Ренуар Марк. Валенсия

   А она, беспечно и радостно щебеча какой-то вздор, играла с моим членом, то поглаживая его пальчиком, то теребя из стороны в сторону, терла его головкой соски своих грудей, и даже несколько раз поцеловала его, сладко причмокнув от удовольствия.
   - Давай ляжем, - предложил я прерывающимся от волнения голосом.
   Она молча, с удивлением посмотрела на меня, кивнула головой и с разбегу бросилась на кровать.
   - Как здесь мягко! - воскликнула она, прыгая на матрасе.
   - Я с краю, лезь туда.
   Когда я лег, она снова завладела моим членом, все чаще и чаще покрывая его поцелуями.
   - Дай я посмотрю на тебя, - попросил я у нее.
   - Смотри, разве я не даю?
   - Я хочу всю тебя видеть.
   - Глупый, я и так вся на твоих глазах.
   - А здесь? - сказал я, потрогав взмокшие губки ее влагалища.
   - О! - вздрогнула она, - не надо!
   - Но почему же?
   - Не хочу, - произнесла она, задумчиво глядя на мой член, осторожно сжав его головку двумя пальчиками. Потом вдруг села напротив меня в ногах, поджав к подбородку колени, и, задумчиво глядя на меня, замолчала.
   Я не мог догадаться, чем вызван этот каприз и, удивленный, ждал, что будет дальше. Она вдруг улыбнулась, протянула ножку и потрогала пальчиками мой член.
   - Как он интересно стоит, как столбик. Он тебе не мешает?
   - Нет, не мешает.
   - Ты его к ноге прижимаешь?
   - Чего ты там сидишь? Ложись.
   - Не хочу.
   - Тогда я буду спать, - раздраженно сказал я и отвернулся к стене.
   - Ну и спи.
   Я притворился спящим, стал мерно и шумно дышать, а потом, будто во сне, повернулся на спину и разбросал в стороны ноги. Исподтишка, через ресницы я наблюдал за девочкой. Она все также сидела у меня на коленях и с вожделением взирала на мой член. Через минуту она осторожно передвинулась ко мне, потом еще, и, наклонившись, стала целовать головку члена, трогая ее кончиком языка.
   Я решил не пугать ее и наблюдал, что будет дальше. Девочка все больше и больше распалялась, теряя осторожность, неистово сосала мой член, облизывая его языком, как конфетку. Потом она раздвинула ножки и сунула свой палец в промежность, раздвинула губки влагалища и стала нежно тереть клитор, вздрагивая от удовольствия.
   Это было уже интересно и я со сладострастным трепетом следил за пальцем милой девочки, а она, не удовлетворяясь уже одним клитором, все глубже вводила палец в себя, исторгая из себя стоны наслаждения. Боже! Как было приятно все это видеть, чувствовать упругие горячие губки ее ротика на своем члене. Я был уже близок к экстазу, но держался, желая знать, что будет дальше. Вдруг девочка выпустила мой член изо рта, села, тяжело переводя дыхание, заглянула себе между ног, раздвинула обеими руками губки влагалища. Несколько раз она переводила пылающий от возбуждения взор с себя на меня, будто примерялась, сможет ли огромный член поместиться в узенькой щелочке. Потом, решившись, вскочила на колени и, переступив через меня, придвинула свою промежность к моему члену. Осторожно приставив его пылающую головку к губам своего влагалища, она стала медленно и осторожно опускаться на него, замирая от боли и наслаждения. И когда мой член, мощно разжимая ее узкую пещеру, вошел в нее до конца, нас обоих одновременно захватил шквал неописуемого наслаждения. С дикими криками, с хрипом и стоном мы кончили, распростершись на кровати в изнеможении. В этот момент я услышал мерные удары рокового часа.
   Рэм закончил, задумавшись. Дик что-то рисовал на коробке из-под сигарет.
   - Вот, - вдруг произнес он, пододвинув коробку к Рэму, - похоже хоть немножко?
   - Что? - недоуменно спросил Рэм, очнувшись от задумчивости.
   - Я нарисовал девочку, похоже?
   Снисходительно улыбаясь, Рэм искоса взглянул на рисунок. Дик нарисовал, по моему мнению, великолепную женщину, но Рэм двинул коробку обратно, криво улыбнувшись.
