Энтони Рейнольдс
Печать Хаоса
Ценой невероятных жертв Империи удалось одержать победу в Великой Войне против Хаоса. Воинство Хаоса под предводительством Асавара Кула было разгромлено, и гибель полководца внесла смятение в его ряды. Эльфы спрятали тело Кула, а с ним и бесценный меч - Убийцу Королей, заключающий в себе великого демона У'зула. Тот, кому Темные Боги дозволят владеть этим мечом, объединит племена Хаоса и станет Князем Демонов Кхорна. Вот тогда-то мир и потонет в крови!!!
ПЕЧАТЬ ХАОСА
КНИГА ПЕРВАЯ
Год 2302, более чем на два века предшествующий правлению Императора Карла-Франца, был ужасен. Шла Великая Война против Хаоса, и нашествие сил Хаоса на далеком севере превзошло все дотоле виденное. Империя распалась на части, которые погрязли в гражданской войне. Лишь благодаря усилиям великого Магнуса Благочестивого Империя не погибла окончательно. Магнус объединил государства и повел союзные войска на север в Кислев, чтобы там дать отпор врагу. Битва не стихала несколько лет, пока, наконец, силы Империи не одержали победу. Воины Хаоса под предводительством Асавара Кула были разбиты. Гибель полководца внесла смятение в их ряды, и они пошли в атаку друг на друга. В великой битве многие племена были уничтожены, иные - рассеяны по свету. Часть племен отступила на север, откуда были родом, другие же ушли в горы и леса, окружающие Империю.
Империя одержала победу, но уже не была прежней. Десятилетия гражданской войны усилили вражду между государствами, и многие знатные люди предались давнишним усобицам. Народ погибал от голода и чумы. Великая Война опустошила казну, и армии многих графов-выборщиков понесли тяжелые потери. Угроза Хаоса миновала, но разрозненные племена продолжали терроризировать северные города и деревни, и не хватало солдат, чтобы от них защититься. Это было тяжелое время для народа Империи. Угроза с севера присутствовала постоянно - стоило только кому-то из вождей, поклоняющихся Хаосу, собрать под свои знамена рассеянные племена, началась бы новая война, перенести которую у Империи не хватило бы сил.
Империя одержала победу, но уже не была прежней. Десятилетия гражданской войны усилили вражду между государствами, и многие знатные люди предались давнишним усобицам. Народ погибал от голода и чумы. Великая Война опустошила казну, и армии многих графов-выборщиков понесли тяжелые потери. Угроза Хаоса миновала, но разрозненные племена продолжали терроризировать северные города и деревни, и не хватало солдат, чтобы от них защититься. Это было тяжелое время для народа Империи. Угроза с севера присутствовала постоянно - стоило только кому-то из вождей, поклоняющихся Хаосу, собрать под свои знамена рассеянные племена, началась бы новая война, перенести которую у Империи не хватило бы сил.
Глава 1
Он распахнул глаза и увидел лишь темноту. Ноздри наполнила мерзкая вонь; он с трудом подавил рвотный позыв. На губах чувствовался привкус желчи. Руки налились свинцовой тяжестью, мышцы сводило от боли, но он изо всех сил попытался сбросить давящий груз, вскрикнув от напряжения. Глаза больно резанул красный свет, и он заморгал. Собрав последние силы, он подался вверх, и то, что давило на грудь, скатилось и шлепнулось на пол. На него смотрели холодные, пустые, мертвые глаза. Он закричал от ужаса, оттолкнул от себя мертвое тело и заметил еще один труп, лицо которого было прикрыто длинными черными волосами. Он подался назад - и упал на грудь третьего трупа, окровавленного, с раскрытым ртом. Половина головы была отсечена. Он запаниковал, поняв, что лежит поверх целой груды мертвецов.
И тут послышался стук. Потусторонний звук, похожий на сердцебиение злого божества, вибрировал вокруг головы - казалось, его источник был везде и одновременно нигде. Он почувствовал, какэтот звук тяжело обрушивается на него, медленно подавляя волю к жизни. Он свернулся калачиком, прикрыл голову руками, тщетно пытаясь отгородиться от страшного звука. Слезы потекли по лицу, он ощутил, что внутренности сжались в единый комок. Ему послышался смех, звон мечей, рык демонических псов, вопли умирающих, крики победителей. Он решил, что умер и попал в ад.
Он закрыл глаза и увидел грозные, сводящие с ума картины: огнеглазого демона с бугрящимися мышцами на испещренной ритуальными шрамами груди, глядящего ему в душу. Губы омерзительного создания раздвинулись, обнажая окровавленные клыки. Кровь ручейками стекала с массивных изогнутых рогов и капала на лицо человека. Он кожей почувствовал жар, излучаемый чудовищем.
У Гензеля перехватило дыхание, и он проснулся. Тело было липким от пота, кишащие блохами простыни тесно спеленали тело - он почувствовал себя трупом, которого только что завернули в саван жрецы Морра. Неистово задергав руками и ногами, он сбросил простыню, пытаясь выкинуть из головы навязчивую мысль. Прохладный ночной воздух быстро освежил тело.
Гензель сел и спустил ноги на холодные половицы и потер мозолистыми ладонями небритое лицо. Сердце все еще бешено колотилось в груди, и он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Кошмары мучили его уже год. Ни одна ночь не проходила без ужасных видений. Единственный раз, когда он смог уснуть и - о радость! - не видеть снов, был, когда он просто мертвецки напился. В последние месяцы такое случалось все чаще и чаще.
Гензель пожалел, что в эту ночь не напился, но выпивка стоила денег, а именно их-то и было в обрез. Благотворительность в «Косоглазом Фиркене», самом дешевом пабе Бильденхофа, тоже закончилась. Он, впрочем, никого не винил - и так неделями не платил ни гроша.
Решив больше не спать, Гензель встал с кишащего паразитами тюфяка и быстро оделся, натянув на широкие плечи грязную рубашку и прицепив к поясу меч - самое ценное, что у него было. Накинул тяжелую шинель, резко распахнул дверь и вышел в ночь.
Подняв голову, Гензель увидел, что серебряная луна Манслиб, прикрытая легкой дымкой облаков, уже высоко в небе. Полночь еще не наступила, и, судя по всему, он успел проспать немногим более часа. Тяжело ступая по вязкой грязи, он двинулся по пустынной главной улице Бильденхофа. По обеим сторонам улицы стояли неосвещенные дома. Низко стелющийся туман жался к земле, сочился под двери и в разбитые окна. Его прикосновение было холодным и влажным. Гензель смотрел на темные окна и завидовал мирному сну горожан.
