Страница:
Должны быть устранены все препятствия к созыву Стокгольмской социалистической конференции, и, в частности, должны быть немедленно выданы паспорта делегатам всех партий и фракций, согласившихся принять в ней участие».
(Исполнительный комитет крестьянских Советов тоже составил свой наказ, отличающийся от вышеприведённого лишь в мелочах.)
[2.6]
[2.7]
С получением известия о происшедшей революции в Париже возник ряд русских газет самого крайнего направления. Газеты эти, а также отдельные лица, получив свободу проникать в солдатскую массу, начали в ней большевистскую пропаганду, давая зачастую неверные информации, почерпнутые из отрывочных телеграмм французских газет. При отсутствии официальных известий и указаний всё это вызвало брожение среди солдат. Последнее выразилось в желании немедленного отправления в Россию и огульной враждебности к офицерам. По поручению военного министра Керенского эмигрант Рапп 18 мая выехал к войскам, где обошёл отдельные части, вводя в них новые организации в согласии с приказом № 213. Однако брожение не прекращалось. Им руководил 1-й полковой исполнительный комитет, который начал выпускать бюллетени ленинского направления. 18 июня по желанию солдат войска были собраны из разных деревень в лагерь Лакуртин. Здесь начались митинги, на которых 1-й полк и его вожаки стремились захватить главную роль. Только что созданный отрядный комитет, составленный из наиболее развитых и сознательных солдат, парировал, насколько мог, разрушительную работу 1-го полка, успокаивая брожение и призывая солдат к нормальной жизни на основе ныне введённых в армии демократических начал. Опасаясь возрастающего влияния отрядного комитета, руководители 1-го полка в ночь с 23 на 24 собрали митинг, на коем, кроме 1-го полка, присутствовали почти весь 2-й и небольшие части 5-го и 6-го полков. На этом митинге отрядный комитет был объявлен низложенным, хотя он был избран всего две недели назад. Одновременно с этим приказания начальника дивизии о выходе не были исполнены солдатами 1-й бригады. Воззвание, выпущенное ими, выяснило, что заниматься не имеет смысла, так как решено более не воевать. Тем временем враждебные отношения между 1-й и 2-й бригадами начали угрожать острым конфликтом. Сами солдаты 2-й бригады настоятельно просили отделить их от мятежной 1-й, грозя в противном случае самовольно покинуть лагерь.
Поэтому ген. Занкевичем, прибывшим в лагерь вместе с уполномоченным военного министра Раппом, по соглашению с последним отдано приказание, чтобы солдаты, безусловно подчиняющиеся Временному правительству, покинули лагерь Лакуртин, захватив с собой всё снаряжение. 25 июня приказание это было исполнено, и в лагере остались солдаты, подчинившиеся Временному правительству “лишь условно”. Крайне враждебное отношение солдат к офицерам, дошедшее до насилия над ними, принудило ген. Занкевича удалить офицеров из Лакуртина, оставив лишь несколько человек для обеспечения хозяйственной части. По инициативе уполномоченного военного министра гражданина Раппа к солдатам лагеря Лакуртин неоднократно выезжали с ним вместе политические эмигранты, чтобы повлиять на солдат, однако все эти попытки оказались безуспешными. Назначенный комиссаром гражданин Рапп издал приказ, в котором настаивал на немедленном безусловном подчинении Временному правительству. 22 июля комиссар Рапп выехал в Лакуртин в сопровождении проезжавших через Париж делегатов Исполнительного комитета Совета Р. и С. Д. Русанова, Гольденберга, Эрлиха и Смирнова с целью сделать новую попытку повлиять на мятежников. Однако эта попытка не привела ни к каким результатам, а делегаты Совета Р. и С. Д. были встречены явно враждебно. Столь же безрезультатна была поездка в Лакуртин временно находящегося во Франции комиссара Временного правительства Сватикова. Получив от Временного правительства разъяснение, что русских войск во Франции не предполагается возвращать в Россию, а также категорическое требование привести к повиновению мятежных солдат, не останавливаясь перед применением вооружённой силы, после неоднократных и бесплодных попыток комиссара и наших политических эмигрантов убедить мятежников подчиниться, ген. Занкевич потребовал от мятежников-солдат положить оружие и в знак повиновения выйти в походном порядке в местечко Клораво. Однако требование это не было выполнено во всей полноте: вначале вышло около 500 человек, среди которых было арестовано 22 солдата, затем через 24 часа — ещё около 6.000 человек, остальные — около 2.000 — были преднамеренно оставлены для охранения оружия, которое они сдать не пожелали.
На отданное тогда же генералом приказание — сдать оружие по возвращении в лагерь — мятежники ответили согласием. Однако это приказание исполнено ими не было. Оставление оружия в руках дезорганизованной толпы, среди которой скрывались, несомненно, провокационные элементы, представлялось явно опасным. Сложение оружия являлось основным условием для приведения этой толпы в порядок. При этих обстоятельствах и имея в виду некоторую неустойчивость состояния духа части войск, оставшейся верной Временному правительству, вследствие чего явилось сомнение в возможности применения их в качестве вооружённой силы для приведения к порядку мятежников, решено было прибегнуть к давлению длительного характера: мятежники были переведены на уменьшенное довольствие, денежное довольствие было прекращено, выход из лагеря в соседний город Оккуртин был заграждён французскими постами. Меры эти вызвали подавленность духа мятежников в массе, но в то же время усилилось на неё влияние вожаков, стремившихся спрятаться за массу и растворить в ней свою ответственность. В то же время мятежные солдаты стали позволять себе насилия над чинами французских войск. Так, ими был арестован и продержан 6 часов французский офицер с двумя французскими унтер-офицерами, которые по приказанию французского коменданта расклеивали в лагере телеграмму главнокомандующего. 9 августа ген. Занкевич ездил в лагерь Лакуртин, чтобы в последний раз попытаться убедить мятежников-солдат сложить оружие. Однако на его приказ вызвать представителей от рот комитет от лагеря ответил отказом исполнить это требование. Получив сведение о проезде через Францию артиллерийской бригады, находившейся в отличном порядке, ген. Занкевич по соглашению с комиссаром Раппом решил воспользоваться этой частью для приведения силой оружия мятежных солдат в покорность; командиру было поручено сформирование и командование сводным отрядом, составленным из частей вышеупомянутой артиллерийской бригады и пехотной дивизии.