   - Урод! Вы не представляете себе эту милую девочку. Совсем не представляете, - вздохнул он сокрушенно, - я устал и, если позволите, немного посплю, а вы погуляете. Часа через два продолжим нашу беседу.
   Мы не стали возражать и ушли.
   - Если он не врет, - сказал мне на палубе дик, - то он самый счастливый человек на свете.
   Я пожал плечами и ничего не ответил.
   ГЛАВА 13
   - Среди женщин, - начал Рэм, когда мы вернулись к нему через два часа, были девушки, девочки, женщины всех возрастов от 20 до 30 лет, были мягкие, как воск и позволяли с собой делать все, что угодно. Они позволяли себя бить, кусать, с диким наслаждением принимая истязания, кончая с криком и слезами. Были строптивые, с которыми приходилось драться, чтобы овладеть. Были капризные, которые долго и умело ломались, распаляя мое желание, а потом отдавались с таким желанием, что не верилось, будто это они только что капризно противились вашему прикосновению, всякие, но объединяло их: красота, изящество, невероятная страсть и умение любить. Это были великолепные женщины, немногие из земных способны их повторить.
   Вскоре я стал замечать, что с каждой новой женщиной у меня все более усложняется и ухудшается жизнь. Деньги исчезали с непостижимой быстротой. Через месяц мне пришлось перебраться в другую, более дешевую квартиру, потом я вынужден был проделать самое страшное - продать библиотеку, мебель и, наконец, автомашину. Одежда моя пришла в ветхость. Ничего нового купить себе я уже не мог, работать нигде не брали. Я стал пить. Жизнь стала пьяно непонятной и пустой. Я уже был на грани самоубийства, когда пришла последняя женщина джокер. В то время я жил в грязной мансарде на Гарзен-штрассе, рядом с тем кабаком, в котором мы с вами встретились. В комнате кроме дощатого стола и кровати с грязным солдатским одеялом, ничего не было. Сам я был грязный и небритый. Последнюю неделю я был хронически пьян, и не давал себе ни на минуту опомниться, и как только чувствовал, что трезвею, заряжался новой порцией крепкого вина. Я спал пьяный, когда она пришла. Во сне мне снилась всякая чертовщина, иногда смешная. Ворочаясь, я упал на пол и от этого проснулся. Первое, что я услышал, это беззаботный женский смех:
   - Оп-ля-ля! Как мы красиво слазим с кровати, - смеясь, произнесла она.
   Я поднял осоловевшие глаза и в сумраке комнаты различил силуэт изящной женщины, стоявшей у окна. Я поднялся с пола и зажег свет. Красивая стройная женщина с величественным надменным лицом, сжав губы в беззвучном смехе, спокойно смотрела на меня.
   - Что ты от меня хочешь? - пьяно пролепетал я, направляясь к кровати.
   Мне совсем не хотелось женщин. Я жаждал только покоя, я жаждал смерти. Женщина ничего не ответила, продолжая молча смотреть. Она не обращала на меня никакого внимания. Она села на край кровати и, наклонившись ко мне, поцеловала в губы долгим жарким поцелуем. Левой рукой она нежно гладила живот, как бы случайно касаясь время от времени рукой моего безжизненного члена. Каждое такое прикосновение трепетным наслаждением отзывалось где-то глубоко у меня в груди, у самого сердца, все больше и больше возбуждая меня. Оторвавшись от моих губ, женщина стала целовать мою грудь, щекоча языком соски, опускаясь все ниже и ниже, дошла до живота, задержалась у пупка. Потом она стала целовать мне ноги, лизать их языком, поднимаясь все выше и выше, потом просунула свое лицо между моими раздвинутыми ногами и стала лизать промежность, доставая до ануса и яичек. Я уже был настолько возбужден, что начинал чувствовать, как болезненно напрягся мой член. Она молча повернула меня на живот, заставила встать на колени. Устроившись позади меня, женщина засунула рукой головку члена себе в рот, стала сосать его, издавая какие-то приятные возбуждающие звуки. Ее проворный язычок успевал облизать весь мой член, поиграть с моими яичками и коснуться ануса, заставляя меня сладострастно вздрагивать. Постепенно она все больше и больше задерживалась возле ануса, вылизывая его с необыкновенным искусством. Но вот ее язык проник в меня, он был твердым и горячим, я чувствовал, как он движется в моей кишке, щекоча мне нервы. Ее руки при этом искусно манипулировали членом, добавляя и без того огромное удовольствие. Я не мог терпеть такую неистовую ласку и через минуту кончил, обливая малофеем ее перчатки. Обессиленный, я свалился на кровать и закрыл глаза. Я уже начал засыпать, когда почувствовал тяжесть на своих ногах выше колен. Я открыл глаза. Женщина, совершенно голая, сидела на мне, широко раздвинув ноги в стороны. Ноги были длинные и стройные. Лежа на кровати, я разглядывал ее. Она была одета в тонкий нейлоновый костюм блестяще-черного цвета, который покрывал ее с ног до шеи, точно воспроизводя все мельчайшие подробности голого тела. На лобке сквозь ткань пробивались рыжие волоски, соски грудей рельефно выступали, топорща легкую эластичную ткань. Даже лучики узких складок под мышками были отчетливо скопированы нейлоном, и поэтому женщина казалась выкрашенной в черный цвет. На ногах у нее были черные туфли, на голове -остроконечная шапочка, а в ушах - сережки из огромных красных рубинов. У нее были светлые пушистые волосы, длинные ресницы под круто изогнутыми бровями. Все в ней дышало спокойной уверенной властью красоты.
