Пошли фотографии киббуцев, напоминающих райские кущи, какие-то музеи-заповедники. И... наконец-то! Хеврон. Хевронская фотография была всего одна. Дома на ней красотой не отличались. Но я, став за две недели настоящим патриотом Хеврона, решил начать знакомство с Израилем моего родного варианта именно там, в святом городе. - Узнаете? - я ткнул своим спутникам под нос большую книгу с маленьким фото. - Хеврон? - Рома прочитал латинские буквы. - Деревня это, а не Хеврон, - неодобрительно сказал Юра. - Я же видел хорошие города на фотографиях. Пойдем туда, а не в эту дыру. Теперь я должен был возразить уже хотя бы для того, чтобы подтвердить свой статус руководителя. Я и возразил. Но на всякий случай (вдруг местный Хеврон - в самом деле дыра, где не будет такси) вырвал страницу с зеленой и тенистой тель-авивской улицей на фотографии. Подготовка к визиту была недолгой. Мы все нарядились в легкую и светлую одежду. Я положил в один карман адрес Бориса, в другой - пачку двадцатидолларовых купюр. Моя память сохранила народную мудрость образца 1989-го года: "Доллар - он и в Африке доллар." Я не мог точно определить, относится ли Израиль к Африке, но точно усвоил: если что-то и не изменилось в моем варианте за четыре года, так это человеческое отношение к доллару. - Забудьте про испанский, ребята, - сказал я. - В нашем Израиле должны говорить на иврите. Мне самому казалось, что еще там говорят и по-английски, но моим хазарам это не особенно помогало. Лично я больше всего надеялся на доллары. Из прохладного санкт-петербургского подъезда мы вышли на раскаленную хевронскую улицу. Мне здесь категорически не понравилось! Какая грязь, какая вонь... Просто стыдно перед телохранителями из альтернативного Израиля. Но куда больше антисанитарного состояния города меня удивило население. Только про нескольких из людей, встреченных нами, я мог сказать, что они похожи на европейских евреев. И одеты как-то странно. Может быть, в этом варианте Хеврон заселен исключительно хиджазцами? При том, из самых-самых низов, с социального дна, говоря по-научному. И смотрят на нас как-то странно... Волком смотрят. Проехало несколько длиннющих машин такси. Но они были под завязку набиты пассажирами. Странно, по-моему надписи на них арабские, а не ивритские. - Почему они здесь пишут по-арабски? - спросил кто-то из хазар. - Не знаю. Вообще, мне кажется, что здесь живут одни хиджазцы. Мало ли, какие у них порядки. Хазары горестно вздохнули. Рами подошел к сморщенному, но осанистому старику (должен быть религиозен и знать иврит), спросил его: - Где здесь остановка автобуса? Или такси? Старил молодо стрельнул глазами по сторонам, что-то прошамкал беззубым ртом и, гордо семеня, быстро удалился. Я не понял ни одного слова! - Он сказал по-арабски, - помог мне Юра, - чтобы мы шли к солдатам. Быстро. Какие солдаты?.. Или мы не в Хевроне? А если не в Хевроне, то где? Из-за угла выбежали и остановились, глазея на нас, трое чумазых мальчишек. В отличие от взрослых, их взгляд был не "волчий", а любопытствующий. Понадеюсь-ка я, что дети еще не испорчены неизвестной мне враждой. - Эй! Парни! - крикнул я по-английски. - Это Хеврон? Мальчишки удивленно переглянулись и затарахтели между собой. По-моему, и это был арабский. Внезапно, самый маленький пацан спросил (во всяком случае - сказал с вопросительной интонацией): - Яуд? Я пожал плечами. - Яуд, - ответил Юра. И перевел мне. - Это - еврей по-арабски. Мы что, не похожи на евреев? Я успел подумать, что Юра если и похож на кого-то, так это на выбритого молодого Чингис-хана. Мальчишка, тем временем, показал пальцем за наши спины. - Хеврон. Мы повернулись и пошли. "Это, наверное, был какой-то пригород Хеврона, предположил я. - Трущобы, населенные недавно переставшими кочевать совсем дикими хиджазцами. Или, чем черт не шутит, тут вообще живут арабы." Мы не прошли и десяти метров, как кто-то из моих хазарских друзей вскрикнул, оба они (Рома при этом схватил меня за локоть) рванулись в стороны. - Что... - я даже не успел спросить. - Камень, - прохрипел Юра, - в спину. Эти дети... - и выругался на своем степном наречии. Мальчишек уже было больше. И эти маленькие (и не очень маленькие) ублюдки швыряли в нас камнями! При этом кое-кто держал в руках палки и мечтал после артиллерийской подготовки поупражнятся в изготовлении отбивных. Несколько сопляков, которым не удалось обзавестись ни палкой, ни орудием пролетариата, прыгали на месте и пытались что-то выкрикивать хором. Но получалось вразнобой и даже слово "яуд" еле прослеживалось. - Они кричат: "Зарежь еврея!" - перевел Юра. - Куда ты нас привел? Мне кажется, что это Персия. Честно говоря, мне это тоже больше всего напоминало мое совместное с разведчиками путешествие. Но времени на размышления оставалось мало. Камнеметателей и, соответственно, камней, становилось все больше. Мы отбегали, лавируя. Свернули за угол и собрались было помчаться уже намного быстрее, по прямой. И тут метрах в пятидесяти перед нами на ту же улицу высыпала огромная толпа подростков. Были среди них и парни