Теперь он был очень спокоен, хотя и ужасно измучен. С этим будет покончено.
   В небе показалось пламя.
   Это было так неправдоподобно, что он заплакал.
   "Ракета", — сказал он, вставая, "Ракета!" — закричал он, протирая глаза, и побежал вперед.
   Пламя становилось все ярче, росло, опускалось.
   Он бешено размахивал руками, спеша вперед, бросив пистолет, и припасы, и все.
   — "Вы видите это, Иорр, Тилле! Дикари, чудовища, я вас одолел! Я победил! За мной пришла помощь! Я победил, черт бы вас побрал".
   Он злорадно усмехнулся, поглядев на скалы, небо, на собственные руки.
   Ракета приземлилась. Леонард Сейл, качаясь, ждал, когда откроется дверь.
   "Прощай, Иорр, прощай, Тилле!" — ухмыляясь, с горящими глазами победно закричал он.
   "Ээээээ", — затих вдалеке рев.
   "Ааааах", — угасли голоса.
   Широко раскрылся шлюзовой люк ракеты. Из него выпрыгнули два человека.
   "Сейл? — спросили они. — Мы — корабль АСДН № 13. Перехватили ваш SOS и решили сами вас подобрать… Корабль из Марсопорта приедет только послезавтра. Мы бы хотели немного отдохнуть. Неплохо здесь переночевать, потом забрать вас и отправиться дальше".
   "Нет, — произнес Сейл, и лицо его исказилось от ужаса. — Нельзя переночевать…"
   Он не мог говорить. Он упал на землю.
   "Быстрей, — произнес над ним голос в туманном вихре. — Дай ему немного жидкой пищи и снотворного. Ему нужна еда и отдых".
   "Не надо отдыха!" — завопил Сейл.
   "Бредит", — тихо сказал один из них.
   "Нельзя спать!" — вопил Сейл.
   "Тише, тише", — сказал человек нежно. Игла вонзилась в руку Сейла.
   Сейл колотил руками и ногами. "Не надо спать, поедем! — страшно кричал он. — Ну поедем!"
   "Бред, — сказал один. — Шок".
   "Не надо снотворного!" — пронзительно кричал Сейл.
   Снотворное разливалось по его телу.
   "Ээээээээ", — пели древние ветры.
   "Ааааааах", — пели древние моря.
   "Не надо снотворного, нельзя спать, пожалуйста, не надо, не надо, не надо! — кричал Сейл, пытаясь подняться. — Вы… не… знаете…"
   "Не волнуйся, старик, ты теперь в безопасности, не о чем беспокоиться".
   Леонард Сейл спал. Двое стояли над ним. По мере того как они смотрели на него, черты его лица менялись все больше и больше.
   Он стонал, и плакал, и рычал во сне. Его лицо беспрестанно преображалось. Это было лицо святого, грешника, злого духа, чудовища, мрака, света, одного, множества, армии, пустоты — всего, всего!
   Он корчился во сне.
   "Ээээээээ! — взорвался криком его рот. — Ааааааах!" — визжал он.
   "Что с ним?" — спросил один из спасителей.
   "Не знаю. Дать еще снотворного?"
   "Да, еще дозу. Нервы. Ему надо много спать".
   Они вонзили иглу в его руку. Сейл корчился, плевался и стонал.
   И вдруг — умер.
   Он лежал, а двое стояли над ним.
   "Какой ужас, — сказал один. — Как ты это объяснишь?"
   "Шок. Бедный малый. Какая жалость. — Они закрыли ему лицо. — Ты когда-нибудь видел подобное лицо?"
   "Абсолютно безумное".
   "Одиночество. Шок".
   "Да. Боже, что за выражение. Не хотел бы я когда-нибудь еще увидеть такое лицо."
   "Какая беда, ждал нас, и мы прибыли, а он все равно умер".
   Они огляделись вокруг.
   "Что будем делать? Переночуем здесь?"
   "Да. И хорошо бы не в корабле".
   "Сначала похороним его, конечно".
   "Само собой".
   "И будем спать на свежем воздухе, ладно? Хорошо снова поспать на свежем воздухе. После двух недель в этом проклятом корабле".
