Неожиданная импровизация Ноулза постоянно прокручивалась в голове Мальтрейверса по пути домой.
Няня Дженни сказала, что звонил Дэвид Джексон и просил его связаться с ним.
– Мы не можем соединить разные аспекты в рассказе Синклера, – были первые слова Джексона, когда он поднял трубку. – Есть пара вопросов, в которых, вероятно, вы поможете. Как утверждает Синклер, он не видел мисс Портер около года, но один человек, с которым он встречался, когда приезжал из Америки, показал нам фотографию открытия нового ночного клуба в Лондоне, произошедшего два месяца тому назад. На ней есть и Синклер и Диана. Клуб называется «Седьмое небо». Человек, давший нам эту фотографию, говорит, что вы тоже присутствовали на том открытии. Припоминаете?
– О, Господи, да! Ужасное место! Я туда попал случайно, потому что был в числе приглашенных, но толком ничего вспомнить не могу.
– Вы там видели Синклера и мисс Портер?
– Помню, что перекинулся с Дианой несколькими словами, но она разговаривала с друзьями. Синклера не помню, было столько гостей, что, весьма вероятно, мог просто не обратить внимания: я пробыл там всего час, а народу болталось уйма, – повторил Мальтрейверс.
– Ну, он, конечно, присутствовал там, потому что он есть на фотографии, нам придется попросить его объяснить это. И другой вопрос: знаете ли вы Марка Кеньйона?
– Марк Кеньйон? Он наш кинооператор, работает по найму. Разве он тоже там был?
– Он не мог там быть, потому что за пару недель до этого покинул страну и до сих пор не возвращался: работает над каким-то сериалом в Австралии. Но нам сказали, что он был другом Дианы, и, по крайней мере, двое считают, что именно он является отцом ее ребенка.
– Они знают больше, чем я, – признался Мальтрейверс. – Я же говорил вам, мы подолгу с Дианой не встречались. Тем не менее из двух важнее тот факт, что Синклер лжет.
– Да. Мы попросили полицию Лос-Анджелеса поговорить с ним еше раз. Проблема заключается в том, что необходимо подтвердить его алиби лишь с воскресенья, с того момента, когда исчезла мисс Портер, до среды. Несколько дней, как он утверждает, он находился в своей квартире, ибо отравился чем-то во время ленча в воскресенье и сильно страдал расстройством желудка, а в среду улетел в Калифорнию из аэропорта Хитроу. Еще одна деталь заставляет меня призадуматься. Ленч у него проходил в воскресенье в винном баре на Шафстбери-авеню, а человек, который встречался с ним там, рассказал, что разговаривали они о выступлении мисс Портер на фестивале, и Синклер бросил такую фразу: «Воображение умирающего в субботний вечер в Веркастере…» – Сейчас я знаю, это выражение используется в шоу-деле, но оно звучит странно в связи со случившимся, не правда ли?
Глава 13
К сильному раздражению Маддена, место стоянки Пауэла в Уэлсе обнаружить не удалось. Предполагаемые районы обозначались на карте в отделе несчастных случаев красными значками, после проверки они превращались в желтые, и в результате расследования земля на карте за Оффа-Дайком приняла форму свиньи с неприятными нарушениями кожного покрова. Раздражение Маддена усиливалось новостями о Синклере. Добудь они неопровержимые факты его пребывания в Лондоне, можно было бы вывести его на чистую воду. Мадден хмуро прочитал докладную.
– Его рассказ, в котором он утверждает, что после ленча в воскресенье он заболел и находился дома, мало вероятен.
– Да, сэр. Согласно тому, что он рассказал полиции Лос-Анджелеса, – Джексон заглянул в бумагу, которую держал в руке, – в среду, сразу после выздоровления, он снова ходил на спектакль, но, как и в субботу, утверждает, будто был один, без друзей.
– Он не может отчитаться за семьдесят два часа. Это довольно долгий срок.
– И получается, что это как раз самый важный период, сэр.
С явным неудовольствием Мадден снова посмотрел на отчет о допросе Синклера. В его сознание запали зерна сомнения, которые сопротивлялись главной версии, ведущей к Пауэлу.
– Вы хотите, чтобы кто-нибудь из нас, сэр, поехал и встретился с Синклером? – спросил Джексон.
Мадден замотал головой, отвергая это предположение и тем самым еще более укрепляясь в своих сомнениях.
– Не вижу никакого смысла посылать на общественные средства инспекторов в Калифорнию для того лишь, чтобы не узнать ничего нового. Существует лишь один шанс, что виноват он. Мы имеем небольшой отрезок времени, когда у него нет алиби. Продолжайте расследование в Лондоне. Наведите справки в театрах, которые, как он утверждает, посещал. Если он актер, то, возможно, его помнят. А тем временем продолжайте поиски Артура Пауэла.
Да, в истории Синклера оставались пробелы. Спектакли, на которых он присутствовал, являлись модными в Вест-Энде, и театры были переполнены. Менеджеры обоих театров разговаривали вежливо, когда им позвонили из Полиции, но не смогли вспомнить, кто еще присутствовал на спектаклях, кроме наиболее известных в городе людей. Один перечислил по имени постоянных своих посетителей из мира кино, политики и спорта, а когда ему показали фотографию Синклера, не узнал его.
– Бывает очень много второстепенных актеров, – сочувствуя, сказал он. – Даже в труппе театра, в котором я работаю вот уже столько лет, есть такие, кого я просто не узнал бы на улице.
Синклер продолжал придерживаться своей версии. Он признался, что присутствовал на открытии ночного клуба, но не мог вспомнить, видел ли там Диану, и решительно отрицал тот факт, что находился непосредственно в одной с ней компании. О винном баре упомянул случайно, не вкладывая в свои слова никакого смысла. Он не мог предложить никакой другой информации о том, что было после воскресного ленча, кроме болезни, и сослаться хоть на кого-нибудь, кто подтвердил бы эту болезнь. В полицейском рапорте говорилось также, что Синклер в процессе допроса был сильно возбужден, режиссер-постановщик телесериала жалуется, что из-за этих расследований приходится прекращать съемку. Джексон еще раз тщательно изучил фотографию в ночном клубе. Между Синклером и Дианой было немало людей, и, действительно, похоже, что они и в самом деле проводили время не вместе. Полиции удалось поговорить лишь с одним из тех, кто был запечатлен на фотографии и бессмысленно усмехался в объектив, – любителем шоу, но он не знал никого и ничего.
