Страница:
— Знаешь ли ты, что я полюбила тебя еще до нашей встречи? — зашептала она. — Я часто разговаривала с тобой, точнее, с твоим портретом, что висит в библиотеке Россмори. Ты казался мне таким… великолепным. И до сих пор кажешься. А теперь я ношу под сердцем твоего ребенка. — Она опустила голову на кровать. — Ох, Роберт, я так хотела тебе сказать, но все не было подходящего момента. Мне не хотелось, чтобы у тебя не оставалось выбора, я не желаю, чтобы ты женился на мне лишь по той причине, что я забеременела. Я же знаю, что ты не любишь меня так же, как я люблю тебя. Зато ты заботишься обо мне, и этого довольно. Я была не права, думая, что ты тоже должен полюбить меня. Все это вздор. Некоторые женятся, не думая о любви. Но я сумею сделать тебя счастливым, Роберт. Обещаю. Моей любви хватит нам обоим.
— Нет, не хватит.
Вздрогнув, Катриона подняла голову. Глаза герцога были открыты. В них горел задорный огонек. Значит, он проснулся. Но как давно? Неужели он слышал все, что она говорила?
Девонбрук дотронулся рукой до ее щеки.
— Катриона, каким же болваном я был! Как-то раз ты мне сказала, что нет ничего особенного в том, что я в ком-то нуждаюсь. Я тогда упал в ручей и ужасно вел себя с тобой. Тогда я не поверил твоим словам. Мне казалось, что я стану слабым, если буду нуждаться в ком-то. Лишь теперь понял, что жестоко ошибался. Катриона, нуждаясь в ком-то, я стану сильнее. Да, мне нужен один человек, дорогая моя, и этот человек — ты. Мне следовало понять это в день нашей встречи, когда ты позволила первому лучу света проникнуть в мрачную тьму моей слепоты. Ты была единственной, кто не обращался со мной так, словно я инвалид или урод. Ты стала моими глазами, когда я не мог видеть, ты была моим сердцем, когда я чего-то не понимал. А теперь… теперь ты носишь ребенка — нашего ребенка, твоего и моего.
Но как только ты могла подумать, что я так плохо отношусь к тебе? Ты считаешь, что я просто забочусь о тебе? Но этими словами не описать тех чувств, которые я испытываю, Катриона, — горячо продолжал герцог. — Так что я скажу о моих чувствах теми словами, которые ты поймешь, которые ты уже однажды говорила мне, но я был так глуп и упрям, что даже не удосужился понять тебя как следует. Tha Gaol Agam Ort. Я люблю тебя. Я люблю женщину, столкнувшую меня в ручей, Катриона Макбрайан. И докажу это тебе, даже если на это уйдет остаток моей жизни.
Катриона тряхнула головой, не понимая, где она — во сне или наяву. Лишь почувствовав, как Роберт привлекает ее к себе и впивается в губы горячим поцелуем, девушка поняла, что не спит. И ответила на поцелуй со всей любовью, со всей страстью, что пылала в ее душе.
— Я хочу тебя прямо сейчас, Катриона, — прошептал герцог, осыпая ее поцелуями.
— Но… твое плечо, — нерешительно вымолвила она, моля про себя Господа, чтобы Роберт не останавливался.
— Ты можешь заниматься любовью, Катриона. Ты сама можешь все сделать сегодня ночью.
Девушка кивнула, задев носом его губы.
— Только покажи мне, как это делать, Роберт.
Поднявшись с пола, Катриона медленно сняла с себя ночную рубашку. Та с шелестом упала к ее ногам. Роберт не сводил с нее глаз — сколько раз он представлял себе, как это будет, как он обнимет ее обнаженное тело.
— Иди сюда, Катриона, — хрипло проговорил он. Взяв девушку за руку, Роберт усадил ее рядом с собой.
Он стал целовать ее губы, шею, ласкать по очереди нежные груди. Катриона ощущала, как в теле разгорается пламя. Все чувства ее обострились, от каждого его прикосновения она вздрагивала, томясь по более смелым ласкам.
Почувствовав, что девушка уже на грани, Роберт осторожно усадил ее на себя, проскользнув восставшей плотью в нежное лоно. Катриона стала ритмично приподниматься и опускаться, а пальцы Роберта продолжали умело ласкать ее тело. Движения Катрионы становились все быстрее, она откинулась назад, моля герцога о пощаде, и когда, казалось, ей не вытерпеть больше сладкой пытки, Роберт в последний раз резким толчком вошел в нее, проникнув в самую глубь разгоряченной плоти. Их страсть одновременно достигла апогея. У Катрионы пронеслось в голове, что она в жизни не испытывала такого блаженства. Это было ощущение полного счастья.
Воскресное утро занималось ясным и солнечным, легкий ветерок весело шелестел в зеленой листве деревьев. Завтрак подали в саду, для чего лакеям пришлось вынести из гостиной большой дубовый стол и небольшой столик, за которым семья обычно обедала, когда в доме не было гостей.
Подносам с яствами не было числа. Повару-французу пришлось встать задолго до рассвета, чтобы приготовить все деликатесы, которыми Толли решил попотчевать приглашенных. Надо сказать, Шелдрейк не поскупился.
Вестфальская ветчина, французский омлет, всевозможные сорта рыбы, подаваемой под разнообразными соусами; на фруктовых вазах даже желтели ямайские бананы.
Несмотря на любопытство, Катриона так и не смогла заставить себя проглотить хотя бы кусочек языка королевского оленя, которого так старательно нахваливал сидящий напротив молодой лорд. Ее вообще почему-то тошнило. Впрочем, Катриона заметила, что если не смотреть на тарелки с едой, то становится лучше, поэтому, опустив глаза, она прихлебывала чай, заедая его пресным сухариком.
— Как чувствует себя герцог, мисс Данстрон? — раздался у девушки за спиной чей-то голос.
Это леди Шелдрейк, мать Толли, неслышно подошла сзади к Катрионе. В руках она держала тарелку с копченой фаршированной рыбой, все это было щедро полито соусом, от которого исходил сильный фруктовый аромат.
Когда Катриона обернулась к леди Шелдрейк, ее нос как раз оказался на уровне тарелки с угощением, почувствовав приступ тошноты, девушка быстро отвернулась и глубоко вздохнула, чтобы справиться с отвратительным ощущением и резким головокружением.
— Я еще не видела его этим утром, миледи, но надеюсь, сегодня ему все же станет лучше, — справившись с собой, ответила Катриона.
И вдруг буквально через несколько мгновений, к ее великому удивлению, в дверях показался герцог Девонбрук собственной персоной. Его левая рука покоилась на перевязи и» белой косынки, ярко контрастировавшей с зеленым сюртуком. Кто-то из гостей тут же бросился ему навстречу, чтобы поздороваться и справиться о самочувствии, так что герцогу не сразу удалось пробраться к невесте, сидящей за столом. Оказавшись наконец возле Катрионы, Роберт приветливо улыбнулся ей и галантно поцеловал девушке руку.
