Страница:
note_\1то слово «интеллигент» в эпоху пятилеток было ругательным. Видит бог, не зря.
Наконец гость попил-поел и с огромной благодарностью откланялся. Без него сразу стало легче.
— Нет, что ни говори, а все горе от ума. Ученость — вот беда, ученость, блин, — вот причина, —
note_\1казал Прохоров Рысику, с грохотом выдраил посуду и резво отправился к себе.
Долго махал мечом, искромсал газету бритвой и рисовал, пока не надоело, замысловатые восьмерки охотничьим ножом. Потом вымылся, задернул занавески поплотнее и лег в постель. Конкурс, путевки, обещанный рай в Норвегии — все отодвинулось куда-то далеко, сделалось ненужным, малозначимым, осталось лишь ощущение близости Жени, ее рук, пальцев, нежных, ласковых, умелых. Увы, одних только рук, и то лишь во сне… Наяву ничего большего пока Прохорову не обломилось.
— Ну что, не отпускает? — Блондинка, прервавшись, взглянула на него, лицо ее выразило участие. — Надо бы помассировать точку хэ-гу[23]. По системе Шиацу[24]. Чего мучиться-то.
И, не дожидаясь ответа, она решительно взяла однополчанина за руку и принялась работать пальцами.
— Так, так, так…
Роскошный, перламутрового колера маникюр ничуть не мешал ей.
Брюнетка искоса следила за процессом и всеми фибрами завидовала Подполковнику, а тот, чувствуя, как боль уходит, с облегчением вздохнул, расправил плечи и с благодарностью сказал:
— Ну, спасибо, коллега. Жить буду. Если лавочку прикроют, можешь смело подаваться в медицину. Возьмут с руками и ногами.
— Ну, это навряд ли. — Блондинка, сразу же подобравшись, изменилась в лице и прекратила сеанс. — С выздоровлением вас, товарищ Подполковник.
И в кабинете повисла тишина — все отлично знали, что структуры, аналогичные их альма-матер, ликвидируются вместе с личным составом. Как говорится, мавр сделал свое дело…
— Ну ладно, проехали, — с бодростью, чтобы замять свою бестактность, произнес Подполковник и принялся ковыряться серебряной, изготовленной по особому заказу лопаточкой в потухшей трубке. — И что это начальства нашего все не видно? Может, у нас уже началось сокращение штатов?
Полковник же в это время ужинал. Симпатичная подавальщица в передничке принесла ему в кабинет тефтели с картофельным пюре, крабовый салат, бутерброды с ветчиной и сыром, поставила кофейник на подставку:
— Приятного аппетита.
Карминовые губы ее приветливо улыбались, однако взгляд чуть раскосых глаз был внимателен и насторожен — служба.
— Спасибо. — Полковник взялся было за нож, но передумал и принялся есть тефтели вилкой — да, времена меняются к худшему. Раньше здесь подавали только натуральные котлеты. Салат был тоже суррогатный — из крабовых палочек, ветчина в бутербродах формовая, черт-те из каких отходов, сыр из самых дешевых, вроде брынзы. Да, заворовались демократы, — если уж здесь жирность снизили, что говорить о прочих госструктурах!
Полковник находился на секретной базе ББК уже целый день. Экстренно вызванный еще утром, он, однако, начальство не застал и был с извинениями препровожден в комнату для гостей, где его ждали «Швепс», удобное кресло и компьютерная дискета. Что ж, в отсутствие начальства можно пообщаться и с машиной, тем более что затронутая тема Сергею Петровичу была знакома только понаслышке. Она ассоциировалась у него главным образом с крысоловом из Гамельна, который запросто увел за собой всех городских детей, и активистами из «Ассоциации жертв психотропного оружия», щеголяющими с мисками на головах и крышками от кастрюль в штанах. Еще ходили слухи о рассеянных полях, торсионных излучателях, техногенных пси-воздействиях, так, ничего конкретного — вымыслы, домыслы, россказни, очень уж похожие на старания спецов по распространению «дезы». В общем, информация на дискете касалась психотропного оружия — способов и средств подавления человеческой воли.
История влияния на психику людей насчитывает тысячелетия. Древние ритуалы и мистерии, жрецы додинастического Египта, африканские колдуны, иранские маги, протославянские волхвы и Соловей-разбойник. Жмуряки, зомби, манкурты, ожившие покойники, царевна Несмеяна… Однако все это история, преданья старины глубокой. А вот в век просвещенный все началось в 1875 году, когда известный химик Бутлеров задумался над тем, не взаимодействуют ли нервные токи организмов подобно электротокам в проводниках. В 1898 году англичанин Крукс обосновал возможность передачи мыслей при посредстве мозгового излучения частотой примерно десять в восемнадцатой степени герц, свободно проникающего через плотные среды. Приход к власти большевиков только подтолкнул исследования в области психотропики. Ленин со товарищи был кровно заинтересован в получении нового оружия, которое могло бы помочь братьям по классовой борьбе в других странах. За дело взялся Бехтерев и в период с девятнадцатого по двадцать седьмой год провел серию опытов по изучению телепатии, в то же время инженер Кажинский работал над практическим применением электромагнитной теории передачи мысли. И не без положительных результатов…
В середине тридцатых годов наиболее успешные опыты по разработке методики психотропной обработки радиотехническими средствами провел научный сотрудник Рентгеновского института Михайловский. Он установил, что различные комбинации электромагнитных импульсов оказывают влияние на отдельные зоны мозга, ответственные как за эмоциональную сферу, так и за работу функциональных органов. Именно тогда в НКВД начали практиковаться пытки с использованием высокочастотного излучения в комбинации с наркотиками. У истоков пси-воздействия стояла дочь Феликса Дзержинского Маргарита Тельце. Как говорится, яблоко от яблони…
В то же время под патронажем наркомата обороны проводилось исследование телепатии с целью изучения ее физической природы, занималась этим группа Васильева в петроградском Институте мозга. Однако война спутала все планы. Только к концу пятидесятых годов в СССР возобновились работы по исследованию биологического воздействия сверхвысоких электромагнитных колебаний (СВЧ) и телепатии, курировал их лично министр обороны Р. Я. Малиновский. В январе 1974 года Государственный комитет по делам изобретений и открытий зарегистрировал «способ вызывания искусственного сна на расстоянии с помощью радиоволн», сущность которого заключалась в облучении биологических объектов модулированными электромагнитными импульсами. В войсковой части 71592 города Новосибирска было успешно проведено предварительное испытание опытной установки, она получила название «Радиосон» и в первом приближении позволяла «обрабатывать» территорию площадью около ста квадратных километров. Причем воздействие могло варьироваться от искусственного сна до полного перерождения нервных клеток человеческого организма.