Оставалась единственная нить в расследовании, способная как-то связать воедино все детали. Марк Кеньйон, возможный отец ребенка Дианы. Но он должен прибыть в Лондон не раньше, чем в пятницу утром. Двум инспекторам поручили встретить его у трапа самолета, который приземлится в Хитроу.
В среду Мальтрейверсу опять вспомнились те странные слова, которые Ноулз произносил в «Тайных играх». Они просто выскочили у него из головы, когда Джексон начат расспрашивать его о Питере Синклере. Он позвонил Джексону.
– Я приму это к сведению. И только,– сказал тот, но интонация инспектора свидетельствовала о неимоверном терпении и усталости: мол, Мальтрейверс заговорил на эту тему!
– До тех пор, пока у вас не появится какого-нибудь веского доказательства, не ждите, что мы займемся расследованием обстоятельств, при которых произнесены эти слова, – подтвердил он свое безразличие. – Вы же понимаете, что нам сейчас не до сомнительных ассоциаций, мы – в процессе одного из самых крупных расследований за последнее время. Мы ищем человека, подозревать которого у нас есть все основания. Он находился в Веркастере все то время, когда пропала мисс Портер, и словно бесследно исчез с лица земли. Плюс еще это дело Синклера. Вы знаете, сколько я спал за последние десять дней?
– Могу представить себе, – посочувствовал Мальтрейверс. – Просто эти слова показались мне странными, а я обещал вам рассказывать обо всем, что вызовет у меня подозрение.
– Спасибо. – Джексон казался очень усталым. – Найти Артура Пауэла – вот что сейчас главное для нас.
В среду был рыночный день в Веркастере. И, казалось, население окружающих деревень потянулось к городу, руководимое веками сложившимися традициями. Ларьки продавали товары не первой необходимости, и вряд ли в обычное время они покупались бы, если бы не мили, преодоленные на пути к Веркастеру. Событие, подвигнувшее людей на долгий путь сюда, имело свой особый смысл.
Чтобы как-то убить время, Мальтрейверс с Тэсс и Ребеккой отправились на прогулку. Перед одним из ларьков они остановились в надежде отыскать какую-нибудь старую книгу, что и в самом деле, оказалось бы большой удачей. Из дверей расположенного рядом здания Городского зала вышел Хибберт и, увидев их, тотчас окликнул.
– Мистер Мальтрейверс, – заговорил он важно. – Я хочу вам кое-что сообщить. Только что я разговаривал с издателем «Веркастер таймс». Это появится в еженедельном выпуске, – добавил Хибберт напыщенно и помолчал, желая, очевидно, создать драматический фон для своего заявления. – Я предложил выплатить вознаграждение тому, кто даст хоть какую-нибудь информацию, способную пролить свет на это дело и арестовать убийцу мисс Портер. Тысячу фунтов!
Мальтрейверс понял, что Хибберт уже предвкушает наслаждение от экспансивных благодарностей, которые должны немедленно последовать за таким великодушным поступком. Тысяча фунтов, считал Хибберт, весьма солидная сумма, свидетельствующая как об экономии, так и о безрассудной щедрости. Да к тому же подобный жест принес бы дельцу несомненную выгоду в кредитных накоплениях.
– Мы благодарны любому акту, способному как-то помочь распутать все это, – ответил Мальтрейверс спокойно, вопреки ожиданиям Хибберта.
– Да, – продолжал Хибберт, теперь как-то даже неуверенно, сообразив, что от Мальтрейверса благодарности не дождешься. – Думаю, они свяжутся с вами, чтобы уточнить кое-какие детали этого дела.
Мальтрейверс заметил блестящий значок на лацкане пиджака Хибберта, и ему стало интересно, является ли издатель «Веркастер таймс» тоже членом клуба. Скорее всего является. И ясно одно: поступок советника Хибберта будет расписан на страницах газеты, которой он владеет.
– Я думаю, они позвонят, – согласился Мальтрейверс спокойно. Обещанное вознаграждение за расследование ужасной судьбы Дианы показалась ему кощунственным, непередаваемо оскорбительным. Он заметил, что Хибберт пристально разглядывает какую-то книжку в витрине лавки и не сдержался: – Содержание этой вещицы, несомненно, представляет для вас интерес, не так ли? – спросил он ехидно, пытаясь унять ярость и вспоминая ту коллекцию в шкафу. – Думаю, она только внешне затрепанная. До свидания, советник.
Хибберт посмотрел ему вслед с непередаваемым выражением обиды на лице.
Репортер из «Веркастер таймс» позвонил Мальтрейверсу в Пунт-Ярд на следующее же утро.
– Вы и мисс Дэви собираетесь пробыть в Веркастере до конца фестиваля? – задал он свой первый вопрос.
– Лично я собираюсь оставаться здесь до тех пор, пока не найдут Диану Портер. Это последнее место, где ее видели, и я не уеду, пока не узнаю, что с ней случилось.
– Очевидно, вы питаете надежду на то, что она всё еще жива?
Мальтрейверс понял, о чем спрашивает репортер, и ответил ему так, как тот ждал.
– Меня не волнует точка зрения полиции, – теряя терпение, проговорил он. – До тех пор, пока я собственными глазами не увижу тела Дианы, буду считать, что она не мертва. Нам всем известно, как она искалечена, но ведь доказательств ее смерти нет, и может быть, она сейчас где-нибудь… замученная и беспомощная… – Он помолчал какое-то время, справляясь с нахлынувшим волнением. – Эта мысль ужасна, но именно она удерживает нас здесь.