— Ах, Роберт, — только и смогла пролепетать она.
— Доброе утро, моя дорогая, — подмигнул ей молодой человек. — Наш милый доктор уже побывал у меня — осмотрел рану и сменил повязку. Он сказал, что я могу встать, если только не буду шевелить левой рукой, поэтому мне и пришлось уложить ее на эту косынку. Я был вынужден сказать доктору, что просто не мог оставаться в постели, думая о том, как ты, возможно, проводишь время в компании другого мужчины. Кажется, он меня понял. — Роберт усмехнулся. — Надеюсь, ты хорошо спала?
Не удержавшись, Катриона украдкой улыбнулась, поняв, что он нарочно поддразнивает ее: ведь она ушла из его комнаты всего несколько часов назад, когда сквозь шторы в спальню стали проникать первые робкие лучи утреннего солнца, — после того, как они еще несколько раз занимались любовью.
— Да, ваша светлость, я замечательно спала, — пробормотала девушка. — Благодарю вас. А вы? Как этой ночью спали вы?
— Мне спалось отлично, — кивнул герцог Девонбрук. — Я чувствую себя удивительно отдохнувшим. Знаете, я не уверен, но, кажется, опий оказал какое-то удивительное действие потому что мне приснился очень странный сон…
— Я рада, что ваша рана не слишком опасна и вы можете вести обычный образ жизни, — перебила его Катриона, испуганно осматриваясь вокруг.
Роберту нравилось ее смущение.
— Да уж, слава Богу, — с важным видом произнес он. — И не только днем, но и ночью, — шепнул он ей на ухо.
Катриона улыбнулась, чувствуя, как краска стыда заливает ей лицо. Уверенная, что все окружающие слушают их разговор и осуждают ее, потому что им известно, как она провела ночь, девушка украдкой огляделась вокруг и только сейчас заметила незнакомую блондинку, сидящую напротив. Та с любопытством глазела на них.
Похоже, блондинка наблюдала за герцогом с того самого мгновения, как он появился, и внимательно прислушивалась к их разговору. Переведя взор с Роберта на Катриону, девушка скорчила презрительную гримасу. Заметив, что Катриона посмотрела на нее, блондинка резко поднялась из-за стола и демонстративно ушла.
— Кто эта дама? — спросила Катриона у Роберта. Тут лакей принес герцогу тарелку с едой.
— Это леди Энти Барретт, — ответил Девонбрук. Катриона припомнила, что сэр Деймон упоминал ее имя, когда они танцевали на балу.
— Та самая, с которой ты был обручен? — деланно небрежным тоном поинтересовалась девушка.
— Как вижу, длинные языки сплетников по-прежнему мусолят старую тему, — хмуро проговорил Роберт, положив вилку, и правильно сделал, потому что при виде пышного омлета Катриону опять затошнило. — Да, — через некоторое время проговорил он, — я был обручен с Энти, но недолго. После пожара, едва узнав о том, что я ослеп, она разорвала помолвку.
Катриона обернулась.
— Судя по выражению ее лица, — заметила девушка, — твоя бывшая невеста сожалеет о содеянном.
Отпив глоток чаю, она покосилась на тарелку Роберта. Да уж, похоже, он не потерял аппетита. Девушка наклонилась, чтобы вынуть из туфельки случайно залетевший туда во время прогулки камешек. Когда она выпрямилась, Роберт уже успел подцепить на вилку какую-то неаппетитную массу и сунул ее прямо ей под нос.
— Ты обязательно должна попробовать тушеной зайчатины, моя дорогая, — вымолвил он. — Это очень вкусно.
В ответ Катриона испуганно посмотрела на него, и ее тут же стошнило прямо герцогу на колени.
Катриона лежала в постели с уксусным компрессом на лбу. Повернувшись к окну, девушка смотрела на летящие по ясному голубому небу облака. Ей казалось, что большего унижения пережить нельзя. Честно говоря, она даже иногда спрашивала себя, было ли это на самом деле или лишь привиделось ей в ночном кошмаре, но тетушка Эмилия, сидевшая рядом с кроватью и обмахивающая Катриону веером, служила доказательством тому, что девушка и впрямь оскандалилась на людях.
Ее вырвало Роберту на колени на глазах всего лондонского высшего света. Правда, Толли, благослови его Господь, немедленно пришел на помощь. С отвращением отодвинув от себя тарелку с зайчатиной, он велел слугам немедленно унести «эту гадость»и призвал гостей больше не притрагиваться к кушанью. А потом Эмилия, милая Эмилия, вслед за Толли объявила во всеуслышание, что ее тоже замутило после того, как она откусила совсем небольшой кусочек зайчатины.
Тарелки с изысканным кушаньем немедленно убрали со стола, а гостям подали травяной чай — на случай, если кого-то «тоже затошнит от недоброкачественной пищи».
Несмотря на превосходно разыгранный спектакль, Катриона отлично понимала причину своего недомогания. Дело, разумеется, не в зайчатине.
И что самое страшное, теперь всем об этом известно.
— Ты носишь его ребенка, не так ли? — спросила Эмилия, сидящая на стуле возле кровати.
Кажется, пожилой даме без труда удалось прочитать мысли девушки.
В ответ Катриона просто закрыла глаза.
— Тебе нечего стыдиться, моя дорогая, — улыбнулась тетушка Эмилия. — Дети — это благословение Господне. — Она похлопала девушку по руке. — Хочешь, я принесу тебе чаю?
Катриона лишь слабо улыбнулась ей.
— Нет, благодарю вас, тетушка Эмилия, мне уже гораздо лучше. — Она судорожно вздохнула. — Что только все подумали?
— Знаешь, девочка моя, ты столько дала моему племяннику! Я всегда буду благодарна тебе за это. А что до остальных… кое-кто качает головой, прищелкивает языком и злобно сплетничает за чаем… Думаю, эти люди утверждают, что немодно так открыто проявлять свои чувства, видя, как вы с Робертом стремитесь друг к другу. А между тем мужья некоторых дам встречаются со своими любовницами — не поверишь — в конюшне. Может, некоторые и догадались о твоей беременности, но их сплетни затихнут, как только вы с Робертом обвенчаетесь и вернетесь в Россмори. Не видя вас, они найдут иной предмет для кривотолков.
Есть, между прочим, другие, — продолжала тетушка Эмилия, — утверждающие, что у них сердце радуется, когда они видят влюбленных. Благодаря тебе, дорогая Катриона, общество стало лучше относиться к Роберту. О пожаре и его возможной роли в нем никто больше не толкует. Эти люди поверили в исцеляющую силу любви, поверили в ее магию, и вышло так, что благодаря тебе Роберту вернули доброе имя. Поэтому, детка, запомни: никто не должен стыдиться любви и ее плодов — потому что это прекрасно, — закончила тетушка Эмилия.
