Прошел месяц.
   Жизнь в тауне наладилась, и мы даже стали привыкать к сверх-острой корейской пище, постоянной жуткой влажности от бесконечных рисовых полей и веселым вечеринкам на выходных.
   Я по-прежнему встречалась с Джейсоном. Мне казалось, что я влюбилась в него, а он – в меня. Все было очень романтично и красиво, прямо так, как мечталось в детстве…
   Как-то раз я, Джейсон, Света и Кларк поехали в Кунсан. Эти поездки стали обычным делом. Мы пообедали в пиццерии, и пошли прогуляться. Проходя мимо цветочного магазина, Джейсон потянул меня внутрь.
   – Я знаю, ты лилии любишь. Выбери какую-нибудь. Мне бы хотелось, чтобы у тебя было приятное напоминание обо мне, когда я не рядом.
   Я посмотрела на корзину, полную цветов и потянула один. Оказалось, что посередине цветок раздваивался, образуя как бы два бутона.
   – Кать, возьми другой. Плохая примета. Как на похороны, ей Богу, – с тревогой в голосе попросила Света.
   Я заупрямилась:
   – Я не верю в приметы. Чему быть – того не миновать, – и взяла именно этот, двойной.
   – Ну, смотри, я тебя предупредила, – предостерегла меня Светка, с некоторой обидой в голосе.
   Позже я об этом вспомнила. Кто знает, возможно, некоторые приметы не врут?!
   Однажды в пятницу мы как обычно вышли на работу. Весь рабочий персонал пребывал в каком-то странном возбуждении, все что-то бурно обсуждали. Как только мы вошли, нас отвели в складскую комнату.
   Одна из «мам», которая более-менее могла изъясняться по-английски, выглядела очень взволнованной:
   – Сегодня надо быть очень осторожными! Будет проверка эмиграционной службы. Пока все нормально, но как только я скажу, – сразу уходите от клиентов!
   – Почему? – не поняли мы.
   – Потому, что по контракту вы – танцовщицы. Соки – нелегальный бизнес. Вам можно только танцевать. Разговаривать с клиентами – нельзя. Если спросят – никаких соков!
   Мы стояли ошеломленные. Оказывается, мы целый месяц нелегально «пили соки»! Абсурд самой фразы вызывает смех. Ну что, спрашивается, плохого в том, чтобы развлекать людей разговорами, попивая при этом сок? Но, факт – вещь упрямая.
   – После работы из дома – ни шагу! Все поняли? – она смотрела на нас выжидающе.
   – Да, конечно, – мы заверили, что все поняли и после работы будем дома.
   Вечер прошел нормально, никакой «эмигрэшки» так и не было, из чего мы сделали вывод, что тревога была ложная. Эх, если бы я только знала…
   Под конец рабочего дня зашел Джейсон, позвал меня и купил сок. Я присела к нему.
   – Мы сегодня устраиваем вечеринку в отеле «Вестерн». Девчонки из «Парадайса» будут, Кларк, другие пацаны. Придешь? – с надеждой спросил он.
   – Я не знаю, «мама» говорит, что будет проверка эмиграционной службы. Я не знаю, смогу ли. Но я постараюсь, – мне казалось, что раз эмигрэшки в клубе не было, то проверка отменилась. Я не видела особых причин для беспокойства.
   После работы мы направились домой. По дороге я встретила пару девчонок из других клубов. Спросила, слышно ли что о проверке. Все сказали, что такое бывает: предупреждают, что будет проверка, но так никто и не приходит. После этих слов я окончательно успокоилась, подождала дома почти час, чтоб уж наверняка, и пошла на стоянку такси.
   В «Вестерн» я приехала около половины второго ночи. В номере, где проходила вечеринка, уже собралось довольно много народу. Ребята все подобрались веселые: мы играли в карты, пили пиво, рассказывали смешные истории из жизни.
   К четырем часам все разбрелись по своим номерам, и мы с Джейсоном остались наедине. Я решила задержаться еще на пару часов, пока не рассветет, и только потом вернуться домой.
