Страница:
Деревья были все же довольно сырыми, и лишь загорался небольшой огонь, люди успевали его тушить. Стрелы же продолжали падать, и Вулворд с ужасом осознал, что они запросто могут навести вражеские трубы на цель.
Минуту спустя раздался первый отдаленный грохот. Он был достаточно громким, чтобы понять, что враг перенес орудия довольно близко к ним. Затем последовало не меньше одиннадцати залпов.
Поначалу враги не могли как следует прицелиться, и первый залп в основном обрушился в лес недалеко от аргонатских позиций. Несколько шаров промчались прямо над головами солдат, со свистом рассекая воздух. А один угодил в фургон, развернув его и убив волов.
Это событие подвело Вулворда к самой грани паники. Потеря волов могла стать смертельным ударом, поскольку вынести раненых на себе они не смогут. На самом деле это означало, что их придется убить, потому что никто не согласится бросить товарищей на растерзание крэхинцам.
Значит, надо двигаться еще быстрее, чем они предполагали. Запели рожки, зазвучали приказы, и под залпами врага, которые раздавались почти каждые двадцать минут, легионы стали покидать свои подготовленные позиции.
Сильный отряд был выслан вперед для прокладывания дороги. Вскоре они прорвали крэхинское заграждение и разметали его в разные стороны. Лес наводнили лучники, выбивая оттуда вражеских снайперов.
Покатил воловий караван. Впереди шла кавалерия, выискивая в смоляно-черном лесу лучшую дорогу для фургонов.
Но теперь вражеские орудия нащупали колонну и залп за залпом стали посылать ядра в вершины холмов и пространство между ними. Отступление ускорилось и стало несколько судорожным. Даже выучка легионеров Империи в таких условиях начинала подводить.
Как только отступающие вошли в лес, сражение перешло в новую фазу, так как невидимые из-за деревьев группы крэхинцев просачивались в ряды легионеров и нападали исподтишка.
В этих условиях очень трудно было поддерживать связь. И приходилось еще защищать длиннющий караван фургонов, а это требовало рассредоточения сил вдоль ухабистой дороги. Драконам приходилось вырубать лес, для того чтобы колонна могла пройти, а это делало гигантов уязвимыми для стрел снайперов. Впереди колонны шла непрерывная битва – необходимо было отгонять крэхинцев от драконов и инженеров, прокладывающих дорогу для фургонов.
Все это замедляло продвижение армии к спасительной дороге, что лежала в восьми милях к западу. Вулворду оставалось только без особой надежды молиться, что врага несколько задержит переноска ужасного оружия на новое место.
Положение было критическим, но настоящая катастрофа случилась, когда огромный каменный шар попал в сосну прямо над головой командора Вулворда и обрушил обломок ствола на него и командора Флэйдса. Оба упали в грязный поток, над которым инженеры наводили грубую конструкцию из стволов, срубленных драконьими мечами.
Легионы содрогнулись; каждый знал, что ему делать, и не прекратил своей работы, но произошла роковая потеря времени, прежде чем майор Херта и капитан Денк подъехали, чтобы принять командование. Граф Фелк-Хабрен оставался все, это время в напряжении и теперь вызвал добровольцев развернуться и напасть в темноте на орудия врага. Это кошмарное отступление, вернее бегство от врага, которого они превосходили на поле боя, было для графа совсем несовместимо с правилами ведения войны.
Командир эскадрона Уилиджер поддержал идею встречной атаки и сразу собрал всех оставшихся в живых легионеров и драконов Сто девятого. Они объединились с уцелевшими чардханцами, несколькими баканскими солдатами и дюжиной кенорских лучников и затем двинулись назад по только что прорубленной просеке. К ним присоединилась Серая Леди, решив сделать попытку разрушить оружие врага.
Остаток ночи легионы продолжали отступать под непрекращающимися мелкими нападениями крэхинцев. Майор Херта и капитан Денк безжалостно загоняли себя и наконец-то дождались хоть какой-то хорошей новости – разведчики донесли, что путь до западной дороги на всем своем протяжении проходим.
Они с радостью восприняли известие о том, что западная дорога все-таки существует и, похоже, находится в хорошем состоянии. Как только они доберутся до нее, они сумеют наверстать упущенное время. И скоро окажутся вне досягаемости неуклюжих орудий врага.
К несчастью, их продвижение замедлилось из-за длинной глубокой расселины. Переправлять через нее фургоны в темноте было ужасно трудной задачей, а когда фургоны эти тряслись поукамням, из них доносились жалобные крики раненых.
Заря застала их растянувшимися на несколько миль на этой трудной территории и окруженными множеством небольших групп крэхинцев. Сражения хаотически вспыхивали во многих местах.
В хвосте колонны к крэхинцам присоединились тролли и отряды бесов, которые стали преодолевать сопротивление отступающих.
Черти были обкурены испарениями черного питья и, одурманенные, радостно шли на смерть, мечтая лишь вонзить свои мечи в аргонатскую плоть. Схватки приобретали опасный характер, а несколько троллей пробились к повозкам, зарубили волов и ранили всех, кто подвернулся им под руку.
Но неожиданное прекращение бомбардировок все же давало убегающей колонне шанс спастись. К полудню передняя половина каравана фургонов была уже в безопасности на западной дороге и быстро уходила. Уцелевшие боеспособные силы собрались вместе. Драконы устроили несколько небольших засад и быстро научили преследователей осторожности. Однако потом врагам удалось захватить пленных, и аргонатцам ничего не оставалось, как заняться освобождением товарищей. Наконец остатки армии вышли на западную дорогу и двинулись по ней на предельной скорости.
Глава 49
Глава 50
Минуту спустя раздался первый отдаленный грохот. Он был достаточно громким, чтобы понять, что враг перенес орудия довольно близко к ним. Затем последовало не меньше одиннадцати залпов.
Поначалу враги не могли как следует прицелиться, и первый залп в основном обрушился в лес недалеко от аргонатских позиций. Несколько шаров промчались прямо над головами солдат, со свистом рассекая воздух. А один угодил в фургон, развернув его и убив волов.
Это событие подвело Вулворда к самой грани паники. Потеря волов могла стать смертельным ударом, поскольку вынести раненых на себе они не смогут. На самом деле это означало, что их придется убить, потому что никто не согласится бросить товарищей на растерзание крэхинцам.
Значит, надо двигаться еще быстрее, чем они предполагали. Запели рожки, зазвучали приказы, и под залпами врага, которые раздавались почти каждые двадцать минут, легионы стали покидать свои подготовленные позиции.
Сильный отряд был выслан вперед для прокладывания дороги. Вскоре они прорвали крэхинское заграждение и разметали его в разные стороны. Лес наводнили лучники, выбивая оттуда вражеских снайперов.
