Рэнкин Роберт. Мир в табакерке, или Чтиво с убийством

   – Ни малейшего абсолютно, – Норман уселся на стол.
   – Убери задницу с моего стола, – сказал я.
   Норман встал.
   – Извини, – сказал он. – Вот кого первым поставят к стенке после революции, – прошептал он.
   – Что ты сказал?
   – Ничего.
   – Но должны же где-то здесь быть секретные лаборатории. Я уверен, если мы их найдем, мы найдем ответ на все вопросы. Думаю, Великая Цель – это то, ради чего он жил. В этом был смысл его жизни.
   Норман пожал плечами.
   – Можешь поверить, я их искал. Искал годами. Но если они здесь и есть, я не знаю, где они. Единственная потайная комната, которую я нашел – это тайный музей.
   – И где он?
   – Туда ведет потайной ход.
   – Показывай.
   Норман показал.
   Это был отличный потайный ход. Надо было отодвинуть доспехи, а потом ползти на карачках. Норман снова полз впереди.
   – Не вздумай бздеть, – предупредил я его.
   Наконец мы доползли до потайной двери и Норман открыл ее потайным ключом – его собственным дубликатом, который он сделал из соображений удобства.
   Он включил свет, и я воскликнул:
   – Ни фига себе!
   – Здорово, а? Настоящий музей.
   И точно – это был просто настоящий музей. Настоящий черныймузей. Я бродил среди экспонатов, и каждый из них рассказывал свою позорную историю.
   – Хм, – сказал я, беря в руки очки. – Это, должно быть, те очки, которые «потерял» викарий Берри, прежде чем зажечь динамитную шашку вместо свечки в церкви. А вот это – кожаный садомазохистский чайник тетушки Чико. А это шкатулка, обтянутая человеческой кожей, которую показывал нам профессор Мерлин, когда ты…
   – Спасибо, не хочу и вспоминать об этом.
   – А что у нас здесь? Машинка для изготовления значков, и значки при ней. «Движение Черных Крэдов».
   – Это не те террористы, которые взрывали дома членов кабинета министров?
   – Динамитом. Они самые. А посмотри-ка сюда. Обуглившиеся фотографии. Похоже на кадры из видеозаписи.
   – Те, что тот журналист передал редактору. Тому, который…
   – Ап-ЧХИ, – сказал я. – Проверочное слово – «динамит».
   – Фу, – сказал Норман. – А взгляни на этот галстук-бабочку. Весь в пятнах крови. Тот тип с телевидения, который разоблачал коррупцию в правительстве – он не такой носил? Его ведь так и не нашли?
   Я покачал головой.
   – Ого, смотри-ка, Норман, – сказал я. – Тут и твое есть кое-что.
   Я передал ему один из экспонатов, и он уставился на него.
   – Мое йо-йо, – сказал он. – Опытный образец. Какие воспоминания. Кто, интересно, все-таки запатентовал его?
   – Какой-то мистер Крэд, насколько я знаю. Без всякого сомнения, тот же мистер Крэд, который основал «Движение Черных Крэдов».
   – А, – сказал Норман. Он надел петлю йо-йо на палец, и отпустил ярко раскрашенную деревяшку. Она застряла в нижней точке и больше не поднималась.
   – Вот так всегда, – сказал Норман, дергая веревочку. – А нет, стой-ка. Тут что-то застряло. Смотри, бумажка какая-то.
   – Может, это карта, где обозначены секретные лаборатории.
   – Ты так думаешь?
   – Нет. – Я выхватил у него из рук крошечный обрывок мятой бумаги и попытался его расправить. А потом я прочел то, что на нем было написано, и снова сказал:
   – Ни фига себе!
   – Что там? – спросил Норман.
   – Список из шести фамилий. Но я их не знаю. Посмотри, они тебе что-нибудь говорят?
   Норман прищурился и внимательно изучил список.
   – Разумеется, говорят, – сказал он.
   – Так кто они такие?