Мальтрейверс представил себе, как тщательно записывается журналистом то, что он сказал, но горько было сознавать, – и он старался не думать об этом, – дошел ли до него тот смысл, который он старался вложить в эти слова. Или это все еще продолжающийся самообман? В самом ли деле он желал, чтобы ее нашли, пусть изуродованной, как Лавиния, но с языком, чтобы она могла рассказать о чудовищных пытках?
– Большое спасибо, мистер Мальтрейверс, – поблагодарил репортер. – Мы, конечно, свяжемся с полицией, но, может быть, вы знаете что-нибудь новенькое о ходе расследования?
– Нет. А вы?
– Тоже нет. В офисе вчера пошли разговоры о вознаграждении, но редактор сказал, что это произойдет не сейчас.
– Не уверен, что вознаграждение может помочь на данном этапе. – Мальтрейверс почувствовал удовлетворение от того, что его колкость наверняка попадет в цель и разъярит Хибберта.
На самом деле в Веркастере кое-что происходило, хотя никто об этом даже не подозревал.
Ранним утром шикарно одетая женщина, с волосами цвета вороного крыла и с симпатичным, слегка тяжеловатым лицом, наблюдала, как плещутся ее дети в бассейне парка. Несколько минут назад ей позвонила из Лондона подруга-актриса и случайно обмолвилась: полиция интересуется Питером Синклером и его пребыванием в Англии. Женщина прекрасно была осведомлена, чем занимался этот человек, начиная с воскресного обеда и до того момента, как снова возвратился в Калифорнию. И знала, почему он лгал полиции.
Когда Марк Кеньйон сошел с самолета, прилетевшим из Сиднея, и увидел полицейских, стремительно направляющихся к нему по летному полю, то почувствовал под ложечкой усталость и холодок.
– Черт возьми, что все это значит? – потребовал он ответа, когда его привели в полицейское управление в аэропорту. – Я не везу никакой контрабанды!
– Вы знаете мисс Портер, сэр?
– Ди? Конечно, знаю! А что?
– Мне очень жаль, но я вынужден сообщить вам, сэр, мисс Портер исчезла около двух недель назад и у нас есть веские причины подозревать, что ее убили, – сообщил один из блюстителей порядка.
Кеньйон вдруг чихнул, зажав нос скомканным бумажным платком, затаив дыхание, и с недоумением уставился на офицера.
– Что? Ди убита? – Он помотал головой, будто желая стряхнуть услышанное, но тут же чихнул снова. – Когда? Кем? Почему вы разговариваете об этом со мной?
– Мисс Портер ожидала ребенка, сэр. У нас есть причины предполагать, что вы можете быть отцом этого ребенка.
С трудом разгоняя туман в голове, который был наверняка следствием начинающегося гриппа и сильной усталости, Кеньйон с трудом врубался в услышанную информацию.
– Я ничего не знал об этом, – только и пробормотал он. – Но… вполне может быть.
– Когда вы видились в последний раз?
– Ночью, перед тем как я улетел. Когда это было? Постойте… Ровно десять недель назад. Она об этом тогда мне ничего не говорила.
– Наверное, потому, сэр, что сама еще не знала в тот момент. Боюсь, нам придется попросить вас дать более исчерпывающие показания о ваших отношениях с мисс Портер.
Кеньйон словно в ответ опять несколько раз оглушительно чихнул. И полез в карман за следующим платком.
– Послушайте, – сказал он, когда чихание прекратилось. – Это необходимо делать прямо сейчас? Видите, я болен и не в состоянии не только говорить, но и что-то соображать. Не могу даже переварить всего того, что вы тут наговорили мне. Позвольте мне поехать домой и немного поспать, а потом можете спрашивать о чем угодно. – Полицейские переглянулись. – Ради Бога, я никуда не убегу. Поверьте, все, о чем я скажу сейчас, будет сплошной тарабарщиной. Я едва стою на ногах, вы же видите!
Один полицейский незаметно кивнул другому.
– У нас машина, сэр, – сказал он. – Мы можем подбросить вас домой.
Не успел Кеньйон тяжело плюхнуться на заднее сиденье, как сразу заснул. Его разбудили, когда подъехали к дому, и помогли выйти из машины.
– Послушайте, – сказал он, открывая дверь. – Не поймите меня неправильно, но у меня просто не укладывается в голове то, о чем вы сказали! Диану задушили?
– Мы не говорили, что ее именно задушили, сэр, потому что не знаем этого. Но предполагаем, что ее убили.
Кеньйон потер лоб руками.
– Интересно, а я почему-то думал, что вы сказали, будто ее задушили, Я не могу сейчас трезво соображать.
– Вы не возражаете, если мы подождем здесь, пока вы будете спать, сэр?
– Делайте, черт возьми, что хотите! – в сердцах бросил Кеньйон, споткнувшись на ступеньке, ведущей в спальню. – Пока я буду спать, вы можете покончить разом со всем миром ради тех, кто мне не безразличен! Только не шумите, пожалуйста.
Пока Кеньйон спал, полицейскому удалось опросить его коллег. Выяснилось, что за все десять недель, которые он пробыл в Австралии, у него не было ни малейшей возможности выехать оттуда.
Его явное безразличие к тому, что произошло с Дианой, его случайно оброненная фраза о том, что «ее задушили», повторенная дважды, вполне, конечно, можно объяснить тем состоянием, в котором он находился.
Он проспал восемь часов. Наконец появился в гостиной, где полицейские уже давно играли в карты.
– Вы не спали? – спросил он у них и предложил: – Давайте я приготовлю кофе, а потом вы расскажете мне все сначала.
– Я приготовлю, сэр, – сказал один из них и пошел на кухню.
Другой взял со стола конверт.
– Мы нашли его в вашей почте, сэр, – сказал он. – Похоже, это женский почерк. Посмотрите, его писала мисс Портер?
У Кеньйона затуманились глаза, и он кивнул.
– Если бы вы открыли его, сэр, то очень помогли бы нам.
Кеньйон сел, высморкался, а потом разрезал конверт. Весь текст поместился на одной стороне бледно-голубого листочка. Он прочитал его и, ни слова не говоря, протянул полицейскому.