Покатил воловий караван. Впереди шла кавалерия, выискивая в смоляно-черном лесу лучшую дорогу для фургонов.
Но теперь вражеские орудия нащупали колонну и залп за залпом стали посылать ядра в вершины холмов и пространство между ними. Отступление ускорилось и стало несколько судорожным. Даже выучка легионеров Империи в таких условиях начинала подводить.
Как только отступающие вошли в лес, сражение перешло в новую фазу, так как невидимые из-за деревьев группы крэхинцев просачивались в ряды легионеров и нападали исподтишка.
В этих условиях очень трудно было поддерживать связь. И приходилось еще защищать длиннющий караван фургонов, а это требовало рассредоточения сил вдоль ухабистой дороги. Драконам приходилось вырубать лес, для того чтобы колонна могла пройти, а это делало гигантов уязвимыми для стрел снайперов. Впереди колонны шла непрерывная битва – необходимо было отгонять крэхинцев от драконов и инженеров, прокладывающих дорогу для фургонов.
Все это замедляло продвижение армии к спасительной дороге, что лежала в восьми милях к западу. Вулворду оставалось только без особой надежды молиться, что врага несколько задержит переноска ужасного оружия на новое место.
Положение было критическим, но настоящая катастрофа случилась, когда огромный каменный шар попал в сосну прямо над головой командора Вулворда и обрушил обломок ствола на него и командора Флэйдса. Оба упали в грязный поток, над которым инженеры наводили грубую конструкцию из стволов, срубленных драконьими мечами.
Легионы содрогнулись; каждый знал, что ему делать, и не прекратил своей работы, но произошла роковая потеря времени, прежде чем майор Херта и капитан Денк подъехали, чтобы принять командование. Граф Фелк-Хабрен оставался все, это время в напряжении и теперь вызвал добровольцев развернуться и напасть в темноте на орудия врага. Это кошмарное отступление, вернее бегство от врага, которого они превосходили на поле боя, было для графа совсем несовместимо с правилами ведения войны.
Командир эскадрона Уилиджер поддержал идею встречной атаки и сразу собрал всех оставшихся в живых легионеров и драконов Сто девятого. Они объединились с уцелевшими чардханцами, несколькими баканскими солдатами и дюжиной кенорских лучников и затем двинулись назад по только что прорубленной просеке. К ним присоединилась Серая Леди, решив сделать попытку разрушить оружие врага.
Остаток ночи легионы продолжали отступать под непрекращающимися мелкими нападениями крэхинцев. Майор Херта и капитан Денк безжалостно загоняли себя и наконец-то дождались хоть какой-то хорошей новости – разведчики донесли, что путь до западной дороги на всем своем протяжении проходим.
Они с радостью восприняли известие о том, что западная дорога все-таки существует и, похоже, находится в хорошем состоянии. Как только они доберутся до нее, они сумеют наверстать упущенное время. И скоро окажутся вне досягаемости неуклюжих орудий врага.
К несчастью, их продвижение замедлилось из-за длинной глубокой расселины. Переправлять через нее фургоны в темноте было ужасно трудной задачей, а когда фургоны эти тряслись поукамням, из них доносились жалобные крики раненых.
Заря застала их растянувшимися на несколько миль на этой трудной территории и окруженными множеством небольших групп крэхинцев. Сражения хаотически вспыхивали во многих местах.
В хвосте колонны к крэхинцам присоединились тролли и отряды бесов, которые стали преодолевать сопротивление отступающих.
Черти были обкурены испарениями черного питья и, одурманенные, радостно шли на смерть, мечтая лишь вонзить свои мечи в аргонатскую плоть. Схватки приобретали опасный характер, а несколько троллей пробились к повозкам, зарубили волов и ранили всех, кто подвернулся им под руку.
Но неожиданное прекращение бомбардировок все же давало убегающей колонне шанс спастись. К полудню передняя половина каравана фургонов была уже в безопасности на западной дороге и быстро уходила. Уцелевшие боеспособные силы собрались вместе. Драконы устроили несколько небольших засад и быстро научили преследователей осторожности. Однако потом врагам удалось захватить пленных, и аргонатцам ничего не оставалось, как заняться освобождением товарищей. Наконец остатки армии вышли на западную дорогу и двинулись по ней на предельной скорости.
Глава 49
Сознание возвращалось медленно, рывками. Долгое время Релкин лежал в темноте и качался на волнах сна, которые выбрасывали его на берег тьмы. В голове сидела тупая боль, по щекам и шее струилась кровь, на боку ощущалась довольно болезненная ссадина.
Было очень темно, холодно и сыро, и он совершенно не понимал, как попал в это место.
Впрочем, память его была подернута дымкой. Долгое время он думал об Эйлсе, дочери Ранара, и о том, как станет жить с ней вместе, о чем всегда мечтал. Он думал о ее непокорных белокурых волосах, упрямом подбородке, остром трезвом уме. Девушка обладала потрясающим чувством чести, и именно это ее качество заставило его в один прекрасный момент полюбить Эйлсу так, что сердце готово было выпрыгнуть из груди. Они были созданы друг для друга, пара, благословленная богами и Великой Матерью.
Когда-нибудь они построят хижину в лесах Туалы. И вместе с драконом расчистят землю, и бросят в нее первое зерно. А к тому времени, когда зерно созреет, они создадут семью.
Даже в туманных мечтах эта мысль потрясала Релкина, чьей единственной семьей были двухтонный кожистоспинный дракон и Сто девятый марнерийский эскадрон.
Затем постепенно память обратилась к долгому и трудному путешествию по темному континенту. Поход, ужасные хищные птицы в разрушенном храме, чудовища древнего леса, маленький полосатый слоник – все эти образы прояснили разум драконира, и постепенно осколки воспоминаний вернулись на свои места. Последним в голове всплыло сражение на поле Разбитых Камней – бессмысленная атака крэхинцев, яростная битва с бесами и троллями и ужасное поражение, нанесенное легионам секретным оружием врага.
Когда мальчик все это вспомнил, сердце его сжалось. Легионы жестоко разбиты. Фантастическое путешествие через полмира окончилось ничем.
Впрочем, последние звенья в цепи воспоминаний все же отсутствовали. Как он оказался здесь, в холодной темноте, пахнущей мокрым камнем и плесенью?
Внезапно его пронзила леденящая догадка. Что, если это смерть? Может, старый Гонго, бог посмертья, забрал его с поля боя, и теперь ему суждено находиться в этих каменных залах до конца времен? Если он, Релкин, не ошибся, то должен заметить, что лежать в сырой тьме – занятие весьма надоедливое. Спохватившись, мальчик обругал себя за непочтительность. Не удивительно, что он вечно влипает в неприятности.