В 1991 году в СССР имелось уже несколько научных групп, способных создать психотропный генератор для управления психикой и поведением человека на расстоянии, в основе которого лежит принцип манипулирования спинарными (торсионными) полями. В первую очередь, это Институт проблем материаловедения АН Украины и Центр нетрадиционных технологий при Государственном комитете по науке и технике. В разработках психотропных технологий принимали участие: научно-производственное объединение «Энергия», МНТЦ «Вент», Институт радиотехники и радиоэлектроники Российской Академии наук, Московский энергетический институт и др.
Производители-изготовители: киевский завод «Октава», номерной завод психотропной аппаратуры, город Брянск, центр «Биотехника», НПО «Артемида» и др. Все данные на 1992 год…
«А нынче девяносто девятый, представляю, что они успели нагородить». Полковник дочитал файл до конца, открыл «Швепс» и, включив телевизор, по которому шла чернуха новостей, принялся отчаянно скучать. В два часа ему подали обед, стандартный, чекистский, из трех блюд, с икрой, салатом и компотом, и Полковник совсем пригорюнился, понял, что это надолго. Нет ничего хуже ничегонеделанья. Чтобы хоть как-то развлечься и убить время, он выудил, не глядя, с полки какое-то чтиво и — надо же! — не прогадал, попал как раз в тему. Это был убойный эротический шпионский роман о приключениях наших разведчиков на просторах Сиона. Главный герой, Тарас Тарасович Максаев, гинеколог по специальности, был завербован, обрезан и отправлен в Тель-Авив, где под видом банщика Хайма Соломона внедрился и начал новую жизнь. Рядом с ним, бок о бок, сражались на невидимом фронте радист-трансвестит Вася Хренов, активный извращенец Нодар Сукашвили, связист-онанист Моня Лившиц и глубоко законспирированная советская разведчица полковник Давалова, ради интересов родины сменившая даже свою сексуальную ориентацию.
…Агафья Федоровна пробудилась пополудни с тяжелой головой — после вчерашнего ее тошнило. Состояние полковницы осложнялось тем, что в области гениталий наблюдался сильнейший зуд — это не на шутку разгулялись маленькие, въедливые насекомые, которыми с разведчицей щедро поделилась какая-то империалистическая сволочь. «Пора менять легенду». Остервенело почесываясь, Давалова зевнула, а из парной уже вовсю доносилось мерзкое зловоние — это генерал Хайм Соломон готовил в шайке утренний коктейль для улучшения здоровья и нейтрализации коктейля вчерашнего.
Когда тазик с лекарством опустел и чекистам полегчало, тронулись. В пути пели песни и в целях конспирации блевали не в придорожные кусты, а в специальную емкость, опломбированную личной печатью Хайма Соломона. Наконец сделали привал, чтобы оправиться, дать шифровку и размяться, и вот тут Агафья Федоровна с брезгливостью обнаружила, что ни Нодар Сукашвили, ни Моня Лившиц на ее девичьи прелести более не реагируют, а усиленно сожительствуют с Васей Хреновым, который необычайно похорошел и заневестился.
— Извращенцы поганые, — сплюнула Давалова, энергично выругалась и со злости занялась своим пошатнувшимся здоровьем.
Отойдя в сторонку, она, присев, начала с энтузиазмом искоренять пушистость в паху, которая, на удивление, всем была у нее не рыжей, а черной, словно происки империализма.
— Э, девонька, это пустое, — мягко произнес заинтересовавшийся процессом Хайм Соломон, — эдак мандей не изведешь, только красоту свою нарушишь. Надо бы машинным маслом, а еще лучше дегтем.
Мгновенно, по знаку его, Моня Лившиц нырнул под машину, добыл из коробки передач стакан чего-то горячего и вонючего, и исстрадавшаяся полковница наложила обильный компресс на лобок и промежность.
А солнце стояло высоко, и в машине, несмотря на кондиционер, было жарко, сильно пахло коктейлем и сдобренными трансмиссионным маслом гениталиями разведчицы. Некоторое время ехали в молчании, втайне сочувствуя издыхающим насекомым, вдруг внизу у колес что-то завизжало, раздался страшный скрежет, и машина, дернувшись пару раз, остановилась. Выяснилось, что мудак Лившиц плохо завернул сливную пробку в коробке передач, и агрегат, оставшись без масла, накрылся хорошо промасленным половым органом Агафьи Федоровны.
— П…здец, — сделал глубокий вывод после рекогносцировки Хайм Соломон, и, взорвав машину, чтобы она не привлекала к себе внимания, дальше решили выдвигаться автостопом…
В шесть часов Полковника оторвали от чтения и позвали к телефону. Звонило начальство, по межгороду, извинялось и просило ждать до упора, может, даже заночевать тут же, на диване. Генеральский голос был какой-то мятый, вымученный, такой, что сразу становилось ясно — дела хреновы, и Полковник тяжело вздохнул:
— Слушаюсь.
А сейчас, ужиная за экраном телевизора, он смотрел программу «Время», и кусок не лез ему в горло — в Кремле только что закончилось экстренное совещание Совбеза, — видимо, и впрямь случилось что-то очень серьезное.
— Привет, это я. — Не доев бутерброды с ветчиной, он достал «Бенефон», позвонил на сотовую трубку Подполковнику. — Как вы там? Бдите? Правильно делаете. Приказываю перейти на казарменное положение, личному составу вооружиться и ждать дальнейших распоряжений. Я ясно выражаюсь, коллега?
— Куда уж ясней. — Голос Подполковника дрогнул, в нем послышались тревожные нотки. — Что, плохо дело?
— Предположительно. — Полковник поднялся с кресла, ноги его утонули в ворсе ковра. —Все, не занимайте линию. До связи.
— Есть до связи. — В трубке пискнуло, послышались гудки, а по телевизору начался очередной голливудский шедевр — пустые глаза, слащавые улыбки и банальные, ничего не значащие фразы. Ты о'кей? Мы его теряем. Нет, он работает на правительство! Ни души, ни таланта, только деньги, деньги, чертовы деньги.
