Страница:
Технология и процветание
Считаете ли вы естественным процессом изменение природы человеком?
Ну что такое, по-вашему, человек? Нечто вне природы? Сверхъестественное существо? Разумеется, человек – часть природы, и наиболее важный атрибут человеческой природы – это ум, его способность постигать природу и использовать ее себе на благо, а это для него единственная возможность выжить. Человек не «изменяет» природу – он лишь реорганизует ее элементы в соответствии с собственными целями [FHF 77].
Как случилось, что такое множество великих людей – художественных умов – жили полной жизнью до промышленной революции?
Вы имеете в виду влачили жизнь запуганных рабов богатых политиков-покровителей, если удавалось таковых найти? Шопен умер тридцати с чем-то лет от чахотки. Это вы называете полной жизнью? До промышленной революции великие умы были редчайшим исключением. Они существовали лишь в силу исключительного стечения обстоятельств. Наследственное богатство или не слишком деспотичный покровитель при дворе – вот что давало возможность проявить себя такому человеку в литературе или философии. Но XIX в. стал временем потрясающего расцвета человеческого гения.
Другие два кратких периода расцвета – Древняя Греция и Ренессанс. В обоих случаях люди были относительно свободны и благодаря этому могли открыто и независимо проявлять свой талант. Большинству из них не приходилось испрашивать содержания у короны или рисковать поплатиться за свои идеи тюрьмой, казнью или поркой [FHF 70].
Почему вы заявляете, что ограничения, наложенные на технологию, – это логическая несообразность?
Технология зависит от свободы творчества – свободы изобретать и производить. Если вы налагаете на это ограничения, то отдаете технологию в подчинение комиссарам и немедленно теряете лучших людей. Подлинно независимые люди не пожелают ничего производить в таких условиях. Лучшим из тех, кто остался – по случайности или потому, что более терпим, – постепенно придут на смену ставленники правящей клики. Такое произошло в нацистской Германии и до сих пор происходит в Советской России, где лучшие умы покорны приказам комиссаров или изгибам партийной линии. Из-за этого страна производит все меньше и меньше.
И еще: невозможно изолировать одну разновидность технических наук или знаний от других. Нельзя разрешить людям свободно исследовать медицину, но запретить производство холодильных установок. Все знания взаимосвязаны. Одно открытие ведет к нововведениям в других науках. Именно так действует свободный ум. Если человек, вольный мыслить и производить, узнает о достижении в одной отрасли, он применяет его в другой. Например, исследования космоса привели к крупным открытиям в медицине. История науки полна таких примеров. Ограничив развитие технологии, вы все разрушите. Откуда человек или группа людей смогут узнать, какой гений родится на свет и где именно и какие идеи придут ему в голову? Это невозможно по определению. Нельзя ограничить развитие технологии. Ее можно только уничтожить [FHF 70].
Разве экология – это непременно возвращение человека в первобытные времена? Неужели нет чего-то среднего между возвращением к природе и нашим современным технологическим обществом?
Движение хиппи и Вудсток – это доисторические времена прямо у нас во дворе. Это возвращение к природе – как это пропагандируют экологи. Разве может быть середина между этим и цивилизацией, имеющей компьютеры и ядерное оружие, между дикарем по убеждению (что гораздо хуже, чем настоящий дикарь) и мыслящим человеком? Дотехнологическая цивилизация? Нет, середины быть не может – за одним лишь исключением. Все любители природы могут отделиться от технологически развитых наций и создать собственное общество на природе. На земле множество «незагрязненных» мест – пусть отправляются туда. Если – говорю исключительно из вежливости – они докажут свою правоту, через несколько поколений мир последует их примеру. Он же последовал в капитализм, когда тот доказал свою жизнеспособность и ценность [FHF 70].
По словам одной дамы, профессора из Колумбийского университета, вы однажды сказали, что поскольку создание материальных благ происходит только в условиях капитализма, значит, спутника не существует. Что вы скажете об этом?
Передайте ей, что это дерьмо собачье. (Если хотите, можете это ей написать.) Она приписывает мне рационализм, а я никогда не пользовалась этим методом. Я отвергаю саму мысль о том, чтобы доказывать что бы то ни было в отрыве от контекста, с помощью силлогизмов, без связи с реальностью.
Я не говорила: «Производство имеет место только при капитализме, поэтому спутника не существует». Я говорила в то время вот что: я не верю заявлениям Советов о спутнике. Вскоре после выхода в свет книги «Атлант расправил плечи» [1957] возникли сомнения в истинности сообщений Советского Союза о запуске спутника – сомнения, которые так и остались неразрешенными. Теперь я верю, что спутник существует, поскольку они привезли его сюда и показали нашим ученым. Как обнаружило NASA, советская космическая программа далеко отстает от нашей. Это можно вывести и из факта наличия диктатуры, а не путем рационалистического умозаключения.
Около десятилетия назад было сделано сообщение, что русский космический корабль сфотографировал обратную сторону Луны. Потом возникли определенные сомнения, дальше – полное молчание. Сегодня ничего об этом заявлении Советов не говорится. Мораль такова: нельзя верить утверждениям о научных достижениях, если их делает Советская Россия или какая-либо другая диктатура.
Неправда, что материальное производство возможно только при капитализме. Но процветание – успешное производство, новаторство, оригинальность – возможны только при капитализме. Если бы с помощью имитации нельзя было бы сделать ни одного продукта, то весь мир, включая половину Соединенных Штатов, погиб бы. Эта крохотная свобода в мире еще осталась. Ваша профессор упустила из виду вот что: как ни порабощай людей, как ни третируй новаторов, всегда остается еще и воровство. Сегодня я верю, что русские что-то делают в космосе, поскольку они имеют возможность учиться у нашей страны. Далее, всегда есть исключения – талантливые люди, которые как-то (даже и не знаю как) исхитряются добиваться определенного прогресса в сфере технологии или производства даже в условиях диктатуры. Долго такие люди не живут, как мы многократно видели на примере русской, германской и других диктатур. Фактически мы можем вывести из характера системы, что там не может быть никакого прогресса, никакого изобилия, никакого процветания. Так что скажите этой даме, что рационализм – это философская болезнь, и она явно ею больна, но мне этого приписывать не надо [PO12 76].
