Рассказова Алевтина. Корейская гейша. История Екатерины Бэйли

   Вот такие грустные мысли меня посещали.
   Да-а, вот кому здесь раздолье, – тому, кто любит пофилософствовать о смысле бытия. Похоже, что тюрьма – лучшее место для подобных размышлений. Обычно у нас не хватает на них времени. Здесь же время – единственное, что у нас осталось.
   Но, не буду больше нагружать вас своей философской белибердой, а вернусь к моей истории.
   – Девчонки, смотрите, не проболтайтесь про соки! Если они узнают, что мы еще и соки пили, – начнется разбирательство. «Мамашек»-«папашек» клубных да менеджеров начнут таскать по судам, а нас вообще отсюда не выпустят, – серьезно начала Ира. – А вы, – она обратилась к Лере с Яной, – не вздумайте признаться, что с корейцами за бабки ходили. Скажете, что они – ваши знакомые. Позвали побухать. Все ясно?
   Ира с Настей пробыли в Корее дольше всех нас и, соответственно, знали о местных особенностях куда больше нашего. Вот мы и старались прислушиваться к их советам.
   – Во всем остальном – лучше не врать, а то не дай Бог сами запутаетесь, – весомо добавила Настя.
   – Ладно, уж, – поняли, – понуро закивали девчонки.
   Раздался скрежет замков, дверь отворилась, и вошли двое охранников.
   – Валериа Говрилова, – громко, старательно выговаривая незнакомые слова по бумажке, огласил один из них, – и Ирина Паноева.
   Девочки встали и направились к выходу.
   – Ни пуха! – хором крикнули мы.
   – К черту! – ответили нам дружно, в один голос.
   Их не было около часу. Когда вернулись – на обоих лица не было.
   – Как вы? Как все прошло? Что спрашивали? Вы нормально? – засыпали мы их вопросами.
   – Янка, мы попали. Там корейцы были, с которыми мы ездили. Их тоже допрашивали, – упавшим голосом сообщила подружке Лера. – Отпираться бесполезно. Они уже во всем признались: и сколько «мамашке» заплатили, и сколько нам… Я все рассказала.
   – Ой, б…ть! Ну, попали! – в ужасе прошептала Яна.
   – Яна Сысоева и Анастасия Кобанова! Пошли, – охранник сурово взглянул на наш бурный обмен информацией и требовательно позвал на выход следующую партию «смертничков».
   – Ни пуха, – уже с меньшим энтузиазмом напутствовали мы.
   – Да к черту! – нервно отозвались Яна с Настей.
   Я поняла, что из-за Леры с Яной у нас у всех еще могут возникнуть проблемы. Раз эти двое были с корейцами за деньги, то с чего им верить остальным!? Наверняка они думают, что все мы именно проституцией в Корее и занимаемся.
   Я бросилась к Ире и скомандовала:
   – Рассказывай!
   – Да капец! С чего начать-то…? – вид у нее был растерянный. Было такое ощущение, что она под асфальтовым катком побывала. – Сперва кореец через переводчика спрашивал, с какой целью я была в гостинице и кем мне приходится Ник. Когда я сказала, что мы жениться собираемся, он стал расспрашивать о нашей интимной жизни: сколько раз за ночь мы занимались любовью, сколько раз в неделю, как часто он и я кончали… Когда я спросила, зачем ему это надо знать, он ответил,… не поверишь, – ТАК ОН УЗНАЕТ, ЛЮБИМ МЫ ДРУГ ДРУГА ИЛИ НЕТ! – перейдя в последней фразе на крик, закончила рассказ Ира.
   У меня на глаза навернулись слезы. Я представляю, каково было ей: вот так, запросто, взять и выпотрошить перед каким-то говнюком все самое ценное и дорогое, все личное и глубоко интимное, принадлежащее только им двоим; превратить воспоминания о близости с любимым человеком в банальную похабщину в угоду этим моральным уродам с искаженным восприятием ценностей… Мне стало тошно. Физически тошно.