И тут он с болью подумал, что если он мертв, то никогда уже не сбудутся его мечты о том, как он будет жить с Эйлсой, дочерью Ранара. И никогда больше не увидит он своего дракона.
Релкин довольно долго лежал в холоде, сырости и очень подавленном настроении. Потом он сообразил, что за это время его сознание более-менее прояснилось – обстоятельство, довольно странное для мертвеца. Он ощутил, что дышит – ровно и глубоко, – ноздри расширяются, грудь равномерно поднимается и опускается. Это потрясло мальчишку. Дышат ли мертвые в Залах Гонго?
Неожиданно рядом кто-то громко зафыркал и забормотал. Релкин затаил дыхание и стал вслушиваться каждой клеточкой. Одновременно он заметил, что его запястья стянуты путами, и попытался освободиться.
Это было не так просто. Он был связан по рукам и ногам толстыми кожаными ремнями. Чтобы избавиться от них, потребуется много времени.
Как такое может быть – мертвый и в то же время связанный?
Напрашивался очевидный и не слишком радужный ответ: он захвачен врагом и брошен сюда, кто знает зачем. Может, в качестве запаса пищи для какого-нибудь тролля или вражеского зверя.
Куда смотрят боги, когда вы действительно нуждаетесь в их вмешательстве? Похоже, что, когда они бросали кости в этот раз, выпали сплошные «единички». Релкин стал молить переиграть – может, со второй попытки выпадет что-нибудь более приличное. Мальчик обещал принести им жертву при первой возможности – если только он отсюда выберется.
Потом, неожиданно для самого себя, он чихнул от холода.
Шумное дыхание по соседству прервалось, и знакомый голос произнес:
– Кто здесь?
– Джак?
– Релкин, это ты?
– Конечно, это я. Как они нас поймали?
– Релкин, как я рад, что не один здесь!
– Есть здесь кто-нибудь еще?
– Нет, я не слышал.
– Эй! Здесь есть кто-нибудь? Тишина подтвердила, что мальчики в подземелье одни.
– Я пытался поднять тебя на ноги; я не видел, кто напал на меня; он подкрался сзади.
– Ничего не помню.
– Тебе повезло, что ты остался жив. Мы подожгли запалы у вражеского оружия, и оно разорвалось в куски; что-то ударило тебя так, что ты упал замертво. Я думал, ты умрешь. Была целая лужа крови.
– Да, я чувствую большую рану на макушке. Думаю, старый Каймо бросил за меня кости в последний момент. Где мы?
– Внутри какого-то большого здания. Это все, что я знаю. Меня засунули в крытую повозку и везли три дня, я едва мог что-то видеть с тех пор, как меня связали. Потом они вытащили меня из фургона, и большой вонючий тролль протащил меня через широкую дверь, потом вниз по лестнице и швырнул в эту камеру. Кто-то запер дверь, и я с тех пор все время здесь. Не знаю, когда они принесли тебя, я спал какое-то время.
– Значит, мы далеко от поля боя.
– Похоже, нас увезли на много миль.
– Но они нас не убили, это неспроста.
– Конечно, нет, они собираются принести нас в жертву. Они всегда так поступают с пленниками, Релкин. Ты ведь слышал, что о них рассказывали. Они вырвут твое сердце, еще бьющееся, и поднесут своему богу.
– Да, слышал. – Кажется, в этот раз старик Каймо бросил кости очень неаккуратно. – Кроме того, мы из легионов, Джак. Они будут допрашивать нас перед тем, как убить. Посмотрим, может, у нас и появится шанс убежать.
– Вот на это я и надеялся – что ты так скажешь. Если сумасшедший куошит говорит, что мы убежим, я верю в это.
– А что случилось с Полосатиком? Голос Джака дрогнул:
– Не знаю. Хочу верить, что он убежал. Он был в моем ранце, когда меня схватили. Ранец с меня сорвали. Я даже не знаю, где в это время был слоник.
Мальчики долго лежали во тьме, подбадривая друг друга словами. Релкин рассказывал, что однажды уже побывал в похожем переплете – его собирались принести в жертву в храме Гинго-Ла, в далекой земле Урдха. На этот раз, правда, рядом не было влюбленной Миренсвы, чтобы спасти пленника. На этот раз сироте из Куоша самому нужно было выпутываться из неприятностей.
До сих пор пищу и воду принесли только один раз, тогда они предназначались Джаку. Обслуживание было мрачноватым – кто-то наклонился над мальчишкой в темноте и запихал ему хлеб в рот.
Релкин не ел уже несколько дней, и, хотя голод был нестерпимым, сильнее мучила жажда. Горло так пересохло, что парню стало трудно говорить. Он дремал, просыпался и снова впадал в дрему. Жажда становилась непереносимой.
И тут дверь неожиданно распахнулась, впустив злой красный свет. В нем была видна группа приземистых чернокожих людей в кожаных фартуках и головных уборах из перьев. На шеях висели тяжелые золотые цепи, на каждом пальце красовались огромные кольца.
Сердце Релкина упало. Джентльмены эти каждым дюймом своим походили на жрецов. Кажется, Джак оказался все-таки прав.
Жрецы подняли пленников на ноги и вытолкали в дверь, которая вела в каменный коридор. Кожаные ремни, стягивающие лодыжки мальчишек, очень мешали идти, и крэхинцы подталкивали спотыкающихся Релкина и Джака резкими ударами в спину, шипя от нетерпения.
Они прошли мимо нескольких караулов и вошли в , огромный зал. Огонь, мерцавший в дальнем конце зала, освещал царство фантастического вандализма.
На помосте стоял особняком человек, облаченный в золотые одежды, словно мерцающая колонна. Перед ним лежали ниц люди, множество людей в кожаных фартуках и головных уборах из перьев. В клетке, стоящей рядом с помостом, жалось с дюжину скверно одетых людей, втиснутых в пространство, достаточное разве что для шестерых.
Пять здоровенных бесов, вооруженных дубинками, плетями и мечами, караулили эту клетку.
За одинокой фигурой на помосте находился каменный алтарь. На алтаре лежала мертвая женщина, грудь ее была разверста, а сердце вырвано. Человек в золотом держал в руке человеческое сердце и сжимал его, так что кровь по каплям стекала в черногубый рот.
Релкин и Джак обменялись мрачными взглядами.
– Древние боги предали тебя, Релкин, – сказал Джак.
Релкина и Джака проталкивали через тысячную толпу жрецов, в то время как человек на помосте разразился пламенной речью. Редкий не понимал слов, но чувствовал возбуждение толпы вокруг него. На людей словно действовали чары.
