Рэй Рассел
Инкуб, или демон вожделения
Галэн – обобщенный образ сразу нескольких городов в Калифорнии и не является портретом какого-либо реально существующего города.
УЖАС
Все мы – порождения некоего универсального аппетита. Мы жаждем пищи, воды, любви, власти, славы и отличаемся друг от друга только соотношениями этих желаний. Одних непреодолимо влечет еда, и это подавляет все остальное, но не исключает совсем. Для других – главное секс, третьи одержимы стремлением властвовать. Предназначение святых – утвердить себя в милосердии, но не растворяя в нем полностью и другие желания. Но разве нет доказательств того, что есть среди нас и исключения. Их ведет по жизни единственное желание и каждый миг существования подчинен достижению этой главной, какой-то заранее закодированной цели…
Хенрик Стефаньски
1
Я родился сегодня ночью. Какой это восторг ощущать себя! Как это великолепно выйти из тьмы и тут же понять цель своего появления на свет.
Как чудесно сознавать, что ты сплав силы, власти, могущества, горячей крови, циркулирующей по венам, обладатель плоти, крепкой как дуб.
Как прекрасно дышать, различать ароматы воздуха и, упиваясь ими, проникать туда, где можно выполнить свое предназначение. Как непередаваемо хорошо воспарить, ощущая полноту безграничного восторга, и осознать осмысленность вспышки, предвестившей твое появление.
Я родился сегодня ночью. Я думаю, что я рождался и раньше, в другом месте или местах, и умирал, и рождался снова. Но все это не имеет для меня значения.
Я знаю лишь, что я родился сегодня ночью и что есть цель, для достижения которой я был рожден.
И я выполню свое предназначение…
Как чудесно сознавать, что ты сплав силы, власти, могущества, горячей крови, циркулирующей по венам, обладатель плоти, крепкой как дуб.
Как прекрасно дышать, различать ароматы воздуха и, упиваясь ими, проникать туда, где можно выполнить свое предназначение. Как непередаваемо хорошо воспарить, ощущая полноту безграничного восторга, и осознать осмысленность вспышки, предвестившей твое появление.
Я родился сегодня ночью. Я думаю, что я рождался и раньше, в другом месте или местах, и умирал, и рождался снова. Но все это не имеет для меня значения.
Я знаю лишь, что я родился сегодня ночью и что есть цель, для достижения которой я был рожден.
И я выполню свое предназначение…
2
Подавляющее большинство наименований больших и маленьких городов в Калифорнии испанских кровей. И, как правило, они неразлучны со святой или святым – Санта или Сан: Санта-Барбара, Сан-Диего. Некоторые сохранили лишь намек на некогда великое прошлое оригиналов-прародителей. Вряд ли многие сегодня знают, как появился знаменитый Лос-Анджелес.
Послушайте, как это звучало на испанском: El Pueblo de Nuestra Senora la Reid de los Angeles de Porciuncula. Поистине гора родила мышь! Из стольких слов и букв всего два – Лос-Анджелес.
Добрый десяток названий неискушенному кажется испанским, а на поверку – в них индейские корни. Сонома, к примеру. Или Азуза. Это всего-навсего сокращенное индейское обозначение конкретного места на земле – «Горы скунса».
Впрочем, не все наименования городов в Калифорнии испанского происхождения. Многие крестила природа: Лонг Бич – Длинный пляж, Саузенд Оукс – Тысяча дубов; многие появились на свет от скрещивания двух языков. В лучах славы Диснейлэнда греется процветающий городок Анахейм. Первая часть названия унаследована от протекающей рядом реки Санта-Ана, а вторая – понятие «дом». Это уже по-немецки.
Кто не знает Тарзана – человека-обезьяну, придуманного Эдгаром Райсом Берроузом? А вот Тарзана – наверняка единственный город в мире, титулованный в честь фантастического киногероя. И придумали это в Калифорнии.
В других случаях не утруждали себя муками творчества и просто заимствовали названия в иных географических широтах: Онтарио, Венеция, Неаполь, Инглвуд, Монмаус. Причем в последнем примере оно перекочевало не из Уэльса, как можно было бы подумать, а из Иллинойса. Его привез с собой какой-то переселенец.
Говорят, что только из-за лености мысли обитателей один из калифорнийских городов, основанный Вилкоксом, долгое время был безымянным. Наконец как-то его жена в вагоне-ресторане поезда познакомилась со словоохотливой дамой. Та без умолку рассказывала о своем поместье – Голливуде – на востоке страны. Такое звучное имя как нельзя лучше подходит городку, заложенному ее мужем, решила сразу миссис Вилкокс.
А сколько экзотики в названиях шахтерских поселений: Ущелье Бешеного Мула, Долина Москитов, Квартира Цыпленка, Дай Им Хорошенько. Жаль, что большинство из них уже исчезло и забыто.
Ну, а как же было не уважить знаменитостей? Скажем, Монровия появился в честь пионера железнодорожного дела Вильяма Ньютона Монро. Бывает наоборот. Все считают, что город носит имя известного человека, а это вовсе не так. «Наш Бэрбанк – это память о выдающемся ботанике Лютере Бэрбанке!» – воскликнут «знатоки», услышав ваш вопрос. Отнюдь! Имя городу оставил скромный зубной врач Дэвид Бэрбанк.
На полпути между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско лежит маленький, тихий городок – Галэн. Наречен он так совсем не в знак почтения к великому греческому целителю – Галэну. У него своя история.
Городок раскинулся на берегу океана. Но если не знать точно, что это Калифорния, ни у кого не возникло бы сомнения, что побережье – атлантическое, а не тихоокеанское.
Дело в том, что Галэн, пожалуй, самый новоанглийский из всех поселений за пределами самой Новой Англии. Есть что-то своеобразное в опорах мола и развешанных рыбацких сетях, да и в самих рыбаках, что навевает мысли о Новой Англии. И красные дома, и даже амбары построены так, будто им предстоит защищать своих обитателей от снежных бурь. Люди не говорят здесь с бостонским акцентом, но зато губы их сжаты в узкую полоску, глаза сужены в прищуре. В случае надобности они могли бы вполне позировать фотографам, рекламирующим товары другого, атлантического, побережья.
