Шотландские исторические баллады особенно характерны тем, что в них
памятные исторические события точно приурочены к тому или иному месту -
замку, горе или ущелью. Это делает шотландский фольклор особенно устойчивым
и живым.
Родовой строй горной Шотландии способствовал этому. Род связывал самое
свое существование с местностью, на которой жили предки. Любовь к родине у
клана приобретала поэтому особые формы. Скотт, так глубоко проникший в
психологию клана, превосходно выразил это чувство: "Вереск, по которому я
ходил при жизни, - говорит Роб Рой, - должен цвести надо мной, когда я умру;
мое сердце остановится и руки мои обессилят и отсохнут, если я не буду
видеть свои родные холмы; нет на свете такого места, которое могло бы
заменить мне окружающие нас скалы и камни, как бы они ни были дики... Я был
принужден уйти с моими людьми и семьей из наших жилищ в родной стране и
скрыться на время в округе Мак-Коллум-Мора - и Эллен сложила песню на наш
отъезд, не хуже, чем это мог бы сделать Мак-Риммон, и такую жалостную и
печальную, что наши сердца разрывались, когда мы сидели и слушали ее. Эта
песнь была похожа на плач того, кто скорбит по матери, родившей его, слезы
текли по грубым щекам наших людей. Нет, я не стал бы переживать такие
страдания, если бы даже мне отдали все земли, которые когда-то принадлежали
Мак-Грегорам".
Скотт сам испытывал такую же страсть к родной почве, и ему тоже
казалось, что он умрет, если надолго расстанется с тоскливым желтоватым
пейзажем своих пограничных холмов. Для него, так же как для шотландского
воина или старухи сказительницы, баллады были неразрывно связаны с
топографией, и он испытывал высокую радость, интерпретируя древние песни
столь же древними развалинами замков и объясняя руины при помощи легенд.
По его собственным словам, красоту пейзажа он стал понимать после
первого знакомства со старыми английскими балладами в издании английского
поэта и историка Томаса Перси (1765). Иначе говоря, пейзаж произвел на него
впечатление только тогда, когда он напомнил ему "дела давно минувших дней".
"Я отчетливо помню, - пишет Скотт в своей автобиографии, - что тогда-то и
пробудилось во мне сладостное чувство природы, которое с тех пор никогда не
покидало меня. Окрестности Кельсо, самой красивой, если не самой
романтической деревни в Шотландии, особенно способны пробудить такие
переживания. Эти окрестности заключают предметы не только величественные
сами по себе, но и внушающие благоговейное чувство своим сочетанием. Слияние
двух величественных, прославленных в песнях рек - Твида и Тивиота, развалины
древнего Аббатства, еще более далекие остатки Роксбургского замка, новое
здание Флер, расположенное так, что оно сочетает древнее феодальное величие
с современной утонченностью, - сами по себе составляют прекрасный вид; но
они так смешаны, соединены и слиты со множеством других, не столь
замечательных красот, что сочетаются в одну общую картину... Не удивительно,
что романтические чувства, которые... господствовали в моем сознании, были
пробуждены этими широкими линиями окружавшего меня пейзажа и сочетались с
ними, и исторические события или предания, связанные со многими из них,
придали моему восхищению чувство глубокого благоговения, от которого по
временам, казалось мне, сердце готово было вырваться из моей груди. С тех
пор любовь к красотам природы, особенно когда они сочетались с древними
развалинами и памятниками благочестия или роскоши наших отцов, стала для
меня неутолимой страстью".
Термин "романтический" в данном случае означает пейзаж, который не
столько ласкает глаз четкостью линий и мягкостью колорита, сколько действует
на воображение, вызывая у зрителя ряд ассоциаций. Эта способность
"романтического" пейзажа погружать зрителя в меланхолическую задумчивость,
вызывать в нем цепь образов и размышлений философского и исторического
характера, часто отмечалась во времена Скотта. Действительно, в его
творчестве история всегда тесно связана с пейзажем. "Я люблю эти древние
развалины, бродя по которым мы всегда ступаем ногой на какое-нибудь
священное историческое событие", - говорятся в эпиграфе к двадцать пятой
главе "Пирата".