Затем пленников втащили по нескольким ступеням на помост и швырнули под ноги фигуре в золотом.
Мальчики смотрели в лицо дьявола. Дьявола, от носа до груди забрызганного кровавыми каплями. Черты были жесткими, глубоко посаженные глаза горели сумасшедшим огнем. Дьявол злобно улыбнулся. Руки его зашевелились, словно готовясь схватить мальчишек, затем он что-то резко приказал своим слугам.
Загремели барабаны, затрубили горны, восторженно завопили жрецы. В дальнем углу зала открылась дверь, и Релкина с Джаком вытолкали через нее на огромный балкон, с которого открывался вид на широкий амфитеатр. Внизу в свете факелов застыла в ожидании зрелища бессчетная толпа крэхинцев.
При виде фигуры в золотых одеждах снизу поднялся рев. Когда же вытолкали пленников, толпа затянула какую-то варварскую песню, несколько слов повторялись в ней снова и снова, и каждый раз при этих словах крэхинцы одновременно вздымали руки.
Бесы вытащили из клетки пару талионских пехотинцев, которых захватили накануне. Оба были избиты, спины покрылись рубцами от плетей, но талионцы не утратили своей природной самоуверенности. Когда бес ударил одного из них, тот дал сдачи, саданув локтем по лицу, а потом очень удачно пихнул беса коленом в грудную клетку. За это солдата еще раз перетянули плетью, но высокий человек в золоте зло закричал и потянулся рукой к горлу беса-зачинщика.
Крэхинцы взревели; они ненавидели бесов. И не отказались бы посмотреть, как Пророк убьет одного из них. Они стали страстно призывать к этому. Но не беса, а талионских пехотинцев вытолкали вперед и привязали к толстым столбам на краю балкона. Толпа стихла в ожидании.
Релкин не хотел смотреть на происходящее, но обнаружил, что не может отвернуться. Пророк начал читать заклинание, снова и снова с мольбой поднимая руки к небесам. Голос его становился все более резким и наконец перерос в демонический вопль, который вонзился в сознание слушателей, словно горячий нож в снег.
В воздухе сгустилась энергия, чувствовалось, как пульсирует, обретая плоть, сама смерть Пехотинцы издали страшный крик, который быстро перерос в пронзительный визг.
Толпа выжидательно забормотала, когда Пророк приблизился к обреченным пехотинцам, протянув к ним руки и оскалив зубы в отвратительной улыбке.
Пехотинцы бешено забились в своих путах под действием силы, многократно превосходящей человеческую. Жутко было смотреть, как рослый мужчина отрывается от земли, тело его корчится, а беззащитная грудь выгибается навстречу жадным коричневым рукам.
Сила росла, воздух потрескивал, как будто свет вот-вот померкнет, невыносимое напряжение охватило всех, и затем с таким звуком, с каким ломаются под топором молодые деревца, грудные клетки обреченных людей разорвались, кровь хлынула фонтаном.
Мгновение спустя кровожадный Пророк, промокший в чужой крови, поднял высоко над головой сердца погибших.
Толпа взревела в экстазе – то был крик чудовищного вожделения, утолить которое можно только кошмарным злом.
Целую минуту ревели крэхинцы, пока высокий человек в окровавленных золотых одеждах скакал перед ними вперед-назад, выдавливая кровь из еще теплых сердец и размахивая руками так, что капли долетали до счастливчиков из его свиты, стоящей позади.
Неожиданно убийца приостановился и позволил рукам опуститься вдоль тела. Сердца были выжаты. Вожделение насытилось. Возбуждение толпы постепенно улеглось, затихли вопли. Пророк повернулся и дал знак бесам, стоящим позади Релкина и Джака.
В одно мгновение мальчиков приподняли, поднесли к столбам и привязали. Релкин почувствовал, как его захлестывает чувство безнадежности. Такая смерть казалась грязной, отвратительной. Но ничего нельзя было сделать, он был уже привязан к столбу и обездвижен. В десяти футах перед ним в точно таком же положении находился Джак, оцепеневший от ужаса.
– Доверь свою душу Матери, Джак! – крикнул Релкин. – Она защитит тебя.
Джак слышал его, но ничего не понимал. Он застыл от ужаса. Релкин снова попытался крикнуть и получил жестокий удар плетью. На этот раз, впрочем, его слова дошли до Джака. Черты юного драконира на мгновение смягчились, а затем снова обрели жесткость, но на этот раз в лице мальчика читалась сила, которая превозмогла ужас смерти.
– Если живешь в Руке Матери, – прокричал он в ответ, – не нужно бояться смерти!
На него с рычанием бросился бес. Джак плюнул ему в глаза. Бес отскочил и обрушил на беззащитного мальчишку тяжелую плеть.
И опять Пророк сердито оборвал беса. Толпа одобрительно забормотала. Пророк широко раскинул руки и снова стал призывать свое черное могущество. Релкин почувствовал, как сердце странно дрогнуло в груди, потом неожиданно он ощутил приступ тошноты. В грудь словно ударили большим молотком. Он услышал собственный беспомощный, жалобный стон.
Толпа взревела. Пророк подошел ближе, и Релкин взглянул в его сумасшедшие глаза, горевшие над толстой коркой запекшейся крови. «Это смерть», – подумал Релкин. Даже старый Гонго не мог бы выглядеть ужаснее. Парень чувствовал, как начали выгибаться его ребра, послушные невидимому давлению магии сумасшедшего Пророка. Ощущение было такое, как если бы рука с холодными пальцами взламывала его грудь изнутри, заставляя ее разорваться, чтобы сердце могло вылететь в руки Пророка.
И тут, совершенно неожиданно, в поле зрения появился огромный человек в черной кожаной одежде и отодвинул Пророка в сторону. Колдовство рассеялось.
Медленно, словно сползая по коже, отхлынуло давление на грудь. Тело мучительно зудело. По щекам потекли слезы, в глазах стояли круги, сознание затуманилось.
На помосте появились люди в черной кожаной одежде и конических шлемах Падмасы. Релкина и Джака отвязали и быстро увели в сторону под разочарованный стон толпы.
Пленники долго шли вниз по каменному лабиринту коридора до узкой боковой двери, ведущей в темную аллею. Стояла ночь, все вокруг было залито неверным лунным мерцанием. Горели факелы, и в их свете Релкин разглядел на аллее дюжину людей в падмасских шлемах. Некоторые держали в руках обнаженные мечи и неясными тенями кружились далеко впереди, словно ожидали нападения.