27 августа солдатам лагеря Лакуртин было объявлено распоряжение Временного правительства об отозвании наших войск из Франции, однако и после этого мятежники упорно отказывались сдать оружие. По просьбе артиллеристов из их состава была послана к мятежным солдатам выборная депутация, которая вернулась через несколько дней, придя к убеждению в бесполезности переговоров. Такие же отрицательные результаты дали уговоры мятежников выборными от пехотной дивизии. К вечеру 1 сентября была прекращена доставка пищевых продуктов в бунтующий лагерь, однако эта мера могла иметь только моральный характер, так как в распоряжении бунтовщиков имелись значительные запасы продовольствия; войска заняли назначенные позиции. В тот же день был передан членам комитета лагеря Лакуртин и в толпу мятежников-солдат ультимативный приказ ген. Занкевича о сложении оружия бунтовщиками с угрозою открыть артиллерийский огонь в случае неисполнения этого приказания к 10 часам утра 1 сентября. После неоднократных предупреждений в 10 часов утра 3 сентября был открыт по лагерю редкий артиллерийский огонь, всего 18 снарядов, и мятежники были оповещены, что огонь станет интенсивным. Ввиду того, что в ночь с 3-го на 4-е сдалось около 160 человек, 4 сентября вновь начался обстрел лагеря, и в 11 часов утра после выпуска 30 снарядов мятежники выкинули два белых флага и начали выходить без оружия из лагеря. К вечеру вышедших оказалось около 8.300 человек. Они были приняты французскими войсками. В этот день артиллерийская стрельба более не производилась. Оставшиеся в лагере — 150 — с вечера открыли сильный пулемётный огонь.
Вечером был отправлен в лагерь врач с 4 фельдшерами для оказания медицинской помощи раненым. 5 сентября с целью ликвидирования дела был открыт интенсивный огонь по лагерю, и наши части постепенно занимали лагерь. Мятежники упорно отвечали стрельбой из пулемёта. К 9 часам 6-го лагерь был занят целиком. Всего зарегистрировано вышедших из лагеря 8.515 солдат. Потери наших частей: 1 убитый, 5 раненых. Мятежников — 8 убитых, 44 раненых. Среди французов были лишь две случайные жертвы: один убитый и один раненый; оба — почтальоны, сбившиеся с дороги и попавшие в полосу попадания пуль мятежников. Таким образом, куртинский мятеж был ликвидирован нашими войсками без какого-либо активного участия французских войск. По обезоружении среди мятежников был произведён 81 арест. По выделении арестованных из остальной массы мятежников были сформированы особые безоружные маршевые роты, из коих две, составленные из особенно беспокойных элементов, выделены и отправлены в Бурд-Лаотие, другая — на Ильд-Экс, остальные оставлены в лагере Лакуртин для выяснения виновных и степени их ответственности. Распоряжением представителя Временного правительства военным комиссаром образована особая следственная комиссия».
После этого победители хладнокровно расстреляли свыше 200 восставших.
[2.8]
Работа германской дипломатии определённо идёт в направлении воздействия на общественное мнение… Поэтому заявления руководителей крупных демократических организаций, которые говорят о возможности или близости революционного конвента и о невозможности зимней кампании, представляют собою величайшую опасность… Всякие такие заявления оплачиваются человеческими жизнями.
Я хочу говорить исключительно с точки зрения государственной целесообразности, т.е. совершенно оставляя в стороне вопросы о чести и достоинстве нашего государства. С точки зрения целесообразности международная политика России должна руководиться правильно понятыми государственными интересами России… Эти интересы говорят, что нельзя нашей родине оставаться одинокой и что та группировка сил, которая в настоящее время создалась, для нас целесообразна… Всё человечество жаждет мира, но в Россия никто не допустит такого мира, который был бы унизителен для неё и нарушил бы государственные интересы нашей родины…».
Оратор указывает, что подобный мир на долгие годы, если не на столетия, задержал бы торжество демократических принципов во всём мире и неизбежно вызвал бы новые войны.
«Все помнят апрельские и майские дни, когда братание на нашем фронте грозило прервать войну путём простого прекращения боевых действий и довести страну до позорного сепаратного мира… Какие усилия потребовались тогда для того, чтобы заставить фронтовые солдатские массы понять, что не этим путём должно Российское государство закончить войну и обеспечить свои интересы…»
Далее Терещенко говорит об изумительном действии июньского наступления, о том, какой вес оно придало за границей всякому слову русских послов, о том, какое отчаяние распространили в Германии русские победы. Затем он рассказывает о разочаровании, каким сопровождалось в союзных странах поражение русской армии.
«Что до российского правительства, то оно твёрдо держится апрельской формулы: “Мир без аннексий и контрибуций”. Мы считаем необходимым не только провозгласить принцип самоопределения народов, но и отказаться от империалистических целей…»
Германия беспрерывно делает попытки заключить мир. В Германии говорят только о мире. Немцы знают, что добиться победы они не могут.
