Она кивнула и добавила:
– В общежитии только один телефон, и я не могу его заграбастать.
– Ты можешь его заграбастать, когда никого не будет рядом, – заметил Бен.
Элен Китон поцеловала мужа и сына и вошла в общежитие.
– Я надеюсь, что этот дурацкий план сработает, – говорила Сара Валден мужу. – Загнали нас сюда как в курятник.
– Куры – это точно, – подхватил шериф, – ты только послушай, как вы кудахчете.
– Я не привыкла жить с женщинами, – заявила Сара. Меня воспитали трое братьев. Потом я вышла замуж за тебя, и у меня появилось двое сыновей. Я люблю, когда вокруг меня много мужчин.
Ему по душе пришлась грубоватая нежность:
– Ну теперь, когда два наших увальня выросли и вывалились из гнезда, у тебя остался только один мужчина. И тебе будет полезно побыть без меня немножечко. Это поможет еще больше оценить мои достоинства, когда ты вернешься.
Она обняла его.
– Хорошо одно, – сказала она, – ты не сможешь приударить ни за одной бабенкой. Все они будут под замком здесь.
– Не будь так уверена в этом, – хмыкнул Хэнк, – кто мне помешает прокатиться в Мидвэйл и подцепить там молодку?
– Она тебя измотает, – съязвила жена, – мне уже за пятьдесят, но даже я тебя утомлю.
– Хватит болтать. Иди-ка на место, пока я не приложился к твоей толстой заднице.
Преподобный Китон и его жена тоже прощались возле женского общежития. Она явно гордилась, что именно ее избрали предводителем. В жизни их объединяла одна удивительная деталь. То, что они носили общую фамилию было нормально, – так и положено супругам. Но их и звали одинаково – он Фрэнсис и она – Фрэнсис. Когда они поженились, чтобы избежать путаницы, знакомые стали называть их Фрэнк и Фрэнси. Собственный рецепт, как отличать мужское имя от женского, однажды предложил Док Дженкинс: «Я всегда помню, ваше преподобие, что в мужской форме есть большая твердая палка (английское I), которая так и выпирает из вас». Священник холодно отреагировал на это философское умозаключение, а жена мило улыбнулась.
Теперь преподобный обещал жене:
– Господь вас не оставит.
– Знаю, дорогой.
– Я буду за тебя все время молиться.
– Береги себя, Фрэнк. Не забывай принимать таблетки от давления. Помни, что теперь, по предписанию доктора Дженкинса, их надо пить два раза в день.
– Ты тоже должна молиться.
– Ну, конечно же, Фрэнк. Я всегда молюсь.
И за него. Ты должна молиться и за него.
– Знаю, таков христианский долг, – вздохнула она, – но не могу обещать. Достаточно ли я хорошая христианка, чтобы простить его за все содеянное?
– Ты попытаешься?
– Да, я попробую.
– Возможно, ты могла бы собирать и других женщин на ежедневную молитву…
– Каждый день? Не знаю. Вот завтра точно, ведь это воскресенье.
Так или иначе прощались со своими мужчинами женщины Галэна, добровольно согласившиеся на заточение и разлуку с любимыми.
Перед тем как закрыть двери окончательно, преподобный Китон пригласил всех помолиться вместе с ним. Все жители Галэна, освещенные золотом заходящего солнца, стояли у общежитий молча, склоня головы.
– Давайте помолимся, – призвал Китон, – за то, чтобы эта маленькая жертва, эти временные неудобства и одиночество положили бы конец ужасному торжеству смерти и насилия, которые правят в нашем мирном городе. Во имя Иисуса, аминь.
Началось первое ночное бдение.
27
28
29
– В общежитии только один телефон, и я не могу его заграбастать.
– Ты можешь его заграбастать, когда никого не будет рядом, – заметил Бен.
Элен Китон поцеловала мужа и сына и вошла в общежитие.
– Я надеюсь, что этот дурацкий план сработает, – говорила Сара Валден мужу. – Загнали нас сюда как в курятник.
– Куры – это точно, – подхватил шериф, – ты только послушай, как вы кудахчете.
– Я не привыкла жить с женщинами, – заявила Сара. Меня воспитали трое братьев. Потом я вышла замуж за тебя, и у меня появилось двое сыновей. Я люблю, когда вокруг меня много мужчин.
Ему по душе пришлась грубоватая нежность:
– Ну теперь, когда два наших увальня выросли и вывалились из гнезда, у тебя остался только один мужчина. И тебе будет полезно побыть без меня немножечко. Это поможет еще больше оценить мои достоинства, когда ты вернешься.
Она обняла его.
– Хорошо одно, – сказала она, – ты не сможешь приударить ни за одной бабенкой. Все они будут под замком здесь.
– Не будь так уверена в этом, – хмыкнул Хэнк, – кто мне помешает прокатиться в Мидвэйл и подцепить там молодку?
– Она тебя измотает, – съязвила жена, – мне уже за пятьдесят, но даже я тебя утомлю.
– Хватит болтать. Иди-ка на место, пока я не приложился к твоей толстой заднице.
Преподобный Китон и его жена тоже прощались возле женского общежития. Она явно гордилась, что именно ее избрали предводителем. В жизни их объединяла одна удивительная деталь. То, что они носили общую фамилию было нормально, – так и положено супругам. Но их и звали одинаково – он Фрэнсис и она – Фрэнсис. Когда они поженились, чтобы избежать путаницы, знакомые стали называть их Фрэнк и Фрэнси. Собственный рецепт, как отличать мужское имя от женского, однажды предложил Док Дженкинс: «Я всегда помню, ваше преподобие, что в мужской форме есть большая твердая палка (английское I), которая так и выпирает из вас». Священник холодно отреагировал на это философское умозаключение, а жена мило улыбнулась.
Теперь преподобный обещал жене:
– Господь вас не оставит.
– Знаю, дорогой.
– Я буду за тебя все время молиться.
– Береги себя, Фрэнк. Не забывай принимать таблетки от давления. Помни, что теперь, по предписанию доктора Дженкинса, их надо пить два раза в день.
– Ты тоже должна молиться.
– Ну, конечно же, Фрэнк. Я всегда молюсь.
И за него. Ты должна молиться и за него.
– Знаю, таков христианский долг, – вздохнула она, – но не могу обещать. Достаточно ли я хорошая христианка, чтобы простить его за все содеянное?
– Ты попытаешься?
– Да, я попробую.
– Возможно, ты могла бы собирать и других женщин на ежедневную молитву…
– Каждый день? Не знаю. Вот завтра точно, ведь это воскресенье.
Так или иначе прощались со своими мужчинами женщины Галэна, добровольно согласившиеся на заточение и разлуку с любимыми.