Мальчики прошли по другой аллее, потом спустились по каким-то ступеням и выбрались на улицу, застроенную грубо сложенными каменными домами с соломенными крышами. Вошли в гавань; Релкин увидел справа мыс бухты. За ним виднелось открытое море, великий Уад Наб, Внутреннее море.
Здесь их втащили на двухмачтовый корабль огромных размеров, не уступающий, пожалуй, речным кораблям Кенора.
На борту пленников провели вниз, в трюм, и втолкнули в темную тесную каморку. Дверь заперли снаружи. Вскоре после этого мальчики заметили, что ритм качки изменился. Корабль вышел из акватории порта и теперь шел по водам Внутреннего моря.
Позади, на причале, появилась невысокая четвероногая фигурка. Она выскользнула из туннеля и юркнула в защитную тень сложенных горой бочек, которые только что выгрузили с соседнего корабля. Животное издало тихий жалобный звук, увидев, что первый корабль отошел от причала. Тем временем люди в черном погрузили бочки на тележки и повезли куда-то. Другие поднялись на борт и скрылись под палубой.
Еще до того как закончилась разгрузка, фигурка добралась до другого конца причала. Улучив подходящую минуту, маленький зверек взбежал вверх по сходням и спрятался за тяжелой бухтой каната.
Не так много времени спустя на причале появились новые люди, они поднялись на корабль и отдали швартовы. Поставили паруса, которые быстро наполнились ветром, и корабль направился из гавани во Внутреннее море.
Было очень темно, холодно и сыро, и он совершенно не понимал, как попал в это место.
Впрочем, память его была подернута дымкой. Долгое время он думал об Эйлсе, дочери Ранара, и о том, как станет жить с ней вместе, о чем всегда мечтал. Он думал о ее непокорных белокурых волосах, упрямом подбородке, остром трезвом уме. Девушка обладала потрясающим чувством чести, и именно это ее качество заставило его в один прекрасный момент полюбить Эйлсу так, что сердце готово было выпрыгнуть из груди. Они были созданы друг для друга, пара, благословленная богами и Великой Матерью.
Когда-нибудь они построят хижину в лесах Туалы. И вместе с драконом расчистят землю, и бросят в нее первое зерно. А к тому времени, когда зерно созреет, они создадут семью.
Даже в туманных мечтах эта мысль потрясала Релкина, чьей единственной семьей были двухтонный кожистоспинный дракон и Сто девятый марнерийский эскадрон.
Затем постепенно память обратилась к долгому и трудному путешествию по темному континенту. Поход, ужасные хищные птицы в разрушенном храме, чудовища древнего леса, маленький полосатый слоник – все эти образы прояснили разум драконира, и постепенно осколки воспоминаний вернулись на свои места. Последним в голове всплыло сражение на поле Разбитых Камней – бессмысленная атака крэхинцев, яростная битва с бесами и троллями и ужасное поражение, нанесенное легионам секретным оружием врага.
Когда мальчик все это вспомнил, сердце его сжалось. Легионы жестоко разбиты. Фантастическое путешествие через полмира окончилось ничем.
Впрочем, последние звенья в цепи воспоминаний все же отсутствовали. Как он оказался здесь, в холодной темноте, пахнущей мокрым камнем и плесенью?
Внезапно его пронзила леденящая догадка. Что, если это смерть? Может, старый Гонго, бог посмертья, забрал его с поля боя, и теперь ему суждено находиться в этих каменных залах до конца времен? Если он, Релкин, не ошибся, то должен заметить, что лежать в сырой тьме – занятие весьма надоедливое. Спохватившись, мальчик обругал себя за непочтительность. Не удивительно, что он вечно влипает в неприятности.
И тут он с болью подумал, что если он мертв, то никогда уже не сбудутся его мечты о том, как он будет жить с Эйлсой, дочерью Ранара. И никогда больше не увидит он своего дракона.
Релкин довольно долго лежал в холоде, сырости и очень подавленном настроении. Потом он сообразил, что за это время его сознание более-менее прояснилось – обстоятельство, довольно странное для мертвеца. Он ощутил, что дышит – ровно и глубоко, – ноздри расширяются, грудь равномерно поднимается и опускается. Это потрясло мальчишку. Дышат ли мертвые в Залах Гонго?
Неожиданно рядом кто-то громко зафыркал и забормотал. Релкин затаил дыхание и стал вслушиваться каждой клеточкой. Одновременно он заметил, что его запястья стянуты путами, и попытался освободиться.
Это было не так просто. Он был связан по рукам и ногам толстыми кожаными ремнями. Чтобы избавиться от них, потребуется много времени.
Как такое может быть – мертвый и в то же время связанный?
Напрашивался очевидный и не слишком радужный ответ: он захвачен врагом и брошен сюда, кто знает зачем. Может, в качестве запаса пищи для какого-нибудь тролля или вражеского зверя.
Куда смотрят боги, когда вы действительно нуждаетесь в их вмешательстве? Похоже, что, когда они бросали кости в этот раз, выпали сплошные «единички». Релкин стал молить переиграть – может, со второй попытки выпадет что-нибудь более приличное. Мальчик обещал принести им жертву при первой возможности – если только он отсюда выберется.
Потом, неожиданно для самого себя, он чихнул от холода.
Шумное дыхание по соседству прервалось, и знакомый голос произнес:
– Кто здесь?
– Джак?
– Релкин, это ты?
– Конечно, это я. Как они нас поймали?
– Релкин, как я рад, что не один здесь!
– Есть здесь кто-нибудь еще?
– Нет, я не слышал.
– Эй! Здесь есть кто-нибудь? Тишина подтвердила, что мальчики в подземелье одни.
– Я пытался поднять тебя на ноги; я не видел, кто напал на меня; он подкрался сзади.
– Ничего не помню.
– Тебе повезло, что ты остался жив. Мы подожгли запалы у вражеского оружия, и оно разорвалось в куски; что-то ударило тебя так, что ты упал замертво. Я думал, ты умрешь. Была целая лужа крови.
– Да, я чувствую большую рану на макушке. Думаю, старый Каймо бросил за меня кости в последний момент. Где мы?
– Внутри какого-то большого здания. Это все, что я знаю. Меня засунули в крытую повозку и везли три дня, я едва мог что-то видеть с тех пор, как меня связали. Потом они вытащили меня из фургона, и большой вонючий тролль протащил меня через широкую дверь, потом вниз по лестнице и швырнул в эту камеру. Кто-то запер дверь, и я с тех пор все время здесь. Не знаю, когда они принесли тебя, я спал какое-то время.
– Значит, мы далеко от поля боя.
– Похоже, нас увезли на много миль.
– Но они нас не убили, это неспроста.