Этот "исторический пейзаж" часто подсказывал Скотту не только отдельные
сцены его произведений, но и сюжеты их. Так, роман "Пертская красавица", по
словам самого автора, был связан с видом окрестностей города Перта,
восхищавших его еще в юные годы.
Связь сюжета с пейзажем объясняет точную топографию романов Скотта.
Каждая стычка в ущелье, каждое путешествие героев, их странствия в горах и
лесах топографически определены, измерен путь, указаны переправы, названия
холмов и долин.
Место, где происходят события романа, играет у Скотта большую
композиционную роль. Оно концентрирует все действие вокруг одного или
нескольких центров. Замок Кенилворт приковывает к себе внимание читателя,
так как с ним связана судьба несчастной Эми Робсарт, Поместье Элленгауэн в
"Гае Мэниеринге" является центром, к которому ведут все нити повествования:
в окрестных лесах когда-то разыгралась драма, и узел интриги распутывается в
тех же местах, где он был завязан. В "Роб Рое" центром действия является
подробно описанный Осбалдистон-холл, раскрывающий свои тайны только в конце
романа. В "Пуританах" эту роль играет замок Тиллитудлем, выдерживающий осаду
и концентрирующий почти все действие.
Во многих романах таких топографических центров бывает два или больше.
В "Антикварии" - несколько центров, связанных между собою не только общими
героями, но и сюжетом. В "Айвенго" действие имеет своим центром замок
Торквилстон, в котором разрешаются все тайны и развязывается весь узел
событий. Однако есть и другие, второстепенные центры - жилище Седрика Сакса,
лесная келья Тука, у которой сходятся веселые колодцы Робина Гуда, и т. д.
Вокруг каждого такого места действия организуется особый цикл событий.
Это не просто перемена декораций, осуществляемая ради живописного эффекта.
Сцена у Скотта объясняет действие и вводит новую группу героев, а вместе с
ними и новую общественную группу, которая не может быть характеризован;) вне
быта и жилища. События, происходящие в Торквилстоне, тесно связаны с его
архитектурой. Если отвлечься от сцены, где совершается действие "Гая
Мэннеринга", - морской горизонт, линия бухты, скалы, ее окружающие, тропинки
в лесу и т. д., - то вся драма окажется нереальной и не произведет на
читателя столь сильного впечатления. Такое же значение имеет замок Вудсток в
романе того же названия. Дворянская усадьба и рыбачий поселок в "Антикварии"
ярко характеризуют общественные противоречия английской провинции, а без
пещеры горного разбойника в "Уэверли" характеристика Шотландии была, бы
менее выразительной.
Необычайный успех Скотта у европейского читателя свидетельствовал о
том, что его романы внесли в общественное сознание эпохи нечто новое и
значительное, нечто важное для культуры XIX века. Конечно, и в предыдущие
столетия появлялись произведения, показывавшие, как в зеркале, лицо своих
современников, тяжкие процессы роста и упадка культур. Всегда существовала
литература высокой художественной ценности и волнующей, поучительной правды.
Однако Вальтер Скотт в своих романах показал то, чего не знали его
предшественники. Его художественные открытия вошли в плоть и кровь
европейской литературы и определили важнейшие ее особенности.
Различные типы романов, бытовавшие в XVIII веке, - приключенческие,
"археологические", любовные, психологические, философские, семейные, -
обычно ограничивали себя сравнительно небольшим кругом явлений и проблем. В
большинстве случаев это были приключения двух влюбленных, браку которых
препятствовали обстоятельства, предрассудки или злые родственники, В
археологическом романе внимание было обращено на описание быта, а психология
героев была ограничена самыми примитивными и традиционными для романа
чувствами. Основная задача психологического романа заключалась в
исследовании душевных страданий героя. В других случаях главный герой был
показан посреди испорченного общества как образец всепобеждающей
добродетели. В философских романах доказывался какой-нибудь философский
тезис - о вреде всеоправдывающего оптимизма, о необходимости религии, о том,
что есть добродетель. Иногда в сатирических романах изображались отдельные
классы общества в ряде карикатур, как у Рабле, Свифта, Вольтера или
Аддисона. Семейный роман обычно ограничивал себя "домашним кругом", а если и
выходил за его пределы, то лишь для того, чтобы тотчас вернуться к той же
теме.
