Страница:
— Но ты же не знал… — Она дотронулась до его руки. Роберт лишь покачал головой.
— Твои глаза! — Только теперь она поняла то, о чем Роберт не хотел говорить. — Так ты потерял зрение в том пожаре? Поэтому ты приехал в Шотландию? Чтобы в здешней глуши горевать о родных и близких?
— Отчасти да, но не только из-за сжигающего меня горя я здесь. Я надеюсь узнать правду. — Он глубоко вздохнул. — Этот пожар был не случайным, Катриона. Кто-то специально устроил его.
— И ты считаешь, что это каким-то образом связано с Россмори?
— Я знаю, что это так. Отец никогда никому не говорил об этом месте и не рассказывал о своих поездках сюда. Я узнал о том, что у него был замок, лишь тогда, когда после его смерти поверенный читал завещание. Это очень не похоже на отца, потому что он не был скрытным человеком. Узнав о существовании Россмори, я подумал, что замок, возможно, каким-то образом связан с его смертью. Вот я и приехал сюда, чтобы все разузнать. И найти правду.
Правду! Катриона вспомнила слышанный ею разговор; вспомнила слова Форбса о новом герцоге… Теперь она начинала понимать.
— А твои слуги считают, что это ты устроил пожар? Ведь так? — заговорила она взволнованно. — Поэтому ты и попросил меня читать письма! Поэтому ты не доверяешь им!
Роберт нахмурился.
— Таково мнение не только моих слуг, но и всего Лондона, — проговорил он. — Я единственный, кто уцелел в пожаре, и вполне мог нарочно его устроить, потому что мне это могло быть выгодно. Я получил титул, который должен был перейти к моему брату. Но мне не нужен титул! Господи, и брат, и его жена, и их сын погибли! — Роберт с горечью покачал головой. — А Элизабет носила под сердцем еще одного ребенка… Каким же монстром они меня считают!..
Роберт зажмурил глаза, пытаясь овладеть собой. Но Катриона не смогла сдержать слез. Ужасно ослепнуть, но куда ужаснее узнать, что тебя считают убийцей всех близких! Неудивительно, что он приехал в Шотландию!
Итак, Роберт не ищет сокровищ. Он разыскивает то, что нельзя оценить, что дороже золота.
Роберт приехал в Шотландию, чтобы найти человека, уничтожившего его семью, и она поможет ему в поисках!
Глава 9
Глава 10
— Твои глаза! — Только теперь она поняла то, о чем Роберт не хотел говорить. — Так ты потерял зрение в том пожаре? Поэтому ты приехал в Шотландию? Чтобы в здешней глуши горевать о родных и близких?
— Отчасти да, но не только из-за сжигающего меня горя я здесь. Я надеюсь узнать правду. — Он глубоко вздохнул. — Этот пожар был не случайным, Катриона. Кто-то специально устроил его.
— И ты считаешь, что это каким-то образом связано с Россмори?
— Я знаю, что это так. Отец никогда никому не говорил об этом месте и не рассказывал о своих поездках сюда. Я узнал о том, что у него был замок, лишь тогда, когда после его смерти поверенный читал завещание. Это очень не похоже на отца, потому что он не был скрытным человеком. Узнав о существовании Россмори, я подумал, что замок, возможно, каким-то образом связан с его смертью. Вот я и приехал сюда, чтобы все разузнать. И найти правду.
Правду! Катриона вспомнила слышанный ею разговор; вспомнила слова Форбса о новом герцоге… Теперь она начинала понимать.
— А твои слуги считают, что это ты устроил пожар? Ведь так? — заговорила она взволнованно. — Поэтому ты и попросил меня читать письма! Поэтому ты не доверяешь им!
Роберт нахмурился.
— Таково мнение не только моих слуг, но и всего Лондона, — проговорил он. — Я единственный, кто уцелел в пожаре, и вполне мог нарочно его устроить, потому что мне это могло быть выгодно. Я получил титул, который должен был перейти к моему брату. Но мне не нужен титул! Господи, и брат, и его жена, и их сын погибли! — Роберт с горечью покачал головой. — А Элизабет носила под сердцем еще одного ребенка… Каким же монстром они меня считают!..
Роберт зажмурил глаза, пытаясь овладеть собой. Но Катриона не смогла сдержать слез. Ужасно ослепнуть, но куда ужаснее узнать, что тебя считают убийцей всех близких! Неудивительно, что он приехал в Шотландию!
Итак, Роберт не ищет сокровищ. Он разыскивает то, что нельзя оценить, что дороже золота.
Роберт приехал в Шотландию, чтобы найти человека, уничтожившего его семью, и она поможет ему в поисках!
Глава 9
Катриона обернулась, увидев, что Роберт вышел во двор замка, чтобы присоединиться к ней. Утро было тихим и прохладным, на чистом небе не было ни облачка, ярко сияло солнце. Легкий ветерок взъерошил темные волосы Роберта, одетого в мышино-серый жилет, белую рубашку с пышными рукавами и высокие сапоги. Она заметила, что он не забыл надеть темные очки. Выполнив приказание хозяина привести его сюда, Форбс мрачно поглядел ему вслед и, не промолвив ни слова, побрел назад в замок.
— Ты готов? — спросила девушка.
— Одну минутку, пожалуйста. — Роберт замер на месте, прислушиваясь к шуму прибоя и крикам чаек. — Опиши мне место, где мы находимся.
Катриона огляделась по сторонам.
— Мы стоим в самой середине двора замка. Ворота, увитые плющом, ведут на большое поле. Главная башня очень высокая, она возвышается на склоне скалы и обращена к морю. Ты слышишь крики моевок, которые гнездятся на крыше, а теперь смотрят на нас сквозь бойницы. Знаешь, мне всегда казалось, что Россмори — самый прекрасный из всех замков на свете.
Помолчав некоторое время, Роберт кивнул:
— Теперь мы можем идти.
— А у тебя есть лошадь? — спросила девушка. Герцог нахмурился:
— Я думал, мы пойдем пешком.
— Но, судя по запискам твоего отца, он всегда ездил верхом. Местность у нас холмистая, здесь много болот, поэтому ходить пешком не очень-то легко, да и далеко…
Роберту и в голову не пришло, что им придется ехать верхом, ведь после пожара он ни разу не садился на коня. А в-случае необходимости или ходил пешком, или ездил в экипаже. Однако Баяра он с собой привез, по глупости надеясь, что зрение, возможно, восстановится и тогда он сможет скакать на коне как прежде.
— Да, разумеется, у меня есть конь, — пожал плечами герцог. — Баяр очень силен, правда, весьма своенравен. Может… нам обоим сесть на него, а? Ты бы направляла Баяра, а я бы удерживал его.