   Ира отдышалась, уняла дрожь в руках и продолжила уже спокойнее:
   – Спрашивал, как долго мы встречались. Про соки спрашивал несколько раз в разных формулировках: все запутать пытался. Еще спрашивал, сможет ли Ник приехать, чтобы подтвердить мои слова. Я позвонила своему, но он говорит, что у них учения начались и приехать не сможет, – база закрыта. Вот, собственно, и все, – с тяжелым вздохом закончила она.
   – Ты не расстраивайся. Самое худшее уже позади. Жаль, конечно, что Ник не приедет. Но все равно все будет хорошо! Ты как, нормально? – я продолжала произносить «правильные» слова, хотя и понимала, что они ничем не помогут. Ей сейчас очень тяжело, и единственное, что могло бы помочь – это встреча с любимым человеком. Но он не приедет.
   Ира ничего больше не сказала, и притихла, свернувшись в комочек на одеяле.
   От дикого волнения меня начала колотить дрожь. Пальцы рук заледенели, ногти приобрели лиловый оттенок. У меня всегда так бывает, когда сильно волнуюсь.
   На душе было гадко и хотелось выть. Не подумайте, что это метафора, – мне и в самом деле хотелось задрать голову и завыть от тоски и отчаяния, как воют волки в холодную ночь.
   Очередной скрежет замка. Открывается дверь.
   Сердце стукнуло и провалилось.
   Вошли Яна с Настей. Позади них топтались охранники.
   – Екатерина Гладкова и Мария Мугос.
   Я еле как доволокла ноги до двери: слушаться они не хотели.
   «Господи помоги! Господи помоги! Господи помоги! Господи-помоги-господи-помоги-господи-помоги…!» В голове настойчивым молоточком стучала лишь эта фраза-заклинание.
   Нас провели по коридору в комнату, напоминающую офис солидной компании. Меня посадили в один конец помещения, Марию – в другой.
   – Хотите кофе, сигарету? – вежливо поинтересовался переводчик.
   – Да, пожалуйста. И то и другое, – ответила я благодарно.
   Мужчина принес мне кофе в картонном стаканчике и дал сигарету. Я с жадностью прикурила и отпила кофе. Напряжение, кажется, понемногу стало отпускать.
   – Ваше полное имя, дата рождения, – произнес он. Все это время он лишь переводил вопросы, задаваемые полицейским, сидящим за столом напротив меня.
   – Екатерина Алексеевна Гладкова. Шестнадцатое июня тысяча девятьсот восемьдесят первого года.
   – Где вы работаете?
   – Город Кунсан. Америка-таун. Клуб «Стерео», – чеканила я без запинки.
   – Как долго вы там проработали?
   – Один месяц, – вздохнув, ответила я.
   Переводчик посмотрел на меня с нескрываемым удивлением, но промолчал.
   – Кем вам приходится Джейсон Шеппард? – задал он очередной вопрос.
   Теперь уже настала моя очередь удивляться: «откуда он знает его имя?».
   Но потом я вспомнила, что при осмотре номера его также просили предъявить документы и переписали все данные в протокол.
   – Он мой друг.
   – Вы встречались? Он ваш парень?
   – Да, мы встречались.
   – Как долго?
   – Около трех недель.
   – У вас были сексуальные отношения?
   – Нет, не было.
   Я отвечала спокойно, без пауз и лишних эмоций. Благо, после рассказа Ирины я уже была готова к подобным вопросам.
   – А почему не было?
   – Я не хотела торопиться.
   – Но он же вам нравился? Так почему не было? – настаивал он на своем. Похоже, им очень хотелось услышать подробности нашей интимной жизни. А вот фиг вам! Я не собиралась выдумывать того, чего не было, только затем, чтобы потешить их нездоровое любопытство.
   – Меня мама учила, что до свадьбы себя хранить надо. Вот поэтому и не было, – ответила я. Надеюсь, они не заметили иронии в моем голосе.
   – И ваш парень не возражал?! – он даже не пытался скрыть недоверия.
   – Не, он у меня джентльмен.