   Мне не хотелось торопить события с моим молодым человеком, и он к этому отнесся с пониманием. Мы просто лежали в обнимку и дремали, когда услышали настойчивый стук в дверь.
   Джейсон подскочил:
   – Кто там?!
   – Откройте! Эмиграционная полиция.
   Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица, рук, сердца и убежала куда-то, далеко-далеко. Все вокруг замерло, как в стоп-кадре. Меня словно мешком по голове ударили. Все тчк. Пропало тчк.
   Джейсон схватил меня за руку и затолкал за дверь в ванной. Я стояла, затаив дыхание. Послышался звук открывающейся двери, следом шаги.
   – Вы в номере один? – послышалось издалека на ломаном английском.
   – Да.
   – Нам нужно осмотреть номер, – добавил незнакомый голос. – Разрешите!?
   – Да, конечно, – ответил Джейсон.
   Я слышала шорох ног по комнате, по коридору… Шаги приближались.
   Начала открываться дверь ванной комнаты, где стояла я.
   Лицо корейца. Прямо передо мной. Не сказав мне ни слова, он развернулся и вышел. Прятаться дальше было бессмысленно. Я вышла из ванной.
   – Покажите документы, – обратился ко мне один из трех корейцев, стоящих в комнате.
   – У меня с собой нет документов. Мой паспорт находится у хозяйки клуба, где я работаю, – промямлила я, стоя на ватных от ужаса ногах.
   Жесткий взгляд, кивок головой в мою сторону:
   – Собирайтесь.
   Пока я собирала вещи, они ходили по номеру и что-то искали: проверили мусорное ведро в ванной, в комнате; собрали простыни с кровати; зачем-то заглянули в унитаз… Я не могла понять, что они хотели там найти, но мне было и не до этого.
   – Куда вы ее ведете? – заволновался Джейсон.
   – Не волнуйтесь. Все будет в порядке. Нам только необходимо проверить ее документы и связаться с менеджером, – вполне, как мне тогда показалось, добродушно ответили ему.
   Я собрала сумку, хотя с собой у меня была самая малость: фотографии, которые отдал мне Джейсон накануне, пачка сигарет, косметика, жевательная резинка и записная книжка. Из номера с собой пришлось прихватить шампунь и кондиционер для волос, так как что-то подсказывало мне, что дома я окажусь еще ох как нескоро.
   На меня надели наручники, и повели вниз. Мой бойфренд так и стоял, как вкопанный, посередине комнаты. Сделать он все равно ничего не мог.
   Меня довели до микроавтобуса с зарешеченными окнами. Внутри сидели еще две девушки. Вид у всех был более чем мрачный.
   – Влипли, блин, – протянула одна. Я ее не знала.
   – Я – Лера. А тебя как? – спросила другая.
   – Катя, – ответила я, хотя, казалось, что сил не было даже на это.
   – Меня – Яна, – присоединилась к разговору еще одна. – Ты из какого клуба?
   – «Стерео», – я отвечала механически, словно на автопилоте. В голове ощущалась полная пустота.
   На время мы замолчали, так как привели еще двоих девчонок. Господи, сколько же их там?!
   Этих я уже знала. Они были у нас в номере, на вечеринке. Догулялись, блин!
   И ведь предупреждали же! Нет, и как можно было такой тупой уродиться???!!! Господи, дай мозгов!
   Мы сидели молча. На всех – наручники.
   – Вы шутите?! Зачем наручники? Мы что, убили кого? – обратилась к полицейскому одна из тех, кого привели последними. Звали ее Ира, ее подругу – Настя.
   – Приедем в офис – снимем, – отрезал кореец и захлопнул дверь.
   Ехали мы часа два. Куда, – понятия не имели. Все молчали. Каждая думала о своем и в то же время об одном и том же: «Что с нами будет?».
   – Депортируют, как пить дать, – словно читая мысли других, грустно произнесла Ирка.