вполне взрослого вида. Я попытался затормозить, хотя и понимал, что сейчас прибудет первая группа хулиганов. Телохранители увлекли меня за собой. Я открыл рот, чтобы возразить, и закрыл. Им было виднее. У одного и у другого в руках появились пистолеты. Интересно, где они были спрятаны в такой легкой одежде? Размеренная жизнь в мире скелетов и размеренная работа каменотеса сделали меня тугодумом. Я должен был искать вход в какой-нибудь многоэтажный дом, чтобы смыться, но мой взгляд натыкался либо на ворота в каменной стене, либо на полуэтажную развалюху за проволочным забором. Там, куда мы вышли из подъезда Дома, были высокие многоэтажные здания, но, как помнится, почти весь низ этих домов был забран грязной, измазанной красками жестью. Одновременно с поисками подходящего дома я следил, насколько мои спутники контролировали ситуацию. Наш маневр (бег вперед, на толпу) заставил подростков сбиться в кучу и остановиться. В нас полетели камни. Я не совсем понимал, что делают мои хазары. Мы ведь бежали прямиком под камнепад. - Стой! - вовремя скомандовал Юра. Мы остановились и мои спутники открыли стрельбу по мальчишкам. Я увидел, как один парень упал, прижимая руки к животу. Второй... Вообще, они же дети... Но ведь эти дети могли нас запросто убить! За нашей спиной послышался топот множества ног. Я обернулся. Та-ак. Первая толпа прибыли. Почему я не взял пистолет? Теперь хазары стреляли вперед и назад. Камнеметание прекратилось. Группа спереди вообще начала рассеиваться. Сзади - тоже. Если сюда прибудет полиция... Чья полиция? Из боковой улицы перед нами, туда где была вторая толпа, вынырнул странный фургон-обрубок грязно-белого цвета. Непонятное чучело с какой-то тряпочной головой и без лица выскочило из кабины. Я засек в его руке автомат Калашникова. Телохранители среагировали быстрее. Один из них повалил меня на землю, второй встал как в тире и стал прицельно стрелять по автоматчику. Не знаю, с какого выстрела он попал и попал ли вообще, но очереди по нам не последовало. - Нам нужен высокий дом, - сказал я, выплевывая уличную пыль. - Кто видит высокий дом? - Какой высокий? - Рома оглядывал вымершую улицу, меняя обойму в пистолете. - Два этажа хватит. Внезапно проснулся кто-то из машины-обрубка. По родному затарахтел Калашников, и пули пропели рядом с нами. Рома свалился на землю. К счастью - живой и невредимый. - Дом прямо перед нами. - сказал он. - Перелезем через забор - и там. Прогремела еще очередь. Пули зацокали по камням. Хазары пару раз выстрелили в ответ, Юра скомандовал, мы разом вскочили, пробежали несколько шагов, подпрыгнули и переползли-перевалились через каменный, толщиной в добрый кирпич, забор. Двор оказался вполне приличный. С одной стороны маленькая теплица. С другой - скопище кур за проволочной сеткой. Но куда я смотрю? Мне же дом нужен! Слава Богу, лестница в доме была. Она начиналась снаружи, проходила мимо отсутствующего первого этажа (здание стояло на столбах) и входила в дом. Но там, внутри, был еще этаж! Прорвемся... - Хватай меня за рубашку, - скомандовал я Роме, - другой рукой размахивай пистолетом. Ты, Юра, тоже. Но лучше никого не убивайте. Пошли. Подталкивайте меня, куда надо двигаться, я закрою глаза. Действительно, отвлекающих факторов было слишком много! В одном из окон мелькали женские лица в обрамлении белых платочков. В другом - рожицы малышей. Заплакал младенец. - Стойте! - скомандовал я. - Сделаем по-другому. Ты, Рома, идешь спереди, тащишь меня за руку. Юра, ты держишь меня за рубашку, подталкиваешь, чтобы я не упал. И сам за меня держись. А я закрою глаза. Меня потащили. Я только начал было сосредотачиваться на прохладной и ровной лестнице Дома, как продвижение прекратилось. Мы остановились, меня заштормило, послышался грохот, треск, женский визг, детский плач. "Рома дверь ногами выбивает", - подумал я. Судя по тому, что мы пошли вперед, дверь поддалась. Запахло специями, чем-то вареным. Я мысленно отключил обоняние. На лестнице Дома никогда не пахло едой. Прочь запах, прочь звуки, прочь жару... Если бы еще удалось отключиться от бьющих по ногам ступенек, на которые мне никак не наступить "вслепую". Я почувствовал, как изменились эти ступеньки. Края из острых стали закругленными, камень потерял свою скользкую поверхность. "Все хорошо, сказал я сам себе, - Дом, Питер - все на месте. Перила, собачьи головки на них..." Пройдя еще немного я остановился, повиснув на спутниках. Те тоже остановились, тяжело дыша. - Как ты это делаешь? - спросил Юра. - Сам не знаю, - частично искренне ответил я. - Родился такой. А что вы рядом со мной чувствуете? - Ничего не чувствуем. Идем, потом вроде как вечер наступает, темнеет. Все звуки затихают, как в тумане. Надо идти осторожней, непонятно куда ногу поставить. А потом - утро, светлеет. И видно, что лестница совсем другая. - А я видел даже, когда темно и туман был, - добавил Рома. - Видел, как будто со всех сторон зеркала появились. Темные зеркала, они словно свет высасывают и туман из них идет. А лестница наша в них отражается, но не во всех одинаково. И