   – И у вас ни разу не было секса?! – полицейский, как и переводчик, все еще отказывался мне верить.
   – Не было, – упорно стояла я на своем. – Вы ведь простыни из номера именно для этого забрали, – чтобы проверить, был у нас секс или не было. Зачем еще и меня по сто раз об этом спрашиваете?! – не выдержала я.
   – Ну ладно, ладно… Вы утверждаете, что с Джейсоном у вас были серьезные отношения. Как часто вы встречались? Что делали?
   – В парк ходили гулять, обедали в ресторане, просто так по Кунсану гуляли… – принялась перечислять я.
   – А он вам подарки делал? – прервал меня полисмен.
   – Ам-м… цветы дарил, – после секундной паузы выдала я.
   – И это – все? – протянул он разочарованно. – Ни ценных подарков, ни денег он вам не дарил?
   Ах, вон к чему он клонит! Пытается прознать, встречалась я с Джейсоном просто так, аль за дорогие подарки да за деньги. Ну-ну…
   – Нет, ничего ценнее цветов не дарил. Но они краси-и-и-ивые были, ужас! Лилии. Я люблю лилии, – я уже не могла удержаться от сарказма.
   Тут что-то всплыло в моей памяти, мозги зашевелились активнее, еще активнее: лилии, лилии… что-то такое, связанное с ними… Боже, ну да! Ведь я вытянула из корзины лилию с двумя цветками, а Светка сказала, что это – плохая примета! Вот черт! Права была. Яркая вспышка воспоминаний пронеслась в моем сознании, и я «уплыла» в события недельной давности.
   Вот мы гуляем по Кунсану. Я периодически подношу цветок к лицу и вдыхаю немного резковатый, но абсолютно неповторимый, особенный запах лилий. Джейсон держит меня за руку и шепчет какие-то глупости, приятные и понятные лишь нам двоим… В моей голове проносились наши встречи, прогулки, чувства, возникшие так неожиданно и поглотившие меня целиком.
   – Значит, подарков он вам не делал. А на работе он вам выпивку покупал? – был задан очередной вопрос, но я его даже не заметила, «уплыв» туда, где мне было так хорошо.
   – Прошу прощения! – сквозь дымку воспоминаний до меня, наконец, донесся голос переводчика, заметно повысившего тон.
   Я «вынырнула» в реальность:
   – Да, извините. Что вы сказали?
   – Покупал ли ваш друг выпивку вам на работе? – переспросил он.
   – Нет, я вообще редко пью, а на работе – тем более.
   – У вас есть совместные фотографии?
   – Да, но у меня забрали их. При аресте, – напомнила я.
   – Одну минутку, – переводчик извинился и отошел.
   Полисмен остался сидеть на месте, продолжая разглядывать меня с откровенным презрением.
   «Не верит, – подумала я. – Ну и ладно, я здесь не для отпускания грехов».
   Переводчик вернулся минут через пять с бумажным пакетом. Вскрыл его и извлек на свет мои вещи: кошелек, фотографии, блокнот.
   – Эти фотографии? – спросил переводчик и посмотрел на меня.
   – Да, эти.
   Он стал просматривать фотографии: вот мы в Кунсане, в парке, в «Стерео». Я неожиданно вспомнила, что на одной из фотографий мы сидим за столом, и передо мной стоит сок. Вот черт!
   Естественно, он обратил внимание именно на нее.
   – Что это за напиток? – спросил он сухо.
   – Коктейль. Мы ходили в бар до работы, и я выпила коктейль. Праздник был.
   – А что в коктейле, какой это был бар и что за праздник?
   – Коктейль обычный: сок, немного ликера и что-то еще. Название бара не помню. А праздник был – Первое Сентября, – с ходу соврала я, не моргнув и глазом.
   – Это вы до работы сфотографированы или после?
   – До.
   Хм, и к чему это он клонит? – пока не понимала я.
   – А вы всегда так по-вечернему одеваетесь средь бела дня? – с интонацией «ага, попалась!» уточнил переводчик.