   – За что? – не поняла я.
   – А за все хорошее! Сейчас в Корее Суперкубок по футболу. Страну чистят от нелегалов. Так что особо разбираться не будут, – ответила она.
   Еще лучше! Месяц как приехала, и – на тебе!
   Ну, что ж, за собственную глупость надо платить. Как всегда. Ничего нового.
   Мы подъехали к трехэтажному зданию офисного типа. Нас отвели на второй этаж. Пришла женщина, которая нас обыскала, забрали зажигалки, маникюрные принадлежности и отвела в камеру. Там уже сидела одна филиппинка.
   Итого, нас оказалось шестеро идиоток, догадавшихся уйти из дома после работы в дни проверок.
   Я огляделась: на полу – куча одеял, в одном углу – телевизор на тумбочке, на стене – полка с книгами на корейском, в другом углу – отделенная стенами туалетная комната. В туалете – душ, торчащий из стены в полуметре от пола, таз для мытья, унитаз, кусок мыла, туалетная бумага. Горячей воды не было.
   От основного офиса нас отделяла массивная железная дверь. Еще имелось два окна: одно маленькое, на самом верху, через него были видны лишь барашки облаков; другое – на полстены, оно выходило на соседнюю камеру. Там сидели два азиата. Судя по внешнему виду – китайцы или северные корейцы.
   Мы разместились на полу и стали ждать.
   – Интересно, долго они нас будут так держать!? – не выдержала Лерка. – Два часа уже прошло!
   – Да Бог его знает? Наверное, допрашивать будут. Я об этом знаю не больше, чем ты, – огрызнулась Настя. Нервы уже у всех были на пределе.
   Спустя час дверь со скрежетом отворилась.
   – Здравствуйте, – по-русски, довольно чисто произнес вошедший мужчина. Внешностью похож на корейца, но вполне мог оказаться и из России. – Я – переводчик. Меня позвали объяснить вам, что вы находитесь в офисе эмиграционной службы. Вас не отпустят, пока не выяснят, по каким причинам вы оказались в отелях. Мы сообщим о вашем задержании вашим менеджерам, и они привезут вам необходимые вещи. Так как сегодня суббота и все работники, кроме охраны, отдыхают, вас не будут допрашивать до понедельника. Вопросы есть?
   – Как до понедельника?! Да вы что! А что же дальше?! Сколько нас тут держать будут?! Нам нужно позвонить домой! – вопросы посыпались на него градом. Мы были ошеломлены тем, что нам предстоит провести в «офисе» несколько дней. Хотя это и не было тюрьмой, но камера – она и в Антарктиде камера.
   – Что ж, позвонить домой, конечно, не получится, но звонок по Корее организовать можно, – милостиво разрешил он.
   Переводчик вышел на несколько минут, а когда вернулся, сообщил:
   – По одной вас будут уводить, чтобы позвонить.
   Когда до меня, наконец, дошла очередь, я разрывалась между желанием позвонить Джейсону и необходимостью извещения менеджера. Но для начала решила набрать номер офиса фирмы.
   – Алло, я слушаю, – послышался голос мистера Кима. В фирме «главным боссом» был он, а Ли был всего лишь его помощником.
   – Здравствуйте. Это Катя из «Стерео». Я в эмиграционной полиции, помимо меня еще двое от вашей фирмы. Вы можете приехать?
   – Да, конечно. Когда вас забрали? – в голосе я не слышала особого удивления. Видимо, – не впервой.
   – Сегодня рано утром. Сказали, что до понедельника нас точно продержат, – упавшим голосом добавила я.
   – Хорошо, я в понедельник приеду, – ответил мистер Ким и положил трубку.
   Да-а, разговор с менеджером настроения не улучшил. Так и осталось непонятным, сможет ли он чем-то помочь.
   Я набрала номер Джейсона, молясь, чтобы он оказался дома. Трубку сняли сразу.
   – Алло, – в голосе слышалось беспокойство.