Когда густой туман приползает с океана и нависает над городом, пробирая до костей и смазывая четкие очертания Калифорнии, вас еще сильнее охватывает чувство, что все же вы на восточном побережье. Рассказывают, что именно здесь был снят не один фильм из жизни Новой Англии, эдакие сусальные истории… Впрочем, и зрители были под стать им.
По преданию, город заложил в середине XIX века Кальвин Галэн. Именно он принес в Калифорнию новоанглийские обычаи. Одни говорят, что Галэн прибыл из Нью-Гемпшира, другие утверждают – из Мэйна или Массачусетса. За точность никто не ручается.
В Галэне до сих пор живут потомки его основателя. Но почтение к этой фамилии в здешнем обществе не идет ныне ни в какое сравнение с былыми временами. Первой по старшинству – ей уже за семьдесят – надо представить Агату Галэн. Она хозяйка старого фамильного дома на северной окраине города. Это строение раньше выглядело даже величественным, теперь совсем обветшало. Здесь же обитает и Тим – племянник Агаты, отцом которого был ее брат Мэтью. Мать в девичестве звали Кейт Довер. Оба родителя уже покинули сию бренную землю. Так что Агата и Тим – только двое, кто остались от некогда большого семейства Галэнов.
Агата – один из столпов местной церкви, небольшое побеленное строение которой сразу замечаешь, подъезжая к городу с юга. Церковь довольно живописная, подобные можно увидеть на старых полотнах классиков. Есть колокольня и все прочие атрибуты. Службу справляет преподобный Фрэнсис Китон. Он женат, но вот детей Бог не дал.
В Галэне это уголок для протестантов. Немногочисленным католикам и евреям, живущим здесь, к своим духовным пастырям приходится ездить в Мидвэйл – самый близкий от Галэна городок. Как вы уже поняли, белые англосаксонские протестанты – основное население Галэна.
Безмерная гордость горожан – двухлетний колледж. Официальный его титул производит впечатление: Мемориальный колледж Эдмонда Джабеса Галэна. Не в обиду патриотам надо заметить, что название это куда больше самого заведения. Впрочем, так бывает. До наших дней колледж существует в основном на проценты от капитала, пожертвованного прапрадедом Тима – Эдмондом для увековечивания собственной персоны. Кстати, желающих последовать его примеру в городе больше не оказалось. Впрочем, и так бывает.
Как и положено приличному городу, властвует в нем мэрия. Раз в четыре года бушуют страсти на здешних улицах, в здешних домах, когда из всех галэнцев нужно выбрать всего четверых в городской совет. Каждый из них поочередно в течение года несет потом бремя городничего. В истории Галэна зафиксирован и такой факт: пост мэра занимала как-то женщина. Сейчас мэрией управляет Джо Прескотт – вдовец, живущий с сыном Чарли, владелец единственного в городе кинотеатра «Парадиз».
Еще один очаг культуры – газета «Галэн Сигнал». Редактор ее – особа в городе популярная – Лора Кинсайд. Это крупная красивая женщина, примерно тридцати лет, с карими глазами и темно-каштановыми волосами. Как говорится, есть на чем отдохнуть взору. Многие мужчины Галэна, в том числе и почтенные отцы семейств, пытались приударить за ней. Увы, безрезультатно. И хотя по части сплетен жители Галэна большие мастера, Лора никогда не давала поводов для досужего трепа. Она заняла место хозяйки-редактора газеты как бы по наследству, после смерти отца, и ведет дело превосходно. Полагается во многом на шестидесятилетнего Билла Картера, проработавшего целую вечность с ее отцом. Билл заведует типографией, где на допотопном станке печатается «Галэн Сигнал».
В среде городских эскулапов вне конкуренции доктор Сэм Дженкинс. Доверяют ему больше, чем другим, и часто называют просто Доком. Дженкинсу пятьдесят с небольшим. Это высокий, нескладный человек с колючими на вид, темными волосами с проседью, постоянным ироническим выражением на лице. Несколько лет назад, когда скончался 84-летний судмедэксперт Мейнард Эндрюс (нетрудно подсчитать, сколько он прослужил на этом незавидном месте), доктор Дженкинс согласился временно, пока не найдут замену, тянуть лямку за него. Да так и застрял в этой должности. В семье у Дока два любимых создания – жена Марта и дочь Дженни. Мальчишки Галэна сходят с ума от неразделенной страсти к младшей. И можно понять их – Дженни, бесспорно, одна из самых хорошеньких в городе.
Впрочем, надо заметить, прекрасная половина Галэна воистину прекрасна. Взгляните на малышку Мэри Лу, лотошницу из «Парадиза». Сплошное очарование! А как хороша собой ее мать Анита, правда, после аварии бедняжка стала инвалидом. Есть в кого быть привлекательной и племяннице местного священника Прю Китон – ее мать Элен просто красавица. И даже кассирша из «Парадиза» Белинда Феллоуз, а ей явно около пятидесяти, притягивает взоры… отличной фигурой. Но это лишь с точки зрения тех, кому нравятся крупные женщины. Болтают, что сохнет по таким Джо Прескотт. А у кого повернется язык не назвать красоткой Мэлани Сандерс? Словом, в Галэне есть кем полюбоваться. Может, по этой причине в городе и случилось то, о чем пойдет речь ниже.
Естественно, все, что происходит в Галэне, тут же становится известным в штаб-квартире шерифа Хэнка Валдена. Он и его жена Сара старожилы города. Хэнк абсолютно лыс, просто до неправдоподобия. Фигура его напоминает бочонок. И голос Хэнка урчит, как из бочки, да к тому же смахивает на кваканье лягушки.
В отличие от шефа его заместитель Клэм Конклин молод и строен. Голову венчает густая копна волос, говорит приятно, мягко – не то что квакает Хэнк.
Немало галэнских тайн скрывается за стенами небольшой городской больницы. Вообще-то, правильнее называть ее амбулаторией. Но неказистое это здание все именуют только больницей, хотя многие упрямцы в серьезных случаях обращаются за помощью в Мидвэйл.
А вот старомодная с виду гостиница вполне справедливо считается фешенебельной. Всеми делами здесь заправляют супруги Парди – Руфь и Джед. До недавней поры официанткой у них служила симпатичная и озорная Мэлани Сандерс. Ее стать приводила в трепет местных ловеласов, и они сравнивали ее с величавой кирпичной пожарной каланчой. Отпускали, бывало, и другие менее пристойные словечки.