Является ли проблемой рост населения?
Никакой проблемы перенаселения не существует. Если бы люди были свободны производить блага, то произвели бы достаточно, чтобы себя обеспечить. Земля в состоянии прокормить очень много людей. К тому же люди с ростом благосостояния и образования перестают создавать большие семьи.
Проблема возникает, когда рост населения является результатом невежества, кампаний противодействия контролю рождаемости или религиозных догм, а люди не могут заработать на жизнь, потому что живут в условиях плановой экономики или диктатуры. Вот это проблема! Но ее решение – свобода, а не усиление государственного давления.
Самый бурный рост населения в истории имел место в Европе в XIX в. – 300 %. В те времена интеллектуалы альтруистического, социалистического и коллективистского толка высказывали точно такие же опасения: рост населения приведет мир к голоду. И это в преддверии небывалого процветания в истории человечества: то был самый свободный век. И если сегодня люди заявляют о перенаселенности и голоде, то лишь потому, что исповедуют те же идеи и страдают той же дальнозоркостью, что и социалисты XIX в. Они чувствуют (а может, и знают), что государственное регулирование роста численности населения – настоящая катастрофа. Но социализм – катастрофа для любого населения любой страны, и лишь вопрос времени, когда очередной новорожденный станет обузой, поскольку его нечем будет кормить [FHF 70].
Согласны ли вы, что из-за роста населения все труднее убедить людей в том, что объективизм или капитализм лучше всего служит их интересам?
Нет. Я не вижу никакой связи между этими двумя вещами. Если объективизм является истиной при одном новорожденном, он будет истинным и при миллионе. Если капитализм – единственная система, позволяющая человечеству выжить, значит, чем более скудны ресурсы, тем больше свободы нам необходимо и тем сильнее мы нуждаемся в гении мыслящего человека, который совершит открытия и повысит уровень жизни всех нас. Но я не верю, что все связано только с иссякающими ресурсами. Они иссякают из-за того, что уменьшается свобода. Если какой-либо ресурс оскудел при свободной экономике, то задолго до того, как станет ощущаться его нехватка, появятся несколько заменителей, специально для этого изобретенных. Кроме того, в свободной экономике людям не придется тратить свои знания и технологии на строительство нефтяных скважин для дикарей, которые потом национализируют вашу собственность, даже не заплатив вам [FHF 77].
В свете энергетического кризиса каковы ваши прогнозы относительно снабжения продуктами питания и энергией?
Я не вижу иного выхода, кроме как вернуться как можно быстрее к той или иной форме свободного предпринимательства и в конечном счете к свободному капитализму. Никакую проблему нельзя решить в рамках смешанной экономики, где что-то свободно, а что-то находится под контролем. Мы не можем вечно идти по этому пути. Нет решения проблемы производства, в том числе производства энергии и продуктов питания, в условиях диктатуры или смешанной экономики. Или мы вернемся к капитализму, или мне остается надеяться, что какие-то мои труды переживут очередные Темные века [FHF 78].
Как объективизм относится к слаборазвитым регионам, таким как Африка и американский Юг?
Юг – та часть Америки, которая никогда не была капиталистической. Это было аграрное общество, имеющее больше общего со средневековым феодализмом, чем с промышленным капитализмом. Именно поэтому южане так цеплялись за рабство. Объективизм выступает в поддержку капитализма, а капитализм – единственная система, несовместимая с рабством. Именно капитализм изничтожил в XIX в. рабство – и во время Гражданской войны в Америке, и при освобождении крестьян в России. Капитализм не может существовать, если используется рабский труд, и этический принцип, воплощенный в капитализме, объявляет рабство недопустимым.
Поэтому главное, что будет отстаивать объективизм в отношении слаборазвитых народов, – это не посылать им материальную помощь, а научить их политическим свободам. Если любая нация, даже самая слаборазвитая, создаст политическую систему, защищающую права человека, ее ждет феноменальный прогресс и развитие. Лучшее, что может сделать человек для развития общества и прогресса, – не самопожертвование, а элементарное преследование собственной выгоды. Капитализм, как показала история, повышает уровень жизни общества, и люди всех социальных слоев выигрывают и получают гораздо больше, чем получили бы при любой форме государственного централизма или при родовом строе. Если вы хотите помочь Африке, познакомьте ее жителей с теорией свободы. Когда люди, веками жившие под гнетом, поймут, что могут применять свои умения и создавать нечто особенное и что правители будут защищать их, а не запрещать производство или отнимать то, что они произвели, вас поразит расцвет производительного гения. В начале промышленной революции большинство народов мира были удивительно примитивными. Может, и не такими неразвитыми, как в Африке, но по сравнению с нами настоящими они были все равно что средневековые дикари. Хватило одного века свободы, защиты государством прав и имущества индивида, чтобы неузнаваемо изменился характер цивилизации, выросло материальное благосостояние, а у людей внезапно появились таланты, о которых раньше и мечтать не приходилось. Я предсказываю, что нечто подобное произойдет и в Африке, если кто-нибудь объяснит африканцам, что такое капитализм. К сожалению, сегодня мы экспортируем нечто совсем другое, учим их совсем не тому. Мы лишь вооружаем их, не давая им, наряду с оружием, правильной идеологии – идеологии свободы и прав человека. Мы лишь помогаем им истреблять друг друга в гражданских войнах, как поступает большинство цивилизаций на земле.