Перед тем как закрыть двери окончательно, преподобный Китон пригласил всех помолиться вместе с ним. Все жители Галэна, освещенные золотом заходящего солнца, стояли у общежитий молча, склоня головы.
– Давайте помолимся, – призвал Китон, – за то, чтобы эта маленькая жертва, эти временные неудобства и одиночество положили бы конец ужасному торжеству смерти и насилия, которые правят в нашем мирном городе. Во имя Иисуса, аминь.
Началось первое ночное бдение.
27
Док Дженкинс писал: «Закон Гришема (зло вытесняет добро) в оригинале относился только к деньгам. Но теперь его проявления можно встретить в любой сфере нашей жизни, не исключая и язык. Точнее, живое слово и меткое выражение повсеместно вытесняются неграмотными вульгаризмами или легкомысленной шелухой:
Постарайтесь вспомнить, когда вам пришлось услышать такое выражение: „Это меня не волнует“. Теперь эта конструкция все время модернизируется в повседневной речи, в прессе и на телевидении. Она стала звучать так: „Меня это волнует меньше всего“. Вдумайтесь в значение данного словосочетания – оно же диаметрально противоположно тому, что было заложено в первоисточнике. Если расшифровать, то получится вот что: „Данный вопрос настолько незначителен для меня, что просто невозможно, чтобы я придавал ему еще меньшее значение“».
Док Дженкинс положил ручку. В доме только он и черепаха Квинни. Без Марты и Дженни эта тишина субботнего вечера просто угнетала. Прекрасная возможность, подумалось ему, поработать над очередной статьей для «Сигнала». Статьей Билла Клеменса. Но, похоже, она не очень получалась. Не понимая, в чем дело, он заставил себя продолжить творческие изыскания. Ручка забегала по бумаге:
«Безграмотные люди (среди них много журналистов и авторов, связанных с ТВ) неправильно трактуют исходную фразу, а ведь она очень логична и цельна. А вот упомянутый уже странный гибрид „меня это меньше всего волнует“ – бессмысленная, фальшивая версия, но все же именно она побеждает и вытесняет правильную форму. В настоящее врем существует два варианта описания магнитофона, в котором пленки…»
И дальше еще на нескольких страницах Док разводил глубокую философию на мелком месте, касаясь этой животрепещущей темы. Прошло немало времени, прежде чем Док поставил точку и стал перечитывать только что созданный шедевр. Все вроде бы было хорошо, но, увы, для Била Клеменса… совершенно не смешно. Может быть, он стареет, а может, просто не до смеха в городе, где происходят такие ужасные события. И уж наверняка для вдохновения ему не хватало Марты и Дженни. Без них в доме было слишком одиноко. Док уже почти решил пойти в гостиницу и поболтать с Джедом.
«Но почему именно в Галэне?», – вспомнил он вдруг собственный вопрос.. заданный Джулиану. А тот ответил: «А почему бы не в Галэне?» Тогда такой ответ устроил Дока, он успокоился, услышав, Что ее было какой-то особой причины, по которой ИНКУБ выбрал Галэн. Но потом у него появились немного другие соображения на сей счет. Например, в городе находился экземпляр редкой, почти легендарной книги «Потерянные искусства». Это само по себе было настолько примечательно, что ставило под сомнение попытку объяснить все происходящее простым стечением обстоятельств.
У города были и, об этом нельзя забывать, абсолютно некалифорнийские облик, атмосфера и дух, видимо, привнесенные его отцами-основателями – Галэнами, А ведь они вывезли все это из Новой Англии. Той самой Новой Англии, которая вся пропитана духом легенд о колдунах и ведьмах, о всякой бесовщине, пытках, наказаниях, о смерти.
Так была ли все-таки какая-либо связь между духовными истоками Галэна и тем, что творилось в городе? Может, легендарные ужасы прошлого притянули кошмар, ставший реальностью сегодня?
А может, это возмездие? Вдруг это Салемская или какая-нибудь другая ведьма из старинного европейского культурного пласта, преодолев барьеры времени, мстила сейчас потомкам своих истязателей с помощью собственного потомка? Может, именно таким образом воплощались в жизнь библейские слова: «… и дети в третьем, и в четвертом поколениях должны расплачиваться за прегрешения отцов своих…»
А было ли какое-либо проявление Провидения в том, что несколько лет назад Джулиан Траск согласился преподавать в заштатном колледже города Галэна? Ведь у него имелись и другие более выгодные предложения. Его интерес к сверхъестественным явлениям появился позднее. В период первого пребывания в Галэне он был чистым антропологом. Что же привело его в Галэн и не просто привело, но и заставило поддерживать интерес к происходящему в городе? Даром ли он вдруг подписался на «Сигнал» и возобновлял подписку много лет? А может, он был просто пешкой на огромной космической шахматной доске? Вопросы, вопросы. Шумный, жалящий рой вопросов. И ни одного ответа.
В мужском общежитии быстро распространилась весть о том, что насильник обладает одной ярко выраженной анатомической особенностью. Док Дженкинс как-то проговорился об этом Марте. А теперь, когда вокруг были одни женщины, секреты с трудом удерживались за зубами. Марта рассказала об этом Дженни. А потом сенсация облетела все общежитие.
Более опытные женщины, например, Белинда Феллоуз, были настроены скептически. Некоторые хихикали. Других охватил тихий ужас. А большинство пребывало в состоянии нездорового возбуждения.
Жена владельца гостиницы Джеда Парди, Руфь, сообщила:
– Много лет назад, когда мы с Джедом начинали заправлять в гостинице – Боже мой, я тогда была совсем желторотым цыпленком, – у нас не было денег, чтобы нанять прислугу. Мне приходилось самой стелить постели и менять полотенца. Мы оба, как рабы, трудились и день и ночь. Так вот, у нас был один неизменный постоялец, мистер Макинтайр, коммивояжер. Очень приятный человек, обходительный, такой лысый в очках. И вот однажды утром, думая, что его уже нет в номере, я вошла, держа в руках кипу простыней, наволочек и полотенец. А он как раз появился из ванны абсолютно голый. Клянусь, у него эта штука была размером с батон салями. Никогда раньше, да и потом, я ничего подобного не видела. У меня все белье вывалилось из рук. А он только произнес: «О, извините!»– развернулся и ушел назад в ванную. Такой милый человек, ну кто бы мог подумать? Но знаете что? Больше он никогда в нашей гостинице не появился. Может, от стыда? Бог мой, я-то думаю, что он должен был бы этим гордиться, как петух! Я рассказала тогда о том, что видела, Джеду. А он заметил, что слышал о проблемах этих людей. Говорят, что такая штука не стоит. Жалко, правда? – И Руфь рассмеялась. – А может быть, Джед просто приревновал?