Вальтер Скотт, вследствие особых задач, поставленных перед ним
историей, попытался изобразить общество во всех его разрезах, и не в виде
отдельных картин или портретов, а все целиком, в его связях и
взаимодействиях, от короля до крестьянина, - от ученого-антиквария до нищего
бродяги. Он избегал абстракций, карикатур или символов. Он хотел изобразить
живых людей во всей конкретности их характеров, страстей и социального
бытия. Чтобы достичь этой конкретности, он должен был объяснить действие и
героев социальными процессами, исторически сложившимися обстоятельствами,
общественной и национальной борьбой. Тем самым он положил начало
историческому изучению современности и, по словам В. Г. Белинского, "дал
историческое и социальное направление новейшему европейскому искусству". {В.
Г. Белинский. Собрание сочинений в трех томах, т. II. М., ГИХЛ, 1948, стр.
300.}
Несмотря на подробные описания быта и обычаев, его романы резко
отличаются и от "антикварных" и от "чувствительных" романов его времени. Это
не простое любование старинной или экзотической вещью. Задача Скотта не в
том, чтобы удивить своеобразием нравов, мудростью или бессмыслицей древних
обычаев. Он не намерен восхищаться умилительной наивностью мещанской жизни
или роскошью всесильного фаворита. Он хочет изучить общество в его
противоречиях, в его этнографическом своеобразии, во всех его национальных и
культурных прослойках. У Скотта описание общества превращается в его
историческое изучение.
Скотт понял, что историю делают не великие люди, а массы и что
исторические деятели являются выразителями тех или иных потребностей,
убеждений и страстей масс. Поэтому, рисуя портреты больших исторических
персонажей, он наряду с ними и, может быть, с еще большей симпатией
изобразил малых людей, представителей огромной безымянной массы народа.
Робин Гуд неизвестен в официальной истории историков, имя его сохранено или
создано легендой, - но тем более он интересен для того, кто хочет воссоздать
нравственную физиономию эпохи, образ мысли и упования народа. Робин Гуд,
безразлично, существовал ли он в действительности или нет, был воспет
легендой как народный мститель за все притеснения, которые народ терпел от
норманнов, феодалов и богачей. Поэтому, изображая средневековье, Скотт не
мог обойтись без этого легендарного героя, которого он оживил в своем
"Айвенго". Пастухи, рыбаки, разбойники, горцы, безвестные люди, о которых
ничего не могла рассказать история, были воскрешены в художественном вымысле
с захватывающей правдивостью, как самая напряженная и самая живописная
историческая реальность.
Вплоть до середины XVIII столетия роман считался жанром
"легкомысленным", которому нельзя было доверить большие и серьезные замыслы.
Это был жанр чисто развлекательный, и извлечь из него какое-нибудь поучение,
за исключением лишь самой примитивной морали, казалось, было невозможно. К
середине века положение изменилось: романы Ричардсона, Филдинга, Руссо, Гете
произвели огромное впечатление и подняли важные вопросы общественного и
нравственного характера. Но все же проблематика романа почти всегда была
ограничена вопросами личной судьбы героя, любви или семьи. Скотт и в этом
отношении чрезвычайно расширил границы романа, включив в него судьбы
государств и бытие целых народов, философско-историческую и
нравственно-политическую проблематику. Он впервые поставил в романе вопросы,
до тех пор не тревожившие сознания историков: о справедливости неудавшихся
восстаний. Неожиданно, в увлекательном повествовании, полном любви,
приключений и пейзажей, возник вопрос о законности действий победителя. До
тех пор победа рассматривалась как торжество справедливости. Победивший
монарх был всегда правым, а растоптанные и побежденные народы никому не
внушали ни симпатии, ни сострадания. Показав своим героям - Уэверли,
Осбалдистону, Генри Мортону - другую сторону дела, заставив их сочувствовать
побежденным, Скотт открыл перед романом новые перспективы, которые были
завоеванием этого жанра и остались характерными вплоть до нашего времени.
