Рейнольдс Аластер. Город бездны

   — Наша разведка сообщила кое-что любопытное, — сказал Оркагна. — Младший из Рейвичей — Арджент — жив и поклялся отомстить вам.
   — Поклялся отомстить? Это что за баллада о доблестном рыцаре? — Кагуэлла вытянул вперед растопыренную пятерню. — Эй, посмотрите. Я уже дрожу до кончиков пальцев.
   — Это только слова, — вмешался я. — Если бы я счел, что стоит беспокоиться, вы бы об этом уже знали. Это также входит в мою работу. Так что не волнуйтесь, если какой-то… доблестный рыцарь точит на нас зуб.
   — У нас несколько другие сведения, — Оркагна опустил глаза, словно разглядывал свои лакированные перчатки, и потянулся одними пальцами. Я уловил еле слышный щелчок. — Наша разведка полагает, что этот господин… приобрел оружие у тех же… южан, которые перебили его семью. Технология тяжелых частиц, оружие, с которым можно взять любой укрепленный пункт. Правда, в активном состоянии оно оставляет очень характерные следы, — ультра сделал еще одну выразительную паузу и небрежно добавил: — Знаете, забавно: эти следы оружия ведут на юг Полуострова, к Дому Рептилий.
   — Дайте мне координаты, — сказал я. — Встречусь с этим парнишкой и узнаю, что ему нужно. Может быть, он получит несколько единиц оружия и отстанет. Если вообще считает нас торговцами оружием.
   — Ну да, — фыркнул Кагуэлла. — Он считает меня торговцем винами. Брось, Таннер. И на этот раз ты можешь отдохнуть. Ты слишком хорош, чтобы возиться с гнидой типа Рейвича. Мух не бьют ядерными ракетами.
   Он повернулся к Оркагне:
   — Так говорите, он на севере? Как далеко, в какой местности?
   — Разумеется, мы можем предоставить вам информацию.
   — Вот сраный кровосос, — на миг лицо моего хозяина перекосилось, но он тут же расплылся в улыбке и ткнул пальцем в сторону ультра.
   — Вы мне нравитесь, честное слово. Этакая гнусная пиявка… Ваша цена. Можете не углубляться в подробности. Дайте позиционные координаты с точностью… допустим, сто километров. Иначе будет не смешно, а?
   — Черт побери, о чем вы думаете? — мне было уже не до субординации. — Может быть, Рейвич сто раз любитель, но это ничего не значит. У него оружие, которым южане перебили весь его клан!
   — Что ж, тем забавнее. Настоящее сафари. А заодно, может быть, поймаем гамадриаду.
   — Вы азартный человек, — с пониманием заметил Оркагна.
   Яснон одно: Кагуэлла оказался на публике и был вынужден действовать соответственно. У себя в Доме Рептилий, он бы руководствовался логикой, а не эмоциями. Он, не моргнув глазом, приказал бы мне кому-нибудь из своих людей убрать Рейвича, потому что тратить время на подобную мелочь действительно было ниже его достоинства. Но на нас глазели ультра, и они не должны были видеть его слабым. Они должны были увидеть хищника.
   Позже, когда наступила развязка, — когда наша операция провалилась, когда Гитта погибла вместе с Кагуэллой, а нас с Дитерлингом ранили, — я понял еще одну вещь.
   Это была моя вина.
   Если мне скажут, что я ни на что не годен, я соглашусь — потому что допустил ее гибель. И гибель Кагуэллы. Эти смерти — две части ужасного целого. А Рейвич ушел невредимым — и по праву гордился собой, потому что у него на руках кровь человека, которому он поклялся отомстить, и его жены. Вообще-то, он надеялся, что Кагуэлла уцелеет, — у меня было больше шансов отправиться на тот свет. Но если бы Кагуэлла выжил, его жизнь все равно должна была превратиться в кромешный ад. И это было бы для Рейвича настоящей победой — знать, что до конца своих дней Кагуэлле суждено оплакивать Гитту. Я не знаю, какими словами можно передать боль этой утраты. Думаю, Гитта была единственным существом во вселенной, которое он любил.
   Рейвич немного просчитался. Он отнял Гитту у меня.
   Я хорошо помню, как смеялся Кагуэлла над клятвой Рейвича. От рыцарской доблести до абсурда — один шаг. Похоже, я его сделал. Я поклялся, что положу жизнь, но уничтожу Рейвича и отомщу за Гитту. Скажи мне тогда кто-нибудь, что моя смерть — непременное условие его гибели, я бы спокойно пошел на такую сделку.