– У цветных, рассказывали, это бывает чаще, – заметила Мона Гаррет, жена хозяина спортивного магазина.
– О, нет! Это совсем не так! – воскликнула Дженни.
– А ты откуда знаешь? – поразилась ее мать.
Дженни покраснела и объяснила:
– Да был у нас один черный парень, Клейтон Брэдшоу, он учился в колледже. Закончил в прошлом году.
– Я его помню, – вклинилась Руфь Парди. – Он иногда ужинал в гостинице. Черный как уголь, но очень симпатичный.
– Так вот, – продолжала Дженни, – на уроках рисования он был у нас моделью…
– Я считала, что натурщики всегда надевают набедренную повязку, – заметила Мона.
– Конечно, – заверила ее Дженни, – он всегда переодевался за ширмой, но однажды после уроков я забыла свою сумку и вернулась за ней в класс. Он думал, что все уже ушли… Ну вот я все и увидела. Все как и у… словом, как у всех. Только темнее.
Она опять покраснела, а мать поинтересовалась:
– Ты уверена, что именно ты все так и видела?
– Но, мама! – возмутилась Дженни, и все женщины дружно рассмеялись.
Лора держалась подальше от всех этих возбуждающих разговоров. Но поближе к Элен Китон, с которой они попали в одну комнату. Она чувствовала, что из всех женщин в общежитии Элен нуждается в ней больше всего. Ужасная смерть дочери, тяготы похорон сегодня утром, а теперь вынужденная изоляция от мужа плюс взбалмошная болтовня женщин – все это наверняка было просто невыносимо для нее.
Элен лежала на постели, тупо глядя в потолок. Лора присела на край кровати и взяла ее руку в свою.
– Тебе нужно закрыть глаза и постараться уснуть, – ласково проговорила она.
– Я не могу.
– Хочешь снотворное или успокаивающее? Док Дженкинс дал мне на всякий случай кучу лекарств, но строго наказал не раздавать их всем подряд.
Элен отрицательно покачала головой.
– Ты уверена? А может, что-нибудь слабенькое, чтобы только успокоиться. Ты ведь столько перенесла за эти дни.
– Нет, не надо. Но все равно, спасибо.
– Может быть, тогда хороший горячий душ?
– Я лучше здесь побуду, – сказала Элен.
– Ну, ладно, дорогая. Делай как знаешь, – ответила Лора. – А я, пожалуй, пока другие сплетничают, схожу в душ.
Когда Лора уже в халате выходила из комнаты, Элен поинтересовалась:
– Ты надолго?
Лора улыбнулась ей:
– В два счета обернусь.
– Мне не хочется быть одной.
– Я понимаю.
Несколько минут спустя, когда Лора намыливалась в одной из кабинок, появилась Элен в халате, с полотенцем и мылом.
– Передумала? – спросила Лора.
– Мне стало жутко одиноко, – просто сказала Элен.
– Тогда добро пожаловать!
Элен сняла халат и шлепанцы. Фигура ее была полной, но формы сохранились. То, что она выносила двух детей, практически не оставило никаких следов. Пожалуй, только мягкие округлости как бы подчеркивали, что эта плоть была мощным источником жизни. Она остановилась перед той кабиной, в которой была Лора, почему-то не выбрав другую. Элен молча разглядывала блестящее от воды и мыла тело редакторши. Неглубокие царапины на плечах и руках Лоры уже заживали.
– Ты очень красивая, – произнесла Элен.
Лора, слегка удивленная, ответила ей шутливым тоном:
– Ну спасибо, мэм! – И продолжила с деланным западным акцентом: – У вас тоже недурная фигура.
Элен неожиданно шагнула в кабинку Лоры. Теплая вода лилась теперь на них обеих. Элен обняла Лору, их груди соприкоснулись.
– Я просто не могу быть одна сейчас, – прошептала Элен.
– Я понимаю, – сказала Лора.
– Я хочу, чтобы меня кто-нибудь обнимал, – и Элен еще теснее прижалась к Лоре. Пальцы их ног переплелись.
Лора с материнской нежностью погладила Элен по спине.
– Да, да, конечно, – пыталась она успокоить Элен, – для тебя все это было так ужасно. И вот теперь вынуждена быть вдалеке от Бена.
Элен Китон медленно провела по намыленной спине Лоры сцепленными руками и затем спустила их на ее мягкие бедра. Потом она воскликнула:
– Боже мой! Что я делаю? – и, отпрянув от Лоры, выскочила из кабины.
– Ничего страшного, – пыталась успокоить ее Лора.
– Но я никогда в жизни не делала ничего подобного…
– Я повторяю, все нормально…
– Ты, наверное, думаешь, что я…
– Ничего я не думаю. Я просто знаю, что ты вымоталась, чувствуешь себя одинокой и усталой. Вот и все, – тихо сказала Лора. – Я тоже устала. Все мы. Но ты больше всех, у тебя причин для этого намного больше.
Элен в смущении продолжала:
– Если ты хочешь сменить комнату…
– Не глупи, – оборвала ее Лора. Она протянула Элен мочалку и попросила:
– Потри-ка мне лучше спину, ладно? А потом я тебе.
– Нет, я правда не смогла бы…
– Ерунда…
Но Элен бросила мочалку и, впопыхах набросив на себя халат, в слезах выбежала из душа.
Постарайтесь вспомнить, когда вам пришлось услышать такое выражение: „Это меня не волнует“. Теперь эта конструкция все время модернизируется в повседневной речи, в прессе и на телевидении. Она стала звучать так: „Меня это волнует меньше всего“. Вдумайтесь в значение данного словосочетания – оно же диаметрально противоположно тому, что было заложено в первоисточнике. Если расшифровать, то получится вот что: „Данный вопрос настолько незначителен для меня, что просто невозможно, чтобы я придавал ему еще меньшее значение“».