даже не понятно, где отражение, а где мы. Но все это очень короткое время. Я рассказывал намного дольше, чем видел. Все это было настолько неожиданно и интересно! Надо же, сколько пользуюсь Домом, сколько людей вожу, а никого ни разу не спросил о впечатлениях. Мы зашли в квартиру. Я наконец-то додумался до следующего вопроса: - Рома, а в этих зеркалах мы отражались? - Ну, там же темно. И туман. Вообще, какие-то тени там были. Но только тени. - Тени и я видел, - Юре, наверное, стало обидно, что он увидал меньше, мне даже странным показалось: как же так, света нет, а тени есть? Я представил три душевые, отправил телохранителей мыться и пошел сам. Стоя под струями теплой воды, я пытался осмыслить услышанное. Лично я ничего подобного не видел. Почему? Вопрос идиота. Потому, что глаза были закрыты. А что если не закрывать глаза? Что я тогда увижу? Может быть, больше, чем мои спутники? Ни черта я не увижу! И никуда не попаду! Не исключено, что умный братец Борис во время своих путешествий попытался так вот "подглядывать" за Домом. И был наказан. В момент перехода я должен не анализировать и не осознавать. Я должен воображать место доставки. А забота умницы-Дома, супермашины-Дома - называйся, как хочешь, - усилить работу моего воображения и превратить воображаемое в реальное. Точка. И не дай Бог мне над этим задуматься. Для общего развития зеркала с туманами не повредят. Забывать не стоит. Было еще что-то. Ведь, например, подруга Наташа и прочие, кто со мной шел, ничего о зеркалах с тенями не говорили. Почему? А потому, что переходили с одной нормальной лестницы на другую. Относительно гладкий переход если и сопровождался оптическими трюками, то какие-то микросекунды. А вот вы попробуйте состыковать арабскую лестницу из Хеврона с санкт-петербургской!.. Хорошо бы порасспросить тех, кто вместе со мной выходил из минарета. Они, наверное, видели что-нибудь еще более интересное. И особенно жалко, что никто вместе со мной не выходил из мира скелетов. Пикассо с Дали приобрели бы в лице таких моих спутников опаснейших конкурентов. После душа я принес телохранителям по новому пистолету и по куче запасных обойм. Парни стали профессионально обсуждать новое оружие. Потом сказали, что хорошо бы его пристрелять. И за этим дело не стало, я соорудил тир. После стрельбы поели. Повторную попытку посещения Израиля мы предприняли уже ближе к вечеру. Я отбросил свои хевронские сантименты, вытащил листок с красивым тель-авивским фото. Если я, наконец-то, встречу Бориса, то первый вопрос у меня будет о недоразумении в святом городе. - Странный у вас какой-то Израиль, - сказал Юра перед выходом. - Теперь я начинаю понимать, почему нас просили не ввязываться ни в какие официальные отношения с ним. Если в стране целые районы находятся без государственного контроля - это признак страшной слабости. - Посмотрим, - буркнул я.
Тель-Авив был зелен и чист, гудел от огромного количества машин, в большинстве - очень элегантных. Население не имело ничего общего с хевронским, хотя я и увидел сразу же араба в национальной одежде. Или я теперь всех хиджазцев принимаю за арабов? Детей, которые могли бы поработать камнеметателями, я тоже не заметил. Правда, почему-то попадалось слишком много людей в военной форме с оружием. Но они совсем не выглядели настороженными и несли автоматы не наизготовку, а как не особенно нужную, хотя и важную вещь. Такси не ловилось минут пятнадцать. Я начал злиться. Подходить к кому-то и спрашивать про Петах-Тикву не хотелось, хватит, в Хевроне уже побеседовали "по душам". Наконец-то остановилось такси. Мы сели и я, стараясь не перегружать речь избытком слов, сказал: - Петах-Тиква. Водитель ждал еще чего-то. Я сверился с бумажкой и добавил: - Жаботински стрит. - Жаботински или Петах-Тиква? - не понял водитель. Юра, которому вполне можно было превращаться назад в Йегуду, пришел на помощь. Объяснил, что здесь город, а что улица. Водитель вроде как начал тормозить. - Петах-Тиква - другой город, - сказал он на ломаном английском. - Я думал - дорога Петах-Тиквы. Это будет дороже. Я удивился, что выгляжу неплатежеспособным. Потом отмел шоферское недоверие в сторону. Мы наконец-то сидели в нормальной машине, даже с кондиционером, с нами культурно говорили и никто не пытался нас убить. Я понял, что вылезу из этой машины только в Петах-Тикве на улице Жаботинского. Чего бы это мне ни стоило! Из кармана появилась пачка долларов. Я показал ее водителю и принялся вытаскивать двадцатидолларовые купюры. Три, четыре... Интересно, ста ему хватит? По-моему, уже на четвертой купюре шофер начал резво выходить на новый курс. Приняв сотню, он спросил? - Руси? Я посчитал, что это значит "русский". В "том иврите" и в том варианте слова "русский" вообще не было. - Да. - Мафия? - водитель улыбнулся. Мне стало совершенно наплевать, что он подумает, и я согласился, сказав: "Да". - Йоффи, - зачем-то представился водитель. Сергей, - я вежливо представился в ответ, но таксист посмотрел на меня как-то странно. Весь остаток дороги мы молчали.
10.Братская встреча.
