Рэнни Карен. Необычная гувернантка

   – Получится настоящий пикник, – объяснил он. – Вы садитесь сюда, – указал он Беатрис на край кровати, – а вы сюда, – жестом предложил он Девлену занять место на подушках у изголовья. – И мы сделаем вид, будто сидим под деревом в Крэнноке.
   Сказать по правде, Беатрис предпочла бы более безопасное место.
   – Давайте лучше мысленно перенесемся туда, где мы никогда раньше не были.
   – А как насчет вересковой пустоши близ Эдинбурга? – предложил Девлен. – Ужин на траве под большим дубом?
   – Лучше под сосной, – не согласилась Беатрис. – Сосны пахнут намного приятнее.
   – Не знал, что дубы пахнут.
   – Это только подтверждает мою правоту.
   Она потянулась за одной из аппетитных булочек одновременно с Девленом. Их пальцы соприкоснулись, и Беатрис неохотно отвела руку. Роберт выхватил булочку из корзинки и протянул ее гувернантке.
   – Вот, мисс Синклер.
   – Мой верный рыцарь. Спасибо, Роберт. – Беатрис смущенно разрезала булочку пополам и положила сверху ломтик ветчины, стараясь не смотреть на Девлена. Она чувствовала, что ничем не лучше этих глупых служанок. Одного его присутствия уже достаточно, чтобы на нее напал столбняк. Ему даже улыбаться не нужно. Его нахмуренные брови были не менее соблазнительны.
   – А вы тоже так считаете, мисс Синклер? – обратился к ней Роберт.
   Она рассеянно взглянула на мальчика.
   – Извините, я задумалась. О чем вы хотели меня спросить?
   – Я говорил, что мы попали в ловушку и можем надолго застрять в этом трактире.
   – Что ж, по крайней мере, здесь есть еда. – Беатрис обвела рукой скатерть с роскошным ужином, который добыл для них Девлен. – И мы согрелись. – Впрочем, согреться им удалось далеко не сразу. Комната прогревалась медленно. И даже сейчас в ней было довольно прохладно, несмотря на горящий очаг.
   – И лошади Девлена стоят в конюшне, – добавил Роберт. – Но мне хочется снова увидеть Эдинбург. Увидеть дом Девлена. Это самое чудесное место на свете, мисс Синклер. Наверняка вы ничего подобного никогда не видели. Там три этажа, полно мебели, а комнаты просто великолепны. А еще там есть потайная лестница, прямо как в Крэннок-Касле. И тайный коридор, выходящий из библиотеки в конюшню.
   Девлен с нежностью улыбнулся мальчику.
   – Только то, о чем вы сейчас сказали, – секрет, о котором никто не должен знать, кроме нас двоих.
   Роберт смущенно покраснел, но вскоре лицо его прояснилось.
   – Она все равно точно не знает, где проходят потайные ходы, Девлен.
   – А зачем вы построили у себя в доме потайные ходы?
   – Я их не строил. Они достались мне вместе с домом. Эдинбург издавна славится своими тайными интригами, а предыдущий владелец, по-видимому, имел какое-то отношение к королевскому двору. Вероятно, он проявил предусмотрительность и заранее подготовил себе и своим домочадцам путь к отступлению.
   – И ему пришлось бежать через тайный ход?
   – Точно не знаю. Я решил не слишком углубляться в семейные предания бывшего хозяина, когда покупал дом.
   Остаток ужина прошел в приятной беседе, совершенно безобидной, поскольку Девлен и Беатрис прекрасно сознавали, что между ними сидит невинный ребенок. Они тщательно избегали малейшего упоминания о покушениях на жизнь Роберта. Когда с ужином было покончено, Девлен принялся собирать на поднос грязную посуду.
   – Вы меня удивляете, – заметила Беатрис.
   Девлен насмешливо взглянул на нее и продолжил свое занятие.
   – Вот как? И чем же? Тем, что не требую от слуг выполнения малейшей моей прихоти, или же тем, что не боюсь обслуживать себя сам?