Док Дженкинс положил ручку. В доме только он и черепаха Квинни. Без Марты и Дженни эта тишина субботнего вечера просто угнетала. Прекрасная возможность, подумалось ему, поработать над очередной статьей для «Сигнала». Статьей Билла Клеменса. Но, похоже, она не очень получалась. Не понимая, в чем дело, он заставил себя продолжить творческие изыскания. Ручка забегала по бумаге:
«Безграмотные люди (среди них много журналистов и авторов, связанных с ТВ) неправильно трактуют исходную фразу, а ведь она очень логична и цельна. А вот упомянутый уже странный гибрид „меня это меньше всего волнует“ – бессмысленная, фальшивая версия, но все же именно она побеждает и вытесняет правильную форму. В настоящее врем существует два варианта описания магнитофона, в котором пленки…»
И дальше еще на нескольких страницах Док разводил глубокую философию на мелком месте, касаясь этой животрепещущей темы. Прошло немало времени, прежде чем Док поставил точку и стал перечитывать только что созданный шедевр. Все вроде бы было хорошо, но, увы, для Била Клеменса… совершенно не смешно. Может быть, он стареет, а может, просто не до смеха в городе, где происходят такие ужасные события. И уж наверняка для вдохновения ему не хватало Марты и Дженни. Без них в доме было слишком одиноко. Док уже почти решил пойти в гостиницу и поболтать с Джедом.
«Но почему именно в Галэне?», – вспомнил он вдруг собственный вопрос.. заданный Джулиану. А тот ответил: «А почему бы не в Галэне?» Тогда такой ответ устроил Дока, он успокоился, услышав, Что ее было какой-то особой причины, по которой ИНКУБ выбрал Галэн. Но потом у него появились немного другие соображения на сей счет. Например, в городе находился экземпляр редкой, почти легендарной книги «Потерянные искусства». Это само по себе было настолько примечательно, что ставило под сомнение попытку объяснить все происходящее простым стечением обстоятельств.
У города были и, об этом нельзя забывать, абсолютно некалифорнийские облик, атмосфера и дух, видимо, привнесенные его отцами-основателями – Галэнами, А ведь они вывезли все это из Новой Англии. Той самой Новой Англии, которая вся пропитана духом легенд о колдунах и ведьмах, о всякой бесовщине, пытках, наказаниях, о смерти.
Так была ли все-таки какая-либо связь между духовными истоками Галэна и тем, что творилось в городе? Может, легендарные ужасы прошлого притянули кошмар, ставший реальностью сегодня?
А может, это возмездие? Вдруг это Салемская или какая-нибудь другая ведьма из старинного европейского культурного пласта, преодолев барьеры времени, мстила сейчас потомкам своих истязателей с помощью собственного потомка? Может, именно таким образом воплощались в жизнь библейские слова: «… и дети в третьем, и в четвертом поколениях должны расплачиваться за прегрешения отцов своих…»
А было ли какое-либо проявление Провидения в том, что несколько лет назад Джулиан Траск согласился преподавать в заштатном колледже города Галэна? Ведь у него имелись и другие более выгодные предложения. Его интерес к сверхъестественным явлениям появился позднее. В период первого пребывания в Галэне он был чистым антропологом. Что же привело его в Галэн и не просто привело, но и заставило поддерживать интерес к происходящему в городе? Даром ли он вдруг подписался на «Сигнал» и возобновлял подписку много лет? А может, он был просто пешкой на огромной космической шахматной доске? Вопросы, вопросы. Шумный, жалящий рой вопросов. И ни одного ответа.
В мужском общежитии быстро распространилась весть о том, что насильник обладает одной ярко выраженной анатомической особенностью. Док Дженкинс как-то проговорился об этом Марте. А теперь, когда вокруг были одни женщины, секреты с трудом удерживались за зубами. Марта рассказала об этом Дженни. А потом сенсация облетела все общежитие.
Более опытные женщины, например, Белинда Феллоуз, были настроены скептически. Некоторые хихикали. Других охватил тихий ужас. А большинство пребывало в состоянии нездорового возбуждения.
Жена владельца гостиницы Джеда Парди, Руфь, сообщила:
– Много лет назад, когда мы с Джедом начинали заправлять в гостинице – Боже мой, я тогда была совсем желторотым цыпленком, – у нас не было денег, чтобы нанять прислугу. Мне приходилось самой стелить постели и менять полотенца. Мы оба, как рабы, трудились и день и ночь. Так вот, у нас был один неизменный постоялец, мистер Макинтайр, коммивояжер. Очень приятный человек, обходительный, такой лысый в очках. И вот однажды утром, думая, что его уже нет в номере, я вошла, держа в руках кипу простыней, наволочек и полотенец. А он как раз появился из ванны абсолютно голый. Клянусь, у него эта штука была размером с батон салями. Никогда раньше, да и потом, я ничего подобного не видела. У меня все белье вывалилось из рук. А он только произнес: «О, извините!»– развернулся и ушел назад в ванную. Такой милый человек, ну кто бы мог подумать? Но знаете что? Больше он никогда в нашей гостинице не появился. Может, от стыда? Бог мой, я-то думаю, что он должен был бы этим гордиться, как петух! Я рассказала тогда о том, что видела, Джеду. А он заметил, что слышал о проблемах этих людей. Говорят, что такая штука не стоит. Жалко, правда? – И Руфь рассмеялась. – А может быть, Джед просто приревновал?
– У цветных, рассказывали, это бывает чаще, – заметила Мона Гаррет, жена хозяина спортивного магазина.
– О, нет! Это совсем не так! – воскликнула Дженни.
– А ты откуда знаешь? – поразилась ее мать.
Дженни покраснела и объяснила:
– Да был у нас один черный парень, Клейтон Брэдшоу, он учился в колледже. Закончил в прошлом году.
– Я его помню, – вклинилась Руфь Парди. – Он иногда ужинал в гостинице. Черный как уголь, но очень симпатичный.
– Так вот, – продолжала Дженни, – на уроках рисования он был у нас моделью…
– Я считала, что натурщики всегда надевают набедренную повязку, – заметила Мона.
– Конечно, – заверила ее Дженни, – он всегда переодевался за ширмой, но однажды после уроков я забыла свою сумку и вернулась за ней в класс. Он думал, что все уже ушли… Ну вот я все и увидела. Все как и у… словом, как у всех. Только темнее.
Она опять покраснела, а мать поинтересовалась:
– Ты уверена, что именно ты все так и видела?
– Но, мама! – возмутилась Дженни, и все женщины дружно рассмеялись.
Лора держалась подальше от всех этих возбуждающих разговоров. Но поближе к Элен Китон, с которой они попали в одну комнату. Она чувствовала, что из всех женщин в общежитии Элен нуждается в ней больше всего. Ужасная смерть дочери, тяготы похорон сегодня утром, а теперь вынужденная изоляция от мужа плюс взбалмошная болтовня женщин – все это наверняка было просто невыносимо для нее.
Элен лежала на постели, тупо глядя в потолок. Лора присела на край кровати и взяла ее руку в свою.
– Тебе нужно закрыть глаза и постараться уснуть, – ласково проговорила она.
– Я не могу.
– Хочешь снотворное или успокаивающее? Док Дженкинс дал мне на всякий случай кучу лекарств, но строго наказал не раздавать их всем подряд.