Повод для злословия давала сговорчивость бесхитростной Мэлани. Ее доброе сердце не способно было отказать никому. К счастью или к сожалению, все сплетни теперь позади. Что бы ни говорили о жителях Галэна, но не настолько они бесчеловечны, чтобы перемывать кости своей землячке, погибшей недавно ужасной смертью.
В ту злосчастную ночь Мэлани Сандерс и Тим Галэн несколько экстравагантно проводили время на берегу океана – купались нагишом в его волнах. Они плавали и шумно плескались у мола. Будь в те минуты луна, она со всей очевидностью высветила бы и подчеркнула физическое несоответствие парочки – монументальность Мэлани и хрупкость Тима. Девушка имела явное преимущество перед юношей. В костюме Евы она была просто неотразима.
О том, как все началось и чем кончилось, рассказывал потом Тим. Вечером, перед закрытием бара, он зашел в гостиницу выпить чашечку кофе. Мэлани захотелось окунуться в океане после работы.
– Пойдешь со мной? – спросила она.
Тим замялся и стал объяснять, что не прихватил плавки. Мэлани подзадорила его, обозвав цыпленком, и, рассмеявшись, поинтересовалась: разве не приходилось ему в хорошей компании обходиться без купальных принадлежностей? Смущенный Тим сдался.
Ночь была туманной. Для этого сезона явление вполне обычное. У самой воды туман сгустился, и, чтобы видеть друг друга, купальщики стояли бок о бок. На пляже было необычайно тихо – туман как будто укутал все толстым одеялом и звуки тонули в нем. Чуть-чуть улавливался плеск волн о берег. Слова их не долетали до слуха, возникло ощущение, что все это происходит на незнакомой планете, где не властвуют законы земной природы. Как при замедленной съемке казались движения. Человек в этой пелене чувствовал себя довольно неуютно и зябко.
Но молодые и полные сил Тим и Мэлани навряд ли ощущали какой-либо дискомфорт, резвились, брызгались водой, хохотали. Тим сделал попытку поймать Мэлани и поцеловать. Она притворно возмутилась, выскользнула и, изловчившись, окунула его с головой. А потом быстро поплыла к берегу.
Через несколько секунд голова Тима показалась на поверхности. Он выплюнул соленую воду и стал оглядываться по сторонам. Но увидеть что-либо мешали туман, темнота. Он стал кричать:
– Мэлани! Эй, Мэл!
Разглядеть девушку он так и не смог, но услышал ее:
– Иди сюда, поймай меня!
– Думаешь, слабо? – ответил он и поспешил к берегу. Тем временем нагая и мокрая Мэлани пыталась спрятаться от Тима между сваями, поддерживающими настил мола. Она хорошо видела всплески воды от его гребков и слышала, как он грозил:
– Я обязательно поймаю тебя!
Он вышел из воды совсем близко от нее, но не разглядел девушку. А она, укрывшись за сваей, зашлась в беззвучном хохоте. И впрямь, голый, дрожащий от холода Тим, стоявший на открытом месте, выглядел с ее точки зрения весьма комично. Картину довершала копна мокрых волос, облепивших голову. Он сделал несколько шагов и выпал из ее поля зрения. Она не видела Тима. Но не видела и кого-то другого, кто укрылся в темноте позади. Буквально в следующий миг она почувствовала, что кто-то тут есть, и даже ощутила это физически. Мэлани поняла, что это может быть только «он». Кто-то охватил ее очень сильными руками, сжимая тело и причиняя боль. Она сумела повернуться к нападавшему лицом, попыталась оттолкнуть его. И хотя атакующий стоял вплотную к ней, четко разглядеть его черты ей не удалось.
Откровенно говоря, репутация Мэлани, как особы весьма «сговорчивой», сложилась не на пустом месте. Мужчин у нее было немало. Но то, что предстало перед ее взором в эти секунды, видимо, потрясло ее, это не было похоже ни на что ей известное, и она истошно и громко закричала.
Но крика никто не услышал. Мэлани грубо швырнули на песок, и темная фигура накрыла ее. Можно только догадываться, какой кошмар она пережила. И кто скажет точно, сколько прошло времени, пока Тим не нашел ее, уже одну. Побледневший, он опустился у распростертого тела и, стоя на коленях, повторял:
– Мэл, что?.. Что случилось?
Глаза Мэлани были открыты, но в них отсутствовало какое-либо выражение. Лицо походило на маску мертвеца. Тим попытался приподнять девушку. Он все повторял:
– Пойдем, надо отсюда тебя увести. Что случилось? Нам надо одеться и…
В момент, когда он прикоснулся к ней, лицо Мэлани как бы раскололось от крика. Разверзнутый рот казалось больше уже не закроется никогда. Крик рвался и рвался наружу.
Унять этот жуткий вопль удалось только в больнице, когда доктор Сэм Дженкинс, которого все называли Доком, ввел ей лошадиную дозу успокоительного.
– Это на какое-то время позволит ей отключиться, – сказал Док сестре. – Если она придет в себя и опять начнет кричать, сделайте ей еще один укол, такую же дозу, и звоните мне. Я буду дома.
Они приподняли расслабленное лекарством тело девушки и поудобнее уложили ее в кровати.
В коридоре у дверей палаты Дока ожидали Хэнк Валден и Тим. Он первый задал вопрос доктору:
– Ну как она?
– Мы ввели ей успокоительное, – кратко ответил доктор.
– Она сказала что-нибудь? – спросил шериф.
– Нет, – ответил Док, – но она что-то вспомнила, и это вызвало истерику.
– Интересно, кого она вспомнила, – вслух подумал шериф, когда они втроем выходили из больницы.
– Это не был я, шериф. Поверьте, – поспешил сказать Тим.
Лицо Хэнка Валдена было непроницаемым.
– Тебя пока никто и не обвиняет, сынок. Подожди меня здесь минуту.
Шериф пошел проводить Дока Дженкинса до машины, припаркованной на больничной стоянке.
– Бедная девочка ненамного старше моей Дженни, – заметил Док, обращаясь скорее к самому себе, чем к шерифу.
– Что ты об этом думаешь, Док? – спросил Хэнк.
Дженкинс покачал головой.
– Я не хотел говорить об этом при Тиме Галэне, но это очень напоминает случай с девушкой из колледжа.
– Гвен Моррисей?
– Да, то было самое жестокое изнасилование, о котором я слышал или видел его последствия своими глазами. Сегодня все очень похоже.