Подойдя к лестнице, Катриона услышала смех из гостиной. Ей даже не верилось, что уже так поздно. Дело в том, что после неприятного утреннего происшествия она решила немного вздремнуть, чтобы хоть немного прийти в себя. А проснувшись, обнаружила, что умудрилась проспать даже ужин.
Остановившись у дверей гостиной, она оглядела собравшихся. Столы были приготовлены для карточной игры, а мужчины стояли у камина, попивая вино и разговаривая. Некоторые из дам читали и вышивали, а другие столпились у фортепьяно, слушая музыку, исполняемую одной гостьей.
Решив, что ей там понравится, Катриона скользнула в гостиную. Осмотревшись, она увидела Роберта, сидевшего в дальнем углу. Компанию ему составляли Толли, Ноа и тетушка Эмилия. Именно с его стороны чаще всего раздавался веселый смех.
Подходя к ним, Катриона услышала голос Толли:
— Думаю, забавно будет побывать в Париже, когда там не ведут военных действий.
И тут Роберт увидел свою невесту.
— Я уж начал опасаться, что ты проспишь весь уик-энд, — улыбнулся он. — Как ты себя чувствуешь? Тебе получше?
— Гораздо лучше, — ответила Катриона, усаживаясь подле тетушки Эмилии.
Толли продолжал разглагольствовать о скорой поездке во Францию и о своих планах. Роберт поддразнивал его, говоря, что, должно быть, Толли завел во Франции роман во время последнего путешествия в эту страну. Толли лишь загадочно улыбался в ответ, ничего не отрицая, чем, по сути, подтвердил подозрения герцога Девонбрука.
В это время в гостиную вошел лакей и, приблизившись к Шелдрейку, что-то прошептал ему на ухо.
— Отлично! — воскликнул Толли. — Похоже, у нас будет вечер сюрпризов!
С этими словами Шелдрейк встал со своего места и вышел из комнаты, а через мгновение вернулся с каким-то приятным пожилым джентльменом.
— Катриона, — заговорил он, — я бы хотел тебя познакомить.
Девушка поднялась. Пожилой господин шагнул ей навстречу.
— Кэтрин? — хрипло спросил он. Катриона с любопытством смотрела на него.
— Прошу прощения, сэр? — недоуменно переспросила она. Незнакомец смотрел на нее с таким видом, словно видел перед собой привидение.
— Конечно, вы не можете быть ею, но сходство поразительное, — прошептал он.
— Мы… мы что, знакомы? — все еще недоумевала девушка.
— Катриона, — торжественно произнес Толли, — имя этого человека — Кристиан Тэлбот, виконт Плимлок. Он твой дядя.
Девушка обернулась к Роберту.
— Мой дядя? — переспросила она. — Но… как? Как же так? У моего отца не было братьев, иначе они бы получили его имущество в наследство, а не сэр Деймон!
— Да нет, это брат твоей матери, — пояснил Ноа. — К слову сказать, они были близнецами. С помощью Брюстера мне удалось разыскать горничную леди Кэтрин. Кстати, это именно он, порывшись в документах, сумел установить ее девичью фамилию — до замужества она звалась Кэтрин Тэлбот.
— А потом я сам взялся за дело, — продолжал Ноа, — пытаясь узнать, остались ли у леди Кэтрин живые родственники, и после непродолжительных поисков мне удалось найти лорда Плимлока.
Катриона невольно перевела взгляд на свой медальон. На нем были инициалы «КТ».
— Так молодой человек, изображенный на миниатюре?.. — заговорила она. — Это вы?
Взглянув на медальон, лорд Плимлок улыбнулся и кивнул.
— Наша мать подарила его Кэтрин, когда та была совсем еще девочкой. Увидев тебя, дитя мое, и этот медальон, я сразу оставил все сомнения. Признаться, я скептически отнесся к сообщению о том, что у Кэтрин осталась дочь, но, услышав про сэра Деймона, решил проверить. Я никак не мог понять, что же все-таки вызвало смерть Кэтрин. Оставалось слишком много вопросов, на которые не было вразумительных ответов.
— Так вы были близнецами, — нерешительно промолвила девушка, — так же, как…
Виконт кивнул.
— Насколько я понял, у тебя был брат, — проговорил он.
В последнее время Катриона много думала о своем брате-близнеце, который умер, так и не узнав о существовании родной сестры. Впервые услышав о том, как появилась на свет, девушка как-то не задумывалась о брате. В ту пору она еще не была готова принять эту, доселе незнакомую ей часть собственной жизни, поскольку считала своими родителями Энгуса и Мэри Макбрайан. Она даже не думала о своей настоящей матери, леди Кэтрин.
Но, узнав о том, что носит под сердцем дитя Роберта, молодая женщина все чаще и чаще возвращалась мыслями к леди Кэтрин и умершему брату. Интересно, каким бы он стал, если бы дожил до этих дней? Был бы высоким, похожим на нее? Как могла сложиться жизнь, если бы он выжил? И теперь, узнав о том, что у ее матери тоже был брат-близнец, Катрионе стало казаться, что все кусочки этой причудливо перемешанной мозаики наконец-то встали на свои места.
— Вам многое надо обсудить, — заметил Роберт. — Думаю, лучше оставить вас одних.
Когда все присутствующие разошлись, Кристиан подошел к Катрионе и сел рядом с ней.
— А вы знали моего отца? — спросила девушка.
— Да, — кивнул Кристиан, осматриваясь вокруг, — признаться, я был против их женитьбы, но вовсе не из-за того, что считал, будто Чарлз будет плохо к ней относиться. Надо сказать, он безумно ее любил, это замечали все. Но я… Мне было не по нраву, что он настолько старше, ведь Кэтрин вышла замуж такой юной. А Чарлз к тому же был вдовцом — его первая жена умерла при родах. Если бы только мне было известно…
Катриона дотронулась до его руки. Казалось, поначалу этот жест удивил его, но потом он улыбнулся.
— Наверное, вы очень ее любили? — спросила Катриона.
— Знаешь, дитя мое, мы были до того близки, что временами мне казалось, будто нас не двое, а один человек. Но когда она вышла замуж за Чарлза, я рассвирепел, я был таким глупцом! Я ужасно рассердился на нее за то, что она оставила меня. Ведь нас ждало впереди столько приключений. — Закрыв глаза, Кристиан тяжело вздохнул. — Только теперь я понял, почему так противился ее замужеству. Лишь потому, что боялся остаться один и боялся, что никогда больше не увижу ее. Сколько писем она написала мне, как уговаривала приехать к ней! Но я не отвечал. После смерти Чарлза Кэтрин написала мне про Деймона, про то, что боится его, что он угрожает ей. Она молила меня о помощи, но я не внял ее мольбам… — Он с горечью покачал головой. — Я был уверен, что она и без меня со всем справится. — Виконт посмотрел на Катриону — глаза его наполнились слезами сожаления. — Я… я бы мог спасти ее. Кэтрин была бы жива, если бы не я И не только она, но и твой брат… Ну почему? — в отчаянии вскричал он. — Почему я оказался таким эгоистом?!