   – Ну, помнишь, как мы видели ту тайную встречу, на которой Т.С. Давстон выступал со своей идеей о том, что правительство должно взять на себя ввоз наркотиков?
   – Помню, конечно.
   – Так вот, на ней было шесть человек. Тот старпер. И этот как-его-там-в-лицо. И та лысая дамочка, которая обычно носит парик, и…
   – Норман, – сказал я. – Ты знаешь, что это означает?
   – Что кто-нибудь из них может знать, где находятся секретные лаборатории?
   – Нет! Ты что, не понимаешь? Этот список засунули в йо-йо не случайно. Его засунули сюда, чтобы мы нашли его. Мы – ты и я, люди, которые видели это совещание. Его лучшайшие друзья. Бумаги из его кабинета забрали не для того, чтобы уничтожить – их украл один из этих людей. Или не один.
   – Я не слишком улавливаю, что тебе позволило прийти к таким умозаключениям.
   – Норман, – сказал я. – Прочти, что написано сверху списка.
   Норман прочел верхнюю строку вслух. Там было всего два слова.
   И эти слова были: «ВЕРОЯТНЫЕ УБИЙЦЫ».
   – Норман, – сказал я. – Т.С. Давстон погиб не в результате жуткого несчастного случая. Т.С. Давстона убили.

20

   С отклонениями обмена веществ: Мертвый.

Словарь политкорректного человека

   – Убили! – воскликнул Нортон, и присвистнул.
   И продолжал насвистывать – довольно приятную песенку, но скоро мне это надоело.
   – Прекрати этот дурацкий свист, – сказал я. – Нам надо подумать.
   – О чем?
   – О том, что нам делать! Нашего лучшайшего друга убили.
   Норман открыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал.
   – Ну давай, – сказал я.
   – Да нет, ничего. Я просто собирался сказать, что он хотел бы уйти из жизни именно так. Но скорее всего, что нет. Хотя, если подумать, то именно так, вероятно, ему было суждено уйти. У него должно были быть сотни врагов.
   – Да, но у нас есть список.
   – И что? Если его убили, это мог быть кто угодно.
   – Значит, мы должны сузить его до наиболее вероятных лиц под подозрением.
   – Легко, – сказал Норман.
   – Легко?
   – Конечно, легко. Нужно просто вычислить того единственного человека, который мог получить больше всего выгоды от смерти Т.С. Давстона. Это и будет тот, кто тебе нужен. Стопроцентно.
   – И как нам это сделать?
   – Это тоже легко.
   Я вздохнул.
   – Хочешь подсказку?
   Я кивнул.
   – Ладно. Тот единственный человек, который мог получить больше всего выгоды от смерти Т.С. Давстона сейчас в этой комнате – и это не я.
   – Идиот, – сказал я Норману. – У меня есть алиби. Да ты и сам знаешь – мы вместе сидели в «Летящем Лебеде», когда это случилось.
   – Ну, ты же так и сказал бы, правда?
   – Кончай. Я считаю, наш долг – отдать убийцу Т.С. Давстона в руки правосудия.
   – Зачем? Ты только посмотри на эту комнату. Она похожа на кухню Эда Гейна. Или подвал Буффало Билла из «Молчания ягнят». Или квартиру Джонатана Доу из «Семи». Здесь все доказательства преступлений, которые он совершил. На десерт ему досталось то, что он заслужил, так почему бы не оставить все, как есть?
   Разумная мысль, но мне она не понравилась. Да, здесь действительнобыли все доказательства. Т.С. Давстон оставил нам ключ к разгадке в йо-йо, но он также оставил все доказательства так, чтобы мы их нашли. А еще он оставил мневсе свои деньги, что автоматически делало меняглавным подозреваемым, если кто-то будет расследовать его убийство. А также это делало меня еще кое-кем…
   – Гадство! – сказал я.
   – Прошу прощения? – сказал Норман.
   – Мне только что в голову пришла одна жуткая мысль.
   – Значит, и там ничего не изменилось.