Что касается Юга, то проблемы южан решат свобода и образование, развивающее рациональное мышление, а вовсе не насилие, в котором они сегодня тонут. Подлинное зло для Юга – это законы штатов, закрепляющие сегрегацию. Но этой проблемы не решить путем принуждения к интеграции с помощью федеральных законов, столь же аморальных и создающих ненавистное для обеих сторон и скрываемое лицемерие. Что нужно сделать? Я выступаю за отмену любого закона, пытающегося влиять на мораль или проводящего дискриминацию между людьми по какому угодно признаку. Если вы хотите разрешить эту проблему, дайте людям свободу. В свободной стране предвзятость исчезает сама. А если какая-то предвзятость и остается, так только среди безумствующих экстремистов или людей определенного рода, которым страшно признать это открыто. И кому хочется иметь с ними что-то общее? Пусть цепляются за свой расизм. Но, если государственная власть поддерживает предвзятость, если она навязывает сегрегацию или интеграцию, вы получите еще больше расистских предубеждений, и каждая расовая группа станет теснее сплачиваться и все больше отдаляться от остальных (это касается не только черных и белых) [FF 61].
Экологи стремятся с помощью научных достижений защитить человечество от голода. Например, в Ирландии в 1845 г. один эколог заявил, что решать проблему неурожая картофеля должна наука. Никто к нему не прислушался, а в итоге – массовая миграция и смерть тысяч человек. Разве нет у экологии научной составляющей, цель которой – сделать жизнь человека лучше?
Бесспорно, наука важна и нужна. Для нас это единственный способ узнать, как нам выжить. Технология – прикладная наука. Если кто-то открыл, как избежать гибели урожая картофеля, и мог это доказать, значит, он сделал научное открытие. И он был не первым, чье открытие осталось незамеченным, а сам он пострадал за него. К сожалению, такова всегда судьба интеллектуалов-первооткрывателей. Но какое отношение это имеет к экологии?
Нет ничего плохого в науке, изучающей биологические взаимодействия на земле в ее целостности: взаимосвязи биологических видов, атмосферы и других физических и биологических факторов. Эта масштабная задача – одна из тех, решение которой требует совершенно новой философии, потому что современная философия не оппозиционна построению систем и интеграции знаний. Но если люди примут правильную эпистемологию, такая наука была бы полезна.
Однако теоретики познания предсказывают всеобщую погибель и требуют тоталитарной власти на основании спорных гипотез, на века отдаляя возможность возникновения такой науки. Экологическое движение дискредитирует науку. Оно не научное, а политическое и общественное движение. Более того, даже если бы предсказания экологов были точными, это не дает им права силой навязывать свою «мудрость» всему человечеству. Те, кто согласился бы с ними, спаслись бы; несогласные погибли. Принципиально одно: никакое открытие, никакая концепция, никакой факт не дают права человеку или группе лиц навязывать свои выводы другим людям [FHF 70].
Ну что такое, по-вашему, человек? Нечто вне природы? Сверхъестественное существо? Разумеется, человек – часть природы, и наиболее важный атрибут человеческой природы – это ум, его способность постигать природу и использовать ее себе на благо, а это для него единственная возможность выжить. Человек не «изменяет» природу – он лишь реорганизует ее элементы в соответствии с собственными целями [FHF 77].
Как случилось, что такое множество великих людей – художественных умов – жили полной жизнью до промышленной революции?
Вы имеете в виду влачили жизнь запуганных рабов богатых политиков-покровителей, если удавалось таковых найти? Шопен умер тридцати с чем-то лет от чахотки. Это вы называете полной жизнью? До промышленной революции великие умы были редчайшим исключением. Они существовали лишь в силу исключительного стечения обстоятельств. Наследственное богатство или не слишком деспотичный покровитель при дворе – вот что давало возможность проявить себя такому человеку в литературе или философии. Но XIX в. стал временем потрясающего расцвета человеческого гения.
Другие два кратких периода расцвета – Древняя Греция и Ренессанс. В обоих случаях люди были относительно свободны и благодаря этому могли открыто и независимо проявлять свой талант. Большинству из них не приходилось испрашивать содержания у короны или рисковать поплатиться за свои идеи тюрьмой, казнью или поркой [FHF 70].
Почему вы заявляете, что ограничения, наложенные на технологию, – это логическая несообразность?
Технология зависит от свободы творчества – свободы изобретать и производить. Если вы налагаете на это ограничения, то отдаете технологию в подчинение комиссарам и немедленно теряете лучших людей. Подлинно независимые люди не пожелают ничего производить в таких условиях. Лучшим из тех, кто остался – по случайности или потому, что более терпим, – постепенно придут на смену ставленники правящей клики. Такое произошло в нацистской Германии и до сих пор происходит в Советской России, где лучшие умы покорны приказам комиссаров или изгибам партийной линии. Из-за этого страна производит все меньше и меньше.
И еще: невозможно изолировать одну разновидность технических наук или знаний от других. Нельзя разрешить людям свободно исследовать медицину, но запретить производство холодильных установок. Все знания взаимосвязаны. Одно открытие ведет к нововведениям в других науках. Именно так действует свободный ум. Если человек, вольный мыслить и производить, узнает о достижении в одной отрасли, он применяет его в другой. Например, исследования космоса привели к крупным открытиям в медицине. История науки полна таких примеров. Ограничив развитие технологии, вы все разрушите. Откуда человек или группа людей смогут узнать, какой гений родится на свет и где именно и какие идеи придут ему в голову? Это невозможно по определению. Нельзя ограничить развитие технологии. Ее можно только уничтожить [FHF 70].