   "Давай. Я подыщу для него место. А ты готовь ужин, идет?"
   "Идет".
   "Хорошо поспим сегодня".
   "Отлично, отлично".
   Они выкопали могилу и сказали над ней слово. Потом молча выпили по чашке вечернего кофе. Они вдыхали сладкий воздух планеты и смотрели на чудесное небо и яркие и прекрасные звезды.
   "Какая ночь!" — сказали они, укладываясь.
   "Приятных сновидений", — сказал один, поворачиваясь.
   И другой ответил: "Приятных сновидений".
   Они заснули.

Джордж Смит
Отверженные

   Старый, изъеденный ржавчиной космический корабль летел вокруг планеты Олимпия по орбите, близкой к орбите станции космического контроля. Лену Сесмику, который стоял у иллюминатора, в директорском кабинете, он показался невероятно древним. Словно не настоящий корабль, до которого всего несколько миль, а картинка, вырезанная из учебника истории и наклеенная на какой-то черный фон.
   — Просто не верится, что он настоящий, — сказал Лен, оборачиваясь к Джексону Таунли, директору станции. — В жизни не видал такой древней посудины.
   — И я тоже, Лен, — сказал Таунли, хмуро и озабоченно глядя на своего молодого помощника. — Но я его ждал. Сегодня утром получено сообщение с Азгардской контрольной, так что я знал, что он появился в нашей системе. Только не ждал его так скоро.
   — Что-нибудь неладно, сэр? С этим кораблем?
   — Да, Лен, — в раздумье ответил тот. — Боюсь, что да. Это «Теллус-2», в самом скором времени он запросит у нас разрешения на посадку… и придется ему отказать.
   — Отказать? Но, судя по его виду, он пробыл в космосе многие годы. Должно быть, все припасы кончаются, а людям необходимо почувствовать твердую почву под ногами и глотнуть свежего воздуха. Вы не знаете, что это такое, когда…
   — Я и сам был астронавтом, Лен, так что я все знаю, — сказал Таунли.
   — Тогда в чем же дело? Не понимаю.
   — "Теллус-2" в карантине. Ему не разрешено садиться ни на одну цивилизованную планету, это распоряжение Совета Галактики.
   — Вы хотите сказать, у них на борту заразная болезнь?
   — Да. На «Теллусе» одно из самых опасных заболеваний, известных человеку.
   — А, значит, карантин временный, — сказал Сесмик, подходя к радиофону. — Я вызову Новую Тулсу, пускай пришлют врачей и сестер…
   — Доктора и сестры тут без надобности, — негромко сказал Таунли.
   — Но неужели мы ничем не можем помочь? Они же там просто сойдут с ума.
   — Когда они попросят разрешения сесть, мы позволим им выйти на нашу орбиту, но только для того, чтобы произвести необходимый ремонт и погрузить провизию и топливо.
   — И это все, сэр? Неужели вы больше ничем им не поможете? — Лену вспомнились долгие перелеты, в которых он участвовал, и тоска, которая разъедает душу, тоска по голубому небу, по глотку свежего воздуха, по твердой почве под ногами.
   — Больше мы ничем не можем помочь. Азгардская контрольная даже и в этом им отказала.
   — Но почему?
   — Пять лет назад Сириус-три разрешил «Теллусу» опуститься — и теперь там бесплодная пустыня. Впервые за двести лет «Теллусу» разрешили посадку — и сейчас же разразилась катастрофа. Это космический Летучий Голландец, он будет странствовать от планеты к планете, пока не распадется на части, так было когда-то с «Теллусом-1». Тогда его команде дадут другой корабль, и эти люди и их потомки опять будут скитаться по Галактике в поисках планеты, которая пожелает их выслушать.
   — Не понимаю… Я…
   — Может, так оно и лучше. У Совета Галактики есть серьезные основания держать корабль в карантине, и мы будем исполнять приказ. Вернее, исполнять будете вы, — сказал директор, взглянув на часы. — Через час я должен быть на заседании Планетарного совета. Предпочел бы не сваливать все это на вас, но, если мы хотим получить новые ассигнования, мне необходимо быть на совете.