Элен отрицательно покачала головой.
– Ты уверена? А может, что-нибудь слабенькое, чтобы только успокоиться. Ты ведь столько перенесла за эти дни.
– Нет, не надо. Но все равно, спасибо.
– Может быть, тогда хороший горячий душ?
– Я лучше здесь побуду, – сказала Элен.
– Ну, ладно, дорогая. Делай как знаешь, – ответила Лора. – А я, пожалуй, пока другие сплетничают, схожу в душ.
Когда Лора уже в халате выходила из комнаты, Элен поинтересовалась:
– Ты надолго?
Лора улыбнулась ей:
– В два счета обернусь.
– Мне не хочется быть одной.
– Я понимаю.
Несколько минут спустя, когда Лора намыливалась в одной из кабинок, появилась Элен в халате, с полотенцем и мылом.
– Передумала? – спросила Лора.
– Мне стало жутко одиноко, – просто сказала Элен.
– Тогда добро пожаловать!
Элен сняла халат и шлепанцы. Фигура ее была полной, но формы сохранились. То, что она выносила двух детей, практически не оставило никаких следов. Пожалуй, только мягкие округлости как бы подчеркивали, что эта плоть была мощным источником жизни. Она остановилась перед той кабиной, в которой была Лора, почему-то не выбрав другую. Элен молча разглядывала блестящее от воды и мыла тело редакторши. Неглубокие царапины на плечах и руках Лоры уже заживали.
– Ты очень красивая, – произнесла Элен.
Лора, слегка удивленная, ответила ей шутливым тоном:
– Ну спасибо, мэм! – И продолжила с деланным западным акцентом: – У вас тоже недурная фигура.
Элен неожиданно шагнула в кабинку Лоры. Теплая вода лилась теперь на них обеих. Элен обняла Лору, их груди соприкоснулись.
– Я просто не могу быть одна сейчас, – прошептала Элен.
– Я понимаю, – сказала Лора.
– Я хочу, чтобы меня кто-нибудь обнимал, – и Элен еще теснее прижалась к Лоре. Пальцы их ног переплелись.
Лора с материнской нежностью погладила Элен по спине.
– Да, да, конечно, – пыталась она успокоить Элен, – для тебя все это было так ужасно. И вот теперь вынуждена быть вдалеке от Бена.
Элен Китон медленно провела по намыленной спине Лоры сцепленными руками и затем спустила их на ее мягкие бедра. Потом она воскликнула:
– Боже мой! Что я делаю? – и, отпрянув от Лоры, выскочила из кабины.
– Ничего страшного, – пыталась успокоить ее Лора.
– Но я никогда в жизни не делала ничего подобного…
– Я повторяю, все нормально…
– Ты, наверное, думаешь, что я…
– Ничего я не думаю. Я просто знаю, что ты вымоталась, чувствуешь себя одинокой и усталой. Вот и все, – тихо сказала Лора. – Я тоже устала. Все мы. Но ты больше всех, у тебя причин для этого намного больше.
Элен в смущении продолжала:
– Если ты хочешь сменить комнату…
– Не глупи, – оборвала ее Лора. Она протянула Элен мочалку и попросила:
– Потри-ка мне лучше спину, ладно? А потом я тебе.
– Нет, я правда не смогла бы…
– Ерунда…
Но Элен бросила мочалку и, впопыхах набросив на себя халат, в слезах выбежала из душа.
28
В женском общежитии две дамы – жены шерифа и священника проверяли, прочно ли прибиты доски к рамам окон.
– Неплохо сработано, – отметила Сара Валден, дергая доски. – Гвозди сидят глубоко.
– Да и дерево толстое, прочное, – добавила Фрэнси Китон.
– Уж сюда-то никто посторонний не проберется, – уверенно сказала Сара.
– Как насчет кофе, Сара?
– Полчашечки, дорогая. А то я не смогу уснуть.
Миссис Китон сняла кофейник с плиты и налила немного Саре и полную чашку себе.
– Мне не очень-то понравилось в обед консервированное рагу, – заметила она.
– Мне лично все равно. Я могу есть что угодно, – изрекла Сара. – У меня луженый желудок. А вот Хэнк – он у меня привереда.
Фрэнси улыбнулась:
– Привереда есть в каждой семье. У нас эту роль играю я. Фрэнк никогда не обращает внимания на то, что он ест. Он готов проглотить все, что я ему подсуну. Никогда не жалуется. «Я ем, чтобы жить, а не живу, чтобы есть» – вот его девиз.
– Точно подмечено, – бросила Сара.
Фрэнси отпила кофе и продолжила разговор:
– Я никогда раньше не задумывалась над одной проблемой. Слушай, вот ты замужем за блюстителем закона, я за священником. А тебе, Сара, никогда не хотелось иметь мужа, ну скажем, с более земной профессией? Продавца, страхового агента, что-нибудь в этом роде.
– Да, – согласилась Сара, – бывает так, что мне надоедает его круглосуточная занятость. Хэнка часто поднимают среди ночи или в другое неурочное время. Но ведь и у Марты Дженкинс то же самое.
– Это так, – Фрэнси сделала еще глоток, – но я имела в виду не то, когда могут разбудить. У Фрэнка в этом плане все в порядке. Я говорю о том, что есть профессии, которые требуют полной отдачи. Понимаешь, и Хэнк, и Дженкинс, они оба преданы своей работе. Но они не тратят духовной энергии. Фрэнк такой набожный человек. Он верит в то, что проповедует. Под него очень не просто подстраиваться. Я иногда думаю, что ему была бы нужна совсем другая жена. Я ведь не такая уж верующая…
– Я думаю, что именно поэтому ты для него и подходишь, – сказала Сара. – Именно ты для него связующее звено с землей. Такому человеку, как Фрэнк, иногда необходимо напоминать, что он прежде всего человек. – Она немного помолчала и добавила:
– Он обязан помнить, что он человек, а не ангел на небесах и не святой без плоти. Знаешь, дорогая, в чем-то они разные, но все же многое их делает похожими. У каждого мужчины есть рот, который надо накормить, две руки и две ноги, а главное, эта штуковина посередине. И все они дети, большие дети. И Фрэнк, и Президент США.
– Мне было бы лучше, если были бы дети…
– Ну, это как сказать, – откликнулась Сара. – Я люблю этих двух своих больших мартышек. За них я могу умереть, и вправду чуть не умерла, когда рожала первого. Не знаю, как было бы, если бы мне пришлось начинать все с начала. Повторить все снова? Ну, не знаю. Ты делаешь для них все эти годы так много, выматываешься, а они вырастают и уходят. Господь свидетель, что по-другому быть и не может, но… Они уходят, а ты оказываешься там же, где и начинала, но уже на несколько десятилетий старше. Так кому все это нужно? Док объясняет все закодированной биологической потребностью. Потребность эта стучится в тебе и твоем мужике. Он «вспахивает» и «вспахивает» тебя, как поле, и раз за разом сеет и сеет семена. Глядишь, и ты распухла, как дом, из которого кто-то должен выйти. Все согласно Писанию… Правда?
