Страница:
Вскоре в каждом подходящем для очага месте запылал огонь, повалил густой дым, для чего в пламя постоянно бросали сырые листья. К ним добавляли цветы хризантем, поэтому дым был горьким и едким и наполнял своим запахом весь город. Но, как заметили многие, он, по крайней мере, перебивал более гадкий запах разложения.
Орудуя швабрами и лопатами, щетками и тряпками, люди атаковали старые жилища, очищая грязь и гниль, где бы она ни находилась. Чтобы остановить ход чумы, надо было уничтожить все популяции блох, ведь именно в них и обосновалась болезнь.
День и ночь горели огромные кучи белья и одежды, ковров и мусора. В адском мерцающем свете фонарей и факелов работали команды, поднимая многолетнюю пыль и копаясь во всех уголках города.
Дракониры, конечно, знали об уничтожении крыс и о блохах, знали они и о том, что можно быть укушенным блохой, когда разделываешься с крысиным гнездом. Поэтому они тоже носили плотно облегающие одежды, перчатки и мазали жиром лица. Эти предосторожности свели опасность к единственной потере: юноши Арнала. Курф теперь следил за его драконом, Вонтом.
Громадные виверны были заняты на рытье погребальных ям и на специальных строительных работах на Рыбном холме, где они сносили старые склады. Кроме таких, наиболее тяжелых работ, их старались не беспокоить. В большинстве случаев они оставались в казармах, чувствуя, что в воздухе висит зараза, и от этого испытывали беспокойство. Конечно, дракониры после охоты на крыс при ходили измученными, и на драконов сил у них уже почти не оставалось.
Релкин присоединился к окуривателям. Он разжигал огонь в очагах и печах в нижнем городе, дом за домом, он поддерживал его, давал ему разгореться, а потом заставлял его яростно дымить. После этого он бросал в пламя сухие цветы хризантем, и ядовитое облако дыма проникало и в верхние комнаты. После того, как дом был окурен, туда приходили команды чистильщиков.
Релкин затопил уже более сотни очагов, окурив примерно половину домов, когда наконец сдался и решил отдохнуть. Его легкие саднило от дыма, а глаза покраснели и слезились. Он доложил дежурному сержанту по дымовой команде, и тот разрешил ему отлучиться для восстановления сил.
Релкин направил свои усталые ноги вверх по холму. На вершине маячила Башня, которая в нормальное время олицетворяла силу великого города. Теперь, несмотря на свою мощь, она, казалось, уменьшилась и как-то сжалась. Новый вид оружия одолел город в одну ночь. Все его высокие стены и защитные сооружения оказались беспомощными перед такой атакой.
Проходя мимо заколоченных лавок, Релкин вышел на улицу, пересекающую Фолуранский холм, и остановился, пропуская две тяжелые повозки, вывернувшие из-за угла со стороны Сторожевой башни. Именно в этот день чума нашла дорогу и сюда. Теперь и жители этого холма начнут жечь свои одежды и постели точно так же, как это уже сделали все остальные. Команды нанятых частным образом чистильщиков работали в большинстве больших домов.
Релкин пересек улицу, и, когда уже снова вступал на тротуар, его остановила женщина с горящими глазами и длинными седыми волосами, спутавшимися на голове. На ней было дорогое платье и серебряные туфли.
- Пожалуйста, молодой господин, вы должны помочь мне.
Ради любви Великой Матери, вы должны помочь мне!
- В чем дело, леди?
- Моя мать! Она ужасно больна.
- Тогда вам нужен доктор, леди, а я просто драконир.
- Нет, вы не понимаете. У нее не в порядке с головой. Она забралась на крышу дома и грозится покончить с жизнью. Она и слушать никого не хочет, женщина начала всхлипывать и протянула ему руку. - Бедная женщина не... Это очень печальное зрелище.
Релкин закусил губу.
- О, пожалуйста, добрый господин, помогите мне в этот час отчаяния.
Он вздохнул:
- И что же вы хотите от меня?
- Поговорите с ней. Отговорите, пожалуйста, ее от этой затеи.
- А почему вдруг она послушает меня?
- Думаю, послушает. Пожалуйста, пойдемте быстрее со мной.
Она повела его вверх, на Фолуранский холм, к высокому дому на северной стороне улицы. В доме они встретили испуганную служанку, вытирающую руки о белый передник.
- Она все еще там, леди. Все еще говорит.
- Спасибо.
Женщина взглянула на Релкина, потом перевела взгляд на верхние ступеньки лестницы.
- На крыше, говорите?
- Да, молодой господин. Извините, я совсем забыла спросить ваше имя.
- Релкин, леди, из Сто девятого марнерийского.
На ее лице отразилось явственное потрясение. Она сделала шаг назад и прикрыла рот рукой. Релкин, застигнутый врасплох, растерялся.
- С вами все в порядке, леди?
Не получив никакого ответа, Релкин направился к лестнице.
Надо было подняться на шестой этаж. Лестница на первых трех этажах была широкой, каменной. Начиная с четвертого, лестница стала поуже и деревянной. На шестом пролете Релкин почувствовал, что запыхался.
Дверь на крышу была открыта. Оттуда лился поток слов, из которого он смог уловить только отдельные фразы, повторявшиеся снова и снова, словно обрывки молитвы.
- Наступает темнота, темнота.
- Мы должны быть бдительными, но все равно это уже слишком поздно.
- Мы погибаем внутри собственной крепости.
Релкин вышел на крышу. Ветер прекратился, и теперь воздух потемнел от дыма бесчисленных костров для окуривания. Над всем этим висела вонь.
В царственной позе женщина с длинными седыми волосами, перехваченными золотой тесьмой, стояла у сточного желоба. Ее руки были плотно сжаты ладонями вместе, она держала их под подбородком, неподвижным взглядом уставившись вдаль. А у ее ног была пропасть - шесть этажей до мощеной улицы.
Пустые окна на противоположной стороне улицы смотрели на них, наполненные каменным безучастием. Несколько человек собралось внизу, но в эти дни трагедии были столь обычным явлением, что терять время на то, чтобы стоять и глазеть на очередную, почти никто не хотел.
Релкин глубоко вздохнул, соскользнул по черепицам крыши и наконец уперся ногой в крайний ряд кирпичей у сточной трубы.
Седая женщина резко повернулась и уставилась на него.
- Кто вы? - резко спросила она.
Релкин старался говорить как можно более ровным тоном. То, что он был настолько уставшим, что засыпал на ходу, очень помогло ему.
- Меня попросили помочь вам. Вот и все, леди.
Он очень медленно приблизился к ней и протянул руку.
Она отшатнулась и повернулась к краю крыши.
- Город погибает, и никто не знает, почему.