Катриона посмотрела на него.
— Нет, — проговорила она. — Вам не в чем себя винить. Во всех бедах виноват один человек. Его имя — сэр Деймон Данстрон. Этот негодяй должен ответить за все свои преступления. И даже если на это уйдет остаток моих дней, я разыщу его и добьюсь, чтобы он поплатился за все гнусные деяния, горячо заключила Катриона.
Глава 26
— Нет, не хватит.
Вздрогнув, Катриона подняла голову. Глаза герцога были открыты. В них горел задорный огонек. Значит, он проснулся. Но как давно? Неужели он слышал все, что она говорила?
Девонбрук дотронулся рукой до ее щеки.
— Катриона, каким же болваном я был! Как-то раз ты мне сказала, что нет ничего особенного в том, что я в ком-то нуждаюсь. Я тогда упал в ручей и ужасно вел себя с тобой. Тогда я не поверил твоим словам. Мне казалось, что я стану слабым, если буду нуждаться в ком-то. Лишь теперь понял, что жестоко ошибался. Катриона, нуждаясь в ком-то, я стану сильнее. Да, мне нужен один человек, дорогая моя, и этот человек — ты. Мне следовало понять это в день нашей встречи, когда ты позволила первому лучу света проникнуть в мрачную тьму моей слепоты. Ты была единственной, кто не обращался со мной так, словно я инвалид или урод. Ты стала моими глазами, когда я не мог видеть, ты была моим сердцем, когда я чего-то не понимал. А теперь… теперь ты носишь ребенка — нашего ребенка, твоего и моего.
Но как только ты могла подумать, что я так плохо отношусь к тебе? Ты считаешь, что я просто забочусь о тебе? Но этими словами не описать тех чувств, которые я испытываю, Катриона, — горячо продолжал герцог. — Так что я скажу о моих чувствах теми словами, которые ты поймешь, которые ты уже однажды говорила мне, но я был так глуп и упрям, что даже не удосужился понять тебя как следует. Tha Gaol Agam Ort. Я люблю тебя. Я люблю женщину, столкнувшую меня в ручей, Катриона Макбрайан. И докажу это тебе, даже если на это уйдет остаток моей жизни.
Катриона тряхнула головой, не понимая, где она — во сне или наяву. Лишь почувствовав, как Роберт привлекает ее к себе и впивается в губы горячим поцелуем, девушка поняла, что не спит. И ответила на поцелуй со всей любовью, со всей страстью, что пылала в ее душе.
— Я хочу тебя прямо сейчас, Катриона, — прошептал герцог, осыпая ее поцелуями.
— Но… твое плечо, — нерешительно вымолвила она, моля про себя Господа, чтобы Роберт не останавливался.
— Ты можешь заниматься любовью, Катриона. Ты сама можешь все сделать сегодня ночью.
Девушка кивнула, задев носом его губы.
— Только покажи мне, как это делать, Роберт.
Поднявшись с пола, Катриона медленно сняла с себя ночную рубашку. Та с шелестом упала к ее ногам. Роберт не сводил с нее глаз — сколько раз он представлял себе, как это будет, как он обнимет ее обнаженное тело.
— Иди сюда, Катриона, — хрипло проговорил он. Взяв девушку за руку, Роберт усадил ее рядом с собой.
Он стал целовать ее губы, шею, ласкать по очереди нежные груди. Катриона ощущала, как в теле разгорается пламя. Все чувства ее обострились, от каждого его прикосновения она вздрагивала, томясь по более смелым ласкам.
Почувствовав, что девушка уже на грани, Роберт осторожно усадил ее на себя, проскользнув восставшей плотью в нежное лоно. Катриона стала ритмично приподниматься и опускаться, а пальцы Роберта продолжали умело ласкать ее тело. Движения Катрионы становились все быстрее, она откинулась назад, моля герцога о пощаде, и когда, казалось, ей не вытерпеть больше сладкой пытки, Роберт в последний раз резким толчком вошел в нее, проникнув в самую глубь разгоряченной плоти. Их страсть одновременно достигла апогея. У Катрионы пронеслось в голове, что она в жизни не испытывала такого блаженства. Это было ощущение полного счастья.
Воскресное утро занималось ясным и солнечным, легкий ветерок весело шелестел в зеленой листве деревьев. Завтрак подали в саду, для чего лакеям пришлось вынести из гостиной большой дубовый стол и небольшой столик, за которым семья обычно обедала, когда в доме не было гостей.
Подносам с яствами не было числа. Повару-французу пришлось встать задолго до рассвета, чтобы приготовить все деликатесы, которыми Толли решил попотчевать приглашенных. Надо сказать, Шелдрейк не поскупился.
Вестфальская ветчина, французский омлет, всевозможные сорта рыбы, подаваемой под разнообразными соусами; на фруктовых вазах даже желтели ямайские бананы.
Несмотря на любопытство, Катриона так и не смогла заставить себя проглотить хотя бы кусочек языка королевского оленя, которого так старательно нахваливал сидящий напротив молодой лорд. Ее вообще почему-то тошнило. Впрочем, Катриона заметила, что если не смотреть на тарелки с едой, то становится лучше, поэтому, опустив глаза, она прихлебывала чай, заедая его пресным сухариком.
— Как чувствует себя герцог, мисс Данстрон? — раздался у девушки за спиной чей-то голос.
Это леди Шелдрейк, мать Толли, неслышно подошла сзади к Катрионе. В руках она держала тарелку с копченой фаршированной рыбой, все это было щедро полито соусом, от которого исходил сильный фруктовый аромат.
Когда Катриона обернулась к леди Шелдрейк, ее нос как раз оказался на уровне тарелки с угощением, почувствовав приступ тошноты, девушка быстро отвернулась и глубоко вздохнула, чтобы справиться с отвратительным ощущением и резким головокружением.
— Я еще не видела его этим утром, миледи, но надеюсь, сегодня ему все же станет лучше, — справившись с собой, ответила Катриона.
И вдруг буквально через несколько мгновений, к ее великому удивлению, в дверях показался герцог Девонбрук собственной персоной. Его левая рука покоилась на перевязи и» белой косынки, ярко контрастировавшей с зеленым сюртуком. Кто-то из гостей тут же бросился ему навстречу, чтобы поздороваться и справиться о самочувствии, так что герцогу не сразу удалось пробраться к невесте, сидящей за столом. Оказавшись наконец возле Катрионы, Роберт приветливо улыбнулся ей и галантно поцеловал девушке руку.