   - Ты чего хочешь? - еще раз спросил я, пьяно тараща на нее глаза.
   - Ты пьян, как двести загульных матросов, - вдруг сказала она, - и я с тобой разговаривать не буду.
   Женщина стремительно подошла к кровати и молча, глядя на меня с презрительным превосходством над пьяным человеком, стала раздевать меня. Я попытался сопротивляться, но это оказалось бесполезным, она была ловка и проворна. Через минуту я лежал на колючем одеяле совершенно голый.
   - Не хочу, не надо... Пошла вон... - хрипел я, дрожа от холода и преждевременного похмелья.
   - Пошла вон, - в ярости закричал я, - дай мне немного поспать, - но женщина не обратила на мой крик никакого внимания. Она взяла мой поникший член и, приставив его головку к клитору, стала дрочить себя, стоная от удовольствия. Усталый и разбитый, я безучастно следил за ней. Вскоре она кончила и, запрокинув голову, издала дикий вопль радости.
   Но через минуту с еще большей яростью принялась дрочить себя, орудуя моим членом, как тампоном. В течение часа она таким образом кончила еще несколько раз. Подо мной стало мокро от слизи, обильно вытекающей из ее влагалища. Потом ей удалось запихать едва поднимающийся член в себя, и она тотчас же кончила, повалившись грудью на меня. Странно, но ее великолепная нежная грудь и упругие соски произвели на меня впечатление, и у нас началась неистовая пляска любви. Я возбудился. Мой член выпрямился в ней во всю длину. Нескончаемая первая эрекция давала возможность моей очаровательной партнерше наслаждаться беспредельно. Она кончила еще пять раз. Потом, уже не удовлетворяясь более таким обычным способом, она вынула член из влагалища и направила в задний проход. Теперь она сидела на нем, представив моему взору пещеру любви, блестящую лаковым блеском слизи и нежными лепестками маленьких губок. Большой клитор заметно вздрагивал и она, усевшись на мне поудобней, принялась его дрочить, то потирая, то подавливая, как кнопку, и я потерял чувство времени. Сколько часов продолжалось это неистовое безумство, я не знаю, скорее всего, я потерял сознание, потому что совершенно не помню, как исчезла женщина. Я очнулся часа в два дня, совершенно разбитый и трезвый. У меня не было сил подняться на ноги. С большим трудом я сполз с кровати на пол и на четвереньках дополз до водопроводного крана. Напившись воды, я почувствовал себя немного лучше. Я посидел на полу, потом поднялся на ноги и пошел, куда глаза глядят, чтобы никогда больше не возвращаться туда. Я решил покончить с жизнью. Но по дороге мне встретилась шумная ватага моряков, один из них обнял меня за плечи и увлек за собой. Я оказался в кабаке возле своего дома.
   Немного выпив, я сразу возбудился, но моряки ушли, а я остался один, злой и полупьяный. В этот момент к столу и подсели вы...
   - Вот и все, - сказал Рэм, - я очень благодарен вам за то, что вы меня выслушали. У меня такое чувство, будто вы сняли с моих плеч тяжелый груз, который неминуемо должен был раздавить меня. Теперь я буду жить. А карты следует выбросить, чтобы никто больше не страдал, как я.