Гвен Моррисей училась в Галэнском колледже. Кто-то зверски изнасиловал ее в парке и убил. Это случилось в прошлом месяце, как раз в конце семестра. Не обнаружилось ни одной зацепки, которая вывела бы на след преступника.
Док открыл дверцу своего большого бьюика с откидным верхом. Но в машину сразу не сел. Он стоял, качал головой, стараясь подобрать слова, и наконец произнес:
– Это… патология. Это за гранью…
– Это не открытие, Док, – буркнул Хэнк. – Тут любой дурак определит, что мы имеем дело с ненормальным.
Док хотел как-то отреагировать на эту колкость, но передумал.
– Ты имеешь в виду размеры этой штуковины! – продолжал Хэнк.
Помедлив, доктор ответил:
– У меня не было времени для серьезного обследования. Я осмотрю ее тщательно завтра утром и заеду к вам на работу. – Затем сел в машину и захлопнул дверцу.
– Погоди, Док, – наклонился к окну шериф. – Ты что-то скрываешь от меня. Мне это не нравится. Я должен знать все. Только так можно разгадать эту тайну.
– Завтра, Хэнк.
– Черт возьми, Док. Не забывай, что этот сукин сын разгуливает на воле. Любая мелочь для меня важна.
– Но я же еще ничего наверняка не знаю…
– Ладно, – квакнул Хэнк, – но завтра после осмотра Мэлани немедленно зайди ко мне. А пока придется взять под стражу Тима Галэна. Сейчас он единственный реально подозреваемый.
– Не делай этого, – взмолился доктор. – Это не может быть Тим…
– Почему ты так считаешь, почему не Тим? Ведь именно они вдвоем плавали… Кто же тогда?
– Я не знаю, кто это сделал, но Тим не мог сотворить такую пакость…
Явно раздосадованный шериф Валден проводил взглядом машину Дока, выезжавшую со стоянки…
Тем временем вдоль Калифорнийского побережья проворно бежал черный двухместный порше. В салоне работало радио, звучала меланхолическая симфония Малера. День был ясным, солнечным, но водитель явно пребывал в мрачном расположении духа. Музыка соответствовала его настроению. Машину вел мужчина лет сорока, черноволосый, с пробивающейся сединой на висках. Лицо его было приметным – широкий рот, волевой подбородок, взгляд твердый. Он выехал еще утром из дома, расположенного в студенческом городке на территории небольшого колледжа в Сан-Диего. Машина приближалась к Санта-Монике. Водитель проголодался и свернул с шоссе в город. Оставив автомобиль за пол-квартала от пляжа, заплатил за час парковки и пошел вниз к океану. Место для прогулок явно не самое лучшее, но воздух, согретый солнцем, был упоителен. Словно крепкий золотистый бульон, он придавал сил.
Приезжий прошел мимо старой гостиницы. Со стен ее облупилась штукатурка. Но несмотря на это выглядела она вполне привлекательно. И вообще все вокруг было ярким, чистым и светлым, обласканным солнцем, ветром и морем. Песок и вода составляли окружающий мир. В море колыхались яхты. Вдали синели лавандовые горы. По дороге на велосипедах катались босоногие девчонки и патлатые мальчишки. Сморщенные старики, по всему не любившие выпить в пролетевшие годы, привычно переругивались между собой.
Человек приостановился, чтобы понаблюдать за своеобразной жанровой сценкой. Толстый гомик средних лет в облегающем холщовом комбинезоне и большой соломенной шляпе дирижировал молодой парочке, пляшущей на лужайке. Танцоры выделывали пируэты. На партнерше кое-что было – купальник, состоящий из одних бретелей и завязок, – эта одежонка едва прикрывала наготу. Водитель порше полюбовался девушкой и последовал дальше.
Голуби нахально лезли прямо под ноги. Над волнами носились хищные чайки, время от времени камнем падая вниз. Отчаянно чирикая, дрались две ласточки. За длинными столами из обструганных досок сидели старики и лениво передвигали шашки и шахматные фигуры. Внимание путешественника привлекла стайка загоравших на пляже полуобнаженных девушек. Это наверняка были стюардессы, они болтали по-французски, а на песке лежали махровые полотенца с фирменной надписью «Эйр Канада».
«Жизнь продолжается», – подумал он про себя, вспомнив расхожее высказывание Уоррена Д. Хардинга: «Известный мир…»
Голод напомнил о себе спазмами в желудке. Пора было где-то перекусить. Но где? «Пляжные принадлежности» – оповещала одна вывеска. «Мягкое мороженое» – призывала другая. Зато третья была ближе к цели – «Хот догс». Конечно, подарком судьбы это можно назвать с натяжкой. Но голод не тетка, не до выбора. Пришлось купить порцию и съесть ее по дороге к машине. Подкрепившись, незнакомец продолжил путь. Машина понеслась по шоссе, ведущему на север.
Наверное, пора представить путешественника. «Джулиан Траск, сорока с небольшим лет. Разведен. Траск – угрюмый красавец, полный сил и энергии. Манеры его сдержаны и отрезвляюще действуют на любого собеседника, как сухое мартини, разведенное в правильной пропорции Речь Траска до сих пор не утратила особого резкого акцента, который он вывез из Англии, перебравшись лет двадцать назад в США. Он серьезен, улыбается редко, кажется, что его безжалостные глаза могут проникнуть в любую тайну. Возможно, в глубине этих глаз прячется и такая-то собственная тайна». Так описал Траска в небольшой статье, посвященной заметным персонам в науке, один журнал пару лет назад. Сам Траск считал, что, несмотря на некую выспренность, оценки были не далеки от истины.
В Малибу, у одного из светофоров, пришлось затормозить. На обочине Траск увидел молоденькую блондинку с поднятым вверх большим пальцем. На дорожном языке это означало, что она просит подвезти. У блондинки была дорожная сумка, в глазах пламенела надежда, что на такую, как она, не обратить внимания просто невозможно. Загорелся зеленый, Траск, как бы извиняясь, пожал плечами и миновал девушку. Она не могла, конечно, знать, что при других обстоятельствах он почти наверняка гостеприимно распахнул бы дверцу автомобиля. Но только не сегодня. По дороге ему нужно было обдумать ряд очень серьезных проблем. Траск ехал в Галэн.