— Ах, Роберт, — только и смогла пролепетать она.
— Доброе утро, моя дорогая, — подмигнул ей молодой человек. — Наш милый доктор уже побывал у меня — осмотрел рану и сменил повязку. Он сказал, что я могу встать, если только не буду шевелить левой рукой, поэтому мне и пришлось уложить ее на эту косынку. Я был вынужден сказать доктору, что просто не мог оставаться в постели, думая о том, как ты, возможно, проводишь время в компании другого мужчины. Кажется, он меня понял. — Роберт усмехнулся. — Надеюсь, ты хорошо спала?
Не удержавшись, Катриона украдкой улыбнулась, поняв, что он нарочно поддразнивает ее: ведь она ушла из его комнаты всего несколько часов назад, когда сквозь шторы в спальню стали проникать первые робкие лучи утреннего солнца, — после того, как они еще несколько раз занимались любовью.
— Да, ваша светлость, я замечательно спала, — пробормотала девушка. — Благодарю вас. А вы? Как этой ночью спали вы?
— Мне спалось отлично, — кивнул герцог Девонбрук. — Я чувствую себя удивительно отдохнувшим. Знаете, я не уверен, но, кажется, опий оказал какое-то удивительное действие потому что мне приснился очень странный сон…
— Я рада, что ваша рана не слишком опасна и вы можете вести обычный образ жизни, — перебила его Катриона, испуганно осматриваясь вокруг.
Роберту нравилось ее смущение.
— Да уж, слава Богу, — с важным видом произнес он. — И не только днем, но и ночью, — шепнул он ей на ухо.
Катриона улыбнулась, чувствуя, как краска стыда заливает ей лицо. Уверенная, что все окружающие слушают их разговор и осуждают ее, потому что им известно, как она провела ночь, девушка украдкой огляделась вокруг и только сейчас заметила незнакомую блондинку, сидящую напротив. Та с любопытством глазела на них.
Похоже, блондинка наблюдала за герцогом с того самого мгновения, как он появился, и внимательно прислушивалась к их разговору. Переведя взор с Роберта на Катриону, девушка скорчила презрительную гримасу. Заметив, что Катриона посмотрела на нее, блондинка резко поднялась из-за стола и демонстративно ушла.
— Кто эта дама? — спросила Катриона у Роберта. Тут лакей принес герцогу тарелку с едой.
— Это леди Энти Барретт, — ответил Девонбрук. Катриона припомнила, что сэр Деймон упоминал ее имя, когда они танцевали на балу.
— Та самая, с которой ты был обручен? — деланно небрежным тоном поинтересовалась девушка.
— Как вижу, длинные языки сплетников по-прежнему мусолят старую тему, — хмуро проговорил Роберт, положив вилку, и правильно сделал, потому что при виде пышного омлета Катриону опять затошнило. — Да, — через некоторое время проговорил он, — я был обручен с Энти, но недолго. После пожара, едва узнав о том, что я ослеп, она разорвала помолвку.
Катриона обернулась.
— Судя по выражению ее лица, — заметила девушка, — твоя бывшая невеста сожалеет о содеянном.
Отпив глоток чаю, она покосилась на тарелку Роберта. Да уж, похоже, он не потерял аппетита. Девушка наклонилась, чтобы вынуть из туфельки случайно залетевший туда во время прогулки камешек. Когда она выпрямилась, Роберт уже успел подцепить на вилку какую-то неаппетитную массу и сунул ее прямо ей под нос.
— Ты обязательно должна попробовать тушеной зайчатины, моя дорогая, — вымолвил он. — Это очень вкусно.
В ответ Катриона испуганно посмотрела на него, и ее тут же стошнило прямо герцогу на колени.
Катриона лежала в постели с уксусным компрессом на лбу. Повернувшись к окну, девушка смотрела на летящие по ясному голубому небу облака. Ей казалось, что большего унижения пережить нельзя. Честно говоря, она даже иногда спрашивала себя, было ли это на самом деле или лишь привиделось ей в ночном кошмаре, но тетушка Эмилия, сидевшая рядом с кроватью и обмахивающая Катриону веером, служила доказательством тому, что девушка и впрямь оскандалилась на людях.
Ее вырвало Роберту на колени на глазах всего лондонского высшего света. Правда, Толли, благослови его Господь, немедленно пришел на помощь. С отвращением отодвинув от себя тарелку с зайчатиной, он велел слугам немедленно унести «эту гадость»и призвал гостей больше не притрагиваться к кушанью. А потом Эмилия, милая Эмилия, вслед за Толли объявила во всеуслышание, что ее тоже замутило после того, как она откусила совсем небольшой кусочек зайчатины.
Тарелки с изысканным кушаньем немедленно убрали со стола, а гостям подали травяной чай — на случай, если кого-то «тоже затошнит от недоброкачественной пищи».
Несмотря на превосходно разыгранный спектакль, Катриона отлично понимала причину своего недомогания. Дело, разумеется, не в зайчатине.
И что самое страшное, теперь всем об этом известно.
— Ты носишь его ребенка, не так ли? — спросила Эмилия, сидящая на стуле возле кровати.
Кажется, пожилой даме без труда удалось прочитать мысли девушки.
В ответ Катриона просто закрыла глаза.
— Тебе нечего стыдиться, моя дорогая, — улыбнулась тетушка Эмилия. — Дети — это благословение Господне. — Она похлопала девушку по руке. — Хочешь, я принесу тебе чаю?
Катриона лишь слабо улыбнулась ей.
— Нет, благодарю вас, тетушка Эмилия, мне уже гораздо лучше. — Она судорожно вздохнула. — Что только все подумали?
— Знаешь, девочка моя, ты столько дала моему племяннику! Я всегда буду благодарна тебе за это. А что до остальных… кое-кто качает головой, прищелкивает языком и злобно сплетничает за чаем… Думаю, эти люди утверждают, что немодно так открыто проявлять свои чувства, видя, как вы с Робертом стремитесь друг к другу. А между тем мужья некоторых дам встречаются со своими любовницами — не поверишь — в конюшне. Может, некоторые и догадались о твоей беременности, но их сплетни затихнут, как только вы с Робертом обвенчаетесь и вернетесь в Россмори. Не видя вас, они найдут иной предмет для кривотолков.
Есть, между прочим, другие, — продолжала тетушка Эмилия, — утверждающие, что у них сердце радуется, когда они видят влюбленных. Благодаря тебе, дорогая Катриона, общество стало лучше относиться к Роберту. О пожаре и его возможной роли в нем никто больше не толкует. Эти люди поверили в исцеляющую силу любви, поверили в ее магию, и вышло так, что благодаря тебе Роберту вернули доброе имя. Поэтому, детка, запомни: никто не должен стыдиться любви и ее плодов — потому что это прекрасно, — закончила тетушка Эмилия.