   В Нуэва-Вальпараисо он проскользнул у меня между пальцев. Тогда мне пришлось сделать самый сложный выбор — или оставить Рейвича в покое, или последовать за ним за пределы планетной системы.
   Последнее оказалось проще, чем я думал.
 
   — Не помню каких-то особенных проблем с господином Рейвичем, — сказала Амелия. — У него была временная амнезия, но слабее вашей — она длилась всего несколько часов, а затем он начал приходить в себя. Даша хотела оставить его для осмотра имплантатов, но он настоял на том, чтобы улететь немедленно.
   — Вот как? — я изобразил удивление.
   — Да. Бог знает, чем мы обидели его.
   — Уверен, вы здесь ни при чем, — интересно, что у него с имплантатами… но об этом я спрошу позже. — Скорее всего, он уже на Йеллоустоуне или где-то в окрестностях. Мне не хотелось бы терять его из виду. Развлекаться все-таки лучше вместе.
   Она изучающее посмотрела на меня.
   — Вы были друзьями, Таннер?
   — Вроде того.
   — Значит, вместе путешествовали?
   — Можно сказать и так.
   — Понятно.
   Ее лицо было безмятежным и бесстрастным, но я догадывался, о чем она думает. Сомневаюсь, чтобы Рейвич упоминал о попутчиках. Соответственно, нашей дружбы не существовало в природе.
   — Вообще-то, мы договаривались, что он меня дождется.
   — Наверное, ему не хотелось напрасно занимать лазарет. Может быть, остаточная амнезия… Конечно, мы могли бы с ним связаться. Это не просто, но мы стараемся присматривать за теми, кого оживляем, — на случай осложнений.
   Ну, и на случай, если кто-нибудь вознамерится поблагодарить Айдлвилд за гостеприимство и возместить расходы… а также заплатить за свою безопасность на Йеллоустоуне или за информацию о новоприбывших. Информация — это реальная власть.
   — Благодарю вас, не стоит беспокоиться. Я предпочту встретиться с ним лично.
   Она внимательно посмотрела на меня.
   — Тогда вам стоит искать его на планете.
   Я кивнул.
   — Понимаю, как важно сохранить конфиденциальность, но…
   — Он собирался в Город Бездны, — последнее слово Амелия изрекла с таким видом, словно речь шла о святотатстве или самой гнусной непристойности. — Это наше самое большое и самое старое поселение.
   — Да, я уже слышал о Городе Бездны. А можно чуть подробнее? — спросил я, стараясь говорить как можно мягче. — Хотя бы район.
   — Вряд ли я смогу помочь вам — он не сказал, куда именно направляется. Но можете начать с Кэнопи.
   — Кэнопи?
   — Я никогда там не бывала. Но говорят, что там стоит побывать.
 
   Я покинул хоспис на следующий день. Несомненно, до полного выздоровления было еще далеко, но дальше тянуть нельзя, иначе шанс напасть на след Рейвича упадет до нуля. Некоторые компоненты моей памяти сошлись абсолютно четко, некоторые — еще нет, но этого было достаточно, чтобы выполнить мою задачу.
   Когда я вернулся в коттедж, чтобы забрать свои вещи — документы, одежду, которую мне подарили, и полуразобранный алмазный пистолет, — мой взгляд сам собой устремился к той самой нише в стене, которая вызвала у меня такой панический страх в день пробуждения. Не могу сказать, что в коттедже мне спалось спокойно. Мои сны так или иначе были связаны с Небесным Хаусманном, что наглядно подтверждали пятна крови на простыне, которые я обнаруживал по утрам. Тогда я вспоминал разговор с Дашей. Может быть, истинная причина моих страхов — индоктринальный вирус? Это он порождает у меня в мозгу те самые пресловутые структуры, а они создают лишние связи между мозговыми центрами. Но в этом я не был уверен.
   Потом за мной зашла Амелия, и мы с ней отправились вверх по длинной извилистой дорожке, поднимаясь все выше и выше на «небеса» — к оконечности одного из конусов. Подъем был почти незаметен, поскольку вес уменьшался с каждым шагом. Казалось, кто-то легко ведет меня под руку, увлекая вперед. Удивительная легкость вызывала эйфорию.
   Минут десять-пятнадцать мы шли молча. Потом я спросил:
   — Вы действительно были когда-то одной из нас, Амелия?
   — Вы имеете в виду — «спящей»? Да, но тогда я была совсем маленькой и едва умела говорить. На нашем корабле произошла авария, больше половины архива погибло. Рейс был транзитный, в каждой планетной системе брали пассажиров… так что теперь никто никогда не узнает, откуда я прилетела.
   — Значит, вы даже не знаете, где родились?