— Дерьмо. — Полковник раздраженно взялся за пульт, прошелся по каналам, но, так ничего.и не выбрав, нажал кнопку «power». — К чертовой матери, довольно впечатлений. Любите книгу — источник знаний…
…Между тем Тарас Тарасович аккуратно собрал шайки и потайным ходом пробрался в женское отделение бани, где его радистка, Соня Розенблюм, служила уборщицей. Откровенно говоря, никакая это была не Розенблюм, а геройский чекист Вася Хренов, согласившийся ради безопасности родины замаскироваться под любвеобильную женщину. Он был белокур, читывал дамские романы и в целях конспирации имел трех любовников. Тарас Тарасович твердо взглянул ему в развратные, сильно накрашенные глаза и, продиктовав текст шифровки в центр: «Пока все сухо. Гинеколог», направился домой.
Поднявшись по загаженной, вонючей лестнице, он открыл непр'иметную, обшарпанную дверь и вошел внутрь изрядно засранной однокомнатной квартиры. Жил разведчик строго, по-спартански, без излишеств.
Проверив по давнишней привычке квартиру, Тарас Тарасович прошел на кухню и сделал то, о чем мечтал уже много дней, — достал из тайника банку некошерной тушенки, включил дешевый, черно-белый телевизор и, устроившись в расшатанном, скрипучем кресле, принялся со слезами на глазах рубать свинину ложкой, вспоминая о далекой родине, от которой был в такой дали…
Начальство прибыло далеко за полночь.
— Что, заждался? — встретил Генерал Полковника на пороге кабинета, вяло поручкался, широко зевнул и скомандовал в селектор насчет кофе. — Извини, брат, в Москву вызывали, экстренно. Там такое… — Не договорив, он вздохнул, помотал лобастой, стриженной под «бокс» головой. — Обратно летел с военного аэродрома, истребителем, ощущеньице — лучше не придумаешь… Да ты садись, садись, в ногах правды нет…
— Ну и как столица нашей родины? — Полковник опустился в кресло, подтянул распущенный узел галстука. — Кипучая, могучая, никем не победимая? Генерал снял очки, помассировал веки, глаза у него были красные, как у кролика.
— Знаешь, в армии говорят, лучше держаться поближе к кухне, подальше от начальства. Москва, она, брат, бьет с носка, не разбирает. Собственно, и разбираться-то никто не хочет, каждый тянет одеяло на себя… Нынче в ходу старинное правило курятника — клюй ближнего, сри на нижнего. Отечество побоку… Дискету-то прочел? — Он мельком глянул на Полковника, сел, протер очки не слишком свежим носовым платком. — Это так, дайджест, беллетристика, полуоткрытая информация для общего ознакомления. Да, войдите.
Он глянул на буфетчицу, принесшую кофе с бутербродами, коротко кивнул:
— Спасибо, вы свободны. — Подождал, пока та выйдет, клацнул дистанционным замком и, задействовав защиту, отчего воздух в кабинете мелко задрожал, повернулся к Полковнику: — А теперь послушай то, о чем в газетах не напишут. Есть в Москве контора одна, называется «Красная звезда». Так вот в ней некий кандидат наук Бакаев еще в конце восьмидесятых создал спин-торсионный генератор, — Генерал достал четвертушку бумаги, поправил очки, — прибор, излучающий воронкообразные лучи вращения. Первоначально он был задуман как оружие для борьбы с системой СОИ, однако оказался изобретением разноплановым — «запирает» электронику, изменяет структуру кристаллов, «выключает» человеческую психику. Помнишь, когда в октябре девяносто третьего Ельцин схлестнулся с Хасбулатовым и Руцким, те вдруг в самый пик кризиса стали делать непростительные глупости и дали президенту возможность придавить законодательную власть? А манипулирование общественным мнением? А выборы президента, когда его рейтинг вдруг вырос с пяти процентов до небесных высот? Словом, этот Бакаев, теперь уже, конечно, профессор и членкор, оказался мастером на все руки. И швец, и жнец, и на дуде игрец. — Начальство вытащило еще четвертушку бумаги, бегло просмотрев, отхлебнуло кофе. — Только вот доигрался. На симпозиуме в Осло исчез, — то ли похитили, то ли сам подался в бега, неясно. Вместе с ним пропал пакет документов по переносному генератору микролептонного поля и опытный образец величиной с небольшой чемодан.
— А что же охрана? — Полковник нехотя поболтал ложечкой в чашке, однако пить не стал, сердце и так билось, словно раненая птица. — Проспали?
— С норвежскими блядями. Вообще-то шкуры были российские, на заработках. — Генерал вдруг рассмеялся, однако зло, с обидой. — Самых дешевых сняли. А потом, кто теперь работает в конторе-то? Так, шваль, фуфло, все нормальные — кто в бизнес, кто в мафию. Вот ты, милый мой, разве на одну зарплату живешь? Заказы не берешь со стороны? — Начальство оборвало смех, занялось бутербродом с колбасой. — Не ври только, маленькая ложь рождает большое подозрение.
— Боже упаси, чтобы по основному-то направлению… Так, крутимся, решаем вопросы, отмазываем сволочь разную. — Полковник, улыбнувшись, пожал плечами, сразу же стал серьезен и все-таки отхлебнул кофе. — Финансирование сами знаете какое. Гулькин хрен.
— Вот то-то и оно, все дело в финансах. — Генерал вытер сальные губы. — В общем, в Москве все на ушах стоят. Ведь этот чертов генератор может промыть мозги населению небольшого города. А если построить стационарный образец и вдарить, к примеру, по Питеру… Одним словом, приказ свыше — рвать жопу на сто лимонных долек. Парню твоему когда в Норвегию-то ехать?
— Через десять дней, пока там визы, паспорт. — Полковник сразу понял, откуда дует ветер, но сделал недоуменное лицо. — Только надо ли? И так людей не хватает!
— Как говорили в Древнем Риме, не надо представляться более глупым, чем есть на самом деле. — Начальство посмотрело на Полковника ласково, как на дефективного. — Пиши инициативный рапорт на мое имя, и завтра этого героя сюда, к восьми ноль-ноль. Специалиста по агентурной стратегической разведке мы из него, конечно, не сделаем за десять-то Дней, но зато никто нас потом не упрекнет в бездействии. Да и чем черт не шутит, на дурака всегда везет. — Генерал подлил Полковнику кофе, вытащив из портсигара «беломорину», закурил. Кого именно он держал за дурака, было неясно.
— Здравствуй, милый. Чем занимаешься?
— Онанизмом. — Серега вдруг почувствовал, как екнуло сердце, истомная тяжесть спустилась в живот, и трусы сразу превратились в оковы — черт бы побрал эту дуру Корнецкую с ее железобетонной неприступностью! Может, послать ее на хрен, баб, что ли, мало? Вон Любка Зверева, к примеру, чем не подруга жизни? И накормит, и выпить даст, и отсосет, и раком встанет. Опять-таки умница и красавица, в банке работает, крыса.