Подойдя к лестнице, Катриона услышала смех из гостиной. Ей даже не верилось, что уже так поздно. Дело в том, что после неприятного утреннего происшествия она решила немного вздремнуть, чтобы хоть немного прийти в себя. А проснувшись, обнаружила, что умудрилась проспать даже ужин.
Остановившись у дверей гостиной, она оглядела собравшихся. Столы были приготовлены для карточной игры, а мужчины стояли у камина, попивая вино и разговаривая. Некоторые из дам читали и вышивали, а другие столпились у фортепьяно, слушая музыку, исполняемую одной гостьей.
Решив, что ей там понравится, Катриона скользнула в гостиную. Осмотревшись, она увидела Роберта, сидевшего в дальнем углу. Компанию ему составляли Толли, Ноа и тетушка Эмилия. Именно с его стороны чаще всего раздавался веселый смех.
Подходя к ним, Катриона услышала голос Толли:
— Думаю, забавно будет побывать в Париже, когда там не ведут военных действий.
И тут Роберт увидел свою невесту.
— Я уж начал опасаться, что ты проспишь весь уик-энд, — улыбнулся он. — Как ты себя чувствуешь? Тебе получше?
— Гораздо лучше, — ответила Катриона, усаживаясь подле тетушки Эмилии.
Толли продолжал разглагольствовать о скорой поездке во Францию и о своих планах. Роберт поддразнивал его, говоря, что, должно быть, Толли завел во Франции роман во время последнего путешествия в эту страну. Толли лишь загадочно улыбался в ответ, ничего не отрицая, чем, по сути, подтвердил подозрения герцога Девонбрука.
В это время в гостиную вошел лакей и, приблизившись к Шелдрейку, что-то прошептал ему на ухо.
— Отлично! — воскликнул Толли. — Похоже, у нас будет вечер сюрпризов!
С этими словами Шелдрейк встал со своего места и вышел из комнаты, а через мгновение вернулся с каким-то приятным пожилым джентльменом.
— Катриона, — заговорил он, — я бы хотел тебя познакомить.
Девушка поднялась. Пожилой господин шагнул ей навстречу.
— Кэтрин? — хрипло спросил он. Катриона с любопытством смотрела на него.
— Прошу прощения, сэр? — недоуменно переспросила она. Незнакомец смотрел на нее с таким видом, словно видел перед собой привидение.
— Конечно, вы не можете быть ею, но сходство поразительное, — прошептал он.
— Мы… мы что, знакомы? — все еще недоумевала девушка.
— Катриона, — торжественно произнес Толли, — имя этого человека — Кристиан Тэлбот, виконт Плимлок. Он твой дядя.
Девушка обернулась к Роберту.
— Мой дядя? — переспросила она. — Но… как? Как же так? У моего отца не было братьев, иначе они бы получили его имущество в наследство, а не сэр Деймон!
— Да нет, это брат твоей матери, — пояснил Ноа. — К слову сказать, они были близнецами. С помощью Брюстера мне удалось разыскать горничную леди Кэтрин. Кстати, это именно он, порывшись в документах, сумел установить ее девичью фамилию — до замужества она звалась Кэтрин Тэлбот.
— А потом я сам взялся за дело, — продолжал Ноа, — пытаясь узнать, остались ли у леди Кэтрин живые родственники, и после непродолжительных поисков мне удалось найти лорда Плимлока.
Катриона невольно перевела взгляд на свой медальон. На нем были инициалы «КТ».
— Так молодой человек, изображенный на миниатюре?.. — заговорила она. — Это вы?
Взглянув на медальон, лорд Плимлок улыбнулся и кивнул.
— Наша мать подарила его Кэтрин, когда та была совсем еще девочкой. Увидев тебя, дитя мое, и этот медальон, я сразу оставил все сомнения. Признаться, я скептически отнесся к сообщению о том, что у Кэтрин осталась дочь, но, услышав про сэра Деймона, решил проверить. Я никак не мог понять, что же все-таки вызвало смерть Кэтрин. Оставалось слишком много вопросов, на которые не было вразумительных ответов.
— Так вы были близнецами, — нерешительно промолвила девушка, — так же, как…
Виконт кивнул.
— Насколько я понял, у тебя был брат, — проговорил он.
В последнее время Катриона много думала о своем брате-близнеце, который умер, так и не узнав о существовании родной сестры. Впервые услышав о том, как появилась на свет, девушка как-то не задумывалась о брате. В ту пору она еще не была готова принять эту, доселе незнакомую ей часть собственной жизни, поскольку считала своими родителями Энгуса и Мэри Макбрайан. Она даже не думала о своей настоящей матери, леди Кэтрин.
Но, узнав о том, что носит под сердцем дитя Роберта, молодая женщина все чаще и чаще возвращалась мыслями к леди Кэтрин и умершему брату. Интересно, каким бы он стал, если бы дожил до этих дней? Был бы высоким, похожим на нее? Как могла сложиться жизнь, если бы он выжил? И теперь, узнав о том, что у ее матери тоже был брат-близнец, Катрионе стало казаться, что все кусочки этой причудливо перемешанной мозаики наконец-то встали на свои места.
— Вам многое надо обсудить, — заметил Роберт. — Думаю, лучше оставить вас одних.
Когда все присутствующие разошлись, Кристиан подошел к Катрионе и сел рядом с ней.
— А вы знали моего отца? — спросила девушка.
— Да, — кивнул Кристиан, осматриваясь вокруг, — признаться, я был против их женитьбы, но вовсе не из-за того, что считал, будто Чарлз будет плохо к ней относиться. Надо сказать, он безумно ее любил, это замечали все. Но я… Мне было не по нраву, что он настолько старше, ведь Кэтрин вышла замуж такой юной. А Чарлз к тому же был вдовцом — его первая жена умерла при родах. Если бы только мне было известно…
Катриона дотронулась до его руки. Казалось, поначалу этот жест удивил его, но потом он улыбнулся.
— Наверное, вы очень ее любили? — спросила Катриона.
— Знаешь, дитя мое, мы были до того близки, что временами мне казалось, будто нас не двое, а один человек. Но когда она вышла замуж за Чарлза, я рассвирепел, я был таким глупцом! Я ужасно рассердился на нее за то, что она оставила меня. Ведь нас ждало впереди столько приключений. — Закрыв глаза, Кристиан тяжело вздохнул. — Только теперь я понял, почему так противился ее замужеству. Лишь потому, что боялся остаться один и боялся, что никогда больше не увижу ее. Сколько писем она написала мне, как уговаривала приехать к ней! Но я не отвечал. После смерти Чарлза Кэтрин написала мне про Деймона, про то, что боится его, что он угрожает ей. Она молила меня о помощи, но я не внял ее мольбам… — Он с горечью покачал головой. — Я был уверен, что она и без меня со всем справится. — Виконт посмотрел на Катриону — глаза его наполнились слезами сожаления. — Я… я бы мог спасти ее. Кэтрин была бы жива, если бы не я И не только она, но и твой брат… Ну почему? — в отчаянии вскричал он. — Почему я оказался таким эгоистом?!