«Дорогой Марк, – писала Диана. – Меня не будет в городе, когда ты возвратишься, но я хочу, чтобы ты как можно скорее узнал: сегодня подтвердилось, что я беременна. Я очень счастлива. Это так хорошо, что я стану матерью. Ребенок родится к Рождеству. Увидимся, когда я вернусь. С любовью. Диана».
Письмо было написано через четыре дня после того, как Кеньйон улетел в Австралию.
Полицейский испытующе смотрел на него.
– Она хотела иметь ребенка, – сказал Кеньйон в ответ на непроизнесенный вопрос. – Но не хотела выходить замуж. Обычная история. Я познакомился с ней на вечеринке, и мы понравились друг другу. Она была очень честна в наших отношениях. Очевидно, ей хотелось сохранить… привязанность к отцу ребенка, но она сказала: малыш будет только ее. Я принял условия. – Он поднес носовой платок к носу. – В самом деле, это все. А теперь что за чертовщина насчет убийства?
– Вы и вправду ничего не слышали о том, что произошло?
– Абсолютно! Большую часть времени я провел в таком необжитом районе Австралии, какой едва ли только можно себе представить.
Полицейский рассказал о событиях, произошедших в Веркастере. Кеньйон слушал без эмоций, а когда инспектор замолчал, взял кофе, принесенное его коллегой.
– Наверное, реакция наступит позже, – сказал он. – Слишком много всего, чтобы переварить сразу. Извините, я не могу играть роль убитого горем любовника, если вы этого ждете от меня. Мне очень нравилась Диана, но я не собираюсь притворяться, что безумно был в нее влюблен. Любовь не являлась частью нашего соглашения. Не представляю и того, чем могу помочь вам.
– Вы сказали, ее задушили. А мы не говорили этого.
– Я знал, что вы придеретесь к моей фразе. Вам придется поверить мне на слово: когда я вышел из самолета, то не помнил своего имени. Кроме того, я видел Диану примерно десять недель тому назад, и она была жива и здорова, – такой я оставил ее. Не пытайтесь навесить на меня убийство из-за случайно оброненной незначительной фразы.
– Есть еще вопрос, в котором вы можете нам помочь. Вы знаете человека по имени Синклер?
– Синклер? – Кеньйон немного подумал, наконец вспомнил. Реакция была неожиданной: – А, эта задница! Все зависит от того, что вы имеете в виду. Мы работали в одной студии. А что?
– Мисс Портер когда-нибудь говорила вам о нем?
– Она говорила о многих. Дайте подумать. Да, она как-то сказала, что между ними что-то было… Давно, правда. И быстро прошло. Однажды мы даже видели его… Постойте, где это было? А, точно, в ночном клубе. Он сидел с… как ее? Викки Прайс, такая черноволосая корова, которая когда-то немного играла и вышла замуж за приятного человека, врача с Харли-стрит. Они сидели тогда за столиком на другом конце зала, и Диана, увидев его, сказала, что он самый злой человек из всех, кого она когда-либо встречала. – Вспомнив в деталях тот вечер, Кеньйон вдруг понял смысл их вопроса. – Вы думаете, он мог пойти на такое? – взорвался он. – Почему же тогда вы до сих пор не поймали его?
– Мы в этом не уверены, сэр. Если честно, у мистера Синклера есть алиби. Вы знаете, почему мисс Портер сказала, что он самый злой человек?
– Нет. Но я понимаю, что она имела в виду. Диане не нравились плохие люди. – Он чихнул.
– Нам хотелось бы получить ваши показания прямо сейчас, сэр, и в письменном виде.
Ленч в ночном клубе проходил за три недели до вылета Кеньйона в Австралию. Синклер, заявивший, что не виделся с Дианой Портер много месяцев, солгал. Теперь выясняется, что за последние четыре месяца он дважды встречался с ней в компании. И существует длительный период его пребывания в Англии, на который у него нет алиби.
– Его рассказ, в котором он утверждает, что после ленча в воскресенье он заболел и находился дома, мало вероятен.
– Да, сэр. Согласно тому, что он рассказал полиции Лос-Анджелеса, – Джексон заглянул в бумагу, которую держал в руке, – в среду, сразу после выздоровления, он снова ходил на спектакль, но, как и в субботу, утверждает, будто был один, без друзей.
– Он не может отчитаться за семьдесят два часа. Это довольно долгий срок.
– И получается, что это как раз самый важный период, сэр.
С явным неудовольствием Мадден снова посмотрел на отчет о допросе Синклера. В его сознание запали зерна сомнения, которые сопротивлялись главной версии, ведущей к Пауэлу.
– Вы хотите, чтобы кто-нибудь из нас, сэр, поехал и встретился с Синклером? – спросил Джексон.
Мадден замотал головой, отвергая это предположение и тем самым еще более укрепляясь в своих сомнениях.
– Не вижу никакого смысла посылать на общественные средства инспекторов в Калифорнию для того лишь, чтобы не узнать ничего нового. Существует лишь один шанс, что виноват он. Мы имеем небольшой отрезок времени, когда у него нет алиби. Продолжайте расследование в Лондоне. Наведите справки в театрах, которые, как он утверждает, посещал. Если он актер, то, возможно, его помнят. А тем временем продолжайте поиски Артура Пауэла.
Да, в истории Синклера оставались пробелы. Спектакли, на которых он присутствовал, являлись модными в Вест-Энде, и театры были переполнены. Менеджеры обоих театров разговаривали вежливо, когда им позвонили из Полиции, но не смогли вспомнить, кто еще присутствовал на спектаклях, кроме наиболее известных в городе людей. Один перечислил по имени постоянных своих посетителей из мира кино, политики и спорта, а когда ему показали фотографию Синклера, не узнал его.
– Бывает очень много второстепенных актеров, – сочувствуя, сказал он. – Даже в труппе театра, в котором я работаю вот уже столько лет, есть такие, кого я просто не узнал бы на улице.