- Я здесь для того, чтобы просто помочь вам, леди, - сказал он и потянулся к ней.
Она взмахнула руками, как будто хотела оттолкнуть его.
- Нет, теперь я не могу вернуться, - она вскинула руки в направлении города. - Все пропало, все прах и пепел. Мы все умираем.
- Это не так, леди.
- Мой мальчик, Эфин, погиб. Он слишком рано взят в Руку Великой Матери. Его послали в Эйго, и он выжил. Но он не смог пережить черную чуму.
- Ваш сын не хотел бы, чтобы вы сами отняли у себя жизнь.
Я в этом уверен.
- Мой сын... - женщина начала всхлипывать. Она закачалась да краю, потом восстановила равновесие. - Эфин служил, как и вы, в Легионах. Он попал в первую крысиную команду.
- Он должен гордиться своей смертью, леди. Марнери гордится их смертью. Его имя напишут на монументе, и оно останется там на тысячи лет.
Слегка наклонив голову, она вопросительно смотрела на него.
- Вы драконир?
- Да, леди. Как вы догадались?
- Твои сапоги, это единственная деталь твоей настоящей формы. Я знаю Легионы, дитя мое. Мой отец был командиром Третьего полка Первого легиона. Я выросла в Далхаузи.
- Вы правы, леди. Я драконир. Я из Сто девятого марнерийского.
- У тебя печальное лицо, дитя мое. Ты уже повидал неприглядную сторону жизни.
Она уставилась на него застывшим взглядом.
- Как видишь, я знаю, я знаю, каково это... Эфин видел битвы и выжил. Я знаю, какой это ад. Я знаю, с чем ты сталкивался. Как и мой сын, Эфин, ты уже достаточно повидал войны.
- Да, леди.
Она опять повернулась к краю крыши.
- Мой сын погиб. Перед собой я вижу только мрак.
- До того, как все это кончится, городу еще потребуемся все мы.
Она уставилась на него невидящим взглядом.
- Как твое имя, дитя мое?
- Релкин.
- Релкин? Это имя носят в провинции Голубого Камня. Ты из Кверка?
- Нет, леди, из Куоша.
- Я провела часть своей юности, разъезжая в окрестностях Куоша и Кверка. Это очень милый край.
- Да, леди, это так. И я надеюсь, что мне до смерти удастся еще хоть разок повидать его.
Ее лицо осунулось.
- Но сейчас ты обречен. Мы все умрем.
- Это не обязательно, леди. Чума разносится блохами. Поэтому мы сейчас стараемся избавиться от блох. И мы знаем, как это сделать.
Она посмотрела на него.
- Нет. Мы обречены. Я видела это в знамении.
- Вовсе нет, леди. Мы остановим этот кошмар. Я слышал, что на этот час число жертв уже упало почти до нуля.
Она покачала головой.
- Разве такое возможно?
- Мы выиграем эту войну, леди. Я окуривал дома там, на Рыбном холме. Поэтому я такой просаленный и все такое. Видите эти манжеты, они такие тугие, что даже больно, а когда я был там, то у меня был такой же тугой воротник. Мы также носим вязаные шлемы и натираем лицо жиром. Ни у кого нет желания быть покусанным какой-нибудь блохой. А они очень шустрые, но мы их всех все равно убиваем, а чистильщики подметают их и бросают в огонь.
Она внимательно всматривалась в его глаза.
- Кто ты? Ты не простой драконир. В твоих глазах есть что-то такое, что говорит со мной. Я не знаю тебя, но все равно чувствую какую-то привязанность.
- Я не вру вам, леди. Я просто Релкин из Сто девятого марнерийского драконьего.
Она наклонилась ближе, стараясь прочитать что-то, написанное ускользающим росчерком за пределами обычного зрения.
- Кем ты был? Я имею в виду, кем ты был в других жизнях?
У тебя странная аура, дитя мое. Ты отмечен.
Релкин вздрогнул. Этого он вовсе не хотел слышать.
- Скажи мне, дитя мое, кто ты? - настаивала она.
Кто же он в самом деле, подумал он про себя. Он был Иудо Фэксом, он занимался любовью в самых невероятных местах, от берегов Оона до сумрачного мира магии, где жила Ферла. Он почувствовал, как легла на его плечи тяжелая рука разума-левиафана.
- Я драконир, готовый в любой момент уснуть, леди.
Какое-то время она растерянно на него смотрела, потом черты лица ее смягчились.
- Ты никогда не знал своей матери, не так ли, дитя мое?
- Правильно, леди. Я никогда не знал ни отца, ни матери.
Байстрюк, подкидыш, нежеланный... - Релкин прожил свою жизнь, боясь услышать, но то и дело слыша эти слова.
- Бедное дитя, какой жизнью тебе пришлось жить!
Клянусь Богами, подумал Релкин, в том, что она сказала, что-то есть. Но леди уже не смотрела на край крыши. Релкин надеялся, что это прогресс.
- Эфин умер здесь, сам видишь. Его жена умерла тоже. Теперь их дети сироты.
- Худшее позади, леди. Мы победим.
- Нет, худшее впереди. После того, как мы оплачем наших покойников.
Сказав это, она повернулась, обхватила его руками и, ткнувшись в грудь, заплакала. Они так и продолжали стоять на краю крыши. Очень осторожно он начал потихоньку вместе с ней забираться по черепицам на конек крыши. На протяжении всего пути он продолжал поддерживать женщину. Теперь она уже шла, не сопротивляясь, и проявляла определенную ловкость.
- Мы сейчас выпьем вина с бисквитами. Вот что мы должны сейчас сделать, - сказала она, задержавшись в дверях чердака.
- Все что угодно, леди, - пробормотал он.
Проходя через дверь, он слегка подтолкнул женщину вперед. Бросив напоследок еще один взгляд на край крыши, она вошла в дом.
Он проследовал за ней до первого этажа, где она позвонила в гонг и предложила ему сесть за длинный стол в комнате, увешанной роскошными гобеленами.
- Отдохните здесь, дитя мое. Я уверена, что вы очень устали.
Релкин, устало вздохнув, сел.
Женщина исчезла в направлении кухни. Через несколько минут служанка принесла миндальные бисквиты и сладкое белое вино. Она нашла Релкина уже спящим; он навалился на стол и положил голову на руки.
Глава 13
Он проснулся и довольно долго считал, что все еще продолжает спать и видит сон. Он был в раю: голый, только что принявший ванну, лежащий на прекрасном прохладном белье в большой мягкой кровати. Кто-то даже побрил его.
У него внутри пробежал холодок. Небеса? Или вот так и просыпаются в Покоях Ганго? Он уже присоединился к Легиону мертвых?