«Я отвергаю все упреки, делаемые правительству в том, что российская внешняя политика недостаточно ясно говорит о целях войны…
Если возникает вопрос о том, какие цели преследуют союзники, то прежде необходимо спросить, на каких целях сошлись центральные державы…
Часто приходится слышать требования, чтобы мы опубликовали все подробности договоров между союзниками; но все забывают, что мы до сих пор не знаем тех договоров, которыми связаны центральные державы…»
Терещенко утверждает, что Германия явно стремится отделить Россию от Запада рядом мелких буферных государств.
«Мы должны обратить самое напряжённое внимание на эту тенденцию, пытающуюся нанести удар самым жизненным интересам России…
И неужели российская демократия, начертавшая на своём знамени право народов на распоряжение своей судьбой, — неужели она и впредь допустит угнетение самых культурных народов, совершаемое Австро-Венгрией?!
Тот, кто боится, что союзники попытаются воспользоваться нашим затруднительным положением, чтобы заставить нас взять на себя слишком большую часть военных тягот и чтобы разрешить вопросы мира за наш счёт, находится в глубочайшем заблуждении… Наш враг смотрит на Россию, как на рынок для сбыта своих продуктов. С прекращением войны мы оказались бы в очень слабом положении; границы наши оказались бы открытыми для потока германских товаров, которые на долгие годы задержали бы развитие нашей промышленности. Против такого положения дел необходимо принять решительные меры…
Я заявляю прямо и открыто: соотношение сил, связывающее нас с союзниками, благоприятно для интересов России. Поэтому очень важно, чтобы наши взгляды по вопросам войны и мира находились в возможно точном и ясном соответствии с точкой зрения союзников по тем же вопросам… Во избежание всяких недоразумений я должен прямо заявить, что на Парижской конференции Россия должна выражать единую точку зрения…»
Оратор не стал комментировать скобелевского наказа, но зато он сослался на только что опубликованный в Стокгольме манифест германо-скандинавского комитета. Этот манифест требовал автономии для Литвы и Латвии; «Но, — заявил Терещенко, — это явно невозможно, ибо Россия не может обойтись без незамерзающих портов на Балтийском море…
В этом пункте вопросы внешней политики тесно связываются с вопросами политики внутренней, ибо если бы у нас существовало сильное чувство единства всей великой России, то мы не были бы свидетелями повсеместных и повторяющихся манифестаций, говорящих о желании различных народов отложиться от центрального правительства… Подобный сепаратизм противоречит интересам России, и русские делегаты не могут поддерживать его…»
[2.9]
См. интервью с Керенским (приложение 13, стр. 278 — 279).
Генерал Гурко был при царской власти начальником штаба русской армии. Он занимал выдающееся положение при разложившемся императорском дворе. После революции он был одним из немногих деятелей, высланных по политическим и личным мотивам. Поражение русского флота в Рижском заливе совпало по времени с аудиенцией, данной в Лондоне королём Георгом этому генералу, человеку, которого русское Временное правительство считало опасным германофилом, а также реакционером!
[2.10]
Товарищи! Тёмные силы усиленно работают над тем, чтобы вызвать в Петрограде и в других городах в ближайшие дни беспорядки и погромы. Они нужны, чтобы получить возможность потопить в крови всё революционное движение. Под предлогом восстановления нарушенного порядка и охраны жизни обывателей они надеются водворить ту самую корниловщину, которую революционному народу удалось раздавить недавно. Горе народу, если эти расчёты удадутся! Торжествующая контрреволюция уничтожит Советы и войсковые комитеты, сорвёт Учредительное собрание, приостановит переход земли к крестьянам, покончит со всеми надеждами народа на скорый мир и заполнит тюрьмы революционными солдатами и рабочими.
В своих расчётах контрреволюционеры и черносотенцы опираются на стихийное недовольство тёмной части народа продовольственной разрухой, продолжающейся войной и общим настроением жизни. Они надеются всякое выступление солдат и рабочих превратить в погром, который запугает мирное население и бросит его в объятия водворителей порядка.
При этих обстоятельствах будет преступным легкомыслием всякая попытка организовать в эти дни выступление или демонстрацию хотя бы с самыми революционными целями. Сознательные рабочие и солдаты, недовольные политикой правительства, нанесли бы выступлением вред не кому-либо иному, а лишь собственному делу и революции. Они сыграли бы в руку контрреволюции.
Поэтому Центральный Исполнительный Комитет требует от всех рабочих и солдат не повиноваться призывам к выступлению.
Рабочие и солдаты! Не поддавайтесь провокации! Помните о вашем долге перед страной и революцией! Не нарушайте единства революционного фронта обречёнными на неудачу выступлениями!
Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих и солдатских депутатов.»
«РОССИЙСКАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ.
ОПАСНОСТЬ БЛИЗКА.
Всем рабочим и солдатам.
(Прочтите и передайте другим.)
Товарищи рабочие и солдаты! Родина в опасности. Наша свобода и наша революция вступили в труднейшие свои дни. Враг стоит на подступах к Петрограду. Разруха растёт с каждым часом. Получать хлеб для Петрограда становится всё труднее и труднее. Все, все от мала до велика должны удвоить усилия, должны всячески стараться уладить положение… Спасём нашу родину, спасём нашу свободу… Оружия и припасов — для армии! Хлеба — большим городам! Порядок и организация — всей стране!
И в эти грозные, решительные дни распространяются слухи, что где-то подготовляется выступление, что кто-то призывает рабочих и солдат сорвать революционный мир и порядок… Большевистская газета “Рабочий Путь” подливает масла в огонь; она льстит тёмным и несознательным элементам, вкрадывается в их доверие, обольщает рабочих и солдат, поднимает их против правительства, суля им золотые горы… Доверчивые, тёмные люди не рассуждают, а верят… А с другой стороны, идут слухи — слухи о том, что тёмные силы, царские прислужники, германские агенты радостно потирают руки. Они готовятся соединиться с большевиками и вместе с ними раздуть беспорядки в гражданскую войну.