Катриона согласилась, и Роберт велел груму оседлать коня. Когда они взобрались на Баяра, девушка взяла руки Роберта, державшие за ее талию, и положила их поверх своих рук, ухватившись за поводья, а потом слегка пришпорила коня. Они тронулись в путь.
Роберт даже удивился, как легко снова привык к седлу. По натяжению поводьев он понимал, что Баяр наклонял голову, чтобы пощипать травку, или вытягивал шею, чтобы перейти на галоп. Впрочем, герцог удерживал коня и разрешал ему бежать только рысью.
Да, с Баяром все было в порядке, а вот близость Катрионы сводила Роберта с ума.
Его руки сжимали ее, их ноги соприкасались, правда, проехав некоторое расстояние, они почувствовали себя свободнее. Вскоре Катриона уже спокойно прижалась к его груди, положив головку на плечо Роберта. Он спрашивал себя, известно ли ей, как мягки ее волосы, то и дело щекочущие его щеку. Огромных усилий стоило ему не зарыться лицом в ее кудри, чтобы досыта надышаться ее божественным ароматом.
Только теперь Роберт понял, что с самого начала хотел прикоснуться к ней, чувствовал влечение к этой девушке, но останавливал себя, уверенный, что в его положении человек не может давать волю чувствам. До того как он ослеп, самым большим удовольствием Роберта было наблюдать за женщинами: он смотрел, как они двигаются, любовался их грациозностью, гибкостью. А теперь… Он не знал, какова Катриона, не представлял ее лица, но когда она бывала рядом, ему хотелось быть как можно ближе к ней, гладить ее бархатную кожу. А уж когда она оказалась в одном седле с ним, Роберт понял, что больше всего хочет овладеть ею.
Похоже, они проехали небольшую рощицу; ветер опять стал обдувать его лицо, солнце приятно припекало. Где-то невдалеке журчала вода. Запахло свежевспаханной землей. Катриона осторожно остановила Баяра.
— Это место твой отец первым описал в своих записках, — заявила она. — Здесь есть небольшой ручей, впадающий в Лох-Линнанглас. Дальше ручей бежит в пролив. Он провел тут несколько часов, сидя вот на этих валунах и записывая свои наблюдения. Хочешь, спешимся, и я прочту тебе, что он написал?
Роберту вовсе не хотелось выпускать ее из своих объятий, но он понимал, что разумнее сделать это, иначе он может потерять голову, а она почувствует, как велико его желание.
— «Сегодня морозное утро, — начала Катриона, когда Роберт устроился на берегу ручья, — но я не смог проехать мимо этого места: моему коню надо было напиться, а я хотел насладиться дивным пейзажем. Стоит осень; красные, желтые, золотистые листья осыпаются, накрывая зеленую траву роскошным ковром. Пожалуй, попрошу какого-нибудь художника написать этот пейзаж для моей коллекции. Вода в ручье до того чиста и прозрачна, что я, не удержавшись, сам напился из него. Удивительное место! Никаких следов человека, кажется. лишь природа здесь полновластная хозяйка. Но это впечатление ошибочно, потому что наверняка история оставила и тут свой отпечаток».
Даже не видя ничего вокруг, Роберт отлично представил себе уголок, который живописал отец. Перед его внутренним взором возникла такая картина: отец сидит на большом валуне, держа на коленях свою тетрадь, и что-то быстро пишет. Роберту почему-то показалось, что в это мгновение он стал ближе человеку, уже ушедшему в мир иной. Сняв очки, он положил их на землю. Стараясь не замечать резкой боли в глазах, он опустил веки и подставил лицо солнцу. И вдруг, даже не осознавая, что делает, Роберт встал и двинулся на шум ручья.
— Ты куда?
— Мне хочется пить. — Опустившись на колени, герцог зачерпнул рукой ледяной воды.
— Ох, Роберт, осторожнее, — предостерегла его Катриона, — берег такой скользкий и…
Не успела она договорить, как Роберт, потеряв равновесие, полетел в воду.
— Дьявольщина! — выругался он, поднимаясь на ноги и пытаясь выбраться на берег. Его сапоги наполнились водой и стали тяжелыми, словно были сделаны из свинца. Каждый раз, когда он пытался подняться на сушу, ноги его скользили в жидкой глине, и он снова падал. Роберт был в отчаянии. Наконец, не в силах бороться дальше, он замер на месте, стоя по колено в воде; его мокрые волосы липли к лицу. Больше всего ему хотелось с силой всадить во что-нибудь кулак.
— Роберт! — позвала его Катриона. — Протяни руку, и я помогу тебе выбраться.
— Не-ет! — взревел герцог, в ярости шлепнув ладонью по воде. — Я взрослый человек, а не младенец, которого надо водить за ручку!
— Так перестань вести себя, как ребенок, Роберт, — разозлилась и Катриона. — И прекрати за слепотой скрывать свое горе!
Роберт рассвирепел.
— Ничего я не скрываю! И мне не нужна жалость какой-то девчонки! Я мужчина! Мне удавалось ускользнуть от вражеского патруля, когда он бывал в каких-нибудь дюймах от меня! Я сражался в боях, я убивал, когда в этом была необходимость! Так что, полагаю, я в состоянии напиться из ручья без помощи сопливой служанки!
Наступило долгое молчание, а потом Катриона заговорила подозрительно спокойным голосом:
— Что ж, раз ты такой всемогущий и тебе так легко все дается, я думаю, что ты без труда найдешь дорогу обратно в Россмори.
Видимо, Роберт стоял гораздо ближе к берегу, чем ему казалось. Он понял это, когда через несколько мгновений она с силой толкнула его. А поскольку Роберт не видел, что она замахивается, то полетел в воду, как поваленное дровосеком дерево.
Поначалу герцога изумил ее поступок, он был не в силах сдвинуться с места, а когда немного пришел в себя, то услышал удаляющиеся шаги Катрионы. Он заслужил это. Роберт понял, что орал на нее, как идиот. Ее гнев справедлив. Он останется здесь до темноты. Так и будет стоять в ледяной воде — вымокший и продрогший, несомненно, схватит простуду и будет две недели валяться в постели, чихая и кашляя. Это Роберт тоже заслужил.
Какого черта он так себя вел? За что набросился на нее? Катриона была единственным человеком, который не считал его беспомощным инвалидом, и не вела себя так, словно его слепота — это какое-то уродство. Она не обращала внимания на то, что он был не в состоянии сделать что-то, нет, она просто находила способы не говорить о его недуге, не замечать его. Больше того, лишь в ее обществе и, несомненно, благодаря ей он чувствовал себя полноценным мужчиной.