   – Наверное, тем и другим.
   Девлен взял поднос с грязной посудой и открыл дверь.
   – Многие вещи не всегда таковы, какими кажутся на первый взгляд, мисс Синклер. Это относится и к людям. – Он повернулся к Роберту. – Мы решим утром, когда отправиться в путь.
   Беатрис кивнула, и Девлен вышел из комнаты.
   – Вам надо умыться, Роберт, – напомнила она мальчику, доставая из саквояжа небольшую глиняную кружку.
   Роберт не стал капризничать, а молча повиновался. Он тщательно намылил лицо и руки, слегка поморщившись, умылся холодной водой. Беатрис вручила ему маленькое полотенце с вышитым герцогским гербом. Роберт скрылся за ширмой и взял с Беатрис слово не подсматривать, когда он будет переодеваться в ночную рубашку.
   Девушка, улыбаясь, зажгла светильник. Одной лампы оказалось вполне достаточно, чтобы осветить не слишком просторную комнату трактира, и Беатрис решила не зажигать вторую.
   – Здесь очень холодно, мисс Синклер, – пожаловался Роберт, выходя из-за ширмы.
   – Забирайтесь скорее в постель и грейтесь.
   – Расскажите мне какую-нибудь историю, – надменно потребовал мальчик.
   – Нет, если вы намерены говорить со мной таким тоном.
   – Но вы работаете на меня.
   – Вы мой воспитанник.
   – Я Брикин.
   – Вы семилетний ребенок, вот кто вы. – Беатрис присела на краешек кровати. – Думаете, ваш отец гордился бы вами, если бы услышал, как вы разговариваете со мной? Судя по вашим рассказам, он с уважением относился к чувствам других людей. – Глаза Роберта широко раскрылись, но он молчал. – Ему было бы приятно узнать, что вы так часто упоминаете о своем титуле? Мне кажется, ваш отец был очень скромным человеком. И куда больше ему хотелось делать людям добро, чем внушать страх.
   К ужасу Беатрис, Роберт заплакал. Крупные слезы покатились по его щекам совершенно беззвучно, и от этого Беатрис стало еще страшнее. Растерявшись, она потянулась к мальчику и обняла его.
   Беатрис никогда не отличалась пылкой любовью к детям. Если в деревне у кого-то рождался ребенок, она не стремилась, как другие женщины, непременно подержать его на руках, не млела от восторга, любуясь крошечным личиком, ручками и ножками, не умилялась сходству младенца с одним из родителей. И вот теперь, баюкая плачущего ребенка ночью на постоялом дворе, она вдруг почувствовала себя взрослой и сильной. Ей захотелось защитить и утешить этого маленького мальчика, лишенного матери.
   «Кто же посмел его обидеть?»
   Эта внезапная мысль застала ее врасплох. Она здесь не ради развлечения и не в поисках приключений; Единственная причина их отъезда в Эдинбург – забота о безопасности Роберта. Кто-то желал ему смерти.
   – Я расскажу вам историю, мой юный герцог, – сказала она, целуя мальчика в теплую макушку. От Роберта пахло мылом. – Жил-был на свете павлин с роскошным хвостом. И вот однажды он повстречал уродливого журавля на длинных ногах и принялся потешаться над его серым оперением.
   «Я одеваюсь, как король, в золото и пурпур, – заявил он. – Мне служат все цвета радуги, а у тебя на крыльях нет ни одного цветного перышка».
   И павлин, распушив хвост, принялся важно расхаживать вокруг журавля. Его великолепные яркие перья в лучах солнца отливали красным, синим и зеленым.
   Журавль не сказал ни слова в ответ. Его оперение действительно не было таким ярким, как у павлина. А еще при ходьбе он неуклюже раскачивался из стороны в сторону. Павлин говорил правду: журавля никак нельзя было назвать красавцем. Но пока павлин вместе со своими братьями насмехался над длинноногим уродом, журавль вдруг захлопал крыльями и побежал, а потом оторвался от земли и взмыл в воздух. Павлины разинули рты от изумления и страха.
