Страница:
Смольный был явно бессилен. Газеты твердили, что через три недели все петроградские фабрики и заводы остановятся из-за отсутствия топлива. Викжель объявлял, что к первому декабря прекратится железнодорожное движение. В Петрограде оставалось хлеба всего на три дня, а новых запасов не подвозилось. Армия на фронте голодала... Комитет спасения и всевозможные центральные комитеты рассылали по всей стране призывы к населению не обращать никакого внимания на декреты правительства. Союзные посольства выказывали либо холодное безразличие, либо открытую враждебность.
Оппозиционные газеты, ежедневно закрываемые и на следующее же утро выходящие под новыми названиями, осыпали новый режим ядовитыми насмешками б. Даже "Новая Жизнь" характеризовала его как "комбинацию из демагогии и бессилия". "С каждым днем,- писала она,- правительство Народных Комиссаров запутывается все более и более в проклятой прозе обыденщины. Так легко захватив власть, большевики никак не могут вступить фактически во владение ею.
Бессильные овладеть существующим механизмом государства, они не могут в то же время создать новый, который легко и свободно работал бы по указке социалистов-экспериментаторов.
Ведь если еще так недавно большевикам не хватало людей для очередной работы в растущей партии,- работы прежде всего языком и пером, то откуда же могли бы появиться у них люди для выполнения многообразных и сложнейших специальных задач государственной жизни?
Новая власть рвет и мечет, засыпает страну декретами, один другого "радикальнее и социалистичнее". Но в этом бумажном социализме, предназначенном более на предмет ошеломления наших потомков, нет ни желания, ни умения разрешить очередные вопросы дня..."
А между тем созванная Викжелем конференция по сформированию нового правительства продолжала работать дни и ночи напролет. В принципе стороны уже приняли общие основы создания правительства, обсуждался состав Народного Совета. Был предположительно намечен кабинет министров с Черновым во главе, большевики получили в нем значительное меньшинство, а Ленин и Троцкий были отведены. Центральные комитеты меньшевистской и эсеровской партий, а также исполнительный комитет Советов крестьянских депутатов решили непоколебимо продолжать свою оппозицию "преступной полр!тике" большевиков, но "во избежание дальнейшего братоубийства" не сопротивляться их вхождению в Народный Совет.
Однако бегство Керенского и повсеместный поразительный успех Советов изменили положение. 16 (3) числа * левые эсеры требовали на заседании ЦИК, чтобы большевики сформировали коалиционное правительство с участием других социалистических партий; в противном случае они грозили уйти из Военно-революционного комитета и ЦИК. Малкин заявил: "Последние сведения из Москвы, где по обе стороны баррикад умирают наши товарищи, заставляют нас еще раз поставить вопрос об организации власти, и постановка этого вопроса является не только нашим нравом, но и долгом... Мы завоевали право сидеть вместе с большевиками в стенах Смольного института и говорить с этой трибуны. Если вы откажетесь идти на соглашение, то после ожесточенной борьбы внутри партии мы будем вынуждены перейти к открытому бою вовне... Мы обязаны предложить демократии условия приемлемого соглашения..."
После перерыва, объявленного, чтобы дать возможность обсудить ультиматум на фракциях, большевики вернулись в зал и Каменев огласил следующий проект резолюции:
"Центральный Исполнительный Комитет считает желательным, чтобы в правительство вошли представители тех социалистических партий из Советов Раб., Солдат, и Крест. Депутатов, которые признают завоевания революции 24-25 октября, т. е. власть Советов, декреты о земле и о мире, рабочем контроле и вооружении рабочих. Центральный Исполнительный Комитет постановляет поэтому продолжать переговоры о власти со всеми советскими партиями и настаивает на следующих условиях соглашения:
Правительство ответственно перед Центральным Исполнительным Комитетом. Центральный Исполнительный Комитет расширяется до 150 чел. К этим 150 делегатам Сов. Раб. и Солд. Депутатов добавляется 75 делегатов от губернских крестьянских Советов, 80 - от войсковых частей и флота, 40 - от профессиинальных союзов (25 - от всероссийских профессиональных объединений пропорционально количеству организаций, 10 - от Викжеля и 5 - от почтово-телеграфных служащих) и 50 делегатов - от социалистической Петроградской городской думы. В правительстве не менее половины мест должно быть предоставлено большевикам. Министерства труда, внутренних дел и иностранных дел должны быть представлены большевистской партией во всяком случае. Распоряжение войсками Московского и Петроградского округов принадлежит уполномоченным Московского и Петроградского Советов Р. и С. Д. Правительство ставит своей задачей систематическое вооружение рабочих по всей России. Постанавливается настаивать на кандидатурах тт. Ленина и Троцкого". Каменев добавил:
"Так называемый "Народный Совет", предлагаемый нам конференцией, будет включать около 420 членов, в том числе около 150 большевиков. Кроме нас, в него войдут делегаты контрреволюционного старого ЦИК, 100 представителей городских самоуправлений - все корниловцы, 100 делегатов от крестьянских Советов, назначенных Авксентьевым, и 80 делегатов от старых армейских комитетов, уже не представляющих солдатских масс. Мы отказываемся допустить сюда старый ЦИК и представителей городских дум. Делегаты крестьянских Советов должны быть избраны назначенным нами Крестьянским съездом, который одновременно изберет и новый Исполнительный Комитет. Предложение исключить Ленина и Троцкого есть предложение обезглавить нашу партию, и на такое предложение мы не пойдем. И, наконец, мы вообще не видим никакой надобности в "Народном Совете". Советы рабочих и солдатских депутатов открыты для всех социалистических партий, а ЦИК вполне точно отражает реальное соотношение их популярности в массах...".
Карелин заявил от имени левых эсеров, что они будут голосовать за большевистскую резолюцию, но оставляют за собой право видоизменить некоторые детали, так, например, порядок представительства от крестьян, и требуют сохранения за собой портфеля министерства земледелия. Эти требования были приняты...