Здания в Бильденхофе были сплошь грязные и покосившиеся; растрескавшиеся бревна покрывала роса. Крыши съехали набок, и проходить рядом было просто опасно: того и гляди упадет черепица.
Гензелю подумалось, что городок, как и вся Империя, прогнил насквозь и вот-вот рухнет.
Он прошел по крытому мосту, который перекинулся через жалкого вида грязный ручеек, пересекающий город; шаги гулко отзывались в замкнутом пространстве. Пройдя по мосту, он с трудом преодолел небольшое возвышение и приблизился к сторожевому посту.
Это было наспех сколоченное несколько месяцев назад сооружение, чуть ли не деревянный ящик, размещенный на вершине изогнутого ствола древнего, разбитого молнией дуба; отсюда стражам была хорошо видна северная сторона холма, уводящая к темной полосе леса. В последние месяцы лесные звери не давали покоя жителям окрестных деревень, и совет Бильденхофа повелел соорудить восемь таких постов на окраинах города. Дюжина заостренных кольев была вбита в землю вокруг основания ствола, к которому кто-то приставил грубо сколоченную лестницу. Гензель покачал головой.
Он тихонько вскарабкался по лестнице и осторожно заглянул внутрь. Там, спиной ко входу, согнувшись, стоял человек и внимательно глядел на север. Рядом с ним к стене была прислонена пара арбалетов.
- Добрый вечер, - сказал Гензель. Страж оторопел и сдавленно вскрикнул от неожиданности. - Лучше бы ты убрал лестницу, а то обязательно кто-нибудь застанет врасплох.
- Во имя Сигмара, парень! В чем, черт возьми, дело?! Подкрадываешься сзади к человеку…
- Извини, Матиас. - Глаза Гензеля, с темными кругами от усталости, весело блеснули. - Не мог упустить такую возможность.
- Да уж, конечно. - Матиас покачал головой.
- Ты один? Кто должен был сторожить вместе с тобой?
- Конрад. Смылся где-то час назад - погреться. Ну, ты понимаешь, о чем я.
- А-а. И с кем на этот раз?
- С Магритте.
Гензель заржал.
- Проклятие, да она пользуется у здешних мужиков немалой популярностью!
- Вот именно. Но это пока ее отец не застукает. Он же отошлет ее в храм в Вольфенбург, если только узнает, чем она занимается после заката.
- К счастью, он крепко спит, а?
- Точно. - Матиас помолчал и нахмурился. - А ты-то откуда знаешь, что он крепко спит?
- Оттуда же, что и ты, - ухмыльнулся Гензель.
Матиас громко рассмеялся и хлопнул себя мясистой ручищей по бедру. Они немного посидели в тишине, вглядываясь в темноту.
- Опять не спал? Кошмары? - спросил Матиас.
Мужчина постарше медленно кивнул в ответ.
- После Кислева - каждую ночь, - выдохнул он.
Матиас прекратил расспросы, и Гензель это оценил. Они умолкли, и каждый погрузился в собственные мысли.
Резкий звук прорезал ночную тьму - бешено звонил колокол. Нападение.
В домах зажглись огни, и Гензель услышал приглушенные крики людей, в страхе выбегающих на улицу.
Гензель и Матиас схватили арбалеты и зарядили их. Шли минуты, и Гензель начал уже думать, что тревога оказалась ложной, как вдруг Матиас застыл. Глаза молодого солдата расширились от ужаса. Гензель проследил за взглядом товарища и поначалу ничего не увидел, лишь какое-то неясное движение в темноте.
И тут он увидел их. Лесной мрак почти полностью скрывал темные фигуры. Их было множество.
Вдруг забил барабан.
Глубокий и мощный ритмичный звук прокатился над Бильденхофом. Медленный, словно сердцебиение древнего чудовища, он отражался от холмов, окружающих город, и казалось, что звук доносится отовсюду.
Кошмары Гензеля ожили. Больше года проклятая барабанная дробь преследовала его во сне, сопровождая картины кровавой резни, сваленных в кучу трупов, тянущихся в небеса пирамид из черепов. Звук оглушал подобно ударам молота, и тело его содрогалось от них.
На вершине холма возле леса показалась одинокая фигура. Даже на расстоянии этот некто выглядел огромным, и Гензель с ужасом уставился на него. Он узнал его - это был страшный демон, мучивший Гензеля в кошмарах. Он знал до мельчайшей детали кроваво-красный бронзовый доспех и массивные черные рога, торчащие из шлема с забралом. Тяжелая, богато украшенная броня оставляла открытыми лишь мощные руки, все в бронзовых кольцах и грубых татуировках. Предплечья были обвиты цепями. Гензель узнал тяжелый плащ из черного меха, содранного с какой-то демонической твари далеко на севере. На расстоянии глаза чудовища было невозможно разглядеть, но он знал, каким адским огнем они горят, и знал, что с острых зубов демона стекает кровь. Под его топором погибли тысячи, и еще тысячи погибнут. Позади демона стояла высокая и лысая фигура, такая огромная, что рядом с ней даже воин в красном казался маленьким. Лысый держал над собой стяг грубой работы, с которого свисали отрубленные головы, подвешенные за волосы, и связки черепов, нанизанных на продетые в глазницы сухожилия.
Взгляд Гензеля метался между рогачом в доспехах и знаменосцем. Демон поднял тяжелый топор с двумя лезвиями и издал воинственный рык, явно служащий сигналом к началу кровавой резни. К нему присоединились вопли и гортанные возгласы, вырвавшиеся из тысяч глоток, и Гензель понял, что и он, и Бильденхоф обречены.
И тут послышался стук. Потусторонний звук, похожий на сердцебиение злого божества, вибрировал вокруг головы - казалось, его источник был везде и одновременно нигде. Он почувствовал, какэтот звук тяжело обрушивается на него, медленно подавляя волю к жизни. Он свернулся калачиком, прикрыл голову руками, тщетно пытаясь отгородиться от страшного звука. Слезы потекли по лицу, он ощутил, что внутренности сжались в единый комок. Ему послышался смех, звон мечей, рык демонических псов, вопли умирающих, крики победителей. Он решил, что умер и попал в ад.