   Журавль поднимался все выше и выше, сквозь облака, к самому солнцу. И когда он наконец заговорил, павлины с трудом смогли расслышать его голос.
   «Это верно, ты красив. Намного красивее меня. Но я летаю высоко в небесах, и мой голос доносится до самых отдаленных звезд. Ты же способен лишь расхаживать по земле и рыться в навозных кучах».
   Так в чем же мораль этой истории? А в том, что не одни только перья красят птицу, – заключила Беатрис.
   – Ачто, все басни Эзопа заканчиваются какой-нибудь моралью, мисс Синклер?
   – Все до единой.
   – А разве они интересные?
   Беатрис покачала головой и заботливо подоткнула Роберту одеяло. Согревшись в теплой постели, мальчик вскоре заснул, а Беатрис еще немного посидела, глядя на него. Она надеялась, что этой ночью Роберту не привидятся кошмары.
   Полчаса спустя Беатрис встала и разделась, сменив платье на ночную сорочку и капот.
   Она собиралась совершить нечто безрассудное. Даже Салли постаралась бы предостеречь ее от такого поступка. Но минувший год научил Беатрис одному: жизнь слишком быстротечна и может внезапно оборваться в любой момент.
   Нет, Беатрис не намерена была терять ни секунды. Она не желала быть мудрой и рассудительной. Не хотела лгать себе, что у нее впереди целая вечность, чтобы найти свою любовь.
   Любовь. Этим словом люди привыкли обозначать все человеческие страсти и безумства. Порывы, как благородные, так и бессмысленные. Любовь. Беатрис вовсе не пыталась убедить себя, что охвачена любовью. Скорее она была увлечена Девле-ном Гордоном, очарована им. От его улыбки в ней вспыхивало желание и шелковым коконом обволакивало все ее тело. Но любви она не испытывала.
   Беатрис словно утратила чувство реальности, и время потеряло для нее смысл. Она жила лишь одним мгновением.
   И все же она колебалась, когда подошла к двери и взялась за ручку. Какое-то острое, жадное желание жить терзало ее словно муки голода. Ее прежняя жизнь, лишенная настоящих страстей, казалась сейчас сонным оцепенением. Желание вдохнуть полной грудью воздух свободы легко приглушило слабый шепот совести.
   Беатрис вышла из комнаты и закрыла за собой дверь.

Глава 22

   Беатрис стояла перед дверью Девлена не меньше минуты, прежде чем решилась постучать.
   В тишине коридора стук прозвучал слишком громко, гулким эхом отражаясь от стен. Потом раздался звук приближающихся шагов. И тут же затих, словно Девлен раздумывал, стоит ли открывать дверь.
   Беатрис не стала стучать второй раз, но не повернулась и не ушла к себе в комнату, а стояла и ждала, судорожно стиснув руки.
   Наконец дверь отворилась. Впервые Беатрис увидела Девлена полуодетым. Широкий галстук висел криво, рубашка расстегнута. Но Гордон и не подумал извиниться за свой расхристанный вид. Не спросил он и о цели ее прихода.
   – Кто, по-вашему, мог желать зла Роберту? – выпалила Беатрис.
   Вопрос требовал ответа. Его стоило обсудить. Но они оба знали: Беатрис пришла не за этим.
   Девлен протянул руку, втащил Беатрис в комнату и закрыл за ней дверь.
   – Вам это не понравится, мисс Синклер. Утром вы будете раскаиваться, что лишились невинности.
   – В самом деле?
   – Вас будет терзать мысль, почему вы потеряли так много, а так мало получили взамен.
   – Похоже, вам не раз приходилось выслушивать жалобы девственниц.
   – Нет, не приходилось. Надеюсь, и не придется. Возвращайтесь к себе в комнату.
   Девлен отлично владел своим голосом. На губах его играла улыбка, и Беатрис могла бы подумать, что ее приход оставил Гордона равнодушным, если бы не жилка на шее, бившаяся в том же бешеном ритме, что и ее собственное сердце.
