Страница:
– Что, господа хорошие, не хотите на протоплазму? – стал переходить на личности президент, и маленькие, в выцветших ресницах глазки его сузились от ярости. – А может, вас лучше на органы? Впрочем, мозги ваши никому не нужны, ну разве что на корм полицейским акулам. Что, довыкаблучивались, блин? Довыпендривались, дотрясли мудями? Так вашу этак и не так, и не вашу, и не растак, и не этак…
В резком голосе его было столько экспрессии, что биомеханический карательный гад выразил беспокойство, звякнул чешуей и с тайной надеждой посмотрел на хозяина, однако приказа не дождался, сник и ткнулся в досаде бронированным носом в пол. Что-то давненько он никого не брал на свой отточенный, прямо-таки истекающий ядом зуб. А еще говорят, что демократия уступила место диктатуре. Врут. И самым-самым наглым, наипостыднейшим образом. Во, отравы сколько, девать просто некуда…
Впрочем, врали не только враги отечества – президент тоже был весьма неискренен. Лихо он изображал кипение страстей, а в душе же был убийственно спокоен. Война, деградация, болезни, радиация? Проблемы экологии, вырождения нации? Насрать. Все пути отхода давно уже продуманы, мысли воплощены в жизнь, деньги переведены. Есть и куда рвать когти, и на чем, и с чем. Главное – точно чувствовать момент, а уж с чувством-то момента у президента было все в порядке – три Тотальных чистки пересидел, не считая Средних. А уж мелких-то катаклизмов…
– Ну что, господа долбоебы, – вроде бы подобрел он, – какие будут предложения? Как думаете выводить свою нацию из беды? А? Или вы патриоты только на словах?
Черт бы подрал эту нацию! Дьявол побери патриотов! Скоро время первого обеда… А ну как объявится сейчас какой-нибудь клоун и примется нести ахинею, возводить воздушные замки, строить сумасшедшие прожекты? Боже спаси и сохрани…
– Внимание и повиновение, – проблеяли почтительно, прокашлялись надрывно, поперхали горлом и, словно воплощение гарантовых тревог, с натужным кряхтеньем поднялись.
– Ваше Истинное Достоинство, дозволяемо ли мне?
Тощий такой, плюгавый ануннак, по носу сразу видно – из Соплежопых Интеллигентов. Из тех паршивых интеллигентов, что не попали в Топку во время Третьей чистки. И, видит бог, зря.
Гм, и кто это такой? А, вроде бы мудак, курирующий культуру. Или, может, искусство. А впрочем, какая, на хрен, разница, один хрен лососячий. И черта ли ему надо.
– Дозволяемо, дозволяемо, – горестно вздохнул гарант. – Ну давай, что ли, вещай, его Достоинство с вниманием внимает.
А богатое воображение зримо нарисовало ему стол в Розовой гостиной: бланшированный пенис тигра У, фаршированные по-хербейски ребра карпа Ре, малосольные, с молоками и икрой провисные ястыки от все того же карпа. И все это – в благоуханной, вызывающей сладостное головокружение завесе тринопли. Эх, блин, и почему же всю эту интеллигенцию не вывели тогда под корень, когда была возможность? Кто знает? Кто виноват?
– Внимание и повиновение, – пискнул интеллигент, трудно проглотил слюну и, сделав вдруг многозначительное лицо, расправил свою тощую грудь. – Страшный секрет, государственная тайна! Слово ануннакское за мной.
Ого, это уже не шутки – такое-то при народе. Вот ведь блин, до чего занудный интеллигент, и въедливый такой, не боящийся ответственности. Спрашивается, блин, чего ему не хватает? Личный планетоид, модуль, рабы, баба и, это уж как пить дать, с натуральным влагалищем. Нет бы сидел себе, наслаждался реалиями. А то ведь слово-то ануннакское, оно как палка о двух концах. И в результате можно остаться без своего единственного…
– Так, – помрачнел гарант, не торопясь поднялся, глянул пристально на объявителя. – Слово твое, ануннак, да будет услышано, – и сделал резкое движение рукой, отчего Попутчики, Эрзац-Соратники и прочая шелупонь мгновенно пришли в движение. Миг – и в кабинете остался только цвет нации – Истинные Соратники, Закадычный Зам и, конечно же, сам гарант, надежа и опора. Еще – карательный биомеханический гад и, естественно, сам заявитель, возмутитель спокойствия. У него из этого кабинета было два пути – наверх, на повышение, поближе к президенту, или же вниз, на опускание, поближе к Членовредителям. Ну а затем, естественно, в никуда, то есть на органы или в жерло конвертера…
– Что же, давай толкай, раз напросился, – глянул с усмешечкой на него президент. – Надеюсь услышать что-то важное. Ну, а если нет…
– Да, да, – заторопился ануннак, – внимание и повиновение. Повиновение и внимание.
И начал занудливо, издалека, в какой-то отвратительной менторской манере. Он, оказывается, действительно имел отношение к прекрасному, правда, поверхностное, весьма – курировал Дорбийский Субнациональный Библиофонд. И вот не далее как третьего дня в руки ему попалась очень древняя голограмма – надо полагать, неотправленный чрезвычайный донос старшего помощника обер-маршала Алалу. Тот, если кто-то помнит, возглавлял безопасность во времена отца Его Истинного Достоинства, дай бог ему здоровья, процветания и очень долгой половой жизни. Не отцу Его Истинного Достоинства – самому Его Истинному Достоинству.
– Э-э, давайте без словоблудия, давайте по существу, – резко перебил гарант. – Так что, бишь, этот самый Алалу? Ну тот, который обер-маршал?
Разговоров о своем покойном папе президент не любил. Тот был тоже когда-то президентом, очень любил власть и совершенно не понимал, что у него уже взрослый половозрелый сын. А потому умер быстро, легко, не издав ни крика, правда, не по своей воле…
– Да, да, Алалу, маршал Алалу, – сконцентрировался библиотекарь. – Гм… Так вот, как это явствует из доноса, Алалу завладел какой-то страшной тайной и собирался дезертировать на гиперонном звездолете. А тайна эта касалась могущества ассуров.