   – Привет, это я. Я в эмиграционной полиции. Пока не знаю, сколько нас тут продержат, но не один день, – быстро проговорила я.
   – С вами нормально обращаются? Я могу чем-то помочь? – спросил он.
   – Я пока ничего не знаю. Обращаются нормально, но до понедельника новостей не будет. Я постараюсь позвонить еще раз.
   – Хорошо. Как только что-то будет известно – сообщи мне. И если хоть что-то понадобится…
   – Да, да, я знаю. Ну, все, меня уже торопят. Пока, – я заметила нетерпеливый жест сидящего рядом охранника, мол, – завязывай, и поспешила закончить разговор.
   – Пока, – попрощался Джейсон, и я повесила трубку.
   Меня отвели обратно в камеру.
   Девчонки вовсю обсуждали свои разговоры с любимыми, менеджерами, подругами. В тауне нас потеряли. Никто не знал, куда мы пропали, хотя все, конечно, догадывались.
   – Я Киму звонила, – сказала я.
   Лера и Яна смотрели на меня выжидательно. Они тоже были от компании Кима (хотя из Хабаровска в Корею их отправляла другая турфирма, не та, от которой приехала я), но пока еще звонить не ходили.
   – Ну, и что говорит? – нетерпеливо потребовали они.
   – Да ничего толкового. В понедельник приедет, – грустно ответила я.
   – Ну что ж, тогда можно обустраиваться. Два дня нам тут точно сидеть! – мрачно подвела итог Лера.
   «Хорошо, если только два», – подумала я, но промолчала.
   А ведь переводчик сказал, что еще и допрашивать будут. Да, похоже, что и впрямь, можно обустраиваться. Хотя, что тут обустраивать, если вещей никаких нет?
   Мы распределили, где кто будет спать, поделили одеяла: получилось по два на каждого, – на одном спать, другим укрываться. Решили принять душ.
   Дверь в туалет и, соответственно, ванную была стеклянная. В сторону двери, снаружи, смотрит камера. Это что же получается, они нас видят? Я отошла вглубь ванной, чтобы проверить, видно ли нас в камеру. Вроде бы нет. А даже если и да, что теперь, – не мыться, что ли? Вода была холодной, поэтому помылись все с крейсерской скоростью.
   Вскоре открылось маленькое окошко в двери, и мы заметили знакомый металлический короб, в котором обычно развозят еду. Обрадовались все чрезвычайно, так как был уже вечер, а мы с прошлого дня так ничего и не ели.
   Через окошко на пол поставили кучу тарелок, дали палочки и ложки. Мы с нетерпением сняли пленку со всех тарелок, и в нос ударил резкий запах. Не могу сказать, что он был приятный, но все же это был запах еды.
   Ложки предназначались для каши, внешне напоминавшей манную (точно я так никогда и не узнала, что это было на самом деле, но явно не она). Также нам принесли разные салатики, жареные яйца и молоко в картонных коробках. «Манку» я попробовала, но съесть так и не смогла. Во-первых, это была все-таки не манка, а во-вторых, даже если бы это была и она – я с детства ее не любила. Яйца съели все, салатики только те, которые были более-менее съедобными. Молоко, к счастью, пили не все, так что тут мне повезло – хоть им напилась до отвала.
   После того, как поели, мы собрали посуду и поставили на пол возле окошка. Вскоре подошел охранник и стал забирать пустые тарелки.
   – Извините, – обратилась к охраннику Яна, – а можно нам покурить?
   Из всех нас не курили только Ира да филиппинка. Уши «пухли» страшно. Мало того, что обычно я выкуривала по пачке в день, так еще и такой стресс пережить! Мне уже казалось, что за сигарету убить все-таки можно. Думаю, остальные считали так же.
   – Можно, – на удивление всем нам ответил охранник.
   Мы кинулись к сумкам и достали сигареты.
   Ах, насколько было бы все проще, если б нам оставили зажигалки! Через решетку парень по очереди поднес нам зажигалку и затем ушел.