   - Нет, - закричал Дик.
   - Ни в коем случае не выбрасывайте карты. Дайте их лучше мне.
   - Я вам не враг! - сказал Рэм, отстраняя руку Дика, -хватит того, что они уже сделали, зачем давать им возможность искушать демона?
   - Нет, я прошу, я умоляю... - с идиотским упорством настаивал Дик.
   Рэм пожал плечами.
   - Дайте ему эти карты, пусть попробует счастья, -сказал я.
   - Вы настаиваете? - резко спросил Рэм у Дика.
   - Да, настаиваю.
   - А вы не возражаете? - обратился Рэм ко мне. Я пожал плечами.
   - Пусть попробует.
   - Тогда давайте два доллара и берите карты.
   Дрожащими торопливыми движениями Дик обшарил карманы, ища деньги. На его лице отразился неподдельный ужас, когда он обнаружил, что с ним нет кошелька.
   - В долг, - вскричал он, - я принесу деньги через пять или десять минут. Вот мои часы в залог.
   Не в силах видеть это, я дал Дику два доллара.
   - Это зачем? - спросил Рэм.
   - Как хотите, - ответил я.
   Дик выжидательно уставился на Рэма, со страхом ожидая, что он скажет, готовый в любую минуту бросить деньги, если они не годятся для покупки карт.
   - Только на деньги, принадлежащие ему, он может купить эти карты.
   - Значит это заем! - догадался сказать я.
   - Заем, да это заем. Я отдам тебе, как только вернемся на корабль.
   Дик взял коробку с картами и быстро сунул ее в карман своей куртки, и заторопился уходить.
   Простившись с Рэмом, мы дали ему на прощание 50 долларов и вышли на улицу.
   Дик от восторга был вне себя, и на все мои обращения к нему отвечал каким-то невыразимым молчанием.
   Когда мы пришли на судно, радист вручил Дику телеграмму. Сестра сообщала, что мать попала под поезд, его вызывали на похороны и делить наследство.
   На следующий день утром Дик уехал домой. Больше я его никогда не видел.
   ГЛАВА 14
   Прошел год. Я стал плавать старшим помощником на большом комфортабельном пассажирском судне "Нора" компании "Брайт-Футнави-Компани". В одну из теплых летних ночей мы подходили к Гамбургу. Вдали уже мигали его маяки и разгоралось электрическое зарево. Я только что сдал вахту и, не желая идти в душную каюту, остался на палубе. Пассажиры спали, убаюканные легкой зыбью, мерно раскачивающей судно. В такое время, тихое и задумчивое, я всегда вспоминаю дика. Где он? Что с ним? Ни на одно из моих писем я не получил ответа. Исчез человек. Меня мучило какое-то тяжелое предчувствие.
   - Какая великолепная ночь! - услышал я за своей спиной искреннее восхищение. Мимо меня, держа под руку очаровательную женщину, прогуливаясь, прошел очень знакомый мужчина.
   - И ты не хотел идти со мной, - укоризненно сказала женщина.
   - Скоро, наверное, Гамбург.
   Они остановились недалеко от меня и, облокотившись на перила, стали смотреть вниз на черную воду, стремительно бегущую вдоль борта. Я тщетно силился вспомнить, где и когда я видел этого мужчину. Странно, но мне казалось, что видел я и женщину, которая была с мужчиной.
   - Сколько времени? - спросила женщина.
   Мужчина поднял руку.
   - Я забыл часы в каюте, но 12 еще нет. Мы вышли без 20, сейчас... мужчина обернулся ко мне.
   - Простите, вы не скажете, сколько времени? - он пристально посмотрел на меня, заглядывая в лицо.
   - 23 часа 55 минут, - ответил я и невольно улыбнулся. Я узнал мужчину. Это был Рэм. Но, не зная его фамилии, я не решался обратиться к нему первый.
   - Пойдем, уже пора, - женщина потянула Рэма за рукав.
   - Иди, Сали, я сейчас приду.
   Когда женщина ушла, он подошел ко мне.
   - Если не ошибаюсь, мы с вами где-то виделись?
   - Вы не ошибаетесь. Мы действительно виделись. Кабачок для моряков, гостиница... Карты.
   - И Дик! - перебил он меня.
   - Да, да, я все вспомнил.
   - Я вижу, ваши дела поправились?