— Знаем, знаем, премиленькая штучка. — Женя заливисто рассмеялась, в трубке было слышно, как рядом кто-то ноет под гитару. — Кончишь — приезжай на шашлыки, Вика устраивает отвальную.
Господи, опять эта истеричная проститутка с высшим филологическим образованием! Изящные манеры, беседы о прекрасном, сложные психические состояния. А вот Любка Зверева, та без фокусов, сразу хватает за ширинку, ей не до умных разговоров, язык другим занят… Эх, жизнь — влечение полов, непознанная бездна страсти, мышиная возня вокруг постели!
— Как только, так сразу же. — Губы Прохорова сами собой расползлись в глуповатой, радостной улыбке. Бросив трубку, он щелчком разбудил Рысика и, вытащив из шкафа свежее бельишко, с песней порысил в ванную. — Ах, какая женщина, мне б такую…
«Какого хрена! — Заспанный кот посмотрел ему вслед с негодованием, потянулся, зевнул и свернулся клубком в ямке на подушке. — Всего-то мне надо четырнадцать часов полноценного отдыха! Мелкий я хищник или нет? [25]»
Сразу помыться Сереге не удалось. В ванной водопадом шумела вода, облаком клубился горячий пар, жутко воняло закисшими трусами, хозяйственным мылом и водочным перегаром — Прохоров-старший затеял большую стирку.
— Сейчас я, сынок, сейчас. — Яростно полоща бельище прямо в ванной, он глянул на Тормоза снизу вверх, страдальчески скуксился. — Скучно без водки! Ох, плохо мне, Серега, плохо! Но врагу не сдается наш гордый «Варяг»! И пощады никто не желает!
— Давай-давай, чистота — залог здоровья. — Прохоров посетил гальюн и принялся делать зарядку, так, два притопа, три прихлопа. Вымыться он сумел минут через двадцать, надел цветные, под российский триколор, трусы, джинсы, свитер и кожаную, купленную по случаю куртку-бомбардирку с воротником из натурального меха новозеландского опоссума. Как пить дать ворованную.
— Что, по бабам? — Экс-майор угрюмо высунулся из кухни. С видом Сократа, принимающего яд, он цедил из кружки свежезаваренный чай. — Правильно, сынок, всех их все равно, конечно, не пе-рее…ешь, но к этому надо стремиться. Фридрих Энгельс сказал.
На улице было темно и промозгло, накрапывал мелкий, противный дождь. Погода к веселью не располагала, да и вообще, с самого начала все пошло как-то наперекосяк. Усаживаясь в машину, Прохоров плотно вступил в собачью кучу, едва не растянулся и долго шаркал подошвой по траве, проклиная вслух и сучье племя, и хозяйское отродье. Однако это была преамбула. «Треха» заводиться не пожелала, и когда Серега вылез, чтобы проверить свечи, снова конкретно вляпался в дерьмо, но уже другой ногой. Псов в округе держали крупных и кормили как на убой.
«Может, это знак?» Тормоз сделался задумчив, по-обтер штиблеты и начал ковыряться в трамблере. Увы — искры не было. Ветер бросал в лицо студеную морось, мокрое железо холодило пальцы, а где-то рядом тявкали барбосы и, нарезая в темноте круги, занимались своим гнусным делом. Да, вечер, похоже, ничего хорошего не сулил.
«Всех на живодерню, всех!» Злой и промокший, Прохоров поднялся домой, долго мыл «Ариэлем» руки, размышляя о смысле жизни, о превратностях судьбы, о роке, а потом плюнул на все знамения и отправился к Жене на частнике — врешь, не возьмешь! По пути он затарился розовой «Ностальгией», купил пудовый астраханский арбуз, а еще литровую бутыль смородинового «Абсолюта» — для нейтрализации фатума. Так и явился пред светлые очи Корнецкой — суровый, задумчивый, с батареей бутылок и огромной полосатой ягодой.
— Не прошло и полгода. — Женя взглянула на арбуз, затем на гостя и ехидно ухмыльнулась: — Эту ночь мы запомним надолго.
Густые рыжие волосы, заколотые пышным хвостом, делали ее чем-то похожей на лисицу.
— Держи. — Прохоров отдал ей пакет с бутылками, разделся, потащил на кухню арбуз. — Здрасьте вам, как жизнь половая?
— Привет, привет. — Виктория, в прозрачной кофточке и белых облегающих джинсах, неумело насаживала на шампуры свинину. — Живем беспорядочно, но регулярно.
Она была уже навеселе, мясо — кстати, плохо замаринованное, как Тормоз сразу определил по цвету, — держала кончиками пальцев, хмурилась, кривила губы — нет, все эти прелести кухни явно не для нее.
— Давай-ка помогу. — Серега оттеснил Вику в сторону, живо поладил со свининой и властно кивнул: — Засовывай, женщина, готово.
— Это мы завсегда, было бы чего. — Она вставила шампуры в шашлычницу, включила ток и посмотрела на Прохорова с интересом, будто увидела впервые. С интересом отнюдь не профессиональным…
В кухне вскоре запахло жареным. Женя, звеня посудой, накрывала на стол, Вика рассеянно следила за процессом, Серега общался с крысой Дашей. Общий разговор как-то пока не клеился.
— Ну, похоже, готово. — Прохоров выключил шашлычницу, крякнул и принялся доставать шампуры с бастурмой. — Давайте-ка, пока горячее.
Налил дамам вина, себе шведской водочки, мастерски блеснул красноречием:
— Вздрогнули!
Выпили, налегли на сочную, но пресноватую свинину, повторили, ударили по «оливье», и Прохоров, глядя на Викину грудь под прозрачной тканью, начал наконец-таки беседу:
— Так куда это ты отваливаешь?
За подругу ответила Женя:
— Догадайся с трех раз. Туда же, куда и мы. Все дороги ведут в Норвегию. — Она сунула в рот чернильную маслину и насмешливо округлила глаза. — Через «Альтаир», конечно же, через нашу родную турфирму. — Женя усмехнулась, выплюнула косточку. — Все-таки Питер маленький город.
Наконец гость попил-поел и с огромной благодарностью откланялся. Без него сразу стало легче.
— Нет, что ни говори, а все горе от ума. Ученость — вот беда, ученость, блин, — вот причина, —
note_\1казал Прохоров Рысику, с грохотом выдраил посуду и резво отправился к себе.