   – Нет. Заткнись и подумай вот о чем: если Т.С. Давстона убили ради денег, значит, тот, кто его убил, так их и не получил, так ведь? Потому что их получил я. Это значит…
   – Боже мой, боже мой, – сказал Норман. – Это значит, что следующей их жертвой, вероятно, будешь ты.
   – Гад! Гад! Гад!
   – Я ни при чем.
   – Я не про тебя. Т.С. Давстон. Он снова меня подставил. Подставил меня, даже с того света. Я получаю все его деньги, но если не найду того, кто убил его, убьют меня.
   – Во всяком случае, – сказал Норман, – он по-спортивному дал тебе шанс. Он же оставил тебе список ВЕРОЯТНЫХ УБИЙЦ. И тем самым показал, что заботится о тебе.
   Мы вернулись в мойкабинет. Я сел в своекресло и позволил Норману разместить свою задницу на моемстоле. – Шесть имен в списке, – сказал я. – Как ты считаешь, эти шестеро приглашены на бал?
   – Наверняка.
   – Откуда такая уверенность?
   – А мне было поручено править список. Я решал, кто получит приглашение, а кто – нет.
   Я одарил Нормана довольно-таки испепеляющим взглядом.
   – Ах да, – сказал он. – Твое могли потерять на почте.
   – А ну убери жопу с моего стола, – сказал я.
   Деньги проблемы не составляли, поэтому я прибегнул к услугам частного детектива. В брентфордских «Желтых страницах» был только один – по имени Ласло Вудбайн. Я решил, что любой, кому хватает наглости назваться именем самого известного в мире выдуманного сыщика, на что-нибудь да сгодится.
   Ласло оказался симпатичным типом. Более того – он, несомненно, походил на меня. Он только что завершил дело Билли Барнса. Я помнил Билли со школьных дней в Амбаре. Он был тем мальчиком, который всегда знал больше, чем нужно знать детям его возраста. Как тесен мир!
   Я объяснил Ласло, что мне нужна вся информация, которую он сможет собрать о шести ВЕРОЯТНЫХ УБИЙЦАХ. И она нужна мне быстро. Большой Бал Тысячелетия должен был состояться через два месяца, и я намеревался быть к нему готовым.
   Последние месяцы двадцатого века оказались не слишком интересными. Я ожидал шума и суеты. Шумной суеты и суетливого шума. Но все было довольно тихо. Большей частью шел дождь, а газеты обсуждали только «проблему двадцать первого века». Главное, мы все знали о ней уже много лет. О том, как часы во многих компьютерах не справятся с двухтысячным годом, и как компьютеры во всем мире зависнут, или сойдут с ума, или что там еще может с ними случиться. Но лишь очень немногие на самом деле воспринимали это всерьез, и газеты не слишком этим интересовались. До сего дня. До того момента, когда уже было слишком поздно хоть что-нибудь делать.
   Вот теперьэто стало сенсацией. Вот теперь это могло посеять панику.
   Но не посеяло. Среднему человеку с улицы, похоже, не было до этого дела. Средний человек с улицы просто пожимал плечами и говорил: – Все будет в порядке.
   А почему средний человек с улицы вел себя таким образом? Почему он был так умиротворенно спокоен? Почему он глядел на все это остекленевшими глазами, в которых застыло выражение «а-мне-по-фигу»?
   И почему практически каждый средний человек с практически каждой улицы?
   Почему?
   Ну так я вам скажу – почему.
   Средний человек с улицы ходил под постоянным кайфом.
   Средний человек с улицы был накачан чуть ли не по глаза, в которых застыло выражение «а-мне-по-фигу».
   Средний человек с улицы пользовал «Нюхательный табак Давстона».
   Вот именно: Нюхательный табак Давстона. «Щепотка с утра – и жизнь к тебе добра». Только лишь об этом говорили люди в эти последние месяцы. Все люди. Пробовали этот сорт, тот сорт, и еще вон тот. Этот возносил тебя в небеса, этот опускал на землю, а если смешать эти два, ты вообще забывал и о том, и о другом. Это стало национальным наваждением. Это стало последней модой.