   — Ах, я могу только догадываться… Теперь мне уже все равно.
   Подъем ненадолго стал круче, и Амелия вдруг устремилась вперед, обгоняя меня.
   — Теперь мой мир здесь, Таннер. Он блаженно мал, но в этом тоже есть своя прелесть. И даже здесь еще много неведомого.
   — Не знаю. Здесь должно быть очень скучно.
   — Ничуть. Все постоянно меняется, — она указала вдаль, где окоем обители изгибался. — Видите водопад? Он не всегда был здесь. А внизу когда-то была деревушка, но теперь мы создали там озеро. И так все время. Прокладывать новые дорожки… Это необходимость — чтобы предотвратить эрозию. И я помню, как это место выглядело год назад, два года. У нас есть времена года. Случается, что урожай не столь хорош, как обычно. Зато в другой раз Господь посылает нам изобилие. Всегда происходит что-нибудь интересное. К нам постоянно прибывают новые люди — и некоторые из них вступают в Орден… — она понизила голос. — И к счастью, не все они похожи на брата Алексея.
   — Паршивая овца всегда найдется.
   — О да. Знаю, что это нехорошо, но… после всего, чему вы меня научили, я почти уверена, что смогу посчитаться с Алексеем.
   Как я понимал ее чувства!
   — Сомневаюсь, что он примется за старое… но не хотел бы оказаться на его месте.
   — Я буду с ним ласкова, не волнуйтесь.
   Последовала напряженная пауза. Мы преодолели последний склон у оконечности конуса. Наверно, я весил раз в десять меньше, чем в коттедже, но пока еще не взлетал — хотя, кажется, был к этому близок. Впереди, среди спутанной поросли — при низкой гравитации деревца приобретали самые причудливые формы, — пряталась предусмотрительно замаскированная бронированная дверь — выход в камеру.
   — Вы серьезно хотите улететь? — спросила Амелия.
   — Чем быстрее я попаду в Город Бездны, тем лучше.
   — Вас там многое ожидает, Таннер. Жаль, что вы не хотите остаться с нами еще ненадолго, чтобы мы смогли подготовить вас к… — она смолкла, очевидно понимая, что я не поддамся на уговоры.
   — Не беспокойтесь, постепенно я все вспомню, — я улыбнулся, проклиная себя за эту ложь… но иного пути не было. — Спасибо за доброту, Амелия.
   — Мне это было приятно, Таннер.
   — Вообще-то… — я огляделся в поисках соглядатаев, но мы были одни. — Буду рад, если вы кое-что от меня примете.
   Из кармана брюк я вынул полностью собранный заводной пистолет.
   — Лучше не спрашивайте, почему он был при мне, Амелия. Но мне он больше ни к чему.
   — Не думаю, что следует принять это от вас, Таннер.
   — Тогда конфискуйте его, — я втиснул пистолет ей в руку.
   — Пожалуй, я так и сделаю. Он действует?
   Я кивнул. Вдаваться в подробности не было необходимости.
   — Он поможет вам, если попадете в настоящую переделку.
   Она спрятала пистолет.
   — Я конфисковала его, — она пожала мне руку. — Вот и все. Храни вас Бог, Таннер. Надеюсь, вы отыщете своего друга.
   Я отвернулся. Надеюсь, она не увидела моего лица.

Глава 9

   Я шагнул за бронированную дверь. При виде коридора с полированными стальными стенами я понял, что отныне романтический Айдлвилд будет для меня лишь искусственной конструкцией, вращающейся в вакууме, и ничем больше. Далекий плеск крошечных водопадов сменился жужжанием вентиляции и силовых генераторов. В воздухе появился характерный запах больницы, которого не было минуту назад.
   — Господин Мирабель? Нам сообщили, что вы улетаете. Пройдите сюда, пожалуйста.
   Двое Нищенствующих уже поджидали меня. Один из них жестом пригласил меня следовать за собой по коридору; при каждом шаге нас подбрасывало, как на пружинах. Достигнув конца коридора, мы сели в лифт. За коротким подъемом к истинной оси вращения Айдлвилда последовал долгий путь в горизонтальной плоскости к выходу на поверхность, к точке нашего назначения. К моей несказанной радости, все это время никто из нас не раскрыл рта. Похоже, Нищенствующие давным-давно обсудили все мыслимые темы с «оживленными» и заранее представляли, что я отвечу на тот или иной вопрос, — поскольку это уже повторялось десятки раз.
   А если они спросят у меня, чем я собираюсь заняться, а я отвечу правду?
   Чем? Вообще-то, собираюсь кое-кого пришить .