Разве экология – это непременно возвращение человека в первобытные времена? Неужели нет чего-то среднего между возвращением к природе и нашим современным технологическим обществом?
Движение хиппи и Вудсток – это доисторические времена прямо у нас во дворе. Это возвращение к природе – как это пропагандируют экологи. Разве может быть середина между этим и цивилизацией, имеющей компьютеры и ядерное оружие, между дикарем по убеждению (что гораздо хуже, чем настоящий дикарь) и мыслящим человеком? Дотехнологическая цивилизация? Нет, середины быть не может – за одним лишь исключением. Все любители природы могут отделиться от технологически развитых наций и создать собственное общество на природе. На земле множество «незагрязненных» мест – пусть отправляются туда. Если – говорю исключительно из вежливости – они докажут свою правоту, через несколько поколений мир последует их примеру. Он же последовал в капитализм, когда тот доказал свою жизнеспособность и ценность [FHF 70].
По словам одной дамы, профессора из Колумбийского университета, вы однажды сказали, что поскольку создание материальных благ происходит только в условиях капитализма, значит, спутника не существует. Что вы скажете об этом?
Передайте ей, что это дерьмо собачье. (Если хотите, можете это ей написать.) Она приписывает мне рационализм, а я никогда не пользовалась этим методом. Я отвергаю саму мысль о том, чтобы доказывать что бы то ни было в отрыве от контекста, с помощью силлогизмов, без связи с реальностью.
Я не говорила: «Производство имеет место только при капитализме, поэтому спутника не существует». Я говорила в то время вот что: я не верю заявлениям Советов о спутнике. Вскоре после выхода в свет книги «Атлант расправил плечи» [1957] возникли сомнения в истинности сообщений Советского Союза о запуске спутника – сомнения, которые так и остались неразрешенными. Теперь я верю, что спутник существует, поскольку они привезли его сюда и показали нашим ученым. Как обнаружило NASA, советская космическая программа далеко отстает от нашей. Это можно вывести и из факта наличия диктатуры, а не путем рационалистического умозаключения.
Около десятилетия назад было сделано сообщение, что русский космический корабль сфотографировал обратную сторону Луны. Потом возникли определенные сомнения, дальше – полное молчание. Сегодня ничего об этом заявлении Советов не говорится. Мораль такова: нельзя верить утверждениям о научных достижениях, если их делает Советская Россия или какая-либо другая диктатура.
Неправда, что материальное производство возможно только при капитализме. Но процветание – успешное производство, новаторство, оригинальность – возможны только при капитализме. Если бы с помощью имитации нельзя было бы сделать ни одного продукта, то весь мир, включая половину Соединенных Штатов, погиб бы. Эта крохотная свобода в мире еще осталась. Ваша профессор упустила из виду вот что: как ни порабощай людей, как ни третируй новаторов, всегда остается еще и воровство. Сегодня я верю, что русские что-то делают в космосе, поскольку они имеют возможность учиться у нашей страны. Далее, всегда есть исключения – талантливые люди, которые как-то (даже и не знаю как) исхитряются добиваться определенного прогресса в сфере технологии или производства даже в условиях диктатуры. Долго такие люди не живут, как мы многократно видели на примере русской, германской и других диктатур. Фактически мы можем вывести из характера системы, что там не может быть никакого прогресса, никакого изобилия, никакого процветания. Так что скажите этой даме, что рационализм – это философская болезнь, и она явно ею больна, но мне этого приписывать не надо [PO12 76].
Является ли проблемой рост населения?
Никакой проблемы перенаселения не существует. Если бы люди были свободны производить блага, то произвели бы достаточно, чтобы себя обеспечить. Земля в состоянии прокормить очень много людей. К тому же люди с ростом благосостояния и образования перестают создавать большие семьи.
Проблема возникает, когда рост населения является результатом невежества, кампаний противодействия контролю рождаемости или религиозных догм, а люди не могут заработать на жизнь, потому что живут в условиях плановой экономики или диктатуры. Вот это проблема! Но ее решение – свобода, а не усиление государственного давления.
Самый бурный рост населения в истории имел место в Европе в XIX в. – 300 %. В те времена интеллектуалы альтруистического, социалистического и коллективистского толка высказывали точно такие же опасения: рост населения приведет мир к голоду. И это в преддверии небывалого процветания в истории человечества: то был самый свободный век. И если сегодня люди заявляют о перенаселенности и голоде, то лишь потому, что исповедуют те же идеи и страдают той же дальнозоркостью, что и социалисты XIX в. Они чувствуют (а может, и знают), что государственное регулирование роста численности населения – настоящая катастрофа. Но социализм – катастрофа для любого населения любой страны, и лишь вопрос времени, когда очередной новорожденный станет обузой, поскольку его нечем будет кормить [FHF 70].
Согласны ли вы, что из-за роста населения все труднее убедить людей в том, что объективизм или капитализм лучше всего служит их интересам?
Нет. Я не вижу никакой связи между этими двумя вещами. Если объективизм является истиной при одном новорожденном, он будет истинным и при миллионе. Если капитализм – единственная система, позволяющая человечеству выжить, значит, чем более скудны ресурсы, тем больше свободы нам необходимо и тем сильнее мы нуждаемся в гении мыслящего человека, который совершит открытия и повысит уровень жизни всех нас. Но я не верю, что все связано только с иссякающими ресурсами. Они иссякают из-за того, что уменьшается свобода. Если какой-либо ресурс оскудел при свободной экономике, то задолго до того, как станет ощущаться его нехватка, появятся несколько заменителей, специально для этого изобретенных. Кроме того, в свободной экономике людям не придется тратить свои знания и технологии на строительство нефтяных скважин для дикарей, которые потом национализируют вашу собственность, даже не заплатив вам [FHF 77].