   Занимались этим каждый средний человек с почти каждой улицы. И каждая – женщина. И еще раз каждый – ребенок. Так что с того, что близился конец света? Все они, похоже, сошлись на мысли, что они могут с ним справиться – если не с улыбкой на лице, то, по крайней мере, с пальцем в ноздре.
   И так они и ходили кругами, словно лунатики. В бакалею – из бакалеи. Норман говорил, что дела еще никогда так хорошо не шли – хотя сладостей он продавал не так уж много.
   Нюхательный табак Давстона, а? Кто бы мог подумать? Кто бы мог подумать, что с нюхательным табаком Давстона что-то не так? Что, возможно, в него входило что-то еще, кроме молотого табака и специй? Что, возможно, в нем были еще и… как бы это сказать… НАРКОТИКИ?
   И даже если бы кто-то мог об этом подумать, смог ли бы этот кто-то докопаться до причины – почему они там были? Смог ли бы этот кто-то установить, что существует заговор в мировом масштабе? Что на самом деле это дело рук Тайного Правительства мира, прикрывающего свое вонючее брюхо в преддверии краха цивилизации?
   Очень сомневаюсь.
   Я не смог.
   Что, вообще говоря, позор. Потому что если бы я смогэто сделать, я бы смог что-нибудь предпринять. Потому что, в конце концов, я все же был хозяином фирмы.Я мог бы убрать эту смесь с прилавков. Я мог бы даже разоблачить заговор. Свергнуть Тайное Правительство мира. Спасти человечество от надвигающегося кошмара.
   Но я не догадался, и вот вам – получите.
   Я был слишком занят, чтобы о чем-то догадаться. Я пытался выследить убийцу, и ещея пытался организовать прием: БОЛЬШОЙ БАЛ ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ.
   Поверенный Т.С. Давстона снабдил меня гигантской папкой, в котором во всех подробностях описывался бал. Все следовало сделать именнотак, как запланировал Т.С. Давстон. А если нет – тут поверенный потер руки – я потеряю все.
   Все.
   Я не был намерен потерять все, так что я следовал инструкциям самым неукоснительным образом. В это время Норман был моей несущей опорой. Он принимал самое деятельное участие еще в изначальном планировании бала, и он договорился со своим дядей, что тот возьмет лавку на себя на то время, пока он будет помогать мне в замке Давстон.
   Однако были и моменты, когда он и я были очень близки к размолвке.
   – Гномы здесь, – сказал он однажды вечером в пятницу, ворвавшись в мой кабинет и грохнув задницу на мой стол.
   – Какие гномы?
   – Тех, что наняли для бала. На просмотр прибыли четырнадцать, а нам нужно только семь.
   – Кому вообще может понадобиться больше семи гномов? – сказал я, вынимая зеленую сигару из коробки с увлажнителем и проводя ей под носом. – А что собираются делать эти семь гномов?
   – Побриться налысо. Потом, на балу, они будут ходить в толпе гостей, а на головах у них будут кокаиновые дорожки.
   Зеленая сигара воткнулась мне в левую ноздрю.
   – Что? – проговорил я. – Что? Что? Что?
   – Внимательно надо читать то, что напечатано мелким шрифтом.
   – Грубо, – сказал я. – Это грубо.
   Норман угостился сигарой.
   – Если ты считаешь, что это грубо, подожди до встречи с теми, кто будет пепельницами.
   Я пошел на просмотр гномов. В высшей степени неприятное занятие. Хотя все они и были готовы к унизительному бритью голов, мне легче от этого не было. В конце концов я решил, что отбирать их по половому признаку.
   Из четырнадцати семь было мужского пола, и семь – женского.
   В свете девяностых годов, политкорректности и во избежание дискриминации, я отверг всех мужчин и выбрал женщин.