Послушайте, как это звучало на испанском: El Pueblo de Nuestra Senora la Reid de los Angeles de Porciuncula. Поистине гора родила мышь! Из стольких слов и букв всего два – Лос-Анджелес.
Добрый десяток названий неискушенному кажется испанским, а на поверку – в них индейские корни. Сонома, к примеру. Или Азуза. Это всего-навсего сокращенное индейское обозначение конкретного места на земле – «Горы скунса».
Впрочем, не все наименования городов в Калифорнии испанского происхождения. Многие крестила природа: Лонг Бич – Длинный пляж, Саузенд Оукс – Тысяча дубов; многие появились на свет от скрещивания двух языков. В лучах славы Диснейлэнда греется процветающий городок Анахейм. Первая часть названия унаследована от протекающей рядом реки Санта-Ана, а вторая – понятие «дом». Это уже по-немецки.
Кто не знает Тарзана – человека-обезьяну, придуманного Эдгаром Райсом Берроузом? А вот Тарзана – наверняка единственный город в мире, титулованный в честь фантастического киногероя. И придумали это в Калифорнии.
В других случаях не утруждали себя муками творчества и просто заимствовали названия в иных географических широтах: Онтарио, Венеция, Неаполь, Инглвуд, Монмаус. Причем в последнем примере оно перекочевало не из Уэльса, как можно было бы подумать, а из Иллинойса. Его привез с собой какой-то переселенец.
Говорят, что только из-за лености мысли обитателей один из калифорнийских городов, основанный Вилкоксом, долгое время был безымянным. Наконец как-то его жена в вагоне-ресторане поезда познакомилась со словоохотливой дамой. Та без умолку рассказывала о своем поместье – Голливуде – на востоке страны. Такое звучное имя как нельзя лучше подходит городку, заложенному ее мужем, решила сразу миссис Вилкокс.
А сколько экзотики в названиях шахтерских поселений: Ущелье Бешеного Мула, Долина Москитов, Квартира Цыпленка, Дай Им Хорошенько. Жаль, что большинство из них уже исчезло и забыто.
Ну, а как же было не уважить знаменитостей? Скажем, Монровия появился в честь пионера железнодорожного дела Вильяма Ньютона Монро. Бывает наоборот. Все считают, что город носит имя известного человека, а это вовсе не так. «Наш Бэрбанк – это память о выдающемся ботанике Лютере Бэрбанке!» – воскликнут «знатоки», услышав ваш вопрос. Отнюдь! Имя городу оставил скромный зубной врач Дэвид Бэрбанк.
На полпути между Лос-Анджелесом и Сан-Франциско лежит маленький, тихий городок – Галэн. Наречен он так совсем не в знак почтения к великому греческому целителю – Галэну. У него своя история.
Городок раскинулся на берегу океана. Но если не знать точно, что это Калифорния, ни у кого не возникло бы сомнения, что побережье – атлантическое, а не тихоокеанское.
Дело в том, что Галэн, пожалуй, самый новоанглийский из всех поселений за пределами самой Новой Англии. Есть что-то своеобразное в опорах мола и развешанных рыбацких сетях, да и в самих рыбаках, что навевает мысли о Новой Англии. И красные дома, и даже амбары построены так, будто им предстоит защищать своих обитателей от снежных бурь. Люди не говорят здесь с бостонским акцентом, но зато губы их сжаты в узкую полоску, глаза сужены в прищуре. В случае надобности они могли бы вполне позировать фотографам, рекламирующим товары другого, атлантического, побережья.
Когда густой туман приползает с океана и нависает над городом, пробирая до костей и смазывая четкие очертания Калифорнии, вас еще сильнее охватывает чувство, что все же вы на восточном побережье. Рассказывают, что именно здесь был снят не один фильм из жизни Новой Англии, эдакие сусальные истории… Впрочем, и зрители были под стать им.
По преданию, город заложил в середине XIX века Кальвин Галэн. Именно он принес в Калифорнию новоанглийские обычаи. Одни говорят, что Галэн прибыл из Нью-Гемпшира, другие утверждают – из Мэйна или Массачусетса. За точность никто не ручается.
В Галэне до сих пор живут потомки его основателя. Но почтение к этой фамилии в здешнем обществе не идет ныне ни в какое сравнение с былыми временами. Первой по старшинству – ей уже за семьдесят – надо представить Агату Галэн. Она хозяйка старого фамильного дома на северной окраине города. Это строение раньше выглядело даже величественным, теперь совсем обветшало. Здесь же обитает и Тим – племянник Агаты, отцом которого был ее брат Мэтью. Мать в девичестве звали Кейт Довер. Оба родителя уже покинули сию бренную землю. Так что Агата и Тим – только двое, кто остались от некогда большого семейства Галэнов.
Агата – один из столпов местной церкви, небольшое побеленное строение которой сразу замечаешь, подъезжая к городу с юга. Церковь довольно живописная, подобные можно увидеть на старых полотнах классиков. Есть колокольня и все прочие атрибуты. Службу справляет преподобный Фрэнсис Китон. Он женат, но вот детей Бог не дал.
В Галэне это уголок для протестантов. Немногочисленным католикам и евреям, живущим здесь, к своим духовным пастырям приходится ездить в Мидвэйл – самый близкий от Галэна городок. Как вы уже поняли, белые англосаксонские протестанты – основное население Галэна.
Безмерная гордость горожан – двухлетний колледж. Официальный его титул производит впечатление: Мемориальный колледж Эдмонда Джабеса Галэна. Не в обиду патриотам надо заметить, что название это куда больше самого заведения. Впрочем, так бывает. До наших дней колледж существует в основном на проценты от капитала, пожертвованного прапрадедом Тима – Эдмондом для увековечивания собственной персоны. Кстати, желающих последовать его примеру в городе больше не оказалось. Впрочем, и так бывает.
Как и положено приличному городу, властвует в нем мэрия. Раз в четыре года бушуют страсти на здешних улицах, в здешних домах, когда из всех галэнцев нужно выбрать всего четверых в городской совет. Каждый из них поочередно в течение года несет потом бремя городничего. В истории Галэна зафиксирован и такой факт: пост мэра занимала как-то женщина. Сейчас мэрией управляет Джо Прескотт – вдовец, живущий с сыном Чарли, владелец единственного в городе кинотеатра «Парадиз».