   Тот, кто не курит – никогда не поймет, а кто курит, тому и объяснять не надо. Проклятый дым показался нам райским облаком! На мгновение мы забыли обо всем.
   Нехотя затушив бычки, мы стали думать, чем бы заняться. Решили посмотреть телевизор. Отыскали канал на английском и попали на фильм «День сурка».
   – Ничего так комедия. Может на нем и остановимся? – предложила Настя.
   Посмотрев фильм, легли спать. Я ворочалась на неудобной лежанке и пыталась представить, что нас ждет. Скорее всего, нас просто допросят и отпустят. Все-таки ничего криминального мы не совершили: не украли, не убили, и даже не дебоширили. За что же нас депортировать? Мне и в голову не приходило, что мы – нежеланные гости в этой стране и что для них мы, можно сказать, – отбросы общества, нелюди, «быдло».
   – Насть, ты спишь? – услышала я Иркин шепот.
   – По-моему, тут пока никто не спит. В голову всякая гадость лезет: нары, туалет по расписанию и шитье простыней в местной колонии, – пробубнила Яна.
   – Да не, до этого вряд ли дойдет, – с сомнением в голосе возразила Настя.
   – Вряд ли?! Что значит вряд ли?! Какие нары?! Вы с ума все посходили? Да нас на следующей же неделе отправят домой! – громко заявила Ира.
   – Так ты думаешь, что нас все-таки депортируют? – с надеждой на отрицательный ответ пискнула из своего угла я.
   – Ну конечно, это даже без вопросов, – уверенно подтвердила она.
   – А мы с моим Томом жениться собираемся. Даже не знаю, как теперь быть. Наверное, придется в России расписываться, – с тоской протянула Настя.
   – Да мы с Ником тоже, ток теперь я уж и не знаю как, – добавила Ира.
   Обе подруги, как они рассказали, проработали в тауне почти год. Встречались со своими парнями около полугода и собирались жениться.
   Мы в шутку называли между собой таун городом невест, так как очень часто работа девчонок именно этим и заканчивалась, – замужеством.
   Настя с Ирой жили со своими женихами в трехкомнатной квартире. Конечно, их «мама» этого не одобряла, но они умудрялись держать свои отношения в тайне, и бизнес от этого не страдал.
   – Девчонки, а вас где взяли? Вас же вроде в «Вестерне» не было? – обратилась я к Лере с Яной.
   – Мы в другом отеле были, в Кунсане, – за двоих ответила Лера.
   – Тоже со своими пацанами?
   – Не совсем. Мы с корейцами были. Нас «мамашка» продала.
   – А вы че, прям так, взяли и пошли? Вас припугнули чем-то или просто денег решили подзаработать? – не унималась я.
   – И то и другое, – несколько раздраженно буркнула Лерка. – У меня мать дома больная, мне деньги на ее лечение высылать надо. А тут «мамашка» и говорит: «Не пойдете – отправлю в Россию»… Ну и что мне оставалось? – уже без раздражения спросила она, ожидая от нас хоть какой-то поддержки.
   Никто ничего не ответил. Здесь каждый сам выбирает, сколько зарабатывать и как.
   Я знаю, в России плохая репутация у девчонок, которые работают в Корее или Японии, но далеко не все занимаются там проституцией. Я бы даже сказала, что это – большая редкость. И среди моих близких знакомых (именно близких, а не так – шапочных) не было ни одной, кто занимался бы ЭТИМ.
   Во-первых (я смею надеяться именно – во-первых!), все-таки русские девушки не такие распущенные, как, скажем, филиппинки. Если последних чуть не с появлением первых признаков растущей груди пытаются выдать замуж или пристроить к богатому любовнику сами родители, то в России мамы обычно все-таки учат дочерей, что до замужества лучше себя «хранить». Конечно, из всего населения России может от силы один процент себя «хранит», но все-таки мы понимаем, что спать со всеми подряд – это аморально.