   Интерьер– дизайнер, некий Лоуренс, был приглашен, чтобы привести большой зал в порядок перед торжеством. Лоуренс был знаменит. Он блистал в страшно популярном шоу от Би-Би-Си, в котором соседи ремонтировали комнаты друг другу таким образом, чтобы вызвать максимальные неудовольствие и досаду.
   Мне нравилось это шоу, и мне очень нравился Лоуренс. Длинные волосы, кожаные брюки. Он расхаживал в ковбойских сапогах, выходил из себя и начинал вопить, что все не так, это нужно передвинуть, а вон-то – сломать и выкинуть.
   Лоуренсу не пришлась по вкусу художественная коллекция Т.С. Давстона. То есть чрезвычайно не понравилась. Он заявил, что Каналетто давно вышел из моды, и пририсовал на них картинах фломастером пару быстроходных катеров. Я не слишком много понимаю в искусстве, но с уверенностью могу сказать, что катера мне понравились.
   Однако мне не понравилось, когда он заявил, что придется убрать две колонны, которые поддерживали галерею для менестрелей.
   Я сказал ему:
   – Нельзя это делать. Галерея рухнет.
   Лоуренс затопал сапогами и стал красен лицом.
   – Они разрушают линии, – завопил он. – Я хочу развесить по галерее водопады искусственных фруктов. Или исчезнут колонны, или исчезну я.
   Я знал, что не могу обойтись без Лоуренса, но знал также, что колонны должны остаться. К счастью, дело спасло появление Нормана. Он предложил, чтобы Лоуренс их слоем невидимой краски.
   Невидимая краска Нормана произвела на непостоянного Лоуренса большое впечатление, и вскоре наш бакалейщик принялся за работу, закрашивая, по инструкциям Лоуренса, полотна Рембрандта и Караваджо, а также доспехи, которые не удалось убрать. Кроме того, благодаря их совместным усилиям дверные проемы стали выглядеть шире, ступени на лестницах – ниже, а интерьер в целом – значительно симпатичнее.
   Понятия не имею, где Т.С. Давстон нашел шеф-повара.
   По всей видимости, он тоже был знаменит, но я никогда о нем не слышал. Он был низенький, толстенький, смугленький, потненький, и постоянно ругался. Как абсолютно все шеф-повара, он был полным психом и ненавидел всех. Он ненавидел Лоуренса, он ненавидел меня. Я представил его Норману. Он возненавидел и Нормана.
   – А это мой водитель, Жюлик.
   – Ненавижу, – заявил шеф-повар.
   По крайней мере, готовить он любил. И особенно он любил, любил, любил готовить для богатых знаменитостей. А когда я сказал ему, что ему представится возможность сделать это для почти четырехсот представителей этой социальной группы, он расцеловал меня в губы и заявил, что приготовит блюда настолько изысканные, что они превзойдут все, когда-нибудь подававшееся на стол за всю историю человечества.
   С этими словами он гордо повернулся и со всего маху врезался в невидимую колонну.
   – Ненавижу этот чертов дом, – сказал он.
   Ласло Вудбайн вышел на связь по телефону. По его словам, он и его помощник (некто или нечто по имени Барри) стояли на пороге раскрытия дела и были уверены, что смогут назвать имя убийцы в ночь Великого Бала Тысячелетия. Мне это очень понравилось.
   Прямо как у Агаты Кристи.
   Мэри Кларисса Кристи (1890—1976), британская писательница, автор многочисленных детективных романов. Слишком во многих расследование ведет Эркюль Пуаро. И если вы не ходили в театр на ее знаменитую «Мышеловку», не расстраивайтесь – наш детектив уже сходил.
   Итак, истекали последние недели века. Лоуренс обещал мне, что ему нужно еще всего два дня, чтобы закончить. Между прочим, в том телешоу ему на все про все как раз и давали эти два дня. Но это, наверно, специальные дни, так сказать, Би-Би-Си-дни, каждый из которых может растягиваться чуть ли не до месяца.