Дверь открыла молодая женщина. Она утвердительно кивнула на мой вопрос о Борисе Канаане и крикнула, повернувшись к нам спиной. - Боря! К тебе. - Кого там черти... - послышалось недовольное ворчание брата. Через секунду появился и он сам. Глянул на меня - и замер с разинутым ртом. - Серега! - наконец-то выдавил он. - Живой! Ну, дела. Нашелся, пропащий. С ум-ма сойти! Прямо не верится, что это ты. Борис шагнул ко мне, схватил за руку, потом похлопал по плечу. Словно сомневался в моей материальности. - А это кто? - брат наконец заметил моих хазар. - Личная охрана. - Мне было не совсем удобно: я сам довольно крупногабаритен, а тут еще двое телохранителей не самых маленьких по размеру... Хоть мы и не с ночевкой сюда пришли, но места займем много. - Большим человеком стал, парень, - Борис удивленно покачал головой. - Ну, пошли, тут такие дела творятся - посмотри. Мы прошли в большую комнату. Борис плюхнулся перед телевизором и словно забыл обо мне. Я чуть не взорвался от возмущения. Брат, называется! Меня четыре года не было, а он поздоровался - и к телевизору. Ей Богу, сейчас повернусь и уйду! На экране танк стрелял по какому-то высокому белому зданию и попадал в верхние этажи. Диктор тарахтел по-английски так быстро, что я не понимал ни слова. - Слушай, ты, поросенок, - сказал я, стараясь сгладить свою злость шутливым тоном, - можешь от кино оторваться? Выруби ты к черту свой ящик! Жена Бориса бросила на меня испепеляющий взгляд и вернулась к экрану. Сам же Борис только хохотнул. - Ну, даешь, Серега, кино! Надо же... Супербоевик. Вижу, что у вас на том свете с чувством юмора полный порядок. После хевронских передряг я рассчитывал на лучший прием. Что мне, действительно уйти? - Слушай, Боря, мне в самом деле не до шуток. Не вижу ничего смешного в своих словах. Ты мне не рад? Скажи, и я уйду. Не буду отвлекать тебя от важного дела. - Серега, черт, - брат убрал звук почти до нуля, - ты что: с Луны свалился? Это же гражданская война, Ельцин с парламентом сцепился, по Белому Дому из танков палят. А ты выступаешь, недоволен. Это же исторические кадры, считай, что штурм Зимнего в натуре смотришь. - Боря, сделай звук нормально, - сказала жена брата сердитым голосом. Я посмотрел на экран. Высокое здание совершенно не напоминало невысокую резиденцию американского президента. Но танк... трах-тарарах! Это советский, тьфу, уже российский танк. И толпа на заднем плане типичная, знакомая. А главное - надпись на экране: Москва, сегодняшнее число, только время не вечернее, не сейчас. Экран мигнул, на несколько секунд на нем действительно появился американский Белый Дом, потом возник официального вида мужчина, официально зачитывающий какую-то бумажку под сенью американского флага. - Дела-а, - протянул Борис, отворачиваясь от телевизора, - говорят, что Руцкого с Хасбулатовым уже взяли. Но провинция Ельцина не особенно поддерживает. Как ты думаешь, он их пересилит? - Да я их никого не знаю! - тут я, подобно охотничьей собаке, сделал стойку, почувствовал интересующий меня предмет, - а этот, как его... Булат... Хасбалаев... - он мусульманин? По тому, как Борис с женой посмотрели в мою сторону, я догадался, что свалял дурака. Но одновременно понял, что без подробной лекции Бориса (а кому еще я смогу так откровенно задавать идиотские вопросы?) мне никогда не разобраться в этом безумном мире, где танки стреляют в центре Москвы, Армения воюет с Азербайджаном, а в Хевроне дети на улицах кричат: "Зарежь еврея!" - Боря, извини. И вы... - я посмотрел на молодую женщину. Борис поспешно вскочил и представил. - Это - Люда, моя жена, а это - Сергей, мой брат. Брат по отцу, - добавил он в ответ на недоуменный взгляд жены. - Борис и Люда, извините меня, пожалуйста. Я выгляжу сумасшедшим, но это не совсем верно. Считайте, для простоты, что я провел четыре года на необитаемом острове. Глаза Бориса загорелись, его жена, наоборот, сделала страдальческое выражение лица и отвернулась к экрану. - Хорошо, - сказал Борис, - ты меня заинтриговал. Наши, я думаю, все равно победят. Пошли поговорим. Туда, где нормальные люди говорят. На кухню. Твои друзья пьют, или они на работе? Тут до меня дошло, что из-за дурацкой возни с телевизором я забыл о спутниках. Но их это не смутило, они нашли себе стулья и сидели, глазея на непонятную им гражданскую войну. - Они пьют на работе, - ответил я, одновременно задумавшись, что можно предложить хазарам по части выпивки. Кумыс? Провожаемые не слишком любезным взглядом Люды, мы вышли на кухню. Борис достал из холодильника уже ополовиненную бутылку вполне русской водки. - Убери ее, - скомандовал я. - Забыл, с кем дело имеешь? Жди меня, и я вернусь. Организуй пока стулья. Здание, в котором жил Борис не особенно отличалось от самых обычных советских домов современной постройки. Сбегать в Санкт-Петербург, взять в Доме пять бутылок "Финикии" и немного снеди на закуску оказалось совсем просто. Когда я вернулся, Борис еще не успел всех как следует рассадить. - За два великих события в один день! - мой брат провозгласил тост. - За окончательное поражение коммунизма в России и за воскрешение моего брата из мертвых! Я вполне мог бы обидеться, что московские разборки со стрельбой почему-то оттеснили мою персону на второй план, но не стал лезть в бутылку. Родной вариант сильно изменился за четыре года. А странные обстоятельства даже самых нормальных людей могут склонить к странному поведению. - Вот что, Боря, - сказал я после первой, пока братец разливал вторую порцию, - давай совмещать приятное с полезным. Тебе вино нравится? - Угу, - Борис кивнул. - У меня его - хоть залейся. Выпьем, сколько захотим. А ты мне пока рассказывай все, что в вашем долбаном мире произошло за последние четыре года. Проведи самую масштабную политинформацию в твоей жизни. Поехали! - С чего начать? - спросил брат, осушив вторую рюмку. - С лета 1989-го. - Та-ак. Ты помнишь Горбачева?..