Фрэнси кивнула.
Сара спросила:
– Кто же в этом виноват, дорогая, ты или он? Или ты не хочешь об этом говорить? Почему Бог не дал вам детей?
– Ты умеешь держать язык за зубами? – спросила Фрэнси.
– Я думаю, что более скрытной женщины, чем я, в городе нет, – заверила Сара.
– Учти, об этом не знает даже Фрэнк. Только я и Док Дженкинс. Мы пытались не раз заиметь детей, сразу после того, как поженились. «Пахали», как ты это называешь, очень прилежно, но ничего не получалось. Тогда мы отправились на обследование к Доку Дженкинсу. Ну, короче говоря, я в полном порядке. Проблема во Фрэнке. Док сказал мне об этом с глазу на глаз, и я заставила его поклясться, что он ни слова не скажет Фрэнку. Я рассказывала ему об этом сама, но все поменяла местами. Сказала, что проблема во мне. Я соврала ему один-единственный раз за нашу совместную жизнь. Может быть, я была и неправа.
Сара долго не говорила ничего. Она подошла к кофейнику, чтобы долить себе в чашку.
– Пожалуй, я еще выпью немного, – сказала она и сделала большой глоток. – Нет, Фрэнси, не кори себя. А была бы какая-либо польза от того, что ты не утаила бы от Фрэнка правду? Результат остался тот же, но его мужское самолюбие было бы сильно ущемлено. Ты ведь солгала из любви к нему.
– Спасибо тебе, Сара, – тихо вымолвила Фрэнси.
Сара фыркнула и покачала головой.
– Мужчины, – вымолвила она довольно игривым тоном, – ты же знаешь, как они рассуждают о нас. Нельзя жить с этими бабами… и без них тоже. Но ведь это в полной мере относится и к ним самим.
Когда Джулиан вечером возвратился в гостиницу, Джед Парди сказал ему:
– У нас недавно поселился молодой Галэн. Он хотел повидать вас. Его комната не была еще готова, и я подумал, что не сделаю ничего предосудительного, если пущу его на время в вашу. Вы же знакомы и все такое прочее… Думаю, что и сейчас он еще у вас.
– Все в порядке, Джед, – успокоил его Джулиан.
Открыв дверь в свой номер, он позвал:
– Тим!
Тима в комнате не оказалось. Джулиан снял трубку и позвонил Джеду, который в одном лице был и телефонисткой на гостиничном коммутаторе:
– Позвоните, пожалуйста, Тиму. У меня его уже нет.
Джед набрал номер Тима. Но там никто не ответил. Джулиан спросил:
– Вы уверены, что он не выходил из гостиницы? Он бы обязательно прошел мимо вас?
– Честно сказать, я на минутку выходил по естественной нужде. Может быть, в этот момент он и выскользнул…
– Какая у него комната?
– Номер шесть.
– Хорошо, Джед. Спасибо.
Джулиан отправился к номеру Тима. Постучал, но там молчали. Толкнул дверь. Она оказалась незапертой, а комната пустой. Джулиан пожал плечами и вернулся к себе. Затем сбросил туфли и, устало вздохнув, растянулся на кровати. Через секунду он ощутил, как в нем зародилась неясная пока тревога. Он резко поднялся и сел. Книга – «Artes Perditae». Где она? Последний раз он брал ее, когда приходил Тим, а потом забыл спрятать в чемодан. Джулиан вскочил рывком с кровати и резко вытянул ящик стола. Он вздохнул с облегчением. Книга лежала там, рядом с Библией Гидеона.
Эта книга ни в коем случае не должна попадать в чужие руки. Экземпляр из дома Тима не был таким опасным, потому что самые важные страницы в нем вырваны. Том Джулиана был полным. Он вспомнил, как еще в первый день, когда Лора поднялась к нему в номер и произнесла два слова на первобытном языке, вычитанные в книге, он успел удержать ее от повторения их. Но опять что-то не давало ему покоя. Книга на месте… Почудилось ему или она действительно стала какой-то не такой? Он вернулся к столу и снова выдвинул ящик. Показалось, что пергаментный переплет чуть темнее, чем обычно. Или это игра света, усиленная воспаленным воображением?
Он достал тяжелый том из ящика. Отдельных страниц не хватало. Это был экземпляр Тима. Значит, тот подменил книгу.
Сердце Джулиана забилось от страха. Он схватил телефон и заорал в ухо Джеда: «Соедините меня немедленно с домом Галэнов!»
– Да, сэр, сейчас!
После томительного молчания к телефону подошла Агата.
– Мисс Галэн? Меня зовут Джулиан Траск. Тим с вами?
– Я одна, мистер Траск. Похоронена заживо. Узник в собственном доме. Но вам все это, конечно, известно. Насколько я понимаю, все это ваша затея.
– Вы не знаете, где найти Тима?
– Он сказал, что будет жить в гостинице.
– Но его здесь нет.
– Тогда ничем не могу вам помочь. Спокойной ночи, мистер…
– Минуточку, это вопрос жизни и смерти. Если он объявится, попросите его, пожалуйста, сразу же связаться со мной!
– Зачем? Чтобы вы распаляли худшую часть его натуры?
– Мисс Галэн, я только…
– Что бы вас там ни связывало с Тимоти, мне до этого дела нет.
В ухе Джулиана раздавались гудки отбоя. Он тоже положил трубку. По его спине прокатилась ледяная капля пота.
Он должен найти Тима. Джулиан отнюдь не был уверен, что тот шум, который они слышали с Лорой в первый день встречи в отеле, был легким землетрясением. Он знал то, чего не знала Лора. Слова, которые она произнесла, были древним заклинанием, призванным разбудить безвозвратно ушедшее и повернуть вспять строгое течение законов природы, потрясти основы жизни. Эта книга в руках Тима была как водородная бомба в руках ребенка.
– Неплохо сработано, – отметила Сара Валден, дергая доски. – Гвозди сидят глубоко.
– Да и дерево толстое, прочное, – добавила Фрэнси Китон.
– Уж сюда-то никто посторонний не проберется, – уверенно сказала Сара.
– Как насчет кофе, Сара?
– Полчашечки, дорогая. А то я не смогу уснуть.