   Норман деловито расхаживал по дому со странным сооружением из деталек неизменного «Механо» на голове. Оно, по его словам, укрепляло волосы.
   Норман пришел к выводу, что волосы начинают выпадать потому, что заболевают. Поэтому для того, чтобы они оставались здоровыми, с ними надо проводить общеукрепляющие мероприятия. В частности, регулярные гимнастические упражнения. Он изобрел систему, которую назвал «Волоспорт».
   Суть его метода состояла в размещении миниатюрного тренажерного зала на голове.
   У меня сложилось впечатление, что волоспорту вряд ли удастся добиться того успеха, который имели йо-йо.
   И однажды утром я проснулся с ощущением, что все это кончилось.
   Двадцатый век.
   31 декабря. Восемь часов утра. Всего двенадцать часов до начала Великого Бала Тысячелетия.
   У меня началась паника.

21

   А теперь – дискотека!

«Маска»

   – Проснись, проснись и пой! – Норман ворвался ко мне в спальню, сжимая в руках поднос с чаем, а под мышкой – объемистую папку.
   Яуставился на него в полном изумлении. И паника тоже изумленно замерла.
   – Что с твоими волосами? – спросил я.
   – Ах, это, – Норман поставил поднос на золоченый столик рядом с кроватью.
   – Что с моими волосами?
   – Что с твоими волосами?! Мне приходилось видеть тонкие волосы, но толстых волос я еще ни разу видал.
   – Небольшая проблема с моим волоспортом. На несколько дней прервал тренировки, и вот результат – мышцы волос затягивает жирком. Думаю, сегодня вечером буду щеголять в шляпе. Лихо сдвинутой на затылок. Привет, Клавдия, привет, Наоми.
   Принимавшие участие в ночном отдыхе лица женского пола, зевая, отозвались на его приветствия. Наоми вставила зубы на место, а Клавдия занялась поисками своего бандажа.
   Норман присел на кровать.
   – Пшел нах! – приглушенно послышалось из-под одеяла.
   – Извини, Кейт, я тебя не заметил. – Норман подвинулся. – Тут я принес кое-что, – продолжил он, протягивая мне несколько таблеток.
   – Это что?
   – Лекарство, вроде как. Я подумал, что ты как раз впадаешь в панику. Это поможет.
   – Восторг. – Я швырнул таблетки в рот и запил их глотком воды. – Ничего на свете лучше нету, чем дурь на пустой желудок.
   – Из этого стакана Наоми только что достала зубы, – сказал Норман. – Ладно, не бери в голову. Я принес список гостей. Будет просто здорово, если ты еще раз попробуешь запомнить, кто есть кто среди кто-есть-ктех. Да, еще мне только что звонил Ласло Вудбайн. Говорит, что сегодня будет разоблачать убийцу. И что ты можешь его не узнать, он замаскируется.
   – Зачем замаскируется?
   – Чтобы было интереснее. Так что ни о чем не беспокойся. Все под контролем. Транспорт для знаменитостей. Еда, питье, музыка, декорации, шоу-программа, в общем, все. И все, что от тебя требуется – просто быть там. Все именно так, как должно быть.
   Я глотнул чаю. Без сахара. Я его выплюнул.
   – Да неужели кто-то приедет? Ну, то есть, Т.С. Давстон умер, кто же захочет идти к нему на вечеринку?
   – Еще как пойдут. К тому же и на приглашениях написано: «В том маловероятном случае, если хозяина разорвет на мелкие кусочки вследствие несчастного случая с динамитом и резинкой от рогатки, прием, без всякого сомнения, состоится. С собой брать бутылку и птицу. С нами будете свободны, если вы не старомодны.»
   – Классный был чувак.
   – Просто Браунинг.
   – Поэт или пистолет?
   – Пистолет, – сказал Норман. – Разумеется, пистолет.
   Как мы смеялись. Шуточка была та еще.