Большевики и сбитые ими с толку невежественные рабочие и солдаты бессмысленно кричат: “Долой правительство! Вся власть Советам!”, а тёмные царские прислужники и вильгельмовские шпионы будут вторить им: “Бей евреев, бей лавочников, грабь рынки, громи заводы и магазины, разбивай винные погреба! Бей, жги, грабь!”.
И тогда начнётся страшная смута, междоусобная война в народе. Ещё больше увеличится разруха, и, быть может, снова польётся кровь по улицам столицы. А тогда — что тогда?
Тогда дорога на Петроград будет открыта Вильгельму. Тогда в Петроград вовсе не будет приходить хлеб, и дети будут умирать с голоду. Тогда армия на фронте останется без поддержки, наши братья в окопах будут выданы немцам на расстрел. Тогда Россия потеряет всякое уважение у иностранных государств, ваши деньги потеряют ценность, всё станет так дорого, что невозможно будет жить. Тогда долгожданное Учредительное собрание будет отложено, ибо собрать его в срок будет невозможно. И тогда — смерть революции, смерть нашей свободе…
Этого ли хотите вы, рабочие и солдаты? Нет! Но если нет, то идите, идите к тёмным людям, сбитым с толку обманщиками, и скажите им всю ту истину, которую мы уже сказали вам!
Пусть все знают, что каждый, кто в эти грозные дни призывает вас выйти на улицу против правительства, есть либо тайный царский прислужник, провокатор, либо бессознательный помощник врагов народа, либо подкупленный шпион Вильгельма.
Все сознательные рабочие-революционеры, все сознательные крестьяне, все революционные солдаты, все те, кто понимает, в какое несчастье может вовлечь наш народ выступление или бунт против правительства, должны объединиться и не позволить врагам народа погубить нашу свободу!
Петроградский избирательный комитет
меньшевиков-оборонцев».
[2.11]
«…“У нас нет большинства в народе, без этого условия восстание безнадёжно”…
Люди, которые способны говорить это, либо исказители правды, либо педанты, которые желают, во что бы то ни стало, не считаясь ни капли с реальной обстановкой революции, получить наперёд гарантии, что во всей стране партия большевиков получила ровнехонько половину голосов плюс один голос…
Наконец, самый крупный факт современной жизни в России есть крестьянское восстание… Движение крестьян в Тамбовской губернии было восстанием и в физическом и в политическом смысле, восстанием, давшим столь великолепные политические результаты, как, во-первых, согласие передать земли крестьянам. Недаром вся запуганная восстанием эсеровская шваль вплоть до “Дела Народа” вопиттеперь о необходимости передачи земель крестьянам!…
Другое великолепное политическое и революционное последствие крестьянского восстания… это — подвоз хлеба к станциям железных дорог Тамбовской губ….
И прекрасные плоды такого(единственно реального) решения вопроса о хлебе вынуждена была признать буржуазнаяпресса, даже “Русская Воля”, напечатавшая сообщение, что станции железных дорог Тамбовской губернии оказались завалены хлебом… После того как крестьяне восстали!!…
…“Мы недостаточно сильны, чтобы взять власть, а буржуазия недостаточно сильна, чтобы сорвать Учредительное собрание”…
Первая часть этого довода есть простой пересказ довода предыдущего. Он не выигрывает в силе и убедительности, если свою растерянность и запуганность буржуазией выражают пессимизм насчёт рабочих, оптимизмом насчёт буржуазии. Если юнкера и казаки говорят, что будут драться до последней капли крови против большевиков, то это заслуживает полного доверия; если же рабочие и солдаты на сотнях собраний выражают полное доверие большевикам и подтверждают готовность грудью встать за переход власти к Советам, то “уместно” вспомнить, что одно дело голосовать, а другое дело драться!
Конечно, если рассуждать так, то восстание “опровергнуто”. Только, спрашивается, чем же отличается этот своеобразно направленный, своеобразно устремлённый “пессимизм” от политического перехода на сторону буржуазии?…
А что доказала корниловщина? Она доказала, что Советы действительно сила…
Как можно доказать, что буржуазия недостаточно сильна для срыва Учредительного собрания?
Если буржуазия не в силахсвергнуть Советы, то, значит, она достаточно сильна для срыва Учредительного собрания, ибо больше помешать некому. Верить обещаниям Керенского и К°, верить резолюциям лакейского предпарламента — неужели это достойно члена пролетарской партии и революционера?
Буржуазия не только в силахсорвать Учредительное собрание, если теперешнее правительство не будет свергнуто, но она может и косвеннодостигнуть этого результата, сдавая Питер немцам, открывая фронт, усиливая локауты, саботируя подвоз хлеба…
—————
…“Советы должны быть револьвером, приставленным к виску правительства с требованием созыва Учредительного собрания и отказа от корниловских попыток”… Отказ от восстания есть отказ от лозунга вся власть Советам… С сентября в партии обсуждается вопрос о восстании…
(Исполнительный комитет крестьянских Советов тоже составил свой наказ, отличающийся от вышеприведённого лишь в мелочах.)
[2.6]
МИР ЗА СЧЁТ РОССИИ
Разоблачения Рибо относительно мирных предложений, сделанных Франции Австрией; так называемая «Мирная конференция» в Берне, Швейцария, летом 1917 г. при участии делегатов от всех воюющих стран, представлявших все крупные финансовые интересы этих стран; и попытки одного английского агента войти в сношения с иерархами болгарской церкви — всё это указывало на тот факт, что в обеих воюющих коалициях имелось сильное течение, стремившееся к заключению мира за счёт России. В следующей моей книге — «От Корнилова до Бреста» — я надеюсь изложить этот вопрос довольно подробно и опубликовать несколько относящихся сюда секретных документов, найденных в министерстве иностранных дел в Петрограде.
