Ренуар Марк. Валенсия

   - Не нужно бояться. Это не причинит тебе вреда. Это так приятно. Ну же.
   Она опустила руки, державшие край одеяла, чтобы я мог его откинуть. И я это сделал. Она прикрыла грудь руками, глядя на меня со страхом и мольбой.
   - Не бойся, глупышка, я ничего не сделаю своими руками. Она послушалась. И вот перед моими глазами снова сон. Я стал целовать ее в сумасшедшем исступлении, не видя, к чему прикасаются мои губы. Все ее нежное благоухающее тело представлялось мне олицетворением самого прекрасного на земле. Я целовал ее руки и плечи, шею и грудь, бедра и ноги. В сладостном изнеможении я касался лицом ее мягкого живота, самозабвенно вылизывая впадину пупка. Ее сотрясали судороги сладострастия. Она закрыла глаза и безвольно отдалась во власть моих жгучих ласк. Вдруг, в бессознательном порыве похоти, я рывком раздвинул ее ноги и приник губами к полным, мягким и липким губам влагалища. Валенсия дернулась всем телом, пытаясь оторваться от меня, уперлась руками в мою голову. Но волна сладострастной истомы сковала ее члены, она бессильно распласталась передо мной с тихим слезным стоном. Я долго лизал языком нераспустившийся бутон любви, ощущая кончиком языка каждый бугорок, каждую складочку. Она затихла и вся погрузилась в трепетное вкушение сладости, которая жарким потоком разлилась по ее телу от моих губ. Совершенно обезумев от похоти, я лег на девочку , разведя в стороны девственные губы ее цветка, воткнул изо всей силы свой дерзкий меч. Она вскрикнула от боли и, обхватив меня своими руками, содрогнулась в рыданиях.
   - О, как мне нехорошо! Что со мной сделали? Мне так нехорошо!
   Потрясенный всем случившимся, я растерянно смотрел на нее, не зная, как утешить. А она, бледная и обессиленная, шептала:
   - Что со мной? Что вы сделали? Мне плохо. Она исчезла, не услышав от меня ни единого слова утешения, оставив меня в смятении и смутном ощущении тяжелой вины перед ней и перед богом.
   Рэм опустил голову на стол и замолчал. Мы сидели, подавленные его рассказом, растерянные и ошеломленные. Он вдруг порывисто встал и, пройдя по комнате, уже другим голосом сказал:
   - Ну что ж. Выпьем. Что было, то прошло. Мы выпили и он сразу продолжил свой рассказ.
   ГЛАВА 7
   Уже долго я сидел, подавленный случившимся, стараясь объяснить себе, как это произошло. Потом вытер свой окровавленный член о простыню и лег спать. В восемь часов, как обычно, меня поднял Макс. Тесть ехал на завод. Я встал, превозмогая сонливость и, наскоро позавтракав, вышел к подъезду. Тесть уже сидел в машине.
   - Ты что-то плохо выглядишь, Рэм. Ты не здоров?
   - Здоров. Просто я не выспался. Вчера до часу я был на банкете у Мари.
   - Она все такая же?
   - Такая.
   - Ты сегодня сходи в литейный цех. Вайс опаздывает с отливкой заготовок станин для 150-миллиметровых орудий. Побудь там до обеда и посмотри, в чем там загвоздка.
   - Хорошо.
   Мы поехали на завод. Тесть ушел к себе в правление, а я поплелся в цех. Болела голова, во рту пересохло, тяжелые ноги не слушались. Я несколько раз спотыкался о рельсы и чуть не разбил себе нос. Наконец, я добрался до цеха. На меня дохнуло кислым запахом кокса. В полусумраке огромного, узкого, как тоннель, здания у ярких квадратов отливочных печей, как черти в аду, копошились потные грязные люди. Стоял какой-то ровный и сильный рабочий шум. Я вошел в кабинет начальника цеха.
   - Что у тебя случилось? - спросил я у Вайса. Увидев меня, он расплылся в приветливой улыбке.
   - Рэм, дружище, здравствуй. Ты уже вернулся? - вернулся.
   - Не об этом речь. Что у тебя с отливками? Шеф не доволен. Просил проследить за тобой. Вайс обиделся.