   – Ну ладно, хватит – сказал Норман. – Мне надо идти, подрегулировать свой павлиний костюм. А ты еще раз просмотри список. Пока-пока. – И с этими словами он поднялся и вышел, захлопнув за собой дверь.
   Я бросил портфель на пол, взгляд на Наоми, и решил, что дела подождут. Трахнувшись, умывшись, почистив зубы, побрившись и трахнувшись еще раз, я спустился к завтраку.
   После завтрака я осмотрел большой зал. Лоуренс наконец закончил работать над ним, и прекрасный образец готики превратился в то, что, по его мнению, должно было изображать восточный дворец.
   Камень древних стен замазали кричащей красной краской, поверх которой грубо намалевали китайские иероглифы. Галерею для музыкантов обмотали гирляндами пластиковых фруктов – личи и китайских апельсинов. На полу валялось несколько воздушных шариков, а вывеска «С Новым Годом!» свалилась со своего места над входом. С главной люстры свисало нечто, что я с первого взгляда принял за дохлую собаку. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это, видимо, китайский дракон, изобретательно сооруженный из лейкопластыря и бутылочек из-под «Фэри».
   Лоуренс немного вышел за рамки бюджета в пятьсот фунтов. Согласно его счету – фунтов на сто семьдесят пять тысяч.
   Я схватился за сотовый и набрал номер.
   – Алло, – сказал я. – Жюлик? Да, я хозяин. Эдвин. Найди Лоуренса и убей. Счастливо.
   Солнце вышло из-за тучи, и в небесах запели ангелы.
   Не буду утомлять читателя описанием всех подробностей моего дня. Вы знаете, на что это похоже, когда вы устраиваете большую вечеринку и хотите, чтобы все было «как надо». Вы нервничаете по каждому, самому незначительному поводу. Подавать «шато-лафит» 1822 года в бокалах-тюльпанах или граненых стаканах? Для фуа-гра – большие ложки или маленькие? Или просто ковырять его пальцами? Что, если у осла, которого наняли для шоу, не встанет? А если головы у обезьян не пролезут в дырки, которые прорезали в столешнице? А если в каком-нибудь подарке окажется на один MM меньше?
   Весь вечер Норман бдительно охранял ворота. Я поручил ему укрепить безопасность замка Давстон. Он построил систему внутренних фортификаций: в парке появились ловчие ямы, утыканные бамбуковыми кольями (покрашенными невидимой краской, чтобы не портить общий вид). Но я все равно сильно беспокоился. Одержимость Т.С. Давстона стремлением обезопасить свое существование была вполне обоснована, а до него все равно добрались. Могли добраться и до меня.
   Норман следил за тем, чтобы внутрь замка не попало ничего, что не было бы внесено в списки, хранившиеся в большой папке.
   Великий Бал Тысячелетия не был тайной. По периметру замка снова выстроились репортеры и зеваки, рассчитывая увидеть, кто же из приглашенных знаменитостей действительно приедет. Норман пристально следил за этими толпами.
   Если я не приставал к шеф-повару, официантам, артистам, гномам, моим длинноногим подругам, людям-пепельницам или ослу, у меня оставалось время приставать к нему.
   – Чем занимаешься? – спросил я.
   – Вали отсюда, – ответил Норман. – Я занят.
   – А это что? – я показал на караван длинных черных фур, направлявшийся в нашу сторону. Внушительного вида грузовиков с затемненными ветровыми стеклами и эмблемами Геи на радиаторах.
   Норман почесал в затылке и с трудом освободил пальцы от вцепившихся в них волос.
   – А кто их знает, – сказал он. – Если честно, здесь какая-то тайна. Они есть в списке, в большой папке, и для них в парке есть специально отведенная стоянка. Но я понятия не имею, что в них.
   – Может, это надувные замки? – предположил я. – Ну, знаешь, чтобы прыгать, типа батута.
   Гримаса Нормана должна была обозначать «ну и идиот».
   – Я уверен, что ты прав, – сказал он. – А теперь будь любезен, вали отсюда.