В свете энергетического кризиса каковы ваши прогнозы относительно снабжения продуктами питания и энергией?
Я не вижу иного выхода, кроме как вернуться как можно быстрее к той или иной форме свободного предпринимательства и в конечном счете к свободному капитализму. Никакую проблему нельзя решить в рамках смешанной экономики, где что-то свободно, а что-то находится под контролем. Мы не можем вечно идти по этому пути. Нет решения проблемы производства, в том числе производства энергии и продуктов питания, в условиях диктатуры или смешанной экономики. Или мы вернемся к капитализму, или мне остается надеяться, что какие-то мои труды переживут очередные Темные века [FHF 78].
Как объективизм относится к слаборазвитым регионам, таким как Африка и американский Юг?
Юг – та часть Америки, которая никогда не была капиталистической. Это было аграрное общество, имеющее больше общего со средневековым феодализмом, чем с промышленным капитализмом. Именно поэтому южане так цеплялись за рабство. Объективизм выступает в поддержку капитализма, а капитализм – единственная система, несовместимая с рабством. Именно капитализм изничтожил в XIX в. рабство – и во время Гражданской войны в Америке, и при освобождении крестьян в России. Капитализм не может существовать, если используется рабский труд, и этический принцип, воплощенный в капитализме, объявляет рабство недопустимым.
Поэтому главное, что будет отстаивать объективизм в отношении слаборазвитых народов, – это не посылать им материальную помощь, а научить их политическим свободам. Если любая нация, даже самая слаборазвитая, создаст политическую систему, защищающую права человека, ее ждет феноменальный прогресс и развитие. Лучшее, что может сделать человек для развития общества и прогресса, – не самопожертвование, а элементарное преследование собственной выгоды. Капитализм, как показала история, повышает уровень жизни общества, и люди всех социальных слоев выигрывают и получают гораздо больше, чем получили бы при любой форме государственного централизма или при родовом строе. Если вы хотите помочь Африке, познакомьте ее жителей с теорией свободы. Когда люди, веками жившие под гнетом, поймут, что могут применять свои умения и создавать нечто особенное и что правители будут защищать их, а не запрещать производство или отнимать то, что они произвели, вас поразит расцвет производительного гения. В начале промышленной революции большинство народов мира были удивительно примитивными. Может, и не такими неразвитыми, как в Африке, но по сравнению с нами настоящими они были все равно что средневековые дикари. Хватило одного века свободы, защиты государством прав и имущества индивида, чтобы неузнаваемо изменился характер цивилизации, выросло материальное благосостояние, а у людей внезапно появились таланты, о которых раньше и мечтать не приходилось. Я предсказываю, что нечто подобное произойдет и в Африке, если кто-нибудь объяснит африканцам, что такое капитализм. К сожалению, сегодня мы экспортируем нечто совсем другое, учим их совсем не тому. Мы лишь вооружаем их, не давая им, наряду с оружием, правильной идеологии – идеологии свободы и прав человека. Мы лишь помогаем им истреблять друг друга в гражданских войнах, как поступает большинство цивилизаций на земле.
Что касается Юга, то проблемы южан решат свобода и образование, развивающее рациональное мышление, а вовсе не насилие, в котором они сегодня тонут. Подлинное зло для Юга – это законы штатов, закрепляющие сегрегацию. Но этой проблемы не решить путем принуждения к интеграции с помощью федеральных законов, столь же аморальных и создающих ненавистное для обеих сторон и скрываемое лицемерие. Что нужно сделать? Я выступаю за отмену любого закона, пытающегося влиять на мораль или проводящего дискриминацию между людьми по какому угодно признаку. Если вы хотите разрешить эту проблему, дайте людям свободу. В свободной стране предвзятость исчезает сама. А если какая-то предвзятость и остается, так только среди безумствующих экстремистов или людей определенного рода, которым страшно признать это открыто. И кому хочется иметь с ними что-то общее? Пусть цепляются за свой расизм. Но, если государственная власть поддерживает предвзятость, если она навязывает сегрегацию или интеграцию, вы получите еще больше расистских предубеждений, и каждая расовая группа станет теснее сплачиваться и все больше отдаляться от остальных (это касается не только черных и белых) [FF 61].
Экологи стремятся с помощью научных достижений защитить человечество от голода. Например, в Ирландии в 1845 г. один эколог заявил, что решать проблему неурожая картофеля должна наука. Никто к нему не прислушался, а в итоге – массовая миграция и смерть тысяч человек. Разве нет у экологии научной составляющей, цель которой – сделать жизнь человека лучше?
Бесспорно, наука важна и нужна. Для нас это единственный способ узнать, как нам выжить. Технология – прикладная наука. Если кто-то открыл, как избежать гибели урожая картофеля, и мог это доказать, значит, он сделал научное открытие. И он был не первым, чье открытие осталось незамеченным, а сам он пострадал за него. К сожалению, такова всегда судьба интеллектуалов-первооткрывателей. Но какое отношение это имеет к экологии?
Нет ничего плохого в науке, изучающей биологические взаимодействия на земле в ее целостности: взаимосвязи биологических видов, атмосферы и других физических и биологических факторов. Эта масштабная задача – одна из тех, решение которой требует совершенно новой философии, потому что современная философия не оппозиционна построению систем и интеграции знаний. Но если люди примут правильную эпистемологию, такая наука была бы полезна.