– Ассуров? – забеспокоились Соратники, Закадычный Зам сбледнул с лица, а президент поймал себя на мысли, что хочет последовать примеру Алалу. Да, да, сесть на гиперонный сублинкор, нацелиться в Туннель да и махнуть на давно уже купленную, томящуюся в ожидании планетку. Хороший дом, ядреный ханумак, умелые ласковые жены – что еще нужно ануннаку, чтобы достойно встретить старость? Впрочем, какая еще там на хрен старость – вакцины для профилактики море, пруд пруди, хоть залейся. Живи себе тихо, в мире и гармонии, радуйся течению бытия. Подальше от этих умников-ассуров с их ужасающими секретами. Впрочем, было неплохо и здесь. И вот ведь, блин, нелегкая принесла урода…
– Так ты говоришь, ассуры? – недобро оскалился гарант. – Знаешь, тебе бы не библиотекарем – сказочником. Ишь какую байку задвинул. Надеюсь, у нее будет хороший конец.
– Да, да, ваше Истинное Достоинство, да, да, очень хороший, – заторопился библиотекарь. – Я позволил себе навести некоторые справки. Касательно Алалу. Так вот, он действительно исчез, примерно за год до кончины вашего папы. Гм… То есть я хочу сказать, был объявлен национальный траур… Гм… Ваш папа выступал с прощальной речью…
– Я же по-ануннакски сказал, ясно, доходчиво, для безголовых мудаков: не надо трогать моего папу, – рассвирепел гарант. – Или меня здесь кто-то совсем не понимает? Или же, сука, бля, вообще не хочет понять? – Он задышал, нахмурился, наморщил толстый нос и посмотрел на заявителя, мгновенно сделавшего Большой Респект. – Что, в конвертер захотел? На протоплазму, блин? На органы? Желаешь послужить дорбийской науке? Что, совсем не хочешь? Не горишь желанием? И категорически против? То-то у меня, сучий потрох. Смотри фильтруй базар, придержи ботало и излагай по существу, как велят старшие. Ну, так что там Алалу?
– Внимание и повиновение, Ваше Истинное Достоинство, – всхлипнул библиотекарь, вздрогнул, дернул острым кадыком и, не подымаясь с корточек, продолжил: – Так вот, Алалу исчез не просто так, а действительно на гиперонном звездолете. Боевом сублинкоре класса 8 Z. Но это, Ваше Истинное Достоинство, не все. И не главное. Главное, Ваше Истинное Достоинство, в другом. У меня есть друг детства, Старший Вычислитель, специалист по пси-пространственным переходам. Так вот, он по моей просьбе активировал архив, распечатал анналы и рассчитал субмегаматрицу напряженности тензора поля. А следовательно, и вектор перемещения Алалу в модально-детерминируемый момент. С вероятностью, близкой к единице. Вот, у меня здесь все записано, красным по черному. – И он вытащил дешевый, для начальной школы, голоблокнот. – Внимание и повиновение, Ваше Истинное Достоинство.
– Значит, говоришь, с вероятностью, близкой к единице? И красным по черному? – отреагировал гарант, на мгновение задумался и резко снизошел: – Ладно, иди сюда, давай. – Взял из задрожавших пальцев кубик голоблокнота, хмыкнул, повертел, взвесил в руке. – М-да, ладно, молодец. Слово твое нами услышано. Двигай пока что, подожди-ка в приемной. И вы тоже, – глянул он быстро на Истинных Соратников. – А вас, дорогой коллега, я очень попрошу остаться.
И маленькие, глубоко посаженные глаза его твердо посмотрели на Зама. Они словно бы сказали ясно и без всяких слов: корешок, а ведь дело-то стоящее. В натуре.
Зам был ануннаком тертым, многоопытным, лихим, прошедшим Свару и Глобальную Чистку. Он выдержал тяжелый президентский взгляд, золотозубо оскалился и всем своим видом показал: голимо ясно, что в натуре стоящее, давай, пахан, расклад, и будем мозговать…
А собственно, чего тут мозговать – шевелить грудями надо. Ну не полный же кретин этот самый Алалу, чтобы вот так, с поста обер-маршала рвануть с концами сквозь Туннель. Стало быть, имел козырный, к гадалке не ходи, интерес, а значит, не хрен разговоры разговаривать и надо попу рвать на сто лимонных долек…
Президент, впрочем, полагал совершенно аналогично.
– Вот что, милый, – сказал он Заму, когда они остались в кабинете одни, – впрягайся в пахоту. Бери-ка этого библиотекаря вместе с его корешем вычислителем, выворачивай их наизнанку, делай с ними, что хочешь, но чтобы завтра уже к обеду был положительный конкретный результат. Ты меня понял? Положительный и конкретный, – повторился президент. – Завтра к первому обеду. – И неожиданно он проглотил слюну – вспомнил о столе в Розовой гостиной. На котором пенис тигра У и молоки карпа Ре – горой.
– Ну-с, пожалуй, начнем. – Зам посмотрел на заместителей. – Давайте излагайте в темпе вальса. Однако попрошу без суеты. Итак?
Помощников у Зама было трое: Бывалый Вивисектор, Блюститель от Юстиции и Главсекреткорректор Безопасности, все ануннаки тертые, проверенные, являющие собой команду. Сборную. Ох, и славно же поиграли во время Четвертой и Пятой Тотальных Терок. С мокрым счетом в одни ворота…
– Внимание и повиновение, Генерал, – слово взял Главный Вивисектор, встал, мигом активировал голографический проектор. – Докладываю.
И принялся вещать, складно, внятно, браво, с чувством, с интонацией, с расстановкой. Точнее говоря, это был не доклад – рассказ в картинках. Все было строго задокументировано, тщательно запротоколировано, на веки вечные занесено в решетку голокристалла. Да, работа была проделана адова. Замовы помощники поговорили крепко с выскочкой библиотекарем и умником вычислителем, так что первый пошел на органы, а второй на протоплазму. Однако же не зря – впереди забрезжил свет истины. Правда, мутно и далеко. Только Первый Вивисектор, Блюститель от Юстиции и Главсекреткорректор не боялись трудностей – они принялись рыть дальше и причем всеми четырьмя конечностями. И раскопали факты прелюбопытнейшие, от коих крепко захватывало дух, будь Закадычный Зам в ладах с Пегасом, такой роман бы написал. Впрочем, какой там жеребец, какой роман – государственная тайна.