Позднее, на заседании Петроградского Совета, Троцкому был задай вопрос относительно формирования нового правительства.
"Об этом я ничего не знаю,- ответил Троцкий.- Я в переговорах участия не принимаю... Впрочем, я не думаю, чтобы они имели большое значение..."
В эту ночь на конференции царила большая тревога. Делегаты городской думы вышли из ее состава...
Но и в самом Смольном в рядах большевистской партии нарастала сильная оппозиция политике Ленина. В ночь на 17 (4) ноября огромный зал ЦИК был набит битком. Атмосфера была зловещая.
Большевик Ларин заявил, что уже приближается срок выборов в Учредительное собрание и что пора покончить с "политическим террором".
"Необходимо смягчить мероприятия, принятые против свободы печати. Они были необходимы во время борьбы, но теперь не имеют никакого оправдания. Печать должна быть свободна, поскольку она не призывает к погромам и мятежам".
Под крик и свист своих же партийных товарищей Ларин предложил следующую резолюцию:
"Декрет Совета Народных Комиссаров о печати отменяется... Политические репрессии подчиняются предварительному разрешению трибунала, избираемого ЦИК (на основе пропорционального представительства *) и имеющего право пересмотреть также все уже произведенные аресты, закрытие газет и т. д."
Эта резолюция была встречена громом аплодисментов не только с левоэсеровских, но и с части большевистских скамей.
Аванссов поспешно предложил от имени сторонников Ленина отложить вопрос о печати до тех пор, иока не будет достигнуто соглашение между политическими партиями. Это предложение было отвергнуто огромным большинством голосов.
"Революция, завершающаяся в настоящий момент,- говорил Аванесов,- не побоялась поднять руку на частную собственность, а вопрос о печати должен рассматриваться нами именно как вопрос о частной собственности..."
Затем он прочел следующую резолюцию, официально предлагаемую большевиками:
"1. Закрытие буржуазных газет вызывалось не только чисто боевыми потребностями в период восстания и подавления контрреволюционных попыток, но и являлось необходимой переходной мерой для установления нового режима в области печати, такого режима, при котором капиталисты - собственники типографий и бумаги - не могли бы становиться самодержавными фабрикантами общественного мнения.
Дальнейшей мерой должна быть конфискация частных типографий и запасов бумаги, передача их в собственность Советской власти в центре и на местах с тем, чтобы партии и 1'рупны могли пользоваться техническими средствами печатания сообразно своей действительной идейной силе, т. е. пропор-яионально числу своих сторонников.
Восстановление так называемой "свободы печати", т. е. простое возвращение типографий и бумаги капиталистам - отравителям народного сознания, явилось бы недопустимой капитуляцией перед волей капитала, сдачей одной из важнейших позиций рабочей и крестьянской революции, т. е. мерой безусловно пореволюционного характера.
ЦК предлагает поэтому большевистской фракции ЦИК категорически отвергнуть всякие предложения, клонящиеся к восстановлению старого режима в деле печати, и безоговорочно поддержать в этом вопросе Совет Народных Комиссаров против претензий и домогательств, продиктованных мелкобуржуазными предрассудками или прямым прислужничеством интересам контрреволюционной буржуазии".
Чтение этой резолюции прерывалось ироническими замечаниями левых эсеров и негодующими криками оппозиционных большевиков. Карелин вскочил со своего места и запротестовал: "Три недели назад большевики были самыми яростными защитниками свободы печати... Аргументы, приводимые в этой резолюции, странным образом напоминают точку зрения старых черносотенцев и царских цензоров: они ведь тоже говорили об "отравителях народного сознания"".
Троцкий произнес большую речь в защиту резолюции. Он проводил различие между положением печати во время гражданской войны и ее положением после победы: "Во время гражданской войны право на насилие принадлежит только угнетенным...". (Крик и: "Кто же теперь угнетенный? Каннибал!")
"Наша победа над врагами еще не завершена,- продолжал Троцкий,- а газеты являются оружием в их руках. При таких условиях закрытие газет есть вполне законная мера самозащиты..." Затем Троцкий перешел к вопросу о положений печати после победы.
"Позиция социалистов в вопросе о свободе печати должна быть точным отражением соответствующей их позиции в вопросе о свободе торговли... Власть демократии, организуемая ныне в России, требует полного уничтожения господства частной собственности над печатью, точно так же как и над промышленностью... Советская власть должна конфисковать все типографии. (К р и к и: "Конфискуйте типографию "Правды"!") Буржуазная монополия печати должна быть разрушена. Иначе нам не стоило бы брать власть! Каждая группа граждан должна иметь доступ к бумаге и типографскому станку... Право собственности на типографии и бумагу принадлежит прежде всего рабочим и крестьянам и только после них буржуазным партиям, составляющим меньшинство... Переход власти в руки Советов влечет за собой коренное изменение всех основных условий существования, и это изменение не может не коснуться печати... Если мы не остановились перед национализацией банков, то с какой стати нам терпеть газеты финансистов? Старый строй должен умереть, и это должно быть понято раз навсегда..." Аплодисменты и злобные крики.
Карелин заявил, что ЦИК не может решить этот важный вопрос. Надо передать его в особую комиссию. Затем он произнес страстную речь в защиту свободы печати.
Затем выступил Ленин, спокойно, бесстрастно. Он морщил лоб, говорил, медленно подбирая слова; каждая его фраза падала, как молот.
"Гражданская война еще не закончена, перед нами все еще стоят враги, следовательно, отменить репрессивные меры по отношению к печати невозможно.
Мы, большевики, всегда говорили, что, добившись власти, мы закроем буржуазную печать. Терпеть буржуазные газеты - значит перестать быть социалистом. Когда делаешь революцию, стоять на месте нельзя: приходится идти либо вперед либо назад. Тот, кто говорит теперь о "свободе печати", пятится па-зад и задерживает наше стремительное продвижение к социализму.