   — Хорошо, сэр. Я прослежу, чтобы все было в порядке.
   Директор Таунли посмотрел в сторону «Теллуса»; Волк-359, солнце Азгарда и Олимпии, осветил ржавые бока древнего корабля.
   — Я постараюсь вернуться как можно скорее, но в ближайшие два-три дня командуете вы, Лен.
   — Хорошо, сэр. Постараюсь быть на высоте.
   — Верю, Лен, но помните, что от распоряжения совета о «Теллусе» отмахнуться нельзя, его надо выполнять без всяких изменений.
   Через несколько минут после ухода Таунли в дверь постучали, вошел радист, и Лен с виноватым видом вскочил с директорского кресла.
   — У видеофона капитан «Теллуса», он вызывает директора, мистер Сесмик.
   — Директор отбыл на планету, — ответил Лен. — Говорить буду я.
   В радиорубке у космического видеофона собрались четверо или пятеро сотрудников станции. Они уже видели древний корабль и сгорали от любопытства.
   — А вот и исполняющий обязанности директора, — сказал главный связист Пол Норуич, увидев Лена. На его угрюмом лице появилась улыбка, за которой он надеялся скрыть свою неприязнь к Сесмику.
   Не обращая внимания на Норуича, Лен сел перед видеофоном. С экрана на него в упор смотрел высокий человек с коротко остриженными седыми волосами, держался он так прямо, будто линейку проглотил. На нем был костюм незнакомого Лену покроя из блестящей, но уже потертой материи. Чуть позади стояли несколько мужчин и девушка лет двадцати. Она была высокая, стройная, коротко стриженая.
   — Это вы и есть, мистер Сесмик? — напористо спросил седовласый.
   — Да, это я, — ответил Лен, не понимая, почему незнакомец так явно нажимает на слово "мистер".
   — Мы просили разрешения на посадку и хотели бы знать, почему в нашей просьбе отказано, — холодно и вызывающе продолжал тот.
   — Потому… видите ли… — Лен не в силах был оторвать взгляд от высокой девушки. Она тоже глядела на него пристально, но сурово и недружелюбно. — Это распоряжение Совета Галактики, ни одна цивилизованная планета не вправе разрешить «Теллусу» сесть…
   На лице капитана «Теллуса» выразилось презрение.
   — При чем тут Совет Галактики?
   Лен выслушал еще какие-то резкие слова, потом прервал эту тираду:
   — Вам будет разрешено находиться на орбите, пока вы не закончите необходимый ремонт. Провизию и топливо, сколько требуется, вам доставят.
   Тут вперед порывисто вышла девушка.
   — Мистер Сесмик, — сказала она, — я взываю к вам, как человек к человеку. Мы в отчаянном положении. Нам просто необходимо опуститься на планету. У нас на борту двадцать человек больны космической депрессией.
   Лен нахмурился. Он знал: если жертвы этого заболевания не проведут несколько дней на твердой почве какой-нибудь планеты, они сойдут с ума и до конца своих дней останутся буйно помешанными.
   Непонятно, чем вызвано распоряжение совета, но оно слишком сурово. Разве могут повредить целой планете каких-нибудь несколько сот людей?
   Он обернулся к Норуичу.
   — Составьте сообщение для передачи на базу Тулсы. Сообщите, что на «Теллусе-2» есть случаи космической депрессии и что исполняющий обязанности директора Сесмик рекомендует снять карантин и разрешить посадку.
   Через четыре часа пришел ответ:
   "По вашей рекомендации разрешаем «Теллусу» посадку. Посадка может быть произведена только на острове Карсон в Тайронском море. Необходимые припасы и наземный персонал доставить на остров. Корабль можеть пробыть на острове не больше недели. Никому, кроме жертв космической депрессии, покидать корабль не разрешается. Больных держать под наблюдением врачей и сразу же по выздоровлении отправить обратно на «Теллус». В 13.00 вернется Таунли и сменит вас, а вы немедленно возглавите операцию на острове. Это — на вашей совести".
   Радиограмму подписал Дэвидсон, глава совета.