   – Девлен? – Она протянула руку и коснулась пальцами его щеки. Девлен вздрогнул, словно прикосновение Беатрис обожгло его.
   – Вы искушаете судьбу, мисс Синклер.
   – Беатрис, – мягко поправила она. – Разве мы не можем звать друг друга по имени? Я буду называть вас Девлен, как уже давно называю про себя, а вы можете звать меня Беатрис.
   – Лучше я буду называть вас неблагоразумной или безрассудной, Беатрис Синклер. Неужели у вас не осталось ни капли здравого смысла?
   – Вы целыми днями – да что там, неделями – искушали меня. Вы зазывали меня в свою постель, а теперь пытаетесь предостеречь?
   – Кто-то же должен это сделать.
   – Вот уж не ожидала. Я думала, вы станете моим любовником.
   Улыбка Девлена внезапно исчезла.
   – Где ваше чувство самосохранения, Беатрис Синклер? Неужели оно не подсказывает вам, что не стоит дразнить волков?
   – Так вот чем я, оказывается, занимаюсь? – Сердце Беатрис отчаянно колотилось, тело сотрясала дрожь. Ей пришлось сделать усилие, чтобы разжать влажные от пота пальцы. – Неужели мое появление здесь так ужасно, Девлен?
   – Вы оставили Роберта одного.
   – Да.
   Беатрис резко повернулась, намереваясь уйти. Ее душил гнев. Девлену удалось заставить ее отступиться. Он нашел нужный довод. Но в последний момент, когда Беатрис уже готова была покинуть комнату, Девлен удержал ее.
   – С ним ничего не случится.
   – Нет, вы были правы, напомнив мне о моем долге. В конце концов, я нанята на работу. Я гувернантка.
   – Вы женщина. – Его голос прозвучал глухо, а пальцы, сжимавшие запястье Беатрис, показались теплыми, едва ли не горячими. Беатрис не обернулась, чтобы взглянуть на него, хотя ей очень этого хотелось. Когда он шагнул к ней, от волнения у нее перехватило дыхание. – Я никогда не встречал никого, похожего на вас, Беатрис Синклер. Что вы за женщина?
   – Женщина, забывшая о своем долге, мистер Гордон, о чем вы мне и напомнили. Пожалуйста, отпустите меня.
   – Завтра на рассвете. Не раньше. – Он медленно повернул ее к себе и провел пальцем по губам. – Знаете, вы меня немного пугаете.
   – Правда?
   – Совесть велит мне выставить вас из этой комнаты, и как можно быстрее. В конце концов, я ведь обещал защищать вас. Но любопытство и желание призывают к обратному.
   – Тогда защитите меня сегодня ночью. Защитите от одиночества и отчаяния. От бесконечных вопросов, которыми я терзаю себя, и от холода.
   – Беатрис…
   – Не могу объяснить, что я чувствую, потому что никогда не испытывала этого прежде. Не могу описать незнакомые ощущения, волнами проносящиеся по телу и сменяющие друг друга. Их так трудно передать. Может быть, для этого нужны стихи. Или симфония. Возможно, музыка способна выразить чувства, для которых я не нахожу слов.
   – Черт возьми, Беатрис!
   – Скажите, что делать, чтобы не чувствовать этого? Я поступлю так, как вы скажете, и больше не побеспокою вас. Может, мне нужно что-то выпить? Или съесть? Или сон избавит меня от этого наваждения?
   – Ласкайте себя.
   – Что? – Беатрис потрясенно уставилась на Девлена.
   – Ласкайте себя и думайте обо мне. Положите себе руку на грудь и представьте, что это я касаюсь вас. Сожмите пальцами сосок и вообразите, что это мои губы сжимают его. Пусть ваши руки блуждают по телу, пока вы не убедите себя, что это мои руки.
   – А если я и после этого не перестану желать вас?
   Девлен стремительно прошел мимо Беатрис, распахнул дверь и вышел из комнаты.