Мы сбросили иго капитализма, как первая революция сбросила иго царского самодержавия. Если первая революция имела право воспретить монархические газеты, то и мы имеем право закрывать буржуазные газеты. Нельзя отделять вопрос о свободе печати от других вопросов классовой борьбы. Мы обещали закрыть эти газеты и должны закрыть их. Огромное большинство народа идет за нами!
Теперь, когда восстание уже позади, мы не имеем ни малейшего намерения запрещать газеты других социалистических партий, поскольку они не призывают к вооруженному восстанию или к неповиновению Советскому правительству. Однако мы не позволим им под предлогом свободы социалистической печати захватить бумажную и типографскую монополию, пользуясь тайной поддержкой буржуазии... Технические средства печати должны стать собственностью Советского правительства и распределяться в первую голову между социалистическими партиями в строгом соответствии с относительной численностью их последователей..."
Перешли к голосованию. Резолюция Ларина и левых эсеров была отвергнута тридцатью одним голосом против двадцати двух. Точка зрения Ленина собрала тридцать четыре голоса против двадцати четырех *. Большевики Рязанов и Лозовский голосовали с меньшинством; они заявили, что не могут подавать голос за какое бы то ни было ограничение свободы печати.
После этого левые эсеры заявили, что больше не могут принимать на себя ответственность за происходящее, и ушли из Военно-революционного комитета, а также со всех прочих ответственных постов.
Из Совета Народных Комиссаров вышли пять членов: Ногин, Рыков, Милютин, Теодорович и Шляпников. При этом они сделали следующее заявление:
"Мы стоим на точке зрения необходимости образовании социалистического правительства из всех советских партий. Мы считаем, что только образование такого правительства дало бы возможность закрепить плоды героической борьбы рабочего класса и революционной армии в октябрьско-ноябрьские дни.
Мы полагаем, что вне этого есть только один путь: сохранение чисто большевистского правительства средствами политического террора. Иа этот путь вступил Совет Народных Комиссаров. Мы па него не можем и не хотим вступать. Мы видим, что это ведет к отстранению массовых пролетарских организаций от руководства политической жизнью, к установлению безответственного режима и к разгрому революции и страны. Нести ответственность за эту политику мы не можем и потому слагаем с себя пред ЦИК звание Народных Комиссаров".
Это заявление было подписано и некоторыми другими комиссарами, впрочем, не оставившими своих постов: Рязановым, Дербышевым из управления печати, Арбузовым из государственной типографии, Юреневым из Красной Гвардии, Федоровым из комиссариата труда и секретарем отдела разработки законодательных предположений Лариным.
В то же время Каменев, Рыков, Милютин, Зиновьев и Ногин вышли из Центрального Комитета большевистской партии, сделав публичное заявление о причинах этого шага:
"...Мы считаем, что создание такого правительства (составленного из представителей всех советских партий) необходимо ради предотвращения дальнейшего кровопролития, надвигающегося голода, разгрома революции калединцами, обеспечения созыва Учредительного собрания в назначенный срок и действительного проведения программы мира, принятой II Всероссийским съездом Советов Р. и С. Депутатов...
Мы не можем нести ответственность за эту гибельную политику ЦК, проводимую вопреки воле громадной части пролетариата и солдат, жаждущих скорейшего прекращения кровопролития между отдельными частями демократии.
Мы складываем с себя поэтому звание членов ЦК, чтобы иметь право откровенно сказать свое мнение массе рабочих и солдат...
Мы уходим из ЦК в момент победы, в момент господства нашей партии, уходим потому, что не можем спокойно смотреть, как политика руководящей группы ЦК ведет к потере рабочей партией плодов этой победы, к разгрому пролетариата...".
Рабочие и солдаты гарнизона волновались, посылали делегации в Смольный и на конференцию по формированию нового правительства, где раскол между большевиками вызвал живейшую радость.
Но ответ ленинцев был быстрым и беспощадным. Шляшш-ков и Теодорович подчинились партийной дисциплине и вернулись на свои посты. Каменев был смещен с поста председателя ЦИК, и на его место выбрали Свердлова. Зиновьева устрапили от председательствовать в Петроградском Совете. I гром 20(7) ноября "Правда" вышла с яростным обращением к русскому народу, написанным Лениным, размноженным в сотнях тысячах экземпляров, расклеенным на всех стенах и распространенным по всей России *:
"Второй Всероссийский съезд Советов дал большинство партии большевиков. Только правительство, составленное этой партией является, поэтому, Советским правительством. И всем известно что Центральный Комитет партии большевиков, за несколько часов до образования нового правительства и до предложения списка его членов Второму Всероссийскому съезду Советов, призвал на свое заседание трех виднейших членов группы левых эсеров, товарищей Камкова, Спиро и Карелина, и предложил им участвовать в новом правительстве. Мы крайне сожалеем, что товарищи левые эсеры отказались, мы считаем их отказ недопустимым для революционера и сторонника трудящихся, мы во всякое время готовы включить левых эсеров в состав правительства, но мы заявляем, что, как партия большинства на Втором Всероссийском съезде Советов, мы вправе и обязаны перед народом составить правительство...
Товарищи! Несколько членов ЦК нашей партии и Совета Народных Комиссаров, Каменев, Зиновьев, Ногин, Рыков, Милютин и немногие другие, вышли вчера, 4-го ноября, из ЦК нашей партии и - три последних - из Совета Народных Комиссаров... Ушедшие товарищи поступили, как дезертиры, не только покинув вверенные им посты, но и сорвав прямое постановление ЦК нашей партии о том, чтобы обождать с уходом хотя бы до решений петроградской и московской партийных организаций. Мы решительно осуждаем это дезертирство. Мы глубоко убеждены, что все сознательные рабочие, солдаты и крестьяне, принадлежащие к нашей партии или сочувствующие ей, так же решительно осудят поступок дезертиров...