   Во-вторых, за нами «мамы» и «папы» клубов присматривали. Рисковать клубом решались только самые жадные из них. Пару раз и нам со Светкой предлагали «подзаработать» вне стен «Стерео», а однажды даже угрожали отправкой домой. Но мы сразу поняли, что они блефуют, и на «подработку» такую не согласились.
   В-третьих, таун – город маленький. Новость о том, что в таком-то клубе «девки снимаются» разлетелась бы со скоростью ракеты, и американцы просто перестали бы туда ходить. А они, как ни крути – приносят основной доход хозяевам клубов. Так что хотите – верьте, хотите – нет, но таких, как Лера и Яна, в Корее – единицы. Я это называю даже не проституцией, а глупостью и жадностью.
   С горем пополам мне удалось уснуть. Ночью я без конца просыпалась и долго не могла понять, где нахожусь.
 
   Наступил новый день, но для нас почти ничего не изменилось. Всё та же камера, всё те же лица.
   Чтобы хоть как-то «убить» время, мы рассказывали друг другу истории своих жизней, вспоминали смешные ситуации на работе, травили анекдоты и пели песни. В общем, развлекали сами себя как могли.
   Хорошо, что у каждой из нас нашлись кое-какие средства гигиены: у меня был с собой шампунь и кондиционер, которые я прихватила из номера отеля, когда собиралась, у Иры – крем, а Насте разрешили взять с собой маленькие «кусачки» для маникюра. Иначе нам бы еще до-о-лго пришлось ходить с шелушащейся от холодной воды кожей, отросшими как попало ногтями и всклокоченными грязными волосами.
   Нам принесли завтрак: яичница, салатики, супчик из морской капусты. Супчик вонял так, что мы все поспешили закрыть его обратно пленкой и убрать подальше.
   После завтрака нам снова разрешили выкурить по сигарете.
   – Ирка, ты ж не куришь? Будь другом, подкури, а потом нам отдай, – попросила я.
   Одной сигаретой никто не накуривался, и моя идея всем понравилась. Позже мы приобщили к нашему обману и филиппинку.
   – Девчонки, ну чем заняться!? А то уже мозги закипают от безделья! – застонала я.
   – Ну, иди вон Библию полистай. Тебе, как преступнице, не мешало бы узнать, в какой из кругов ада ты попадешь. Жаль только, Библия на корейском. Но ничего, времени у нас тут навалом, так что осилишь заодно и корейскую грамоту! – с издевкой предложила Ира.
   Я глянула на нее хмуро, но к полке с книгами все-таки прошла. Авось повезет, и найду что-нибудь на английском. Я долго рылась и перебирала книги, но так ничего и не нашла. Однако я заметила, что во всех книгах первые три-четыре страницы пустые. Недолго думая я выдрала их и понесла к своей «лежанке».
   – Ты чего удумала!? А если они увидят, что ты государственное имущество портишь? – спросила Ирка безразлично, но с легкой иронией.
   – Ну, подумаешь, значит – депортируют быстрее, пока все не перепортила. Я просила у них бумагу и ручку. Вместо ручки дали фломастер, а вместо бумаги – ничего не дали. Так что сами виноваты.
   – Но это ж Библия! КОРЕЙСКАЯ! – округлив глаза и с интонацией алкоголика, на глазах у которого разбили бутылку водки, воскликнула она.
   – О да! Ужас! Гореть мне в корейском аду, синим пламенем! – было в самую пору шутить, вот мы и развлекались черным юмором, как могли.
   Я взяла листочки, аккуратно разорвала их на тридцать шесть частей и принялась разрисовывать. Через час все было готово.
   – Кто в дурака будет? – громко и радостно спросила я.
   Все сбились в кучку, кроме филиппинки.
   – Блин, жалко мне ее, девчонки. Мы-то хоть друг друга понимаем. А ей каково? Сидит себе там одна, в углу… – тихо сказала Настя.