Он вытянул руки. Белье было очень гладким. Через несколько мгновений он начал чувствовать себя слишком реально, слишком прохладно. Он сел и обнаружил, что находится в большой, хорошо обставленной спальне со свежевыкрашенными в белый цвет стенами, с черными дубовыми рамами и дверями. На спинке стула лежал отрез прекрасных марнерийских кружев следовательно, он все еще в городе. Гонго, да пусть даже и сам Повелитель Мертвых, не станут заботиться о таких мелочах. На полу лежал коврик из голубой материи, что подтвердило его пребывание в мире смертных.
Прикосновение прекрасного гладкого белья к обнаженной коже было необычным, но очень приятным. Обычно он спал, завернувшись в одеяло, в подвесной койке, высоко под потолком, в стойле дракона. В поле он спал прямо на земле или в гамаке, подвешенном между деревьями. А спать в такой кровати - это чувство было просто изумительным.
Затем он покраснел. Кто-то вчера вечером вымыл его в ванне и уложил в постель. Все это он проспал и продолжал спать всю ночь вплоть до первых солнечных лучей. Кто-то вымыл его и побрил, а он так и не знает, кто это сделал.
Его одежды не было видно. Он завернулся в простыню и попробовал открыть дверь. Она легко отворилась, и он оказался в небольшой комнатке с двумя рядами шкафчиков с выдвижными ящиками. Его одежды, выстиранные, сладко пахнущие, были сложены на маленьком столике.
Одеваясь, он задумался, как он будет объяснять свое отсутствие всю ночь, когда вернется в Драконий дом. Он был уверен, что Кузо заметил его отсутствие. Боги! Они же могли поднять тревогу и начать его искать. Неприятное положение, в которое он внезапно попал, могло стать еще неприятнее.
Другая дверь вывела его в большой внутренний холл. По лестнице он спустился на этаж ниже, где встретил служанку, вытирающую руки о передник. Она широко улыбалась и была очень приветлива.
- Приятно видеть молодого господина вставшим и опять бодрым. Принести вам келута? На кухне его как раз приготовили.
Горячий, дымящийся келут был великолепен. И, прихлебывая его, он немного поболтал со служанкой, Эльзер. Он узнал, что госпожа Селима еще не поднималась, а госпожа Марда, та, что помоложе, уже ушла из дома в храм.
Эльзер обращалась с ним с веселой бесцеремонностью, и это его смущало. Повар и Эльзер были единственными слугами, оставшимися в доме. Все остальные убежали из города.
Он попивал келут и обдумывал, как ему вести себя с Кузо. Ему надо будет все откровенно рассказать. Он был слишком чистым и ухоженным, чтобы уверять, будто он спал на улице. Этот номер не пройдет.
- Да, Эльзер, вот что скажи-ка мне. Если мне вдруг потребуется подтверждение, что я эту ночь провел здесь, ты сможешь это подтвердить?
- Ну, конечно, молодой господин. Это я и леди Селима укладывали вас в кровать, так что я прекрасно знаю, что вы все время спали здесь. И всю ночь напролет.
- Ага.
Эльзер одарила его милой улыбкой. Сказать по правде, она получила большое удовольствие, купая молодого человека. У него было прекрасное тело, хотя и испещренное шрамами.
Релкин не мог взглянуть ей в глаза, внезапно охваченный странной неловкостью. Он жил в мужском мире Драконьего дома и своего эскадрона. Он жил с женщинами, но только в далеких землях, как, например, в руинах Урдха или в лодке на реке в древних джунглях земель Эйго.
Эльзер похлопала его по руке.
- Ну, спасибо, Эльзер.
- Для меня это было просто удовольствием, молодой господин.
Он покинул высокий дом и отправился на холм. Охранники привычно, кивнули ему, значит, шум по поводу его отсутствия еще не поднят.
Базил уже проснулся и был в дурном настроении. Но хуже всего было то, что он был голоден.
- Ах, - заявил он, при виде Релкина, - так, значит, мальчик все-таки живой!
- Слушай, мне действительно очень жаль. Я заснул у одной леди. Я просто вымотался вчера до предела.
Базил фыркнул. У него было свое представление об интересах Релкина.
- Даже во время чумы ты должен оплодотворять яйца?
Люди, с точки зрения Базила, были помешаны на сексе, превосходя в этом отношении драконов во много раз. У драконов неудержимое влечение было особой природной силой, но это пламя продолжалось очень недолго, просто вспышка света в темноте - и все прошло. Для людей этот процесс был длительным и сопровождался огромными сложностями и эмоциями, которые Базилу было трудно понять. В этой области жизнь у драконов была проще.
- Нет, это вовсе не то.
Огромные глаза в ответ только подмигнули ему, очевидно, в полном неверии.
- Правда. Меня попросили заговорить зубы одной женщине, которая собиралась броситься с крыши. Она хотела умереть.
- Судя по твоим словам, это скорее работа для ведьм, а никак не для драконира.
- Я был лучшим, что им попалось под руку.
- Недолго, видимо, они искали.
Релкин почесал макушку у себя под шапкой. Дракон здорово на него обиделся, и для этого у него были все основания. Когда драконы служат в Легионах, они во всем зависят от своих дракониров.
- Слушай, я понимаю, что подвел тебя. За последние дни все немного спуталось, правда?
- Очень. Дракон голодный. А это очень плохо.
- Ты уж меня извини. Мне еще предстоит дьявольская головомойка от Кузо.
- И совершенно справедливо, - раздался знакомый невеселый голос из коридора.
Из-за угла высунулась голова Кузо.
- Я бы хотел поговорить с вами, драконир Релкин. Вы знаете, где расположен мой кабинет.
- Да, командор Кузо.
Кузо удалился. Весь ужас Релкина вырвался наружу, сумасшедшим танцем, которым руководили его злейшие враги. Релкин вздохнул. Старые Боги никогда не делают его жизнь слишком простой.
- Итак, ты поговорил с женщиной на крыше, - виверн был все еще зол.
- Именно. И у меня получилось. Она решила не бросаться с крыши.
- А потом ты оплодотворил ее яйца?
- Да нет же! Она была пожилой леди.
Релкин не хотел, чтобы дракон даже думал о нем такие глупости. Неужели он действительно бабник? Ему так не казалось. Как ни крути, а все было как раз наоборот.
- И это тебя остановило? Раньше тебя ничто не останавливало.
- Ну давай, пинай лежачего, может, это и поможет.
- Ба! Этот дракон голодный!
- Да, правильно. Минуточку.
Релкин вышел в галерею и прикатил огромный фарфоровый чан с едой. Затем он пошел на встречу с Кузо, которая не обещала быть слишком простой, что на самом деле и случилось. Теперь его судьба зависела от той леди, из дома на Фолуранском холме. Кузо хотел получить подтверждение этой истории. Если получит, то данное приключение останется без последствий.