   В назначенный час Лен Сесмик и два его помощника в легких костюмах поднялись по трапу "Теллуса-2".
   Капитан корабля Боулак шагнул им навстречу и стал навытяжку. Одет он был еще пышнее прежнего, и, как и надеялся Лен, рядом с ним стояла темноволосая девушка.
   — Добро пожаловать, сэр. Прекрасно, что вы решили посетить нас. — Капитан зачем-то приложил руку к фуражке. Лен, не поняв, что означает этот жест, как раз протянул руку, чтобы обменяться рукопожатием, и на миг наступило замешательство.
   Капитан опомнился первым и, повернувшись к девушке, представил ее:
   — Моя дочь, лейтенант Кэтрин Боулак.
   Девушка тоже почему-то поднесла руку к голове, а капитан тем временем обернулся к другим встречающим и сказал с гордостью:
   — А это наш вождь, барон Курт Шустер.
   Барон держался еще прямее капитана, и волосы его были острижены еще короче. Он щелкнул каблуками и, не замечая протянутой руки Лена, деревянно поклонился.
   — Вы очень любезны, капитан Боулак, что пригласили нас на корабль, несмотря на прием, который мы вам оказали, — сказал Норуич, когда их ввели на корабль.
   Глаза девушки сверкнули.
   — Нас не впервые так встречают, — сказала она. — Проклятие Совета Галактики всюду нас преследует.
   Капитан кивнул в знак согласия.
   — За последние двести лет этот корабль садился на планеты всего шесть раз.
   — Конечно, мы должны исполнять распоряжения совета… но на этот раз я их не понимаю, — сказал Лен.
   — Мы идеалисты, сэр, — произнес барон. — А в этой Галактике идеалистам больше нет места.
   — Мы подготовили небольшую церемонию в вашу честь, мистер Сесмик, — сказал капитан. — Может быть, когда вы посмотрите, вам все станет яснее.
   — Но прежде надо предложить господам прохладительного, — вмешалась Кэтрин.
   — Ну, разумеется, — сказал барон. — Гости у нас такая редкость. Не угодно ли пройти в мои апартаменты, господа?
   Апартаменты барона были необычайно просторны и роскошны даже для такого огромного корабля, как «Теллус». Со стаканом отличного виски Лен расположился в глубоком кресле в гостиной и прислушивался к беседе барона и капитана с Джонсоном и Норуичем.
   — У нас всегда хватает средств на наши нужды. Любой корабль, странствующий между разными солнечными системами, может иметь на борту достаточно товаров, чтобы извлекать из них выгоду. Торговать-то нам разрешают, — с горечью говорил капитан. — Наши товары они не считают разносчиками заразы.
   Лен оторвал взгляд от золотистой жидкости, светящейся в его стакане, и заглянул в фиалковые глаза Кэтрин Боулак. Она в ответ посмотрела на него так пристально, что он отвел глаза и принялся рассматривать развешанные по комнате полотнища. Они свисали с палок, и на их золотом поле красовалась зеленая планета. Кажется, он что-то читал о таких вот полотнищах. Как же их называют? А, да, — флаги. Что-то древнее, историческое, из двадцать первого века, а то и еще раньше. Жаль, что Олимпия такая окраинная, такая «провинциальная» планета. Будь у него возможность больше читать о прошлом, он, быть может, разгадал бы загадку "Теллуса".
   — Не знаю, что бы мы делали, если бы Олимпия обошлась с нами так же, как Азгард, — продолжал капитан.
   — Мистер Сесмик, неужели вас не удивляет, что они не позволили нам даже запастись всем необходимым? — спросила Кэтрин.
   — Похоже, они что-то скрывают, — заметил барон.
   — Скрывают? — повторил Сесмик, и все три олимпийца недоуменно переглянулись. — Что вы хотите этим сказать? Чего ради они станут от вас что-то скрывать?
   Барон снисходительно засмеялся.
   — Да не от нас. Похоже, они что-то затеяли и не хотят, чтобы это стало известно вам.
   Уже при первом упоминании об Азгарде лицо Норуича потемнело, а теперь он резко спросил:
   — Что у вас на уме? Выкладывайте!