Давным-давно, оказывается, еще в эпоху деда гаранта, случился социальный катаклизм, причем случился, гад, на самом верхнем уровне – группа лицензированных высокопоставленных кураторов попыталась было захватить власть. Однако, слава богу, безрезультатно. Одним из предводителей восстания был некто Бессмертный Ан, его, как полагается, судили по всей строгости и дали пожизненный срок. Послали кайлить раданий. Естественно, в мобильной, известной на всю галактику зоне на старой, но недоброй Нибиру. Так вот, этот Ан бежал, причем не в одиночку, а с компанией. Как – черт его знает. Правда, примерно в это же время пропал суперкруизный лайнер, однако прямо привязать Ана к его пропаже не представляется возможным. Зону, естественно, расформировали, режим усилили, начальство большей частью отправили на органы, однако дело совсем не в этом. Дело в том, что обер-маршал Алалу был в это время зэком на Нибиру и, как видно, очень не любил того самого беглого Ана. Настолько, что, дорвавшись до власти, устроил грандиозное расследование, да только даром тратил время и деньги – не поймал никого. Немного вроде бы угомонился, толково втер начальству очки и принялся с размахом копать под ассуров, масштабно выяснять причину их могущества. Еще как масштабно – вытряхивали музеи, переворачивали архивы, устраивали этнографические экспедиции на Альдебаранщину и Кассеопейщину. И все это с легкой благословляющей руки тогдашнего президента. Понять гаранта было несложно – казна пустеет, инфляция растет, замучили свары с Туманностью Персея. А тут такое. Тайное могущество. А ну как повезет. Подвалит. Подфартит… Но, как известно, деду президента повезло не очень, он вскоре умер тихо и скоропостижно. А вот Алалу, видимо, что-то раскопал, причем настолько значимое, что захотел слинять. Что именно – не ясно, можно только догадываться. Конкретики не знал даже его Старший Помощник, решивший на прощание заложить своего шефа. Однако до Алалу ему было далеко – обер-маршал исчез, а имя незадачливого фискала бесследно затерялось в веках. Единственное, что осталось, – это голограмма с доносом. Но это так, навскидку, не ухватывая суть, не заглядывая в корень, не понимая всех нюансов. А по большому счету глобально – еще, конечно, тензоры полей, сводные данные анналов, векторы хрональных флуктуации. Как говорится, тайное когда-нибудь да становится явным. И теперь с достаточной гарантией ясно, куда держал свой путь негодник Алалу. Неясно только зачем. Вернее, в чем был его конкретный интерес. Можно только приблизительно догадываться, что он нашел нечто очень важное…
– Ну конечно же, что-то весьма существенное, иначе бы ни за что не слинял, – мастерски подвел итог вводной части Зам, милостиво кивнул и обрадовал заместителей: – Ну что, молодцы. Я сегодня же вечером буду во дворце и со всей возможной тщательностью отрапортую президенту. И хотя не одобряю скоропалительных прогнозов, но уверен всеми фибрами своей души, что его Истинное Достоинство даст добро. Гм… То есть зеленый свет. А это значит: не расслабляться. Боже упаси вас сидеть на жопах ровно – в темпе заготавливайте план, уточняйте детали, думайте, и со всей ответственностью, о кадрах, черт бы их драл. Они, эти кадры, в натуре решают все. Так показывает практика, так говорит президент.
– Ваше Правдолюбие, так точно, – мастерски, вперед других, согласился с Замом Секреткорректор, а сам подумал о чудо-молодце, ухаре-виртуозе с килбольного поля. Не ударившим в грязь лицом, ни на йоту не оплошавшим, не давшим себя объехать на кривой, а давшим возможность заработать денег. И не малых. Ох, верно говорит этот президентствующий мудак, что кадры решают все…
– Итак, ануннаки, попрошу тишины, – властно, с неожиданной твердостью, негромко скомандовал Тот. – Постараюсь быть краток.
События последних дней резко переменили его, мягкий интеллигентный эрудит вспомнил свое ваковское прошлое. И вспомнил донельзя отчетливо – сейчас требовалась предельная жесткость. Без нее ни порядка, ни дисциплины, ни субординации, а значит, анархия, шатания, разброд и беспредел. И как результат, как логическое следствие – неизбежная, стопроцентная гибель всего. Крушение дела, начатого Аном. Великим учителем, бессмертным ануннаком. Даром что ушедшим – живейшим среди живых.
– Давай, давай, корешок, вещай, – сразу и с уважением отозвался Красноглаз. Мочегон шмыгнул носом, Нинурта кивнул, Шамаш оскалил зубы с полнейшим дружелюбием. – Давай, Тот, братуха, мы все слухаем тебя.
Энки, Нинти, Энлиль и Исимуд не отреагировали никак, сидели тихо, молчали себе в тряпочку. Последний находился в каком-то отупении, страдал от безысходности, убивался по деньгам, а первый, вторая и, особенно, третий старались не высовываться и были тише воды и ниже травы. Ведь раньше-то они были кем – наследниками Ана, плотью от плоти его, любимыми детьми. А сейчас, когда Ана не стало… Ни реальной власти, ни авторитета, ни соратников, ни проверенных друзей, только куча косяков, гора ошибок и толпы затаившихся врагов. Так что лучше пока сидеть молча. Еще в Дуранки[24], что в Ниппуре, где нынче собрался Совет, присутствовали Адонай и Анту. Тоже на удивление тихие, смирные и молчаливые. Впрочем, что тут особо удивляться – бедная вдова пребывала не в себе, часто-часто кивала и странно, с блаженным видом, улыбалась. Гнусный же изменник скорчился в углу и, будучи с заботой обихожен Мочегоном, не имел возможности ни шевелиться, ни говорить. Номер его был даже не шестнадцатый – семьсот сороковой.
– Ну-с, приступим. – Тот достал свой любимый вычислитель, привычно активировал голографический режим и принялся делиться живыми впечатлениями – он только что вернулся из полета над Антарктидой. Ничего особо нового не рассказал, просто уточнил подробности, конкретизировал детали и в красках расписал ближайшую перспективу. Она не радовала. Совсем. Стрельба из бластеров линкора даром не прошла, лед действительно тронулся. Миллиарды и миллиарды его тонн поползли в холодные объятия океана, обещая породить огромнейшую волну цунами, которая, естественно, устремится по направлению к Северному полушарию. Со всеми вытекающими метеорологическими прелестями – резким изменением температур, жуткими ураганными ветрами, мощными ливневыми дождями. Бури, мгла, наводнения, беда – вот она, безрадостная перспектива. И, судя по динамике процессов, перспектива очень и очень близкая…
– Так, а кстати, как там у нас дела с топливом? – сразу поинтересовался Мочегон. – Вернее, здесь? В Ниппуре, как я слышал, центральный склад НЗ.
Вот ведь, блин, и уркаган, и мокрушник, и на редкость тонкий интриган.