Синклер продолжал придерживаться своей версии. Он признался, что присутствовал на открытии ночного клуба, но не мог вспомнить, видел ли там Диану, и решительно отрицал тот факт, что находился непосредственно в одной с ней компании. О винном баре упомянул случайно, не вкладывая в свои слова никакого смысла. Он не мог предложить никакой другой информации о том, что было после воскресного ленча, кроме болезни, и сослаться хоть на кого-нибудь, кто подтвердил бы эту болезнь. В полицейском рапорте говорилось также, что Синклер в процессе допроса был сильно возбужден, режиссер-постановщик телесериала жалуется, что из-за этих расследований приходится прекращать съемку. Джексон еще раз тщательно изучил фотографию в ночном клубе. Между Синклером и Дианой было немало людей, и, действительно, похоже, что они и в самом деле проводили время не вместе. Полиции удалось поговорить лишь с одним из тех, кто был запечатлен на фотографии и бессмысленно усмехался в объектив, – любителем шоу, но он не знал никого и ничего.
Оставалась единственная нить в расследовании, способная как-то связать воедино все детали. Марк Кеньйон, возможный отец ребенка Дианы. Но он должен прибыть в Лондон не раньше, чем в пятницу утром. Двум инспекторам поручили встретить его у трапа самолета, который приземлится в Хитроу.
В среду Мальтрейверсу опять вспомнились те странные слова, которые Ноулз произносил в «Тайных играх». Они просто выскочили у него из головы, когда Джексон начат расспрашивать его о Питере Синклере. Он позвонил Джексону.
– Я приму это к сведению. И только,– сказал тот, но интонация инспектора свидетельствовала о неимоверном терпении и усталости: мол, Мальтрейверс заговорил на эту тему!
– До тех пор, пока у вас не появится какого-нибудь веского доказательства, не ждите, что мы займемся расследованием обстоятельств, при которых произнесены эти слова, – подтвердил он свое безразличие. – Вы же понимаете, что нам сейчас не до сомнительных ассоциаций, мы – в процессе одного из самых крупных расследований за последнее время. Мы ищем человека, подозревать которого у нас есть все основания. Он находился в Веркастере все то время, когда пропала мисс Портер, и словно бесследно исчез с лица земли. Плюс еще это дело Синклера. Вы знаете, сколько я спал за последние десять дней?
– Могу представить себе, – посочувствовал Мальтрейверс. – Просто эти слова показались мне странными, а я обещал вам рассказывать обо всем, что вызовет у меня подозрение.
– Спасибо. – Джексон казался очень усталым. – Найти Артура Пауэла – вот что сейчас главное для нас.
В среду был рыночный день в Веркастере. И, казалось, население окружающих деревень потянулось к городу, руководимое веками сложившимися традициями. Ларьки продавали товары не первой необходимости, и вряд ли в обычное время они покупались бы, если бы не мили, преодоленные на пути к Веркастеру. Событие, подвигнувшее людей на долгий путь сюда, имело свой особый смысл.
Чтобы как-то убить время, Мальтрейверс с Тэсс и Ребеккой отправились на прогулку. Перед одним из ларьков они остановились в надежде отыскать какую-нибудь старую книгу, что и в самом деле, оказалось бы большой удачей. Из дверей расположенного рядом здания Городского зала вышел Хибберт и, увидев их, тотчас окликнул.
– Мистер Мальтрейверс, – заговорил он важно. – Я хочу вам кое-что сообщить. Только что я разговаривал с издателем «Веркастер таймс». Это появится в еженедельном выпуске, – добавил Хибберт напыщенно и помолчал, желая, очевидно, создать драматический фон для своего заявления. – Я предложил выплатить вознаграждение тому, кто даст хоть какую-нибудь информацию, способную пролить свет на это дело и арестовать убийцу мисс Портер. Тысячу фунтов!
Мальтрейверс понял, что Хибберт уже предвкушает наслаждение от экспансивных благодарностей, которые должны немедленно последовать за таким великодушным поступком. Тысяча фунтов, считал Хибберт, весьма солидная сумма, свидетельствующая как об экономии, так и о безрассудной щедрости. Да к тому же подобный жест принес бы дельцу несомненную выгоду в кредитных накоплениях.
– Мы благодарны любому акту, способному как-то помочь распутать все это, – ответил Мальтрейверс спокойно, вопреки ожиданиям Хибберта.
– Да, – продолжал Хибберт, теперь как-то даже неуверенно, сообразив, что от Мальтрейверса благодарности не дождешься. – Думаю, они свяжутся с вами, чтобы уточнить кое-какие детали этого дела.
Мальтрейверс заметил блестящий значок на лацкане пиджака Хибберта, и ему стало интересно, является ли издатель «Веркастер таймс» тоже членом клуба. Скорее всего является. И ясно одно: поступок советника Хибберта будет расписан на страницах газеты, которой он владеет.
– Я думаю, они позвонят, – согласился Мальтрейверс спокойно. Обещанное вознаграждение за расследование ужасной судьбы Дианы показалась ему кощунственным, непередаваемо оскорбительным. Он заметил, что Хибберт пристально разглядывает какую-то книжку в витрине лавки и не сдержался: – Содержание этой вещицы, несомненно, представляет для вас интерес, не так ли? – спросил он ехидно, пытаясь унять ярость и вспоминая ту коллекцию в шкафу. – Думаю, она только внешне затрепанная. До свидания, советник.
Хибберт посмотрел ему вслед с непередаваемым выражением обиды на лице.
Репортер из «Веркастер таймс» позвонил Мальтрейверсу в Пунт-Ярд на следующее же утро.
– Вы и мисс Дэви собираетесь пробыть в Веркастере до конца фестиваля? – задал он свой первый вопрос.
– Лично я собираюсь оставаться здесь до тех пор, пока не найдут Диану Портер. Это последнее место, где ее видели, и я не уеду, пока не узнаю, что с ней случилось.
– Очевидно, вы питаете надежду на то, что она всё еще жива?
Мальтрейверс понял, о чем спрашивает репортер, и ответил ему так, как тот ждал.