   «Что же делать? Ждать? Или вернуться к себе?» Решившись прийти к Девлену, Беатрис не собиралась уходить. Она подошла к кровати, сняла капот, затем поднялась по ступенькам и скользнула под одеяло. Прикосновение холодных простыней заставило ее вздрогнуть.
   «Ничего, Девлен согреет меня».
   Почему она здесь? Потому что ей одиноко? Потому что Девлену удалось разжечь ее любопытство?
   Ее тело способно испытывать великое множество самых удивительных ощущений. Как приятно проснуться рано утром и потянуться, лежа в постели. Какое блаженство подставлять руки теплым солнечным лучам или бродить босиком по весенней траве. Беатрис могла бы закрыть глаза и представить себе летний ветерок, овевающий щеку, прикосновение ткани легкого платья к коже…
   О чем она будет вспоминать завтра утром? В холодной комнате Девлена царила тишина. Ее нарушали лишь яростные порывы ветра за окном и треск огня в очаге. Ноги Беатрис согрелись. Она глубже зарылась в одеяло, разглядывая потолок. Нужно ли бояться того, что вскоре случится?
   Дверь отворилась. Девлен тихо закрыл за собой дверь, встал, привалившись спиной к косяку, и смерил мрачным взглядом свою гостью.
   – У вас есть время, чтобы убраться отсюда, Беатрис Синклер, – проговорил он. – Но предупреждаю: если не уйдете к тому моменту, как я лягу в постель, вам уже не удастся сбежать.
   – А разве похоже, что я собираюсь сбежать? – Беатрис приподнялась на локте.
   – Вам следует бежать. Неужели вы не боитесь? Вы ведь знаете, что мне нечего вам предложить.
   – Знаю.
   В комнате повисла тишина.
   – Куда вы ходили?
   – Я заплатил горничной, чтобы она сидела всю ночь перед дверью в комнату Роберта. Она сообщит мне, если мальчик проснется.
   – Вы лучше защищаете Роберта, чем я.
   Девлен не ответил. Он подошел к кровати, сбросил на пол одеяло и протянул руки к Беатрис. Сгорая от любопытства, она присела на постели, а затем встала на колени. Несколькими быстрыми движениями Девлен снял с нее ночную сорочку.
   – Наверное, у вас есть некоторый опыт в подобных делах, – выдохнула она, изумленная скоростью, с которой Девлен освободил ее от одежды.
   – Сейчас не время обсуждать мой опыт.
   – Тогда вспомните об этом, когда вам захочется заговорить об отсутствии опыта у меня.
   – Но ведь вы девственница, а это особые создания.
   – Вы говорите обо мне так, что я чувствую себя единорогом. Надеюсь, вы не считаете меня такой же редкой диковиной?
   – В моей постели – пожалуй.
   Беатрис вспыхнулаот удовольствия и тут же упрекнула себя за глупость. Радоваться нечему. Девлен не собирался говорить ей комплименты.
   – Значит, я у вас первая девственница?
   – Вижу, вам это нравится. У вас на редкость довольный вид. И напрасно, – проворчал Девлен, садясь на край кровати.
   – Почему бы и нет? Каждой женщине нравится думать, что она единственная в своем роде, что мужчина ценит ее за те или иные качества. По крайней мере, вы запомните меня, потому что я девственница.
   Девлен покачал головой, и Беатрис не смогла удержаться от улыбки. Ей нравилось смущать Девлена Гордона.
   – Вы совсем не думаете о будущем?
   – Вы говорите о ребенке?
   В комнате заметно похолодало. Морозная зимняя ночь прокрадывалась сквозь щели в окнах. Беатрис не удивилась бы, увидев на полу под окнами сугробы.
   Девлен встал с кровати и подошел к своему дорожному сундуку, который трактирщик поставил у стены.
   – Так далеко я не загадывал, – признался он. – По счастью, обычно я путешествую во всеоружии. – Он вернулся к кровати, сжимая что-то в руке. Вместо того чтобы показать загадочный предмет Беатрис, он спрятал его под подушку. – Это «les redingotes anglaises».