   – Нет, только по праздникам. Первое сентября – большой праздник в России, – с улыбкой «меня так просто не проймешь» отрезала я.
   Лицо полисмена, когда переводчик передал ему мой ответ, еще заметнее исказилось злостью и презрением, а глаза – еще больше сузились.
   – Вы можете попросить своего друга приехать, чтобы он подтвердил ваши слова? – спросил он.
   – Я могу позвонить, но не уверенна, что он сможет приехать, – я была почти уверена, что он не приедет. Ведь Ник сказал уже Ире, что у них начались учения и с базы никого не выпускают.
   Но на всякий случай решила уточнить:
   – А где мы вообще находимся? Куда ему ехать-то, если он все-таки сможет?
   – Ченджу.
   – Скажите,… нас депортируют? – волнуясь и слегка запинаясь, я задала и самый главный, давно мучивший всех нас вопрос.
   – Да. Пока что не могу сказать точно, – сможете вы впоследствии вернуться в Корею или нет, но что депортируют – это точно. Так что если ваш друг приедет, пусть привезет ваши вещи.
   Сердце, похоже, ухнуло куда-то вниз, да так там и осталось.
   Негнущимися пальцами я набрала привычный номер.
   – Алло? – немедленно откликнулись в трубке.
   – Привет, это я. Меня сейчас допрашивают и, похоже, нужно чтобы ты приехал. Это важно. Ты сможешь? – скороговоркой выпалила я, втайне надеясь, что он все-таки сможет вырваться и приедет.
   – Да, конечно. Куда нужно ехать? – с готовностью откликнулся Джейсон.
   – Ченджу. Я точно не знаю, где это. Мне тут девочки сказали, что у вас учения. Я думала, что база закрыта, – с волнением уточнила я.
   – Я приеду завтра. Никаких учений сейчас нет. Ты в порядке?
   – Да. То есть, не очень… меня депортируют, – последние слова я буквально выдавила из себя по капле. Почему-то даже произносить их было страшно, больно и физически трудно.
   – Как? Это точно? Но почему?! – он уже почти кричал в трубку.
   – Они ничего не объяснили. У меня к тебе просьба: зайди к Свете и забери все мои вещи, – добавила я.
   – Хорошо, я съезжу к ней сегодня, – грустно пообещал Джейсон. – Мне очень жаль, что так вышло. Я обещаю, все будет хорошо! – добавил он, пытаясь хоть как-то подбодрить меня.
   – Да, конечно. И спасибо, что согласился приехать. Для меня это очень важно, поверь, – голос начал предательски дрожать, глаза защипало от подступающих слез. – До завтра, – выдохнула я.
   – До завтра, – эхом отозвался он.
   Смысл происходящего, наконец, начал доходить до меня со всей своей очевидностью: завтра будет наша последняя с Джейсоном встреча. Моя сказка на этом закончилась. Я уеду от него навсегда!
   Слезы полились по щекам, и я не могла больше держать эмоции под контролем.
   От нахлынувшей боли я согнулась пополам и зарыдала. Меня охватило отчаяние: впервые за много лет я наконец-то была счастлива, но все это вот-вот закончится. Господи, ну почему все должно было прекратиться, едва начавшись!? За что, Господи-и-и!!!???
   Я почувствовала на плече чью-то руку.
   – Не плачьте. Вполне возможно, что все еще образуется, – сочувственно произнес переводчик.
   – Он приедет. Завтра, – собрав волю в кулак и стараясь больше не плакать, слегка запинаясь, проговорила я. – Но ничего уже не образуется. Ни-че-го… У вас еще есть вопросы ко мне?
   – Нет, можете идти, – разрешил кореец и подозвал взглядом охранника.
   Меня привели обратно в камеру.
   Когда дверь открыли, девчонки бросились ко мне с расспросами:
   – Что с тобой? Ты чего плачешь? Твой приедет?
   Я не могла заставить себя отвечать. Мне хотелось одного: поскорее забиться в угол и уснуть. Однако я понимала, что так просто они от меня не отстанут. Придется ответить.