Драконир побрел обратно в стойло. Дракон отправился на утренние упражнения, поднимать полутонные тяжести. У Релкина была всего минута передышки, прежде чем начали собираться ребята-дракониры, которые тут же начали подшучивать над ним.
- И какова же она была из себя? - поинтересовался Свейн, никогда не отличавшийся тонкостью в обращении.
- Ей было около семидесяти, у нее все волосы седые, как снег, если уж тебя это действительно так интересует. Я там остался только потому, что уснул, как только сел. Сам понимаешь, мы вчера, черт подери, работали весь день. Я выдохся, как костер. Проснулся только сегодня утром.
- Это где?
- На Фолуранском холме.
Релкин снова рассказал свою историю, ничего не прибавляя от себя, как бы плаксиво она ни выглядела.
- Правдоподобная история, - проворчал Свейн. - Ты просто не хочешь, чтобы мы узнали, что же случилось на самом деле.
- Брось, ты думаешь, я изменяю Эйлсе? Ты же меня хорошо знаешь, Свейн.
- Драконы тоже кое-что о тебе знают. Должно быть, от Хвостолома.
- Великолепно! И ты веришь драконьим сплетням? Сам же прекрасно знаешь, что этим сплетням грош цена.
- Кончай, Релкин. Все тебя знают. Ты всегда аккуратен: и сам чистенький и одежонка в порядке.
- Было то, что я тебе продолжаю вдалбливать: я просто отговорил эту леди прыгать с крыши. Они собирались дать мне что-нибудь выпить и закусить. А я отключился, как только сел.
Как только стало ясно, что им из него больше ничего не вытянуть, парни отстали и перешли к звучащей на всех углах теме чумы.
Ночные новости были сенсационными. Ни одного случая за шесть часов.., несколько случаев утром и потом опять ничего.
Похоже, ведьмы оказались правы. Кампания против блох шла успешно.
- Джак вернулся, - сказал Свейн. - Ну, и что там, в лесу Затерявшегося оленя?
- Все еще продолжают копать. Я слышал, что уже похоронено десять тысяч.
- Храни нас Рука, - пробормотал кто-то.
- А я вот что вам скажу, - вмешался Мануэль. - В Драконьем доме не осталось ни одной живой блохи.
- Хэй, да и в городе-то их теперь не намного больше осталось, воскликнул Курф.
- Могу поклясться, что есть. Такое добро всегда можно найти, проворчал Энди.
- Но чума-то прекратилась...
Разговор перекрыл голос Кузо, зовущего ребят на построение.
Начиналась работа.
Со стонами и ворчаньем они побрели строиться.
Оставшаяся часть дня прошла в основном так же, как и предыдущий день. Они работали в нижнем городе: уничтожали крыс, окуривали дома. Когда они уже не могли продолжать, их отправили присматривать за драконами, а затем спать.
Так продолжалось еще три дня, и за это время не было ни одного случая чумы. Все кончилось.
Черная чума была остановлена в Марнери на полном ходу, но при этом умерли тринадцать тысяч сто пятьдесят пять человек; большинство из них было похоронено в общих погребальных ямах в лесу Затерявшегося оленя. Заразились еще девять тысяч четыреста шесть человек, но эти выжили, хотя многие из них умерли в течение следующего года-двух.
После городской церемонии в лесу Затерявшегося оленя был заложен монумент в память о погибших. Еще один был заложен в ряду памятников на парадной площади перед Сторожевой башней.
На нем должны были быть выгравированы имена тех, кто погиб в борьбе с чумой. Среди этих имен должен был значиться и Эфин из дома Дебун.
А жизнь продолжалась. Все дома на Рыбном холме снесли, и городские проектировщики начали осуществлять свою давнюю мечту: расчистить все трущобы и проложить новые торговые улицы, что позволило бы расширить торговые площади Широкой и Башенной улиц.
Марнери испытал тяжелый удар, но стряхнул с себя все плохое и выстоял, не склонив головы.
Везде в городах Энеада ситуация с чумой была взята под контроль. Дольше всего она продолжалась, конечно, в Кадейне, где в десяти больших ямах вдоль дороги Кадейн-Минуэнд захоронили более ста тысяч тел.
Риотва и Во - оба города чума пощадила - работали не покладая рук, производя все необходимое для пораженных городов. Из Во корабли шли в Вуск и Талион. Из Риотвы была послана помощь во все южные города, даже в Марнери, несмотря на остатки былой неприязни, которая все еще существовала по отношению к большому городу на Лонгсаунде.
Летней ночью Лессис, Серая Ведьма, стояла вместе с Лагдален на внешней пристани Марнери. У них за спиной, в темноте среди деревьев, маячила фигура телохранителя Мирка. Стоя под фонарем у верстового столба, они ожидали прибытия ведьмы по имени Крусса. Невдалеке, в лесу Заплутавшего оленя, маячили огни.
- Хорошие новости, леди? - спросила Лагдален, когда Лессис свернула небольшой свиток, который только что прочла.
- Да. В Минуэнде с чумой покончено. За три дня - ни одного нового случая.
- Слава Великой Матери, услышавшей наши молитвы.
- Но это было предупреждение. Наш враг ударил смертельным оружием, и мы чуть было не погибли.
- У него голова полна злых дел, - Лагдален передернуло. - Ваакзаам еще с нами не закончил. Мы должны быть готовы к новым ударам.
Глава 14
Вновь Релкин вошел в здание верховного суда Марнери.
О Боги, подумал он, не слишком ли много времени провел я здесь?
Знакомство с юриспруденцией началось с долгого суда за убийство торговца Дука в верховьях реки Арго. Затем последовало длительное разбирательство, касающееся Портеуса Глэйвса, бывшего командира Восьмого полка Второго легиона. На этот раз подсудимым опять был он сам, над ним висело серьезное обвинение в ограблении, совершенном на территории павшего города Мирчаза.
Ограбление рассматривалось как суровый проступок, хотя само положение под номером 545 в Книге Легионов трактовало ситуацию довольно туманно. Воровство лагерного оборудования или похищение кавалерийских опилок рассматривались как куда более важные проступки.
Пятьсот сорок пять, "незаконное владение украденными вещами, приобретенными путем кражи в период прохождения службы за границей". Предъявление такого обвинения было редким явлением в жизни солдат армии Аргоната, что, очевидно, и объясняло низкий приоритет, присвоенный этому проступку.
Были и другие проступки, которые подпадали под закон Легионов о финансовых нарушениях, - это относилось к счету, который Релкин открыл в Королевском Земельном банке Кадейна во время краткой остановки в этом городе. Но это обвинение было несерьезным и вряд ли кто-то вспомнил бы о нем, если бы не первое.
