– Для человека, который вот-вот погибнет, у вас что-то слишком уж веселое настроение, – фыркнул Макклу.
   Улыбка сбежала с лица Далленбаха. Зашевелился, садясь, Зак, потер затылок. Я поднял племянника на ноги. Если наша троица соберется что-то предпринять, Зака лучше привести в вертикальное положение.
   – Джордж! – Далленбах выставил указательный палец, изображая пистолет, и направил его на Зака. Джордж прижал дуло «глока» к виску Зака. – Дискета. Мы говорили о дискете.
   – Нет ни… – начал Зак.
   – Прекрати, Зак, – оборвал его Макклу. – Больше нет смысла водить этих парней за нос. Они слишком умны, чтобы поверить, что их оставил в дураках школьник.
   – Вы раздражаете меня, мистер Макклу.
   – Отлично, это я и пытаюсь сделать.
   Джордж улыбнулся, но Далленбах на него цыкнул. Джон выиграл для нас немного времени.
   – Где дискета? – повторил Далленбах, но впервые в голосе его прозвучала нотка сомнения.
   – Не так быстро, – разыгрывал свои карты Макклу. – Вы удовлетворите мое любопытство, а после этого мы, может быть, поговорим о дискете. И сделайте одолжение, не говорите, что я не в том положении, чтобы торговаться. Если б это было так, мы все уже были бы мертвы.
   Далленбах снова изобразил пальцем пистолет, заставляя Джорджа приставить настоящее дуло к виску Джона.
   – Давай, сукин сын, убей меня. Видишь ли, проблема в том, что я единственный, кто знает, где дискета. Она была у меня с собой, когда я сбежал, и я отделался от нее по дороге из города.
   – Ты блефуешь. – Далленбаха так и скрючило.
   – Тогда раскроем карты. Все равно вы собираетесь нас шлепнуть.
   Раньше мне доводилось побывать вместе с Макклу в нескольких серьезных переделках, но на этот раз он действительно испытывал судьбу. Я просто не верил своим ушам. Помочь я мог только тем, что промолчал – не стал советовать чуть менее решительно рваться в атаку.
   – Очень хорошо. – Далленбах жестом приказал Джорджу опустить оружие. – Что именно вы хотите знать?
   – Прежде всего, как такой шут, как вы, оказались связаны с «Изотопом»?
   – Ваши манеры начинают меня раздражать, мистер Макклу.
   – Отхлещите меня линейкой по пальцам, как это делали сестры в монастыре Святого Марка. Моих манер это не улучшало, но сестрам становилось легче. Так как вы в это вляпались?
   – По слабости, – прозаически ответил Далленбах. – По слабости.
   – Это многое объясняет, – заметил я, указывая кивком на Джорджа. Мне показалось, что Далленбах покраснел.
   – Что ж, да, можно сказать, мне безумно нравится такой тип мужчин, – продолжал Далленбах. Джорджу слово «тип» понравилось не столь безумно. – Но, боюсь, подкосили меня азартные игры. Одно дело быть азартным игроком с малыми средствами. Совсем другое – быть игроком и иметь доступ к значительным фондам школы.
   – Но вы же всего лишь декан! – воскликнул я. – У вас не должно было…
   – Но у меня был доступ к тому, кто имел доступ. Деньги, деньги, деньги…
   – Но источник иссяк, – сказал Макклу. – Так всегда бывает, мистер Макклу. Мой друг оказался трусом, испугался, что все раскроется. Понимаете, покупку школой «Старой водяной мельницы» он использовал, чтобы замести следы, а я стал чуть более жадным и попросил, чтобы он направил часть дополнительных средств на покрытие другого вложения. Я подумал, что это обеспечит нам безбедную старость и покроет мои долги.
   – Сайклон-Ридж, – сказал я.
   – Очень хорошо, мистер Клейн. Сайклон-Ридж.
   – Этот источник тоже иссяк, и быстрее, чем вы думали, – добавил Макклу.
   – Слишком уж быстро. Сайклон-Ридж оказался неходовым товаром, камнем на шее.
   – Только не говорите, – ухмыльнулся Макклу, – что вы нашли новых партнеров.
   – Если уж быть точным, мистер Макклу, они сами меня нашли. Игрока видно за версту. Мои кредиторы усмотрели возможность и вызвали своих маркёров. Данная ситуация как нельзя лучше отвечала их намерениям. Сайклон-Ридж был идеальным складом и перевалочным пунктом для распространения «Изотопа» в Канаде и у нас на Северо-Запада. Кому придет в голову искать наркотики в сонном, маленьком Риверсборо? Пока этот дурак Маркем не подложил товар не в тот «БМВ», для всех сторон-участниц дела шли совсем не плохо.
   – Да, для всех, кроме вашего прежнего дружка, который предоставил вам доступ к фондам, – сказал Джон. – Готов поспорить наверняка, что ваши новые партнеры заставили вас ликвидировать старые партнерские отношения.
   Далленбах помрачнел:
   – Они настояли на этом.