Припомните, товарищи, что двое из дезертиров, Каменев и Зиновьев, уже перед восстанием в Петрограде выступили, как дезертиры и как штрейкбрехеры, ибо они не только голосовали на решающем собрании ЦК 10 октября 1917 г. против восстания, но и после состоявшегося решения ЦК выступали перед партийными работниками с агитацией против восстания... и великий подъем масс, великий героизм миллионов рабочих, солдат и крестьян в Питере и Москве, на фронте, в окопах и в Деревнях, отодвинул дезертиров с такой же легкостью, с какой железнодорожный поезд отбрасывает щепки.
* Имеется в виду обращение "От Центрального Комитета Российской ьоциал-Деыократической Рабочей Партии (большевиков). Ко всем членам партии н ко всем трудящимся классам России". Обращение было написано Летшьш 18-19 (5-6) ноября и опубликовано в "Правде" 20(7)
Пусть же устыдятся все маловеры, все колеблющиеся, все сомневающиеся, все давшие себя запугать буржуазии или поддавшиеся крикам ее прямых и косвенных пособников. Ни тени колебаний в массах петроградских, московских и других рабочих и солдат нет... Но никаким ультиматумам интеллигентских группок, за коими массы не стоят, за коими на деле стоят только корниловцы, савинковцы, юнкера и пр., мы не подчинимся...".
Страна ответила громом негодования. Оппозиционерам так п не удалось "открыто высказать свое мнение перед рабочими и солдатскими массами". Народ негодовал на "дезертиров", и это негодование заливало ЦИК. Несколько дней Смольный буквально затоплялся яростными делегациями и целыми комитетами от фронта, от Поволжья, от петроградских заводов. "Как они смеют уходить из правительства? Или они продались буржуазии и хотят погубить революцию? Они обязаны вернуться и подчиниться решениям Центрального Комитета!"
Невыясненным оставалось только настроение петроградского гарнизона. 24 (11) ноября состоялся большой солдатский митинг, на котором выступали представители всех партий. Огромным большинством митинг одобрил позицию Ленина и высказался за то, чтобы левые эсеры вступили "в состав Народного правительства" 6.
Меньшевики предъявили решительный ультиматум, требуя освобождения всех министров и юнкеров, полной свободы для всех газет, разоружения Красной Гвардии и подчинения гарнизона городской думе. Смольный ответил, что все социалистические министры и почти все, за очень редкими исключениями, юнкера уже отпущены, что все газеты, кроме буржуазных, совершенно свободны, но что во главе вооруженных сил останется Совет. 19 (6) ноября конференция по формированию нового правительства разошлась, и оппозиционеры друг за другом улизнули в Могилев, где и продолжали организовывать под крылышком ставки правительство за правительством, пока всем им не пришел конец...
Тем временем большевики подрывали власть " .Викжеля. Петроградский Совет выпустил воззвание ко всем железнодорожным рабочим, призывая их заставить Викжель сложить свои полномочия. 15 (2) ноября ЦИК назначил на 1 декабря (18 ноября) Всероссийский съезд железнодорожников; в этом случае он в точности повторял свою политику по отношению к крестьянам. Викжель немедленно назначил свой особый съезд железнодорожников двумя неделями позже. 16 (3) ноября члены Викжеля заняли свои места в ЦИК. В ночь на 2 декабря (19 ноября) ЦИК при открытии Всероссийского съезда железнодорожников формально предложил Викжелю портфель комиссара путей сообщения. Предложение было принято.
Разрешив вопрос о власти, большевики обратились к задачам практического управления. Прежде всего надо было накормить город, страну и армию. Отряды матросов и красногвардейцев обыскивали торговые склады, железнодорожные вокзалы и даже баржи, стоявшие в каналах, открывая и отбирая тысячи пудов продовольствия, припрятанного частными спекулянтами. В провинции были посланы эмиссары, которые с помощью земельных комитетов реквизировали склады крупных хлеботорговцев. На юг и в Сибирь отправлялись хорошо вооруженные пятитысячные матросские отряды с поручением захватывать города, все еще находящиеся в руках белогвардейцев, устанавливать порядок и, главное, добывать продовольствие. На великой сибирской магистрали пассажирское сообщение было прервано на целые две недели. В это время из Петрограда двинулось на восток тринадцать поездов, груженных железом и мануфактурой, для товарообмена с сибирскими крестьянами. Эти товары были собраны фабрично-заводскими комитетами. С каждым поездом ехал особый комиссар, прилагавший все усилия, чтобы выменять у сибирских крестьян как можно больше хлеба и картофеля...
Донецкий каменноугольный бассейн находился в руках Каледина, так что вопрос о топливе тоже становился все острее. Смольный прекратил подачу электрической энергии в театры, магазины и рестораны, сократил число трамваев и конфисковал у частных торговцев все запасы дров... А когда петроградские заводы оказались перед непосредственной угрозой остановки работы из-за отсутствия топлива, матросы Балтийского флота передали рабочим двести тысяч пудов каменного угля из запасов боевых кораблей...
В конце ноября разразились "винные погромы" 7 (разграбление винных подвалов), начавшиеся с разгрома погребов Зимнего дворца. Улицы наполнялись пьяными солдатами... Во всем этом была видна рука контрреволюционеров, распространявших по всем полкам планы города, на которых были отмечены винные склады. Комиссары Смольного выбивались из сил, уговаривая и убеждая, но таким путем ке удалось прекратить беспорядки, за которыми последовали ожесточенные схватки между солдатами и красногвардейцами... Наконец, Военно-революционный комитет разослал несколько рот матросов с пулеметами. Матросы открыли безжалостную стрельбу по погромщикам и многих убили. После этого особые комиссии согласно приказу отправились по всем винным погребам, разбивая бутылки топо рами или взрывая эти погреба динамитом...
В помещениях районных Советов днем и ночью дежурили роты дисциплинированных и хорошо оплачиваемых красногвардейцев, заменивших собой старую милицию. Для борьбы с мелкими преступлениями по всем кварталам города были созданы небольшие выборные революционные трибуналы...