Подумав об этом, герцог понял, что она не бросила бы его здесь одного и не заставила бы блуждать по лесу в поисках обратного пути в замок.
Его глаза жгло от боли, голова гудела. Где он оставил очки? Роберт чувствовал себя настоящим ослом. Он позвал ее, но девушка не отвечала, унижая его своим молчанием.
— Прости меня, Катриона. Я не должен был кричать на тебя, — проговорил Роберт. — Я виноват перед тобой.
Никакого ответа.
— Не сомневаюсь, что ты не станешь спокойно стоять и наблюдать за тем, как я разбиваю физиономию о деревья.
— Конечно, не стану. К тому же в ручье нет деревьев. Роберт повернулся на звук голоса. Кажется, она стоит гораздо ближе, чем он думал.
— Ты поможешь мне выбраться отсюда? Пожалуйста! Подумав, Катриона сказала:
— Шагни вправо — там прибрежная трава спускается в воду. Наверняка дно в том месте не скользкое.
«Хороша учительница», — с иронией подумал Роберт, следуя ее указаниям. Не прошло и нескольких мгновений, как он уже стоял на берегу, в сапогах у него хлюпало, вода капала с одежды.
— Ну что, мир? — протянул он руку девушке.
— Знаешь, что я тебе скажу, Роберт, — проговорила Катриона, слегка сжимая его пальцы, — нет ничего зазорного в том, что иногда тебе бывает нужна чья-то помощь. От этого ты не становишься жалким и беспомощным. Ты же просто человек!
Нужна чья-то помощь… С самого детства Роберт ни у кого не просил помощи. Он гордился этим, гордился своей самостоятельностью. Поскольку Джеймсон должен был унаследовать герцогский титул, Роберт ни на минуту не забывал о том, что должен сам добиться положения в обществе. Обычные занятия сыновей из знатных семей — медицина, юриспруденция, церковь — не подходили ему. Он перепробовал себя во множестве областей, пока не остановился на коллекционировании и продаже произведений искусства. С тех пор он и подумать не мог, что когда-нибудь станет беспомощным и ранимым, — таким уверенным и прочным было его положение. Но, пожалуй, свое нежелание принимать чью-либо помощь надо было демонстрировать отцу и брату, а вовсе не этой шотландской девчонке.
Роберт замер на месте, когда Катриона подошла к нему. Она осторожно убрала с его лица мокрые пряди, вытерла щеки, а затем надела ему очки.
— Роберт, тебе нет необходимости быть одному, если ты, конечно, не хочешь этого.
И вдруг герцог понял, что внутри у него что-то перевернулось, тугой узел, стягивающий его все это время, стал постепенно расслабляться. Он бы должен был мерзнуть, потому что весь вымок в холодной воде. Должен быть расстроенным и сердитым, возможно, даже испытывать чувство стыда. Но ничего такого он не чувствовал, нет, его тело пылало, словно опаленное огнем. Потому что больше всего в этот момент Роберт жаждал обладать ею.
И, забыв обо всем на свете, повинуясь лишь одному влечению, Роберт жадно привлек Катриону к себе. Она не проронила ни слова. Тогда он взял ее голову двумя руками, наклонился и медленно приблизил свои губы к ее губам… Постепенно гнев и обида на слепоту улетучивались. Он хотел почувствовать себя полноценным мужчиной, это было необходимо ему. И эта женщина была единственной в целом свете, кто мог даровать эту свободу.
Прервав поцелуй, Роберт слегка отстранился от девушки, чувствуя на губах ее теплое дыхание. Ах, как хотелось ему увидеть ее, заглянуть ей в глаза, чтобы понять, как она отнеслась к его поступку! Они оба молчали, и без слов понимая друг друга. Птицы весело заливались над ними. Ласковый ветерок принес с собой одурманивающий аромат полевых цветов. У Роберта было такое чувство, словно он оказался в райском саду.
И вдруг вдалеке прокатился раскат грома. Все очарование, внезапная близость, возникшая между ними, — все в один миг исчезло!
— Ой, я и не заметила, что над берегом собираются тучи, — разволновалась Катриона. И добавила: — Быстрее снимай рубашку и сапоги.
— Прошу прощения. Я, кажется, не расслышал, — удивился Роберт.
— Твоя рубашка насквозь промокла, а сапоги полны воды. Скоро похолодает, поэтому я хотя бы выжму рубашку, чтобы ты не простудился на ветру. Здесь есть невысокая скала — за ней ты можешь присесть.
Усевшись и не говоря ни слова, Роберт стянул с ног сапоги и отдал их Катрионе.
Девушка отвернулась. Сердце ее неистово заколотилось, но поначалу она даже не поняла, в чем дело, хотя вдруг почувствовала какое-то странное томление. Ей вдруг захотелось оказаться в его объятиях, захотелось, чтобы его поцелуй длился вечно. Катрионе пришло в голову, что это даже хорошо, что он слеп, по крайней мере он не мог видеть, в каком она состоянии. Правда, он поцеловал ее, по, похоже, Роберт совершил этот поступок, не подумав.
Видимо, он действовал в каком-то внезапном порыве — как и она, когда столкнула его в воду. Герцог оскорбил ее, задев при этом какую-то струну в душе девушки, о существовании которой та и не догадывалась. Только в тот миг Катриона почувствовала, что теряет над собой власть; она знала, что он никогда больше не должен так вести себя с ней, потому что иначе она за себя не ручалась…
Катриона вылила воду из его сапог и встряхнула их.
— Боюсь, этого недостаточно, но хоть вода хлюпать не будет, когда ты ходишь. А теперь дай-ка я…
Обернувшись к Роберту, успевшему стянуть с себя рубашку, девушка оцепенела.
Он стоял перед ней с обнаженным торсом, его влажные темные волосы сверкали на солнце. «Господи! — пронеслось у нее в голове. — Как же он прекрасен!» Вид его мощной груди, мускулистых рук и широких плеч поразил Катриону еще больше, чем его поцелуй. Никакая картина не могла передать истинной красоты его великолепного тела. Сердце Катрионы билось с такой скоростью, что девушка испуганно охнула, прижав руки к губам.
— Что-то не так? — спросил он.
— Нет. Все в порядке. — Девушка сглотнула. — Ладно, давай рубашку. Посмотрим, смогу ли я хоть немного привести ее в порядок.
Сунув в руки Роберта сапоги, девушка быстро взяла у него рубашку и тут же отвернулась. Но, выжимая его сорочку, она то и дело косилась на него, раздумывая, как бы чувствовала себя, доведись ей погладить его мускулистое тело. Его кожа была гладкой, словно мрамор, только теплой на ощупь. Господи, неужто она лишилась рассудка? О чем только думает?