– Конечно, нет, они собираются принести нас в жертву. Они всегда так поступают с пленниками, Релкин. Ты ведь слышал, что о них рассказывали. Они вырвут твое сердце, еще бьющееся, и поднесут своему богу.
– Да, слышал. – Кажется, в этот раз старик Каймо бросил кости очень неаккуратно. – Кроме того, мы из легионов, Джак. Они будут допрашивать нас перед тем, как убить. Посмотрим, может, у нас и появится шанс убежать.
– Вот на это я и надеялся – что ты так скажешь. Если сумасшедший куошит говорит, что мы убежим, я верю в это.
– А что случилось с Полосатиком? Голос Джака дрогнул:
– Не знаю. Хочу верить, что он убежал. Он был в моем ранце, когда меня схватили. Ранец с меня сорвали. Я даже не знаю, где в это время был слоник.
Мальчики долго лежали во тьме, подбадривая друг друга словами. Релкин рассказывал, что однажды уже побывал в похожем переплете – его собирались принести в жертву в храме Гинго-Ла, в далекой земле Урдха. На этот раз, правда, рядом не было влюбленной Миренсвы, чтобы спасти пленника. На этот раз сироте из Куоша самому нужно было выпутываться из неприятностей.
До сих пор пищу и воду принесли только один раз, тогда они предназначались Джаку. Обслуживание было мрачноватым – кто-то наклонился над мальчишкой в темноте и запихал ему хлеб в рот.
Релкин не ел уже несколько дней, и, хотя голод был нестерпимым, сильнее мучила жажда. Горло так пересохло, что парню стало трудно говорить. Он дремал, просыпался и снова впадал в дрему. Жажда становилась непереносимой.
И тут дверь неожиданно распахнулась, впустив злой красный свет. В нем была видна группа приземистых чернокожих людей в кожаных фартуках и головных уборах из перьев. На шеях висели тяжелые золотые цепи, на каждом пальце красовались огромные кольца.
Сердце Релкина упало. Джентльмены эти каждым дюймом своим походили на жрецов. Кажется, Джак оказался все-таки прав.
Жрецы подняли пленников на ноги и вытолкали в дверь, которая вела в каменный коридор. Кожаные ремни, стягивающие лодыжки мальчишек, очень мешали идти, и крэхинцы подталкивали спотыкающихся Релкина и Джака резкими ударами в спину, шипя от нетерпения.
Они прошли мимо нескольких караулов и вошли в , огромный зал. Огонь, мерцавший в дальнем конце зала, освещал царство фантастического вандализма.
На помосте стоял особняком человек, облаченный в золотые одежды, словно мерцающая колонна. Перед ним лежали ниц люди, множество людей в кожаных фартуках и головных уборах из перьев. В клетке, стоящей рядом с помостом, жалось с дюжину скверно одетых людей, втиснутых в пространство, достаточное разве что для шестерых.
Пять здоровенных бесов, вооруженных дубинками, плетями и мечами, караулили эту клетку.
За одинокой фигурой на помосте находился каменный алтарь. На алтаре лежала мертвая женщина, грудь ее была разверста, а сердце вырвано. Человек в золотом держал в руке человеческое сердце и сжимал его, так что кровь по каплям стекала в черногубый рот.
Релкин и Джак обменялись мрачными взглядами.
– Древние боги предали тебя, Релкин, – сказал Джак.
Релкина и Джака проталкивали через тысячную толпу жрецов, в то время как человек на помосте разразился пламенной речью. Редкий не понимал слов, но чувствовал возбуждение толпы вокруг него. На людей словно действовали чары.
Затем пленников втащили по нескольким ступеням на помост и швырнули под ноги фигуре в золотом.
Мальчики смотрели в лицо дьявола. Дьявола, от носа до груди забрызганного кровавыми каплями. Черты были жесткими, глубоко посаженные глаза горели сумасшедшим огнем. Дьявол злобно улыбнулся. Руки его зашевелились, словно готовясь схватить мальчишек, затем он что-то резко приказал своим слугам.
Загремели барабаны, затрубили горны, восторженно завопили жрецы. В дальнем углу зала открылась дверь, и Релкина с Джаком вытолкали через нее на огромный балкон, с которого открывался вид на широкий амфитеатр. Внизу в свете факелов застыла в ожидании зрелища бессчетная толпа крэхинцев.
При виде фигуры в золотых одеждах снизу поднялся рев. Когда же вытолкали пленников, толпа затянула какую-то варварскую песню, несколько слов повторялись в ней снова и снова, и каждый раз при этих словах крэхинцы одновременно вздымали руки.
Бесы вытащили из клетки пару талионских пехотинцев, которых захватили накануне. Оба были избиты, спины покрылись рубцами от плетей, но талионцы не утратили своей природной самоуверенности. Когда бес ударил одного из них, тот дал сдачи, саданув локтем по лицу, а потом очень удачно пихнул беса коленом в грудную клетку. За это солдата еще раз перетянули плетью, но высокий человек в золоте зло закричал и потянулся рукой к горлу беса-зачинщика.
Крэхинцы взревели; они ненавидели бесов. И не отказались бы посмотреть, как Пророк убьет одного из них. Они стали страстно призывать к этому. Но не беса, а талионских пехотинцев вытолкали вперед и привязали к толстым столбам на краю балкона. Толпа стихла в ожидании.
Релкин не хотел смотреть на происходящее, но обнаружил, что не может отвернуться. Пророк начал читать заклинание, снова и снова с мольбой поднимая руки к небесам. Голос его становился все более резким и наконец перерос в демонический вопль, который вонзился в сознание слушателей, словно горячий нож в снег.
В воздухе сгустилась энергия, чувствовалось, как пульсирует, обретая плоть, сама смерть Пехотинцы издали страшный крик, который быстро перерос в пронзительный визг.
Толпа выжидательно забормотала, когда Пророк приблизился к обреченным пехотинцам, протянув к ним руки и оскалив зубы в отвратительной улыбке.
Пехотинцы бешено забились в своих путах под действием силы, многократно превосходящей человеческую. Жутко было смотреть, как рослый мужчина отрывается от земли, тело его корчится, а беззащитная грудь выгибается навстречу жадным коричневым рукам.
Сила росла, воздух потрескивал, как будто свет вот-вот померкнет, невыносимое напряжение охватило всех, и затем с таким звуком, с каким ломаются под топором молодые деревца, грудные клетки обреченных людей разорвались, кровь хлынула фонтаном.
Мгновение спустя кровожадный Пророк, промокший в чужой крови, поднял высоко над головой сердца погибших.
Толпа взревела в экстазе – то был крик чудовищного вожделения, утолить которое можно только кошмарным злом.