Я узнал все. Или почти все, так как Борис не обладал абсолютной памятью. Мир действительно изменился, притом настолько необычным образом, что я заподозрил самое наглое и беспардонное вмешательство со стороны. Но Борису не сказал, чтобы не прерывать лекцию. Тем более, одна помеха уже была. Сердитая Люда с каменным лицом заглянула на кухню и сказала металлическим голосом: - Попрошу потише, дети спят. И, вообще, уже поздно, а Борису завтра рано на работу. Брат с виноватым видом открыл рот, чтобы возразить. Потом, неожиданно, замолчал, задумался. - К черту работу, - сказал он. - Я уже у Сергея работаю. Он меня по протекции берет, как родственника. Ведь правда, Серега? Я немного обалдел от такого нахальства, но быстро сообразил, что дела у Бориса идут не совсем хорошо. И не только на работе. Недовольное лицо жены, початая бутылка в холодильнике... И это отчаянное заявление... - Все правильно, - важно сказал я, - Боря будет директором моего израильского филиала. И деньгами не обижу. Когда жена ушла, я негромко спросил: - Что там у тебя с работой? Ты же диссертацию защищал. - Диссертацию? Да, было дело. Но уж больно сильные токи я исследовал. В Израиле с такими токами не развернуться. А работа... Пусть мои враги на ней работают. До ста двадцати лет. Ты мне деньжат подкинешь? Тебе же просто. - Нет проблем. - Я засмеялся. - Считай, что ты уже миллионер. Гони дальше. Когда Боря дошел до сегодняшней заварухи в Москве, я махнул рукой. Хватит, мол. И одновременно подумал, что большего мерзавца, чем я, наверное, в природе не существует. Называется - любящий сын, к родителям стремился. И не спросил про отца родного! Конечно, с Борисом они общались не ахти как, но все же... Брат развел руками. - Ну, ты же папашу знаешь, - сказал он. - Великий путешественник и борец за правое дело. Хотя меня в борьбу он не впутывал. Значит так. Когда ты исчез, он меня допрашивал, как в КГБ. О чем мы говорили, что ты собирался делать... Словно мы с тобой не полтора раза виделись, а каждый твой шаг обсуждали. Потом летом девяностого он на меня свалился, говорит, что надо из Союза убираться и чем быстрее, тем лучше. А ехать надо - только в Израиль. Дал немного денег, сказал, что еще добавит. Ну, в Союзе тогда такой бардак был, хуже, чем сейчас, наверное. Путч, то, другое... Я и рванул. Отсюда позвонил - он ко мне через десять минут прибежал. Притащил двадцать тысяч долларов, обнял, похлопал по плечу и сказал, что хоть за меня он теперь спокоен. "Какое, - говорю, - спокоен? С Ираком тут заваруха..." А он опять похлопал и сказал, что Ираку уже конец скоро. Посмотрел на обстановку, вышел, принес видик классный, пожелал успеха и ушел. Потом звонил... - Слушай, а почему он тебя именно в Израиль упек? Мог бы в Америку или на какие-нибудь банановые острова. - Понимаешь... Отец наш - он ведь большой ребенок, если задуматься. И живет он, исходя из очередной владеющей им идеи. Это - как я сейчас понимаю ситуацию. Ты его помнишь борцом с мусульманской агрессией. Чуть позднее он занялся поисками корней. Я попал под еврейский период. И слава Богу, что не в шотландский. Подыхал бы сейчас с тоски где-нибудь в Шотландии. - М-да. Что-то русский период у нас оказался растянутым. А что ты говоришь со звонками? - Да ничего! Уже около года - ни слуху, ни духу. Без объяснения. Его телефон в Доме не отвечает. - Глубоко же он закопался в поисках корней. - Да уж. Я оглядел стол. "Финикия" иссякала. Вспоенные кумысом хазары пили вино из детских пластмассовых чашек, как воду. Я был слишком сосредоточен, чтобы опьянеть, Борис - слишком увлечен рассказом. А, тут, как раз, наступила моя очередь рассказывать. Я сделал вторую вылазку в Питер. В дополнение ко второй пятерке "Финикии" я заказал Дому чемоданчик с долларами. Мысленно прикинул-намекнул, что там должен находиться миллион. Вернувшись, поставил вино на стол, а деньги вручил брату. - Тебе! - Что это? - Я же обещал миллион. - Что-о!! - Борис распахнул чемоданчик и то, что не сделало вино, сделал опьяняющий вид денег. Борис окосел. - Ты бы лучше... шекелей... - сказал он заплетающимся языком. Мне же их... менять... замучаешься. - Ты недоволен? - я сделал вид, что собираюсь забрать деньги. - Доволен, - Борис, кажется, протрезвел. Закрыл чемодан, вышел из кухни и вернулся уже с пустыми руками. - Я весь внимание. Кого надо убить? - Никого. Для этих целей у меня Йегуда и Рами. А ты просто посиди, послушай меня. Кстати, шекели - это местные сикли? - Какие такие сикли? - похоже, мои слова еще раз прозвучали, как бред сумасшедшего. - Неважно. Слушай сюда. Я рассказал все. Не очень подробно, но достаточно для понимания. В середине рассказа Борис сбегал за географическим атласом, и мы вчетвером стали наносить на карту контуры альтернативного Израиля. Борис аж постанывал, издавая восклицания типа: - И нефть у них есть! И Сирии у них нет! А почему они Кипр не захватили? Сорок миллионов, говоришь? Зато мои хазары при виде карты "нашего" Израиля только что не плевались. - Восточный берег Иордана! - кипел от возмущения Рами, - это же исконная еврейская земля. Как можно было ее отдать. - Ливан? - вторил ему Йегуда, - нет такой страны! В каком году мы разбили султана Абдаллу под Цором? Ты не помнишь, Рами? И потом догнали и добили под Цидоном. Я сам на берегу Литани родился. - Вот удивил! - возмутился подвыпивший Рами. - Литани. Я вообще в Пумбедите родился. Это же еврейские места, там Вавилонский Талмуд составили. А где у вас Пумбедита? - Пум... что? - Борис полез в атлас, раскрыв его, почему-то, на Индии. - Это ты слишком размахнулся, - рассмеялся я. - Раз Вавилонский Талмуд, то где-то в Ираке или в Иране надо искать. Рами открыл рот, но так как кроме доказательств исконности еврейских земель ничего другого он сказать не мог, я сделал резкий жест и приказал: - Все, хватит о чепухе. Нам карты не изменить. Рассказываю дальше. Когда я дошел до своих утренних злоключений в Хевроне, Борис начал неприлично хихикать. Вскоре хихиканье переросло в хохот. - Хеврон - это же территории. Там евреев почти нет. Это все были арабы. - А как же пещера праотцов? - удивился Йегуда. - Не знаю, - Борис пожал плечами. - Я нерелигиозный. Может быть, и есть там какая-то пещера. - У нас религиозных почти нет, - не сдавался Йегуда, - но все равно, в пещеру праотцов все ездят еще школьниками. - Нет религиозных? - это сообщение, кажется, изумило брата больше, чем наличие нефти в Израиле. Я даже не понял, почему. - И как вы без них живете? - Есть, конечно, - пошел на попятную мой телохранитель. - Даже в кнесете три человека религиозные. А что такое? Живем. - Три человека! - Борис тряхнул головой. - Живут же люди... А что ты дальше делать будешь? - Тебя спасать, - ухмыльнулся я. - Разве ты не понял, что именно ваш Израиль мусульмане хотят уничтожить в первую очередь? - Мы тут на первой очереди с сорок восьмого года стоим, - сердито ответил брат. - Хотеть не вредно. - А как же бомба? На такой маленький Израиль одной бомбы хватит. - Бомба? - Борис зевнул. - Черт его знает. Конечно, надо ее найти. Тут я понял, что брат уже давно находится в полусонном состоянии. Пора было удаляться. Тем более, теперь не было никакой проблемы в том, чтобы найти Бориса в следующий раз. Мы откланялись. По дороге домой телохранители поинтересовались, зачем я дал "этому человеку" так много денег. Я ответил, что раз это мой брат, то ему принадлежит половина наследства моего отца. Вполне приличное объяснение.