   – Завтра приедет. Нас точно депортируют, но они не сказали, сможем мы вернуться сюда или нет, – кое-как промямлила я.
   – А как же он приедет, если у них учения? – искренне удивилась Ира.
   – Нет никаких учений, – отрезала я. Было ясно, что их парни либо бояться ехать в корейскую полицию, либо просто не хотят.
   Мне было немного жаль их разочаровывать, но я сказала правду. В данный момент по-настоящему мне было жалко только себя, и плевать я хотела на остальных.
   С одной стороны, меня радовало, что Джейсон все-таки приедет, и завтра я его увижу. Ура! Он не струсил и он – не подонок! Два раза – ура!
   С другой стороны, я понимала, что это – наша последняя встреча. Да, нам было очень хорошо вместе, все шло к красивому хэппи-энду, но… до ареста мы даже близко не подошли к тому, чтобы заговорить о нашем совместном будущем. Мы думали, что у нас еще будет для этого время. Теперь же у нас нет ни времени, ни будущего.
   Для меня наши отношения были первым сильным и значимым чувством. И хотя до Джейсона у меня уже были мужчины, но ни к кому из них я не испытывала настолько сильных эмоций. Мне нравилось в нем все: внешность, смех, чувство юмора, манера ухаживать, внимание к моим желаниям… Думаю, что впервые в жизни я встретила настоящую любовь.
   В тот день, когда я поняла, что ее у меня забрали, мне стало так холодно и одиноко, как никогда. Лучше бы я и не встречала ее вовсе. Тогда бы мне не было так больно.
   Вокруг была какая-то суета, всхлипывания, но я никак не реагировала на происходящее. Сквозь полудрему я слышала, как кто-то из девчонок просит сотовый, куда-то звонит,… потом принесли обед, унесли тарелки… А я все лежала и думала о том, как жить мне дальше и чем я буду заниматься по приезду домой.
   К вечеру я более-менее отошла. Мне по-прежнему было плохо на душе, но все же предвкушение встречи с Джейсоном взяло верх, и я нашла в себе силы рассказать девочкам о моем допросе поподробнее.
   Ира и Настя были сильно расстроены поведением своих парней. Я даже не пыталась представить себя на их месте: не смогла бы.
   Мы вяло перекидывались фразами, – силы из нас словно высосали.
   К вечеру решили посмотреть телевизор. По привычке отыскали канал на английском. Зазвучали знакомые слова, замелькали знакомые кадры…
   – Да они что, издеваются!? – услышала я голос Леры. Нам снова показывали «День сурка».
   Мы переглянулись и расхохотались:
   – Ну, точно – день сурка! Каждый день одна и та же еда, стены и даже фильм! – чуть не катаясь по полу в приступе смеха, грозящего перейти в истерический, выдавила я.
   Если кто не помнит: главный герой фильма переживал один и тот же день снова и снова. Не менялось ничего, только он сам.
   Со временем мы успокоились и переключились на канал «Еда» (кое-кто даже начал записывать рецепты). Потом от нечего делать решили сделать зарядку, приняли по очереди душ и отправились спать.
   Я долго не могла уснуть, ворочаясь от переизбытка мыслей и эмоций.
   Я представляла себе нашу с Джейсоном встречу. Что он скажет? Как себя поведет? Что скажу я?… Хотя, а что тут скажешь?! Все кончено, это и так ясно.
   Впоследствии оказалось, что все не столь однозначно.
   Я проснулась рано, приняла душ и стала ждать.
   Время не просто остановилось: такое ощущение было, что стрелки шагают в обратную сторону. Прошло не более часа (в моем собственном измерении – как минимум сутки), когда дверь в камеру открылась.
   – Екатерина Гладкова. Пройдемте, – скомандовал охранник.
   Я подскочила и поторопилась на выход. Сердце билось со скоростью шагов бегуна на стометровке. Может это сон?
   Меня провели в знакомый офис. Джейсон стоял передо мной. Я бросилась ему на шею и прошептала:
   – Ущипни меня! Ты, правда, здесь? – на глаза накатывались предательские слезы.