Герой, охваченный нравственным волнением перед лицом политических катастроф,
пройдет через всю литературу XIX века и получит свое воплощение в лучших ее
произведениях.
Большая часть романов Скотта посвящена средневековью, которое в
Шотландии продолжалось дольше, чем в Англии. Однако это возвращение к
старине не было ее апологией. Никакого оправдания мрачного прошлого у Скотта
не было и быть не могло. Он всегда на стороне движения, и всегда те, кто
сопротивляется неизбежному прогрессу, выглядят у него смешно и наивно, как
бы они ни были симпатичны и великодушны. Скотт повествует о старых распрях
для того, чтобы внушить мысль о необходимости единства. Описывая восстание
пуритан, он рекомендует религиозную терпимость, которая одна только и может
спасти от столь ужасных бедствий. Говоря о героизме жертв и победителей, он
хочет вызвать симпатию к тем и другим и уничтожить чувство обиды и
национальной розни, которое, по его мнению, мешало объединенной жизни двух
народов. История для Вальтера Скотта была школой общественной и национальной
справедливости, а роман должен был способствовать более полному
взаимопониманию людей и народов. Его романы сыграли подлинно прогрессивную
роль, впервые с такой полнотой и симпатией изобразив обездоленные слои
английской и шотландской деревни и способствуя постановке многих важнейших
социальных вопросов.
Нравственный пафос этих произведений Вальтера Скотта, их познавательная
ценность, подлинный высокий гуманизм, широкая картина жизни народов и судеб
отдельных людей, глубочайший драматизм, которым проникнута каждая страница
его романов, и вместе с тем неподражаемый, добродушный и простонародный
юмор, добавляющий к трагическим сценам спасительную ноту какого-то
радостного оптимизма, - все эти особенности обеспечат романам Вальтера
Скотта успех у наших читателей на долгие, долгие годы.
памятные исторические события точно приурочены к тому или иному месту -
замку, горе или ущелью. Это делает шотландский фольклор особенно устойчивым
и живым.
Родовой строй горной Шотландии способствовал этому. Род связывал самое
свое существование с местностью, на которой жили предки. Любовь к родине у
клана приобретала поэтому особые формы. Скотт, так глубоко проникший в
психологию клана, превосходно выразил это чувство: "Вереск, по которому я
ходил при жизни, - говорит Роб Рой, - должен цвести надо мной, когда я умру;
мое сердце остановится и руки мои обессилят и отсохнут, если я не буду
видеть свои родные холмы; нет на свете такого места, которое могло бы
заменить мне окружающие нас скалы и камни, как бы они ни были дики... Я был
принужден уйти с моими людьми и семьей из наших жилищ в родной стране и
скрыться на время в округе Мак-Коллум-Мора - и Эллен сложила песню на наш
отъезд, не хуже, чем это мог бы сделать Мак-Риммон, и такую жалостную и
печальную, что наши сердца разрывались, когда мы сидели и слушали ее. Эта
песнь была похожа на плач того, кто скорбит по матери, родившей его, слезы
текли по грубым щекам наших людей. Нет, я не стал бы переживать такие
страдания, если бы даже мне отдали все земли, которые когда-то принадлежали
Мак-Грегорам".
Скотт сам испытывал такую же страсть к родной почве, и ему тоже
казалось, что он умрет, если надолго расстанется с тоскливым желтоватым
пейзажем своих пограничных холмов. Для него, так же как для шотландского
воина или старухи сказительницы, баллады были неразрывно связаны с
топографией, и он испытывал высокую радость, интерпретируя древние песни
столь же древними развалинами замков и объясняя руины при помощи легенд.
По его собственным словам, красоту пейзажа он стал понимать после
первого знакомства со старыми английскими балладами в издании английского
поэта и историка Томаса Перси (1765). Иначе говоря, пейзаж произвел на него
впечатление только тогда, когда он напомнил ему "дела давно минувших дней".