Долго махал мечом, искромсал газету бритвой и рисовал, пока не надоело, замысловатые восьмерки охотничьим ножом. Потом вымылся, задернул занавески поплотнее и лег в постель. Конкурс, путевки, обещанный рай в Норвегии — все отодвинулось куда-то далеко, сделалось ненужным, малозначимым, осталось лишь ощущение близости Жени, ее рук, пальцев, нежных, ласковых, умелых. Увы, одних только рук, и то лишь во сне… Наяву ничего большего пока Прохорову не обломилось.
* * *
Что можно делать, если со службы уходить не ведено, прямое начальство отсутствует, а по телевизору уже заканчивается программа «Время»? Ну конечно же, гонять чаи, обстоятельно, не спеша, под разговоры о том о сем. Подполковник и обе Майорши так и делали. Пили, правда, чтобы снять стресс, крепкий незкстрагированный кофе да общались большей частью на темы деликатные, служебные, не для посторонних ушей. Собственно, общались большей частью дамы, Подполковник сидел молча, насупившись, хмуро курил — после китайских разносолов в «Занзибаре» у него болел желудок.— Ну что, не отпускает? — Блондинка, прервавшись, взглянула на него, лицо ее выразило участие. — Надо бы помассировать точку хэ-гу[23]. По системе Шиацу[24]. Чего мучиться-то.
И, не дожидаясь ответа, она решительно взяла однополчанина за руку и принялась работать пальцами.
— Так, так, так…
Роскошный, перламутрового колера маникюр ничуть не мешал ей.
Брюнетка искоса следила за процессом и всеми фибрами завидовала Подполковнику, а тот, чувствуя, как боль уходит, с облегчением вздохнул, расправил плечи и с благодарностью сказал:
— Ну, спасибо, коллега. Жить буду. Если лавочку прикроют, можешь смело подаваться в медицину. Возьмут с руками и ногами.
— Ну, это навряд ли. — Блондинка, сразу же подобравшись, изменилась в лице и прекратила сеанс. — С выздоровлением вас, товарищ Подполковник.
И в кабинете повисла тишина — все отлично знали, что структуры, аналогичные их альма-матер, ликвидируются вместе с личным составом. Как говорится, мавр сделал свое дело…
— Ну ладно, проехали, — с бодростью, чтобы замять свою бестактность, произнес Подполковник и принялся ковыряться серебряной, изготовленной по особому заказу лопаточкой в потухшей трубке. — И что это начальства нашего все не видно? Может, у нас уже началось сокращение штатов?
Полковник же в это время ужинал. Симпатичная подавальщица в передничке принесла ему в кабинет тефтели с картофельным пюре, крабовый салат, бутерброды с ветчиной и сыром, поставила кофейник на подставку:
— Приятного аппетита.
Карминовые губы ее приветливо улыбались, однако взгляд чуть раскосых глаз был внимателен и насторожен — служба.
— Спасибо. — Полковник взялся было за нож, но передумал и принялся есть тефтели вилкой — да, времена меняются к худшему. Раньше здесь подавали только натуральные котлеты. Салат был тоже суррогатный — из крабовых палочек, ветчина в бутербродах формовая, черт-те из каких отходов, сыр из самых дешевых, вроде брынзы. Да, заворовались демократы, — если уж здесь жирность снизили, что говорить о прочих госструктурах!
Полковник находился на секретной базе ББК уже целый день. Экстренно вызванный еще утром, он, однако, начальство не застал и был с извинениями препровожден в комнату для гостей, где его ждали «Швепс», удобное кресло и компьютерная дискета. Что ж, в отсутствие начальства можно пообщаться и с машиной, тем более что затронутая тема Сергею Петровичу была знакома только понаслышке. Она ассоциировалась у него главным образом с крысоловом из Гамельна, который запросто увел за собой всех городских детей, и активистами из «Ассоциации жертв психотропного оружия», щеголяющими с мисками на головах и крышками от кастрюль в штанах. Еще ходили слухи о рассеянных полях, торсионных излучателях, техногенных пси-воздействиях, так, ничего конкретного — вымыслы, домыслы, россказни, очень уж похожие на старания спецов по распространению «дезы». В общем, информация на дискете касалась психотропного оружия — способов и средств подавления человеческой воли.
История влияния на психику людей насчитывает тысячелетия. Древние ритуалы и мистерии, жрецы додинастического Египта, африканские колдуны, иранские маги, протославянские волхвы и Соловей-разбойник. Жмуряки, зомби, манкурты, ожившие покойники, царевна Несмеяна… Однако все это история, преданья старины глубокой. А вот в век просвещенный все началось в 1875 году, когда известный химик Бутлеров задумался над тем, не взаимодействуют ли нервные токи организмов подобно электротокам в проводниках. В 1898 году англичанин Крукс обосновал возможность передачи мыслей при посредстве мозгового излучения частотой примерно десять в восемнадцатой степени герц, свободно проникающего через плотные среды. Приход к власти большевиков только подтолкнул исследования в области психотропики. Ленин со товарищи был кровно заинтересован в получении нового оружия, которое могло бы помочь братьям по классовой борьбе в других странах. За дело взялся Бехтерев и в период с девятнадцатого по двадцать седьмой год провел серию опытов по изучению телепатии, в то же время инженер Кажинский работал над практическим применением электромагнитной теории передачи мысли. И не без положительных результатов…
В середине тридцатых годов наиболее успешные опыты по разработке методики психотропной обработки радиотехническими средствами провел научный сотрудник Рентгеновского института Михайловский. Он установил, что различные комбинации электромагнитных импульсов оказывают влияние на отдельные зоны мозга, ответственные как за эмоциональную сферу, так и за работу функциональных органов. Именно тогда в НКВД начали практиковаться пытки с использованием высокочастотного излучения в комбинации с наркотиками. У истоков пси-воздействия стояла дочь Феликса Дзержинского Маргарита Тельце. Как говорится, яблоко от яблони…
В то же время под патронажем наркомата обороны проводилось исследование телепатии с целью изучения ее физической природы, занималась этим группа Васильева в петроградском Институте мозга. Однако война спутала все планы. Только к концу пятидесятых годов в СССР возобновились работы по исследованию биологического воздействия сверхвысоких электромагнитных колебаний (СВЧ) и телепатии, курировал их лично министр обороны Р. Я. Малиновский. В январе 1974 года Государственный комитет по делам изобретений и открытий зарегистрировал «способ вызывания искусственного сна на расстоянии с помощью радиоволн», сущность которого заключалась в облучении биологических объектов модулированными электромагнитными импульсами. В войсковой части 71592 города Новосибирска было успешно проведено предварительное испытание опытной установки, она получила название «Радиосон» и в первом приближении позволяла «обрабатывать» территорию площадью около ста квадратных километров. Причем воздействие могло варьироваться от искусственного сна до полного перерождения нервных клеток человеческого организма.