Этот человек был герцогом. Представителем высшей знати, пэром. Да он так богат, что ей и не представить! А она? Что она? Дочь бедняка, мечтающая о потерянных сокровищах и рыцарях в сверкающих доспехах.
Выжав рубашку, Катриона с силой встряхнула ее.
— Сделала все, что смогла, — вымолвила она. — Нам надо поторопиться в Россмори. Сможем продолжить наши изыскания завтра, а то тучи приближаются с угрожающей быстротой. Ох, боюсь, и вымокнем мы!
И дождь полил. Да еще какой!
Едва они успели отъехать от ручья, окруженного деревьями, и оказались на тропе, вьющейся среди болот, небо разверзлось над ними. Тяжелые капли дождя падали все чаще, ветер, который еще так недавно ласкал их, превратился в неукротимое чудовище, готовое снести все на своем пути.
Услышав раскаты грома, Баяр испуганно заплясал на месте и замотал головой, не слушаясь больше Катриону. Когда гром прогремел прямо над ними, конь, захрипев, встал на дыбы и, несомненно, сбросил бы их на землю, не успей Роберт крепко натянуть поводья, отчего голова Баяра оказалась прижатой к его груди.
— Мы могли бы где-нибудь укрыться? — прокричал герцог девушке на ухо.
— Да, — перекрикивая ветер, ответила Катриона. Она вцепилась руками в гриву Баяра, а ногами крепко сжимала его шею. — Недалеко отсюда есть небольшая ферма. Может, успеем добраться до нее, пока ветер не превратился в ураган.
Даже небольшое расстояние они проделали с трудом — конь был до того напуган, что то и дело отказывался повиноваться и пятился назад, норовя вырваться. Из-за сильного ливня почти ничего не было видно, и только было они решили, что им не справиться с непогодой, как вдруг сквозь стену дождя Катриона увидела очертания домика, о котором говорила. Подъехав ближе, она соскользнула с Баяра на землю. Дождавшись, пока Роберт тоже спрыгнет вниз, девушка одной рукой взяла коня под уздцы, а другой схватила Роберта за рукав и повела их за собой.
Постучав в дверь, она закричала:
— Эй! Мистер Аллан! Вы дома? Это Катриона Макбрайан! Вы не пустите нас к себе — переждать грозу?
Ответа не последовало, и она снова застучала в дверь.
— Мистер Аллан! Ответьте! Вы дома?
Дождь лил с такой силой, что почти заглушал голос Катрионы. При вспышке молнии Баяр опять встал на дыбы, испуганно хрипя, глаза его были полны ужаса. Девушке пришлось отпустить Роберта, чтобы удерживать поводья обеими руками.
— Катриона!
— Все в порядке! Я держу его! — закричала она в ответ, подталкивая перепуганного насмерть коня к двери домика. Катриона быстро накрыла его голову вымокшей шалью. — Кажется, мистера Аллана нет дома. Ты сумеешь выбить дверь?
Обеими руками Роберт уперся в грубую деревянную дверь. Она не поддавалась. Тогда, отойдя назад, герцог с силой толкнул ее плечом, На второй раз его усилия увенчались успехом — дверь с треском распахнулась.
— Заходи! — крикнул он.
Пропустив Роберта вперед, Катриона вошла в дом, ведя за собой Баяра. Оказавшись в тепле и тишине, конь немедленно успокоился. Катриона подперла выбитую дверь мешком овса, стоявшим рядом.
За толстыми стенами крохотного домика им стало казаться, что гроза ушла куда-то далеко; шума дождя и грома не было слышно.
— А мистер Аллан не очень рассердится, узнав, что мы без разрешения проникли в его дом?
— Знаешь, он бы обиделся, если бы узнал, что, застигнутые в пути грозой, мы не воспользовались его жилищем для того, чтобы укрыться от бури. Мистер Аллан — добрый друг моего отца.
— Неужели он так же гостеприимен к лошадям, как и к людям? — поинтересовался Роберт.
Катриона тихо засмеялась.
— Ну конечно! Можешь не сомневаться: если бы мистер Аллан был сейчас дома, то и его скотина стояла бы рядом. Думаю, на время отъезда он отдал своих животных на чье-то попечение.
— Ты что, хочешь сказать, что мистер Аллан спит под одной крышей со своим скотом? — удивился герцог.
— Да почти все шотландцы держат крупных домашних животных в домах. Это очень древний обычай, а началось все с того, что наши предки опасались оставлять животных вне дома, чтобы тех не украли. Так что нам повезло: в доме наверняка есть еда и для Баяра. Поищу-ка я что-нибудь поесть и нам, а потом разведу огонь в очаге. Похоже, гроза разошлась вовсю и кончится еще не скоро.
Уже через полчаса в камине весело потрескивал огонь, а еще через некоторое время девушка выставила на стол две миски с горячей овсянкой и две кружки с вересковым элем.
— Это, конечно, не самая вкусная еда, зато мы согреемся, — проговорила она.
Занятые разговором, они почти забыли о разбушевавшейся стихии; лишь изредка вспышки молнии освещали комнату через маленькие окошки.
— Гроза напоминает мне Испанию, — вымолвил Роберт, откидываясь на спинку стула.
Катриона поставила чайник на плиту.
— Я читала о войне в газетах, которые привозил в Россмори твой отец. Многие фермеры отправили воевать своих старших сыновей — они служат в шотландских полках. Они возвратились домой, но им пришлось снова отправиться к месту службы, когда Наполеон бежал. Герцог кивнул.
— В Испании такую погоду называют el tempestad, что означает «буря, ураган».
— А на гэльском языке это звучит как gailleann nan sliabh, — улыбнулась девушка.
— Га-ли-и-нан-сли… — по слогам повторил Роберт.
— Нет, ты не совсем правильно произносишь. Все дело в положении губ. — Она взяла его за руку. — Положи пальцы на мои губы. — Роберт так и сделал, а Катриона тихо повторила: — Gailleann nan sliabh.
В жизни еще Роберт не испытывал такого искушения. Он даже не шевельнулся, когда она отпустила руку, не мог. Прижав пальцы к ее мягким губам, он старался совладать с охватившими его чувствами.
Некоторое время оба молчали. За окнами бушевала гроза. В очаге жарко пылал огонь. Сердце Катрионы неистово билось. В красноватом свете огня она наблюдала за Робертом и видела его нерешительность, неуверенность. Она замерла. А когда Роберт приблизился и, убрав руку, накрыл ее губы своими губами, девушка полностью растворилась в его поцелуе. Ей казалось, что их понесло вперед бурным течением. За окном неистовствовала непогода, и такая же буря разбушевалась в их телах.