Тель-Авив был зелен и чист, гудел от огромного количества машин, в большинстве - очень элегантных. Население не имело ничего общего с хевронским, хотя я и увидел сразу же араба в национальной одежде. Или я теперь всех хиджазцев принимаю за арабов? Детей, которые могли бы поработать камнеметателями, я тоже не заметил. Правда, почему-то попадалось слишком много людей в военной форме с оружием. Но они совсем не выглядели настороженными и несли автоматы не наизготовку, а как не особенно нужную, хотя и важную вещь. Такси не ловилось минут пятнадцать. Я начал злиться. Подходить к кому-то и спрашивать про Петах-Тикву не хотелось, хватит, в Хевроне уже побеседовали "по душам". Наконец-то остановилось такси. Мы сели и я, стараясь не перегружать речь избытком слов, сказал: - Петах-Тиква. Водитель ждал еще чего-то. Я сверился с бумажкой и добавил: - Жаботински стрит. - Жаботински или Петах-Тиква? - не понял водитель. Юра, которому вполне можно было превращаться назад в Йегуду, пришел на помощь. Объяснил, что здесь город, а что улица. Водитель вроде как начал тормозить. - Петах-Тиква - другой город, - сказал он на ломаном английском. - Я думал - дорога Петах-Тиквы. Это будет дороже. Я удивился, что выгляжу неплатежеспособным. Потом отмел шоферское недоверие в сторону. Мы наконец-то сидели в нормальной машине, даже с кондиционером, с нами культурно говорили и никто не пытался нас убить. Я понял, что вылезу из этой машины только в Петах-Тикве на улице Жаботинского. Чего бы это мне ни стоило! Из кармана появилась пачка долларов. Я показал ее водителю и принялся вытаскивать двадцатидолларовые купюры. Три, четыре... Интересно, ста ему хватит? По-моему, уже на четвертой купюре шофер начал резво выходить на новый курс. Приняв сотню, он спросил? - Руси? Я посчитал, что это значит "русский". В "том иврите" и в том варианте слова "русский" вообще не было. - Да. - Мафия? - водитель улыбнулся. Мне стало совершенно наплевать, что он подумает, и я согласился, сказав: "Да". - Йоффи, - зачем-то представился водитель. Сергей, - я вежливо представился в ответ, но таксист посмотрел на меня как-то странно. Весь остаток дороги мы молчали.
10.Братская встреча.
Дверь открыла молодая женщина. Она утвердительно кивнула на мой вопрос о Борисе Канаане и крикнула, повернувшись к нам спиной. - Боря! К тебе. - Кого там черти... - послышалось недовольное ворчание брата. Через секунду появился и он сам. Глянул на меня - и замер с разинутым ртом. - Серега! - наконец-то выдавил он. - Живой! Ну, дела. Нашелся, пропащий. С ум-ма сойти! Прямо не верится, что это ты. Борис шагнул ко мне, схватил за руку, потом похлопал по плечу. Словно сомневался в моей материальности. - А это кто? - брат наконец заметил моих хазар. - Личная охрана. - Мне было не совсем удобно: я сам довольно крупногабаритен, а тут еще двое телохранителей не самых маленьких по размеру... Хоть мы и не с ночевкой сюда пришли, но места займем много. - Большим человеком стал, парень, - Борис удивленно покачал головой. - Ну, пошли, тут такие дела творятся - посмотри. Мы прошли в большую комнату. Борис плюхнулся перед телевизором и словно забыл обо мне. Я чуть не взорвался от возмущения. Брат, называется! Меня четыре года не было, а он поздоровался - и к телевизору. Ей Богу, сейчас повернусь и уйду! На экране танк стрелял по какому-то высокому белому зданию и попадал в верхние этажи. Диктор тарахтел по-английски так быстро, что я не понимал ни слова. - Слушай, ты, поросенок, - сказал я, стараясь сгладить свою злость шутливым тоном, - можешь от кино оторваться? Выруби ты к черту свой ящик! Жена Бориса бросила на меня испепеляющий взгляд и вернулась к экрану. Сам же Борис только хохотнул. - Ну, даешь, Серега, кино! Надо же... Супербоевик. Вижу, что у вас на том свете с чувством юмора полный порядок. После хевронских передряг я рассчитывал на лучший прием. Что мне, действительно уйти? - Слушай, Боря, мне в самом деле не до шуток. Не вижу ничего смешного в своих словах. Ты мне не рад? Скажи, и я уйду. Не буду отвлекать тебя от важного дела. - Серега, черт, - брат убрал звук почти до нуля, - ты что: с Луны свалился? Это же гражданская война, Ельцин с парламентом сцепился, по Белому Дому из танков палят. А ты выступаешь, недоволен. Это же исторические кадры, считай, что штурм Зимнего в натуре смотришь. - Боря, сделай звук нормально, - сказала жена брата сердитым голосом. Я посмотрел на экран. Высокое здание совершенно не напоминало невысокую резиденцию американского президента. Но танк... трах-тарарах! Это советский, тьфу, уже российский танк. И толпа на заднем плане типичная, знакомая. А главное - надпись на экране: Москва, сегодняшнее число, только время не вечернее, не сейчас. Экран мигнул, на несколько секунд на нем действительно появился американский Белый Дом, потом возник официального вида мужчина, официально зачитывающий какую-то бумажку под сенью американского флага. - Дела-а, - протянул Борис, отворачиваясь от телевизора, - говорят, что Руцкого с Хасбулатовым уже взяли. Но провинция Ельцина не особенно поддерживает. Как ты думаешь, он их пересилит? - Да я их никого не знаю! - тут я, подобно охотничьей собаке, сделал