   - Я не виноват. Сталь идет низкого качества, в литье много брака, вот и все, вот и не справляются.
   - Ну, пошли в цех.
   Я ужасно хотел спать, у меня слипались глаза и подкашивались ноги. Я чуть не сел на неостывшую отливку. Вайс взял меня под руку. Мы пошли к литейщикам. Я, как сквозь пелену, видел людей, яркую струну расплавленного металла и слышал монотонный голос Вайса, объяснявшего, что происходит.
   - Ну вот, смотри сам, что случилось - опять брак, - услышал я, очнувшись, голос Вайса. Ничего не соображая, я посмотрел на отлитую станину и попросил Вайса отвести меня к себе в кабинет.
   - Я очень хочу спать, - сказал я ему, когда мы вернулись из цеха.
   - Ложись на кровать в комнате дежурного диспетчера.
   Он отвел меня туда, и я, только коснувшись подушки головой, мгновенно уснул. Через час Вайс разбудил меня и я, умывшись, отправился с ним в цех. Кое-как я провел день и в 6 часов уехал домой один. Тесть от горя бежал на работу. Он просиживал на заводе с утра и до поздней ночи. Поужинав, я принял ванну и лег спать. Проснулся в темноте. Зажег ночник и посмотрел на часы. Была половина двенадцатого.
   - Опять сейчас придет женщина, - безо всякого удовольствия подумал я.
   Мне хотелось отдохнуть и поспать хоть одну ночь спокойно. Я решил не вставать. Потушив свет, я стал разглядывать бледные пятна на потолке и стенах, наслаждаясь тишиной и покоем. Но вот послышался мелодичный звон и что-то зашуршало в темноте у стола. Я прислушался, не двигаясь. До меня донесся тихий смех и приятный голос произнес:
   - Ну и дурак же он! А, впрочем, где это я? Она прислушалась и в настороженной тишине прозвучал ее торжествующий голос:
   - Ага, кто-то здесь дышит... Должно быть, он спит. Приятно побыть со спящим мужчиной в одной комнате.
   Я прикрыл глаза и лежал, не двигаясь. Что она будет делать? В это время кто-то постучал в дверь. Я не успел и открыть рта, чтобы спросить, кто стучится, как она звонко крикнула:
   - Входите, хозяин спит.
   Дверь открылась, кто-то вошел и зажег свет. Я увидел тестя, он ошалело посмотрел на веселую девицу, потом перевел свой взгляд на меня.
   - О, какой симпатичный старичок! - воскликнула она, направляясь к нему.
   - Прочь, прочь от меня! - заорал он, бледнея от ярости.
   - Рэм, объясни, что это значит?
   Я встал с кровати, кляня судьбу и дерзкую красотку. Тесть, не дожидаясь ответа, вышел, хлопнув дверью. Я слышал как он громко крикнул кому-то в коридоре: "Когда он оденется, пусть придет ко мне в кабинет".
   - Слушаюсь.
   - Кто вас просил командовать в чужой комнате? - набросился я на женщину.
   - Боже! А что я сделала? Ведь я думала, что вы спите. Зачем же держать его за дверью? Такой милый и почтенный старичок...
   - Замолчите. Наделали вы теперь дел, а я буду расхлебывать.
   - Ерунда! Всякий порядочный мужчина должен иметь свободную женщину и в этом нет ничего предосудительного. Объясните это старику и он поймет.
   - А ну вас!
   Я пошел к тестю. Угрюмый и злой, он сидел за столом и, не поднимая головы, сказал:
   - Не прошло и трех дней, как мы похоронили нашу девочку, а ты уже навел полный дом женщин. Ну, хорошо. Ты молод и силен. Тебе нужны женщины, но ведь это можно делать и вне дома, не оскорбляя память своей жены. Вчера ты потряс общество у Мари, уйдя в разгар банкета с какой-то уличной девчонкой, сегодня я у тебя в комнате нашел другую и совершенно голую. Как же так можно! Ты меня извини, но жить под одной крышей с тобой я не смогу. Подыщи себе квартиру завтра в городе и переезжай. Я надеюсь, ты не обиделся. Я отец и память о дочери для меня свята. А теперь иди. Девку сейчас же выгони.