– Меня не волнует точка зрения полиции, – теряя терпение, проговорил он. – До тех пор, пока я собственными глазами не увижу тела Дианы, буду считать, что она не мертва. Нам всем известно, как она искалечена, но ведь доказательств ее смерти нет, и может быть, она сейчас где-нибудь… замученная и беспомощная… – Он помолчал какое-то время, справляясь с нахлынувшим волнением. – Эта мысль ужасна, но именно она удерживает нас здесь.
Мальтрейверс представил себе, как тщательно записывается журналистом то, что он сказал, но горько было сознавать, – и он старался не думать об этом, – дошел ли до него тот смысл, который он старался вложить в эти слова. Или это все еще продолжающийся самообман? В самом ли деле он желал, чтобы ее нашли, пусть изуродованной, как Лавиния, но с языком, чтобы она могла рассказать о чудовищных пытках?
– Большое спасибо, мистер Мальтрейверс, – поблагодарил репортер. – Мы, конечно, свяжемся с полицией, но, может быть, вы знаете что-нибудь новенькое о ходе расследования?
– Нет. А вы?
– Тоже нет. В офисе вчера пошли разговоры о вознаграждении, но редактор сказал, что это произойдет не сейчас.
– Не уверен, что вознаграждение может помочь на данном этапе. – Мальтрейверс почувствовал удовлетворение от того, что его колкость наверняка попадет в цель и разъярит Хибберта.
На самом деле в Веркастере кое-что происходило, хотя никто об этом даже не подозревал.
Ранним утром шикарно одетая женщина, с волосами цвета вороного крыла и с симпатичным, слегка тяжеловатым лицом, наблюдала, как плещутся ее дети в бассейне парка. Несколько минут назад ей позвонила из Лондона подруга-актриса и случайно обмолвилась: полиция интересуется Питером Синклером и его пребыванием в Англии. Женщина прекрасно была осведомлена, чем занимался этот человек, начиная с воскресного обеда и до того момента, как снова возвратился в Калифорнию. И знала, почему он лгал полиции.
Когда Марк Кеньйон сошел с самолета, прилетевшим из Сиднея, и увидел полицейских, стремительно направляющихся к нему по летному полю, то почувствовал под ложечкой усталость и холодок.
– Черт возьми, что все это значит? – потребовал он ответа, когда его привели в полицейское управление в аэропорту. – Я не везу никакой контрабанды!
– Вы знаете мисс Портер, сэр?
– Ди? Конечно, знаю! А что?
– Мне очень жаль, но я вынужден сообщить вам, сэр, мисс Портер исчезла около двух недель назад и у нас есть веские причины подозревать, что ее убили, – сообщил один из блюстителей порядка.
Кеньйон вдруг чихнул, зажав нос скомканным бумажным платком, затаив дыхание, и с недоумением уставился на офицера.
– Что? Ди убита? – Он помотал головой, будто желая стряхнуть услышанное, но тут же чихнул снова. – Когда? Кем? Почему вы разговариваете об этом со мной?
– Мисс Портер ожидала ребенка, сэр. У нас есть причины предполагать, что вы можете быть отцом этого ребенка.
С трудом разгоняя туман в голове, который был наверняка следствием начинающегося гриппа и сильной усталости, Кеньйон с трудом врубался в услышанную информацию.
– Я ничего не знал об этом, – только и пробормотал он. – Но… вполне может быть.
– Когда вы видились в последний раз?
– Ночью, перед тем как я улетел. Когда это было? Постойте… Ровно десять недель назад. Она об этом тогда мне ничего не говорила.
– Наверное, потому, сэр, что сама еще не знала в тот момент. Боюсь, нам придется попросить вас дать более исчерпывающие показания о ваших отношениях с мисс Портер.
Кеньйон словно в ответ опять несколько раз оглушительно чихнул. И полез в карман за следующим платком.
– Послушайте, – сказал он, когда чихание прекратилось. – Это необходимо делать прямо сейчас? Видите, я болен и не в состоянии не только говорить, но и что-то соображать. Не могу даже переварить всего того, что вы тут наговорили мне. Позвольте мне поехать домой и немного поспать, а потом можете спрашивать о чем угодно. – Полицейские переглянулись. – Ради Бога, я никуда не убегу. Поверьте, все, о чем я скажу сейчас, будет сплошной тарабарщиной. Я едва стою на ногах, вы же видите!
Один полицейский незаметно кивнул другому.
– У нас машина, сэр, – сказал он. – Мы можем подбросить вас домой.
Не успел Кеньйон тяжело плюхнуться на заднее сиденье, как сразу заснул. Его разбудили, когда подъехали к дому, и помогли выйти из машины.
– Послушайте, – сказал он, открывая дверь. – Не поймите меня неправильно, но у меня просто не укладывается в голове то, о чем вы сказали! Диану задушили?
– Мы не говорили, что ее именно задушили, сэр, потому что не знаем этого. Но предполагаем, что ее убили.
Кеньйон потер лоб руками.
– Интересно, а я почему-то думал, что вы сказали, будто ее задушили, Я не могу сейчас трезво соображать.
– Вы не возражаете, если мы подождем здесь, пока вы будете спать, сэр?
– Делайте, черт возьми, что хотите! – в сердцах бросил Кеньйон, споткнувшись на ступеньке, ведущей в спальню. – Пока я буду спать, вы можете покончить разом со всем миром ради тех, кто мне не безразличен! Только не шумите, пожалуйста.
Пока Кеньйон спал, полицейскому удалось опросить его коллег. Выяснилось, что за все десять недель, которые он пробыл в Австралии, у него не было ни малейшей возможности выехать оттуда.
Его явное безразличие к тому, что произошло с Дианой, его случайно оброненная фраза о том, что «ее задушили», повторенная дважды, вполне, конечно, можно объяснить тем состоянием, в котором он находился.
Он проспал восемь часов. Наконец появился в гостиной, где полицейские уже давно играли в карты.
– Вы не спали? – спросил он у них и предложил: – Давайте я приготовлю кофе, а потом вы расскажете мне все сначала.
– Я приготовлю, сэр, – сказал один из них и пошел на кухню.