Однако теоретики познания предсказывают всеобщую погибель и требуют тоталитарной власти на основании спорных гипотез, на века отдаляя возможность возникновения такой науки. Экологическое движение дискредитирует науку. Оно не научное, а политическое и общественное движение. Более того, даже если бы предсказания экологов были точными, это не дает им права силой навязывать свою «мудрость» всему человечеству. Те, кто согласился бы с ними, спаслись бы; несогласные погибли. Принципиально одно: никакое открытие, никакая концепция, никакой факт не дают права человеку или группе лиц навязывать свои выводы другим людям [FHF 70].
Экономика
Спад американской экономики начался с организации профсоюзов в 1880-х гг.?
Нет. Спад был предопределен. Коллективистский элемент в американском обществе и противоречия в Конституции позволили правительству усилить власть. Профсоюзы были в американской экономике незначительным явлением, пока государство не стало помогать им в рамках «Нового курса». Профсоюзы не представляли опасности, пока оставались свободными (как не давали и особенных выгод трудящемуся). Это были просто организации с добровольным членством, и вступать в них или не вступать по собственному выбору, было личным делом рабочих. Когда же правительство принялось загонять людей в профсоюзы, они превратились в угрозу. Не по вине рабочих – они тоже оказались жертвами. Любое учреждение, за которым стоит сила, – что отрасль, поддерживаемая правительством, что трудовой союз, – это угроза.
Поворотным пунктом, с которого начался спад американской экономики, стало принятие антитрестовских законов. Они покончили со свободой американского бизнесмена. Какая гнусность – карать самых успешных промышленников, руководствуясь совершенно необъективными законами [PVA 61].
Следует ли применять антитрестовские законы и к деятельности профсоюзов? Стоит ли разбить профсоюзы на меньшие объединения согласно этому законодательству?
Нет! Антитрестовские законы – нечто крайне патологическое, несправедливое и необъективное, а несправедливость в отношении бизнесменов нельзя исправить, поступая несправедливо по отношению к другим. Порой консерваторы, вместо того чтобы добиваться отмены антитрестовских законов, надеются решить проблему, преследуя трудовые союзы так, как преследуют бизнесменов. Они надеются, что это уравняет в ходе переговоров позиции труда и бизнеса. Но эти законы не выгодны никому, кроме бюрократов и правительства. Распространение антитрестовского законодательства на трудовые союзы не поможет бизнесу, оно лишь поработит пока еще относительно свободную часть населения. Нельзя исправить одну несправедливость, совершив другую.
Зачастую трудящиеся чувствуют проблему свободы острее, чем бизнесмены, возможно, потому, что лидеры рабочих пока еще вольны в своих высказываниях, а бизнесмены уже нет, и виной тому антитрестовское законодательство. Трудящиеся – могущественная сила в борьбе за свободу. Они знают о посягательствах правительства, как явствует из противодействия Джорджа Мини[11] попыткам госсекретаря Голдберга пожертвовать одновременно интересами рабочих и управляющих во имя «общественных интересов». А именно это означают его попытки диктовать трудящимся в переговорах, что следует считать общественным благом. Если хотите защитить свободу, оставьте в покое трудовые союзы и любые другие группы [APM 62].
Является ли валюта, обеспеченная золотом, обязательным условием существования системы свободного предпринимательства и сохранения свободы?
Да. Не рассматривая проблему денег всесторонне, отмечу важнейший момент. Золото имеет объективную материальную ценность – эта ценность не устанавливается чьим-то повелением. Золото было выбрано большинством цивилизаций в качестве средства обмена, поскольку имеет реальное, физическое воплощение и ценность. Это вам не клочок бумаги. Если наша валюта не обеспечена золотом, мы оказываемся во власти правительства, которое по собственному произволу устанавливает ценность денег, обесценивает валюту, раздувает объемы кредитования и подвергает нас косвенному налогообложению с помощью манипуляций с деньгами (что еще более губительно, чем прямое налогообложение). Способность правительства уничтожить объективную ценность и надежность валюты – вот что в конечном итоге разрушает экономику. Самый последний пример продемонстрировал Кеннеди, когда сократил налоги и одновременно отказался урезать госрасходы, чем спровоцировал дефицитное бюджетное финансирование. Последствия будут катастрофическими. Такая политика была бы невозможна, будь наши банкноты обеспечены золотом [APM 63].
Почему бизнесмены почти ничего не предпринимают, чтобы защититься от растущих посягательств государства?
Идеи и поступки человека не определяются его экономическим положением, заявляют марксисты. Тот факт, что какой-то человек является бизнесменом, не делает его автоматически носителем верных идей и не подсказывает ему, какие идеи верны или в чем заключается его выгода. Быть бизнесменом не значит непременно делать все необходимое, позволяющее обезопасить свой бизнес. Бизнесмены, возможно, повинны в самоуничтожении даже больше, чем представители любой другой группы.
В смешанной экономике наибольший урон любой группе всегда наносит она сама – из-за тактического действия внутренних «групп влияния». Усилиями каждой такой группы правительство получает все больше власти. И вчера, и сегодня немало бизнесменов (впрочем, такие люди найдутся везде) верят в целесообразность «кратчайшего пути» – и мчатся в Вашингтон, чтобы обменять собственное будущее на сиюминутную выгоду.
Традиционно многие бизнесмены – причем не самые лучшие – видели «личный интерес» в принятии антитрестовских законов. И сегодня эти законы поддерживают люди, называющие себя защитниками бизнеса. Антитрестовские законы защищают свободную конкуренцию – вот всеобщее заблуждение в сфере экономики. Только в последние несколько лет – в особенности после дела General Electric[12] – предприниматели начали понимать, что антимонопольное законодательство вредит бизнесу.