Катриона посмотрела на него.
— Нет, — проговорила она. — Вам не в чем себя винить. Во всех бедах виноват один человек. Его имя — сэр Деймон Данстрон. Этот негодяй должен ответить за все свои преступления. И даже если на это уйдет остаток моих дней, я разыщу его и добьюсь, чтобы он поплатился за все гнусные деяния, горячо заключила Катриона.
Глава 26
Почти весь следующий день Катриона провела вместе с Кристианом. Выяснилось, что у них много общих интересов. Например, любовь к чтению, равно как и страсть к приключениям, похоже, была семейной чертой Тэлботов.
Леди Кэтрин и Кристиан были единственными детьми у своих родителей. Кристиан сообщил Катрионе, что его мать, ее бабушка, первая Кэтрин в их роду, отошла в мир иной совсем недавно, сраженная затянувшейся лихорадкой. По его словам, она бы очень обрадовалась, узнав о существовании внучки. Виконт полагал, что это именно от нее пошла их страсть к чтению. А от дедушки Катрионы, первого виконта Плимлока, все они унаследовали любовь к приключениям. Кристиан рассказал, как их дед однажды задумал слететь на крыльях с их дома в Локвуде. Крылья смастерил сам из настоящих перьев.
Привязав их к спине, он спрыгнул с крыши, но, само собой, никуда не полетел, а лишь сломал при падении ногу.
Пока Катриона беседовала с дядей, Роберт взялся за дело, которое, как он надеялся, поможет ему узнать правду о пожаре. Направившись в галерею, где выставлялась коллекция картин, принадлежащих Шелдрейку, герцог принялся любоваться произведениями искусства, собранными Толли и его предками.
Роберт задумчиво смотрел на картину, изображающую крякву в полете, когда в галерею вошел маркиз Кинсборо.
— Надеюсь, ваше присутствие здесь означает, что вы изменили мнение о моем предложении, — промолвил маркиз, приближаясь к Роберту.
Оказавшись рядом с герцогом, Кинсборо почему-то нахмурился.
Роберт не отрывал глаз от картины и даже не повернулся в сторону маркиза.
— Знаете, — заговорил он, — каждый раз, когда я смотрю на статую или картину или хотя бы просто любуюсь красивым пейзажем, меня охватывает странное чувство: кажется, что стоит мне закрыть глаза, как я больше не увижу всей этой красоты, потому что вновь ослепну.
Кинсборо тоже уставился на картину.
— Между прочим, — как бы невзначай заметил он, — это замечательно, что к вам вернулось зрение.
Роберт наконец обернулся к маркизу Кинсборо и многозначительно посмотрел на него.
— А вам известно, — спросил он, — что сыну и наследнику моего брата, моему племяннику Джеми, в этом месяце исполнилось бы пять лет? — Герцог опять перевел взгляд на полотно. — У него была артистическая натура… Я, разумеется, тоже люблю искусство, но я предпочитал покупать картины и статуи, а не создавать их. А вот Джеми… Этот мальчуган мог бы стать явлением в искусстве, будь у него на то время. А кто скажет, кем бы мог стать ребенок, которого носила жена моего брата?.. Пожалуй, мы этого никогда не узнаем.
— Я сочувствую вам, Девонбрук, — заявил маркиз, в голосе которого зазвучало раздражение, — и мне жаль, что с вашими родными случилось такое несчастье… Ваши потери — моральные и финансовые — очевидны. Вот поэтому я и предложил купить у вас остатки коллекции. Это поможет вам справиться с неприятностями и жить дальше без проблем.
— Как это ни смешно, милорд, но коллекция почти не пострадала при пожаре, — пожал плечами герцог Девонбрук. — Разумеется, ослепнув, я не мог этого знать, но потом выяснил, что мой отец перевез большую часть коллекции в шотландское поместье. Когда в Девонбрук-Хаусе начался пожар, картин там не было, так что с ними ничего не случилось. Коллекция была очень дорога отцу, он посвятил ей всю жизнь. Так что, дорогой маркиз, мне не кажется, что я совершу благородный поступок, продав хоть одно произведение из коллекции. Напротив, с моей точки зрения, это будет неуважение к памяти отца. В общем, благодарю вас за щедрое предложение, милорд, — заключил герцог, — но я вынужден отказаться. — Сказав это, Роберт отвернулся от маркиза Кинсборо и пошел дальше по галерее, рассматривая картины.
— Девонбрук!
Роберт думал, что маркиз ушел, но, повернув голову, увидел его на прежнем месте. Глаза Кинсборо переполняло отчаяние.
— Я вынужден призвать на помощь вашу честь, честь джентльмена.
— Джентльмена? — сардонически переспросил герцог. — Но я не джентльмен, милорд. Разве вы не помните? Я убил всех своих родных, чтобы получить титул.
Потеряв самообладание, Кинсборо зарыдал, закрыв лицо ладонями.
— Я не хотел, чтобы все так произошло. Это был несчастный случай… — всхлипывал он. — Хуже и быть не могло… Я вовсе не хотел, чтобы они умирали…
Роберт замер на месте, вслушиваясь в бессвязные рыдания маркиза.
— Он должен был просто найти картину и уничтожить ее, — причитал Кинсборо. — Но ее не было среди других полотен. Тогда он подумал, что картина, наверное, хранится в покоях вашего отца. Свеча упала… Портьеры мгновенно занялись огнем… Все произошло слишком быстро… Ничего нельзя было сделать… Но этот трус!.. Он просто сбежал, спасая свою шкуру… Это он оставил вашего отца и всех остальных умирать… Господи, если бы только я мог занять место вашего отца, я бы не колеблясь сделал это… Клянусь вам! Мы же вместе учились в университете… Все эти годы… Я никогда не испытывал к нему ненависти, никогда! Я… я завидовал ему! У него была Луиза! У него было все, о чем я мечтал всю жизнь! А потом у него появилась эта картина…
— Какая картина, Кинсборо?
Отняв ладони от покрасневшего лица, маркиз посмотрел на герцога. Глаза его опухли и были полны слез.