Он закрыл глаза и увидел грозные, сводящие с ума картины: огнеглазого демона с бугрящимися мышцами на испещренной ритуальными шрамами груди, глядящего ему в душу. Губы омерзительного создания раздвинулись, обнажая окровавленные клыки. Кровь ручейками стекала с массивных изогнутых рогов и капала на лицо человека. Он кожей почувствовал жар, излучаемый чудовищем.
У Гензеля перехватило дыхание, и он проснулся. Тело было липким от пота, кишащие блохами простыни тесно спеленали тело - он почувствовал себя трупом, которого только что завернули в саван жрецы Морра. Неистово задергав руками и ногами, он сбросил простыню, пытаясь выкинуть из головы навязчивую мысль. Прохладный ночной воздух быстро освежил тело.
Гензель сел и спустил ноги на холодные половицы и потер мозолистыми ладонями небритое лицо. Сердце все еще бешено колотилось в груди, и он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Кошмары мучили его уже год. Ни одна ночь не проходила без ужасных видений. Единственный раз, когда он смог уснуть и - о радость! - не видеть снов, был, когда он просто мертвецки напился. В последние месяцы такое случалось все чаще и чаще.
Гензель пожалел, что в эту ночь не напился, но выпивка стоила денег, а именно их-то и было в обрез. Благотворительность в «Косоглазом Фиркене», самом дешевом пабе Бильденхофа, тоже закончилась. Он, впрочем, никого не винил - и так неделями не платил ни гроша.
Решив больше не спать, Гензель встал с кишащего паразитами тюфяка и быстро оделся, натянув на широкие плечи грязную рубашку и прицепив к поясу меч - самое ценное, что у него было. Накинул тяжелую шинель, резко распахнул дверь и вышел в ночь.
Подняв голову, Гензель увидел, что серебряная луна Манслиб, прикрытая легкой дымкой облаков, уже высоко в небе. Полночь еще не наступила, и, судя по всему, он успел проспать немногим более часа. Тяжело ступая по вязкой грязи, он двинулся по пустынной главной улице Бильденхофа. По обеим сторонам улицы стояли неосвещенные дома. Низко стелющийся туман жался к земле, сочился под двери и в разбитые окна. Его прикосновение было холодным и влажным. Гензель смотрел на темные окна и завидовал мирному сну горожан.
Здания в Бильденхофе были сплошь грязные и покосившиеся; растрескавшиеся бревна покрывала роса. Крыши съехали набок, и проходить рядом было просто опасно: того и гляди упадет черепица.
Гензелю подумалось, что городок, как и вся Империя, прогнил насквозь и вот-вот рухнет.
Он прошел по крытому мосту, который перекинулся через жалкого вида грязный ручеек, пересекающий город; шаги гулко отзывались в замкнутом пространстве. Пройдя по мосту, он с трудом преодолел небольшое возвышение и приблизился к сторожевому посту.
Это было наспех сколоченное несколько месяцев назад сооружение, чуть ли не деревянный ящик, размещенный на вершине изогнутого ствола древнего, разбитого молнией дуба; отсюда стражам была хорошо видна северная сторона холма, уводящая к темной полосе леса. В последние месяцы лесные звери не давали покоя жителям окрестных деревень, и совет Бильденхофа повелел соорудить восемь таких постов на окраинах города. Дюжина заостренных кольев была вбита в землю вокруг основания ствола, к которому кто-то приставил грубо сколоченную лестницу. Гензель покачал головой.
Он тихонько вскарабкался по лестнице и осторожно заглянул внутрь. Там, спиной ко входу, согнувшись, стоял человек и внимательно глядел на север. Рядом с ним к стене была прислонена пара арбалетов.
- Добрый вечер, - сказал Гензель. Страж оторопел и сдавленно вскрикнул от неожиданности. - Лучше бы ты убрал лестницу, а то обязательно кто-нибудь застанет врасплох.
- Во имя Сигмара, парень! В чем, черт возьми, дело?! Подкрадываешься сзади к человеку…
- Извини, Матиас. - Глаза Гензеля, с темными кругами от усталости, весело блеснули. - Не мог упустить такую возможность.
- Да уж, конечно. - Матиас покачал головой.
- Ты один? Кто должен был сторожить вместе с тобой?
- Конрад. Смылся где-то час назад - погреться. Ну, ты понимаешь, о чем я.
- А-а. И с кем на этот раз?
- С Магритте.
Гензель заржал.
- Проклятие, да она пользуется у здешних мужиков немалой популярностью!
- Вот именно. Но это пока ее отец не застукает. Он же отошлет ее в храм в Вольфенбург, если только узнает, чем она занимается после заката.
- К счастью, он крепко спит, а?
- Точно. - Матиас помолчал и нахмурился. - А ты-то откуда знаешь, что он крепко спит?
- Оттуда же, что и ты, - ухмыльнулся Гензель.
Матиас громко рассмеялся и хлопнул себя мясистой ручищей по бедру. Они немного посидели в тишине, вглядываясь в темноту.
- Опять не спал? Кошмары? - спросил Матиас.
Мужчина постарше медленно кивнул в ответ.
- После Кислева - каждую ночь, - выдохнул он.
Матиас прекратил расспросы, и Гензель это оценил. Они умолкли, и каждый погрузился в собственные мысли.
Резкий звук прорезал ночную тьму - бешено звонил колокол. Нападение.
В домах зажглись огни, и Гензель услышал приглушенные крики людей, в страхе выбегающих на улицу.
Гензель и Матиас схватили арбалеты и зарядили их. Шли минуты, и Гензель начал уже думать, что тревога оказалась ложной, как вдруг Матиас застыл. Глаза молодого солдата расширились от ужаса. Гензель проследил за взглядом товарища и поначалу ничего не увидел, лишь какое-то неясное движение в темноте.
И тут он увидел их. Лесной мрак почти полностью скрывал темные фигуры. Их было множество.
Вдруг забил барабан.
Глубокий и мощный ритмичный звук прокатился над Бильденхофом. Медленный, словно сердцебиение древнего чудовища, он отражался от холмов, окружающих город, и казалось, что звук доносится отовсюду.
Кошмары Гензеля ожили. Больше года проклятая барабанная дробь преследовала его во сне, сопровождая картины кровавой резни, сваленных в кучу трупов, тянущихся в небеса пирамид из черепов. Звук оглушал подобно ударам молота, и тело его содрогалось от них.