   Барон так стремительно к нему повернулся, словно вдруг почувствовал, что они могут найти общий язык.
   — Я хотел сказать… ну, допустим хотя бы, что азгардианцы вздумали высадиться на Минерве, второй планете вашей солнечной системы…
   — Да на что она им? — смеясь, спросил Джонсон. — Там жара, как в преисподней.
   — Помолчите, — сказал Норуич. — Мне это интересно.
   Барон улыбнулся, и в разговор вступил капитан:
   — Представьте, что они решили захватить Минерву и сейчас стягивают для этого космический флот. В таком случае им вовсе ни к чему, чтобы поблизости околачивался посторонний корабль, разве не так?
   — Захватить? Я не понимаю, что это значит, — сказал Лен. — Если бы жители Азгарда решили, что им почему-либо нужна Минерва, они просто обратились бы в Совет Галактики за разрешением.
   — А ведь азгардианцы, кажется, не гуманоиды? — вмешался барон.
   Сесмик был сбит с толку.
   — Не гуманоиды? Вы хотите сказать, что они биологически отличаются от нас, олимпийцев?
   — Я хочу сказать, что они ведут свой род не от нашего древнего племени, не от таинственного племени Матери Земли.
   — Да… да, они не гуманоиды. Они родом с какой-то планеты неподалеку от Сириуса.
   — Так я и думал, — с торжеством изрек барон. — И большинство в Совете Галактики — не гуманоиды, не так ли?
   — А ведь верно! — воскликнул Норуич. — Как это я раньше не подумал!
   Лен выпрямился в кресле.
   — В совет входят представители двадцати различных видов разумных существ, — сказал он. — Не понимаю, к чему вы клоните.
   — Да ни к чему. Право же, ни к чему. Просто мы думали…
   Стук в дверь помешал барону закончить свою мысль. Вошел молодой человек, приложил руку к фуражке и громким голосом отрапортовал, что люди к смотру готовы.
   — Вот этого мы и ждали, — сказал барон. — Это мы и хотим вам показать, господа. Быть может, тогда вы нас поймете.
   Когда все поднялись и прошли за бароном, Лен ухитрился приотстать и оказался рядом с Кэтрин. Ему давно хотелось поговорить с ней с глазу на глаз, и он воспользовался случаем.
   — Как странно вам, должно быть, живется, ведь вы всегда на корабле, — начал он. — Неужели вам не хотелось бы, чтобы у вас было больше друзей и знакомых? Неужели вы не тоскуете по простой, обыкновенной жизни?
   — Наверно, тосковала бы. Все мы тосковали бы, не будь у нас нашего Дела. У нас есть цель, а вы, привязанные к своим планетам, ее лишены, — ответила она с гордой улыбкой.
   — Какая же цель? Что у вас за дело? — спросил Лен. Выражение ее лица позабавило его.
   — Дело, которому служит «Теллус», — то, что пытались навсегда отнять у человечества, когда триста лет назад отправили первый «Теллус» скитаться в космосе.
   — Вот как! А какова же ваша роль в этом деле?
   Девушка расправила плечи, и лицо ее стало почти неправдоподобно гордым и заносчивым.
   — Рожать детей. Рожать детей для Земли! Рожать человечеству воинов. Рожать самых храбрых, самых прекрасных солдат на свете!
   Лен от удивления раскрыл рот.
   — Солдаты? А что это такое?
   Губы Кэтрин искривила презрительная усмешка.
   — Вас, я вижу, превратили в покорное стадо. Это все виноваты ваши правители, ведь настоящие ваши вожди были уничтожены или изгнаны в космос. Вы даже не знаете, что такое солдат! Не удивительно, что вами правят какие-то пауки!
   Лен даже и не пытался скрыть растерянность.
   — Право, я никак не пойму…
   — Ну, еще бы! Где вам понять, за что стоит мой народ! Только мы и есть настоящие сыны человечества. Мы — законные правители. Триста лет назад, во второй межзвездной войне, над нами взяли верх, отняли у нас оружие, обрекли вечно скитаться в космосе — и вообразили, что с нами покончено. Но они не могли отнять у нас наши идеалы. Сейчас вы сами увидите, мы уже почти дошли до зала собраний.
