохо иметь хорошую зрительную память, верно, приятель?
— Ага, — протянул шофер. — С вас гильдер шестьдесят.
Моури протянул ему два гильдера и провожал машину взглядом, пока она не скрылась за поворотом. Быстро вернувшись к нужному дому, он вошел в огромный вестибюль и, усевшись в кресло, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Он выглядел как человек, дремлющий в ожидании приятеля; неподалеку сидело еще несколько таких же посетителей. Никто из них не обратил на Моури внимания.
Не прошло и минуты, как в противоположном конце вестибюля из двери, ведущей в подземный гараж, показался Свинорылый. Не удостоив никого взглядом, он втиснулся в один из лифтов. На световом табло над дверью замелькали огоньки. Наконец вспыхнула цифра семь, затем отсчет пошел в обратном порядке; загорелся ноль, дверь автоматически открылась, лифт был пуст.
Еще через пять минут Моури зевнул; потянулся, взглянул на часы и покинул здание. В ближайшем телефоне-автомате он набрал номер коммутатора дома.