   - О Да. То странное время я вспоминаю, как страшный сон, и мне трудно поверить, что это было наяву. Я бесконечно благодарен вам за то, что вы с таким вниманием и участием выслушали меня тогда, вы спасли мне жизнь, и я перед вами в долгу...
   - Ну, что вы! Я сделал то, что мог бы сделать порядочный человек на моем месте.
   - У вас есть время? Пойдемте в мою каюту. Сали будет очень рада с вами познакомиться, она все о вас знает.
   - Я свободен до 6 часов утра.
   - Ну, вот и чудесно! Пошли.
   Салина, очевидно, не ожидала посторонних и встретила нас в черном пеньюаре, отороченном белоснежным мехом. И хотя она предстала передо мной почти голая, она вела себя так просто и непринужденно, что я не испытывал никакого чувства неудобства, и через несколько минут забыл о том, что она голая.
   А еще через несколько минут, когда на столе вместе с обильной и изысканной закуской появилась бутылка дорогого французского коньяка, у нас начался такой задушевный разговор, что я почувствовал себя в кругу своих родственников.
   - Вам, наверное, интересно знать, как сложилась судьба после того, как вы с Диком ушли из гостиницы? - начал Рэм, разливая коньяк в рюмки.
   Мы выпили. Мерно стучала машина парохода, уютно мурлыкал приемник, мы сидели в полутьме.
   Салина откинулась на спинку дивана, и ее белоснежное тело светилось треугольником через полураскрытый пеньюар. Очаровательная женщина.
   - Я прожил в гостинице два дня. Ничего не делал и ни о чем не думал. Я отдыхал от тяжести, которую так долго носил. На третий день, утром, хозяин гостиницы привез ко мне какого-то детектива с хитрыми проницательными глазами. Стоя у двери, тот долго и внимательно рассматривал меня, качаясь с носка на каблук.
   - Ну? - спросил он.
   - Что ну? - раздраженно ответил я.
   - Будете запираться или скажете правду?
   Я грешным делом думал, что вы с Диком подстроили мне злую шутку, но очень скоро разобрался, что вы к этому никакого отношения не имеете.
   - Детектив показал мне издали мою фотографию алжирских времен и победоносно улыбнулся, затем изрек:
   - Вас выдает физиономия. Не советую сопротивляться, -он кивнул кому-то за дверью и в комнату вошли два полицейских.
   - Позвольте, - возмутился я, - что за провокация?
   - Берите его, - приказал детектив и вышел из комнаты, считая свою миссию законченной.
   Полицейские взяли меня под руки и повели на улицу. Перед тем, как толкнуть меня в машину, надели наручники и...
   - Они все перепутали, - перебила вдруг сама Салина.
   Она порывисто встала с дивана, сложив руки на груди и стала нервно ходить по каюте.
   - Это я его разыскала. Я никогда не могла примириться с тем, что потеряла его. Я поставила себе цель во что бы то ни стало найти его.
   Искать всю жизнь, всеми возможными и невозможными способами. Я долго и тяжело болела, но продолжала его искать с упорством помешанного...
   - Салина вдруг умолкла, села на свое место, нежно поцеловала Рэма в губы и прошептала:
   - Прости, милый, я перебила тебя. Говори.
   - В Гамбурге, - заговорил Рэм, - меня погрузили в специальный самолет и в тот же день отправили в штаты. Я не знал, куда меня везут и только потому, что полет длился более 20 часов с посадками, конечно, я понял, что меня везут куда-то в Америку. На следующий день мы прибыли на место и меня вновь сунули в закрытую машину, в которой я трясся еще 6 часов. Все это время, с момента задержания меня почти ничем не кормили, дали только большую флягу воды и кусок черного хлеба. Я чувствовал себя плохо и выглядел ужасно.
   - Наконец, этот фургон остановился у какого-то здания. Двое полицейских заглянули внутрь и один хриплым голосом крикнул:
   - Проезжайте!
   Заскрипели ворота и фургон въехал во двор. Мне предложили выйти. Это был глухой тюремный двор в виде глубокого колодца. Мне стало жутко, я ничего не понимал и тысяча мыслей, одна ужасней другой, закружились в моей голове.
   Рэм на минуту замолк, а я взглянул на очаровательную Салину. Она пристроилась рядом с Рэмом и, тесно к нему прижавшись, гладила его по щеке.