– Все верно, склад есть, а НЗ нет, – мрачно отозвался Шамаш, вяло выругался и зверем посмотрел на Энлиля. – Если на Луну летать с бабами, то никакого топлива не хватит. На Земле ебстись у нас некоторые не могут. Гравитация, блин, им не позволяет. А может, половая функция…
– Причем тут, к богу на хрен, моя половая функция? – не выдержал, вскочил, обиделся Энлиль. – Я, что ли, один развлекаюсь с бабами? Всего-то пару раз слетал, да и то без посадки, а разговоров, такую мать, разговоров. И потом, черта ли собачьего нам теперь в этом топливе, звездолета-то нет. Непогоду переждем на гравиподушках, а лулу пусть сами думают о своей эвакуации. Все одно – их столько расплодилось, столько развелось, что отволочь всех в горы на наших планетоидах ну никакого топлива не хватит. И потом, спасение утопающих – дело рук самих утопающих, забыли, что ли, ануннаки?
Повисла нехорошая пауза. Энки внутренне радовался, Шамаш сжимал кулаки, Нинти подавленно вздыхала – не дура, понимала отчетливо, что дело принимает скверный оборот. Начнут-то, если начнут, с Энлиля, а кончат-то уж точно на ней…
Однако ничего такого страшного не произошло, Тот не дал молчанию развиться.
– Э, батенька, а вот здесь вы не правы, – добро сказал он, дружески оскалился и посмотрел на Энлиля. – Совершенно. Парение на пси-подушке – это не выход. Турбулентность воздуха будет очень высока, разразится буря невиданных масштабов, и говорить о нашей безопасности в таких условиях может только полный идиот. А вы ведь, дорогой Энлиль, не полный идиот, это каждый подзаборный пес в Ниппуре знает. К тому же в плане топлива вы совершенно правы, его теперь следует всенепременнейше беречь. А, многоуважаемый Пернатый? – И он всем телом повернулся к угрюмо слушающему Шамашу. – Наши профи как, не против?
– Ваши профи, Светильник Разума, не против, – ухмыльнулся тот. – Никакой больше эвакуации, одна сплошная экономия. Чтобы хватило самим…
Ну конечно же, не высшая математика – звездолета с его креагенераторами больше нет, Временной Канал заблокирован намертво, в кустарных условиях, на коленке топливо не синтезируешь. А значит, надо беречь то, что есть. Вернее, то, что благополучно осталось. Беречь как зеницу ока…
– Ну вот, я как всегда прав, – сразу просиял Энлиль, сел, сделал небрежную гримаску. – Ну, что там у вас дальше, Тот? Давайте, давайте, продолжайте.
Однако Тот продолжил не сразу, он был занят мыслями. Вернее, одной. Только что возникшей, о двусмысленности мироздания. Господи, и почему же это у великих ануннаков появляются на свет такие дети? Ох, верно говорят, что все хорошие качества передаются генами во втором поколении. Гм… Судя по Гибилу и Мардуку, врут, и врут самым наглым образом. Чешут языками. Брешут. Да еще как. Ох…
Наконец Тот сделал волевое усилие, бросил думать думу о кознях бытия и перешел к конкретным злободневным темам, о том о сем, об этом, о другом, о планах и перспективах на выживание. Собственно, план был один, донельзя немудреный – брать вертикальный старт. Не ждать милостей от матери-природы, дружно садиться в планетоиды и тупо кантоваться на орбите, пока стихия не выдохнется. Ну а уж потом, как ляжет карта. Один черт, другой – выхода-то нету…
Потом были прения, детали, уточнения, и наконец остался последний вопрос – как быть с Хурдонаем. С этим ядовитым хербейкским змеегадом, пригревшимся на ануннакской груди.
– Кончать его, гада, – сказал Мочегон и цыкнул теллуриевым зубом, – он всех нас подставил и глазом не моргнул, а значит, подставит еще раз.
– Кончать потом, вначале пидорасить, – с напором откликнулся Красноглаз. – Естественно, хором, само собой, злостно, как водится, на четырех костях, конечно же, двойной тягой. А то ведь кругом одни пидорасы, но тронуть их никак нельзя. Правда, ваше Маршальское Степенство? – И он свирепо глянул на Энлиля, тихонько радующегося развитию событий. – Вы как, одобряете вход моей мысли?
– Ну-с, пожалуй, мы пойдем, – с гневом отреагировала Нинти. – Этими своими гнусными мужскими игрищами развлекайтесь без нас. Собирайтесь, мамо, подымайтесь. Здесь сейчас будет непотребство. – И она напористо повернулась к Анту, так все и улыбающейся улыбкой добродетели. – Пойдемте, мамо, пойдемте.
– Э, стойте, стойте, остановитесь. – Исимуд вдруг вышел из ступора, вскочил и превратился в пламенного трибуна. – Никто отсюда никуда не пойдет… Пока не выслушает меня… Меня, старого больного хербея. Хербея, в оба глаза видевшего жизнь, отлично знающего, что есть хорошо и что есть таки в этой жизни очень плохо. Послушайте меня все, послушайте внимательно, от вас таки, я вам всем это говорю, ничего не убудет. Вот вы говорите здесь: мочить его, кончать его, делать пидорастом его. Ну да, приятнее всего убить хербея, отнять у него жизнь, порвать ему на сто лимонных долек его прямую кишку. Такое это большое удовольствие. И никто не отказывал себе в нем ни в Великую Чистку, ни в Тотальный Погром, ни в Третью, ни в Четвертую, ни в Пятую революции. А потому нас, хербеев, сейчас с гулькин хрен, совсем ничего, раз-два и обчелся. Но даже в этой жалкой горстке через одного – физик, математик, гинеколог, астроном. А сколько наш народ таки дал композиторов, поэтов, служителей прекрасного, наездников Пегаса. Да наши люди…
– Куда ни плюнь – барыги, торгаши, уроды, психи и извращенцы, – резко перебил его Шамаш, сплюнул и разом перешел на личности. – Не бери в голову, братуха Исимуд, бывают и среди ваших большие исключения. Ты вот, например, словно белая ворона. То есть ворон. То есть, я хотел сказать, орел…
– Ладно, – в корне зарубил пернатую тему Тот, тяжело вздохнул, пожевал губами. – Думаю, дело здесь не в крови, думаю, дело здесь в самом ануннаке. В общем-то неважно, кто ты, важно, и это главное, какой ты. А психов, извращенцев, сволочей и гнид куда как достаточно в любом народе. И кстати, о крови. – Он кашлянул негромко, весомо замолчал и выдержал рассчитанную паузу. – Ее, я думаю, еще прольется немало. Всякой. И ануннакской, и хербейской, и человеческой тоже. А на цвет совершенно одинаковой – красной… В общем, предлагаю Хурдоная отпустить. Пусть катится с концами с глаз долой. Все одно, бог не фраер и правду видит, так что каждый получает то, что заслужил. Я сказал. Дополнения? Возражения? Вопросы?