Когда драконир занял свое место на передней скамейке, он заметил кривой взгляд, брошенный в его сторону Ушером. Ну, хорошо, они его уже знают. Привет, с вами снова шалопай Релкин.
Орудуя швабрами и лопатами, щетками и тряпками, люди атаковали старые жилища, очищая грязь и гниль, где бы она ни находилась. Чтобы остановить ход чумы, надо было уничтожить все популяции блох, ведь именно в них и обосновалась болезнь.
День и ночь горели огромные кучи белья и одежды, ковров и мусора. В адском мерцающем свете фонарей и факелов работали команды, поднимая многолетнюю пыль и копаясь во всех уголках города.
Дракониры, конечно, знали об уничтожении крыс и о блохах, знали они и о том, что можно быть укушенным блохой, когда разделываешься с крысиным гнездом. Поэтому они тоже носили плотно облегающие одежды, перчатки и мазали жиром лица. Эти предосторожности свели опасность к единственной потере: юноши Арнала. Курф теперь следил за его драконом, Вонтом.
Громадные виверны были заняты на рытье погребальных ям и на специальных строительных работах на Рыбном холме, где они сносили старые склады. Кроме таких, наиболее тяжелых работ, их старались не беспокоить. В большинстве случаев они оставались в казармах, чувствуя, что в воздухе висит зараза, и от этого испытывали беспокойство. Конечно, дракониры после охоты на крыс при ходили измученными, и на драконов сил у них уже почти не оставалось.
Релкин присоединился к окуривателям. Он разжигал огонь в очагах и печах в нижнем городе, дом за домом, он поддерживал его, давал ему разгореться, а потом заставлял его яростно дымить. После этого он бросал в пламя сухие цветы хризантем, и ядовитое облако дыма проникало и в верхние комнаты. После того, как дом был окурен, туда приходили команды чистильщиков.
Релкин затопил уже более сотни очагов, окурив примерно половину домов, когда наконец сдался и решил отдохнуть. Его легкие саднило от дыма, а глаза покраснели и слезились. Он доложил дежурному сержанту по дымовой команде, и тот разрешил ему отлучиться для восстановления сил.
Релкин направил свои усталые ноги вверх по холму. На вершине маячила Башня, которая в нормальное время олицетворяла силу великого города. Теперь, несмотря на свою мощь, она, казалось, уменьшилась и как-то сжалась. Новый вид оружия одолел город в одну ночь. Все его высокие стены и защитные сооружения оказались беспомощными перед такой атакой.
Проходя мимо заколоченных лавок, Релкин вышел на улицу, пересекающую Фолуранский холм, и остановился, пропуская две тяжелые повозки, вывернувшие из-за угла со стороны Сторожевой башни. Именно в этот день чума нашла дорогу и сюда. Теперь и жители этого холма начнут жечь свои одежды и постели точно так же, как это уже сделали все остальные. Команды нанятых частным образом чистильщиков работали в большинстве больших домов.
Релкин пересек улицу, и, когда уже снова вступал на тротуар, его остановила женщина с горящими глазами и длинными седыми волосами, спутавшимися на голове. На ней было дорогое платье и серебряные туфли.
- Пожалуйста, молодой господин, вы должны помочь мне.
Ради любви Великой Матери, вы должны помочь мне!
- В чем дело, леди?
- Моя мать! Она ужасно больна.
- Тогда вам нужен доктор, леди, а я просто драконир.
- Нет, вы не понимаете. У нее не в порядке с головой. Она забралась на крышу дома и грозится покончить с жизнью. Она и слушать никого не хочет, женщина начала всхлипывать и протянула ему руку. - Бедная женщина не... Это очень печальное зрелище.
Релкин закусил губу.
- О, пожалуйста, добрый господин, помогите мне в этот час отчаяния.
Он вздохнул:
- И что же вы хотите от меня?
- Поговорите с ней. Отговорите, пожалуйста, ее от этой затеи.
- А почему вдруг она послушает меня?
- Думаю, послушает. Пожалуйста, пойдемте быстрее со мной.
Она повела его вверх, на Фолуранский холм, к высокому дому на северной стороне улицы. В доме они встретили испуганную служанку, вытирающую руки о белый передник.
- Она все еще там, леди. Все еще говорит.
- Спасибо.
Женщина взглянула на Релкина, потом перевела взгляд на верхние ступеньки лестницы.
- На крыше, говорите?
- Да, молодой господин. Извините, я совсем забыла спросить ваше имя.
- Релкин, леди, из Сто девятого марнерийского.
На ее лице отразилось явственное потрясение. Она сделала шаг назад и прикрыла рот рукой. Релкин, застигнутый врасплох, растерялся.
- С вами все в порядке, леди?
Не получив никакого ответа, Релкин направился к лестнице.
Надо было подняться на шестой этаж. Лестница на первых трех этажах была широкой, каменной. Начиная с четвертого, лестница стала поуже и деревянной. На шестом пролете Релкин почувствовал, что запыхался.
Дверь на крышу была открыта. Оттуда лился поток слов, из которого он смог уловить только отдельные фразы, повторявшиеся снова и снова, словно обрывки молитвы.
- Наступает темнота, темнота.
- Мы должны быть бдительными, но все равно это уже слишком поздно.
- Мы погибаем внутри собственной крепости.
Релкин вышел на крышу. Ветер прекратился, и теперь воздух потемнел от дыма бесчисленных костров для окуривания. Над всем этим висела вонь.
В царственной позе женщина с длинными седыми волосами, перехваченными золотой тесьмой, стояла у сточного желоба. Ее руки были плотно сжаты ладонями вместе, она держала их под подбородком, неподвижным взглядом уставившись вдаль. А у ее ног была пропасть - шесть этажей до мощеной улицы.
Пустые окна на противоположной стороне улицы смотрели на них, наполненные каменным безучастием. Несколько человек собралось внизу, но в эти дни трагедии были столь обычным явлением, что терять время на то, чтобы стоять и глазеть на очередную, почти никто не хотел.
Релкин глубоко вздохнул, соскользнул по черепицам крыши и наконец уперся ногой в крайний ряд кирпичей у сточной трубы.
Седая женщина резко повернулась и уставилась на него.
- Кто вы? - резко спросила она.
Релкин старался говорить как можно более ровным тоном. То, что он был настолько уставшим, что засыпал на ходу, очень помогло ему.
- Меня попросили помочь вам. Вот и все, леди.
Он очень медленно приблизился к ней и протянул руку.
Она отшатнулась и повернулась к краю крыши.
- Город погибает, и никто не знает, почему.
- Я здесь для того, чтобы просто помочь вам, леди, - сказал он и потянулся к ней.
Она взмахнула руками, как будто хотела оттолкнуть его.