На вершине холма возле леса показалась одинокая фигура. Даже на расстоянии этот некто выглядел огромным, и Гензель с ужасом уставился на него. Он узнал его - это был страшный демон, мучивший Гензеля в кошмарах. Он знал до мельчайшей детали кроваво-красный бронзовый доспех и массивные черные рога, торчащие из шлема с забралом. Тяжелая, богато украшенная броня оставляла открытыми лишь мощные руки, все в бронзовых кольцах и грубых татуировках. Предплечья были обвиты цепями. Гензель узнал тяжелый плащ из черного меха, содранного с какой-то демонической твари далеко на севере. На расстоянии глаза чудовища было невозможно разглядеть, но он знал, каким адским огнем они горят, и знал, что с острых зубов демона стекает кровь. Под его топором погибли тысячи, и еще тысячи погибнут. Позади демона стояла высокая и лысая фигура, такая огромная, что рядом с ней даже воин в красном казался маленьким. Лысый держал над собой стяг грубой работы, с которого свисали отрубленные головы, подвешенные за волосы, и связки черепов, нанизанных на продетые в глазницы сухожилия.
Взгляд Гензеля метался между рогачом в доспехах и знаменосцем. Демон поднял тяжелый топор с двумя лезвиями и издал воинственный рык, явно служащий сигналом к началу кровавой резни. К нему присоединились вопли и гортанные возгласы, вырвавшиеся из тысяч глоток, и Гензель понял, что и он, и Бильденхоф обречены.
Глава 2
Солдаты в лилово-желтой форме Остермарка торопливо расступились, пропуская коренастого капитана. Он поднялся на холм; страшно изуродованное шрамами лицо дышало гневом. Он протопал по грязи мимо сотен палаток и сторожевых отрядов, сквозь шумную толчею солдат огромной армии Остермарка. Как только капитан появился, смех и шутки прекратились, люди опустили глаза и отвернулись. Кто-то быстро отсалютовал, но капитан не обратил внимания. Он прошел мимо бесконечных рядов огромных пушек, до блеска отполированных и смазанных старательной обслугой под присмотром хмурого инженера средних лет. Крепко зажав шлем под левой рукой и положив правую руку на потертую рукоять меча, капитан шагал вперед и мрачно глядел на большой лилово-желтый шатер, стоящий на вершине холма; изящные, сужающиеся к концу флаги, украшавшие вершину, лениво реяли, колеблемые легким ветерком.
Двое стражей со скрещенными алебардами стояли у входа в шатер. Один из них кивнул подошедшему капитану:
- Великий Граф Остермарка уже ждет вас, капитан фон Кессель.
- Хорошо, - коротко отозвался капитан.
Он откинул тяжелую матерчатую завесу и вошел в шатер.
Внутри оказалось мрачно и почти темно. Великий Граф был старым больным человеком, и яркий свет вредил его пораженным катарактой глазам. В воздухе висел густой клубящийся дым. Безликие фигуры в плащах медленно раскачивали курильницы, источающие тошнотворный запах. Движение вошедшего фон Кесселя поколебало дым, заставив его закружиться в вихре.
- Стефан? Это Стефан пришел? - донесся голос из противоположного конца шатра.
- Да, милорд, - сказал капитан.
Он промаршировал на середину и тяжело опустил шлем на покрытый картой резной деревянный стол, заставив подпрыгнуть кубки и письменные приборы.
Великий Граф Отто Грубер, окруженный советниками и придворными, восседал в кожаном кресле. Он посмотрел на фон Кесселя влажными глазами, отнюдь не смущенный пылающим взором капитана. Граф был грузным. Его тяжелое тело заполняло кажущееся маленьким массивное кожаное кресло; каждые несколько секунд он неуклюже пытался принять более удобную позу. Его бледное мясистое лицо по форме напоминало луковицу, голову венчал туго завитый напудренный парик. Граф сильно потел, и какой-то юноша промокал его лицо и шею влажной салфеткой. Несколько лет назад граф перенес опасную кожную болезнь, и на пухлых руках и жирной шее виднелись незажившие язвы. Вокруг красного слипшегося полузакрытого глаза были волдыри, местами лопнувшие.
- Где было это чертово подкрепление? - резко спросил фон Кессель. Его выводил из себя тошнотворный запах.
Граф заговорил было, но разразился кашлем. Он покраснел, вены на носу и щеках угрожающе вздулись; граф сплюнул в чашу, поднесенную слугой, в то время как другой слуга аккуратно промокнул его влажные обвисшие губы.
Из темноты выступил человек, который до этого безмолвно стоял за спинкой графского кресла. Это был отталкивающего вида тощий юноша лет двадцати с небольшим, в простой, но явно дорогой черной одежде, с аккуратно подстриженной остроконечной бородкой. Стефан сразу узнал Иоганна, внучатого племянника и единственного оставшегося в живых родственника графа. Грубер два раза был женат, но ни одна супруга не родила ему детей, и, соответственно, Иоганн оказался единственным наследником графа.
- Вам было приказано удержать перевал. Вы ослушались личного приказа выборщика, капитан. - Иоганн скорее выплюнул, чем произнес последнее слово.
Не сводя глаз с графа, фон Кессель подавил ответную резкость.
- Я разговаривал с Великим Графом, - холодно сказал он.
- Дерзкий нахал, - буркнул молодой человек в черном и шагнул вперед, сжимая изукрашенный эфес рапиры.
- Стой, стой, - проскрипел Граф-выборщик Остермарка, махнув пухлой рукой со множеством тяжелых перстней. - Довольно, Иоганн. Отойди.
Сердитый молодой человек убрал руку с эфеса и шагнул назад, глаза его опасно поблескивали.
- Ах да, подкрепления. Что же случилось с подкреплениями? Андрос!
Смуглолицый советник-тилеец коротко поклонился фон Кесселю.
- Распоряжение было послано, милорд, как вы и просили. Несомненно, их перехватил враг. Досадное недоразумение, - вкрадчиво сказал он на безупречном рейкшпиле, практически без акцента, и моргнул, когда фон Кессель презрительно фыркнул.
- В самом деле, очень, очень досадно, - сказал граф, глядя на фон Кесселя влажными глазами. - И в итоге вы не выполнили мой приказ. Извольте объясниться.
Все, кто был в шатре, повернулись к капитану.
- Я сделал все возможное в создавшихся обстоятельствах, - последовал сердитый ответ.