   – Английские рединготы? ^[4]
   – Совершенно верно. Они защитят вас, и ребенка не будет.
   – Я сделала правильный выбор, – заметила Беатрис. – Если уж мне суждено потерять девственность, так пусть лучше меня лишит ее повеса, искушенный в любовных делах. Вы имеете обыкновение держать «рединготы» вместе со свечами и пистолетами?
   – Вы, кажется, недовольны?
   – Вовсе нет. Правда, нет. Хотя, пожалуй, да. Мне хочется, чтобы меня защитили. И лучше всего быть защищенной, но в то же время не знать, что тебя защищают.
   – Вы хотите заниматься любовью с распутником, который одновременно еще и девственник.
   – Звучит абсурдно, верно?
   – Было бы лучше, если бы вы вернулись к себе в комнату. Тогда нам не пришлось бы обсуждать «английские рединготы» и то, как предохранить вас от детей.
   – Да, – согласилась Беатрис. – Мне было бы лучше вернуться к себе. – Внезапно ее охватил холод, и она необычайно остро ощутила свою наготу.
   Девлен внимательно разглядывал ее, и все это смущало Беатрис. Впервые за вечер она почувствовала себя беззащитной. Она совершила дерзкий поступок и очутилась в ловушке. Приход сюда казался ей теперь полнейшей глупостью.
   Она подняла руку, пытаясь прикрыть грудь, но Девлен оказался проворнее и не позволил ей это сделать.
   – Если сегодня вечером вы решили отвергнуть мое общество, то позвольте по крайней мере вдоволь налюбоваться вами. Это зрелище оживит мои грезы.
   Как ему это удалось? Всего лишь несколько слов, и Беатрис уже не испытывала холода. По телу разлилось приятное тепло.
   Она протянула руку, и Девлен сжал ее ладонь. Беатрис встала на колени, положила руки Девлену на плечи и нежно поцеловала его в щеку.
   – Знаю, я сделала глупость, придя сюда, – шепнула она ему на ухо. – Но я так редко делаю глупости, Девлен.
   – Вам хочется почувствовать вкус греха? – Она кивнула. – А если это помешает вам выйти замуж?
   – У меня нет ни титула, ни состояния. Не думаю, что моя девственность будет иметь значение, если я вдруг решусь выйти замуж. Моему мужу придется принять меня такой, какая я есть, или отказаться от меня.
   – Вы собираетесь пойти против правил, Беатрис? Бросить вызов обществу?
   – Мне кажется, вы не раз проделывали то же самое, Девлен. Гордон.
   – Мужчины – другое дело.
   – Потому что женщина лишь «немощный сосуд», как утверждает Библия. Немного странно думать так о женщинах, вы несогласны?
   – Не уверен, что хоть когда-нибудь думал о женщине как о «немощном сосуде», Беатрис.
   – И все же думали, – возразила Беатрис, слегка отстраняясь. – А иначе зачем бы вы возили с собой «английские рединтготы» в дорожном сундуке?
   – Почему вы так упорно не желаете получить что-то взамен?
   – Взамен?
   – Взамен вашей девственности. Это ценный дар.
   – Дар? Или, может, бремя?
   – Вы не получите удовольствия, так и знайте.
   Несколько долгих мгновений Беатрис изучала Девлена.
   – Так вы плохой любовник, Девлен? Странно, я бы никогда не подумала.
   Он не улыбнулся в ответ. На его лице мелькнула горькая гримаса. Возможно, он не желал, чтобы Беатрис продолжала задавать ему вопросы. Или молчаливо соглашался с выбором, который она сделала.
   Беатрис села на постели, наблюдая за ним. Девлен не стал отворачиваться. Казалось, он не испытывал ни малейшего смущения. Он неторопливо стянул с себя галстук, и Беатрис причудилось, что она ощущает медленное скольжение ткани по коже. Потом его длинные крупные пальцы принялись расстегивать жилет. С привычной небрежностью Девлен швырнул жилет на пол вслед за галстуком.