Но почему бизнесмены – или любая другая группа – не встали стеной на борьбу за свои права? Отправляю вас к книге «Атлант расправил плечи». Враг капитализма – альтруистическая мораль. До тех пор пока людям внушают, что нравственность требует жертвовать собой, продолжительное существование капитализма невозможно. Счастливое, успешное, процветающее общество не может стоять на этических нормах, которые диктуются нищетой, самопожертвованием и самоограничениями и их же поддерживают. Этот конфликт уничтожает цивилизацию. А бизнесмены, создатели материального благополучия, неизбежно становятся его первыми беспомощными жертвами [APM 63].
Имеют ли трудящиеся право добиваться коллективной сделки с предпринимателями в свободной экономике?
Да, если переговоры об этом также ведутся свободно. Если люди хотят объединиться в союз и совместно договариваться с работодателем, это их право, но при условии, что их никто не заставляет вступать в союз и никто не принуждает работодателя к переговорам. Однако современное трудовое законодательство попирает права людей, поскольку принуждает их вступать в профсоюзы, а работодателей – вести переговоры с этими объединениями [APM 63].
Насколько мне известно, мистер Гринспен не намерен заниматься политикой. Он работает на президента Никсона за номинальный «один доллар в год», т. е. как волонтер. У него есть собственный бизнес, и возможность работы в Вашингтоне он не рассматривает. Во время избирательной кампании он был ведущим консультантом Никсона по экономическим вопросам, и недавно его назначили представителем Никсона в комиссии, изучающей подготовленный Джонсоном бюджет. Вот и все, что мне известно о его планах. Разумеется, то, что экономическим советником президента, хотя бы временным, стал объективист, – прекрасно и для страны, и для президента Никсона [FHF 68].
Как вы считаете, много ли добьется Алан Гринспен в своей нынешней роли?
Не знаю. Пять лет назад он и думать не стал бы о работе в Вашингтоне. Он не интересовался политикой. Он принял приглашение президента, потому что ситуация сложилась отчаянная, в надежде, что сумеет убедить честных людей в Вашингтоне. Никто не в силах предсказать, чего сможет добиться тот или иной человек, особенно в политике. Одиночка вроде Рорка[13] против совета частных лиц имеет больше шансов на успех, поскольку если он не согласен с одним советом, то может обратиться к десяти другим или к отдельным клиентам. Но в сегодняшнем Вашингтоне… Сомневаюсь, что разумные и достойные люди – а такие есть, особенно среди экономистов, – могут там хоть чего-то добиться. Руководство корпораций не пишет законов, их пишет конгресс. Конгресс боится избирателей, так что опосредованное воздействие общественного мнения на него возможно. Но чего бы ни добился Гринспен в какой угодно сфере, какое бы бедствие ни ослабил, все это сбережет наше время, а возможно, и жизнь. Я надеюсь на это [FHF 74].
Ваше мнение об Австрийской школе экономики?
Думаю, в этой школе сказано много справедливого о капитализме, приведено много убедительных аргументов – особенно фон Мизесом[14]. Но, конечно, я не могу согласиться со всеми деталями, особенно с якобы наличествующими философскими предпосылками. На самом деле их и в помине нет. Они пытаются – в особенности Мизес – подменить философию экономикой. Но это невозможно [FHF 77].
Нет. Спад был предопределен. Коллективистский элемент в американском обществе и противоречия в Конституции позволили правительству усилить власть. Профсоюзы были в американской экономике незначительным явлением, пока государство не стало помогать им в рамках «Нового курса». Профсоюзы не представляли опасности, пока оставались свободными (как не давали и особенных выгод трудящемуся). Это были просто организации с добровольным членством, и вступать в них или не вступать по собственному выбору, было личным делом рабочих. Когда же правительство принялось загонять людей в профсоюзы, они превратились в угрозу. Не по вине рабочих – они тоже оказались жертвами. Любое учреждение, за которым стоит сила, – что отрасль, поддерживаемая правительством, что трудовой союз, – это угроза.
Поворотным пунктом, с которого начался спад американской экономики, стало принятие антитрестовских законов. Они покончили со свободой американского бизнесмена. Какая гнусность – карать самых успешных промышленников, руководствуясь совершенно необъективными законами [PVA 61].
Следует ли применять антитрестовские законы и к деятельности профсоюзов? Стоит ли разбить профсоюзы на меньшие объединения согласно этому законодательству?
Нет! Антитрестовские законы – нечто крайне патологическое, несправедливое и необъективное, а несправедливость в отношении бизнесменов нельзя исправить, поступая несправедливо по отношению к другим. Порой консерваторы, вместо того чтобы добиваться отмены антитрестовских законов, надеются решить проблему, преследуя трудовые союзы так, как преследуют бизнесменов. Они надеются, что это уравняет в ходе переговоров позиции труда и бизнеса. Но эти законы не выгодны никому, кроме бюрократов и правительства. Распространение антитрестовского законодательства на трудовые союзы не поможет бизнесу, оно лишь поработит пока еще относительно свободную часть населения. Нельзя исправить одну несправедливость, совершив другую.
Зачастую трудящиеся чувствуют проблему свободы острее, чем бизнесмены, возможно, потому, что лидеры рабочих пока еще вольны в своих высказываниях, а бизнесмены уже нет, и виной тому антитрестовское законодательство. Трудящиеся – могущественная сила в борьбе за свободу. Они знают о посягательствах правительства, как явствует из противодействия Джорджа Мини[11] попыткам госсекретаря Голдберга пожертвовать одновременно интересами рабочих и управляющих во имя «общественных интересов». А именно это означают его попытки диктовать трудящимся в переговорах, что следует считать общественным благом. Если хотите защитить свободу, оставьте в покое трудовые союзы и любые другие группы [APM 62].
Является ли валюта, обеспеченная золотом, обязательным условием существования системы свободного предпринимательства и сохранения свободы?