Крупные гостиницы, в которых спекулянты все еще выгодно обделывали свои дела, были окружены красногвардейцами. Спекулянты попали в тюрьму...8
Оппозиционные газеты, ежедневно закрываемые и на следующее же утро выходящие под новыми названиями, осыпали новый режим ядовитыми насмешками б. Даже "Новая Жизнь" характеризовала его как "комбинацию из демагогии и бессилия". "С каждым днем,- писала она,- правительство Народных Комиссаров запутывается все более и более в проклятой прозе обыденщины. Так легко захватив власть, большевики никак не могут вступить фактически во владение ею.
Бессильные овладеть существующим механизмом государства, они не могут в то же время создать новый, который легко и свободно работал бы по указке социалистов-экспериментаторов.
Ведь если еще так недавно большевикам не хватало людей для очередной работы в растущей партии,- работы прежде всего языком и пером, то откуда же могли бы появиться у них люди для выполнения многообразных и сложнейших специальных задач государственной жизни?
Новая власть рвет и мечет, засыпает страну декретами, один другого "радикальнее и социалистичнее". Но в этом бумажном социализме, предназначенном более на предмет ошеломления наших потомков, нет ни желания, ни умения разрешить очередные вопросы дня..."
А между тем созванная Викжелем конференция по сформированию нового правительства продолжала работать дни и ночи напролет. В принципе стороны уже приняли общие основы создания правительства, обсуждался состав Народного Совета. Был предположительно намечен кабинет министров с Черновым во главе, большевики получили в нем значительное меньшинство, а Ленин и Троцкий были отведены. Центральные комитеты меньшевистской и эсеровской партий, а также исполнительный комитет Советов крестьянских депутатов решили непоколебимо продолжать свою оппозицию "преступной полр!тике" большевиков, но "во избежание дальнейшего братоубийства" не сопротивляться их вхождению в Народный Совет.
Однако бегство Керенского и повсеместный поразительный успех Советов изменили положение. 16 (3) числа * левые эсеры требовали на заседании ЦИК, чтобы большевики сформировали коалиционное правительство с участием других социалистических партий; в противном случае они грозили уйти из Военно-революционного комитета и ЦИК. Малкин заявил: "Последние сведения из Москвы, где по обе стороны баррикад умирают наши товарищи, заставляют нас еще раз поставить вопрос об организации власти, и постановка этого вопроса является не только нашим нравом, но и долгом... Мы завоевали право сидеть вместе с большевиками в стенах Смольного института и говорить с этой трибуны. Если вы откажетесь идти на соглашение, то после ожесточенной борьбы внутри партии мы будем вынуждены перейти к открытому бою вовне... Мы обязаны предложить демократии условия приемлемого соглашения..."
После перерыва, объявленного, чтобы дать возможность обсудить ультиматум на фракциях, большевики вернулись в зал и Каменев огласил следующий проект резолюции:
"Центральный Исполнительный Комитет считает желательным, чтобы в правительство вошли представители тех социалистических партий из Советов Раб., Солдат, и Крест. Депутатов, которые признают завоевания революции 24-25 октября, т. е. власть Советов, декреты о земле и о мире, рабочем контроле и вооружении рабочих. Центральный Исполнительный Комитет постановляет поэтому продолжать переговоры о власти со всеми советскими партиями и настаивает на следующих условиях соглашения:
Правительство ответственно перед Центральным Исполнительным Комитетом. Центральный Исполнительный Комитет расширяется до 150 чел. К этим 150 делегатам Сов. Раб. и Солд. Депутатов добавляется 75 делегатов от губернских крестьянских Советов, 80 - от войсковых частей и флота, 40 - от профессиинальных союзов (25 - от всероссийских профессиональных объединений пропорционально количеству организаций, 10 - от Викжеля и 5 - от почтово-телеграфных служащих) и 50 делегатов - от социалистической Петроградской городской думы. В правительстве не менее половины мест должно быть предоставлено большевикам. Министерства труда, внутренних дел и иностранных дел должны быть представлены большевистской партией во всяком случае. Распоряжение войсками Московского и Петроградского округов принадлежит уполномоченным Московского и Петроградского Советов Р. и С. Д. Правительство ставит своей задачей систематическое вооружение рабочих по всей России. Постанавливается настаивать на кандидатурах тт. Ленина и Троцкого". Каменев добавил:
"Так называемый "Народный Совет", предлагаемый нам конференцией, будет включать около 420 членов, в том числе около 150 большевиков. Кроме нас, в него войдут делегаты контрреволюционного старого ЦИК, 100 представителей городских самоуправлений - все корниловцы, 100 делегатов от крестьянских Советов, назначенных Авксентьевым, и 80 делегатов от старых армейских комитетов, уже не представляющих солдатских масс. Мы отказываемся допустить сюда старый ЦИК и представителей городских дум. Делегаты крестьянских Советов должны быть избраны назначенным нами Крестьянским съездом, который одновременно изберет и новый Исполнительный Комитет. Предложение исключить Ленина и Троцкого есть предложение обезглавить нашу партию, и на такое предложение мы не пойдем. И, наконец, мы вообще не видим никакой надобности в "Народном Совете". Советы рабочих и солдатских депутатов открыты для всех социалистических партий, а ЦИК вполне точно отражает реальное соотношение их популярности в массах...".
Карелин заявил от имени левых эсеров, что они будут голосовать за большевистскую резолюцию, но оставляют за собой право видоизменить некоторые детали, так, например, порядок представительства от крестьян, и требуют сохранения за собой портфеля министерства земледелия. Эти требования были приняты...
Позднее, на заседании Петроградского Совета, Троцкому был задай вопрос относительно формирования нового правительства.
"Об этом я ничего не знаю,- ответил Троцкий.- Я в переговорах участия не принимаю... Впрочем, я не думаю, чтобы они имели большое значение..."