- Вам было приказано удержать Глубокий перевал, - проскрипел Грубер, - и убедиться, что никто из врагов не прошел к полупустому городу Ферлангену или к подножию Срединных гор.
- Так и вышло. Я разбил их в их собственном лагере и уничтожил предводителя.
- Но вы не удержали позиции, как было приказано.
- Моих людей просто перерезали бы, ведь соотношение сил было один к пяти. Мне не хватало воинов, чтобы удержать перевал. Нас бы окружили и перебили. Как только я понял, что подкрепления не будет, пришлось действовать без подготовки, чтобы не проиграть. Я принял бой до рассвета.
Старый граф внезапно отвлекся. Он склонил голову набок и наблюдал, как по палатке летают друг за другом три мухи. Пузырящаяся слюна потекла из уголка рта, больной левый глаз закатился. Молодой человек с салфеткой вышел вперед и почтительно промокнул губы старика. На лице Стефана явственно отразились отвращение и жалость.
- Я вырастил тебя не для того, чтобы ты самовольничал, - внезапно сказал Грубер. - Я хотел, чтобы ты был верноподданным Остермарка, вопреки своему недостойному происхождению.
- Ферланген и Глубокий перевал в безопасности, - буркнул фон Кессель. - Я верен вам всецело.
- Это ты так говоришь. И вот ты возвращаешься с триумфом, сам убил предводителя. Опять ты герой, а, Стефан? Представляешь себя этаким героем-триумфатором?
- Я не герой, милорд, и нет никакого триумфа. Я лишь вернулся выяснить, почему распоряжение о подкреплении так и не послали.
- Распоряжение было послано, верно, Андрос?
Советник кивнул:
- Верно, милорд. Распоряжение было послано.
- Ну вот, видишь, ты ошибаешься. Приказ был направлен. Думай, что говоришь, фон Кессель.- В голосе выборщика появились опасные нотки. - Твое будущее могло быть блистательным, и до сегодняшнего дня я защищал тебя как мог. Ты не раз показывал свое искусство полководца, но в таких случаях, как этот, ты мне напоминаешь своего деда. Следи за собой. Не оскорбляй меня и моего племянника, не подвергай сомнению мои слова. Мое слово - закон, а твое - лишь слово заслуженного военачальника, внука безродного предателя-демонопоклонника.
В шатре воцарилась мертвая тишина. Всем хотелось увидеть реакцию молодого капитана. Он лишь мрачно смотрел на Грубера.
Очевидно, не замечая этого взгляда, Грубер вынул что-то из внутреннего кармана камзола и принялся гладить. Стефан увидел, что это мертвая жаба. Грубер нежно погладил ее бугристую спину и захихикал как-то по-бабьи.
- Разве не так, Борис? Его дед был безродный предатель-демонопоклонник.
Некоторые из подчиненных зашевелились, обменялись взглядами. Один из них подошел к графу и, склонившись, что-то зашептал ему на ухо.
- Что? Да в порядке я, убирайся! - Грубер отмахнулся пухлой рукой и снова перевел взгляд на Стефана - Где мой врач?
Капитан посмотрел на советников графа; они не желали глядеть ему в глаза.
- Нет, милорд, я не знаю, где Генрих. Он отсутствует уже не первую неделю, ведь так? - осторожно спросил фон Кессель.
- А, ну да, конечно. Не бери в голову. Старый дурак, наверно, где-то потерялся. - Больной закашлялся. - Знаешь, я мог бы задушить тебя в колыбели за преступления твоего деда. Им этого хотелось. Люди боялись, что ты тоже станешь предателем и свяжешься с адскими силами. Но ведь этого не случилось, правда?
- Конечно, милорд. Я ежедневно на рассвете молю нашего Ситара о покровительстве.
- Хорошо, очень хорошо, но молитвы порой недостаточно. Всегда помни, что это я тебя спас, Стефан. - Грубер снова прокашлялся. - Если бы я только мог спасти твоего деда… Он был хороший человек, верный друг, гордый и благородный граф-выборщик. Народ Остермарка любил его, и я тоже любил, - задумчиво сказал Грубер и слабо улыбнулся. Но улыбка тут же погасла. - Это показывает, как гибельны соблазны Хаоса. Зараза, верно, была в нем с рождения, но сидела глубоко. Всегда будь настороже, Стефан, она может быть и в тебе.
- Хорошо, милорд,- взволнованно сказал Стефан. Он помолчал, явно чувствуя себя неуютно. - Да будет мне позволено покинуть вас.
Испещренное шрамами лицо Стефана помрачнело, он развернулся на каблуках и вышел из палатки, ругаясь про себя, - подозрения так и не подтвердились.
Иоганн язвительно глядел ему вслед.
Двое стражей со скрещенными алебардами стояли у входа в шатер. Один из них кивнул подошедшему капитану:
- Великий Граф Остермарка уже ждет вас, капитан фон Кессель.
- Хорошо, - коротко отозвался капитан.
Он откинул тяжелую матерчатую завесу и вошел в шатер.
Внутри оказалось мрачно и почти темно. Великий Граф был старым больным человеком, и яркий свет вредил его пораженным катарактой глазам. В воздухе висел густой клубящийся дым. Безликие фигуры в плащах медленно раскачивали курильницы, источающие тошнотворный запах. Движение вошедшего фон Кесселя поколебало дым, заставив его закружиться в вихре.
- Стефан? Это Стефан пришел? - донесся голос из противоположного конца шатра.
- Да, милорд, - сказал капитан.
Он промаршировал на середину и тяжело опустил шлем на покрытый картой резной деревянный стол, заставив подпрыгнуть кубки и письменные приборы.
Великий Граф Отто Грубер, окруженный советниками и придворными, восседал в кожаном кресле. Он посмотрел на фон Кесселя влажными глазами, отнюдь не смущенный пылающим взором капитана. Граф был грузным. Его тяжелое тело заполняло кажущееся маленьким массивное кожаное кресло; каждые несколько секунд он неуклюже пытался принять более удобную позу. Его бледное мясистое лицо по форме напоминало луковицу, голову венчал туго завитый напудренный парик. Граф сильно потел, и какой-то юноша промокал его лицо и шею влажной салфеткой. Несколько лет назад граф перенес опасную кожную болезнь, и на пухлых руках и жирной шее виднелись незажившие язвы. Вокруг красного слипшегося полузакрытого глаза были волдыри, местами лопнувшие.