[2.7]
РУССКИЕ СОЛДАТЫ ВО ФРАНЦИИ.
«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ [*7]С получением известия о происшедшей революции в Париже возник ряд русских газет самого крайнего направления. Газеты эти, а также отдельные лица, получив свободу проникать в солдатскую массу, начали в ней большевистскую пропаганду, давая зачастую неверные информации, почерпнутые из отрывочных телеграмм французских газет. При отсутствии официальных известий и указаний всё это вызвало брожение среди солдат. Последнее выразилось в желании немедленного отправления в Россию и огульной враждебности к офицерам. По поручению военного министра Керенского эмигрант Рапп 18 мая выехал к войскам, где обошёл отдельные части, вводя в них новые организации в согласии с приказом № 213. Однако брожение не прекращалось. Им руководил 1-й полковой исполнительный комитет, который начал выпускать бюллетени ленинского направления. 18 июня по желанию солдат войска были собраны из разных деревень в лагерь Лакуртин. Здесь начались митинги, на которых 1-й полк и его вожаки стремились захватить главную роль. Только что созданный отрядный комитет, составленный из наиболее развитых и сознательных солдат, парировал, насколько мог, разрушительную работу 1-го полка, успокаивая брожение и призывая солдат к нормальной жизни на основе ныне введённых в армии демократических начал. Опасаясь возрастающего влияния отрядного комитета, руководители 1-го полка в ночь с 23 на 24 собрали митинг, на коем, кроме 1-го полка, присутствовали почти весь 2-й и небольшие части 5-го и 6-го полков. На этом митинге отрядный комитет был объявлен низложенным, хотя он был избран всего две недели назад. Одновременно с этим приказания начальника дивизии о выходе не были исполнены солдатами 1-й бригады. Воззвание, выпущенное ими, выяснило, что заниматься не имеет смысла, так как решено более не воевать. Тем временем враждебные отношения между 1-й и 2-й бригадами начали угрожать острым конфликтом. Сами солдаты 2-й бригады настоятельно просили отделить их от мятежной 1-й, грозя в противном случае самовольно покинуть лагерь.
Поэтому ген. Занкевичем, прибывшим в лагерь вместе с уполномоченным военного министра Раппом, по соглашению с последним отдано приказание, чтобы солдаты, безусловно подчиняющиеся Временному правительству, покинули лагерь Лакуртин, захватив с собой всё снаряжение. 25 июня приказание это было исполнено, и в лагере остались солдаты, подчинившиеся Временному правительству “лишь условно”. Крайне враждебное отношение солдат к офицерам, дошедшее до насилия над ними, принудило ген. Занкевича удалить офицеров из Лакуртина, оставив лишь несколько человек для обеспечения хозяйственной части. По инициативе уполномоченного военного министра гражданина Раппа к солдатам лагеря Лакуртин неоднократно выезжали с ним вместе политические эмигранты, чтобы повлиять на солдат, однако все эти попытки оказались безуспешными. Назначенный комиссаром гражданин Рапп издал приказ, в котором настаивал на немедленном безусловном подчинении Временному правительству. 22 июля комиссар Рапп выехал в Лакуртин в сопровождении проезжавших через Париж делегатов Исполнительного комитета Совета Р. и С. Д. Русанова, Гольденберга, Эрлиха и Смирнова с целью сделать новую попытку повлиять на мятежников. Однако эта попытка не привела ни к каким результатам, а делегаты Совета Р. и С. Д. были встречены явно враждебно. Столь же безрезультатна была поездка в Лакуртин временно находящегося во Франции комиссара Временного правительства Сватикова. Получив от Временного правительства разъяснение, что русских войск во Франции не предполагается возвращать в Россию, а также категорическое требование привести к повиновению мятежных солдат, не останавливаясь перед применением вооружённой силы, после неоднократных и бесплодных попыток комиссара и наших политических эмигрантов убедить мятежников подчиниться, ген. Занкевич потребовал от мятежников-солдат положить оружие и в знак повиновения выйти в походном порядке в местечко Клораво. Однако требование это не было выполнено во всей полноте: вначале вышло около 500 человек, среди которых было арестовано 22 солдата, затем через 24 часа — ещё около 6.000 человек, остальные — около 2.000 — были преднамеренно оставлены для охранения оружия, которое они сдать не пожелали.
На отданное тогда же генералом приказание — сдать оружие по возвращении в лагерь — мятежники ответили согласием. Однако это приказание исполнено ими не было. Оставление оружия в руках дезорганизованной толпы, среди которой скрывались, несомненно, провокационные элементы, представлялось явно опасным. Сложение оружия являлось основным условием для приведения этой толпы в порядок. При этих обстоятельствах и имея в виду некоторую неустойчивость состояния духа части войск, оставшейся верной Временному правительству, вследствие чего явилось сомнение в возможности применения их в качестве вооружённой силы для приведения к порядку мятежников, решено было прибегнуть к давлению длительного характера: мятежники были переведены на уменьшенное довольствие, денежное довольствие было прекращено, выход из лагеря в соседний город Оккуртин был заграждён французскими постами. Меры эти вызвали подавленность духа мятежников в массе, но в то же время усилилось на неё влияние вожаков, стремившихся спрятаться за массу и растворить в ней свою ответственность. В то же время мятежные солдаты стали позволять себе насилия над чинами французских войск. Так, ими был арестован и продержан 6 часов французский офицер с двумя французскими унтер-офицерами, которые по приказанию французского коменданта расклеивали в лагере телеграмму главнокомандующего. 9 августа ген. Занкевич ездил в лагерь Лакуртин, чтобы в последний раз попытаться убедить мятежников-солдат сложить оружие. Однако на его приказ вызвать представителей от рот комитет от лагеря ответил отказом исполнить это требование. Получив сведение о проезде через Францию артиллерийской бригады, находившейся в отличном порядке, ген. Занкевич по соглашению с комиссаром Раппом решил воспользоваться этой частью для приведения силой оружия мятежных солдат в покорность; командиру было поручено сформирование и командование сводным отрядом, составленным из частей вышеупомянутой артиллерийской бригады и пехотной дивизии.