- Нет, теперь я не могу вернуться, - она вскинула руки в направлении города. - Все пропало, все прах и пепел. Мы все умираем.
- Это не так, леди.
- Мой мальчик, Эфин, погиб. Он слишком рано взят в Руку Великой Матери. Его послали в Эйго, и он выжил. Но он не смог пережить черную чуму.
- Ваш сын не хотел бы, чтобы вы сами отняли у себя жизнь.
Я в этом уверен.
- Мой сын... - женщина начала всхлипывать. Она закачалась да краю, потом восстановила равновесие. - Эфин служил, как и вы, в Легионах. Он попал в первую крысиную команду.
- Он должен гордиться своей смертью, леди. Марнери гордится их смертью. Его имя напишут на монументе, и оно останется там на тысячи лет.
Слегка наклонив голову, она вопросительно смотрела на него.
- Вы драконир?
- Да, леди. Как вы догадались?
- Твои сапоги, это единственная деталь твоей настоящей формы. Я знаю Легионы, дитя мое. Мой отец был командиром Третьего полка Первого легиона. Я выросла в Далхаузи.
- Вы правы, леди. Я драконир. Я из Сто девятого марнерийского.
- У тебя печальное лицо, дитя мое. Ты уже повидал неприглядную сторону жизни.
Она уставилась на него застывшим взглядом.
- Как видишь, я знаю, я знаю, каково это... Эфин видел битвы и выжил. Я знаю, какой это ад. Я знаю, с чем ты сталкивался. Как и мой сын, Эфин, ты уже достаточно повидал войны.
- Да, леди.
Она опять повернулась к краю крыши.
- Мой сын погиб. Перед собой я вижу только мрак.
- До того, как все это кончится, городу еще потребуемся все мы.
Она уставилась на него невидящим взглядом.
- Как твое имя, дитя мое?
- Релкин.
- Релкин? Это имя носят в провинции Голубого Камня. Ты из Кверка?
- Нет, леди, из Куоша.
- Я провела часть своей юности, разъезжая в окрестностях Куоша и Кверка. Это очень милый край.
- Да, леди, это так. И я надеюсь, что мне до смерти удастся еще хоть разок повидать его.
Ее лицо осунулось.
- Но сейчас ты обречен. Мы все умрем.
- Это не обязательно, леди. Чума разносится блохами. Поэтому мы сейчас стараемся избавиться от блох. И мы знаем, как это сделать.
Она посмотрела на него.
- Нет. Мы обречены. Я видела это в знамении.
- Вовсе нет, леди. Мы остановим этот кошмар. Я слышал, что на этот час число жертв уже упало почти до нуля.
Она покачала головой.
- Разве такое возможно?
- Мы выиграем эту войну, леди. Я окуривал дома там, на Рыбном холме. Поэтому я такой просаленный и все такое. Видите эти манжеты, они такие тугие, что даже больно, а когда я был там, то у меня был такой же тугой воротник. Мы также носим вязаные шлемы и натираем лицо жиром. Ни у кого нет желания быть покусанным какой-нибудь блохой. А они очень шустрые, но мы их всех все равно убиваем, а чистильщики подметают их и бросают в огонь.
Она внимательно всматривалась в его глаза.
- Кто ты? Ты не простой драконир. В твоих глазах есть что-то такое, что говорит со мной. Я не знаю тебя, но все равно чувствую какую-то привязанность.
- Я не вру вам, леди. Я просто Релкин из Сто девятого марнерийского драконьего.
Она наклонилась ближе, стараясь прочитать что-то, написанное ускользающим росчерком за пределами обычного зрения.
- Кем ты был? Я имею в виду, кем ты был в других жизнях?
У тебя странная аура, дитя мое. Ты отмечен.
Релкин вздрогнул. Этого он вовсе не хотел слышать.
- Скажи мне, дитя мое, кто ты? - настаивала она.
Кто же он в самом деле, подумал он про себя. Он был Иудо Фэксом, он занимался любовью в самых невероятных местах, от берегов Оона до сумрачного мира магии, где жила Ферла. Он почувствовал, как легла на его плечи тяжелая рука разума-левиафана.
- Я драконир, готовый в любой момент уснуть, леди.
Какое-то время она растерянно на него смотрела, потом черты лица ее смягчились.
- Ты никогда не знал своей матери, не так ли, дитя мое?
- Правильно, леди. Я никогда не знал ни отца, ни матери.
Байстрюк, подкидыш, нежеланный... - Релкин прожил свою жизнь, боясь услышать, но то и дело слыша эти слова.
- Бедное дитя, какой жизнью тебе пришлось жить!
Клянусь Богами, подумал Релкин, в том, что она сказала, что-то есть. Но леди уже не смотрела на край крыши. Релкин надеялся, что это прогресс.
- Эфин умер здесь, сам видишь. Его жена умерла тоже. Теперь их дети сироты.
- Худшее позади, леди. Мы победим.
- Нет, худшее впереди. После того, как мы оплачем наших покойников.
Сказав это, она повернулась, обхватила его руками и, ткнувшись в грудь, заплакала. Они так и продолжали стоять на краю крыши. Очень осторожно он начал потихоньку вместе с ней забираться по черепицам на конек крыши. На протяжении всего пути он продолжал поддерживать женщину. Теперь она уже шла, не сопротивляясь, и проявляла определенную ловкость.
- Мы сейчас выпьем вина с бисквитами. Вот что мы должны сейчас сделать, - сказала она, задержавшись в дверях чердака.
- Все что угодно, леди, - пробормотал он.
Проходя через дверь, он слегка подтолкнул женщину вперед. Бросив напоследок еще один взгляд на край крыши, она вошла в дом.
Он проследовал за ней до первого этажа, где она позвонила в гонг и предложила ему сесть за длинный стол в комнате, увешанной роскошными гобеленами.
- Отдохните здесь, дитя мое. Я уверена, что вы очень устали.
Релкин, устало вздохнув, сел.
Женщина исчезла в направлении кухни. Через несколько минут служанка принесла миндальные бисквиты и сладкое белое вино. Она нашла Релкина уже спящим; он навалился на стол и положил голову на руки.
Глава 13
Он проснулся и довольно долго считал, что все еще продолжает спать и видит сон. Он был в раю: голый, только что принявший ванну, лежащий на прекрасном прохладном белье в большой мягкой кровати. Кто-то даже побрил его.
У него внутри пробежал холодок. Небеса? Или вот так и просыпаются в Покоях Ганго? Он уже присоединился к Легиону мертвых?