   – Что же случилось? – поинтересовался я. – Удобный несчастный случай ночью на лыжной трассе?
   – Честно, не знаю. Я не хотел знать.
   Мне стало любопытно.
   – Но Стивена Маркема убили с вашего ведома?
   Джордж очень обрадовался моему вопросу. Одно это уже послужило достаточным ответом.
   – Да, – подтвердил Далленбах, – он сам нарвался. Если бы не его идиотская тупость, мы все не стояли бы здесь. И Валенсия Джонс была бы всего лишь одной из студенток, одолевающей второй курс по специальности метафизика.
   – И Кира была бы жива, – прорычал я.
   – Это уж ваша вина, мистер Клейн. Если бы вы тратили больше времени на поиски вашего племянника и меньше – на погоню за юбками, ваша подруга до сих пор была бы жива. Именно вы предоставили нам такую возможность. Мы просто воспользовались шансом.
   Не важно, в какой ситуации, но разговоры всегда ослабляют напряжение. Потому-то мне и удалось без помех дать Далленбаху в зубы. Часть их сломалась. В другое время я непременно обратил бы внимание на то, что острые осколки впились в костяшки пальцев, но мое внимание оказалось без остатка приковано к пуле, пробившей левое плечо. Боже, внутри у меня словно разлилась кислота. Пол двинулся навстречу, и я со всего маху упал на него. Я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть. Звук выстрела звенел в ушах.
   – Не здесь! – закричал Далленбах, выплевывая кровь и осколки зубов. – Ты чуть не убил меня, придурок!
   Придурком Джорджу понравилось быть не больше, чем «типом».
   – Я лишь осадил его, – процедил Джордж. – Ты ничем не рисковал.
   Зак и Макклу, у которого все еще были скованы руки, бросились мне на помощь.
   – Оставьте его! – Далленбах полностью утратил чувство юмора. – Мы потратили достаточно времени, мистер Макклу. Где дискета?
   – Да иди ты, придурок! Нет никакой дискеты.
   Я невольно сморщился, ожидая, что Джордж покарает Макклу за столь изысканный английский язык. Но Джордж больше не улыбался, похваляясь кулаками, не наказывал никого ударами рукоятки пистолета.
   – О господи, только не начинайте снова. Предупреждаю вас: мое терпение на исходе.
   – Да пусть бы ваше терпение совсем лопнуло, – засмеялся Макклу, – дискеты нет.
   – Если вы тянете время, мистер Макклу, – проговорил Далленбах, выхватывая у Джорджа пистолет, – не стоит беспокоиться. Никто не подоспеет вам на выручку. Боюсь, что с агентом Администрации по контролю за наркотиками, который следил за мистером Клейном, случилась очень большая неприятность во время пожара в Сайклон-Ридже. Если только вы не в хороших отношениях с Иезекиилем [19]и не сможете воскресить обугленные кости, никто не придет к вам на помощь. – Для пущего эффекта Далленбах заслал пулю из патронника, направил пистолет Джонни в сердце и начал обратный отсчет: – Десять. – девять. – восемь… семь… шесть… пять… четыре… три… два…
   Дверь распахнулась, ударившись о стену. Зак и Джонни подпрыгнули. Я находился в состоянии такого нервного возбуждения, что едва отреагировал. Однако Далленбах и его ребята ничуть не обеспокоились. Далленбах как будто бы даже взглянул на часы. Двое мужчин – один в свободном плаще, другой в пальто до пят из шерсти викуньи – вошли в туннель.
   – Вы опоздали, – постучал по запястью Далленбах.
   – Да иди ты! – ответило пальто из викуньи. – Эти чертовы туннели меня достали. Как в этих гребаных фантастических фильмах, где люди живут в туннелях, ну и все прочее дерьмо. Эй, – скроил он рожу, – что это с твоим лицом, сосал бетонные леденцы?
   – Один из ваших партнеров? – высказал догадку Джон.
   – Вообще-то мистер Липпо является одним из представителей. Как это вы догадались? – поинтересовался Далленбах, сунув язык за щеку.
   – С таким словарем я выбирал между хамом и Вернером фон Брауном [20]. Поскольку фон Браун умер…
   – Заткни пасть! – приказал Липпо. – Это они?
   – Да, эти трое, – подтвердил Далленбах, – но мы еще не закончили. Они располагают некоторой необходимой мне информацией.
   – Чушь! Если босс говорит, что я должен их пришить, я их пришиваю. Мы зря тратим время. Мне, видимо, придется тебя поучить, – злобно глянул он на Далленбаха.
   – Да чему, – голос декана срывался, – ты можешь меня научить?
   Липпо посмотрел на Зака, на Джонни, на меня.
   – Чью подружку пришили?
   – Мою, – ответил я, поднимаясь.
   – Это не должно было произойти, – сказал Липпо. – Небрежная работа, как и всё тут.
   – Спасибо за сочувствие.