В 1991 году в СССР имелось уже несколько научных групп, способных создать психотропный генератор для управления психикой и поведением человека на расстоянии, в основе которого лежит принцип манипулирования спинарными (торсионными) полями. В первую очередь, это Институт проблем материаловедения АН Украины и Центр нетрадиционных технологий при Государственном комитете по науке и технике. В разработках психотропных технологий принимали участие: научно-производственное объединение «Энергия», МНТЦ «Вент», Институт радиотехники и радиоэлектроники Российской Академии наук, Московский энергетический институт и др.
Производители-изготовители: киевский завод «Октава», номерной завод психотропной аппаратуры, город Брянск, центр «Биотехника», НПО «Артемида» и др. Все данные на 1992 год…
«А нынче девяносто девятый, представляю, что они успели нагородить». Полковник дочитал файл до конца, открыл «Швепс» и, включив телевизор, по которому шла чернуха новостей, принялся отчаянно скучать. В два часа ему подали обед, стандартный, чекистский, из трех блюд, с икрой, салатом и компотом, и Полковник совсем пригорюнился, понял, что это надолго. Нет ничего хуже ничегонеделанья. Чтобы хоть как-то развлечься и убить время, он выудил, не глядя, с полки какое-то чтиво и — надо же! — не прогадал, попал как раз в тему. Это был убойный эротический шпионский роман о приключениях наших разведчиков на просторах Сиона. Главный герой, Тарас Тарасович Максаев, гинеколог по специальности, был завербован, обрезан и отправлен в Тель-Авив, где под видом банщика Хайма Соломона внедрился и начал новую жизнь. Рядом с ним, бок о бок, сражались на невидимом фронте радист-трансвестит Вася Хренов, активный извращенец Нодар Сукашвили, связист-онанист Моня Лившиц и глубоко законспирированная советская разведчица полковник Давалова, ради интересов родины сменившая даже свою сексуальную ориентацию.
…Агафья Федоровна пробудилась пополудни с тяжелой головой — после вчерашнего ее тошнило. Состояние полковницы осложнялось тем, что в области гениталий наблюдался сильнейший зуд — это не на шутку разгулялись маленькие, въедливые насекомые, которыми с разведчицей щедро поделилась какая-то империалистическая сволочь. «Пора менять легенду». Остервенело почесываясь, Давалова зевнула, а из парной уже вовсю доносилось мерзкое зловоние — это генерал Хайм Соломон готовил в шайке утренний коктейль для улучшения здоровья и нейтрализации коктейля вчерашнего.
Когда тазик с лекарством опустел и чекистам полегчало, тронулись. В пути пели песни и в целях конспирации блевали не в придорожные кусты, а в специальную емкость, опломбированную личной печатью Хайма Соломона. Наконец сделали привал, чтобы оправиться, дать шифровку и размяться, и вот тут Агафья Федоровна с брезгливостью обнаружила, что ни Нодар Сукашвили, ни Моня Лившиц на ее девичьи прелести более не реагируют, а усиленно сожительствуют с Васей Хреновым, который необычайно похорошел и заневестился.
— Извращенцы поганые, — сплюнула Давалова, энергично выругалась и со злости занялась своим пошатнувшимся здоровьем.
Отойдя в сторонку, она, присев, начала с энтузиазмом искоренять пушистость в паху, которая, на удивление, всем была у нее не рыжей, а черной, словно происки империализма.
— Э, девонька, это пустое, — мягко произнес заинтересовавшийся процессом Хайм Соломон, — эдак мандей не изведешь, только красоту свою нарушишь. Надо бы машинным маслом, а еще лучше дегтем.
Мгновенно, по знаку его, Моня Лившиц нырнул под машину, добыл из коробки передач стакан чего-то горячего и вонючего, и исстрадавшаяся полковница наложила обильный компресс на лобок и промежность.
А солнце стояло высоко, и в машине, несмотря на кондиционер, было жарко, сильно пахло коктейлем и сдобренными трансмиссионным маслом гениталиями разведчицы. Некоторое время ехали в молчании, втайне сочувствуя издыхающим насекомым, вдруг внизу у колес что-то завизжало, раздался страшный скрежет, и машина, дернувшись пару раз, остановилась. Выяснилось, что мудак Лившиц плохо завернул сливную пробку в коробке передач, и агрегат, оставшись без масла, накрылся хорошо промасленным половым органом Агафьи Федоровны.
— П…здец, — сделал глубокий вывод после рекогносцировки Хайм Соломон, и, взорвав машину, чтобы она не привлекала к себе внимания, дальше решили выдвигаться автостопом…
В шесть часов Полковника оторвали от чтения и позвали к телефону. Звонило начальство, по межгороду, извинялось и просило ждать до упора, может, даже заночевать тут же, на диване. Генеральский голос был какой-то мятый, вымученный, такой, что сразу становилось ясно — дела хреновы, и Полковник тяжело вздохнул:
— Слушаюсь.
А сейчас, ужиная за экраном телевизора, он смотрел программу «Время», и кусок не лез ему в горло — в Кремле только что закончилось экстренное совещание Совбеза, — видимо, и впрямь случилось что-то очень серьезное.
— Привет, это я. — Не доев бутерброды с ветчиной, он достал «Бенефон», позвонил на сотовую трубку Подполковнику. — Как вы там? Бдите? Правильно делаете. Приказываю перейти на казарменное положение, личному составу вооружиться и ждать дальнейших распоряжений. Я ясно выражаюсь, коллега?
— Куда уж ясней. — Голос Подполковника дрогнул, в нем послышались тревожные нотки. — Что, плохо дело?
— Предположительно. — Полковник поднялся с кресла, ноги его утонули в ворсе ковра. —Все, не занимайте линию. До связи.
— Есть до связи. — В трубке пискнуло, послышались гудки, а по телевизору начался очередной голливудский шедевр — пустые глаза, слащавые улыбки и банальные, ничего не значащие фразы. Ты о'кей? Мы его теряем. Нет, он работает на правительство! Ни души, ни таланта, только деньги, деньги, чертовы деньги.