Целую минуту ревели крэхинцы, пока высокий человек в окровавленных золотых одеждах скакал перед ними вперед-назад, выдавливая кровь из еще теплых сердец и размахивая руками так, что капли долетали до счастливчиков из его свиты, стоящей позади.
Неожиданно убийца приостановился и позволил рукам опуститься вдоль тела. Сердца были выжаты. Вожделение насытилось. Возбуждение толпы постепенно улеглось, затихли вопли. Пророк повернулся и дал знак бесам, стоящим позади Релкина и Джака.
В одно мгновение мальчиков приподняли, поднесли к столбам и привязали. Релкин почувствовал, как его захлестывает чувство безнадежности. Такая смерть казалась грязной, отвратительной. Но ничего нельзя было сделать, он был уже привязан к столбу и обездвижен. В десяти футах перед ним в точно таком же положении находился Джак, оцепеневший от ужаса.
– Доверь свою душу Матери, Джак! – крикнул Релкин. – Она защитит тебя.
Джак слышал его, но ничего не понимал. Он застыл от ужаса. Релкин снова попытался крикнуть и получил жестокий удар плетью. На этот раз, впрочем, его слова дошли до Джака. Черты юного драконира на мгновение смягчились, а затем снова обрели жесткость, но на этот раз в лице мальчика читалась сила, которая превозмогла ужас смерти.
– Если живешь в Руке Матери, – прокричал он в ответ, – не нужно бояться смерти!
На него с рычанием бросился бес. Джак плюнул ему в глаза. Бес отскочил и обрушил на беззащитного мальчишку тяжелую плеть.
И опять Пророк сердито оборвал беса. Толпа одобрительно забормотала. Пророк широко раскинул руки и снова стал призывать свое черное могущество. Релкин почувствовал, как сердце странно дрогнуло в груди, потом неожиданно он ощутил приступ тошноты. В грудь словно ударили большим молотком. Он услышал собственный беспомощный, жалобный стон.
Толпа взревела. Пророк подошел ближе, и Релкин взглянул в его сумасшедшие глаза, горевшие над толстой коркой запекшейся крови. «Это смерть», – подумал Релкин. Даже старый Гонго не мог бы выглядеть ужаснее. Парень чувствовал, как начали выгибаться его ребра, послушные невидимому давлению магии сумасшедшего Пророка. Ощущение было такое, как если бы рука с холодными пальцами взламывала его грудь изнутри, заставляя ее разорваться, чтобы сердце могло вылететь в руки Пророка.
И тут, совершенно неожиданно, в поле зрения появился огромный человек в черной кожаной одежде и отодвинул Пророка в сторону. Колдовство рассеялось.
Медленно, словно сползая по коже, отхлынуло давление на грудь. Тело мучительно зудело. По щекам потекли слезы, в глазах стояли круги, сознание затуманилось.
На помосте появились люди в черной кожаной одежде и конических шлемах Падмасы. Релкина и Джака отвязали и быстро увели в сторону под разочарованный стон толпы.
Пленники долго шли вниз по каменному лабиринту коридора до узкой боковой двери, ведущей в темную аллею. Стояла ночь, все вокруг было залито неверным лунным мерцанием. Горели факелы, и в их свете Релкин разглядел на аллее дюжину людей в падмасских шлемах. Некоторые держали в руках обнаженные мечи и неясными тенями кружились далеко впереди, словно ожидали нападения.
Мальчики прошли по другой аллее, потом спустились по каким-то ступеням и выбрались на улицу, застроенную грубо сложенными каменными домами с соломенными крышами. Вошли в гавань; Релкин увидел справа мыс бухты. За ним виднелось открытое море, великий Уад Наб, Внутреннее море.
Здесь их втащили на двухмачтовый корабль огромных размеров, не уступающий, пожалуй, речным кораблям Кенора.
На борту пленников провели вниз, в трюм, и втолкнули в темную тесную каморку. Дверь заперли снаружи. Вскоре после этого мальчики заметили, что ритм качки изменился. Корабль вышел из акватории порта и теперь шел по водам Внутреннего моря.
Позади, на причале, появилась невысокая четвероногая фигурка. Она выскользнула из туннеля и юркнула в защитную тень сложенных горой бочек, которые только что выгрузили с соседнего корабля. Животное издало тихий жалобный звук, увидев, что первый корабль отошел от причала. Тем временем люди в черном погрузили бочки на тележки и повезли куда-то. Другие поднялись на борт и скрылись под палубой.
Еще до того как закончилась разгрузка, фигурка добралась до другого конца причала. Улучив подходящую минуту, маленький зверек взбежал вверх по сходням и спрятался за тяжелой бухтой каната.
Не так много времени спустя на причале появились новые люди, они поднялись на корабль и отдали швартовы. Поставили паруса, которые быстро наполнились ветром, и корабль направился из гавани во Внутреннее море.
Глава 50
Человек, назвавшийся Кригсброком, пришел снова:
– Тебя будет допрашивать сам Великий Повелитель. Это случится довольно скоро. Я пришел предупредить, чтобы ты ничего не скрывал и не лгал Повелителю. Он почувствует любую ложь, и, поверь, ты сразу же поплатишься за нее.
Кригсброк говорил на верно неплохо, хотя и со странным акцентом. Сначала Релкин назвал только свое имя, звание и часть, как учили. Джака забрали для отдельного допроса. Кригсброк и без ответов пленников знал об экспедиционных силах достаточно много. По мере того как выяснялось, сколько всего знает Кригсброк, Релкину все труднее было хранить молчание.
– Зачем Великому Повелителю допрашивать меня? – спросил Релкин. – Я всего лишь драконопас.
– Я служу Великому Повелителю уже много лет, драконопас, и научился не задавать ему вопросов. Значит, у него есть причины. Может быть, он расскажет тебе о них Но одно я знаю совершенно точно: тебе не следует гневить его даже намеком на ложь. Он чувствует малейшую не правду, и расплата будет страшной.
– Я ответил на твои вопросы, Кригсброк, ответишь ли ты на мои?
Кригсброк взглянул на пленника. Странно, но ему нравились эти юнцы. Конечно, они служили врагу, но при этом выказали твердость, несомненно заслуживающую уважения. Даже в таких страшных условиях они не потеряли головы. Кригсброк повидал многих людей, которым предстоял допрос одного из Великих Повелителей Падмасы, и все они дрожали и тряслись и не могли скрыть своего страха.
– Хорошо, говори, драконопас.
– Этот человек, Пророк из Крэхина, зачем он убивает? Чтобы развлечь народ?
Кригсброк поджал губы. Эта сторона его жизни была настолько отвратительна, что ему было трудно говорить о ней.