   – Здесь нет вашего камердинера, Девлен, – весело предупредила его Беатрис.
   – Возможно, мне удастся уговорить вас присматривать за мной.
   – У меня уже есть один воспитанник. Я не спешу обзавестись вторым.
   Глупо, но ей вдруг захотелось смеяться. Беатрис переполняла радость, хотя время для веселья она выбрала самое неподходящее. И все же она чувствовала себя до нелепости счастливой, глядя, как медленно раздевается Девлен. Он не сводил глаз с ее лица и, конечно же, заметил улыбку, которую ей так хотелось скрыть.
   – Похоже, вам это нравится?
   – Видеть, как вы раздеваетесь? Да, очень. Хотя, должна признаться, я никогда еще не видела обнаженного мужчину. Во всяком случае, живого, – поправилась она после секундной паузы.
   Расстегивая брюки, Девлен на мгновение замер.
   – Живого?
   – Во время эпидемии нас всех привлекали к общественной службе. Мы помогали хоронить мертвых. У меня хорошо получалось шить саваны.
   – У вас появилась несносная привычка приводить меня в замешательство своими речами, Беатрис Синклер.
   – Вам вовсе не обязательно произносить мою фамилию. Зовите меня просто Беатрис. Или моим вторым именем?
   – Анжелика?
   – Ну уж нет, это было бы чересчур. Ангел и дьявол, – улыбнулась Беатрис. – На самом деле все гораздо прозаичнее. Меня зовут Энн.
   – Но я бы не решился утверждать, что в этом союзе вам отведена роль ангела. По-моему, вы самый настоящий дьявол.
   – Правда? – Замечание Девлена привело Беатрис в восторг.
   Он сел на край кровати, снял сапоги и чулки, а затем стянул брюки, обнажив свои ноги.
   – Вот это да! – воскликнула Беатрис. Наступило долгое молчание, прерываемое только завыванием ветра за окном. – Вы всегда были таким огромным?
   Отрывистый смех Девлена заставил ее поднять глаза и посмотреть ему в лицо.
   – Такого вопроса мне еще никогда не задавали, – признался он. – Не думаю, что я всегда был таким. Мальчиком был куда меньше.
   – Так что… опыт делает эту часть тела большой? Чем чаще вы пользуетесь ею, тем она больше становится?
   – И как вам приходят в голову такие вопросы?
   – Это все мое любопытство. Я всегда им отличалась.
   – Я нахожу довольно странным, когда меня расспрашивают о любовных похождениях. Меня это смущает.
   – А может, у вас их и не было?
   К изумлению Беатрис, Девлен прыгнул на край кровати.
   – Достаточно, Беатрис Синклер. У вас чертовски длинный язык.
   – Спасибо, – поблагодарила она и еще больше удивилась, когда Девлен улыбнулся в ответ.
   – Господи, за что?
   – За то, что не стали потчевать меня рассказами о своих любовных победах.
   – Это было бы не слишком красиво с моей стороны, правда, Беатрис?
   Он наклонился и поцеловал свою гостью в нос, чем окончательно обескуражил ее. Потом опустился перед ней на колени, и Беатрис тут же принялась с любопытством его разглядывать.
   Наверное, ей следовало отвернуться. Но тогда зачем было приходить сюда? Ее изумленный взгляд екользнул по широким плечам Девлена с могучими буграми мышц, остановился на рельефной груди, напоминающей кованые латы римских воинов, опустился к узким бедрам и замер, найдя нечто куда более интересное.
   – Похоже, зрелище вас заворожило?
   – Мне еще не приходилось видеть обнаженного мужчину так близко.
   – Живого мужчину. – Беатрис кивнула. – Надеюсь, увиденное вас не отталкивает.
   – Вы очень красивы. Наверное, многие женщины говорили вам об этом?
   – Учитывая обстоятельства, кажется, будет лучше, если мы не станем обсуждать других женщин.