   - Если бы я мог ее выгнать! - мелькнула у меня отчаянная мысль... Я вернулся к себе. Когда я вошел, она сидела у туалетного столика и чистила ногти.
   - Ну как? Уладил? - спросила она, не оборачиваясь ко мне.
   - Уладил, - иронически ответил я. Только теперь я смог ее рассмотреть. Не перечисляя всех достоинств ее внешности, могу сказать только, что она действительно была почти голая. На ней был купальный костюм из зелено-белого горошинками шелка, лифчик в виде полоски и трусы, обшитые черной бахромой. Длинные светло-каштановые волосы, плавно извиваясь, опускались ей на плечи и прикрывали ложбинку между лопатками.
   - Собирайтесь, мы сейчас уйдем отсюда, - сказал я ей, отобрав пилку для ногтей.
   - Чудесно. Дайте мне что-нибудь одеть. Я порылся в шкафу и, выбрав одно из платьев жены, подал ей. Она приложила его к себе, посмотрелась в зеркало и спросила:
   - А получше там нет?
   - Нет. И это сойдет!
   - Ну, хорошо. Я сейчас примерю.
   Она надела платье, и я был поражен ее преображением. В платье, плотно облегавшем ее стройную фигуру, она казалась еще стройнее и элегантнее. Я никогда не видел это платье, так красиво сидевшее на своей жене.
   - Вот вам и туфли, - сказал я, подавая ей летние босо- ножки жены на высоком тонком каблуке. Я быстро собрал в чемодан самые необходимые вещи, и мы вышли из дома. Я взял в гараже свой старый "Оппель" и, усадив свою даму, поехал, не зная куда. Она щебетала как птичка, восторгаясь ночным городом. Увидев сияющий подъезд бара, она схватила меня за руку и стала умолять сходить туда. Пришлось согласиться. Мы вошли в бар. На нас сразу обратили внимание. За столиками стали переглядываться и шептаться. Сам хозяин бара поедал жадным взглядом мою спутницу. Он провел нас к столику в отдельный кабинет.
   - Что прикажете подать? - спросил хозяин у меня, косясь на даму.
   - Вина, - воскликнула красотка, кокетливо прищурив глаза.
   - Нет, нет, мы еще не выбрали. Пришлите официантку минут через пять. Хозяин пожал плечами и ушел.
   - Слушай, веди себя солиднее.
   - А что я сделала?
   - Все, что ты хочешь заказать, ты должна говорить мне, а не официанту.
   - Фи, какая разница... Ой! Смотри, какой чудесный малыш, - воскликнула она, показывая пальцем на огромного детину в клетчатом пиджаке, который тащил за руку из-за стола пьяную женщину, в двое ниже его ростом, на танцевальную площадку.
   - Чем же он хорош? Не показывай пальцем, на нас обращают внимание.
   - Где, кто обращает?
   - Все.
   - А разве это плохо? Чего бы я стоила, если бы на меня не обращали внимания? Ух! Какое могучее животное, - восторженно закончила она.
   - Кто животное?
   - Ну, тот парень.
   - Я не понимаю твоих восторгов.
   - А что ты можешь в этом понять? - если ты будешь так хамить, я сейчас же уйду и оставлю тебя здесь одну.
   - О! - испуганно воскликнула она, поворачиваясь ко мне.
   - Ты тоже, оказывается, хорош! Не уходи, я буду паинькой.
   Пришел официант, я заказал все, что нашел нужным и через несколько минут у нас на столе не осталось свободного места.
   - Как тебя зовут? - спросил я после того, как мы выпили по рюмке дамского ликера. Она улыбнулась и ответила вопросом на вопрос:
   - А я обязательно должна иметь имя?
   - Ну конечно. Иначе, как же я буду к тебе обращаться?
   - Придумай мне имя. Какой тебе больше нравится?
   - Любимое имя бывает у любимой женщины.
   - Но у тебя есть любимая женщина?
   - А ты не ревнивая?
   - Ну вот еще! Ревнуют только старики, уроды и сумасшедшие.
   - Тогда твое имя будет Зара.
   - Нет это имя мне не нравится. Оно похоже на солнце.