стойку, почувствовал интересующий меня предмет, - а этот, как его... Булат... Хасбалаев... - он мусульманин? По тому, как Борис с женой посмотрели в мою сторону, я догадался, что свалял дурака. Но одновременно понял, что без подробной лекции Бориса (а кому еще я смогу так откровенно задавать идиотские вопросы?) мне никогда не разобраться в этом безумном мире, где танки стреляют в центре Москвы, Армения воюет с Азербайджаном, а в Хевроне дети на улицах кричат: "Зарежь еврея!" - Боря, извини. И вы... - я посмотрел на молодую женщину. Борис поспешно вскочил и представил. - Это - Люда, моя жена, а это - Сергей, мой брат. Брат по отцу, - добавил он в ответ на недоуменный взгляд жены. - Борис и Люда, извините меня, пожалуйста. Я выгляжу сумасшедшим, но это не совсем верно. Считайте, для простоты, что я провел четыре года на необитаемом острове. Глаза Бориса загорелись, его жена, наоборот, сделала страдальческое выражение лица и отвернулась к экрану. - Хорошо, - сказал Борис, - ты меня заинтриговал. Наши, я думаю, все равно победят. Пошли поговорим. Туда, где нормальные люди говорят. На кухню. Твои друзья пьют, или они на работе? Тут до меня дошло, что из-за дурацкой возни с телевизором я забыл о спутниках. Но их это не смутило, они нашли себе стулья и сидели, глазея на непонятную им гражданскую войну. - Они пьют на работе, - ответил я, одновременно задумавшись, что можно предложить хазарам по части выпивки. Кумыс? Провожаемые не слишком любезным взглядом Люды, мы вышли на кухню. Борис достал из холодильника уже ополовиненную бутылку вполне русской водки. - Убери ее, - скомандовал я. - Забыл, с кем дело имеешь? Жди меня, и я вернусь. Организуй пока стулья. Здание, в котором жил Борис не особенно отличалось от самых обычных советских домов современной постройки. Сбегать в Санкт-Петербург, взять в Доме пять бутылок "Финикии" и немного снеди на закуску оказалось совсем просто. Когда я вернулся, Борис еще не успел всех как следует рассадить. - За два великих события в один день! - мой брат провозгласил тост. - За окончательное поражение коммунизма в России и за воскрешение моего брата из мертвых! Я вполне мог бы обидеться, что московские разборки со стрельбой почему-то оттеснили мою персону на второй план, но не стал лезть в бутылку. Родной вариант сильно изменился за четыре года. А странные обстоятельства даже самых нормальных людей могут склонить к странному поведению. - Вот что, Боря, - сказал я после первой, пока братец разливал вторую порцию, - давай совмещать приятное с полезным. Тебе вино нравится? - Угу, - Борис кивнул. - У меня его - хоть залейся. Выпьем, сколько захотим. А ты мне пока рассказывай все, что в вашем долбаном мире произошло за последние четыре года. Проведи самую масштабную политинформацию в твоей жизни. Поехали! - С чего начать? - спросил брат, осушив вторую рюмку. - С лета 1989-го. - Та-ак. Ты помнишь Горбачева?..
Я узнал все. Или почти все, так как Борис не обладал абсолютной памятью. Мир действительно изменился, притом настолько необычным образом, что я заподозрил самое наглое и беспардонное вмешательство со стороны. Но Борису не сказал, чтобы не прерывать лекцию. Тем более, одна помеха уже была. Сердитая Люда с каменным лицом заглянула на кухню и сказала металлическим голосом: - Попрошу потише, дети спят. И, вообще, уже поздно, а Борису завтра рано на работу. Брат с виноватым видом открыл рот, чтобы возразить. Потом, неожиданно, замолчал, задумался. - К черту работу, - сказал он. - Я уже у Сергея работаю. Он меня по протекции берет, как родственника. Ведь правда, Серега? Я немного обалдел от такого нахальства, но быстро сообразил, что дела у Бориса идут не совсем хорошо. И не только на работе. Недовольное лицо жены, початая бутылка в холодильнике... И это отчаянное заявление... - Все правильно, - важно сказал я, - Боря будет директором моего израильского филиала. И деньгами не обижу. Когда жена ушла, я негромко спросил: - Что там у тебя с работой? Ты же диссертацию защищал. - Диссертацию? Да, было дело. Но уж больно сильные токи я исследовал. В Израиле с такими токами не развернуться. А работа... Пусть мои враги на ней работают. До ста двадцати лет. Ты мне деньжат подкинешь? Тебе же просто. - Нет проблем. - Я засмеялся. - Считай, что ты уже миллионер. Гони дальше. Когда Боря дошел до сегодняшней заварухи в Москве, я махнул рукой. Хватит, мол. И одновременно подумал, что большего мерзавца, чем я, наверное, в природе не существует. Называется - любящий сын, к родителям стремился. И не спросил про отца родного! Конечно, с Борисом они общались не ахти как, но все же... Брат развел руками. - Ну, ты же папашу знаешь, - сказал он. - Великий путешественник и борец за правое дело. Хотя меня в борьбу он не впутывал. Значит так. Когда ты исчез, он меня допрашивал, как в КГБ. О чем мы говорили, что ты собирался делать... Словно мы с тобой не полтора раза виделись, а каждый твой шаг обсуждали. Потом летом девяностого он на меня свалился, говорит, что надо из Союза убираться и чем быстрее, тем лучше. А ехать надо - только в Израиль. Дал немного денег, сказал, что еще добавит. Ну, в Союзе тогда такой бардак был, хуже, чем