В эту ночь на конференции царила большая тревога. Делегаты городской думы вышли из ее состава...
Но и в самом Смольном в рядах большевистской партии нарастала сильная оппозиция политике Ленина. В ночь на 17 (4) ноября огромный зал ЦИК был набит битком. Атмосфера была зловещая.
Большевик Ларин заявил, что уже приближается срок выборов в Учредительное собрание и что пора покончить с "политическим террором".
"Необходимо смягчить мероприятия, принятые против свободы печати. Они были необходимы во время борьбы, но теперь не имеют никакого оправдания. Печать должна быть свободна, поскольку она не призывает к погромам и мятежам".
Под крик и свист своих же партийных товарищей Ларин предложил следующую резолюцию:
"Декрет Совета Народных Комиссаров о печати отменяется... Политические репрессии подчиняются предварительному разрешению трибунала, избираемого ЦИК (на основе пропорционального представительства *) и имеющего право пересмотреть также все уже произведенные аресты, закрытие газет и т. д."
Эта резолюция была встречена громом аплодисментов не только с левоэсеровских, но и с части большевистских скамей.
Аванссов поспешно предложил от имени сторонников Ленина отложить вопрос о печати до тех пор, иока не будет достигнуто соглашение между политическими партиями. Это предложение было отвергнуто огромным большинством голосов.
"Революция, завершающаяся в настоящий момент,- говорил Аванесов,- не побоялась поднять руку на частную собственность, а вопрос о печати должен рассматриваться нами именно как вопрос о частной собственности..."
Затем он прочел следующую резолюцию, официально предлагаемую большевиками:
"1. Закрытие буржуазных газет вызывалось не только чисто боевыми потребностями в период восстания и подавления контрреволюционных попыток, но и являлось необходимой переходной мерой для установления нового режима в области печати, такого режима, при котором капиталисты - собственники типографий и бумаги - не могли бы становиться самодержавными фабрикантами общественного мнения.
Дальнейшей мерой должна быть конфискация частных типографий и запасов бумаги, передача их в собственность Советской власти в центре и на местах с тем, чтобы партии и 1'рупны могли пользоваться техническими средствами печатания сообразно своей действительной идейной силе, т. е. пропор-яионально числу своих сторонников.
Восстановление так называемой "свободы печати", т. е. простое возвращение типографий и бумаги капиталистам - отравителям народного сознания, явилось бы недопустимой капитуляцией перед волей капитала, сдачей одной из важнейших позиций рабочей и крестьянской революции, т. е. мерой безусловно пореволюционного характера.
ЦК предлагает поэтому большевистской фракции ЦИК категорически отвергнуть всякие предложения, клонящиеся к восстановлению старого режима в деле печати, и безоговорочно поддержать в этом вопросе Совет Народных Комиссаров против претензий и домогательств, продиктованных мелкобуржуазными предрассудками или прямым прислужничеством интересам контрреволюционной буржуазии".
Чтение этой резолюции прерывалось ироническими замечаниями левых эсеров и негодующими криками оппозиционных большевиков. Карелин вскочил со своего места и запротестовал: "Три недели назад большевики были самыми яростными защитниками свободы печати... Аргументы, приводимые в этой резолюции, странным образом напоминают точку зрения старых черносотенцев и царских цензоров: они ведь тоже говорили об "отравителях народного сознания"".
Троцкий произнес большую речь в защиту резолюции. Он проводил различие между положением печати во время гражданской войны и ее положением после победы: "Во время гражданской войны право на насилие принадлежит только угнетенным...". (Крик и: "Кто же теперь угнетенный? Каннибал!")
"Наша победа над врагами еще не завершена,- продолжал Троцкий,- а газеты являются оружием в их руках. При таких условиях закрытие газет есть вполне законная мера самозащиты..." Затем Троцкий перешел к вопросу о положений печати после победы.
"Позиция социалистов в вопросе о свободе печати должна быть точным отражением соответствующей их позиции в вопросе о свободе торговли... Власть демократии, организуемая ныне в России, требует полного уничтожения господства частной собственности над печатью, точно так же как и над промышленностью... Советская власть должна конфисковать все типографии. (К р и к и: "Конфискуйте типографию "Правды"!") Буржуазная монополия печати должна быть разрушена. Иначе нам не стоило бы брать власть! Каждая группа граждан должна иметь доступ к бумаге и типографскому станку... Право собственности на типографии и бумагу принадлежит прежде всего рабочим и крестьянам и только после них буржуазным партиям, составляющим меньшинство... Переход власти в руки Советов влечет за собой коренное изменение всех основных условий существования, и это изменение не может не коснуться печати... Если мы не остановились перед национализацией банков, то с какой стати нам терпеть газеты финансистов? Старый строй должен умереть, и это должно быть понято раз навсегда..." Аплодисменты и злобные крики.
Карелин заявил, что ЦИК не может решить этот важный вопрос. Надо передать его в особую комиссию. Затем он произнес страстную речь в защиту свободы печати.
Затем выступил Ленин, спокойно, бесстрастно. Он морщил лоб, говорил, медленно подбирая слова; каждая его фраза падала, как молот.
"Гражданская война еще не закончена, перед нами все еще стоят враги, следовательно, отменить репрессивные меры по отношению к печати невозможно.
Мы, большевики, всегда говорили, что, добившись власти, мы закроем буржуазную печать. Терпеть буржуазные газеты - значит перестать быть социалистом. Когда делаешь революцию, стоять на месте нельзя: приходится идти либо вперед либо назад. Тот, кто говорит теперь о "свободе печати", пятится па-зад и задерживает наше стремительное продвижение к социализму.
Мы сбросили иго капитализма, как первая революция сбросила иго царского самодержавия. Если первая революция имела право воспретить монархические газеты, то и мы имеем право закрывать буржуазные газеты. Нельзя отделять вопрос о свободе печати от других вопросов классовой борьбы. Мы обещали закрыть эти газеты и должны закрыть их. Огромное большинство народа идет за нами!