   Мы еще выпили. Она изрядно захмелела. Я задернул шторы, чтобы на нас не пялили из зала глаза. Она пьяно смеялась и обмахивалась, как веером, салфеткой.
   - Тут жарко. У меня вспотел пупок. Ха-ха-ха, идем потанцуем. Нет, не надо, давай лучше... Рэм, ты душка. У тебя собачьи глаза. Принеси мне холодной воды, я побрызгаю свою грудь.
   Я подсел к ней, обнял за плечи, повернул к себе. Ее жаркое дыхание обдало мне лицо. Я подхватил ее затылок рукой и поцеловал пьяным бесчувственным поцелуем. Она не сопротивлялась, не возмущалась. Она была пьяна до бессилия. Не столько с желанием, сколько по привычке я стал мять ее грудь, пытаясь отыскать пот тканью платья твердую пуговку соска. Она смеялась, как ребенок.
   - Рэм, дурашка...
   Ты щекочешь меня... Подняв платье, я стал целовать ее ноги, ляжки и бедра. А она с хохотом поощряла меня.
   - Вот здесь, теперь здесь, так их, Рэм, так.
   Я расстегнул пуговку ее трусов и опрокинул ее на диван, стащил их совсем.
   - Молодец, ловко, - смеясь, сказала она, пожирая меня похотливым взглядом.
   - Ты еще не поцеловал меня в живот, - воскликнула она, приподняв платье, ну, что же ты?
   Я стоял, с восторгом наблюдая ее бесстыдные порывы.
   - А ты раздвинь ноги. Пожалуйста.
   Она широко разбросала по дивану обе ноги, открыв моему похотливому взору свои прелести. Слегка влажное от пота тело блестело, как стеклянное, а губки влагалища, узенькие и длинные, приоткрылись, обнажив ярко-красный вход во влагалище. Безумство страсти сильнее разума. Я, позабыв все на свете, бросился на колени и, схватив ее за ляжки, приник губами к ней, чувствуя терпкий запах ее плоти и солоноватый привкус горячих половых губ. Она корчилась от наслаждения, болтая какой-то вздор. Ее руки теребили мои волосы.
   - Подожди, - закричала она, - подожди, а то я кончу.
   Я оторвался от нее и, поглаживая мягкий живот рукой, еще и еще раз окинул сладострастным взглядом всю ее фигуру с очаровательными складочками на изгибах талии. Она села и поправила платье. Посмотрела на меня томным взглядом и прошептала:
   - Открой шторы.
   - Зачем?
   - Открой, пусть все видят.
   - Что ты, так нельзя.
   Она с сожалением покачала головой и, схватив меня руками, потянула меня к себе.
   - Сядь здесь, - сказала она, подвигая меня к самому барьеру. Потом проворно расстегнула мои штаны, вынула член. Долго она смотрела на него, зачарованная, взглядом сумасшедшей, поглаживая головку своей рукой. Наконец, быстро подняла платье и села на колени лицом к залу, вставив член себе во влагалище. Осторожно двигая бедрами, она зашептала:
   - Открой шторы, открой.
   - Ты с ума сошла.
   - Нет, но ты не представляешь, как будет приятно чувствовать на себе все их жадные взгляды. Открой!
   Не знаю почему, но я послушался и отдернул штору. Она довольно улыбалась, облокотившись о барьер, и стала осматривать зал горящим от похоти взглядом. На нас стали обращать внимание. Я закрылся шторой и из зала нельзя было увидеть, что она сидит у меня на коленях. Но вид ее без слов говорил умудренным опытом завсегдатаям бара, какое плотское вожделение двигало ее телом взад и вперед. Наслаждение росло с невыразимой быстротой и вместе с ним мутное сознание овладевало мной. Зара стала так яростно ерзать на мне, что заскрипел диван под нами. Судорожно вцепившись пальцами в барьерный бархат, прикрыв глаза и тяжело дыша открытым ртом, она являла собой всему залу зрелище, достойное лучшей порнографической картины по силе своего воздействия. Музыка смолкла. Зал затих. Чуя своим пьяным, затуманенным похотью сознанием скандал, я не нашел в себе силы противостоять этому. Развязка наступила неожиданно. Зара вдруг вскрикнула и повалилась грудью на барьер, забилась в судорогах, излив на меня потоки горячей жидкости. В зале поднялся невообразимый гвалт, кто-то аплодировал, кто-то визжал, какой-то мужчина вопил не своим голосом:
   - Браво-о-о-о-о-о... Я задернул штору, стащил ее с себя, бросил на диван. Меня душила злость и жгучий стыд залил краской мое лицо.