Когда наконец Роберт отстранился от нее, Катриона была не в силах шевельнуться. Она пообещала себе, что не позволит ему никаких вольностей, и вот теперь не сдержала обещания. Ей хотелось сказать хоть что-то, но слова не шли на ум. Молчание могло бы стать угнетающим, если бы чайник, поставленный девушкой на огонь, вовремя не закипел.
Катриона резко вскочила и бросилась к очагу. Когда она вернулась к столу, Роберт сидел, нахмурившись.
— Прости, пожалуйста, — пробормотал он. — Мне не следовало делать этого.
— Но я не жалею, — решительно вымолвила она. — Ничуть.
Герцог не ответил; тогда Катриона встала из-за стола и подошла к окну.
— Похоже, непогода и не думает успокаиваться, — заметила она. — Нам не проехать в Россмори, так что, вероятно, придется спать здесь. На полу у камина.
— Но твои родные… Они же будут беспокоиться, — проговорил Роберт.
— Это уж точно, но они должны понять, что я спряталась где-то от дождя. А вот твои слуги в Россмори непременно разволнуются. Пожалуй, они решат, что я нарочно выманила тебя из замка и где-нибудь прикончила.
— То-то бы они обрадовались… — усмехнулся герцог.
— Это лишь означает, что они не только глупы, но и жестоки, — заметила Катриона, поднимая крышку большого деревянного сундука, стоявшего у стены. — Мистер Аллан один живет здесь, так что у него только два одеяла, но мы, пожалуй, расстелем на полу возле очага вот эти два коврика, и надеюсь, не замерзнем.
Только устраивая им постели, Катриона подумала, что им придется спать рядом. Как она будет чувствовать себя при этом? Прислушиваясь к ее шагам, Роберт подумал о том же, но твердо решил, что и пальцем ее не тронет.
Даже если это убьет его.
— Ты готов? — спросила девушка.
— Одну минутку, пожалуйста. — Роберт замер на месте, прислушиваясь к шуму прибоя и крикам чаек. — Опиши мне место, где мы находимся.
Катриона огляделась по сторонам.
— Мы стоим в самой середине двора замка. Ворота, увитые плющом, ведут на большое поле. Главная башня очень высокая, она возвышается на склоне скалы и обращена к морю. Ты слышишь крики моевок, которые гнездятся на крыше, а теперь смотрят на нас сквозь бойницы. Знаешь, мне всегда казалось, что Россмори — самый прекрасный из всех замков на свете.
Помолчав некоторое время, Роберт кивнул:
— Теперь мы можем идти.
— А у тебя есть лошадь? — спросила девушка. Герцог нахмурился:
— Я думал, мы пойдем пешком.
— Но, судя по запискам твоего отца, он всегда ездил верхом. Местность у нас холмистая, здесь много болот, поэтому ходить пешком не очень-то легко, да и далеко…
Роберту и в голову не пришло, что им придется ехать верхом, ведь после пожара он ни разу не садился на коня. А в-случае необходимости или ходил пешком, или ездил в экипаже. Однако Баяра он с собой привез, по глупости надеясь, что зрение, возможно, восстановится и тогда он сможет скакать на коне как прежде.
— Да, разумеется, у меня есть конь, — пожал плечами герцог. — Баяр очень силен, правда, весьма своенравен. Может… нам обоим сесть на него, а? Ты бы направляла Баяра, а я бы удерживал его.
Катриона согласилась, и Роберт велел груму оседлать коня. Когда они взобрались на Баяра, девушка взяла руки Роберта, державшие за ее талию, и положила их поверх своих рук, ухватившись за поводья, а потом слегка пришпорила коня. Они тронулись в путь.
Роберт даже удивился, как легко снова привык к седлу. По натяжению поводьев он понимал, что Баяр наклонял голову, чтобы пощипать травку, или вытягивал шею, чтобы перейти на галоп. Впрочем, герцог удерживал коня и разрешал ему бежать только рысью.
Да, с Баяром все было в порядке, а вот близость Катрионы сводила Роберта с ума.
Его руки сжимали ее, их ноги соприкасались, правда, проехав некоторое расстояние, они почувствовали себя свободнее. Вскоре Катриона уже спокойно прижалась к его груди, положив головку на плечо Роберта. Он спрашивал себя, известно ли ей, как мягки ее волосы, то и дело щекочущие его щеку. Огромных усилий стоило ему не зарыться лицом в ее кудри, чтобы досыта надышаться ее божественным ароматом.
Только теперь Роберт понял, что с самого начала хотел прикоснуться к ней, чувствовал влечение к этой девушке, но останавливал себя, уверенный, что в его положении человек не может давать волю чувствам. До того как он ослеп, самым большим удовольствием Роберта было наблюдать за женщинами: он смотрел, как они двигаются, любовался их грациозностью, гибкостью. А теперь… Он не знал, какова Катриона, не представлял ее лица, но когда она бывала рядом, ему хотелось быть как можно ближе к ней, гладить ее бархатную кожу. А уж когда она оказалась в одном седле с ним, Роберт понял, что больше всего хочет овладеть ею.
Похоже, они проехали небольшую рощицу; ветер опять стал обдувать его лицо, солнце приятно припекало. Где-то невдалеке журчала вода. Запахло свежевспаханной землей. Катриона осторожно остановила Баяра.
— Это место твой отец первым описал в своих записках, — заявила она. — Здесь есть небольшой ручей, впадающий в Лох-Линнанглас. Дальше ручей бежит в пролив. Он провел тут несколько часов, сидя вот на этих валунах и записывая свои наблюдения. Хочешь, спешимся, и я прочту тебе, что он написал?
Роберту вовсе не хотелось выпускать ее из своих объятий, но он понимал, что разумнее сделать это, иначе он может потерять голову, а она почувствует, как велико его желание.
— «Сегодня морозное утро, — начала Катриона, когда Роберт устроился на берегу ручья, — но я не смог проехать мимо этого места: моему коню надо было напиться, а я хотел насладиться дивным пейзажем. Стоит осень; красные, желтые, золотистые листья осыпаются, накрывая зеленую траву роскошным ковром. Пожалуй, попрошу какого-нибудь художника написать этот пейзаж для моей коллекции. Вода в ручье до того чиста и прозрачна, что я, не удержавшись, сам напился из него. Удивительное место! Никаких следов человека, кажется. лишь природа здесь полновластная хозяйка. Но это впечатление ошибочно, потому что наверняка история оставила и тут свой отпечаток».
Даже не видя ничего вокруг, Роберт отлично представил себе уголок, который живописал отец. Перед его внутренним взором возникла такая картина: отец сидит на большом валуне, держа на коленях свою тетрадь, и что-то быстро пишет. Роберту почему-то показалось, что в это мгновение он стал ближе человеку, уже ушедшему в мир иной. Сняв очки, он положил их на землю. Стараясь не замечать резкой боли в глазах, он опустил веки и подставил лицо солнцу. И вдруг, даже не осознавая, что делает, Роберт встал и двинулся на шум ручья.