- Где было это чертово подкрепление? - резко спросил фон Кессель. Его выводил из себя тошнотворный запах.
Граф заговорил было, но разразился кашлем. Он покраснел, вены на носу и щеках угрожающе вздулись; граф сплюнул в чашу, поднесенную слугой, в то время как другой слуга аккуратно промокнул его влажные обвисшие губы.
Из темноты выступил человек, который до этого безмолвно стоял за спинкой графского кресла. Это был отталкивающего вида тощий юноша лет двадцати с небольшим, в простой, но явно дорогой черной одежде, с аккуратно подстриженной остроконечной бородкой. Стефан сразу узнал Иоганна, внучатого племянника и единственного оставшегося в живых родственника графа. Грубер два раза был женат, но ни одна супруга не родила ему детей, и, соответственно, Иоганн оказался единственным наследником графа.
- Вам было приказано удержать перевал. Вы ослушались личного приказа выборщика, капитан. - Иоганн скорее выплюнул, чем произнес последнее слово.
Не сводя глаз с графа, фон Кессель подавил ответную резкость.
- Я разговаривал с Великим Графом, - холодно сказал он.
- Дерзкий нахал, - буркнул молодой человек в черном и шагнул вперед, сжимая изукрашенный эфес рапиры.
- Стой, стой, - проскрипел Граф-выборщик Остермарка, махнув пухлой рукой со множеством тяжелых перстней. - Довольно, Иоганн. Отойди.
Сердитый молодой человек убрал руку с эфеса и шагнул назад, глаза его опасно поблескивали.
- Ах да, подкрепления. Что же случилось с подкреплениями? Андрос!
Смуглолицый советник-тилеец коротко поклонился фон Кесселю.
- Распоряжение было послано, милорд, как вы и просили. Несомненно, их перехватил враг. Досадное недоразумение, - вкрадчиво сказал он на безупречном рейкшпиле, практически без акцента, и моргнул, когда фон Кессель презрительно фыркнул.
- В самом деле, очень, очень досадно, - сказал граф, глядя на фон Кесселя влажными глазами. - И в итоге вы не выполнили мой приказ. Извольте объясниться.
Все, кто был в шатре, повернулись к капитану.
- Я сделал все возможное в создавшихся обстоятельствах, - последовал сердитый ответ.
- Вам было приказано удержать Глубокий перевал, - проскрипел Грубер, - и убедиться, что никто из врагов не прошел к полупустому городу Ферлангену или к подножию Срединных гор.
- Так и вышло. Я разбил их в их собственном лагере и уничтожил предводителя.
- Но вы не удержали позиции, как было приказано.
- Моих людей просто перерезали бы, ведь соотношение сил было один к пяти. Мне не хватало воинов, чтобы удержать перевал. Нас бы окружили и перебили. Как только я понял, что подкрепления не будет, пришлось действовать без подготовки, чтобы не проиграть. Я принял бой до рассвета.
Старый граф внезапно отвлекся. Он склонил голову набок и наблюдал, как по палатке летают друг за другом три мухи. Пузырящаяся слюна потекла из уголка рта, больной левый глаз закатился. Молодой человек с салфеткой вышел вперед и почтительно промокнул губы старика. На лице Стефана явственно отразились отвращение и жалость.
- Я вырастил тебя не для того, чтобы ты самовольничал, - внезапно сказал Грубер. - Я хотел, чтобы ты был верноподданным Остермарка, вопреки своему недостойному происхождению.
- Ферланген и Глубокий перевал в безопасности, - буркнул фон Кессель. - Я верен вам всецело.
- Это ты так говоришь. И вот ты возвращаешься с триумфом, сам убил предводителя. Опять ты герой, а, Стефан? Представляешь себя этаким героем-триумфатором?
- Я не герой, милорд, и нет никакого триумфа. Я лишь вернулся выяснить, почему распоряжение о подкреплении так и не послали.
- Распоряжение было послано, верно, Андрос?
Советник кивнул:
- Верно, милорд. Распоряжение было послано.
- Ну вот, видишь, ты ошибаешься. Приказ был направлен. Думай, что говоришь, фон Кессель.- В голосе выборщика появились опасные нотки. - Твое будущее могло быть блистательным, и до сегодняшнего дня я защищал тебя как мог. Ты не раз показывал свое искусство полководца, но в таких случаях, как этот, ты мне напоминаешь своего деда. Следи за собой. Не оскорбляй меня и моего племянника, не подвергай сомнению мои слова. Мое слово - закон, а твое - лишь слово заслуженного военачальника, внука безродного предателя-демонопоклонника.
В шатре воцарилась мертвая тишина. Всем хотелось увидеть реакцию молодого капитана. Он лишь мрачно смотрел на Грубера.
Очевидно, не замечая этого взгляда, Грубер вынул что-то из внутреннего кармана камзола и принялся гладить. Стефан увидел, что это мертвая жаба. Грубер нежно погладил ее бугристую спину и захихикал как-то по-бабьи.
- Разве не так, Борис? Его дед был безродный предатель-демонопоклонник.
Некоторые из подчиненных зашевелились, обменялись взглядами. Один из них подошел к графу и, склонившись, что-то зашептал ему на ухо.
- Что? Да в порядке я, убирайся! - Грубер отмахнулся пухлой рукой и снова перевел взгляд на Стефана - Где мой врач?
Капитан посмотрел на советников графа; они не желали глядеть ему в глаза.
- Нет, милорд, я не знаю, где Генрих. Он отсутствует уже не первую неделю, ведь так? - осторожно спросил фон Кессель.
- А, ну да, конечно. Не бери в голову. Старый дурак, наверно, где-то потерялся. - Больной закашлялся. - Знаешь, я мог бы задушить тебя в колыбели за преступления твоего деда. Им этого хотелось. Люди боялись, что ты тоже станешь предателем и свяжешься с адскими силами. Но ведь этого не случилось, правда?
- Конечно, милорд. Я ежедневно на рассвете молю нашего Ситара о покровительстве.
- Хорошо, очень хорошо, но молитвы порой недостаточно. Всегда помни, что это я тебя спас, Стефан. - Грубер снова прокашлялся. - Если бы я только мог спасти твоего деда… Он был хороший человек, верный друг, гордый и благородный граф-выборщик. Народ Остермарка любил его, и я тоже любил, - задумчиво сказал Грубер и слабо улыбнулся. Но улыбка тут же погасла. - Это показывает, как гибельны соблазны Хаоса. Зараза, верно, была в нем с рождения, но сидела глубоко. Всегда будь настороже, Стефан, она может быть и в тебе.