   - Бедненький, сколько тебе пришлось перетерпеть! - она лукаво взглянула на меня и вкусно поцеловала Рэма в губы. Рэм продолжил:
   - Конвойный подтолкнул меня к маленькой, окованной железом, двери:
   - Заходи.
   Я повиновался и оказался в приемной тюрьмы. Мне предложили раздеться догола, и двое полицейских ловко и быстро обыскали мою одежду. Потом мне кинули тюремную одежду и повели в баню. С удовольствием помылся я в горячей воде и, смыв с себя всю грязь, я почувствовал себя гораздо лучше. Дальше все пошло с кинематографической скоростью.
   Меня сфотографировали, измерили, сняли отпечатки пальцев, заполнили несколько анкет, а на все мои вопросы был только один ответ - молчание.
   Правда, обращались со мной довольно вежливо. Не прошло и полчаса, как я оказался в тюремной камере. Мне дали ужин и принесли постель. Я с удовольствием съел скудную пищу и, растянувшись на полке, моментально заснул.
   Три дня тюремного режима в полной изоляции не успокоили меня. Я никак не мог догадаться, за что меня посадили. На четвертый день произошли изменения. С утра меня вызвали в контору тюрьмы. Начальник необычайно вежливо предложил мне присесть и объявил, что я свободен. Он вручил мне письмо и чек на тысячу долларов. Моему изумлению не было предела. Я распечатал письмо - оно было от... - и Рэм кивнул на Салину.
   Она еще крепче прижалась к нему и, обращаясь ко мне, сказала:
   - Я уже отчаялась найти этого типа, но мне посоветовали нанять, вернее, заявить в полицию, что он украл наши драгоценности на 4, 5 миллиона. Ну, и полиция всех стран взялась за это дело. Потом драгоценности нашлись, мне пришлось уплатить штраф и в награду я получила вот этого старого развратника. Бедненький, сколько тебе пришлось пережить... О, сколько женщин!
   - Зато у него есть теперь опыт в обращении с ними, -сказал я насмешливо. Меня начали раздражать и нагота Салины и ее необычайная красота, и вся эта обстановка богатства и любви. Я допил свой коньяк и встал.
   - Желаю спокойной ночи, - поцеловав маленькую душистую ручку Салины и крепко пожав руку Рэму, я вышел. Я был взволнован и раздражен. Необычайная судьба Рэма волновала мое воображение и некоторое чувство зависти портило мне настроение. Я нашел стюарда и приказал ему принести мне в каюту коньяк и виски.
   Свою вахту я провел с головной болью. Погода испортилась, было прохладно и сыро, и какая-то тоска щемила мне грудь. Настроение было непонятное. В Гамбург мы пришли в полдень. Я отдыхал, когда в каюту ко мне постучали. Вошел Рэм со своей очаровательной подругой.
   - Мы пришли проститься, - сказала Салина. Рэм крепко пожал мне руку и подал свою визитную карточку:
   - Приходите ко мне в отель, - сказал он.
   - Мне здесь придется задержаться, пока я не улажу дела с наследством.
   - Вы получили наследство? От кого? - воскликнул я.
   - От тестя... Он умер, а перед смертью, из любви к дочери, написал завещание в мою пользу, а в случае, если и меня нет в живых, то на благотворительные цели, в основном на больницы его имени.
   - А как же остальные наследники? - спросил я.
   - Он их всех ненавидел, всех родственников, они только и дожидались его смерти.
   - И много вам досталось?
   - Около двух миллионов, не считая трех крупных предприятий и их отделений в разных странах. Так обязательно заходите, - и, сердечно распрощавшись со мной, они вышли счастливые, богатые, великолепные.
   ГЛАВА 15
   Наш пароход поставили в док, и у меня появилась масса свободного времени. Несколько раз я встречался с Рэмом и его очаровательной подругой. Мы весело проводили время в разных увеселительных заведениях Гамбурга. Иногда, подходяще выпив, вспоминали прошлое. Пытались разыскать дика, но он исчез, не оставив никаких следов. Мы строили всевозможные предположения и догадки в отношении его судьбы, но догадки оставались догадками, а дик так и исчез с нашего горизонта. Я уже потерял всякую надежду, но однажды вечером ко мне в комнату постучались и вошел человек, скромно одетый, вполне приличной наружности. С вежливым поклоном он осведомился, действительно ли я тот человек, которого ему назвал портье? Я подтвердил и спросил, с кем имею честь? Я услышал следующую историю:
   - Я работаю старшим надзирателем в клинике для душевно больных доктора... Моя фамилия...