сейчас, наверное. Путч, то, другое... Я и рванул. Отсюда позвонил - он ко мне через десять минут прибежал. Притащил двадцать тысяч долларов, обнял, похлопал по плечу и сказал, что хоть за меня он теперь спокоен. "Какое, - говорю, - спокоен? С Ираком тут заваруха..." А он опять похлопал и сказал, что Ираку уже конец скоро. Посмотрел на обстановку, вышел, принес видик классный, пожелал успеха и ушел. Потом звонил... - Слушай, а почему он тебя именно в Израиль упек? Мог бы в Америку или на какие-нибудь банановые острова. - Понимаешь... Отец наш - он ведь большой ребенок, если задуматься. И живет он, исходя из очередной владеющей им идеи. Это - как я сейчас понимаю ситуацию. Ты его помнишь борцом с мусульманской агрессией. Чуть позднее он занялся поисками корней. Я попал под еврейский период. И слава Богу, что не в шотландский. Подыхал бы сейчас с тоски где-нибудь в Шотландии. - М-да. Что-то русский период у нас оказался растянутым. А что ты говоришь со звонками? - Да ничего! Уже около года - ни слуху, ни духу. Без объяснения. Его телефон в Доме не отвечает. - Глубоко же он закопался в поисках корней. - Да уж. Я оглядел стол. "Финикия" иссякала. Вспоенные кумысом хазары пили вино из детских пластмассовых чашек, как воду. Я был слишком сосредоточен, чтобы опьянеть, Борис - слишком увлечен рассказом. А, тут, как раз, наступила моя очередь рассказывать. Я сделал вторую вылазку в Питер. В дополнение ко второй пятерке "Финикии" я заказал Дому чемоданчик с долларами. Мысленно прикинул-намекнул, что там должен находиться миллион. Вернувшись, поставил вино на стол, а деньги вручил брату. - Тебе! - Что это? - Я же обещал миллион. - Что-о!! - Борис распахнул чемоданчик и то, что не сделало вино, сделал опьяняющий вид денег. Борис окосел. - Ты бы лучше... шекелей... - сказал он заплетающимся языком. Мне же их... менять... замучаешься. - Ты недоволен? - я сделал вид, что собираюсь забрать деньги. - Доволен, - Борис, кажется, протрезвел. Закрыл чемодан, вышел из кухни и вернулся уже с пустыми руками. - Я весь внимание. Кого надо убить? - Никого. Для этих целей у меня Йегуда и Рами. А ты просто посиди, послушай меня. Кстати, шекели - это местные сикли? - Какие такие сикли? - похоже, мои слова еще раз прозвучали, как бред сумасшедшего. - Неважно. Слушай сюда. Я рассказал все. Не очень подробно, но достаточно для понимания. В середине рассказа Борис сбегал за географическим атласом, и мы вчетвером стали наносить на карту контуры альтернативного Израиля. Борис аж постанывал, издавая восклицания типа: - И нефть у них есть! И Сирии у них нет! А почему они Кипр не захватили? Сорок миллионов, говоришь? Зато мои хазары при виде карты "нашего" Израиля только что не плевались. - Восточный берег Иордана! - кипел от возмущения Рами, - это же исконная еврейская земля. Как можно было ее отдать. - Ливан? - вторил ему Йегуда, - нет такой страны! В каком году мы разбили султана Абдаллу под Цором? Ты не помнишь, Рами? И потом догнали и добили под Цидоном. Я сам на берегу Литани родился. - Вот удивил! - возмутился подвыпивший Рами. - Литани. Я вообще в Пумбедите родился. Это же еврейские места, там Вавилонский Талмуд составили. А где у вас Пумбедита? - Пум... что? - Борис полез в атлас, раскрыв его, почему-то, на Индии. - Это ты слишком размахнулся, - рассмеялся я. - Раз Вавилонский Талмуд, то где-то в Ираке или в Иране надо искать. Рами открыл рот, но так как кроме доказательств исконности еврейских земель ничего другого он сказать не мог, я сделал резкий жест и приказал: - Все, хватит о чепухе. Нам карты не изменить. Рассказываю дальше. Когда я дошел до своих утренних злоключений в Хевроне, Борис начал неприлично хихикать. Вскоре хихиканье переросло в хохот. - Хеврон - это же территории. Там евреев почти нет. Это все были арабы. - А как же пещера праотцов? - удивился Йегуда. - Не знаю, - Борис пожал плечами. - Я нерелигиозный. Может быть, и есть там какая-то пещера. - У нас религиозных почти нет, - не сдавался Йегуда, - но все равно, в пещеру праотцов все ездят еще школьниками. - Нет религиозных? - это сообщение, кажется, изумило брата больше, чем наличие нефти в Израиле. Я даже не понял, почему. - И как вы без них живете? - Есть, конечно, - пошел на попятную мой телохранитель. - Даже в кнесете три человека религиозные. А что такое? Живем. - Три человека! - Борис тряхнул головой. - Живут же люди... А что ты дальше делать будешь? - Тебя спасать, - ухмыльнулся я. - Разве ты не понял, что именно ваш Израиль мусульмане хотят уничтожить в первую очередь? - Мы тут на первой очереди с сорок восьмого года стоим, - сердито ответил брат. - Хотеть не вредно. - А как же бомба? На такой маленький Израиль одной бомбы хватит. - Бомба? - Борис зевнул. - Черт его знает. Конечно, надо ее найти. Тут я понял, что брат уже давно находится в полусонном состоянии. Пора было удаляться. Тем более, теперь не было никакой проблемы в том, чтобы найти Бориса в следующий раз. Мы откланялись. По дороге домой телохранители поинтересовались, зачем я дал "этому человеку" так много денег. Я ответил, что раз это мой брат, то ему принадлежит половина наследства моего отца. Вполне приличное объяснение.