— Ты куда?
— Мне хочется пить. — Опустившись на колени, герцог зачерпнул рукой ледяной воды.
— Ох, Роберт, осторожнее, — предостерегла его Катриона, — берег такой скользкий и…
Не успела она договорить, как Роберт, потеряв равновесие, полетел в воду.
— Дьявольщина! — выругался он, поднимаясь на ноги и пытаясь выбраться на берег. Его сапоги наполнились водой и стали тяжелыми, словно были сделаны из свинца. Каждый раз, когда он пытался подняться на сушу, ноги его скользили в жидкой глине, и он снова падал. Роберт был в отчаянии. Наконец, не в силах бороться дальше, он замер на месте, стоя по колено в воде; его мокрые волосы липли к лицу. Больше всего ему хотелось с силой всадить во что-нибудь кулак.
— Роберт! — позвала его Катриона. — Протяни руку, и я помогу тебе выбраться.
— Не-ет! — взревел герцог, в ярости шлепнув ладонью по воде. — Я взрослый человек, а не младенец, которого надо водить за ручку!
— Так перестань вести себя, как ребенок, Роберт, — разозлилась и Катриона. — И прекрати за слепотой скрывать свое горе!
Роберт рассвирепел.
— Ничего я не скрываю! И мне не нужна жалость какой-то девчонки! Я мужчина! Мне удавалось ускользнуть от вражеского патруля, когда он бывал в каких-нибудь дюймах от меня! Я сражался в боях, я убивал, когда в этом была необходимость! Так что, полагаю, я в состоянии напиться из ручья без помощи сопливой служанки!
Наступило долгое молчание, а потом Катриона заговорила подозрительно спокойным голосом:
— Что ж, раз ты такой всемогущий и тебе так легко все дается, я думаю, что ты без труда найдешь дорогу обратно в Россмори.
Видимо, Роберт стоял гораздо ближе к берегу, чем ему казалось. Он понял это, когда через несколько мгновений она с силой толкнула его. А поскольку Роберт не видел, что она замахивается, то полетел в воду, как поваленное дровосеком дерево.
Поначалу герцога изумил ее поступок, он был не в силах сдвинуться с места, а когда немного пришел в себя, то услышал удаляющиеся шаги Катрионы. Он заслужил это. Роберт понял, что орал на нее, как идиот. Ее гнев справедлив. Он останется здесь до темноты. Так и будет стоять в ледяной воде — вымокший и продрогший, несомненно, схватит простуду и будет две недели валяться в постели, чихая и кашляя. Это Роберт тоже заслужил.
Какого черта он так себя вел? За что набросился на нее? Катриона была единственным человеком, который не считал его беспомощным инвалидом, и не вела себя так, словно его слепота — это какое-то уродство. Она не обращала внимания на то, что он был не в состоянии сделать что-то, нет, она просто находила способы не говорить о его недуге, не замечать его. Больше того, лишь в ее обществе и, несомненно, благодаря ей он чувствовал себя полноценным мужчиной.
Подумав об этом, герцог понял, что она не бросила бы его здесь одного и не заставила бы блуждать по лесу в поисках обратного пути в замок.
Его глаза жгло от боли, голова гудела. Где он оставил очки? Роберт чувствовал себя настоящим ослом. Он позвал ее, но девушка не отвечала, унижая его своим молчанием.
— Прости меня, Катриона. Я не должен был кричать на тебя, — проговорил Роберт. — Я виноват перед тобой.
Никакого ответа.
— Не сомневаюсь, что ты не станешь спокойно стоять и наблюдать за тем, как я разбиваю физиономию о деревья.
— Конечно, не стану. К тому же в ручье нет деревьев. Роберт повернулся на звук голоса. Кажется, она стоит гораздо ближе, чем он думал.
— Ты поможешь мне выбраться отсюда? Пожалуйста! Подумав, Катриона сказала:
— Шагни вправо — там прибрежная трава спускается в воду. Наверняка дно в том месте не скользкое.
«Хороша учительница», — с иронией подумал Роберт, следуя ее указаниям. Не прошло и нескольких мгновений, как он уже стоял на берегу, в сапогах у него хлюпало, вода капала с одежды.
— Ну что, мир? — протянул он руку девушке.
— Знаешь, что я тебе скажу, Роберт, — проговорила Катриона, слегка сжимая его пальцы, — нет ничего зазорного в том, что иногда тебе бывает нужна чья-то помощь. От этого ты не становишься жалким и беспомощным. Ты же просто человек!
Нужна чья-то помощь… С самого детства Роберт ни у кого не просил помощи. Он гордился этим, гордился своей самостоятельностью. Поскольку Джеймсон должен был унаследовать герцогский титул, Роберт ни на минуту не забывал о том, что должен сам добиться положения в обществе. Обычные занятия сыновей из знатных семей — медицина, юриспруденция, церковь — не подходили ему. Он перепробовал себя во множестве областей, пока не остановился на коллекционировании и продаже произведений искусства. С тех пор он и подумать не мог, что когда-нибудь станет беспомощным и ранимым, — таким уверенным и прочным было его положение. Но, пожалуй, свое нежелание принимать чью-либо помощь надо было демонстрировать отцу и брату, а вовсе не этой шотландской девчонке.
Роберт замер на месте, когда Катриона подошла к нему. Она осторожно убрала с его лица мокрые пряди, вытерла щеки, а затем надела ему очки.
— Роберт, тебе нет необходимости быть одному, если ты, конечно, не хочешь этого.
И вдруг герцог понял, что внутри у него что-то перевернулось, тугой узел, стягивающий его все это время, стал постепенно расслабляться. Он бы должен был мерзнуть, потому что весь вымок в холодной воде. Должен быть расстроенным и сердитым, возможно, даже испытывать чувство стыда. Но ничего такого он не чувствовал, нет, его тело пылало, словно опаленное огнем. Потому что больше всего в этот момент Роберт жаждал обладать ею.
И, забыв обо всем на свете, повинуясь лишь одному влечению, Роберт жадно привлек Катриону к себе. Она не проронила ни слова. Тогда он взял ее голову двумя руками, наклонился и медленно приблизил свои губы к ее губам… Постепенно гнев и обида на слепоту улетучивались. Он хотел почувствовать себя полноценным мужчиной, это было необходимо ему. И эта женщина была единственной в целом свете, кто мог даровать эту свободу.