– Он не по-настоящему жив. Он живет, только убивая. Это его величайшее удовольствие.
– Почему же людям так это нравится?
– Мы сделали их великими, дали им власть и рабов. Они думают, что смерти увеличивают их силу, хотя, если говорить честно, они просто примитивные жестокие люди, жаждущие отомстить миру.
– Что ты думаешь об убийстве, Кригсброк?
– Я не думаю о таких вещах. Это не мое дело.
– Ты ведь человек чести, Кригсброк. Я вижу это по твоему оружию, твоему платью, по тому, как ты держишься.
– Я командую силами Повелителя в этом районе.
– Тогда ты, должно быть, великий полководец. Ты должен обладать чувством чести. Как же ты допускаешь подобное, разве тебя не тошнит от этих убийств?
– Придержи язык, драконопас. Вы, люди с Востока, слабы. Вы дозволяете женщинам править как мужчинам, поэтому вы и слабы, как женщины. Вы ничего не знаете о мире.
Релкин про себя рассмеялся словам Кригсброка, но решил все же ответить:
– Кое-что ты знаешь, но ты не правильно толкуешь известные тебе факты. Хотя это не так уж важно. Ты – храбрый человек, солдат, и когда-то давно у тебя была честь. Но тебе пришлось вынуть сердце из груди и спрятать его подальше. И ты потерял его где-то во тьме. Теперь ты служишь твари, которая убивает ради удовольствия. Теперь у тебя нет чести, разве не так?
Кригсброк смотрел с минуту на мальчика, потом занес кулак:
– Я бы заставил тебя заплатить за эти слова, но тебя хочет видеть Повелитель.
Он резко встал и вышел из комнаты.
Через некоторое время явились конвоиры, завязали Релкину глаза и выволокли наружу. Потом долго вели по гулким залам, возможно пещерам, потом заставили подниматься по длинной лестнице, и по мере подъема в воздухе сгущались серные пары. Мальчику стало труднее дышать, но конвоиры не давали ему остановиться. Если он спотыкался на ступенях, его подгоняли острием ножа. Затем его толкнули к стене и приковали к ней тяжелыми цепями. Видимо, цель пути была достигнута. Запах серы здесь был еще резче, горячий воздух тяжело давил на плечи. Откуда-то снизу доносился грубый рев, то и дело прерывающийся громким треском. Конвоиры поспешно ушли, и мальчик остался один, с завязанными глазами, высоко над страшной пропастью, перед лицом смертельной опасности.
– Тебя будет допрашивать сам Великий Повелитель. Это случится довольно скоро. Я пришел предупредить, чтобы ты ничего не скрывал и не лгал Повелителю. Он почувствует любую ложь, и, поверь, ты сразу же поплатишься за нее.
Кригсброк говорил на верно неплохо, хотя и со странным акцентом. Сначала Релкин назвал только свое имя, звание и часть, как учили. Джака забрали для отдельного допроса. Кригсброк и без ответов пленников знал об экспедиционных силах достаточно много. По мере того как выяснялось, сколько всего знает Кригсброк, Релкину все труднее было хранить молчание.
– Зачем Великому Повелителю допрашивать меня? – спросил Релкин. – Я всего лишь драконопас.
– Я служу Великому Повелителю уже много лет, драконопас, и научился не задавать ему вопросов. Значит, у него есть причины. Может быть, он расскажет тебе о них Но одно я знаю совершенно точно: тебе не следует гневить его даже намеком на ложь. Он чувствует малейшую не правду, и расплата будет страшной.
– Я ответил на твои вопросы, Кригсброк, ответишь ли ты на мои?
Кригсброк взглянул на пленника. Странно, но ему нравились эти юнцы. Конечно, они служили врагу, но при этом выказали твердость, несомненно заслуживающую уважения. Даже в таких страшных условиях они не потеряли головы. Кригсброк повидал многих людей, которым предстоял допрос одного из Великих Повелителей Падмасы, и все они дрожали и тряслись и не могли скрыть своего страха.
– Хорошо, говори, драконопас.
– Этот человек, Пророк из Крэхина, зачем он убивает? Чтобы развлечь народ?
Кригсброк поджал губы. Эта сторона его жизни была настолько отвратительна, что ему было трудно говорить о ней.
– Он не по-настоящему жив. Он живет, только убивая. Это его величайшее удовольствие.
– Почему же людям так это нравится?
– Мы сделали их великими, дали им власть и рабов. Они думают, что смерти увеличивают их силу, хотя, если говорить честно, они просто примитивные жестокие люди, жаждущие отомстить миру.
– Что ты думаешь об убийстве, Кригсброк?
– Я не думаю о таких вещах. Это не мое дело.
– Ты ведь человек чести, Кригсброк. Я вижу это по твоему оружию, твоему платью, по тому, как ты держишься.
– Я командую силами Повелителя в этом районе.
– Тогда ты, должно быть, великий полководец. Ты должен обладать чувством чести. Как же ты допускаешь подобное, разве тебя не тошнит от этих убийств?
– Придержи язык, драконопас. Вы, люди с Востока, слабы. Вы дозволяете женщинам править как мужчинам, поэтому вы и слабы, как женщины. Вы ничего не знаете о мире.
Релкин про себя рассмеялся словам Кригсброка, но решил все же ответить:
– Кое-что ты знаешь, но ты не правильно толкуешь известные тебе факты. Хотя это не так уж важно. Ты – храбрый человек, солдат, и когда-то давно у тебя была честь. Но тебе пришлось вынуть сердце из груди и спрятать его подальше. И ты потерял его где-то во тьме. Теперь ты служишь твари, которая убивает ради удовольствия. Теперь у тебя нет чести, разве не так?
Кригсброк смотрел с минуту на мальчика, потом занес кулак:
– Я бы заставил тебя заплатить за эти слова, но тебя хочет видеть Повелитель.
Он резко встал и вышел из комнаты.
Через некоторое время явились конвоиры, завязали Релкину глаза и выволокли наружу. Потом долго вели по гулким залам, возможно пещерам, потом заставили подниматься по длинной лестнице, и по мере подъема в воздухе сгущались серные пары. Мальчику стало труднее дышать, но конвоиры не давали ему остановиться. Если он спотыкался на ступенях, его подгоняли острием ножа. Затем его толкнули к стене и приковали к ней тяжелыми цепями. Видимо, цель пути была достигнута. Запах серы здесь был еще резче, горячий воздух тяжело давил на плечи. Откуда-то снизу доносился грубый рев, то и дело прерывающийся громким треском. Конвоиры поспешно ушли, и мальчик остался один, с завязанными глазами, высоко над страшной пропастью, перед лицом смертельной опасности.