   - Что ты наделала? Она удивленно посмотрела на меня своими ясными глазами и, наивно улыбаясь, спросила:
   - А что?
   - Да ведь ты опозорила меня на весь Кельн!
   - Чем же я тебя опозорила? Наоборот, ты теперь будешь в почете. Ведь не каждый мужчина так смел, как ты.
   В дверь постучались. Я поднял ее на ноги и приказал привести себя в порядок. В кабинет влетел красный от гнева бармен.
   - Господа, я попрошу вас оставить зал бара.
   - Что, вы уже закрываете? - наивно спросила Зара, грациозно поведя бедрами. Бармен смутился.
   - Нет, но я...
   То есть вы, ну, вы меня понимаете, -окончательно сбился с толку бармен под пристальным взглядом моей очаровательной подруги. Она ласково потрепала его по щеке и, смеясь, сказала:
   - Мой милый мальчишечка. Не надо так волноваться. Я уверяю вас, что в высшей степени невежливо выгонять клиентов.
   - Да, но...
   - Никаких но. Выпейте с нами глоток вина, - она схватила его за руку и потащила к столу.
   - Рэм, поухаживай за хозяином. Я еще не оправился от смущения и стоял, как столб, посреди кабинета.
   Зара налила ему бокал и, подхватив другой, чокнулась с ним.
   - За ваше здоровье. За процветание вашего бара, - с пафосом провозгласила она.
   - Рэм, возьми рюмку, - скомандовала Зара. Мы выпили. Бармен ощупывал фигуру Зары масляным наглым взглядом, пытаясь заглянуть под вырез платья на груди. Вошел официант.
   - Хозяин, - мрачно буркнул он, оглядывая нас с Зарой колючими глазами, там просит вас один господин в зале. Бармен спохватился и, извинившись, вышел за официантом, посоветовав нам уехать. Я взглянул на часы. Было половина пятого. Еще полтора часа. Блаженно улыбаясь, Зара медленно раскачивала тело из стороны в сторону, напевая какую-то озорную песенку.
   - Может быть, уедем? - спросил я.
   - Ну что ты, пупсик! Здесь так хорошо.
   Снова, не постучавшись, вошел официант.
   - Вас просят уйти из бара, - с ледяным бесстрастием произнес он, выпучив глаза в пространство.
   - Мы сейчас уезжаем, - сказал я и сунул ему в руку несколько купюр по сто марок. Лицо его мгновенно расплылось в елейном подобострастии, и он засуетился вокруг нас.
   - Прикажете вызвать такси? Мадам, вы забыли вашу сумочку, - обратился он к Заре.
   Она мило улыбнулась и, хитро прищурившись, выпалила ему в глаза:
   - будьте так любезны, подайте мне мои трусы, они под столом.
   Я чуть не упал от неожиданности. А официант, как кот, юркнул под скатерть и, вытаращив преданно собачьи глаза, подал Заре ее трусы, смерив ее восхищенным взглядом. Скоро мы вышли на улицу. У подъезда бара ждала толпа. Увидев Зару, мужчины стали аплодировать, некоторые целовали ей руки, кто-то услужливо распахнул перед ней дверцу машины. Женщины с нескрываемым любопытством заглядывали ей в глаза. Я слышал, как кто-то сказал: "Что за прелесть! Одну ночь с такой и не надо жизни!" С места я рванул машину на полную скорость. Мы ринулись в пустынные улицы и переулки. Через 40-50 минут мы выскочили на городскую автостраду и я остановил машину.
   - Ты что, сумасшедшая? - спросил я ее.
   - С чего ты взял?
   - Ты видишь, что ты устроила?
   - Но это же успех! Фурор! Об этом будет говорить вся Германия.
   - В этом-то и вся трагедия. Неужели ты не понимаешь? - заорал я.
   - Не понимаю, - искренне призналась она.
   - А!... Что с тобой говорить.