Он вытянул руки. Белье было очень гладким. Через несколько мгновений он начал чувствовать себя слишком реально, слишком прохладно. Он сел и обнаружил, что находится в большой, хорошо обставленной спальне со свежевыкрашенными в белый цвет стенами, с черными дубовыми рамами и дверями. На спинке стула лежал отрез прекрасных марнерийских кружев следовательно, он все еще в городе. Гонго, да пусть даже и сам Повелитель Мертвых, не станут заботиться о таких мелочах. На полу лежал коврик из голубой материи, что подтвердило его пребывание в мире смертных.
Прикосновение прекрасного гладкого белья к обнаженной коже было необычным, но очень приятным. Обычно он спал, завернувшись в одеяло, в подвесной койке, высоко под потолком, в стойле дракона. В поле он спал прямо на земле или в гамаке, подвешенном между деревьями. А спать в такой кровати - это чувство было просто изумительным.
Затем он покраснел. Кто-то вчера вечером вымыл его в ванне и уложил в постель. Все это он проспал и продолжал спать всю ночь вплоть до первых солнечных лучей. Кто-то вымыл его и побрил, а он так и не знает, кто это сделал.
Его одежды не было видно. Он завернулся в простыню и попробовал открыть дверь. Она легко отворилась, и он оказался в небольшой комнатке с двумя рядами шкафчиков с выдвижными ящиками. Его одежды, выстиранные, сладко пахнущие, были сложены на маленьком столике.
Одеваясь, он задумался, как он будет объяснять свое отсутствие всю ночь, когда вернется в Драконий дом. Он был уверен, что Кузо заметил его отсутствие. Боги! Они же могли поднять тревогу и начать его искать. Неприятное положение, в которое он внезапно попал, могло стать еще неприятнее.
Другая дверь вывела его в большой внутренний холл. По лестнице он спустился на этаж ниже, где встретил служанку, вытирающую руки о передник. Она широко улыбалась и была очень приветлива.
- Приятно видеть молодого господина вставшим и опять бодрым. Принести вам келута? На кухне его как раз приготовили.
Горячий, дымящийся келут был великолепен. И, прихлебывая его, он немного поболтал со служанкой, Эльзер. Он узнал, что госпожа Селима еще не поднималась, а госпожа Марда, та, что помоложе, уже ушла из дома в храм.
Эльзер обращалась с ним с веселой бесцеремонностью, и это его смущало. Повар и Эльзер были единственными слугами, оставшимися в доме. Все остальные убежали из города.
Он попивал келут и обдумывал, как ему вести себя с Кузо. Ему надо будет все откровенно рассказать. Он был слишком чистым и ухоженным, чтобы уверять, будто он спал на улице. Этот номер не пройдет.
- Да, Эльзер, вот что скажи-ка мне. Если мне вдруг потребуется подтверждение, что я эту ночь провел здесь, ты сможешь это подтвердить?
- Ну, конечно, молодой господин. Это я и леди Селима укладывали вас в кровать, так что я прекрасно знаю, что вы все время спали здесь. И всю ночь напролет.
- Ага.
Эльзер одарила его милой улыбкой. Сказать по правде, она получила большое удовольствие, купая молодого человека. У него было прекрасное тело, хотя и испещренное шрамами.
Релкин не мог взглянуть ей в глаза, внезапно охваченный странной неловкостью. Он жил в мужском мире Драконьего дома и своего эскадрона. Он жил с женщинами, но только в далеких землях, как, например, в руинах Урдха или в лодке на реке в древних джунглях земель Эйго.
Эльзер похлопала его по руке.
- Ну, спасибо, Эльзер.
- Для меня это было просто удовольствием, молодой господин.
Он покинул высокий дом и отправился на холм. Охранники привычно, кивнули ему, значит, шум по поводу его отсутствия еще не поднят.
Базил уже проснулся и был в дурном настроении. Но хуже всего было то, что он был голоден.
- Ах, - заявил он, при виде Релкина, - так, значит, мальчик все-таки живой!
- Слушай, мне действительно очень жаль. Я заснул у одной леди. Я просто вымотался вчера до предела.
Базил фыркнул. У него было свое представление об интересах Релкина.
- Даже во время чумы ты должен оплодотворять яйца?
Люди, с точки зрения Базила, были помешаны на сексе, превосходя в этом отношении драконов во много раз. У драконов неудержимое влечение было особой природной силой, но это пламя продолжалось очень недолго, просто вспышка света в темноте - и все прошло. Для людей этот процесс был длительным и сопровождался огромными сложностями и эмоциями, которые Базилу было трудно понять. В этой области жизнь у драконов была проще.
- Нет, это вовсе не то.
Огромные глаза в ответ только подмигнули ему, очевидно, в полном неверии.
- Правда. Меня попросили заговорить зубы одной женщине, которая собиралась броситься с крыши. Она хотела умереть.
- Судя по твоим словам, это скорее работа для ведьм, а никак не для драконира.
- Я был лучшим, что им попалось под руку.
- Недолго, видимо, они искали.
Релкин почесал макушку у себя под шапкой. Дракон здорово на него обиделся, и для этого у него были все основания. Когда драконы служат в Легионах, они во всем зависят от своих дракониров.
- Слушай, я понимаю, что подвел тебя. За последние дни все немного спуталось, правда?
- Очень. Дракон голодный. А это очень плохо.
- Ты уж меня извини. Мне еще предстоит дьявольская головомойка от Кузо.
- И совершенно справедливо, - раздался знакомый невеселый голос из коридора.
Из-за угла высунулась голова Кузо.
- Я бы хотел поговорить с вами, драконир Релкин. Вы знаете, где расположен мой кабинет.
- Да, командор Кузо.
Кузо удалился. Весь ужас Релкина вырвался наружу, сумасшедшим танцем, которым руководили его злейшие враги. Релкин вздохнул. Старые Боги никогда не делают его жизнь слишком простой.
- Итак, ты поговорил с женщиной на крыше, - виверн был все еще зол.
- Именно. И у меня получилось. Она решила не бросаться с крыши.
- А потом ты оплодотворил ее яйца?
- Да нет же! Она была пожилой леди.
Релкин не хотел, чтобы дракон даже думал о нем такие глупости. Неужели он действительно бабник? Ему так не казалось. Как ни крути, а все было как раз наоборот.
- И это тебя остановило? Раньше тебя ничто не останавливало.
- Ну давай, пинай лежачего, может, это и поможет.
- Ба! Этот дракон голодный!
- Да, правильно. Минуточку.
Релкин вышел в галерею и прикатил огромный фарфоровый чан с едой. Затем он пошел на встречу с Кузо, которая не обещала быть слишком простой, что на самом деле и случилось. Теперь его судьба зависела от той леди, из дома на Фолуранском холме. Кузо хотел получить подтверждение этой истории. Если получит, то данное приключение останется без последствий.
Драконир побрел обратно в стойло. Дракон отправился на утренние упражнения, поднимать полутонные тяжести. У Релкина была всего минута передышки, прежде чем начали собираться ребята-дракониры, которые тут же начали подшучивать над ним.