— Дерьмо. — Полковник раздраженно взялся за пульт, прошелся по каналам, но, так ничего.и не выбрав, нажал кнопку «power». — К чертовой матери, довольно впечатлений. Любите книгу — источник знаний…
…Между тем Тарас Тарасович аккуратно собрал шайки и потайным ходом пробрался в женское отделение бани, где его радистка, Соня Розенблюм, служила уборщицей. Откровенно говоря, никакая это была не Розенблюм, а геройский чекист Вася Хренов, согласившийся ради безопасности родины замаскироваться под любвеобильную женщину. Он был белокур, читывал дамские романы и в целях конспирации имел трех любовников. Тарас Тарасович твердо взглянул ему в развратные, сильно накрашенные глаза и, продиктовав текст шифровки в центр: «Пока все сухо. Гинеколог», направился домой.
Поднявшись по загаженной, вонючей лестнице, он открыл непр'иметную, обшарпанную дверь и вошел внутрь изрядно засранной однокомнатной квартиры. Жил разведчик строго, по-спартански, без излишеств.
Проверив по давнишней привычке квартиру, Тарас Тарасович прошел на кухню и сделал то, о чем мечтал уже много дней, — достал из тайника банку некошерной тушенки, включил дешевый, черно-белый телевизор и, устроившись в расшатанном, скрипучем кресле, принялся со слезами на глазах рубать свинину ложкой, вспоминая о далекой родине, от которой был в такой дали…
Начальство прибыло далеко за полночь.
— Что, заждался? — встретил Генерал Полковника на пороге кабинета, вяло поручкался, широко зевнул и скомандовал в селектор насчет кофе. — Извини, брат, в Москву вызывали, экстренно. Там такое… — Не договорив, он вздохнул, помотал лобастой, стриженной под «бокс» головой. — Обратно летел с военного аэродрома, истребителем, ощущеньице — лучше не придумаешь… Да ты садись, садись, в ногах правды нет…
— Ну и как столица нашей родины? — Полковник опустился в кресло, подтянул распущенный узел галстука. — Кипучая, могучая, никем не победимая? Генерал снял очки, помассировал веки, глаза у него были красные, как у кролика.
— Знаешь, в армии говорят, лучше держаться поближе к кухне, подальше от начальства. Москва, она, брат, бьет с носка, не разбирает. Собственно, и разбираться-то никто не хочет, каждый тянет одеяло на себя… Нынче в ходу старинное правило курятника — клюй ближнего, сри на нижнего. Отечество побоку… Дискету-то прочел? — Он мельком глянул на Полковника, сел, протер очки не слишком свежим носовым платком. — Это так, дайджест, беллетристика, полуоткрытая информация для общего ознакомления. Да, войдите.
Он глянул на буфетчицу, принесшую кофе с бутербродами, коротко кивнул:
— Спасибо, вы свободны. — Подождал, пока та выйдет, клацнул дистанционным замком и, задействовав защиту, отчего воздух в кабинете мелко задрожал, повернулся к Полковнику: — А теперь послушай то, о чем в газетах не напишут. Есть в Москве контора одна, называется «Красная звезда». Так вот в ней некий кандидат наук Бакаев еще в конце восьмидесятых создал спин-торсионный генератор, — Генерал достал четвертушку бумаги, поправил очки, — прибор, излучающий воронкообразные лучи вращения. Первоначально он был задуман как оружие для борьбы с системой СОИ, однако оказался изобретением разноплановым — «запирает» электронику, изменяет структуру кристаллов, «выключает» человеческую психику. Помнишь, когда в октябре девяносто третьего Ельцин схлестнулся с Хасбулатовым и Руцким, те вдруг в самый пик кризиса стали делать непростительные глупости и дали президенту возможность придавить законодательную власть? А манипулирование общественным мнением? А выборы президента, когда его рейтинг вдруг вырос с пяти процентов до небесных высот? Словом, этот Бакаев, теперь уже, конечно, профессор и членкор, оказался мастером на все руки. И швец, и жнец, и на дуде игрец. — Начальство вытащило еще четвертушку бумаги, бегло просмотрев, отхлебнуло кофе. — Только вот доигрался. На симпозиуме в Осло исчез, — то ли похитили, то ли сам подался в бега, неясно. Вместе с ним пропал пакет документов по переносному генератору микролептонного поля и опытный образец величиной с небольшой чемодан.
— А что же охрана? — Полковник нехотя поболтал ложечкой в чашке, однако пить не стал, сердце и так билось, словно раненая птица. — Проспали?
— С норвежскими блядями. Вообще-то шкуры были российские, на заработках. — Генерал вдруг рассмеялся, однако зло, с обидой. — Самых дешевых сняли. А потом, кто теперь работает в конторе-то? Так, шваль, фуфло, все нормальные — кто в бизнес, кто в мафию. Вот ты, милый мой, разве на одну зарплату живешь? Заказы не берешь со стороны? — Начальство оборвало смех, занялось бутербродом с колбасой. — Не ври только, маленькая ложь рождает большое подозрение.
— Боже упаси, чтобы по основному-то направлению… Так, крутимся, решаем вопросы, отмазываем сволочь разную. — Полковник, улыбнувшись, пожал плечами, сразу же стал серьезен и все-таки отхлебнул кофе. — Финансирование сами знаете какое. Гулькин хрен.
— Вот то-то и оно, все дело в финансах. — Генерал вытер сальные губы. — В общем, в Москве все на ушах стоят. Ведь этот чертов генератор может промыть мозги населению небольшого города. А если построить стационарный образец и вдарить, к примеру, по Питеру… Одним словом, приказ свыше — рвать жопу на сто лимонных долек. Парню твоему когда в Норвегию-то ехать?
— Через десять дней, пока там визы, паспорт. — Полковник сразу понял, откуда дует ветер, но сделал недоуменное лицо. — Только надо ли? И так людей не хватает!
— Как говорили в Древнем Риме, не надо представляться более глупым, чем есть на самом деле. — Начальство посмотрело на Полковника ласково, как на дефективного. — Пиши инициативный рапорт на мое имя, и завтра этого героя сюда, к восьми ноль-ноль. Специалиста по агентурной стратегической разведке мы из него, конечно, не сделаем за десять-то Дней, но зато никто нас потом не упрекнет в бездействии. Да и чем черт не шутит, на дурака всегда везет. — Генерал подлил Полковнику кофе, вытащив из портсигара «беломорину», закурил. Кого именно он держал за дурака, было неясно.
* * *
Разбудил Прохорова телефон. Звонила Женя, голос ее был весел и беззаботен, словно щебет эдемской птахи.— Здравствуй, милый. Чем занимаешься?