   – Да, действительно, ей, наверное, хуже всего приходится. Но, извините, что мы можем ей предложить? Научить в дурака резаться? Да она ни в жизнь не запомнит. Это, во-первых. Во-вторых, как ты ей объяснишь, что такое «козырь»? Лично в моем словарном запасе таких высокопарных слов на английском нет, – ответила я.
   – Э-эй, тебя как зовут? – обратилась Яна к девушке по-английски.
   – Мария, – удивленно и едва слышно представилась филиппинка. Она так привыкла к своему одиночеству, что кажется, испугалась нашего внезапного интереса.
   – Ты как, в порядке?
   – Да-да, спасибо. У меня все о’кей, – торопливо закивала головой и заулыбалась она.
   – Хочешь в карты поиграть? Ты игры знаешь какие-нибудь?
   – Нет, я не умею. Да все о’кей, вы за меня не волнуйтесь.
   – Ну ладно, о’кей так о’кей, – пожали плечами мы и раздали самодельные карты.
   Сыграли несколько партий в дурака, потом Ира предложила сыграть в тысячу.
   – Да ну, это долго, – протянула Лера.
   – А ты что, торопишься куда? У тебя, может, свидание с кем, или на работу бежать надо? – съязвила Ирка.
   – Ладно. Давай в тысячу, – расстроено буркнула Лерка и уткнула подбородок в колени.
   От вечного сидения на полу седалищный нерв начинал отниматься и мы все время ерзали, пересаживались, садились на корточки, делали разминку.
   Теперь мы поняли, почему все кореянки отличаются такой плоской конструкцией мягкого места, – от постоянного сидения на жестком полу.
   – Слушайте, мне надоело играть. Я пойду, телевизор посмотрю, – сказала вдруг Настя.
   Она включила телевизор и стала искать канал на английском. Через пару минут нашла.
   Шел «День сурка». Опять. Мы все рассмеялись.
   – Да, не велик выбор. Там еще есть канал жрачки. Он хоть и на английском, но так как там просто постоянно что-то готовят – можно посмотреть. Хоть вспомнить, что такое нормальная еда, – предложила Яна.
   Настя переключила на канал еды. Бойкий парнишка готовил что-то божественное. Руки порхали над баночками с приправами, тарелочками с соусами и отменными кусками стейка. Мы уставились на телевизор, как зачарованные.
   – Кто-нибудь, – дайте салфеточку, по-моему, я слюной футболку запачкала, – со взглядом очумевшего от «дихлофоса» таракана промямлила Лерка.
   – Кончились, я все на свою майку истратила. Девки, не издевайтесь, а!? – жалобно попросила я.
   Мы решили, чем так мучиться, уж лучше посмотреть «День сурка» еще раз. Потом пообедали, покурили (теперь уже по полторы сигареты: спасибо Ире и Марии), еще поиграли в карты, поужинали, поболтали перед сном и легли спать. Так прошел еще один день.
   Завтра начинался понедельник – день допросов.

Глава 3

   Где-то внизу живота явственно чувствуется тугой узел напряжения, скопившегося от невыносимого ожидания последних дней. Мы все ужасно переволновались, помня о том, что сегодня нас начнут допрашивать, и еще неизвестно, чем эти допросы для нас закончатся.
   И в то же самое время в глубине души каждая из нас надеялась, что ее либо отпустят работать дальше, либо просто отправят домой. По сравнению с перспективой провести долгие годы в камере, даже принудительная высылка на Родину казалась нам не столь уж страшной. После двух дней, проведенных здесь, нам уже было все равно: куда и как. Лишь бы на свободу!
   Я до сих пор, когда вижу в кино заключенных, сразу же вспоминаю свои размышления того периода: «Ладно еще, когда ты знаешь, что через год или два тебя выпустят, – можно жить и ждать, когда это произойдет. А вот как себя чувствуют те, которые сели на всю жизнь? Зачем они живут?! Чего ждут?! Чуда, что может быть когда-нибудь и их отпустят? Можно ли жить, имея лишь призрачную надежду на свободу?! Мне казалось, что – нет. По крайней мере, я бы – не смогла».