Еще один очаг культуры – газета «Галэн Сигнал». Редактор ее – особа в городе популярная – Лора Кинсайд. Это крупная красивая женщина, примерно тридцати лет, с карими глазами и темно-каштановыми волосами. Как говорится, есть на чем отдохнуть взору. Многие мужчины Галэна, в том числе и почтенные отцы семейств, пытались приударить за ней. Увы, безрезультатно. И хотя по части сплетен жители Галэна большие мастера, Лора никогда не давала поводов для досужего трепа. Она заняла место хозяйки-редактора газеты как бы по наследству, после смерти отца, и ведет дело превосходно. Полагается во многом на шестидесятилетнего Билла Картера, проработавшего целую вечность с ее отцом. Билл заведует типографией, где на допотопном станке печатается «Галэн Сигнал».
В среде городских эскулапов вне конкуренции доктор Сэм Дженкинс. Доверяют ему больше, чем другим, и часто называют просто Доком. Дженкинсу пятьдесят с небольшим. Это высокий, нескладный человек с колючими на вид, темными волосами с проседью, постоянным ироническим выражением на лице. Несколько лет назад, когда скончался 84-летний судмедэксперт Мейнард Эндрюс (нетрудно подсчитать, сколько он прослужил на этом незавидном месте), доктор Дженкинс согласился временно, пока не найдут замену, тянуть лямку за него. Да так и застрял в этой должности. В семье у Дока два любимых создания – жена Марта и дочь Дженни. Мальчишки Галэна сходят с ума от неразделенной страсти к младшей. И можно понять их – Дженни, бесспорно, одна из самых хорошеньких в городе.
Впрочем, надо заметить, прекрасная половина Галэна воистину прекрасна. Взгляните на малышку Мэри Лу, лотошницу из «Парадиза». Сплошное очарование! А как хороша собой ее мать Анита, правда, после аварии бедняжка стала инвалидом. Есть в кого быть привлекательной и племяннице местного священника Прю Китон – ее мать Элен просто красавица. И даже кассирша из «Парадиза» Белинда Феллоуз, а ей явно около пятидесяти, притягивает взоры… отличной фигурой. Но это лишь с точки зрения тех, кому нравятся крупные женщины. Болтают, что сохнет по таким Джо Прескотт. А у кого повернется язык не назвать красоткой Мэлани Сандерс? Словом, в Галэне есть кем полюбоваться. Может, по этой причине в городе и случилось то, о чем пойдет речь ниже.
Естественно, все, что происходит в Галэне, тут же становится известным в штаб-квартире шерифа Хэнка Валдена. Он и его жена Сара старожилы города. Хэнк абсолютно лыс, просто до неправдоподобия. Фигура его напоминает бочонок. И голос Хэнка урчит, как из бочки, да к тому же смахивает на кваканье лягушки.
В отличие от шефа его заместитель Клэм Конклин молод и строен. Голову венчает густая копна волос, говорит приятно, мягко – не то что квакает Хэнк.
Немало галэнских тайн скрывается за стенами небольшой городской больницы. Вообще-то, правильнее называть ее амбулаторией. Но неказистое это здание все именуют только больницей, хотя многие упрямцы в серьезных случаях обращаются за помощью в Мидвэйл.
А вот старомодная с виду гостиница вполне справедливо считается фешенебельной. Всеми делами здесь заправляют супруги Парди – Руфь и Джед. До недавней поры официанткой у них служила симпатичная и озорная Мэлани Сандерс. Ее стать приводила в трепет местных ловеласов, и они сравнивали ее с величавой кирпичной пожарной каланчой. Отпускали, бывало, и другие менее пристойные словечки.
Повод для злословия давала сговорчивость бесхитростной Мэлани. Ее доброе сердце не способно было отказать никому. К счастью или к сожалению, все сплетни теперь позади. Что бы ни говорили о жителях Галэна, но не настолько они бесчеловечны, чтобы перемывать кости своей землячке, погибшей недавно ужасной смертью.
В ту злосчастную ночь Мэлани Сандерс и Тим Галэн несколько экстравагантно проводили время на берегу океана – купались нагишом в его волнах. Они плавали и шумно плескались у мола. Будь в те минуты луна, она со всей очевидностью высветила бы и подчеркнула физическое несоответствие парочки – монументальность Мэлани и хрупкость Тима. Девушка имела явное преимущество перед юношей. В костюме Евы она была просто неотразима.
О том, как все началось и чем кончилось, рассказывал потом Тим. Вечером, перед закрытием бара, он зашел в гостиницу выпить чашечку кофе. Мэлани захотелось окунуться в океане после работы.
– Пойдешь со мной? – спросила она.
Тим замялся и стал объяснять, что не прихватил плавки. Мэлани подзадорила его, обозвав цыпленком, и, рассмеявшись, поинтересовалась: разве не приходилось ему в хорошей компании обходиться без купальных принадлежностей? Смущенный Тим сдался.
Ночь была туманной. Для этого сезона явление вполне обычное. У самой воды туман сгустился, и, чтобы видеть друг друга, купальщики стояли бок о бок. На пляже было необычайно тихо – туман как будто укутал все толстым одеялом и звуки тонули в нем. Чуть-чуть улавливался плеск волн о берег. Слова их не долетали до слуха, возникло ощущение, что все это происходит на незнакомой планете, где не властвуют законы земной природы. Как при замедленной съемке казались движения. Человек в этой пелене чувствовал себя довольно неуютно и зябко.
Но молодые и полные сил Тим и Мэлани навряд ли ощущали какой-либо дискомфорт, резвились, брызгались водой, хохотали. Тим сделал попытку поймать Мэлани и поцеловать. Она притворно возмутилась, выскользнула и, изловчившись, окунула его с головой. А потом быстро поплыла к берегу.
Через несколько секунд голова Тима показалась на поверхности. Он выплюнул соленую воду и стал оглядываться по сторонам. Но увидеть что-либо мешали туман, темнота. Он стал кричать:
– Мэлани! Эй, Мэл!
Разглядеть девушку он так и не смог, но услышал ее:
– Иди сюда, поймай меня!
– Думаешь, слабо? – ответил он и поспешил к берегу. Тем временем нагая и мокрая Мэлани пыталась спрятаться от Тима между сваями, поддерживающими настил мола. Она хорошо видела всплески воды от его гребков и слышала, как он грозил:
– Я обязательно поймаю тебя!