27 августа солдатам лагеря Лакуртин было объявлено распоряжение Временного правительства об отозвании наших войск из Франции, однако и после этого мятежники упорно отказывались сдать оружие. По просьбе артиллеристов из их состава была послана к мятежным солдатам выборная депутация, которая вернулась через несколько дней, придя к убеждению в бесполезности переговоров. Такие же отрицательные результаты дали уговоры мятежников выборными от пехотной дивизии. К вечеру 1 сентября была прекращена доставка пищевых продуктов в бунтующий лагерь, однако эта мера могла иметь только моральный характер, так как в распоряжении бунтовщиков имелись значительные запасы продовольствия; войска заняли назначенные позиции. В тот же день был передан членам комитета лагеря Лакуртин и в толпу мятежников-солдат ультимативный приказ ген. Занкевича о сложении оружия бунтовщиками с угрозою открыть артиллерийский огонь в случае неисполнения этого приказания к 10 часам утра 1 сентября. После неоднократных предупреждений в 10 часов утра 3 сентября был открыт по лагерю редкий артиллерийский огонь, всего 18 снарядов, и мятежники были оповещены, что огонь станет интенсивным. Ввиду того, что в ночь с 3-го на 4-е сдалось около 160 человек, 4 сентября вновь начался обстрел лагеря, и в 11 часов утра после выпуска 30 снарядов мятежники выкинули два белых флага и начали выходить без оружия из лагеря. К вечеру вышедших оказалось около 8.300 человек. Они были приняты французскими войсками. В этот день артиллерийская стрельба более не производилась. Оставшиеся в лагере — 150 — с вечера открыли сильный пулемётный огонь.
Вечером был отправлен в лагерь врач с 4 фельдшерами для оказания медицинской помощи раненым. 5 сентября с целью ликвидирования дела был открыт интенсивный огонь по лагерю, и наши части постепенно занимали лагерь. Мятежники упорно отвечали стрельбой из пулемёта. К 9 часам 6-го лагерь был занят целиком. Всего зарегистрировано вышедших из лагеря 8.515 солдат. Потери наших частей: 1 убитый, 5 раненых. Мятежников — 8 убитых, 44 раненых. Среди французов были лишь две случайные жертвы: один убитый и один раненый; оба — почтальоны, сбившиеся с дороги и попавшие в полосу попадания пуль мятежников. Таким образом, куртинский мятеж был ликвидирован нашими войсками без какого-либо активного участия французских войск. По обезоружении среди мятежников был произведён 81 арест. По выделении арестованных из остальной массы мятежников были сформированы особые безоружные маршевые роты, из коих две, составленные из особенно беспокойных элементов, выделены и отправлены в Бурд-Лаотие, другая — на Ильд-Экс, остальные оставлены в лагере Лакуртин для выяснения виновных и степени их ответственности. Распоряжением представителя Временного правительства военным комиссаром образована особая следственная комиссия».
После этого победители хладнокровно расстреляли свыше 200 восставших.
[2.8]
РЕЧЬ ТЕРЕЩЕНКО( Выдержки)
«…Вопросы обороны и внешней политики тесно связаны между собой… Таким образом, если вопросы национальной обороны вы считаете необходимым обсуждать при закрытых дверях, то иногда нам приходится соблюдать такую же тайну и в вопросах внешней политики…Работа германской дипломатии определённо идёт в направлении воздействия на общественное мнение… Поэтому заявления руководителей крупных демократических организаций, которые говорят о возможности или близости революционного конвента и о невозможности зимней кампании, представляют собою величайшую опасность… Всякие такие заявления оплачиваются человеческими жизнями.
Я хочу говорить исключительно с точки зрения государственной целесообразности, т.е. совершенно оставляя в стороне вопросы о чести и достоинстве нашего государства. С точки зрения целесообразности международная политика России должна руководиться правильно понятыми государственными интересами России… Эти интересы говорят, что нельзя нашей родине оставаться одинокой и что та группировка сил, которая в настоящее время создалась, для нас целесообразна… Всё человечество жаждет мира, но в Россия никто не допустит такого мира, который был бы унизителен для неё и нарушил бы государственные интересы нашей родины…».
Оратор указывает, что подобный мир на долгие годы, если не на столетия, задержал бы торжество демократических принципов во всём мире и неизбежно вызвал бы новые войны.
«Все помнят апрельские и майские дни, когда братание на нашем фронте грозило прервать войну путём простого прекращения боевых действий и довести страну до позорного сепаратного мира… Какие усилия потребовались тогда для того, чтобы заставить фронтовые солдатские массы понять, что не этим путём должно Российское государство закончить войну и обеспечить свои интересы…»
Далее Терещенко говорит об изумительном действии июньского наступления, о том, какой вес оно придало за границей всякому слову русских послов, о том, какое отчаяние распространили в Германии русские победы. Затем он рассказывает о разочаровании, каким сопровождалось в союзных странах поражение русской армии.
«Что до российского правительства, то оно твёрдо держится апрельской формулы: “Мир без аннексий и контрибуций”. Мы считаем необходимым не только провозгласить принцип самоопределения народов, но и отказаться от империалистических целей…»
Германия беспрерывно делает попытки заключить мир. В Германии говорят только о мире. Немцы знают, что добиться победы они не могут.