- Хорошо, милорд,- взволнованно сказал Стефан. Он помолчал, явно чувствуя себя неуютно. - Да будет мне позволено покинуть вас.
Испещренное шрамами лицо Стефана помрачнело, он развернулся на каблуках и вышел из палатки, ругаясь про себя, - подозрения так и не подтвердились.
Иоганн язвительно глядел ему вслед.
Глава 3
- Лестницу, Матиас! Да подними ты эту чертову лестницу! - орал Гензель, дрожащими руками взводя тяжелый арбалет.
Враг быстро приближался со стороны леса, оглашая темноту боевым кличем. Воины в меховой одежде неслись вниз по холму сквозь клубящийся туман. Облаченный в красное гигант из ночных кошмаров Гензеля вел их в бой, с ревом размахивая секирой.
Подняв арбалет, Гензель торопливо прицелился в него. Стрела разрезала воздух и чуть не попала в грудь воина, но тот каким-то непостижимым образом успел отбить ее взмахом топора.
- Лестницу, черт бы тебя драл!
Матиас оторвал полный ужаса взгляд от атакующих и пополз к лестнице. В воздухе просвистел топор и ударил его в спину так сильно, что молодой человек вылетел в дверь сторожевой будки и замертво упал в грязь.
Гензель снова выругался, выпустил из рук оружие и сам пополз за лестницей. Но только он до нее дотянулся, как немедленно получил по лицу кулаком в латной рукавице и упал навзничь. Кровь хлестала из носа. На лестнице показался злобно ухмыляющийся враг.
Выхватив короткий меч, Гензель бросился вперед и глубоко погрузил стальное лезвие в горло противника. Кровь заструилась по клинку, но воин не упал. Сверкая глазами, он протянул руку и схватил Гензеля за шею. Он оказался просто невероятно силен, и бороться было почти бесполезно. Гензель напрягся и повернул меч в ране; кровь хлынула ручьем, но воин не ослабил смертельной хватки, и у Гензеля помутилось в глазах. Жизнь быстро покидала его тело, а смертельно раненный воин сил Тьмы начал падать с лестницы, увлекая за собой Гензеля. Они пролетели пятнадцать футов и грохнулись на землю, ломая кости.
Гензель почти не мог дышать, он мучительно пытался разжать руку противника. Воин, лежащий под ним, был мертв: при ударе меч еще глубже вошел в горло и чуть не отрубил ему голову. Рукой, однако, он все еще душил Гензеля, и тот попробовал разжать пальцы один за другим и наконец-то вдохнуть. Получилось. Он вытащил меч и встал, пошатываясь.
Тяжелый топор ударил его в грудь, сокрушая ребра и глубоко врезаясь в плоть. Кровь закипела в глотке, и он упал на колени, глядя в глаза убийце. Перед ним стоял гигант в красном, огненноглазый, безжалостный. Демон обнажил острые зубы, лицо его исказила безумная радость. Он вырвал топор, и солдат Империи рухнул наземь.
- Кровь - Кровавому Богу! - проревел Хрот, запрокинув голову и потрясая топором высоко в воздухе, чтобы боги могли увидеть его жертву.
Сердце возбужденно билось, он наслаждался бурным приливом сил. Хрот знал, что великий бог Кхорн, Повелитель Битв и Собиратель Черепов, смотрит на него с небес, и чувствовал, что божество довольно. По венам струилась бесконечная мощь, закипая яростью.
Окинув взглядом обреченный имперский город, Хрот увидел, как люди с искаженными от ужаса лицами в спешке покидают дома, оглашая небо скорбными криками. Боги любили этот звук. Хрот заревел и бросился бежать в город. Бесчисленные воины последовали за ним. Все они были из племени кьязаков, с северо-востока, из тех краев, до которых долгие месяцы пути; и все они принесли своему полководцу кровавую присягу. По левую руку от Хрота мчался лысый великан Барок, высоко подняв знамя, а по правую - Олаф Неистовый с двумя мечами, зажатыми в могучих руках.
Стремительно спускаясь по покрытому грязью холму, Хрот увидел, что воины противника движутся совершенно беспорядочно, грубо отталкивая ошалевших горожан прочь с дороги. Увидев Хрота и его отряд, они остановились. Стоявшие в переднем ряду упали на колени и приготовились стрелять. Те, что стояли позади, опустили алебарды, так что строй ощетинился сталью. К ним присоединились другие солдаты, и вскоре вся улица была перекрыта.
Хрот ускорил бег. Ему нравилось, что противник готов обороняться. Раздались выстрелы, и щеку Хрота задела свинцовая пуля. Рядом несколько воинов упали замертво, но его это не волновало.
Приблизившись, он увидел, как крошечные вражеские воины торопливо перезаряжают свое оружие - оружие трусов. Некоторые снова подняли ружья и прямой наводкой начали стрелять в воинов Хаоса, и тут на них набросился Хрот со своими бойцами.
Взмахнув топором, он отбросил сразу три алебарды, выбив оружие из онемевших рук. Перенаправив удар, он отсек голову одному солдату. Лезвие легко прошло сквозь плоть и попало по голове другого воина, сокрушив шлем. Брызги крови и обломки костей полетели в разные стороны.
Хрот ударил еще кого-то кулаком по лицу, почувствовал, как треснул череп, и рассмеялся. Он врубился в самую гущу врага, размахивая топором. Каждый удар приносил кому-то гибель. В тесно сомкнутых рядах алебарды были бесполезны, и солдаты бились короткими мечами и кинжалами. Каждый клинок, направленный в Хрота, встречала грубая сила - от тел отсекались руки, раскраивались грудные клетки, обращались в кровавую кашу головы. То оружие, что все же достигало его, разбивалось о плоть и доспехи. Олаф Неистовый не то потерял, не то сам выбросил мечи и разрывал людям горло голыми руками. Кьязаки легко прорубались сквозь ряды воинов Империи. Хрота заливала кровь, на губах чувствовался металлический привкус. Он откровенно наслаждался резней.