Он вышел из воды совсем близко от нее, но не разглядел девушку. А она, укрывшись за сваей, зашлась в беззвучном хохоте. И впрямь, голый, дрожащий от холода Тим, стоявший на открытом месте, выглядел с ее точки зрения весьма комично. Картину довершала копна мокрых волос, облепивших голову. Он сделал несколько шагов и выпал из ее поля зрения. Она не видела Тима. Но не видела и кого-то другого, кто укрылся в темноте позади. Буквально в следующий миг она почувствовала, что кто-то тут есть, и даже ощутила это физически. Мэлани поняла, что это может быть только «он». Кто-то охватил ее очень сильными руками, сжимая тело и причиняя боль. Она сумела повернуться к нападавшему лицом, попыталась оттолкнуть его. И хотя атакующий стоял вплотную к ней, четко разглядеть его черты ей не удалось.
Откровенно говоря, репутация Мэлани, как особы весьма «сговорчивой», сложилась не на пустом месте. Мужчин у нее было немало. Но то, что предстало перед ее взором в эти секунды, видимо, потрясло ее, это не было похоже ни на что ей известное, и она истошно и громко закричала.
Но крика никто не услышал. Мэлани грубо швырнули на песок, и темная фигура накрыла ее. Можно только догадываться, какой кошмар она пережила. И кто скажет точно, сколько прошло времени, пока Тим не нашел ее, уже одну. Побледневший, он опустился у распростертого тела и, стоя на коленях, повторял:
– Мэл, что?.. Что случилось?
Глаза Мэлани были открыты, но в них отсутствовало какое-либо выражение. Лицо походило на маску мертвеца. Тим попытался приподнять девушку. Он все повторял:
– Пойдем, надо отсюда тебя увести. Что случилось? Нам надо одеться и…
В момент, когда он прикоснулся к ней, лицо Мэлани как бы раскололось от крика. Разверзнутый рот казалось больше уже не закроется никогда. Крик рвался и рвался наружу.
Унять этот жуткий вопль удалось только в больнице, когда доктор Сэм Дженкинс, которого все называли Доком, ввел ей лошадиную дозу успокоительного.
– Это на какое-то время позволит ей отключиться, – сказал Док сестре. – Если она придет в себя и опять начнет кричать, сделайте ей еще один укол, такую же дозу, и звоните мне. Я буду дома.
Они приподняли расслабленное лекарством тело девушки и поудобнее уложили ее в кровати.
В коридоре у дверей палаты Дока ожидали Хэнк Валден и Тим. Он первый задал вопрос доктору:
– Ну как она?
– Мы ввели ей успокоительное, – кратко ответил доктор.
– Она сказала что-нибудь? – спросил шериф.
– Нет, – ответил Док, – но она что-то вспомнила, и это вызвало истерику.
– Интересно, кого она вспомнила, – вслух подумал шериф, когда они втроем выходили из больницы.
– Это не был я, шериф. Поверьте, – поспешил сказать Тим.
Лицо Хэнка Валдена было непроницаемым.
– Тебя пока никто и не обвиняет, сынок. Подожди меня здесь минуту.
Шериф пошел проводить Дока Дженкинса до машины, припаркованной на больничной стоянке.
– Бедная девочка ненамного старше моей Дженни, – заметил Док, обращаясь скорее к самому себе, чем к шерифу.
– Что ты об этом думаешь, Док? – спросил Хэнк.
Дженкинс покачал головой.
– Я не хотел говорить об этом при Тиме Галэне, но это очень напоминает случай с девушкой из колледжа.
– Гвен Моррисей?
– Да, то было самое жестокое изнасилование, о котором я слышал или видел его последствия своими глазами. Сегодня все очень похоже.
Гвен Моррисей училась в Галэнском колледже. Кто-то зверски изнасиловал ее в парке и убил. Это случилось в прошлом месяце, как раз в конце семестра. Не обнаружилось ни одной зацепки, которая вывела бы на след преступника.
Док открыл дверцу своего большого бьюика с откидным верхом. Но в машину сразу не сел. Он стоял, качал головой, стараясь подобрать слова, и наконец произнес:
– Это… патология. Это за гранью…
– Это не открытие, Док, – буркнул Хэнк. – Тут любой дурак определит, что мы имеем дело с ненормальным.
Док хотел как-то отреагировать на эту колкость, но передумал.
– Ты имеешь в виду размеры этой штуковины! – продолжал Хэнк.
Помедлив, доктор ответил:
– У меня не было времени для серьезного обследования. Я осмотрю ее тщательно завтра утром и заеду к вам на работу. – Затем сел в машину и захлопнул дверцу.
– Погоди, Док, – наклонился к окну шериф. – Ты что-то скрываешь от меня. Мне это не нравится. Я должен знать все. Только так можно разгадать эту тайну.
– Завтра, Хэнк.
– Черт возьми, Док. Не забывай, что этот сукин сын разгуливает на воле. Любая мелочь для меня важна.
– Но я же еще ничего наверняка не знаю…
– Ладно, – квакнул Хэнк, – но завтра после осмотра Мэлани немедленно зайди ко мне. А пока придется взять под стражу Тима Галэна. Сейчас он единственный реально подозреваемый.
– Не делай этого, – взмолился доктор. – Это не может быть Тим…
– Почему ты так считаешь, почему не Тим? Ведь именно они вдвоем плавали… Кто же тогда?
– Я не знаю, кто это сделал, но Тим не мог сотворить такую пакость…
Явно раздосадованный шериф Валден проводил взглядом машину Дока, выезжавшую со стоянки…
Тем временем вдоль Калифорнийского побережья проворно бежал черный двухместный порше. В салоне работало радио, звучала меланхолическая симфония Малера. День был ясным, солнечным, но водитель явно пребывал в мрачном расположении духа. Музыка соответствовала его настроению. Машину вел мужчина лет сорока, черноволосый, с пробивающейся сединой на висках. Лицо его было приметным – широкий рот, волевой подбородок, взгляд твердый. Он выехал еще утром из дома, расположенного в студенческом городке на территории небольшого колледжа в Сан-Диего. Машина приближалась к Санта-Монике. Водитель проголодался и свернул с шоссе в город. Оставив автомобиль за пол-квартала от пляжа, заплатил за час парковки и пошел вниз к океану. Место для прогулок явно не самое лучшее, но воздух, согретый солнцем, был упоителен. Словно крепкий золотистый бульон, он придавал сил.