«Я отвергаю все упреки, делаемые правительству в том, что российская внешняя политика недостаточно ясно говорит о целях войны…
Если возникает вопрос о том, какие цели преследуют союзники, то прежде необходимо спросить, на каких целях сошлись центральные державы…
Часто приходится слышать требования, чтобы мы опубликовали все подробности договоров между союзниками; но все забывают, что мы до сих пор не знаем тех договоров, которыми связаны центральные державы…»
Терещенко утверждает, что Германия явно стремится отделить Россию от Запада рядом мелких буферных государств.
«Мы должны обратить самое напряжённое внимание на эту тенденцию, пытающуюся нанести удар самым жизненным интересам России…
И неужели российская демократия, начертавшая на своём знамени право народов на распоряжение своей судьбой, — неужели она и впредь допустит угнетение самых культурных народов, совершаемое Австро-Венгрией?!
Тот, кто боится, что союзники попытаются воспользоваться нашим затруднительным положением, чтобы заставить нас взять на себя слишком большую часть военных тягот и чтобы разрешить вопросы мира за наш счёт, находится в глубочайшем заблуждении… Наш враг смотрит на Россию, как на рынок для сбыта своих продуктов. С прекращением войны мы оказались бы в очень слабом положении; границы наши оказались бы открытыми для потока германских товаров, которые на долгие годы задержали бы развитие нашей промышленности. Против такого положения дел необходимо принять решительные меры…
Я заявляю прямо и открыто: соотношение сил, связывающее нас с союзниками, благоприятно для интересов России. Поэтому очень важно, чтобы наши взгляды по вопросам войны и мира находились в возможно точном и ясном соответствии с точкой зрения союзников по тем же вопросам… Во избежание всяких недоразумений я должен прямо заявить, что на Парижской конференции Россия должна выражать единую точку зрения…»
Оратор не стал комментировать скобелевского наказа, но зато он сослался на только что опубликованный в Стокгольме манифест германо-скандинавского комитета. Этот манифест требовал автономии для Литвы и Латвии; «Но, — заявил Терещенко, — это явно невозможно, ибо Россия не может обойтись без незамерзающих портов на Балтийском море…
В этом пункте вопросы внешней политики тесно связываются с вопросами политики внутренней, ибо если бы у нас существовало сильное чувство единства всей великой России, то мы не были бы свидетелями повсеместных и повторяющихся манифестаций, говорящих о желании различных народов отложиться от центрального правительства… Подобный сепаратизм противоречит интересам России, и русские делегаты не могут поддерживать его…»
[2.9]
БРИТАНСКИЙ ФЛОТ (и т.д.)
Во время морской битвы в Рижском заливе не только большевики, но и сами министры Временного правительства считали, что британский флот покинул Балтийское море с определённым умыслом и что этот его поступок был выражением позиции, часто и открыто излагавшейся в английской прессе и полуофициально высказывавшейся английскими представителями в России: «С Россией кончено, с ней больше не стоит возиться…».См. интервью с Керенским (приложение 13, стр. 278 — 279).
Генерал Гурко был при царской власти начальником штаба русской армии. Он занимал выдающееся положение при разложившемся императорском дворе. После революции он был одним из немногих деятелей, высланных по политическим и личным мотивам. Поражение русского флота в Рижском заливе совпало по времени с аудиенцией, данной в Лондоне королём Георгом этому генералу, человеку, которого русское Временное правительство считало опасным германофилом, а также реакционером!
[2.10]
ПРИЗЫВЫ, НАПРАВЛЕННЫЕ ПРОТИВ ВОССТАНИЯ
« Рабочим и солдатам.Товарищи! Тёмные силы усиленно работают над тем, чтобы вызвать в Петрограде и в других городах в ближайшие дни беспорядки и погромы. Они нужны, чтобы получить возможность потопить в крови всё революционное движение. Под предлогом восстановления нарушенного порядка и охраны жизни обывателей они надеются водворить ту самую корниловщину, которую революционному народу удалось раздавить недавно. Горе народу, если эти расчёты удадутся! Торжествующая контрреволюция уничтожит Советы и войсковые комитеты, сорвёт Учредительное собрание, приостановит переход земли к крестьянам, покончит со всеми надеждами народа на скорый мир и заполнит тюрьмы революционными солдатами и рабочими.
В своих расчётах контрреволюционеры и черносотенцы опираются на стихийное недовольство тёмной части народа продовольственной разрухой, продолжающейся войной и общим настроением жизни. Они надеются всякое выступление солдат и рабочих превратить в погром, который запугает мирное население и бросит его в объятия водворителей порядка.
При этих обстоятельствах будет преступным легкомыслием всякая попытка организовать в эти дни выступление или демонстрацию хотя бы с самыми революционными целями. Сознательные рабочие и солдаты, недовольные политикой правительства, нанесли бы выступлением вред не кому-либо иному, а лишь собственному делу и революции. Они сыграли бы в руку контрреволюции.
Поэтому Центральный Исполнительный Комитет требует от всех рабочих и солдат не повиноваться призывам к выступлению.
Рабочие и солдаты! Не поддавайтесь провокации! Помните о вашем долге перед страной и революцией! Не нарушайте единства революционного фронта обречёнными на неудачу выступлениями!
Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих и солдатских депутатов.»
«РОССИЙСКАЯ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ.
ОПАСНОСТЬ БЛИЗКА.
Всем рабочим и солдатам.
(Прочтите и передайте другим.)
Товарищи рабочие и солдаты! Родина в опасности. Наша свобода и наша революция вступили в труднейшие свои дни. Враг стоит на подступах к Петрограду. Разруха растёт с каждым часом. Получать хлеб для Петрограда становится всё труднее и труднее. Все, все от мала до велика должны удвоить усилия, должны всячески стараться уладить положение… Спасём нашу родину, спасём нашу свободу… Оружия и припасов — для армии! Хлеба — большим городам! Порядок и организация — всей стране!