Прервав поцелуй, Роберт слегка отстранился от девушки, чувствуя на губах ее теплое дыхание. Ах, как хотелось ему увидеть ее, заглянуть ей в глаза, чтобы понять, как она отнеслась к его поступку! Они оба молчали, и без слов понимая друг друга. Птицы весело заливались над ними. Ласковый ветерок принес с собой одурманивающий аромат полевых цветов. У Роберта было такое чувство, словно он оказался в райском саду.
И вдруг вдалеке прокатился раскат грома. Все очарование, внезапная близость, возникшая между ними, — все в один миг исчезло!
— Ой, я и не заметила, что над берегом собираются тучи, — разволновалась Катриона. И добавила: — Быстрее снимай рубашку и сапоги.
— Прошу прощения. Я, кажется, не расслышал, — удивился Роберт.
— Твоя рубашка насквозь промокла, а сапоги полны воды. Скоро похолодает, поэтому я хотя бы выжму рубашку, чтобы ты не простудился на ветру. Здесь есть невысокая скала — за ней ты можешь присесть.
Усевшись и не говоря ни слова, Роберт стянул с ног сапоги и отдал их Катрионе.
Девушка отвернулась. Сердце ее неистово заколотилось, но поначалу она даже не поняла, в чем дело, хотя вдруг почувствовала какое-то странное томление. Ей вдруг захотелось оказаться в его объятиях, захотелось, чтобы его поцелуй длился вечно. Катрионе пришло в голову, что это даже хорошо, что он слеп, по крайней мере он не мог видеть, в каком она состоянии. Правда, он поцеловал ее, по, похоже, Роберт совершил этот поступок, не подумав.
Видимо, он действовал в каком-то внезапном порыве — как и она, когда столкнула его в воду. Герцог оскорбил ее, задев при этом какую-то струну в душе девушки, о существовании которой та и не догадывалась. Только в тот миг Катриона почувствовала, что теряет над собой власть; она знала, что он никогда больше не должен так вести себя с ней, потому что иначе она за себя не ручалась…
Катриона вылила воду из его сапог и встряхнула их.
— Боюсь, этого недостаточно, но хоть вода хлюпать не будет, когда ты ходишь. А теперь дай-ка я…
Обернувшись к Роберту, успевшему стянуть с себя рубашку, девушка оцепенела.
Он стоял перед ней с обнаженным торсом, его влажные темные волосы сверкали на солнце. «Господи! — пронеслось у нее в голове. — Как же он прекрасен!» Вид его мощной груди, мускулистых рук и широких плеч поразил Катриону еще больше, чем его поцелуй. Никакая картина не могла передать истинной красоты его великолепного тела. Сердце Катрионы билось с такой скоростью, что девушка испуганно охнула, прижав руки к губам.
— Что-то не так? — спросил он.
— Нет. Все в порядке. — Девушка сглотнула. — Ладно, давай рубашку. Посмотрим, смогу ли я хоть немного привести ее в порядок.
Сунув в руки Роберта сапоги, девушка быстро взяла у него рубашку и тут же отвернулась. Но, выжимая его сорочку, она то и дело косилась на него, раздумывая, как бы чувствовала себя, доведись ей погладить его мускулистое тело. Его кожа была гладкой, словно мрамор, только теплой на ощупь. Господи, неужто она лишилась рассудка? О чем только думает?
Этот человек был герцогом. Представителем высшей знати, пэром. Да он так богат, что ей и не представить! А она? Что она? Дочь бедняка, мечтающая о потерянных сокровищах и рыцарях в сверкающих доспехах.
Выжав рубашку, Катриона с силой встряхнула ее.
— Сделала все, что смогла, — вымолвила она. — Нам надо поторопиться в Россмори. Сможем продолжить наши изыскания завтра, а то тучи приближаются с угрожающей быстротой. Ох, боюсь, и вымокнем мы!
И дождь полил. Да еще какой!
Едва они успели отъехать от ручья, окруженного деревьями, и оказались на тропе, вьющейся среди болот, небо разверзлось над ними. Тяжелые капли дождя падали все чаще, ветер, который еще так недавно ласкал их, превратился в неукротимое чудовище, готовое снести все на своем пути.
Услышав раскаты грома, Баяр испуганно заплясал на месте и замотал головой, не слушаясь больше Катриону. Когда гром прогремел прямо над ними, конь, захрипев, встал на дыбы и, несомненно, сбросил бы их на землю, не успей Роберт крепко натянуть поводья, отчего голова Баяра оказалась прижатой к его груди.
— Мы могли бы где-нибудь укрыться? — прокричал герцог девушке на ухо.
— Да, — перекрикивая ветер, ответила Катриона. Она вцепилась руками в гриву Баяра, а ногами крепко сжимала его шею. — Недалеко отсюда есть небольшая ферма. Может, успеем добраться до нее, пока ветер не превратился в ураган.
Даже небольшое расстояние они проделали с трудом — конь был до того напуган, что то и дело отказывался повиноваться и пятился назад, норовя вырваться. Из-за сильного ливня почти ничего не было видно, и только было они решили, что им не справиться с непогодой, как вдруг сквозь стену дождя Катриона увидела очертания домика, о котором говорила. Подъехав ближе, она соскользнула с Баяра на землю. Дождавшись, пока Роберт тоже спрыгнет вниз, девушка одной рукой взяла коня под уздцы, а другой схватила Роберта за рукав и повела их за собой.
Постучав в дверь, она закричала:
— Эй! Мистер Аллан! Вы дома? Это Катриона Макбрайан! Вы не пустите нас к себе — переждать грозу?
Ответа не последовало, и она снова застучала в дверь.
— Мистер Аллан! Ответьте! Вы дома?
Дождь лил с такой силой, что почти заглушал голос Катрионы. При вспышке молнии Баяр опять встал на дыбы, испуганно хрипя, глаза его были полны ужаса. Девушке пришлось отпустить Роберта, чтобы удерживать поводья обеими руками.
— Катриона!
— Все в порядке! Я держу его! — закричала она в ответ, подталкивая перепуганного насмерть коня к двери домика. Катриона быстро накрыла его голову вымокшей шалью. — Кажется, мистера Аллана нет дома. Ты сумеешь выбить дверь?
Обеими руками Роберт уперся в грубую деревянную дверь. Она не поддавалась. Тогда, отойдя назад, герцог с силой толкнул ее плечом, На второй раз его усилия увенчались успехом — дверь с треском распахнулась.
— Заходи! — крикнул он.
Пропустив Роберта вперед, Катриона вошла в дом, ведя за собой Баяра. Оказавшись в тепле и тишине, конь немедленно успокоился. Катриона подперла выбитую дверь мешком овса, стоявшим рядом.
За толстыми стенами крохотного домика им стало казаться, что гроза ушла куда-то далеко; шума дождя и грома не было слышно.