Миссис Китон сняла кофейник с плиты и налила немного Саре и полную чашку себе.
– Мне не очень-то понравилось в обед консервированное рагу, – заметила она.
– Мне лично все равно. Я могу есть что угодно, – изрекла Сара. – У меня луженый желудок. А вот Хэнк – он у меня привереда.
Фрэнси улыбнулась:
– Привереда есть в каждой семье. У нас эту роль играю я. Фрэнк никогда не обращает внимания на то, что он ест. Он готов проглотить все, что я ему подсуну. Никогда не жалуется. «Я ем, чтобы жить, а не живу, чтобы есть» – вот его девиз.
– Точно подмечено, – бросила Сара.
Фрэнси отпила кофе и продолжила разговор:
– Я никогда раньше не задумывалась над одной проблемой. Слушай, вот ты замужем за блюстителем закона, я за священником. А тебе, Сара, никогда не хотелось иметь мужа, ну скажем, с более земной профессией? Продавца, страхового агента, что-нибудь в этом роде.
– Да, – согласилась Сара, – бывает так, что мне надоедает его круглосуточная занятость. Хэнка часто поднимают среди ночи или в другое неурочное время. Но ведь и у Марты Дженкинс то же самое.
– Это так, – Фрэнси сделала еще глоток, – но я имела в виду не то, когда могут разбудить. У Фрэнка в этом плане все в порядке. Я говорю о том, что есть профессии, которые требуют полной отдачи. Понимаешь, и Хэнк, и Дженкинс, они оба преданы своей работе. Но они не тратят духовной энергии. Фрэнк такой набожный человек. Он верит в то, что проповедует. Под него очень не просто подстраиваться. Я иногда думаю, что ему была бы нужна совсем другая жена. Я ведь не такая уж верующая…
– Я думаю, что именно поэтому ты для него и подходишь, – сказала Сара. – Именно ты для него связующее звено с землей. Такому человеку, как Фрэнк, иногда необходимо напоминать, что он прежде всего человек. – Она немного помолчала и добавила:
– Он обязан помнить, что он человек, а не ангел на небесах и не святой без плоти. Знаешь, дорогая, в чем-то они разные, но все же многое их делает похожими. У каждого мужчины есть рот, который надо накормить, две руки и две ноги, а главное, эта штуковина посередине. И все они дети, большие дети. И Фрэнк, и Президент США.
– Мне было бы лучше, если были бы дети…
– Ну, это как сказать, – откликнулась Сара. – Я люблю этих двух своих больших мартышек. За них я могу умереть, и вправду чуть не умерла, когда рожала первого. Не знаю, как было бы, если бы мне пришлось начинать все с начала. Повторить все снова? Ну, не знаю. Ты делаешь для них все эти годы так много, выматываешься, а они вырастают и уходят. Господь свидетель, что по-другому быть и не может, но… Они уходят, а ты оказываешься там же, где и начинала, но уже на несколько десятилетий старше. Так кому все это нужно? Док объясняет все закодированной биологической потребностью. Потребность эта стучится в тебе и твоем мужике. Он «вспахивает» и «вспахивает» тебя, как поле, и раз за разом сеет и сеет семена. Глядишь, и ты распухла, как дом, из которого кто-то должен выйти. Все согласно Писанию… Правда?
Фрэнси кивнула.
Сара спросила:
– Кто же в этом виноват, дорогая, ты или он? Или ты не хочешь об этом говорить? Почему Бог не дал вам детей?
– Ты умеешь держать язык за зубами? – спросила Фрэнси.
– Я думаю, что более скрытной женщины, чем я, в городе нет, – заверила Сара.
– Учти, об этом не знает даже Фрэнк. Только я и Док Дженкинс. Мы пытались не раз заиметь детей, сразу после того, как поженились. «Пахали», как ты это называешь, очень прилежно, но ничего не получалось. Тогда мы отправились на обследование к Доку Дженкинсу. Ну, короче говоря, я в полном порядке. Проблема во Фрэнке. Док сказал мне об этом с глазу на глаз, и я заставила его поклясться, что он ни слова не скажет Фрэнку. Я рассказывала ему об этом сама, но все поменяла местами. Сказала, что проблема во мне. Я соврала ему один-единственный раз за нашу совместную жизнь. Может быть, я была и неправа.
Сара долго не говорила ничего. Она подошла к кофейнику, чтобы долить себе в чашку.
– Пожалуй, я еще выпью немного, – сказала она и сделала большой глоток. – Нет, Фрэнси, не кори себя. А была бы какая-либо польза от того, что ты не утаила бы от Фрэнка правду? Результат остался тот же, но его мужское самолюбие было бы сильно ущемлено. Ты ведь солгала из любви к нему.
– Спасибо тебе, Сара, – тихо вымолвила Фрэнси.
Сара фыркнула и покачала головой.
– Мужчины, – вымолвила она довольно игривым тоном, – ты же знаешь, как они рассуждают о нас. Нельзя жить с этими бабами… и без них тоже. Но ведь это в полной мере относится и к ним самим.
Когда Джулиан вечером возвратился в гостиницу, Джед Парди сказал ему:
– У нас недавно поселился молодой Галэн. Он хотел повидать вас. Его комната не была еще готова, и я подумал, что не сделаю ничего предосудительного, если пущу его на время в вашу. Вы же знакомы и все такое прочее… Думаю, что и сейчас он еще у вас.
– Все в порядке, Джед, – успокоил его Джулиан.
Открыв дверь в свой номер, он позвал:
– Тим!
Тима в комнате не оказалось. Джулиан снял трубку и позвонил Джеду, который в одном лице был и телефонисткой на гостиничном коммутаторе:
– Позвоните, пожалуйста, Тиму. У меня его уже нет.
Джед набрал номер Тима. Но там никто не ответил. Джулиан спросил:
– Вы уверены, что он не выходил из гостиницы? Он бы обязательно прошел мимо вас?
– Честно сказать, я на минутку выходил по естественной нужде. Может быть, в этот момент он и выскользнул…
– Какая у него комната?
– Номер шесть.
– Хорошо, Джед. Спасибо.
Джулиан отправился к номеру Тима. Постучал, но там молчали. Толкнул дверь. Она оказалась незапертой, а комната пустой. Джулиан пожал плечами и вернулся к себе. Затем сбросил туфли и, устало вздохнув, растянулся на кровати. Через секунду он ощутил, как в нем зародилась неясная пока тревога. Он резко поднялся и сел. Книга – «Artes Perditae». Где она? Последний раз он брал ее, когда приходил Тим, а потом забыл спрятать в чемодан. Джулиан вскочил рывком с кровати и резко вытянул ящик стола. Он вздохнул с облегчением. Книга лежала там, рядом с Библией Гидеона.