И в эти грозные, решительные дни распространяются слухи, что где-то подготовляется выступление, что кто-то призывает рабочих и солдат сорвать революционный мир и порядок… Большевистская газета “Рабочий Путь” подливает масла в огонь; она льстит тёмным и несознательным элементам, вкрадывается в их доверие, обольщает рабочих и солдат, поднимает их против правительства, суля им золотые горы… Доверчивые, тёмные люди не рассуждают, а верят… А с другой стороны, идут слухи — слухи о том, что тёмные силы, царские прислужники, германские агенты радостно потирают руки. Они готовятся соединиться с большевиками и вместе с ними раздуть беспорядки в гражданскую войну.
Большевики и сбитые ими с толку невежественные рабочие и солдаты бессмысленно кричат: “Долой правительство! Вся власть Советам!”, а тёмные царские прислужники и вильгельмовские шпионы будут вторить им: “Бей евреев, бей лавочников, грабь рынки, громи заводы и магазины, разбивай винные погреба! Бей, жги, грабь!”.
И тогда начнётся страшная смута, междоусобная война в народе. Ещё больше увеличится разруха, и, быть может, снова польётся кровь по улицам столицы. А тогда — что тогда?
Тогда дорога на Петроград будет открыта Вильгельму. Тогда в Петроград вовсе не будет приходить хлеб, и дети будут умирать с голоду. Тогда армия на фронте останется без поддержки, наши братья в окопах будут выданы немцам на расстрел. Тогда Россия потеряет всякое уважение у иностранных государств, ваши деньги потеряют ценность, всё станет так дорого, что невозможно будет жить. Тогда долгожданное Учредительное собрание будет отложено, ибо собрать его в срок будет невозможно. И тогда — смерть революции, смерть нашей свободе…
Этого ли хотите вы, рабочие и солдаты? Нет! Но если нет, то идите, идите к тёмным людям, сбитым с толку обманщиками, и скажите им всю ту истину, которую мы уже сказали вам!
Пусть все знают, что каждый, кто в эти грозные дни призывает вас выйти на улицу против правительства, есть либо тайный царский прислужник, провокатор, либо бессознательный помощник врагов народа, либо подкупленный шпион Вильгельма.
Все сознательные рабочие-революционеры, все сознательные крестьяне, все революционные солдаты, все те, кто понимает, в какое несчастье может вовлечь наш народ выступление или бунт против правительства, должны объединиться и не позволить врагам народа погубить нашу свободу!
Петроградский избирательный комитет
меньшевиков-оборонцев».
[2.11]
«ПИСЬМО К ТОВАРИЩАМ» ЛЕНИНА
Это ряд статей, последовательно помещавшихся в «Рабочем Пути» во второй половине октября 1917 г. Привожу только отрывки из двух статей.«…“У нас нет большинства в народе, без этого условия восстание безнадёжно”…
Люди, которые способны говорить это, либо исказители правды, либо педанты, которые желают, во что бы то ни стало, не считаясь ни капли с реальной обстановкой революции, получить наперёд гарантии, что во всей стране партия большевиков получила ровнехонько половину голосов плюс один голос…
Наконец, самый крупный факт современной жизни в России есть крестьянское восстание… Движение крестьян в Тамбовской губернии было восстанием и в физическом и в политическом смысле, восстанием, давшим столь великолепные политические результаты, как, во-первых, согласие передать земли крестьянам. Недаром вся запуганная восстанием эсеровская шваль вплоть до “Дела Народа” вопиттеперь о необходимости передачи земель крестьянам!…
Другое великолепное политическое и революционное последствие крестьянского восстания… это — подвоз хлеба к станциям железных дорог Тамбовской губ….
И прекрасные плоды такого(единственно реального) решения вопроса о хлебе вынуждена была признать буржуазнаяпресса, даже “Русская Воля”, напечатавшая сообщение, что станции железных дорог Тамбовской губернии оказались завалены хлебом… После того как крестьяне восстали!!…
…“Мы недостаточно сильны, чтобы взять власть, а буржуазия недостаточно сильна, чтобы сорвать Учредительное собрание”…
Первая часть этого довода есть простой пересказ довода предыдущего. Он не выигрывает в силе и убедительности, если свою растерянность и запуганность буржуазией выражают пессимизм насчёт рабочих, оптимизмом насчёт буржуазии. Если юнкера и казаки говорят, что будут драться до последней капли крови против большевиков, то это заслуживает полного доверия; если же рабочие и солдаты на сотнях собраний выражают полное доверие большевикам и подтверждают готовность грудью встать за переход власти к Советам, то “уместно” вспомнить, что одно дело голосовать, а другое дело драться!
Конечно, если рассуждать так, то восстание “опровергнуто”. Только, спрашивается, чем же отличается этот своеобразно направленный, своеобразно устремлённый “пессимизм” от политического перехода на сторону буржуазии?…
А что доказала корниловщина? Она доказала, что Советы действительно сила…
Как можно доказать, что буржуазия недостаточно сильна для срыва Учредительного собрания?
Если буржуазия не в силахсвергнуть Советы, то, значит, она достаточно сильна для срыва Учредительного собрания, ибо больше помешать некому. Верить обещаниям Керенского и К°, верить резолюциям лакейского предпарламента — неужели это достойно члена пролетарской партии и революционера?
Буржуазия не только в силахсорвать Учредительное собрание, если теперешнее правительство не будет свергнуто, но она может и косвеннодостигнуть этого результата, сдавая Питер немцам, открывая фронт, усиливая локауты, саботируя подвоз хлеба…
—————
…“Советы должны быть револьвером, приставленным к виску правительства с требованием созыва Учредительного собрания и отказа от корниловских попыток”… Отказ от восстания есть отказ от лозунга вся власть Советам… С сентября в партии обсуждается вопрос о восстании…