   - Ну, котик, не сердись, - она жеманно выгнула свой стан и открыла свои чудные ноги, скрестила их, положив одну на другую.
   - Смотри, котик, а то я их сейчас закрою. А где мои трусы? - испуганно воскликнула она, - ах! Вот они, а я испугалась. Она стала надевать их на себя.
   - Постой, - остановил я ее, - я хочу тебя.
   - Ах ты мурлыка! Сейчас я на тебе устроюсь. Она попросила меня сесть пониже и взгромоздилась верхом на мои ноги, быстро всунув мой член в свое влагалище.
   - Теперь гони!
   - Но я не могу так управлять машиной. Я ничего не вижу.
   - Ерунда. Я постараюсь посторониться, - она наклонилась набок так, чтобы я мог видеть дорогу.
   Я завел мотор и поехал. Мы съехали на обочину, чтобы машину встряхивало, и наше необычное совокупление началось. Она не двигала телом. Но ощутимые толчки машины заставляли наши тела и члены все время тереться друг о друга. Она быстро пришла в неистовое исступление и вцепилась в меня руками и вертелась на мне, как змея. Я выпустил из рук руль и, не успев затормозить, ухнул машину в придорожные кусты. Последний толчок был верхом наслаждения. Она сползла с меня со стоном удовлетворения и через секунду пропала... Я остался один среди поля на дороге, в поломанной машине, усталый и злой. Ни в баре, ни в машине я не получил никакого удовлетворения. Я вышел на дорогу и осмотрелся. Недалеко, за редкими стволами березовой рощи, белел домик фермера. Я решил отправиться туда и попросить машину, чтобы вытащить мой "Оппель" из канавы. Но в этот момент на дороге появились две молочные цистерны, идущие в город. Одна из них остановилась, молодой веселый паренек выскочил из кабины.
   - Вытащить? - крикнул он.
   - Сделай одолжение.
   - Сейчас, - он принес кусок троса, зацепил петлей за задний буфер моей машины и, подогнав свою, сделал вторую петлю на крюк. Без особого труда его "Вега" выволокла мой жалкий кабриолет на дорогу. Я уплатил ему сотню марок и уехал. Моя машина была сильно помята. Правая фара совсем слетела с крыла и лежала на земле. Радиатор скорежило кривой волной, с него понемногу капала вода. Я попробовал завести мотор, он работал отлично. Потихоньку я тронулся с места и поехал. Через час я был уже в городе. Отыскав на окраине дом, где сдают комнаты, я снял небольшую квартиру на втором этаже и оставил во дворе свою искалеченную машину.
   ГЛАВА 8
   С молниеносной быстротой облетела город весть о событии в баре и, когда я приехал на завод, сослуживцы в конторе, глядя на меня, о чем-то шушукались и загадочно улыбались. Меня сразу вызвал тесть.
   - Рэм, - сказал он, угрюмо глядя себе под ноги. Он стоял, а мне предложил сесть.
   - Я не хочу верить басням и слухам, но после того, что видел сам, не могу относиться к этому безразлично. Скандал с твоим именем так велик, что все наши знакомые уже отказались от тебя и среди нас ты чужой. После смерти девочки ты единственный близкий мне человек и я, как мог, стремился сохранить нашу родственную связь, но ты...
   Ты оказался чудовищным развратником, - голос его задрожал, он покраснел от негодования, - я решил, что нам лучше всего расстаться навсегда. Ты получишь свои 50 тысяч марок, с которыми вошел в дело и, кроме того, я от себя еще дам тебе 75 тысяч, ты сможешь уехать отсюда и где-нибудь в провинции открыть свое предприятие. Писем мне не пиши и забудь обо мне...
   Он помолчал и вытер платком свои подслеповатые глаза.
   - Что с тобой случилось? Не понимаю! Ну, в общем, прощай. Вот тебе чек на 125 тысяч марок. Иди.
   Он не подал мне руки и позвонил секретарю.
   - Господин Кренке уезжает, - сказал он вошедшему клерку, - пусть примут у него дела кто-нибудь из отдела.