   - Да, но при чем здесь я? - перебил я его.
   - Одну минуточку, сэр, сейчас я все объясню. У нас в клинике, сэр, находится на лечении один больной с помешательством на сексуальной почве. Его подобрали на улице в крайней степени физического и умственного истощения. Кроме того, у него была сильная лихорадка. Он иногда впадал в буйство. Ему всюду мерещились женщины, и он бросался на наших сестер. Но когда припадки кончались, это был тихий и приятный мужчина. Но ему всюду виделись женщины, и он рассказывал о них такие вещи, которые могли возникнуть в сознании только у шизофреника. Иногда он кричал, плакал, молил на коленях убрать от него женщин. Просил поместить его в изолированную палату, связать и закрыть на замок. И мы, чтобы успокоить его, выполняли его желание. Иногда он тихо сидел где-нибудь и перебирал карты, что-то тихо бормоча себе под нос.
   - Карты! - воскликнул я, вскакивая с кресла, - вы, сэр, сказали карты?
   - Да, сэр, у него была колода карт, старая затрепанная колода. Он с ней никогда не расставался. Там были нарисованы такие красивые женщины.
   Я в волнении ходил из угла в угол по комнате.
   - Неужели Дик? Расскажите дальше, мистер Квиг, -попросил я.
   - Как я уже сказал, он никогда не расставался с этой колодой. Даже в буйном припадке он так сжимал их в руке, что мы не могли разжать его пальцы, и мы закатывали его в рубашку и пеленали, как ребенка, вместе с картами.
   - Несчастный! - вырвалось у меня.
   - Да, сэр, но что странно, как бы мы его ни связывали, как бы мы его ни пеленали, а мы умеем связывать больных, наутро он всегда оказывался развязанным и в обмороке. Один раз мы надели на него наручники, и все равно утром они открытые валялись на полу.
   - Он сейчас у вас? Как он себя чувствует?
   - Он умер вчера вечером, сэр, - сказал Квиг.
   - Как умер? - я схватил Квига за плечо.
   - Умер, сэр, - повторил Квиг.
   - Он умер тихо и спокойно, и поэтому я здесь.
   - Но что он говорил перед смертью?
   - Что-то непонятное, сэр. Он сказал, что сегодня приходила последняя женщина и что он не жалеет, что проиграл, а потом он назвал ваше имя и просил исполнить последнюю волю. Он говорил, сэр, что вы единственный близкий человек и вы все знаете. Он просил передать вот это...
   Квиг протянул маленький пакет. Не зная, что там, я уже догадывался и с ужасом оттолкнул пакет от себя.
   - Нет, сэр, пожалуйста, возьмите. Это его последняя воля, и потом пока это было у меня, я чувствовал себя очень скверно. Особенно ночью, - и Квиг густо покраснел.
   - Да, - с грустью подумал я, - бедный Дик. Ты пал жертвой своего упрямства, - я глубоко задумался.
   Мы похоронили беднягу без лишнего шика. Скромный, но дорогой памятник увенчал его могилу. Салина все покрыла великолепными цветами. А потом мы собрались в апартаментах Рэма. Он, Салина и я, каждый был погружен в какие-то нелепые мысли. Потом я вынул пакет из кармана, этот пакет с картами, и мы подошли к ярко пылающему камину. Рэм наполнил бокалы и сказал:
   - Выпьем за бедного Дика и за то, чтобы эти дьявольские карты не причинили больше никому зла.
   Мы выпили и я собрался бросить карты в огонь, чтобы уничтожить это зло, но вдруг дверь резко открылась и на пороге возникла фигура человека, закутанного в белую материю. Человек быстро подошел ко мне, взял у меня из рук карты и сказал на ломаном немецком языке:
   - Это нельзя уничтожить! Это рок!
   - Индус! - вскричал Рэм и бросился на человека. -Держите его, - я бросился на помощь Рэму и мы одновременно схватили пустоту.
   В комнате никого не было и дверь была заперта.
   - Черт, - удивленно вскричал Рэм.
   - Может, так и лучше, - сказал я, глядя в огонь камина.
   - Давайте выпьем, - сказала Салина и налила бокалы.