— Моя жена… — пробормотал он. — Она завела себе любовника. Художника. И тот написал ее портрет… Там она лежит, обнаженная.. И все могли ее увидеть… Все! И узнать! Мне казалось, что картина уже у меня в руках, — продолжал Кинсборо. — Я проследил ее путь до Франции, причем на это ушло целых десять месяцев. Ее обладателем стал человек по имени Чарлтон. Я послал ему письмо с предложением продать картину. Об этом каким-то образом прознал ваш отец… точнее, я знаю, каким образом — он подкупил мою горничную, и та шпионила за мной. Так вот… Он купил картину, опередил меня… И собирался вывесить на всеобщее обозрение, чтобы ее увидели все, пришедшие на бал у вашей кузины. Весь свет! Все бы увидели ее обнаженной! И узнали мою жену! Да! Все бы узнали в женщине, изображенной на полотне, мою жену!
Леди Кэтрин и Кристиан были единственными детьми у своих родителей. Кристиан сообщил Катрионе, что его мать, ее бабушка, первая Кэтрин в их роду, отошла в мир иной совсем недавно, сраженная затянувшейся лихорадкой. По его словам, она бы очень обрадовалась, узнав о существовании внучки. Виконт полагал, что это именно от нее пошла их страсть к чтению. А от дедушки Катрионы, первого виконта Плимлока, все они унаследовали любовь к приключениям. Кристиан рассказал, как их дед однажды задумал слететь на крыльях с их дома в Локвуде. Крылья смастерил сам из настоящих перьев.
Привязав их к спине, он спрыгнул с крыши, но, само собой, никуда не полетел, а лишь сломал при падении ногу.
Пока Катриона беседовала с дядей, Роберт взялся за дело, которое, как он надеялся, поможет ему узнать правду о пожаре. Направившись в галерею, где выставлялась коллекция картин, принадлежащих Шелдрейку, герцог принялся любоваться произведениями искусства, собранными Толли и его предками.
Роберт задумчиво смотрел на картину, изображающую крякву в полете, когда в галерею вошел маркиз Кинсборо.
— Надеюсь, ваше присутствие здесь означает, что вы изменили мнение о моем предложении, — промолвил маркиз, приближаясь к Роберту.
Оказавшись рядом с герцогом, Кинсборо почему-то нахмурился.
Роберт не отрывал глаз от картины и даже не повернулся в сторону маркиза.
— Знаете, — заговорил он, — каждый раз, когда я смотрю на статую или картину или хотя бы просто любуюсь красивым пейзажем, меня охватывает странное чувство: кажется, что стоит мне закрыть глаза, как я больше не увижу всей этой красоты, потому что вновь ослепну.
Кинсборо тоже уставился на картину.
— Между прочим, — как бы невзначай заметил он, — это замечательно, что к вам вернулось зрение.
Роберт наконец обернулся к маркизу Кинсборо и многозначительно посмотрел на него.
— А вам известно, — спросил он, — что сыну и наследнику моего брата, моему племяннику Джеми, в этом месяце исполнилось бы пять лет? — Герцог опять перевел взгляд на полотно. — У него была артистическая натура… Я, разумеется, тоже люблю искусство, но я предпочитал покупать картины и статуи, а не создавать их. А вот Джеми… Этот мальчуган мог бы стать явлением в искусстве, будь у него на то время. А кто скажет, кем бы мог стать ребенок, которого носила жена моего брата?.. Пожалуй, мы этого никогда не узнаем.
— Я сочувствую вам, Девонбрук, — заявил маркиз, в голосе которого зазвучало раздражение, — и мне жаль, что с вашими родными случилось такое несчастье… Ваши потери — моральные и финансовые — очевидны. Вот поэтому я и предложил купить у вас остатки коллекции. Это поможет вам справиться с неприятностями и жить дальше без проблем.
— Как это ни смешно, милорд, но коллекция почти не пострадала при пожаре, — пожал плечами герцог Девонбрук. — Разумеется, ослепнув, я не мог этого знать, но потом выяснил, что мой отец перевез большую часть коллекции в шотландское поместье. Когда в Девонбрук-Хаусе начался пожар, картин там не было, так что с ними ничего не случилось. Коллекция была очень дорога отцу, он посвятил ей всю жизнь. Так что, дорогой маркиз, мне не кажется, что я совершу благородный поступок, продав хоть одно произведение из коллекции. Напротив, с моей точки зрения, это будет неуважение к памяти отца. В общем, благодарю вас за щедрое предложение, милорд, — заключил герцог, — но я вынужден отказаться. — Сказав это, Роберт отвернулся от маркиза Кинсборо и пошел дальше по галерее, рассматривая картины.
— Девонбрук!
Роберт думал, что маркиз ушел, но, повернув голову, увидел его на прежнем месте. Глаза Кинсборо переполняло отчаяние.
— Я вынужден призвать на помощь вашу честь, честь джентльмена.
— Джентльмена? — сардонически переспросил герцог. — Но я не джентльмен, милорд. Разве вы не помните? Я убил всех своих родных, чтобы получить титул.
Потеряв самообладание, Кинсборо зарыдал, закрыв лицо ладонями.
— Я не хотел, чтобы все так произошло. Это был несчастный случай… — всхлипывал он. — Хуже и быть не могло… Я вовсе не хотел, чтобы они умирали…
Роберт замер на месте, вслушиваясь в бессвязные рыдания маркиза.
— Он должен был просто найти картину и уничтожить ее, — причитал Кинсборо. — Но ее не было среди других полотен. Тогда он подумал, что картина, наверное, хранится в покоях вашего отца. Свеча упала… Портьеры мгновенно занялись огнем… Все произошло слишком быстро… Ничего нельзя было сделать… Но этот трус!.. Он просто сбежал, спасая свою шкуру… Это он оставил вашего отца и всех остальных умирать… Господи, если бы только я мог занять место вашего отца, я бы не колеблясь сделал это… Клянусь вам! Мы же вместе учились в университете… Все эти годы… Я никогда не испытывал к нему ненависти, никогда! Я… я завидовал ему! У него была Луиза! У него было все, о чем я мечтал всю жизнь! А потом у него появилась эта картина…
— Какая картина, Кинсборо?
Отняв ладони от покрасневшего лица, маркиз посмотрел на герцога. Глаза его опухли и были полны слез.
— Моя жена… — пробормотал он. — Она завела себе любовника. Художника. И тот написал ее портрет… Там она лежит, обнаженная.. И все могли ее увидеть… Все! И узнать! Мне казалось, что картина уже у меня в руках, — продолжал Кинсборо. — Я проследил ее путь до Франции, причем на это ушло целых десять месяцев. Ее обладателем стал человек по имени Чарлтон. Я послал ему письмо с предложением продать картину. Об этом каким-то образом прознал ваш отец… точнее, я знаю, каким образом — он подкупил мою горничную, и та шпионила за мной. Так вот… Он купил картину, опередил меня… И собирался вывесить на всеобщее обозрение, чтобы ее увидели все, пришедшие на бал у вашей кузины. Весь свет! Все бы увидели ее обнаженной! И узнали мою жену! Да! Все бы узнали в женщине, изображенной на полотне, мою жену!