Другой взял со стола конверт.
– Мы нашли его в вашей почте, сэр, – сказал он. – Похоже, это женский почерк. Посмотрите, его писала мисс Портер?
У Кеньйона затуманились глаза, и он кивнул.
– Если бы вы открыли его, сэр, то очень помогли бы нам.
Кеньйон сел, высморкался, а потом разрезал конверт. Весь текст поместился на одной стороне бледно-голубого листочка. Он прочитал его и, ни слова не говоря, протянул полицейскому.
«Дорогой Марк, – писала Диана. – Меня не будет в городе, когда ты возвратишься, но я хочу, чтобы ты как можно скорее узнал: сегодня подтвердилось, что я беременна. Я очень счастлива. Это так хорошо, что я стану матерью. Ребенок родится к Рождеству. Увидимся, когда я вернусь. С любовью. Диана».
Письмо было написано через четыре дня после того, как Кеньйон улетел в Австралию.
Полицейский испытующе смотрел на него.
– Она хотела иметь ребенка, – сказал Кеньйон в ответ на непроизнесенный вопрос. – Но не хотела выходить замуж. Обычная история. Я познакомился с ней на вечеринке, и мы понравились друг другу. Она была очень честна в наших отношениях. Очевидно, ей хотелось сохранить… привязанность к отцу ребенка, но она сказала: малыш будет только ее. Я принял условия. – Он поднес носовой платок к носу. – В самом деле, это все. А теперь что за чертовщина насчет убийства?
– Вы и вправду ничего не слышали о том, что произошло?
– Абсолютно! Большую часть времени я провел в таком необжитом районе Австралии, какой едва ли только можно себе представить.
Полицейский рассказал о событиях, произошедших в Веркастере. Кеньйон слушал без эмоций, а когда инспектор замолчал, взял кофе, принесенное его коллегой.
– Наверное, реакция наступит позже, – сказал он. – Слишком много всего, чтобы переварить сразу. Извините, я не могу играть роль убитого горем любовника, если вы этого ждете от меня. Мне очень нравилась Диана, но я не собираюсь притворяться, что безумно был в нее влюблен. Любовь не являлась частью нашего соглашения. Не представляю и того, чем могу помочь вам.
– Вы сказали, ее задушили. А мы не говорили этого.
– Я знал, что вы придеретесь к моей фразе. Вам придется поверить мне на слово: когда я вышел из самолета, то не помнил своего имени. Кроме того, я видел Диану примерно десять недель тому назад, и она была жива и здорова, – такой я оставил ее. Не пытайтесь навесить на меня убийство из-за случайно оброненной незначительной фразы.
– Есть еще вопрос, в котором вы можете нам помочь. Вы знаете человека по имени Синклер?
– Синклер? – Кеньйон немного подумал, наконец вспомнил. Реакция была неожиданной: – А, эта задница! Все зависит от того, что вы имеете в виду. Мы работали в одной студии. А что?
– Мисс Портер когда-нибудь говорила вам о нем?
– Она говорила о многих. Дайте подумать. Да, она как-то сказала, что между ними что-то было… Давно, правда. И быстро прошло. Однажды мы даже видели его… Постойте, где это было? А, точно, в ночном клубе. Он сидел с… как ее? Викки Прайс, такая черноволосая корова, которая когда-то немного играла и вышла замуж за приятного человека, врача с Харли-стрит. Они сидели тогда за столиком на другом конце зала, и Диана, увидев его, сказала, что он самый злой человек из всех, кого она когда-либо встречала. – Вспомнив в деталях тот вечер, Кеньйон вдруг понял смысл их вопроса. – Вы думаете, он мог пойти на такое? – взорвался он. – Почему же тогда вы до сих пор не поймали его?
– Мы в этом не уверены, сэр. Если честно, у мистера Синклера есть алиби. Вы знаете, почему мисс Портер сказала, что он самый злой человек?
– Нет. Но я понимаю, что она имела в виду. Диане не нравились плохие люди. – Он чихнул.
– Нам хотелось бы получить ваши показания прямо сейчас, сэр, и в письменном виде.
Ленч в ночном клубе проходил за три недели до вылета Кеньйона в Австралию. Синклер, заявивший, что не виделся с Дианой Портер много месяцев, солгал. Теперь выясняется, что за последние четыре месяца он дважды встречался с ней в компании. И существует длительный период его пребывания в Англии, на который у него нет алиби.
Глава 14
В пятницу утром Мадден сидел в своем офисе и боролся со зловещим призраком неуловимого Пауэла, отсутствие которого вырастало теперь в неразрешимую проблему. Вовсе не с жадной заинтересованностью ждал он алиби от Синклера, втайне уверенный, что тот в этой истории ни при чем. Весь его опыт и интуиция подсказывали: преступник – Пауэл, а то, что он не появляется, лишний раз свидетельствует о признании им преступления. Казалось невероятным, как Пауэл, мог не знать о том, что полиция разыскивает его. Никогда раньше Мадден не встречался с расследованием, в котором известные факты так упорно сопротивлялись бы установленным образцам. В то время, как Мальтрейверс лишь мечтал раскрыть преступление, Мадлен знал, как его следует раскрывать. Но почему сейчас четкий, накатанный за многие годы порядок расследования, ни разу не обманувший его ожиданий, теперь является препятствием и никак не приводит к желаемому результату? И перед самим собой не признался бы Мадден в одной своей ужасной человеческой слабости: он не в состоянии был бы даже в очевидных ситауциях признать, что может быть неправ, считал, что все – только дело времени: Пауэла арестуют, а отсутствие алиби у Синклера останется лишь вопросом, на котором будут учиться начинающие полицейские. Но сколько времени имеет он право ждать, не применяя прямых действий по отношению к Синклеру? Сорок восемь часов, решил он. В течение этого времени раздражение по поводу отсутствия алиби он будет приписывать переутомлению. Конечно же, за последние две недели ни один офицер полиции не работал так много и так добросовестно над поиском Дианы Портер и ее убийцы, как он, Вильям Мадден.