Да. Не рассматривая проблему денег всесторонне, отмечу важнейший момент. Золото имеет объективную материальную ценность – эта ценность не устанавливается чьим-то повелением. Золото было выбрано большинством цивилизаций в качестве средства обмена, поскольку имеет реальное, физическое воплощение и ценность. Это вам не клочок бумаги. Если наша валюта не обеспечена золотом, мы оказываемся во власти правительства, которое по собственному произволу устанавливает ценность денег, обесценивает валюту, раздувает объемы кредитования и подвергает нас косвенному налогообложению с помощью манипуляций с деньгами (что еще более губительно, чем прямое налогообложение). Способность правительства уничтожить объективную ценность и надежность валюты – вот что в конечном итоге разрушает экономику. Самый последний пример продемонстрировал Кеннеди, когда сократил налоги и одновременно отказался урезать госрасходы, чем спровоцировал дефицитное бюджетное финансирование. Последствия будут катастрофическими. Такая политика была бы невозможна, будь наши банкноты обеспечены золотом [APM 63].
Почему бизнесмены почти ничего не предпринимают, чтобы защититься от растущих посягательств государства?
Идеи и поступки человека не определяются его экономическим положением, заявляют марксисты. Тот факт, что какой-то человек является бизнесменом, не делает его автоматически носителем верных идей и не подсказывает ему, какие идеи верны или в чем заключается его выгода. Быть бизнесменом не значит непременно делать все необходимое, позволяющее обезопасить свой бизнес. Бизнесмены, возможно, повинны в самоуничтожении даже больше, чем представители любой другой группы.
В смешанной экономике наибольший урон любой группе всегда наносит она сама – из-за тактического действия внутренних «групп влияния». Усилиями каждой такой группы правительство получает все больше власти. И вчера, и сегодня немало бизнесменов (впрочем, такие люди найдутся везде) верят в целесообразность «кратчайшего пути» – и мчатся в Вашингтон, чтобы обменять собственное будущее на сиюминутную выгоду.
Традиционно многие бизнесмены – причем не самые лучшие – видели «личный интерес» в принятии антитрестовских законов. И сегодня эти законы поддерживают люди, называющие себя защитниками бизнеса. Антитрестовские законы защищают свободную конкуренцию – вот всеобщее заблуждение в сфере экономики. Только в последние несколько лет – в особенности после дела General Electric[12] – предприниматели начали понимать, что антимонопольное законодательство вредит бизнесу.
Но почему бизнесмены – или любая другая группа – не встали стеной на борьбу за свои права? Отправляю вас к книге «Атлант расправил плечи». Враг капитализма – альтруистическая мораль. До тех пор пока людям внушают, что нравственность требует жертвовать собой, продолжительное существование капитализма невозможно. Счастливое, успешное, процветающее общество не может стоять на этических нормах, которые диктуются нищетой, самопожертвованием и самоограничениями и их же поддерживают. Этот конфликт уничтожает цивилизацию. А бизнесмены, создатели материального благополучия, неизбежно становятся его первыми беспомощными жертвами [APM 63].
Имеют ли трудящиеся право добиваться коллективной сделки с предпринимателями в свободной экономике?
Да, если переговоры об этом также ведутся свободно. Если люди хотят объединиться в союз и совместно договариваться с работодателем, это их право, но при условии, что их никто не заставляет вступать в союз и никто не принуждает работодателя к переговорам. Однако современное трудовое законодательство попирает права людей, поскольку принуждает их вступать в профсоюзы, а работодателей – вести переговоры с этими объединениями [APM 63].
Экономист Алан Гринспен стал другом Айн Рэнд в середине 1950-х гг.Какую роль будет играть в администрации Никсона Алан Гринспен?
Насколько мне известно, мистер Гринспен не намерен заниматься политикой. Он работает на президента Никсона за номинальный «один доллар в год», т. е. как волонтер. У него есть собственный бизнес, и возможность работы в Вашингтоне он не рассматривает. Во время избирательной кампании он был ведущим консультантом Никсона по экономическим вопросам, и недавно его назначили представителем Никсона в комиссии, изучающей подготовленный Джонсоном бюджет. Вот и все, что мне известно о его планах. Разумеется, то, что экономическим советником президента, хотя бы временным, стал объективист, – прекрасно и для страны, и для президента Никсона [FHF 68].
Как вы считаете, много ли добьется Алан Гринспен в своей нынешней роли?
Не знаю. Пять лет назад он и думать не стал бы о работе в Вашингтоне. Он не интересовался политикой. Он принял приглашение президента, потому что ситуация сложилась отчаянная, в надежде, что сумеет убедить честных людей в Вашингтоне. Никто не в силах предсказать, чего сможет добиться тот или иной человек, особенно в политике. Одиночка вроде Рорка[13] против совета частных лиц имеет больше шансов на успех, поскольку если он не согласен с одним советом, то может обратиться к десяти другим или к отдельным клиентам. Но в сегодняшнем Вашингтоне… Сомневаюсь, что разумные и достойные люди – а такие есть, особенно среди экономистов, – могут там хоть чего-то добиться. Руководство корпораций не пишет законов, их пишет конгресс. Конгресс боится избирателей, так что опосредованное воздействие общественного мнения на него возможно. Но чего бы ни добился Гринспен в какой угодно сфере, какое бы бедствие ни ослабил, все это сбережет наше время, а возможно, и жизнь. Я надеюсь на это [FHF 74].
Ваше мнение об Австрийской школе экономики?
Думаю, в этой школе сказано много справедливого о капитализме, приведено много убедительных аргументов – особенно фон Мизесом[14]. Но, конечно, я не могу согласиться со всеми деталями, особенно с якобы наличествующими философскими предпосылками. На самом деле их и в помине нет. Они пытаются – в особенности Мизес – подменить философию экономикой. Но это невозможно [FHF 77].