Обеими руками он поднял над головой топор и с ревом обрушил его на плечо вражеского солдата, рассекая человека в кирасе почти надвое. Отбросив тело, Хрот огляделся в поисках нового противника, но никого не обнаружил. Он стоял, тяжело дыша. Землю усеяли отрубленные руки и ноги, искалеченные солдаты Империи; в воздухе стоял тяжелый запах смерти. Потери противника составили несколько десятков, из воинов Хаоса погибли лишь трое. Хрот подавил желание замахнуться топором на стоящего рядом кьязака.
Враг быстро приближался со стороны леса, оглашая темноту боевым кличем. Воины в меховой одежде неслись вниз по холму сквозь клубящийся туман. Облаченный в красное гигант из ночных кошмаров Гензеля вел их в бой, с ревом размахивая секирой.
Подняв арбалет, Гензель торопливо прицелился в него. Стрела разрезала воздух и чуть не попала в грудь воина, но тот каким-то непостижимым образом успел отбить ее взмахом топора.
- Лестницу, черт бы тебя драл!
Матиас оторвал полный ужаса взгляд от атакующих и пополз к лестнице. В воздухе просвистел топор и ударил его в спину так сильно, что молодой человек вылетел в дверь сторожевой будки и замертво упал в грязь.
Гензель снова выругался, выпустил из рук оружие и сам пополз за лестницей. Но только он до нее дотянулся, как немедленно получил по лицу кулаком в латной рукавице и упал навзничь. Кровь хлестала из носа. На лестнице показался злобно ухмыляющийся враг.
Выхватив короткий меч, Гензель бросился вперед и глубоко погрузил стальное лезвие в горло противника. Кровь заструилась по клинку, но воин не упал. Сверкая глазами, он протянул руку и схватил Гензеля за шею. Он оказался просто невероятно силен, и бороться было почти бесполезно. Гензель напрягся и повернул меч в ране; кровь хлынула ручьем, но воин не ослабил смертельной хватки, и у Гензеля помутилось в глазах. Жизнь быстро покидала его тело, а смертельно раненный воин сил Тьмы начал падать с лестницы, увлекая за собой Гензеля. Они пролетели пятнадцать футов и грохнулись на землю, ломая кости.
Гензель почти не мог дышать, он мучительно пытался разжать руку противника. Воин, лежащий под ним, был мертв: при ударе меч еще глубже вошел в горло и чуть не отрубил ему голову. Рукой, однако, он все еще душил Гензеля, и тот попробовал разжать пальцы один за другим и наконец-то вдохнуть. Получилось. Он вытащил меч и встал, пошатываясь.
Тяжелый топор ударил его в грудь, сокрушая ребра и глубоко врезаясь в плоть. Кровь закипела в глотке, и он упал на колени, глядя в глаза убийце. Перед ним стоял гигант в красном, огненноглазый, безжалостный. Демон обнажил острые зубы, лицо его исказила безумная радость. Он вырвал топор, и солдат Империи рухнул наземь.
- Кровь - Кровавому Богу! - проревел Хрот, запрокинув голову и потрясая топором высоко в воздухе, чтобы боги могли увидеть его жертву.
Сердце возбужденно билось, он наслаждался бурным приливом сил. Хрот знал, что великий бог Кхорн, Повелитель Битв и Собиратель Черепов, смотрит на него с небес, и чувствовал, что божество довольно. По венам струилась бесконечная мощь, закипая яростью.
Окинув взглядом обреченный имперский город, Хрот увидел, как люди с искаженными от ужаса лицами в спешке покидают дома, оглашая небо скорбными криками. Боги любили этот звук. Хрот заревел и бросился бежать в город. Бесчисленные воины последовали за ним. Все они были из племени кьязаков, с северо-востока, из тех краев, до которых долгие месяцы пути; и все они принесли своему полководцу кровавую присягу. По левую руку от Хрота мчался лысый великан Барок, высоко подняв знамя, а по правую - Олаф Неистовый с двумя мечами, зажатыми в могучих руках.
Стремительно спускаясь по покрытому грязью холму, Хрот увидел, что воины противника движутся совершенно беспорядочно, грубо отталкивая ошалевших горожан прочь с дороги. Увидев Хрота и его отряд, они остановились. Стоявшие в переднем ряду упали на колени и приготовились стрелять. Те, что стояли позади, опустили алебарды, так что строй ощетинился сталью. К ним присоединились другие солдаты, и вскоре вся улица была перекрыта.
Хрот ускорил бег. Ему нравилось, что противник готов обороняться. Раздались выстрелы, и щеку Хрота задела свинцовая пуля. Рядом несколько воинов упали замертво, но его это не волновало.
Приблизившись, он увидел, как крошечные вражеские воины торопливо перезаряжают свое оружие - оружие трусов. Некоторые снова подняли ружья и прямой наводкой начали стрелять в воинов Хаоса, и тут на них набросился Хрот со своими бойцами.
Взмахнув топором, он отбросил сразу три алебарды, выбив оружие из онемевших рук. Перенаправив удар, он отсек голову одному солдату. Лезвие легко прошло сквозь плоть и попало по голове другого воина, сокрушив шлем. Брызги крови и обломки костей полетели в разные стороны.
Хрот ударил еще кого-то кулаком по лицу, почувствовал, как треснул череп, и рассмеялся. Он врубился в самую гущу врага, размахивая топором. Каждый удар приносил кому-то гибель. В тесно сомкнутых рядах алебарды были бесполезны, и солдаты бились короткими мечами и кинжалами. Каждый клинок, направленный в Хрота, встречала грубая сила - от тел отсекались руки, раскраивались грудные клетки, обращались в кровавую кашу головы. То оружие, что все же достигало его, разбивалось о плоть и доспехи. Олаф Неистовый не то потерял, не то сам выбросил мечи и разрывал людям горло голыми руками. Кьязаки легко прорубались сквозь ряды воинов Империи. Хрота заливала кровь, на губах чувствовался металлический привкус. Он откровенно наслаждался резней.
Обеими руками он поднял над головой топор и с ревом обрушил его на плечо вражеского солдата, рассекая человека в кирасе почти надвое. Отбросив тело, Хрот огляделся в поисках нового противника, но никого не обнаружил. Он стоял, тяжело дыша. Землю усеяли отрубленные руки и ноги, искалеченные солдаты Империи; в воздухе стоял тяжелый запах смерти. Потери противника составили несколько десятков, из воинов Хаоса погибли лишь трое. Хрот подавил желание замахнуться топором на стоящего рядом кьязака.