Теперь и в снах, и в моменты пробуждения Мальтрейверса преследовал страх неизвестности и чувство отвращения к себе. Он считал постыдным продолжать думать обо всем, что произошло, и не находить ни единого ответа на собственные вопросы. Слабая теперь надежда выяснить хоть какую-нибудь ключевую информацию, которая привела бы его к ответу, пусть даже самому страшному, подстегивала к продолжению анализа произошедшего. Больше чем кто-либо другой, Мальтрейверс хотел, чтобы Диану нашли, живой или мертвой, и он был взбешен своей неспособностью сделать что-нибудь ради этого.
С мрачным лицом снова и снова обходил он собор и Дом Капитула. Задумчиво разглядывал шкаф, в котором раньше хранилась Библия «Милосердие Латимера». Сейчас там лежала записка, констатирующая, что Библия украдена. Казалось, бесконечно много времени прошло с тех пор, как он впервые встретил на этом самом месте Джексона, когда расследовалось одно-единственное преступление – кража старого фолианта с отпечатками пальцев. В тот момент он давал волю своему воображению, упражняя свой ум и демонстрируя остроту собственных аналитических возможностей. Сейчас он почти утратил эту способность от горя, беспокойства и злости.
Мальтрейверс остановился возле органа и поймал свое отражение в зеркале, которое органист использует для того, чтобы видеть дирижера. Черты лица – застывшие. И он вспомнил последние недели жизни отца: сейчас между ними было поразительное сходство.
Он тихо пристроился в заднем ряду Дома Капитула и перебирал в уме лица, пытаясь вспомнить тех, кого видел здесь в день Дианиного выступления. Пока он целиком погрузился в свои мысли, кто-то тихо сел рядом. Это была мисс Таргет.
– Я прихожу сюда почти каждый день с тех пор, как… – Она улыбнулась ему вымученной улыбкой, как бы извиняясь. – Не знаю, почему. Когда бы я ни сидела здесь и сколько бы ни думала об ужасных вещах, которые произошли, одна фраза постоянно вертится у меня в голове. – Она помолчала немного и очень тихо произнесла загадочное: – «Все будет хорошо, все будет хорошо, и все вернется на круги своя».
Мальтрейверс Посмотрел на нее удивленно.
– Т. С. Элиот, – угадал он. Любая головоломка не поразила бы его так, как произнесенные только что мисс Таргет поэтические строчки.
– Простите? – переспросила она. – О, нет, это говорит господин Джулиан из Норвича. Помню, мисс Портер произнесла эти слова по телевизору. Но, – она запнулась, – я не понимала, как может быть все хорошо сейчас.
В отличие от прошлого раза, когда ее видели плачущей в трапезной, сейчас она казалась вполне спокойной, но Мальтрейверс остро почувствовал, как необратимо подействовала жестокость преступника на жизнь этой маленькой пожилой женщины, которая раньше, защищенная собственной невинностью, вела такой налаженный и такой беззаботный образ жизни. Понятное ему горе, разрушительно подействовало и на нее. Он поднялся и предложил ей руку.
Теперь и в снах, и в моменты пробуждения Мальтрейверса преследовал страх неизвестности и чувство отвращения к себе. Он считал постыдным продолжать думать обо всем, что произошло, и не находить ни единого ответа на собственные вопросы. Слабая теперь надежда выяснить хоть какую-нибудь ключевую информацию, которая привела бы его к ответу, пусть даже самому страшному, подстегивала к продолжению анализа произошедшего. Больше чем кто-либо другой, Мальтрейверс хотел, чтобы Диану нашли, живой или мертвой, и он был взбешен своей неспособностью сделать что-нибудь ради этого.
С мрачным лицом снова и снова обходил он собор и Дом Капитула. Задумчиво разглядывал шкаф, в котором раньше хранилась Библия «Милосердие Латимера». Сейчас там лежала записка, констатирующая, что Библия украдена. Казалось, бесконечно много времени прошло с тех пор, как он впервые встретил на этом самом месте Джексона, когда расследовалось одно-единственное преступление – кража старого фолианта с отпечатками пальцев. В тот момент он давал волю своему воображению, упражняя свой ум и демонстрируя остроту собственных аналитических возможностей. Сейчас он почти утратил эту способность от горя, беспокойства и злости.
Мальтрейверс остановился возле органа и поймал свое отражение в зеркале, которое органист использует для того, чтобы видеть дирижера. Черты лица – застывшие. И он вспомнил последние недели жизни отца: сейчас между ними было поразительное сходство.
Он тихо пристроился в заднем ряду Дома Капитула и перебирал в уме лица, пытаясь вспомнить тех, кого видел здесь в день Дианиного выступления. Пока он целиком погрузился в свои мысли, кто-то тихо сел рядом. Это была мисс Таргет.
– Я прихожу сюда почти каждый день с тех пор, как… – Она улыбнулась ему вымученной улыбкой, как бы извиняясь. – Не знаю, почему. Когда бы я ни сидела здесь и сколько бы ни думала об ужасных вещах, которые произошли, одна фраза постоянно вертится у меня в голове. – Она помолчала немного и очень тихо произнесла загадочное: – «Все будет хорошо, все будет хорошо, и все вернется на круги своя».
Мальтрейверс Посмотрел на нее удивленно.
– Т. С. Элиот, – угадал он. Любая головоломка не поразила бы его так, как произнесенные только что мисс Таргет поэтические строчки.
– Простите? – переспросила она. – О, нет, это говорит господин Джулиан из Норвича. Помню, мисс Портер произнесла эти слова по телевизору. Но, – она запнулась, – я не понимала, как может быть все хорошо сейчас.
В отличие от прошлого раза, когда ее видели плачущей в трапезной, сейчас она казалась вполне спокойной, но Мальтрейверс остро почувствовал, как необратимо подействовала жестокость преступника на жизнь этой маленькой пожилой женщины, которая раньше, защищенная собственной невинностью, вела такой налаженный и такой беззаботный образ жизни. Понятное ему горе, разрушительно подействовало и на нее. Он поднялся и предложил ей руку.