"Я отчетливо помню, - пишет Скотт в своей автобиографии, - что тогда-то и
пробудилось во мне сладостное чувство природы, которое с тех пор никогда не
покидало меня. Окрестности Кельсо, самой красивой, если не самой
романтической деревни в Шотландии, особенно способны пробудить такие
переживания. Эти окрестности заключают предметы не только величественные
сами по себе, но и внушающие благоговейное чувство своим сочетанием. Слияние
двух величественных, прославленных в песнях рек - Твида и Тивиота, развалины
древнего Аббатства, еще более далекие остатки Роксбургского замка, новое
здание Флер, расположенное так, что оно сочетает древнее феодальное величие
с современной утонченностью, - сами по себе составляют прекрасный вид; но
они так смешаны, соединены и слиты со множеством других, не столь
замечательных красот, что сочетаются в одну общую картину... Не удивительно,
что романтические чувства, которые... господствовали в моем сознании, были
пробуждены этими широкими линиями окружавшего меня пейзажа и сочетались с
ними, и исторические события или предания, связанные со многими из них,
придали моему восхищению чувство глубокого благоговения, от которого по
временам, казалось мне, сердце готово было вырваться из моей груди. С тех
пор любовь к красотам природы, особенно когда они сочетались с древними
развалинами и памятниками благочестия или роскоши наших отцов, стала для
меня неутолимой страстью".
Термин "романтический" в данном случае означает пейзаж, который не
столько ласкает глаз четкостью линий и мягкостью колорита, сколько действует
на воображение, вызывая у зрителя ряд ассоциаций. Эта способность
"романтического" пейзажа погружать зрителя в меланхолическую задумчивость,
вызывать в нем цепь образов и размышлений философского и исторического
характера, часто отмечалась во времена Скотта. Действительно, в его
творчестве история всегда тесно связана с пейзажем. "Я люблю эти древние
развалины, бродя по которым мы всегда ступаем ногой на какое-нибудь
священное историческое событие", - говорятся в эпиграфе к двадцать пятой
главе "Пирата".
Этот "исторический пейзаж" часто подсказывал Скотту не только отдельные
сцены его произведений, но и сюжеты их. Так, роман "Пертская красавица", по
словам самого автора, был связан с видом окрестностей города Перта,
восхищавших его еще в юные годы.
Связь сюжета с пейзажем объясняет точную топографию романов Скотта.
Каждая стычка в ущелье, каждое путешествие героев, их странствия в горах и
лесах топографически определены, измерен путь, указаны переправы, названия
холмов и долин.
Место, где происходят события романа, играет у Скотта большую
композиционную роль. Оно концентрирует все действие вокруг одного или
нескольких центров. Замок Кенилворт приковывает к себе внимание читателя,
так как с ним связана судьба несчастной Эми Робсарт, Поместье Элленгауэн в
"Гае Мэниеринге" является центром, к которому ведут все нити повествования:
в окрестных лесах когда-то разыгралась драма, и узел интриги распутывается в
тех же местах, где он был завязан. В "Роб Рое" центром действия является
подробно описанный Осбалдистон-холл, раскрывающий свои тайны только в конце
романа. В "Пуританах" эту роль играет замок Тиллитудлем, выдерживающий осаду
и концентрирующий почти все действие.
Во многих романах таких топографических центров бывает два или больше.
В "Антикварии" - несколько центров, связанных между собою не только общими
героями, но и сюжетом. В "Айвенго" действие имеет своим центром замок
Торквилстон, в котором разрешаются все тайны и развязывается весь узел
событий. Однако есть и другие, второстепенные центры - жилище Седрика Сакса,
лесная келья Тука, у которой сходятся веселые колодцы Робина Гуда, и т. д.
Вокруг каждого такого места действия организуется особый цикл событий.
Это не просто перемена декораций, осуществляемая ради живописного эффекта.