В резком голосе его было столько экспрессии, что биомеханический карательный гад выразил беспокойство, звякнул чешуей и с тайной надеждой посмотрел на хозяина, однако приказа не дождался, сник и ткнулся в досаде бронированным носом в пол. Что-то давненько он никого не брал на свой отточенный, прямо-таки истекающий ядом зуб. А еще говорят, что демократия уступила место диктатуре. Врут. И самым-самым наглым, наипостыднейшим образом. Во, отравы сколько, девать просто некуда…
Впрочем, врали не только враги отечества – президент тоже был весьма неискренен. Лихо он изображал кипение страстей, а в душе же был убийственно спокоен. Война, деградация, болезни, радиация? Проблемы экологии, вырождения нации? Насрать. Все пути отхода давно уже продуманы, мысли воплощены в жизнь, деньги переведены. Есть и куда рвать когти, и на чем, и с чем. Главное – точно чувствовать момент, а уж с чувством-то момента у президента было все в порядке – три Тотальных чистки пересидел, не считая Средних. А уж мелких-то катаклизмов…
– Ну что, господа долбоебы, – вроде бы подобрел он, – какие будут предложения? Как думаете выводить свою нацию из беды? А? Или вы патриоты только на словах?
Черт бы подрал эту нацию! Дьявол побери патриотов! Скоро время первого обеда… А ну как объявится сейчас какой-нибудь клоун и примется нести ахинею, возводить воздушные замки, строить сумасшедшие прожекты? Боже спаси и сохрани…
– Внимание и повиновение, – проблеяли почтительно, прокашлялись надрывно, поперхали горлом и, словно воплощение гарантовых тревог, с натужным кряхтеньем поднялись.
– Ваше Истинное Достоинство, дозволяемо ли мне?
Тощий такой, плюгавый ануннак, по носу сразу видно – из Соплежопых Интеллигентов. Из тех паршивых интеллигентов, что не попали в Топку во время Третьей чистки. И, видит бог, зря.
Гм, и кто это такой? А, вроде бы мудак, курирующий культуру. Или, может, искусство. А впрочем, какая, на хрен, разница, один хрен лососячий. И черта ли ему надо.
– Дозволяемо, дозволяемо, – горестно вздохнул гарант. – Ну давай, что ли, вещай, его Достоинство с вниманием внимает.
А богатое воображение зримо нарисовало ему стол в Розовой гостиной: бланшированный пенис тигра У, фаршированные по-хербейски ребра карпа Ре, малосольные, с молоками и икрой провисные ястыки от все того же карпа. И все это – в благоуханной, вызывающей сладостное головокружение завесе тринопли. Эх, блин, и почему же всю эту интеллигенцию не вывели тогда под корень, когда была возможность? Кто знает? Кто виноват?
– Внимание и повиновение, – пискнул интеллигент, трудно проглотил слюну и, сделав вдруг многозначительное лицо, расправил свою тощую грудь. – Страшный секрет, государственная тайна! Слово ануннакское за мной.
Ого, это уже не шутки – такое-то при народе. Вот ведь блин, до чего занудный интеллигент, и въедливый такой, не боящийся ответственности. Спрашивается, блин, чего ему не хватает? Личный планетоид, модуль, рабы, баба и, это уж как пить дать, с натуральным влагалищем. Нет бы сидел себе, наслаждался реалиями. А то ведь слово-то ануннакское, оно как палка о двух концах. И в результате можно остаться без своего единственного…
– Так, – помрачнел гарант, не торопясь поднялся, глянул пристально на объявителя. – Слово твое, ануннак, да будет услышано, – и сделал резкое движение рукой, отчего Попутчики, Эрзац-Соратники и прочая шелупонь мгновенно пришли в движение. Миг – и в кабинете остался только цвет нации – Истинные Соратники, Закадычный Зам и, конечно же, сам гарант, надежа и опора. Еще – карательный биомеханический гад и, естественно, сам заявитель, возмутитель спокойствия. У него из этого кабинета было два пути – наверх, на повышение, поближе к президенту, или же вниз, на опускание, поближе к Членовредителям. Ну а затем, естественно, в никуда, то есть на органы или в жерло конвертера…
– Что же, давай толкай, раз напросился, – глянул с усмешечкой на него президент. – Надеюсь услышать что-то важное. Ну, а если нет…
– Да, да, – заторопился ануннак, – внимание и повиновение. Повиновение и внимание.
И начал занудливо, издалека, в какой-то отвратительной менторской манере. Он, оказывается, действительно имел отношение к прекрасному, правда, поверхностное, весьма – курировал Дорбийский Субнациональный Библиофонд. И вот не далее как третьего дня в руки ему попалась очень древняя голограмма – надо полагать, неотправленный чрезвычайный донос старшего помощника обер-маршала Алалу. Тот, если кто-то помнит, возглавлял безопасность во времена отца Его Истинного Достоинства, дай бог ему здоровья, процветания и очень долгой половой жизни. Не отцу Его Истинного Достоинства – самому Его Истинному Достоинству.
– Э-э, давайте без словоблудия, давайте по существу, – резко перебил гарант. – Так что, бишь, этот самый Алалу? Ну тот, который обер-маршал?
Разговоров о своем покойном папе президент не любил. Тот был тоже когда-то президентом, очень любил власть и совершенно не понимал, что у него уже взрослый половозрелый сын. А потому умер быстро, легко, не издав ни крика, правда, не по своей воле…
– Да, да, Алалу, маршал Алалу, – сконцентрировался библиотекарь. – Гм… Так вот, как это явствует из доноса, Алалу завладел какой-то страшной тайной и собирался дезертировать на гиперонном звездолете. А тайна эта касалась могущества ассуров.
– Ассуров? – забеспокоились Соратники, Закадычный Зам сбледнул с лица, а президент поймал себя на мысли, что хочет последовать примеру Алалу. Да, да, сесть на гиперонный сублинкор, нацелиться в Туннель да и махнуть на давно уже купленную, томящуюся в ожидании планетку. Хороший дом, ядреный ханумак, умелые ласковые жены – что еще нужно ануннаку, чтобы достойно встретить старость? Впрочем, какая еще там на хрен старость – вакцины для профилактики море, пруд пруди, хоть залейся. Живи себе тихо, в мире и гармонии, радуйся течению бытия. Подальше от этих умников-ассуров с их ужасающими секретами. Впрочем, было неплохо и здесь. И вот ведь, блин, нелегкая принесла урода…
– Так ты говоришь, ассуры? – недобро оскалился гарант. – Знаешь, тебе бы не библиотекарем – сказочником. Ишь какую байку задвинул. Надеюсь, у нее будет хороший конец.