   Наверное, стоило так ответить хотя бы ради того, чтобы посмотреть на их физиономии. Но тогда они, пожалуй, еще примут меня за параноика, которого слишком рано выпустили на волю.
   Тем временем лифт покинул внутренности Айдлвилда и теперь скользил по прозрачной трубке. Сила тяжести почти исчезла, и нам пришлось зацепиться руками и ногами за мягкие скобы, вшитые в стены лифта. Нищенствующим это удалось без труда, и они со спокойным изумлением наблюдали мои неловкие попытки «встать на якорь».
   Впрочем, вид снаружи стоил усилий.
   Теперь я отчетливее разглядел теснящуюся у причала стайку кораблей — то, что два дня назад показывала мне Амелия. Каждый из этих серебристых осколков на самом деле был величиной почти с Айдлвилд, но на таком расстоянии казался миниатюрным и сливался с массой себе подобных. То и дело весь рой озарялся фиолетовым сиянием — один из звездолетов включал двигатели малой тяги, отделялся от остальных и лениво описывал дугу. Этот маневр мог быть данью этикету, сменой позиции или просто попыткой избежать столкновения. Зрелище завораживало своей красотой. Как можно не восхищаться этим творением рук человеческих — хрупкими песчинками, которые готовы потеряться в бескрайнем пространстве, но все равно бросают вызов расстоянию и времени? И неважно, будет ли то парусник, борющийся со штормовыми волнами или космолет с алмазным корпусом, который наперегонки со светом мчится от звезды к звезде.
   Между скоплением кораблей и Айдлвилдом я заметил пару более ярких мазков. Это могли быть транзитные шаттлы — а может быть, подходили новые звездолеты. Вблизи «веретено» Айдлвилда — сужающийся конец конуса — казалось ажурным. Причалы, ремонтные доки, карантинные и медицинские зоны образовывали сложнейший трехмерный лабиринт. Поблизости болталась примерно дюжина разнокалиберных кораблей, и еще несколько стояли «на привязи» у хосписа. Большей частью это были маленькие служебные суда на реактивной тяге — чаще всего Нищенствующие использовали их для внешних ремонтных работ. Среди них выделялись две посудины покрупнее, но и они казались карликами в сравнении с любым субсветовиком на главном причале.
   Первый был обтекаемой формы и напоминал акулу — скорее всего, он предназначался для спуска в атмосферу. На гладком корпусе, черном, словно всасывающем свет, ярко серебрилась эмблема — гарпия и нереида. Я сразу узнал шаттл, доставивший меня с вершины моста Нуэва-Вальпараисо на «Орвието» после нашего спасения. Шаттл был прикреплен к Айдлвилду прозрачной «пуповиной», внутри которой я увидел медленно движущийся поток спящих. Они все еще были «холодными», то есть находились в криогенных капсулах. По всей длине пуповины проходила судорога компрессионной волны. В этом было что-то непристойное — шаттл словно откладывал яйца… или испражнялся.
   — Все еще разгружают? — спросил я.
   — Нужно очистить еще несколько отсеков трюма со спящими, и корабль освободится, — пояснил первый Нищенствующий.
   — Держу пари, вид этой «слякоти» у вас энтузиазма не вызывает.
   — Я бы не сказал, — отозвался второй весьма унылым тоном. — На все воля Божья.
   Корабль, к которому направлялся наш лифт, сильно отличался от шаттла. Я бы сказал, что это просто груда хлама, которой каким-то образом придали устойчивую форму и пустили дрейфовать. Казалось, она еще не разлетелась по всей планетной системе только потому, что висит неподвижно.
   — Я лечу на этой хрени?!
   — «Стрельников» — хороший корабль, — возразил первый Нищенствующий. — Не переживайте. На нем куда безопаснее, чем кажется.
   — Или гораздо менее безопасно? — вмешался его спутник. — Я все время путаю, брат.
   — Я тоже. Может быть, проверим?
   Он полез в складки своей хламиды. Не знаю, чего я ожидал, но только не появления на свет деревянной дубинки. Похоже, она была сработана из ручки садового инструмента и снабжена на узком конце кожаной петлей, а на другом — украшена несколькими любопытными царапинами и пятнами. Второй Нищенствующий вцепился в меня сзади, а его коллега принялся методично отрабатывать удары на моей физиономии. Я почти не мог сопротивляться: эти парни чувствовали себя в невесомости, как рыбы в воде, да и силы им было не занимать. Похоже, обошлось без переломов, но под конец вид моей физиономии полностью соответствовал моей фамилии. Я еле видел одним глазом, во рту плескалась кровь и кусочки отбитой зубной эмали.