   Лен глядел на нее и не верил глазам: хорошенькое личико Кэртин исказилось, точно какое-то мерзкое существо вселилось в нее и стало распоряжаться ее мыслями и речами. Она источала ненависть, слепую, бессмысленную ненависть. Неприязнь к какому-либо определенному человеку Лен мог понять, вот и 9"и с Норуичем недолюбливают друг друга, но такое…
   — Эти болваны собрали со всех планет цвет человечества — политиков, аристократов и военных — и изгнали их в космос. Они не ведали, что творят, во что превращают человечество! — Девушка стиснула его руку, впилась в нее ногтями. — И вот, докатились… людьми правят какие-то нелюди!
   Она отпустила руку Сесмика и снова горделиво расправила плечи.
   — Но недалек день, когда нас опять призовут. Этого мы и ждали — и мы, и наши отцы, а еще прежде наши деды. Вы сами увидите. У вас в жилах течет не кровь, а вода, но, может, и вас проймет. Мы ничего не забыли. Мы сберегли знамена, и песни, и ненависть к врагам. Все это досталось нам в наследство от доброго старого времени.
   Они вошли, видимо, в самое просторное помещение корабля, и у Лена голова пошла кругом, он растерянно огляделся. Что он натворил? Зачем ввязался в эту дикую историю?
   В зале собралось человек пятьсот, они стояли, выстроившись в ряды и колонны. Барона и капитана встретили приветственными кликами. Этот дружный грозный клич, казалось, издавали не глотки, а каждый мускул напрягшихся тел. Барон поднял руки, и все смолкло.
   — Народ «Теллуса», к нам прибыли гости. Спойте им, — скомандовал он, и все как один тотчас запели:
   Если забуду тебя, о Земля,
   Горы твои и моря,
   Забуду леса твои и поля,
   Откуда родом я…
   Кэтрин снова схватила Лена Сесмика за руку.
   — Слушайте их, слушайте! Слыхали вы что-нибудь подобное? Это песнь Земли. Космический легион пел ее перед битвой за Титан. Слушайте!
   Если забуду тебя, о Земля,
   Значит, я слеп навек!
   Забуду тебя, планета моя, -
   Значит, я нем навек!
   Капитан Боулак и Норуич вполголоса беседовали неподалеку, сквозь напыщенные слова песни до Лена доносился их разговор.
   — Прежде мне это не приходило в голову, — говорил Норуич. — В самом деле, если они присвоят Минерву, их жизненное пространство будет вдвое больше нашего. Они обгонят нас числом и через двадцать лет раздавят нас.
   — Вооружитесь — и не раздавят, — возразил капитан. — Если у вас будет оружие, не раздавят.
   Песня наконец была допета, и люди зашагали мимо них.
   Впереди шли мужчины, не свободно и прихотливо рассыпавшись, как шли бы олимпийцы, а ровными рядами, как по линейке, и все в ногу.
   — Вот маршируют настоящие мужчины, — сказал барон, блестя глазами. — Вы когда-нибудь видели, как маршируют?
   — Нет, не видал, — ответил Лен.
   — Ах, как много, как бесконечно много потеряло человечество! И всему этому мы могли бы вновь его научить. Вот перед вами проходят ветераны. Конечно, это не сами ветераны, а потомки героев, тех, что были изгнаны с Земли.
   — А что это за палки у них на плечах?
   — Просто палки, мистер Сесмик, — ответил барон. — Но придет время, и у нас будут винтовки. Когда нас изгнали, нам не позволили взять с собой ни инженеров, ни машин, так что настоящего оружия у нас нет.
   — А вот проходят Верные Дочери! — воскликнула Кэтрин. Она вся дрожала от возбуждения, глядя, как щагают рослые женщины. — Посмотрите, как они выступают! Они знают, что сегодня совсем особенный день!
   — Великолепно, а? — обратился капитан к Джонсону. — Ведь правда, на это нельзя смотреть без волнения?