– Да, да, ваше Истинное Достоинство, да, да, очень хороший, – заторопился библиотекарь. – Я позволил себе навести некоторые справки. Касательно Алалу. Так вот, он действительно исчез, примерно за год до кончины вашего папы. Гм… То есть я хочу сказать, был объявлен национальный траур… Гм… Ваш папа выступал с прощальной речью…
– Я же по-ануннакски сказал, ясно, доходчиво, для безголовых мудаков: не надо трогать моего папу, – рассвирепел гарант. – Или меня здесь кто-то совсем не понимает? Или же, сука, бля, вообще не хочет понять? – Он задышал, нахмурился, наморщил толстый нос и посмотрел на заявителя, мгновенно сделавшего Большой Респект. – Что, в конвертер захотел? На протоплазму, блин? На органы? Желаешь послужить дорбийской науке? Что, совсем не хочешь? Не горишь желанием? И категорически против? То-то у меня, сучий потрох. Смотри фильтруй базар, придержи ботало и излагай по существу, как велят старшие. Ну, так что там Алалу?
– Внимание и повиновение, Ваше Истинное Достоинство, – всхлипнул библиотекарь, вздрогнул, дернул острым кадыком и, не подымаясь с корточек, продолжил: – Так вот, Алалу исчез не просто так, а действительно на гиперонном звездолете. Боевом сублинкоре класса 8 Z. Но это, Ваше Истинное Достоинство, не все. И не главное. Главное, Ваше Истинное Достоинство, в другом. У меня есть друг детства, Старший Вычислитель, специалист по пси-пространственным переходам. Так вот, он по моей просьбе активировал архив, распечатал анналы и рассчитал субмегаматрицу напряженности тензора поля. А следовательно, и вектор перемещения Алалу в модально-детерминируемый момент. С вероятностью, близкой к единице. Вот, у меня здесь все записано, красным по черному. – И он вытащил дешевый, для начальной школы, голоблокнот. – Внимание и повиновение, Ваше Истинное Достоинство.
– Значит, говоришь, с вероятностью, близкой к единице? И красным по черному? – отреагировал гарант, на мгновение задумался и резко снизошел: – Ладно, иди сюда, давай. – Взял из задрожавших пальцев кубик голоблокнота, хмыкнул, повертел, взвесил в руке. – М-да, ладно, молодец. Слово твое нами услышано. Двигай пока что, подожди-ка в приемной. И вы тоже, – глянул он быстро на Истинных Соратников. – А вас, дорогой коллега, я очень попрошу остаться.
И маленькие, глубоко посаженные глаза его твердо посмотрели на Зама. Они словно бы сказали ясно и без всяких слов: корешок, а ведь дело-то стоящее. В натуре.
Зам был ануннаком тертым, многоопытным, лихим, прошедшим Свару и Глобальную Чистку. Он выдержал тяжелый президентский взгляд, золотозубо оскалился и всем своим видом показал: голимо ясно, что в натуре стоящее, давай, пахан, расклад, и будем мозговать…
А собственно, чего тут мозговать – шевелить грудями надо. Ну не полный же кретин этот самый Алалу, чтобы вот так, с поста обер-маршала рвануть с концами сквозь Туннель. Стало быть, имел козырный, к гадалке не ходи, интерес, а значит, не хрен разговоры разговаривать и надо попу рвать на сто лимонных долек…
Президент, впрочем, полагал совершенно аналогично.
– Вот что, милый, – сказал он Заму, когда они остались в кабинете одни, – впрягайся в пахоту. Бери-ка этого библиотекаря вместе с его корешем вычислителем, выворачивай их наизнанку, делай с ними, что хочешь, но чтобы завтра уже к обеду был положительный конкретный результат. Ты меня понял? Положительный и конкретный, – повторился президент. – Завтра к первому обеду. – И неожиданно он проглотил слюну – вспомнил о столе в Розовой гостиной. На котором пенис тигра У и молоки карпа Ре – горой.
Три дня спустя, в секретном бункере Закадычного Зама
– Ну-с, пожалуй, начнем. – Зам посмотрел на заместителей. – Давайте излагайте в темпе вальса. Однако попрошу без суеты. Итак?
Помощников у Зама было трое: Бывалый Вивисектор, Блюститель от Юстиции и Главсекреткорректор Безопасности, все ануннаки тертые, проверенные, являющие собой команду. Сборную. Ох, и славно же поиграли во время Четвертой и Пятой Тотальных Терок. С мокрым счетом в одни ворота…
– Внимание и повиновение, Генерал, – слово взял Главный Вивисектор, встал, мигом активировал голографический проектор. – Докладываю.
И принялся вещать, складно, внятно, браво, с чувством, с интонацией, с расстановкой. Точнее говоря, это был не доклад – рассказ в картинках. Все было строго задокументировано, тщательно запротоколировано, на веки вечные занесено в решетку голокристалла. Да, работа была проделана адова. Замовы помощники поговорили крепко с выскочкой библиотекарем и умником вычислителем, так что первый пошел на органы, а второй на протоплазму. Однако же не зря – впереди забрезжил свет истины. Правда, мутно и далеко. Только Первый Вивисектор, Блюститель от Юстиции и Главсекреткорректор не боялись трудностей – они принялись рыть дальше и причем всеми четырьмя конечностями. И раскопали факты прелюбопытнейшие, от коих крепко захватывало дух, будь Закадычный Зам в ладах с Пегасом, такой роман бы написал. Впрочем, какой там жеребец, какой роман – государственная тайна.