Эта книга ни в коем случае не должна попадать в чужие руки. Экземпляр из дома Тима не был таким опасным, потому что самые важные страницы в нем вырваны. Том Джулиана был полным. Он вспомнил, как еще в первый день, когда Лора поднялась к нему в номер и произнесла два слова на первобытном языке, вычитанные в книге, он успел удержать ее от повторения их. Но опять что-то не давало ему покоя. Книга на месте… Почудилось ему или она действительно стала какой-то не такой? Он вернулся к столу и снова выдвинул ящик. Показалось, что пергаментный переплет чуть темнее, чем обычно. Или это игра света, усиленная воспаленным воображением?
Он достал тяжелый том из ящика. Отдельных страниц не хватало. Это был экземпляр Тима. Значит, тот подменил книгу.
Сердце Джулиана забилось от страха. Он схватил телефон и заорал в ухо Джеда: «Соедините меня немедленно с домом Галэнов!»
– Да, сэр, сейчас!
После томительного молчания к телефону подошла Агата.
– Мисс Галэн? Меня зовут Джулиан Траск. Тим с вами?
– Я одна, мистер Траск. Похоронена заживо. Узник в собственном доме. Но вам все это, конечно, известно. Насколько я понимаю, все это ваша затея.
– Вы не знаете, где найти Тима?
– Он сказал, что будет жить в гостинице.
– Но его здесь нет.
– Тогда ничем не могу вам помочь. Спокойной ночи, мистер…
– Минуточку, это вопрос жизни и смерти. Если он объявится, попросите его, пожалуйста, сразу же связаться со мной!
– Зачем? Чтобы вы распаляли худшую часть его натуры?
– Мисс Галэн, я только…
– Что бы вас там ни связывало с Тимоти, мне до этого дела нет.
В ухе Джулиана раздавались гудки отбоя. Он тоже положил трубку. По его спине прокатилась ледяная капля пота.
Он должен найти Тима. Джулиан отнюдь не был уверен, что тот шум, который они слышали с Лорой в первый день встречи в отеле, был легким землетрясением. Он знал то, чего не знала Лора. Слова, которые она произнесла, были древним заклинанием, призванным разбудить безвозвратно ушедшее и повернуть вспять строгое течение законов природы, потрясти основы жизни. Эта книга в руках Тима была как водородная бомба в руках ребенка.
29
«Мама, скажи, что мне делать». Когда эта мольба вырвалась из сердца Тима, стоявшего на коленях у надгробия на затянутом туманом кладбище, он понял: ему нужен тот экземпляр таинственной книги, что принадлежал Джулиану Траску. Экземпляр, где все страницы были целы. Но его интересовала только одна, на ней единственная фраза, окруженная орнаментом из скелетов. Эта фраза была написана странными знаками, крючками и загогулинками. Они отдаленно напоминали арабское письмо или древнеегипетскую клинопись. Прямо под фразой, в том же оформлении изгибающихся костей, был напечатан не перевод, а, как Тим правильно догадался, транскрипция латинскими буквами. Общий заголовок вверху страницы начертан латынью, и даже такой двоечник, как Тим, был в состоянии понять, что он означает. И когда он спросил у своей матери, давно находящейся в другом мире, что же ему делать, именно этот заголовок вдруг, как знамя, затрепетал перед его глазами.
Тим поднялся на ноги и, пробиваясь сквозь туман, пошел домой. По дороге он размышлял, стоит ли просить Джулиана Траска одолжить ему свой экземпляр. Траск, естественно, станет интересоваться зачем. Тогда придется ему соврать. Но что именно соврать? Постараться объяснить свой интерес природным любопытством? Слишком слабое объяснение. Что еще? Надо что-то правдоподобное. А Тиму ничего не приходило в голову. Но даже если он и придумает подходящее что-то, разве Траск доверит такую ценную книгу практически незнакомому человеку?
Когда он пришел домой, тетя уже не спала, но еще не поднялась с кровати.
– Тебе лучше? – поинтересовался он.
– Все так же.
– Позвать Дока Дженкинса?
– Нет, спасибо. У меня все в порядке. Просто я старая, Тимоти. А от этого лечит только один Доктор.
– Ну как знаешь. – Выходя из комнаты, он сказал:
– Я устал. Слишком рано поднялся. И кто придумал устраивать похороны в такую рань? Пойду прилягу ненадолго. Тебе что-нибудь принести?
– Нет, спасибо, Тимоти.
– Может быть, чашечку чая, журнал?
– Нет. Ты сегодня очень внимателен. Тим пожал плечами:
– Это моя лучшая половина действует.
Он вышел из ее комнаты, но направился не к себе. Вернулся вниз, к старому секретеру. Тетя хранила ключ в своей сумке, а сумка в комнате. Ему не хотелось дальнейших дискуссий по поводу фамильных ценностей. С помощью ножа для разрезания бумаг он открыл замок и добыл книгу и кинжал. Затем отнес их к себе в комнату.
Тим поднялся на ноги и, пробиваясь сквозь туман, пошел домой. По дороге он размышлял, стоит ли просить Джулиана Траска одолжить ему свой экземпляр. Траск, естественно, станет интересоваться зачем. Тогда придется ему соврать. Но что именно соврать? Постараться объяснить свой интерес природным любопытством? Слишком слабое объяснение. Что еще? Надо что-то правдоподобное. А Тиму ничего не приходило в голову. Но даже если он и придумает подходящее что-то, разве Траск доверит такую ценную книгу практически незнакомому человеку?
Когда он пришел домой, тетя уже не спала, но еще не поднялась с кровати.
– Тебе лучше? – поинтересовался он.
– Все так же.
– Позвать Дока Дженкинса?
– Нет, спасибо. У меня все в порядке. Просто я старая, Тимоти. А от этого лечит только один Доктор.
– Ну как знаешь. – Выходя из комнаты, он сказал:
– Я устал. Слишком рано поднялся. И кто придумал устраивать похороны в такую рань? Пойду прилягу ненадолго. Тебе что-нибудь принести?
– Нет, спасибо, Тимоти.
– Может быть, чашечку чая, журнал?
– Нет. Ты сегодня очень внимателен. Тим пожал плечами:
– Это моя лучшая половина действует.
Он вышел из ее комнаты, но направился не к себе. Вернулся вниз, к старому секретеру. Тетя хранила ключ в своей сумке, а сумка в комнате. Ему не хотелось дальнейших дискуссий по поводу фамильных ценностей. С помощью ножа для разрезания бумаг он открыл замок и добыл книгу и кинжал. Затем отнес их к себе в комнату.