   — Они и в самом деле умеют ходить в ряд, — равнодушно ответил Джонсон.
   — Смотрите! Вот он, Первый штурмовой батальон! — в упоении воскликнула Кэтрин, когда появились полсотни молодых мужчин в черных рубашках и рыжевато-коричневых брюках. Они несли какие-то нелепые копья, глядели прямо перед собой, и лица у них были, точно у истуканов.
   — Форма! — вдруг сказала Лен. — На них форменная одежда. Теперь я вспомнил. Я видел людей в форме в какой-то старой книге.
   — Да, вы правы, — сказала Кэтрин; глаза у нее так и сияли. — Это форма. Уже почти триста лет никто не ходит в форме. Как это должно быть скучно! — Она с презрением посмотрела на белый тропический костюм Лена. — Не понимаю, как женщина может спать с мужчиной, который никогда не носил форму!
   — Большинству женщин это нисколько не мешает, — довольно резко ответил Лен.
   Но Кэтрин была слишком поглощена зрелищем и не обратила внимания на его тон.
   — Смотрите, вот идут матери-патриотки. Сколько сыновей они народили! Посмотрите, какие лозунги они несут.
   Мимо шагала добрая сотня женщин. Лица у всех жесткие, одержимые. Глаза устремлены на знамена, которые плывут впереди колонны. Многие несут огромные, написанные от руки плакаты.
   ДОЛОЙ ЧУЖАКОВ! ПЛАНЕТЫ — ЛЮДЯМ! СМЕРТЬ НЕЛЮДЯМ! НЕУЖЕЛИ ТЫ ДОПУСТИШЬ, ЧТОБЫ ТВОЯ СЕСТРА СТАЛА ЖЕНОЙ ПАУКА? ОДНА РАСА, ОДНА ВЕРА! ЗЕМЛЯ НАВЕЧНО! СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! УБЕЙ НЕЛЮДЕЙ! СМЕРТЬ ПРЕДАТЕЛЯМ!
   Смерть? Убей? Лен провел рукой по лбу. Он почувствовал, что Джонсон придвинулся поближе к нему, обернулся, и взгляды их встретились — в глазах Джонсона Лен увидел ту же тоску и растерянность, какая терзала его самого.
   — Великолепно! Восхитительно! — сияя, восклицали Кэтрин и барон. Капитан что-то озабоченно говорил Норуичу.
   — Наверно, сохранились старые книги, — донеслось до Лена. — И уж наверно, кто-нибудь согласится делать для нас оружие!
   — Проклятые пауки! Нет, не видать им моей жены! — скрипнув зубами, сказал Норуич.
   — Ну, конечно, не видать, — успокаивал его Боулак. — Но только если вы сами, и не вы один, готовы взбунтоваться и начать борьбу.
   — Смотрите, смотрите! — вне себя от радостного волнения закричала Кэтрин. — Вот они, юные герои!
   Перед ними маршировали совсем еще мальчики, все в светло-коричневых штанах и рубашках, в руках — плакаты, очень похожие на те, что несли матери-патриотки.
   НИКАКИХ СОГЛАШЕНИЙ С ПАУКАМИ! ДОЛОЙ БОЛТОВНЮ, ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВОЙНА! ДАЙТЕ НАМ ОРУЖИЕ, И МЫ БУДЕМ СРАЖАТЬСЯ!
   Потом шли юные матери. Тяжело ступали совсем еще девчонки с огромными животами. Лен отвернулся.
   — Каждая из них родит воина! — гордо сказала Кэтрин, голос ее звенел.
   А женщины неистово, одержимо принялись кричать:
   — Борьба! Война! Долой чужаков! Земля навеки!
   Лен не верил своим ушам. Ничто в его жизни не помогало ему понять, откуда берется этот чуть ли не священный огонь в глазах пассажиров «Теллуса» и что он означает. От их исступленных воплей путались мысли. И вместе с ними вопил Норуич:
   — Теллус! Теллус! Теллус!
   Джонсон все еще стоял рядом с Леном.
   — Что будем делать, сэр? — прошептал он. — Этот корабль просто летучий сумасшедший дом. Тут все — помешанные.