Давным-давно, оказывается, еще в эпоху деда гаранта, случился социальный катаклизм, причем случился, гад, на самом верхнем уровне – группа лицензированных высокопоставленных кураторов попыталась было захватить власть. Однако, слава богу, безрезультатно. Одним из предводителей восстания был некто Бессмертный Ан, его, как полагается, судили по всей строгости и дали пожизненный срок. Послали кайлить раданий. Естественно, в мобильной, известной на всю галактику зоне на старой, но недоброй Нибиру. Так вот, этот Ан бежал, причем не в одиночку, а с компанией. Как – черт его знает. Правда, примерно в это же время пропал суперкруизный лайнер, однако прямо привязать Ана к его пропаже не представляется возможным. Зону, естественно, расформировали, режим усилили, начальство большей частью отправили на органы, однако дело совсем не в этом. Дело в том, что обер-маршал Алалу был в это время зэком на Нибиру и, как видно, очень не любил того самого беглого Ана. Настолько, что, дорвавшись до власти, устроил грандиозное расследование, да только даром тратил время и деньги – не поймал никого. Немного вроде бы угомонился, толково втер начальству очки и принялся с размахом копать под ассуров, масштабно выяснять причину их могущества. Еще как масштабно – вытряхивали музеи, переворачивали архивы, устраивали этнографические экспедиции на Альдебаранщину и Кассеопейщину. И все это с легкой благословляющей руки тогдашнего президента. Понять гаранта было несложно – казна пустеет, инфляция растет, замучили свары с Туманностью Персея. А тут такое. Тайное могущество. А ну как повезет. Подвалит. Подфартит… Но, как известно, деду президента повезло не очень, он вскоре умер тихо и скоропостижно. А вот Алалу, видимо, что-то раскопал, причем настолько значимое, что захотел слинять. Что именно – не ясно, можно только догадываться. Конкретики не знал даже его Старший Помощник, решивший на прощание заложить своего шефа. Однако до Алалу ему было далеко – обер-маршал исчез, а имя незадачливого фискала бесследно затерялось в веках. Единственное, что осталось, – это голограмма с доносом. Но это так, навскидку, не ухватывая суть, не заглядывая в корень, не понимая всех нюансов. А по большому счету глобально – еще, конечно, тензоры полей, сводные данные анналов, векторы хрональных флуктуации. Как говорится, тайное когда-нибудь да становится явным. И теперь с достаточной гарантией ясно, куда держал свой путь негодник Алалу. Неясно только зачем. Вернее, в чем был его конкретный интерес. Можно только приблизительно догадываться, что он нашел нечто очень важное…
– Ну конечно же, что-то весьма существенное, иначе бы ни за что не слинял, – мастерски подвел итог вводной части Зам, милостиво кивнул и обрадовал заместителей: – Ну что, молодцы. Я сегодня же вечером буду во дворце и со всей возможной тщательностью отрапортую президенту. И хотя не одобряю скоропалительных прогнозов, но уверен всеми фибрами своей души, что его Истинное Достоинство даст добро. Гм… То есть зеленый свет. А это значит: не расслабляться. Боже упаси вас сидеть на жопах ровно – в темпе заготавливайте план, уточняйте детали, думайте, и со всей ответственностью, о кадрах, черт бы их драл. Они, эти кадры, в натуре решают все. Так показывает практика, так говорит президент.
– Ваше Правдолюбие, так точно, – мастерски, вперед других, согласился с Замом Секреткорректор, а сам подумал о чудо-молодце, ухаре-виртуозе с килбольного поля. Не ударившим в грязь лицом, ни на йоту не оплошавшим, не давшим себя объехать на кривой, а давшим возможность заработать денег. И не малых. Ох, верно говорит этот президентствующий мудак, что кадры решают все…
Планета Земля. Сто веков до Рождества Христова
– Итак, ануннаки, попрошу тишины, – властно, с неожиданной твердостью, негромко скомандовал Тот. – Постараюсь быть краток.
События последних дней резко переменили его, мягкий интеллигентный эрудит вспомнил свое ваковское прошлое. И вспомнил донельзя отчетливо – сейчас требовалась предельная жесткость. Без нее ни порядка, ни дисциплины, ни субординации, а значит, анархия, шатания, разброд и беспредел. И как результат, как логическое следствие – неизбежная, стопроцентная гибель всего. Крушение дела, начатого Аном. Великим учителем, бессмертным ануннаком. Даром что ушедшим – живейшим среди живых.
– Давай, давай, корешок, вещай, – сразу и с уважением отозвался Красноглаз. Мочегон шмыгнул носом, Нинурта кивнул, Шамаш оскалил зубы с полнейшим дружелюбием. – Давай, Тот, братуха, мы все слухаем тебя.
Энки, Нинти, Энлиль и Исимуд не отреагировали никак, сидели тихо, молчали себе в тряпочку. Последний находился в каком-то отупении, страдал от безысходности, убивался по деньгам, а первый, вторая и, особенно, третий старались не высовываться и были тише воды и ниже травы. Ведь раньше-то они были кем – наследниками Ана, плотью от плоти его, любимыми детьми. А сейчас, когда Ана не стало… Ни реальной власти, ни авторитета, ни соратников, ни проверенных друзей, только куча косяков, гора ошибок и толпы затаившихся врагов. Так что лучше пока сидеть молча. Еще в Дуранки[24], что в Ниппуре, где нынче собрался Совет, присутствовали Адонай и Анту. Тоже на удивление тихие, смирные и молчаливые. Впрочем, что тут особо удивляться – бедная вдова пребывала не в себе, часто-часто кивала и странно, с блаженным видом, улыбалась. Гнусный же изменник скорчился в углу и, будучи с заботой обихожен Мочегоном, не имел возможности ни шевелиться, ни говорить. Номер его был даже не шестнадцатый – семьсот сороковой.
– Ну-с, приступим. – Тот достал свой любимый вычислитель, привычно активировал голографический режим и принялся делиться живыми впечатлениями – он только что вернулся из полета над Антарктидой. Ничего особо нового не рассказал, просто уточнил подробности, конкретизировал детали и в красках расписал ближайшую перспективу. Она не радовала. Совсем. Стрельба из бластеров линкора даром не прошла, лед действительно тронулся. Миллиарды и миллиарды его тонн поползли в холодные объятия океана, обещая породить огромнейшую волну цунами, которая, естественно, устремится по направлению к Северному полушарию. Со всеми вытекающими метеорологическими прелестями – резким изменением температур, жуткими ураганными ветрами, мощными ливневыми дождями. Бури, мгла, наводнения, беда – вот она, безрадостная перспектива. И, судя по динамике процессов, перспектива очень и очень близкая…
– Так, а кстати, как там у нас дела с топливом? – сразу поинтересовался Мочегон. – Вернее, здесь? В Ниппуре, как я слышал, центральный склад НЗ.
Вот ведь, блин, и уркаган, и мокрушник, и на редкость тонкий интриган.