Приезжий прошел мимо старой гостиницы. Со стен ее облупилась штукатурка. Но несмотря на это выглядела она вполне привлекательно. И вообще все вокруг было ярким, чистым и светлым, обласканным солнцем, ветром и морем. Песок и вода составляли окружающий мир. В море колыхались яхты. Вдали синели лавандовые горы. По дороге на велосипедах катались босоногие девчонки и патлатые мальчишки. Сморщенные старики, по всему не любившие выпить в пролетевшие годы, привычно переругивались между собой.
Человек приостановился, чтобы понаблюдать за своеобразной жанровой сценкой. Толстый гомик средних лет в облегающем холщовом комбинезоне и большой соломенной шляпе дирижировал молодой парочке, пляшущей на лужайке. Танцоры выделывали пируэты. На партнерше кое-что было – купальник, состоящий из одних бретелей и завязок, – эта одежонка едва прикрывала наготу. Водитель порше полюбовался девушкой и последовал дальше.
Голуби нахально лезли прямо под ноги. Над волнами носились хищные чайки, время от времени камнем падая вниз. Отчаянно чирикая, дрались две ласточки. За длинными столами из обструганных досок сидели старики и лениво передвигали шашки и шахматные фигуры. Внимание путешественника привлекла стайка загоравших на пляже полуобнаженных девушек. Это наверняка были стюардессы, они болтали по-французски, а на песке лежали махровые полотенца с фирменной надписью «Эйр Канада».
«Жизнь продолжается», – подумал он про себя, вспомнив расхожее высказывание Уоррена Д. Хардинга: «Известный мир…»
Голод напомнил о себе спазмами в желудке. Пора было где-то перекусить. Но где? «Пляжные принадлежности» – оповещала одна вывеска. «Мягкое мороженое» – призывала другая. Зато третья была ближе к цели – «Хот догс». Конечно, подарком судьбы это можно назвать с натяжкой. Но голод не тетка, не до выбора. Пришлось купить порцию и съесть ее по дороге к машине. Подкрепившись, незнакомец продолжил путь. Машина понеслась по шоссе, ведущему на север.
Наверное, пора представить путешественника. «Джулиан Траск, сорока с небольшим лет. Разведен. Траск – угрюмый красавец, полный сил и энергии. Манеры его сдержаны и отрезвляюще действуют на любого собеседника, как сухое мартини, разведенное в правильной пропорции Речь Траска до сих пор не утратила особого резкого акцента, который он вывез из Англии, перебравшись лет двадцать назад в США. Он серьезен, улыбается редко, кажется, что его безжалостные глаза могут проникнуть в любую тайну. Возможно, в глубине этих глаз прячется и такая-то собственная тайна». Так описал Траска в небольшой статье, посвященной заметным персонам в науке, один журнал пару лет назад. Сам Траск считал, что, несмотря на некую выспренность, оценки были не далеки от истины.
В Малибу, у одного из светофоров, пришлось затормозить. На обочине Траск увидел молоденькую блондинку с поднятым вверх большим пальцем. На дорожном языке это означало, что она просит подвезти. У блондинки была дорожная сумка, в глазах пламенела надежда, что на такую, как она, не обратить внимания просто невозможно. Загорелся зеленый, Траск, как бы извиняясь, пожал плечами и миновал девушку. Она не могла, конечно, знать, что при других обстоятельствах он почти наверняка гостеприимно распахнул бы дверцу автомобиля. Но только не сегодня. По дороге ему нужно было обдумать ряд очень серьезных проблем. Траск ехал в Галэн.
3
… Этой девушке, пожалуй, нет еще и двадцати. Даже сейчас смотреть на нее – сплошное удовольствие. Лицо выглядит пикантно бледным в обрамлении распущенных волос ярко-солнечного цвета. На ней платье из грубой ткани. Оно ей велико и висит как на вешалке, не доходя до босых ступней. Пустой желудок девушки протестует, урчит. Два дня ей не давали ничего кроме жалких порций воды. Она сидит на жестком деревянном стуле. Кругом мрачно, к закопченным каменным стенам прикреплены факелы. Смрада от них больше, чем света. Жирный дым жжет глаза и носоглотку, вызывает приступы кашля. К девушке приставлено трое мужчин. Они привыкли к смраду, их он не раздражает. Они – производное этого полумрака, дым и спертый воздух камеры для них естественная среда обитания.
Один из троицы, раздетый до пояса, выпячивает потную, волосатую грудь. Сбоку его торс вылитая бочка. Он стоит рядом с девушкой и пышет на нее удушливой скотской вонью. Второй сидит за примитивным письменным столом. Он готов записывать – перо наготове перед листом бумаги. По выражению лица можно понять, что все это ему порядком надоело.
Самый добродушный на вид третий. Но именно он внушает ужас девушке. У него седые волосы и глубоко посаженные глаза. Похоже, что когда-то был красив. Облачен в строгое одеяние магистра. Он произносит слова мягким, уверенным, хорошо поставленным голосом.
Один из троицы, раздетый до пояса, выпячивает потную, волосатую грудь. Сбоку его торс вылитая бочка. Он стоит рядом с девушкой и пышет на нее удушливой скотской вонью. Второй сидит за примитивным письменным столом. Он готов записывать – перо наготове перед листом бумаги. По выражению лица можно понять, что все это ему порядком надоело.
Самый добродушный на вид третий. Но именно он внушает ужас девушке. У него седые волосы и глубоко посаженные глаза. Похоже, что когда-то был красив. Облачен в строгое одеяние магистра. Он произносит слова мягким, уверенным, хорошо поставленным голосом.
4
Каждый день Билл Картер, следуя стародавнему порядку, первым приходит в редакцию «Галэн Сигнала». Сегодня утром взор его не был безмятежно ясен, руки слегка дрожали, когда ключом отпирал дверь. Видно, вчера довелось здорово хлебнуть. Он прошел прямо к старинному печатному станку, с которым нянчился полжизни. Станок был действительно допотопный, но фирменный знак «Михле» смотрелся на нем гордо. Да и работал он прилично, вполне удовлетворяя скромные потребности «Сигнала». Сперва Билл, как обычно, достал из тайника под станком бутылку джина. Хороший глоток – и по всему телу потекла благость. Глаза прояснились, руки перестали дрожать. Можно приступать к делу. Билл слыл человеком очень дисциплинированным, работу свою любил и крайне редко пил… за порогом редакции.