   – Здесь я, здесь, – с улыбкой ответил он.
   – Спасибо, что приехал, я так рада! – с благодарностью сказала я и добавила, спохватившись. – Ни слова про соки!
   Джейсон взглянул на меня и кивнул в знак понимания.
   – Садитесь, – скомандовал переводчик по-английски.
   – Ваше имя, дата рождения, где работаете? – спросил он.
   – Джейсон Бредли Шеппард, тысяча девятьсот семьдесят девятого года рождения, двадцать первого сентября. Работаю на военной американской базе в Кунсане, – ответил Джейсон.
   – Вы были в гостинице «Вестерн» с Гладковой Екатериной?
   – Да, я.
   – Кем она вам приходится?
   – Она моя невеста.
   – Вы имеете в виду – подруга? – уточнил переводчик.
   – Нет, именно невеста. Мы собираемся пожениться, – добавил Джейсон.
   Я посмотрела на него с непониманием. Что он такое говорит?! Он перехватил мой взгляд и прошептал на ухо: «Мы ведь поженимся? Ты не против?»
   Во рту у меня пересохло. Может, все-таки мне это снится? Во всяком случае, ощущения были именно такие. Нереальность происходящего меня пугала и я все щипала себя украдкой за ладошку.
   – Да, конечно, – заплетающимся языком произнесла я. Соображала я также плохо, как и говорила.
   Переводчик тем временем задавал вопросы о наших взаимоотношениях: как часто встречались, где, когда, про секс. Слава Богу, Джейсон ответил на все вопросы так же, как и я. Под конец ему дали подписать какую-то бумагу. Я с интересом посмотрела, что это.
   Выглядела бумага примерно как бланк заявления в милицию о краже: имя, фамилия, дата рождения, текст. Единственное, что зацепило мое внимание, была графа «является ли Екатерина Гладкова проституткой?» и варианты ответа – «да» или «нет». Джейсон поставил галочку напротив «нет» и расписался.
   – А что теперь? Мы можем ехать? – спросил Джейсон. Он, видимо, решил, что, получив ответ, что я не проститутка, они извинятся передо мной, и мы сможем уехать. Ага, размечтался!
   – Нет. Невесту вашу отправят в Россию, но позже. Пока она побудет у нас, до решения всех вопросов с менеджером о ее нарушениях, – с довольной ухмылкой произнес кореец.
   – Какие такие нарушения?! Я же приехал, все объяснил! Неужели тот факт, что мы хотим пожениться, ничего не меняет? – с непониманием вопрошал мой неожиданный жених.
   – Она нарушила правила нахождения в Корее и контракт, в котором говорится, что она может ночевать только в отведенном хозяйкой клуба помещении. Это – во-первых. Во-вторых, она не имеет права на общение с клиентами вне стен клуба, – отчеканил он как по заученному.
   – Так что, по-вашему, она должна сидеть в четырех стенах и вообще никуда не выходить? – возмутился Джейсон.
   – По контракту она танцовщица. Это ее работа. И она здесь по рабочей визе. Это значит, что в Корее она имеет право только на работу, а не на развлечения и любовные романы. Хотите – женитесь в России, – с улыбкой гиены отрезал он. – У вас есть пять минут. Потом вы должны покинуть наш офис. Спасибо за сотрудничество.
   На несколько минут, показавшихся секундами, нас оставили наедине.
   – Катя, мне очень жаль, что так вышло. Это я виноват…, – начал Джейсон.
   – Да нет, я сама виновата, предупреждали ведь. Послушай, я понимаю, что такая ситуация… Спасибо, конечно, что попытался меня выгородить, но про женитьбу не обязательно было говорить, – прервала его я, хотя и надеялась в душе, что эти слова не были сказаны лишь для того, чтобы защитить меня.
   – Вообще-то я серьезно. Я узнал, мне нужно сделать паспорт и приехать в Россию. Я клянусь, что месяца через два мы уже увидимся, – со счастливой улыбкой пообещал он.