- И какова же она была из себя? - поинтересовался Свейн, никогда не отличавшийся тонкостью в обращении.
- Ей было около семидесяти, у нее все волосы седые, как снег, если уж тебя это действительно так интересует. Я там остался только потому, что уснул, как только сел. Сам понимаешь, мы вчера, черт подери, работали весь день. Я выдохся, как костер. Проснулся только сегодня утром.
- Это где?
- На Фолуранском холме.
Релкин снова рассказал свою историю, ничего не прибавляя от себя, как бы плаксиво она ни выглядела.
- Правдоподобная история, - проворчал Свейн. - Ты просто не хочешь, чтобы мы узнали, что же случилось на самом деле.
- Брось, ты думаешь, я изменяю Эйлсе? Ты же меня хорошо знаешь, Свейн.
- Драконы тоже кое-что о тебе знают. Должно быть, от Хвостолома.
- Великолепно! И ты веришь драконьим сплетням? Сам же прекрасно знаешь, что этим сплетням грош цена.
- Кончай, Релкин. Все тебя знают. Ты всегда аккуратен: и сам чистенький и одежонка в порядке.
- Было то, что я тебе продолжаю вдалбливать: я просто отговорил эту леди прыгать с крыши. Они собирались дать мне что-нибудь выпить и закусить. А я отключился, как только сел.
Как только стало ясно, что им из него больше ничего не вытянуть, парни отстали и перешли к звучащей на всех углах теме чумы.
Ночные новости были сенсационными. Ни одного случая за шесть часов.., несколько случаев утром и потом опять ничего.
Похоже, ведьмы оказались правы. Кампания против блох шла успешно.
- Джак вернулся, - сказал Свейн. - Ну, и что там, в лесу Затерявшегося оленя?
- Все еще продолжают копать. Я слышал, что уже похоронено десять тысяч.
- Храни нас Рука, - пробормотал кто-то.
- А я вот что вам скажу, - вмешался Мануэль. - В Драконьем доме не осталось ни одной живой блохи.
- Хэй, да и в городе-то их теперь не намного больше осталось, воскликнул Курф.
- Могу поклясться, что есть. Такое добро всегда можно найти, проворчал Энди.
- Но чума-то прекратилась...
Разговор перекрыл голос Кузо, зовущего ребят на построение.
Начиналась работа.
Со стонами и ворчаньем они побрели строиться.
Оставшаяся часть дня прошла в основном так же, как и предыдущий день. Они работали в нижнем городе: уничтожали крыс, окуривали дома. Когда они уже не могли продолжать, их отправили присматривать за драконами, а затем спать.
Так продолжалось еще три дня, и за это время не было ни одного случая чумы. Все кончилось.
Черная чума была остановлена в Марнери на полном ходу, но при этом умерли тринадцать тысяч сто пятьдесят пять человек; большинство из них было похоронено в общих погребальных ямах в лесу Затерявшегося оленя. Заразились еще девять тысяч четыреста шесть человек, но эти выжили, хотя многие из них умерли в течение следующего года-двух.
После городской церемонии в лесу Затерявшегося оленя был заложен монумент в память о погибших. Еще один был заложен в ряду памятников на парадной площади перед Сторожевой башней.
На нем должны были быть выгравированы имена тех, кто погиб в борьбе с чумой. Среди этих имен должен был значиться и Эфин из дома Дебун.
А жизнь продолжалась. Все дома на Рыбном холме снесли, и городские проектировщики начали осуществлять свою давнюю мечту: расчистить все трущобы и проложить новые торговые улицы, что позволило бы расширить торговые площади Широкой и Башенной улиц.
Марнери испытал тяжелый удар, но стряхнул с себя все плохое и выстоял, не склонив головы.
Везде в городах Энеада ситуация с чумой была взята под контроль. Дольше всего она продолжалась, конечно, в Кадейне, где в десяти больших ямах вдоль дороги Кадейн-Минуэнд захоронили более ста тысяч тел.
Риотва и Во - оба города чума пощадила - работали не покладая рук, производя все необходимое для пораженных городов. Из Во корабли шли в Вуск и Талион. Из Риотвы была послана помощь во все южные города, даже в Марнери, несмотря на остатки былой неприязни, которая все еще существовала по отношению к большому городу на Лонгсаунде.
Летней ночью Лессис, Серая Ведьма, стояла вместе с Лагдален на внешней пристани Марнери. У них за спиной, в темноте среди деревьев, маячила фигура телохранителя Мирка. Стоя под фонарем у верстового столба, они ожидали прибытия ведьмы по имени Крусса. Невдалеке, в лесу Заплутавшего оленя, маячили огни.
- Хорошие новости, леди? - спросила Лагдален, когда Лессис свернула небольшой свиток, который только что прочла.
- Да. В Минуэнде с чумой покончено. За три дня - ни одного нового случая.
- Слава Великой Матери, услышавшей наши молитвы.
- Но это было предупреждение. Наш враг ударил смертельным оружием, и мы чуть было не погибли.
- У него голова полна злых дел, - Лагдален передернуло. - Ваакзаам еще с нами не закончил. Мы должны быть готовы к новым ударам.
Глава 14
Вновь Релкин вошел в здание верховного суда Марнери.
О Боги, подумал он, не слишком ли много времени провел я здесь?
Знакомство с юриспруденцией началось с долгого суда за убийство торговца Дука в верховьях реки Арго. Затем последовало длительное разбирательство, касающееся Портеуса Глэйвса, бывшего командира Восьмого полка Второго легиона. На этот раз подсудимым опять был он сам, над ним висело серьезное обвинение в ограблении, совершенном на территории павшего города Мирчаза.
Ограбление рассматривалось как суровый проступок, хотя само положение под номером 545 в Книге Легионов трактовало ситуацию довольно туманно. Воровство лагерного оборудования или похищение кавалерийских опилок рассматривались как куда более важные проступки.
Пятьсот сорок пять, "незаконное владение украденными вещами, приобретенными путем кражи в период прохождения службы за границей". Предъявление такого обвинения было редким явлением в жизни солдат армии Аргоната, что, очевидно, и объясняло низкий приоритет, присвоенный этому проступку.
Были и другие проступки, которые подпадали под закон Легионов о финансовых нарушениях, - это относилось к счету, который Релкин открыл в Королевском Земельном банке Кадейна во время краткой остановки в этом городе. Но это обвинение было несерьезным и вряд ли кто-то вспомнил бы о нем, если бы не первое.
Когда драконир занял свое место на передней скамейке, он заметил кривой взгляд, брошенный в его сторону Ушером. Ну, хорошо, они его уже знают. Привет, с вами снова шалопай Релкин.