— Онанизмом. — Серега вдруг почувствовал, как екнуло сердце, истомная тяжесть спустилась в живот, и трусы сразу превратились в оковы — черт бы побрал эту дуру Корнецкую с ее железобетонной неприступностью! Может, послать ее на хрен, баб, что ли, мало? Вон Любка Зверева, к примеру, чем не подруга жизни? И накормит, и выпить даст, и отсосет, и раком встанет. Опять-таки умница и красавица, в банке работает, крыса.
— Знаем, знаем, премиленькая штучка. — Женя заливисто рассмеялась, в трубке было слышно, как рядом кто-то ноет под гитару. — Кончишь — приезжай на шашлыки, Вика устраивает отвальную.
Господи, опять эта истеричная проститутка с высшим филологическим образованием! Изящные манеры, беседы о прекрасном, сложные психические состояния. А вот Любка Зверева, та без фокусов, сразу хватает за ширинку, ей не до умных разговоров, язык другим занят… Эх, жизнь — влечение полов, непознанная бездна страсти, мышиная возня вокруг постели!
— Как только, так сразу же. — Губы Прохорова сами собой расползлись в глуповатой, радостной улыбке. Бросив трубку, он щелчком разбудил Рысика и, вытащив из шкафа свежее бельишко, с песней порысил в ванную. — Ах, какая женщина, мне б такую…
«Какого хрена! — Заспанный кот посмотрел ему вслед с негодованием, потянулся, зевнул и свернулся клубком в ямке на подушке. — Всего-то мне надо четырнадцать часов полноценного отдыха! Мелкий я хищник или нет? [25]»
Сразу помыться Сереге не удалось. В ванной водопадом шумела вода, облаком клубился горячий пар, жутко воняло закисшими трусами, хозяйственным мылом и водочным перегаром — Прохоров-старший затеял большую стирку.
— Сейчас я, сынок, сейчас. — Яростно полоща бельище прямо в ванной, он глянул на Тормоза снизу вверх, страдальчески скуксился. — Скучно без водки! Ох, плохо мне, Серега, плохо! Но врагу не сдается наш гордый «Варяг»! И пощады никто не желает!
— Давай-давай, чистота — залог здоровья. — Прохоров посетил гальюн и принялся делать зарядку, так, два притопа, три прихлопа. Вымыться он сумел минут через двадцать, надел цветные, под российский триколор, трусы, джинсы, свитер и кожаную, купленную по случаю куртку-бомбардирку с воротником из натурального меха новозеландского опоссума. Как пить дать ворованную.
— Что, по бабам? — Экс-майор угрюмо высунулся из кухни. С видом Сократа, принимающего яд, он цедил из кружки свежезаваренный чай. — Правильно, сынок, всех их все равно, конечно, не пе-рее…ешь, но к этому надо стремиться. Фридрих Энгельс сказал.
На улице было темно и промозгло, накрапывал мелкий, противный дождь. Погода к веселью не располагала, да и вообще, с самого начала все пошло как-то наперекосяк. Усаживаясь в машину, Прохоров плотно вступил в собачью кучу, едва не растянулся и долго шаркал подошвой по траве, проклиная вслух и сучье племя, и хозяйское отродье. Однако это была преамбула. «Треха» заводиться не пожелала, и когда Серега вылез, чтобы проверить свечи, снова конкретно вляпался в дерьмо, но уже другой ногой. Псов в округе держали крупных и кормили как на убой.
«Может, это знак?» Тормоз сделался задумчив, по-обтер штиблеты и начал ковыряться в трамблере. Увы — искры не было. Ветер бросал в лицо студеную морось, мокрое железо холодило пальцы, а где-то рядом тявкали барбосы и, нарезая в темноте круги, занимались своим гнусным делом. Да, вечер, похоже, ничего хорошего не сулил.
«Всех на живодерню, всех!» Злой и промокший, Прохоров поднялся домой, долго мыл «Ариэлем» руки, размышляя о смысле жизни, о превратностях судьбы, о роке, а потом плюнул на все знамения и отправился к Жене на частнике — врешь, не возьмешь! По пути он затарился розовой «Ностальгией», купил пудовый астраханский арбуз, а еще литровую бутыль смородинового «Абсолюта» — для нейтрализации фатума. Так и явился пред светлые очи Корнецкой — суровый, задумчивый, с батареей бутылок и огромной полосатой ягодой.
— Не прошло и полгода. — Женя взглянула на арбуз, затем на гостя и ехидно ухмыльнулась: — Эту ночь мы запомним надолго.
Густые рыжие волосы, заколотые пышным хвостом, делали ее чем-то похожей на лисицу.
— Держи. — Прохоров отдал ей пакет с бутылками, разделся, потащил на кухню арбуз. — Здрасьте вам, как жизнь половая?
— Привет, привет. — Виктория, в прозрачной кофточке и белых облегающих джинсах, неумело насаживала на шампуры свинину. — Живем беспорядочно, но регулярно.
Она была уже навеселе, мясо — кстати, плохо замаринованное, как Тормоз сразу определил по цвету, — держала кончиками пальцев, хмурилась, кривила губы — нет, все эти прелести кухни явно не для нее.
— Давай-ка помогу. — Серега оттеснил Вику в сторону, живо поладил со свининой и властно кивнул: — Засовывай, женщина, готово.
— Это мы завсегда, было бы чего. — Она вставила шампуры в шашлычницу, включила ток и посмотрела на Прохорова с интересом, будто увидела впервые. С интересом отнюдь не профессиональным…
В кухне вскоре запахло жареным. Женя, звеня посудой, накрывала на стол, Вика рассеянно следила за процессом, Серега общался с крысой Дашей. Общий разговор как-то пока не клеился.
— Ну, похоже, готово. — Прохоров выключил шашлычницу, крякнул и принялся доставать шампуры с бастурмой. — Давайте-ка, пока горячее.
Налил дамам вина, себе шведской водочки, мастерски блеснул красноречием:
— Вздрогнули!
Выпили, налегли на сочную, но пресноватую свинину, повторили, ударили по «оливье», и Прохоров, глядя на Викину грудь под прозрачной тканью, начал наконец-таки беседу:
— Так куда это ты отваливаешь?
За подругу ответила Женя:
— Догадайся с трех раз. Туда же, куда и мы. Все дороги ведут в Норвегию. — Она сунула в рот чернильную маслину и насмешливо округлила глаза. — Через «Альтаир», конечно же, через нашу родную турфирму. — Женя усмехнулась, выплюнула косточку. — Все-таки Питер маленький город.