Теперь, когда восстание уже позади, мы не имеем ни малейшего намерения запрещать газеты других социалистических партий, поскольку они не призывают к вооруженному восстанию или к неповиновению Советскому правительству. Однако мы не позволим им под предлогом свободы социалистической печати захватить бумажную и типографскую монополию, пользуясь тайной поддержкой буржуазии... Технические средства печати должны стать собственностью Советского правительства и распределяться в первую голову между социалистическими партиями в строгом соответствии с относительной численностью их последователей..."
Перешли к голосованию. Резолюция Ларина и левых эсеров была отвергнута тридцатью одним голосом против двадцати двух. Точка зрения Ленина собрала тридцать четыре голоса против двадцати четырех *. Большевики Рязанов и Лозовский голосовали с меньшинством; они заявили, что не могут подавать голос за какое бы то ни было ограничение свободы печати.
После этого левые эсеры заявили, что больше не могут принимать на себя ответственность за происходящее, и ушли из Военно-революционного комитета, а также со всех прочих ответственных постов.
Из Совета Народных Комиссаров вышли пять членов: Ногин, Рыков, Милютин, Теодорович и Шляпников. При этом они сделали следующее заявление:
"Мы стоим на точке зрения необходимости образовании социалистического правительства из всех советских партий. Мы считаем, что только образование такого правительства дало бы возможность закрепить плоды героической борьбы рабочего класса и революционной армии в октябрьско-ноябрьские дни.
Мы полагаем, что вне этого есть только один путь: сохранение чисто большевистского правительства средствами политического террора. Иа этот путь вступил Совет Народных Комиссаров. Мы па него не можем и не хотим вступать. Мы видим, что это ведет к отстранению массовых пролетарских организаций от руководства политической жизнью, к установлению безответственного режима и к разгрому революции и страны. Нести ответственность за эту политику мы не можем и потому слагаем с себя пред ЦИК звание Народных Комиссаров".
Это заявление было подписано и некоторыми другими комиссарами, впрочем, не оставившими своих постов: Рязановым, Дербышевым из управления печати, Арбузовым из государственной типографии, Юреневым из Красной Гвардии, Федоровым из комиссариата труда и секретарем отдела разработки законодательных предположений Лариным.
В то же время Каменев, Рыков, Милютин, Зиновьев и Ногин вышли из Центрального Комитета большевистской партии, сделав публичное заявление о причинах этого шага:
"...Мы считаем, что создание такого правительства (составленного из представителей всех советских партий) необходимо ради предотвращения дальнейшего кровопролития, надвигающегося голода, разгрома революции калединцами, обеспечения созыва Учредительного собрания в назначенный срок и действительного проведения программы мира, принятой II Всероссийским съездом Советов Р. и С. Депутатов...
Мы не можем нести ответственность за эту гибельную политику ЦК, проводимую вопреки воле громадной части пролетариата и солдат, жаждущих скорейшего прекращения кровопролития между отдельными частями демократии.
Мы складываем с себя поэтому звание членов ЦК, чтобы иметь право откровенно сказать свое мнение массе рабочих и солдат...
Мы уходим из ЦК в момент победы, в момент господства нашей партии, уходим потому, что не можем спокойно смотреть, как политика руководящей группы ЦК ведет к потере рабочей партией плодов этой победы, к разгрому пролетариата...".
Рабочие и солдаты гарнизона волновались, посылали делегации в Смольный и на конференцию по формированию нового правительства, где раскол между большевиками вызвал живейшую радость.
Но ответ ленинцев был быстрым и беспощадным. Шляшш-ков и Теодорович подчинились партийной дисциплине и вернулись на свои посты. Каменев был смещен с поста председателя ЦИК, и на его место выбрали Свердлова. Зиновьева устрапили от председательствовать в Петроградском Совете. I гром 20(7) ноября "Правда" вышла с яростным обращением к русскому народу, написанным Лениным, размноженным в сотнях тысячах экземпляров, расклеенным на всех стенах и распространенным по всей России *:
"Второй Всероссийский съезд Советов дал большинство партии большевиков. Только правительство, составленное этой партией является, поэтому, Советским правительством. И всем известно что Центральный Комитет партии большевиков, за несколько часов до образования нового правительства и до предложения списка его членов Второму Всероссийскому съезду Советов, призвал на свое заседание трех виднейших членов группы левых эсеров, товарищей Камкова, Спиро и Карелина, и предложил им участвовать в новом правительстве. Мы крайне сожалеем, что товарищи левые эсеры отказались, мы считаем их отказ недопустимым для революционера и сторонника трудящихся, мы во всякое время готовы включить левых эсеров в состав правительства, но мы заявляем, что, как партия большинства на Втором Всероссийском съезде Советов, мы вправе и обязаны перед народом составить правительство...
Товарищи! Несколько членов ЦК нашей партии и Совета Народных Комиссаров, Каменев, Зиновьев, Ногин, Рыков, Милютин и немногие другие, вышли вчера, 4-го ноября, из ЦК нашей партии и - три последних - из Совета Народных Комиссаров... Ушедшие товарищи поступили, как дезертиры, не только покинув вверенные им посты, но и сорвав прямое постановление ЦК нашей партии о том, чтобы обождать с уходом хотя бы до решений петроградской и московской партийных организаций. Мы решительно осуждаем это дезертирство. Мы глубоко убеждены, что все сознательные рабочие, солдаты и крестьяне, принадлежащие к нашей партии или сочувствующие ей, так же решительно осудят поступок дезертиров...
Припомните, товарищи, что двое из дезертиров, Каменев и Зиновьев, уже перед восстанием в Петрограде выступили, как дезертиры и как штрейкбрехеры, ибо они не только голосовали на решающем собрании ЦК 10 октября 1917 г. против восстания, но и после состоявшегося решения ЦК выступали перед партийными работниками с агитацией против восстания... и великий подъем масс, великий героизм миллионов рабочих, солдат и крестьян в Питере и Москве, на фронте, в окопах и в Деревнях, отодвинул дезертиров с такой же легкостью, с какой железнодорожный поезд отбрасывает щепки.