– Все верно, склад есть, а НЗ нет, – мрачно отозвался Шамаш, вяло выругался и зверем посмотрел на Энлиля. – Если на Луну летать с бабами, то никакого топлива не хватит. На Земле ебстись у нас некоторые не могут. Гравитация, блин, им не позволяет. А может, половая функция…
– Причем тут, к богу на хрен, моя половая функция? – не выдержал, вскочил, обиделся Энлиль. – Я, что ли, один развлекаюсь с бабами? Всего-то пару раз слетал, да и то без посадки, а разговоров, такую мать, разговоров. И потом, черта ли собачьего нам теперь в этом топливе, звездолета-то нет. Непогоду переждем на гравиподушках, а лулу пусть сами думают о своей эвакуации. Все одно – их столько расплодилось, столько развелось, что отволочь всех в горы на наших планетоидах ну никакого топлива не хватит. И потом, спасение утопающих – дело рук самих утопающих, забыли, что ли, ануннаки?
Повисла нехорошая пауза. Энки внутренне радовался, Шамаш сжимал кулаки, Нинти подавленно вздыхала – не дура, понимала отчетливо, что дело принимает скверный оборот. Начнут-то, если начнут, с Энлиля, а кончат-то уж точно на ней…
Однако ничего такого страшного не произошло, Тот не дал молчанию развиться.
– Э, батенька, а вот здесь вы не правы, – добро сказал он, дружески оскалился и посмотрел на Энлиля. – Совершенно. Парение на пси-подушке – это не выход. Турбулентность воздуха будет очень высока, разразится буря невиданных масштабов, и говорить о нашей безопасности в таких условиях может только полный идиот. А вы ведь, дорогой Энлиль, не полный идиот, это каждый подзаборный пес в Ниппуре знает. К тому же в плане топлива вы совершенно правы, его теперь следует всенепременнейше беречь. А, многоуважаемый Пернатый? – И он всем телом повернулся к угрюмо слушающему Шамашу. – Наши профи как, не против?
– Ваши профи, Светильник Разума, не против, – ухмыльнулся тот. – Никакой больше эвакуации, одна сплошная экономия. Чтобы хватило самим…
Ну конечно же, не высшая математика – звездолета с его креагенераторами больше нет, Временной Канал заблокирован намертво, в кустарных условиях, на коленке топливо не синтезируешь. А значит, надо беречь то, что есть. Вернее, то, что благополучно осталось. Беречь как зеницу ока…
– Ну вот, я как всегда прав, – сразу просиял Энлиль, сел, сделал небрежную гримаску. – Ну, что там у вас дальше, Тот? Давайте, давайте, продолжайте.
Однако Тот продолжил не сразу, он был занят мыслями. Вернее, одной. Только что возникшей, о двусмысленности мироздания. Господи, и почему же это у великих ануннаков появляются на свет такие дети? Ох, верно говорят, что все хорошие качества передаются генами во втором поколении. Гм… Судя по Гибилу и Мардуку, врут, и врут самым наглым образом. Чешут языками. Брешут. Да еще как. Ох…
Наконец Тот сделал волевое усилие, бросил думать думу о кознях бытия и перешел к конкретным злободневным темам, о том о сем, об этом, о другом, о планах и перспективах на выживание. Собственно, план был один, донельзя немудреный – брать вертикальный старт. Не ждать милостей от матери-природы, дружно садиться в планетоиды и тупо кантоваться на орбите, пока стихия не выдохнется. Ну а уж потом, как ляжет карта. Один черт, другой – выхода-то нету…
Потом были прения, детали, уточнения, и наконец остался последний вопрос – как быть с Хурдонаем. С этим ядовитым хербейкским змеегадом, пригревшимся на ануннакской груди.
– Кончать его, гада, – сказал Мочегон и цыкнул теллуриевым зубом, – он всех нас подставил и глазом не моргнул, а значит, подставит еще раз.
– Кончать потом, вначале пидорасить, – с напором откликнулся Красноглаз. – Естественно, хором, само собой, злостно, как водится, на четырех костях, конечно же, двойной тягой. А то ведь кругом одни пидорасы, но тронуть их никак нельзя. Правда, ваше Маршальское Степенство? – И он свирепо глянул на Энлиля, тихонько радующегося развитию событий. – Вы как, одобряете вход моей мысли?
– Ну-с, пожалуй, мы пойдем, – с гневом отреагировала Нинти. – Этими своими гнусными мужскими игрищами развлекайтесь без нас. Собирайтесь, мамо, подымайтесь. Здесь сейчас будет непотребство. – И она напористо повернулась к Анту, так все и улыбающейся улыбкой добродетели. – Пойдемте, мамо, пойдемте.
– Э, стойте, стойте, остановитесь. – Исимуд вдруг вышел из ступора, вскочил и превратился в пламенного трибуна. – Никто отсюда никуда не пойдет… Пока не выслушает меня… Меня, старого больного хербея. Хербея, в оба глаза видевшего жизнь, отлично знающего, что есть хорошо и что есть таки в этой жизни очень плохо. Послушайте меня все, послушайте внимательно, от вас таки, я вам всем это говорю, ничего не убудет. Вот вы говорите здесь: мочить его, кончать его, делать пидорастом его. Ну да, приятнее всего убить хербея, отнять у него жизнь, порвать ему на сто лимонных долек его прямую кишку. Такое это большое удовольствие. И никто не отказывал себе в нем ни в Великую Чистку, ни в Тотальный Погром, ни в Третью, ни в Четвертую, ни в Пятую революции. А потому нас, хербеев, сейчас с гулькин хрен, совсем ничего, раз-два и обчелся. Но даже в этой жалкой горстке через одного – физик, математик, гинеколог, астроном. А сколько наш народ таки дал композиторов, поэтов, служителей прекрасного, наездников Пегаса. Да наши люди…
– Куда ни плюнь – барыги, торгаши, уроды, психи и извращенцы, – резко перебил его Шамаш, сплюнул и разом перешел на личности. – Не бери в голову, братуха Исимуд, бывают и среди ваших большие исключения. Ты вот, например, словно белая ворона. То есть ворон. То есть, я хотел сказать, орел…
– Ладно, – в корне зарубил пернатую тему Тот, тяжело вздохнул, пожевал губами. – Думаю, дело здесь не в крови, думаю, дело здесь в самом ануннаке. В общем-то неважно, кто ты, важно, и это главное, какой ты. А психов, извращенцев, сволочей и гнид куда как достаточно в любом народе. И кстати, о крови. – Он кашлянул негромко, весомо замолчал и выдержал рассчитанную паузу. – Ее, я думаю, еще прольется немало. Всякой. И ануннакской, и хербейской, и человеческой тоже. А на цвет совершенно одинаковой – красной… В общем, предлагаю Хурдоная отпустить. Пусть катится с концами с глаз долой. Все одно, бог не фраер и правду видит, так что каждый получает то, что заслужил. Я сказал. Дополнения? Возражения? Вопросы?