— А мистер Аллан не очень рассердится, узнав, что мы без разрешения проникли в его дом?
— Знаешь, он бы обиделся, если бы узнал, что, застигнутые в пути грозой, мы не воспользовались его жилищем для того, чтобы укрыться от бури. Мистер Аллан — добрый друг моего отца.
— Неужели он так же гостеприимен к лошадям, как и к людям? — поинтересовался Роберт.
Катриона тихо засмеялась.
— Ну конечно! Можешь не сомневаться: если бы мистер Аллан был сейчас дома, то и его скотина стояла бы рядом. Думаю, на время отъезда он отдал своих животных на чье-то попечение.
— Ты что, хочешь сказать, что мистер Аллан спит под одной крышей со своим скотом? — удивился герцог.
— Да почти все шотландцы держат крупных домашних животных в домах. Это очень древний обычай, а началось все с того, что наши предки опасались оставлять животных вне дома, чтобы тех не украли. Так что нам повезло: в доме наверняка есть еда и для Баяра. Поищу-ка я что-нибудь поесть и нам, а потом разведу огонь в очаге. Похоже, гроза разошлась вовсю и кончится еще не скоро.
Уже через полчаса в камине весело потрескивал огонь, а еще через некоторое время девушка выставила на стол две миски с горячей овсянкой и две кружки с вересковым элем.
— Это, конечно, не самая вкусная еда, зато мы согреемся, — проговорила она.
Занятые разговором, они почти забыли о разбушевавшейся стихии; лишь изредка вспышки молнии освещали комнату через маленькие окошки.
— Гроза напоминает мне Испанию, — вымолвил Роберт, откидываясь на спинку стула.
Катриона поставила чайник на плиту.
— Я читала о войне в газетах, которые привозил в Россмори твой отец. Многие фермеры отправили воевать своих старших сыновей — они служат в шотландских полках. Они возвратились домой, но им пришлось снова отправиться к месту службы, когда Наполеон бежал. Герцог кивнул.
— В Испании такую погоду называют el tempestad, что означает «буря, ураган».
— А на гэльском языке это звучит как gailleann nan sliabh, — улыбнулась девушка.
— Га-ли-и-нан-сли… — по слогам повторил Роберт.
— Нет, ты не совсем правильно произносишь. Все дело в положении губ. — Она взяла его за руку. — Положи пальцы на мои губы. — Роберт так и сделал, а Катриона тихо повторила: — Gailleann nan sliabh.
В жизни еще Роберт не испытывал такого искушения. Он даже не шевельнулся, когда она отпустила руку, не мог. Прижав пальцы к ее мягким губам, он старался совладать с охватившими его чувствами.
Некоторое время оба молчали. За окнами бушевала гроза. В очаге жарко пылал огонь. Сердце Катрионы неистово билось. В красноватом свете огня она наблюдала за Робертом и видела его нерешительность, неуверенность. Она замерла. А когда Роберт приблизился и, убрав руку, накрыл ее губы своими губами, девушка полностью растворилась в его поцелуе. Ей казалось, что их понесло вперед бурным течением. За окном неистовствовала непогода, и такая же буря разбушевалась в их телах.
Когда наконец Роберт отстранился от нее, Катриона была не в силах шевельнуться. Она пообещала себе, что не позволит ему никаких вольностей, и вот теперь не сдержала обещания. Ей хотелось сказать хоть что-то, но слова не шли на ум. Молчание могло бы стать угнетающим, если бы чайник, поставленный девушкой на огонь, вовремя не закипел.
Катриона резко вскочила и бросилась к очагу. Когда она вернулась к столу, Роберт сидел, нахмурившись.
— Прости, пожалуйста, — пробормотал он. — Мне не следовало делать этого.
— Но я не жалею, — решительно вымолвила она. — Ничуть.
Герцог не ответил; тогда Катриона встала из-за стола и подошла к окну.
— Похоже, непогода и не думает успокаиваться, — заметила она. — Нам не проехать в Россмори, так что, вероятно, придется спать здесь. На полу у камина.
— Но твои родные… Они же будут беспокоиться, — проговорил Роберт.
— Это уж точно, но они должны понять, что я спряталась где-то от дождя. А вот твои слуги в Россмори непременно разволнуются. Пожалуй, они решат, что я нарочно выманила тебя из замка и где-нибудь прикончила.
— То-то бы они обрадовались… — усмехнулся герцог.
— Это лишь означает, что они не только глупы, но и жестоки, — заметила Катриона, поднимая крышку большого деревянного сундука, стоявшего у стены. — Мистер Аллан один живет здесь, так что у него только два одеяла, но мы, пожалуй, расстелем на полу возле очага вот эти два коврика, и надеюсь, не замерзнем.
Только устраивая им постели, Катриона подумала, что им придется спать рядом. Как она будет чувствовать себя при этом? Прислушиваясь к ее шагам, Роберт подумал о том же, но твердо решил, что и пальцем ее не тронет.
Даже если это убьет его.
Глава 10
Солнце уже давно встало, и его лучи проникали сквозь маленькие окошки, когда, проснувшись, Катриона услыхала за дверью громкие голоса.
— Ну, если ее и здесь не будет, то я уж и не представляю, где искать.
По посыпанной гравием дорожке зашуршали шаги. Собака обнюхала дверь, а потом принялась скрестись в нее. Усевшись на коврике, девушка стала тереть спросонья глаза.
— Похоже, дверь кто-то высадил, — раздался чей-то голос. — Наверное, она там.
Пока Катриона пыталась разобрать, чьи голоса она слышит, дверь рывком отворили.
Оцепенев от изумления, на нее уставился Иен Александер. Катриона хоть и была в сорочке, но инстинктивно прикрыла грудь одеялом. И только тут вспомнила о Роберте, который тоже зашевелился, разбуженный шумом.
— Катриона! — хором произнесли Иен и Роберт.
Герцог говорил сонным голосом, но явно смутился.
— Ну, если ее и здесь не будет, то я уж и не представляю, где искать.
По посыпанной гравием дорожке зашуршали шаги. Собака обнюхала дверь, а потом принялась скрестись в нее. Усевшись на коврике, девушка стала тереть спросонья глаза.
— Похоже, дверь кто-то высадил, — раздался чей-то голос. — Наверное, она там.
Пока Катриона пыталась разобрать, чьи голоса она слышит, дверь рывком отворили.
Оцепенев от изумления, на нее уставился Иен Александер. Катриона хоть и была в сорочке, но инстинктивно прикрыла грудь одеялом. И только тут вспомнила о Роберте, который тоже зашевелился, разбуженный шумом.
— Катриона! — хором произнесли Иен и Роберт.
Герцог говорил сонным голосом, но явно смутился.