Сцена у Скотта объясняет действие и вводит новую группу героев, а вместе с
ними и новую общественную группу, которая не может быть характеризован;) вне
быта и жилища. События, происходящие в Торквилстоне, тесно связаны с его
архитектурой. Если отвлечься от сцены, где совершается действие "Гая
Мэннеринга", - морской горизонт, линия бухты, скалы, ее окружающие, тропинки
в лесу и т. д., - то вся драма окажется нереальной и не произведет на
читателя столь сильного впечатления. Такое же значение имеет замок Вудсток в
романе того же названия. Дворянская усадьба и рыбачий поселок в "Антикварии"
ярко характеризуют общественные противоречия английской провинции, а без
пещеры горного разбойника в "Уэверли" характеристика Шотландии была, бы
менее выразительной.
Необычайный успех Скотта у европейского читателя свидетельствовал о
том, что его романы внесли в общественное сознание эпохи нечто новое и
значительное, нечто важное для культуры XIX века. Конечно, и в предыдущие
столетия появлялись произведения, показывавшие, как в зеркале, лицо своих
современников, тяжкие процессы роста и упадка культур. Всегда существовала
литература высокой художественной ценности и волнующей, поучительной правды.
Однако Вальтер Скотт в своих романах показал то, чего не знали его
предшественники. Его художественные открытия вошли в плоть и кровь
европейской литературы и определили важнейшие ее особенности.
Различные типы романов, бытовавшие в XVIII веке, - приключенческие,
"археологические", любовные, психологические, философские, семейные, -
обычно ограничивали себя сравнительно небольшим кругом явлений и проблем. В
большинстве случаев это были приключения двух влюбленных, браку которых
препятствовали обстоятельства, предрассудки или злые родственники, В
археологическом романе внимание было обращено на описание быта, а психология
героев была ограничена самыми примитивными и традиционными для романа
чувствами. Основная задача психологического романа заключалась в
исследовании душевных страданий героя. В других случаях главный герой был
показан посреди испорченного общества как образец всепобеждающей
добродетели. В философских романах доказывался какой-нибудь философский
тезис - о вреде всеоправдывающего оптимизма, о необходимости религии, о том,
что есть добродетель. Иногда в сатирических романах изображались отдельные
классы общества в ряде карикатур, как у Рабле, Свифта, Вольтера или
Аддисона. Семейный роман обычно ограничивал себя "домашним кругом", а если и
выходил за его пределы, то лишь для того, чтобы тотчас вернуться к той же
теме.
Вальтер Скотт, вследствие особых задач, поставленных перед ним
историей, попытался изобразить общество во всех его разрезах, и не в виде
отдельных картин или портретов, а все целиком, в его связях и
взаимодействиях, от короля до крестьянина, - от ученого-антиквария до нищего
бродяги. Он избегал абстракций, карикатур или символов. Он хотел изобразить
живых людей во всей конкретности их характеров, страстей и социального
бытия. Чтобы достичь этой конкретности, он должен был объяснить действие и
героев социальными процессами, исторически сложившимися обстоятельствами,
общественной и национальной борьбой. Тем самым он положил начало
историческому изучению современности и, по словам В. Г. Белинского, "дал
историческое и социальное направление новейшему европейскому искусству". {В.
Г. Белинский. Собрание сочинений в трех томах, т. II. М., ГИХЛ, 1948, стр.
300.}
Несмотря на подробные описания быта и обычаев, его романы резко
отличаются и от "антикварных" и от "чувствительных" романов его времени. Это
не простое любование старинной или экзотической вещью. Задача Скотта не в
том, чтобы удивить своеобразием нравов, мудростью или бессмыслицей древних
обычаев. Он не намерен восхищаться умилительной наивностью мещанской жизни
или роскошью всесильного фаворита. Он хочет изучить общество в его
противоречиях, в его этнографическом своеобразии, во всех его национальных и
культурных прослойках. У Скотта описание общества превращается в его
историческое изучение.
Скотт понял, что историю делают не великие люди, а массы и что
исторические деятели являются выразителями тех или иных потребностей,
убеждений и страстей масс. Поэтому, рисуя портреты больших исторических
персонажей, он наряду с ними и, может быть, с еще большей симпатией
изобразил малых людей, представителей огромной безымянной массы народа.