* Имеется в виду обращение "От Центрального Комитета Российской ьоциал-Деыократической Рабочей Партии (большевиков). Ко всем членам партии н ко всем трудящимся классам России". Обращение было написано Летшьш 18-19 (5-6) ноября и опубликовано в "Правде" 20(7)
Пусть же устыдятся все маловеры, все колеблющиеся, все сомневающиеся, все давшие себя запугать буржуазии или поддавшиеся крикам ее прямых и косвенных пособников. Ни тени колебаний в массах петроградских, московских и других рабочих и солдат нет... Но никаким ультиматумам интеллигентских группок, за коими массы не стоят, за коими на деле стоят только корниловцы, савинковцы, юнкера и пр., мы не подчинимся...".
Страна ответила громом негодования. Оппозиционерам так п не удалось "открыто высказать свое мнение перед рабочими и солдатскими массами". Народ негодовал на "дезертиров", и это негодование заливало ЦИК. Несколько дней Смольный буквально затоплялся яростными делегациями и целыми комитетами от фронта, от Поволжья, от петроградских заводов. "Как они смеют уходить из правительства? Или они продались буржуазии и хотят погубить революцию? Они обязаны вернуться и подчиниться решениям Центрального Комитета!"
Невыясненным оставалось только настроение петроградского гарнизона. 24 (11) ноября состоялся большой солдатский митинг, на котором выступали представители всех партий. Огромным большинством митинг одобрил позицию Ленина и высказался за то, чтобы левые эсеры вступили "в состав Народного правительства" 6.
Меньшевики предъявили решительный ультиматум, требуя освобождения всех министров и юнкеров, полной свободы для всех газет, разоружения Красной Гвардии и подчинения гарнизона городской думе. Смольный ответил, что все социалистические министры и почти все, за очень редкими исключениями, юнкера уже отпущены, что все газеты, кроме буржуазных, совершенно свободны, но что во главе вооруженных сил останется Совет. 19 (6) ноября конференция по формированию нового правительства разошлась, и оппозиционеры друг за другом улизнули в Могилев, где и продолжали организовывать под крылышком ставки правительство за правительством, пока всем им не пришел конец...
Тем временем большевики подрывали власть " .Викжеля. Петроградский Совет выпустил воззвание ко всем железнодорожным рабочим, призывая их заставить Викжель сложить свои полномочия. 15 (2) ноября ЦИК назначил на 1 декабря (18 ноября) Всероссийский съезд железнодорожников; в этом случае он в точности повторял свою политику по отношению к крестьянам. Викжель немедленно назначил свой особый съезд железнодорожников двумя неделями позже. 16 (3) ноября члены Викжеля заняли свои места в ЦИК. В ночь на 2 декабря (19 ноября) ЦИК при открытии Всероссийского съезда железнодорожников формально предложил Викжелю портфель комиссара путей сообщения. Предложение было принято.
Разрешив вопрос о власти, большевики обратились к задачам практического управления. Прежде всего надо было накормить город, страну и армию. Отряды матросов и красногвардейцев обыскивали торговые склады, железнодорожные вокзалы и даже баржи, стоявшие в каналах, открывая и отбирая тысячи пудов продовольствия, припрятанного частными спекулянтами. В провинции были посланы эмиссары, которые с помощью земельных комитетов реквизировали склады крупных хлеботорговцев. На юг и в Сибирь отправлялись хорошо вооруженные пятитысячные матросские отряды с поручением захватывать города, все еще находящиеся в руках белогвардейцев, устанавливать порядок и, главное, добывать продовольствие. На великой сибирской магистрали пассажирское сообщение было прервано на целые две недели. В это время из Петрограда двинулось на восток тринадцать поездов, груженных железом и мануфактурой, для товарообмена с сибирскими крестьянами. Эти товары были собраны фабрично-заводскими комитетами. С каждым поездом ехал особый комиссар, прилагавший все усилия, чтобы выменять у сибирских крестьян как можно больше хлеба и картофеля...
Донецкий каменноугольный бассейн находился в руках Каледина, так что вопрос о топливе тоже становился все острее. Смольный прекратил подачу электрической энергии в театры, магазины и рестораны, сократил число трамваев и конфисковал у частных торговцев все запасы дров... А когда петроградские заводы оказались перед непосредственной угрозой остановки работы из-за отсутствия топлива, матросы Балтийского флота передали рабочим двести тысяч пудов каменного угля из запасов боевых кораблей...
В конце ноября разразились "винные погромы" 7 (разграбление винных подвалов), начавшиеся с разгрома погребов Зимнего дворца. Улицы наполнялись пьяными солдатами... Во всем этом была видна рука контрреволюционеров, распространявших по всем полкам планы города, на которых были отмечены винные склады. Комиссары Смольного выбивались из сил, уговаривая и убеждая, но таким путем ке удалось прекратить беспорядки, за которыми последовали ожесточенные схватки между солдатами и красногвардейцами... Наконец, Военно-революционный комитет разослал несколько рот матросов с пулеметами. Матросы открыли безжалостную стрельбу по погромщикам и многих убили. После этого особые комиссии согласно приказу отправились по всем винным погребам, разбивая бутылки топо рами или взрывая эти погреба динамитом...
В помещениях районных Советов днем и ночью дежурили роты дисциплинированных и хорошо оплачиваемых красногвардейцев, заменивших собой старую милицию. Для борьбы с мелкими преступлениями по всем кварталам города были созданы небольшие выборные революционные трибуналы...
Крупные гостиницы, в которых спекулянты все еще выгодно обделывали свои дела, были окружены красногвардейцами. Спекулянты попали в тюрьму...8