   – Правда?! Я так рада! Я буду ждать! – я обняла его за шею и зажмурилась от счастья.
   – Вот тут я вещи привез. Света все собрала, даже деньги от «мамы» передала за соки, – произнес Джейсон, указав на большую сумку.
   – Спасибо огромное, а то мне даже переодеться не во что было.
   К нам направлялся охранник. Мы поняли, что время истекло.
   – Скоро увидимся, не скучай. Я взял у Светы твой телефон в Хабаровске. Она, кстати, звонила твоей маме и передала, что с тобой все в порядке. Я позвоню, как только ты приедешь домой. Ты только сообщи мне, когда будешь дома.
   – Хорошо. Ну, до встречи. Пока, – сказала я на прощанье, и охранник указал Джейсону на выход.
   Я смотрела ему вслед. Мне очень хотелось, чтобы он обернулся, и чтобы я смогла увидеть в его взгляде немое «обещаю, все будет хорошо», но он так и не обернулся. Я отбросила в сторону странное чувство тревоги и зашагала, подхватив сумку, за охранником. Мне разрешили взять что-нибудь из вещей с собой в камеру.
   Я, счастливая и окрыленная, перебирала собственные вещи. Боже, никогда еще я не была ТАК рада собственному барахлу. Переодеться в чистые вещи казалось мне верхом блаженства.
   Выбрав несколько футболок, трико, свитер и несколько комплектов белья я пошла обратно в камеру. За мной закрыли дверь.
   – Ну, как? Как все прошло? – с нетерпением в голосе спрашивали девочки.
   – Мне предложение сделали! Руки и сердца! Ну, ни романтично ли, прямо в тюрьме!? – со счастливым смехом ответила я.
   – Да ты что?! Серьезно? А вы что, собирались? – на меня смотрели пятеро вытянувшихся от удивления лиц, отказываясь верить своим ушам.
   – Нет, не собирались. Сказал, что в Россию приедет через пару месяцев, – меня прямо распирало от счастья, которым хотелось поделиться буквально со всеми.
   Я в подробностях расписала нашу встречу. Девчонки сели возле меня в кружок и кто с радостью, кто с тоской слушали.
   День пролетел более-менее незаметно. Я, правда, снова долго не могла уснуть, но на сей раз уже от приятного возбуждения после такого неожиданного поворота событий. В голове был полный сумбур: лицо мамы, когда я сообщу ей такую новость, свадьба, совместная жизнь с любимым человеком…
   Наконец, я заснула со счастливой улыбкой на устах.
 
   На следующий день ближе к обеду меня снова позвали на выход.
   «Что на сей раз? – с тревогой думала я. – Неужели опять допрос?!»
   Я прошла вслед за охранником по уже знакомому коридору. Все в том же офисе меня ждали «мама» из «Стерео» и ее сын – ди-джей.
   В первую секунду я испугалась, что они начнут ругать меня, поучать, высказывать свое мнение о моем маленьком запасе серого вещества, и даже приготовилась защищаться. Но как оказалось, они пришли совсем не за этим.
   – Катя, – обняв меня за плечи, произнесла старая кореянка, – ну как же ты так?!
   Похоже, я зря испугалась, – никто здесь не собирался обвинять меня в чем бы то ни было.
   – Простите, я так перед вами виновата. Я знаю, вы предупреждали. Глупая я, простите! – не переставая, извинялась я.
   Я действительно чувствовала себя очень виноватой перед этими людьми: из-за меня у них наверняка возникла куча проблем.
   – Да ничего страшного. Ты про соки ничего не говорила? – с волнением спросила «мама».
   – Нет, ничего не сказала, – успокоила я их.
   – Ладно. Про зарплату не волнуйся, тебе менеджер все заплатит. Джейсон деньги передал?
   – Да, вчера приезжал, все передал. Большое спасибо.
   – Мама штраф заплатила, две тысячи долларов, – вклинился в разговор ее сын.
   Ого, ничего себе! И после этого она меня еще и утешает?!
   – Мне очень жаль, – выдавила я. А что еще можно сказать на это?