   Я вышел вслед за секретарем. Передача дел заняла весь день и только к семи часам вечера я вернулся домой. Отремонтированный "Оппель" Уже стоял во дворе, покрытый брезентом. Хозяйка встретила меня у входа:
   - Я без вашего разрешения пригласила мастера. Ваша машина теперь в полном порядке. Надеюсь, вы позволили бы это?
   - Да, фрейлен, я благодарен вам. Сколько это стоит?
   - Все десять тысяч марок.
   - Включите в мой счет.
   - Хорошо. Вы будете ужинать с нами?
   - Нет, благодарю. Пусть принесут кофе в комнату.
   - Я распоряжусь.
   - Черт возьми, - размышлял я, оставшись один в своей комнате, из-за сумасбродной девицы я потерял работу, связи, знакомых и единственно родного человека - тестя. Судьба жестоко обошлась со мной.
   Теперь у меня 125 тысяч марок, вернее, уже 115 наличными деньгами и пустота в будущем. А что мне еще принесут эти экстравагантные женщины? Пока не поздно, нужно от них избавляться, - осенила меня блестящая мысль. Я достал карты из чемодана и направился в уборную, чтобы выбросить их в унитаз, но по дороге передумал.
   - Теперь уже все равно, я потерял связи с внешним миром, так пусть хоть они разнообразят мне жизнь. Все же они лучше, чем уличные проститутки.
   Опустив карты в карман, я вернулся обратно. Делать ничего не хотелось. И даже когда принесли кофе, я не прикоснулся к еде - аппетит пропал.
   Вдруг зазвонил телефон, я снял трубку.
   - Кто это? - услышал я женский голос.
   - А кого вы хотели?
   - Рэм, это ты? - прошептал голос. Я узнал Мари.
   - Да, я, - неохотно ответил я. "Что ей надо?".
   - Ты не узнал меня? Это я, Мари. Мне нужно с тобой поговорить.
   - О чем?
   Мари растерянно помолчала. Я услышал ее взволнованный голос.
   - Я сейчас приеду к тебе. Ты слышишь меня, Рэм?
   - Слышу. Но приезжать не надо. Это повредит твоей репутации. Я теперь отверженный.
   - Для них, но не для меня. Я искала тебя весь день и, наконец, нашла. Я приеду.
   Мне было скучно, а Мари симпатичная женщина. Я согласился.
   Через 15 минут она вошла в мою комнату. Не снимая и шляпы и шелкового плаща, она села в кресло у двери, едва переводя дух, выпалила:
   - Рэм, я поеду с тобой. Мне надоела вся эта жизнь, эти старческие бессильные лобзания, эти пошлые ухаживания, пьянки и оргии. Я хочу жить, как человек. Я тебя люблю давно и страстно. Когда ты женился на Элизе, я хотела убить ее...
   - Во-первых, я никуда не уезжаю, - прервав каскад ее безумных признаний, ответил я, - а во-вторых, не нужны мне никакие женщины, и я тебя не люблю.
   - Боже, что он говорит! С ужасом воскликнула она, вскочив со стула, неужели эта уличная девчонка лучше, чем я? Да ведь ты еще не чувствовал, какое у меня тело, ты не видел мою наготу, ты не представляешь себе, какая я женщина.
   Ее глаза загорелись диким злобным блеском. Она страстным порывистым движением стала срывать с себя одежду.
   - Вот, смотри, смотри, какая я голая, - закричала она в исступлении, - я никогда не раздевалась догола перед своими любовниками.
   Через минуту на ней остались только чулки и туфли. Голое холеное тело красавицы, ее красивые полные руки, круглые, твердо стоящие груди, стройная талия и длинные изящные ноги не могли не вызвать у меня чувства восхищения. Но не больше. Мне не хотелось ее. Я даже не ощутил желания прикоснуться рукой к ее груди. Она почувствовала это безразличие к себе и совсем обезумела.
   - Ну, что? тебе не хочется меня? Или я еще недостаточно раскрылась? Ну вот, смотри...
   С этими словами она бросилась на диван и, развернув ноги в стороны, повернулась ко мне всем своим существом, позируя влажными от похоти глазами. Я подсел к ней и, невольно созерцая открытые взору прелести красавицы, погладил рукой по животу.
   - Ну что же ты? Разве я не хороша?.. Какую женщину тебе надо? Я буду такой, какой ты захочешь меня видеть.