Робин Гуд неизвестен в официальной истории историков, имя его сохранено или
создано легендой, - но тем более он интересен для того, кто хочет воссоздать
нравственную физиономию эпохи, образ мысли и упования народа. Робин Гуд,
безразлично, существовал ли он в действительности или нет, был воспет
легендой как народный мститель за все притеснения, которые народ терпел от
норманнов, феодалов и богачей. Поэтому, изображая средневековье, Скотт не
мог обойтись без этого легендарного героя, которого он оживил в своем
"Айвенго". Пастухи, рыбаки, разбойники, горцы, безвестные люди, о которых
ничего не могла рассказать история, были воскрешены в художественном вымысле
с захватывающей правдивостью, как самая напряженная и самая живописная
историческая реальность.
Вплоть до середины XVIII столетия роман считался жанром
"легкомысленным", которому нельзя было доверить большие и серьезные замыслы.
Это был жанр чисто развлекательный, и извлечь из него какое-нибудь поучение,
за исключением лишь самой примитивной морали, казалось, было невозможно. К
середине века положение изменилось: романы Ричардсона, Филдинга, Руссо, Гете
произвели огромное впечатление и подняли важные вопросы общественного и
нравственного характера. Но все же проблематика романа почти всегда была
ограничена вопросами личной судьбы героя, любви или семьи. Скотт и в этом
отношении чрезвычайно расширил границы романа, включив в него судьбы
государств и бытие целых народов, философско-историческую и
нравственно-политическую проблематику. Он впервые поставил в романе вопросы,
до тех пор не тревожившие сознания историков: о справедливости неудавшихся
восстаний. Неожиданно, в увлекательном повествовании, полном любви,
приключений и пейзажей, возник вопрос о законности действий победителя. До
тех пор победа рассматривалась как торжество справедливости. Победивший
монарх был всегда правым, а растоптанные и побежденные народы никому не
внушали ни симпатии, ни сострадания. Показав своим героям - Уэверли,
Осбалдистону, Генри Мортону - другую сторону дела, заставив их сочувствовать
побежденным, Скотт открыл перед романом новые перспективы, которые были
завоеванием этого жанра и остались характерными вплоть до нашего времени.
Герой, охваченный нравственным волнением перед лицом политических катастроф,
пройдет через всю литературу XIX века и получит свое воплощение в лучших ее
произведениях.
Большая часть романов Скотта посвящена средневековью, которое в
Шотландии продолжалось дольше, чем в Англии. Однако это возвращение к
старине не было ее апологией. Никакого оправдания мрачного прошлого у Скотта
не было и быть не могло. Он всегда на стороне движения, и всегда те, кто
сопротивляется неизбежному прогрессу, выглядят у него смешно и наивно, как
бы они ни были симпатичны и великодушны. Скотт повествует о старых распрях
для того, чтобы внушить мысль о необходимости единства. Описывая восстание
пуритан, он рекомендует религиозную терпимость, которая одна только и может
спасти от столь ужасных бедствий. Говоря о героизме жертв и победителей, он
хочет вызвать симпатию к тем и другим и уничтожить чувство обиды и
национальной розни, которое, по его мнению, мешало объединенной жизни двух
народов. История для Вальтера Скотта была школой общественной и национальной
справедливости, а роман должен был способствовать более полному
взаимопониманию людей и народов. Его романы сыграли подлинно прогрессивную
роль, впервые с такой полнотой и симпатией изобразив обездоленные слои
английской и шотландской деревни и способствуя постановке многих важнейших
социальных вопросов.
Нравственный пафос этих произведений Вальтера Скотта, их познавательная
ценность, подлинный высокий гуманизм, широкая картина жизни народов и судеб
отдельных людей, глубочайший драматизм, которым проникнута каждая страница
его романов, и вместе с тем неподражаемый, добродушный и простонародный
юмор, добавляющий к трагическим сценам спасительную ноту какого-то
радостного оптимизма, - все эти особенности обеспечат романам Вальтера
Скотта успех у наших читателей на долгие, долгие годы.