   – Джино! – Щелкнув пальцами, Липпо поднял руку. Джино вложил в руку Липпо специальный полицейский пистолет тридцать восьмого калибра. – Возьми! – Липпо подал мне оружие. – Давай, убей одного из этих двух ублюдков. И не вздумайшутить. Джино уложит тебя, прежде чем ты пернешь не в ту сторону.
   Внезапно левое плечо стало болеть гораздо меньше. Я взял пистолет и стал переводить дуло с Джорджа на Джерри. Джордж особой радости не проявлял, но и не казался таким уж напуганным. Джерри же был готов умолять о пощаде. Я выбрал Джерри. Для Джорджа смерть от моей руки особого значения не имела.
   – Ладно, – поднял руки вверх Далленбах, – я все понял. В дальнейшем мы станем соблюдать большую осторожность. А теперь заберите у Клейна оружие и кончайте с этим.
   – Ты что, не понял? – удивился Липпо. – Я не шучу. Давай, убей этого идиота, – подстегнул он меня.
   Далленбах обливался потом.
   – Не надо! – крикнул Макклу. – Не делай этого, Клейн. Это останется с тобой навсегда.
   Я взвел курок.
   – Они собираются убить нас, Дилан. Ты облегчаешь им задачу. Все будет выглядеть так, будто мы полегли в перестрелке с подручными Далленбаха.
   – Эй, заткни пасть! – предостерег Макклу Липпо.
   – Не надо, Дилан!
   Я нажал на спуск. Бах! Раздался выстрел, я упал под тяжестью бросившегося на меня Макклу. Пуля рикошетом отскочила от бетона. Те, кто еще стоял, бросились на пол. Взорвалась электрическая лампочка, осколки стекла посыпались вниз.
   Пистолет выпал у меня из рук. Эти несколько секунд тянулись очень долго.
   – Встать! – приказал Липпо.
   Мы повиновались. Но когда мы поднялись, пистолет оказался в трясущейся руке Джерри. Он направил его на то место, где на груди оттопырилось пальто Липпо из викуньи. Липпо не обратил на Джерри никакого внимания, отряхивая бетонную пыль со своего роскошного пальто.
   – Черт побери! Я только что взял его из чистки.
   И не успел он закончить предложение, как словно кто-то приглушенно плюнул, появилось облачко дыма, и Джерри повалился навзничь. Он лежал весь перекошенный, как плохо собранная головоломка, на его мертвом лице застыло выражение крайнего удивления. На том месте, где у него был правый глаз, собралось озерцо крови.
   – Второго тоже, – как бы между прочим сказал Липпо.
   Джордж улыбнулся, потом засмеялся каким-то странным, придушенным смехом. В эту славную ночь он не собирался сдаваться без боя и бросился вперед. Но продвинулся фута на три. Поскольку он оказался движущейся мишенью, Джино не удалось выполнить работу чисто. Живот Джорджа, обтянутый лыжным костюмом, превратился в малиновое месиво. Он извивался на полу, пытаясь удержать вываливающиеся внутренности Липло спокойно снял пальто, передал его Джино и выхватил «глок» из руки оцепеневшего от страха Далленбаха. Поставил ногу на горло Джорджу и надавил достаточно сильно, чтобы тот прекратил корчиться.
   – Это на десерт, – произнес Липпо, приставив дуло к сердцу Джорджа. – Придурок!
   От выстрела по телу Джорджа прошла волна. Я даже ждал, что задрожит пол. Далленбах побелел. Не знаю от чего – от страха, от горя или от чего другого.
   – Теперь я действительно усвоил урок, – с трудом выговорил он. – Итак, может быть, мы все же покончим с этим?
   – Я полицейский, – сказал Макклу. – Хотите убить копа?
   – Десять лет уже на пенсии, – отрезал Далленбах, немного пришедший в себя. – Никто не вышлет Национальную гвардию, обнаружив ваше тело.
   – Копов я убивать не люблю. Мой деверь работает в полиции. Но это не моя головная боль. Идемте, – помахал он нам своей пушкой, – нас ждет приятная прогулка.
   – А как же они? – поинтересовался Далленбах судьбой покойных Джорджа и Джерри.
   – Они? К черту их! Подумаем потом.
   – Давайте выслушаем этого человека, – предложил я, поднимаясь на ноги. Боль в левом плече чуть снова не свалила меня. – Чем скорей они нас убьют, тем скорей дискета попадет в полицию.
   – Дискета? – Липпо встал как вкопанный и холодно уставился на декана. – Какая дискета?
   – Вы хотите сказать, что ваш партнер не рассказал вам о дискете, на которую мой племянник скачал информацию из компьютера декана Далленбаха? Вам, наверно, будет интересно узнать, о чем еще он вам не рассказал?
   – Заткнись и двигай. – Далленбах ударил меня по раненому плечу.
   – Нет! – Липпо указал на меня: – Говори.
   – Разве вы не знаете, в чем вообще тут дело? Мой племянник встречался с девушкой, которую сейчас судят за контрабанду «Изотопа». Подробности того, как он проник в систему, не имеют значения, я просто скажу, что где-то существует дискета с детальным описанием вашей сети распространения, бросающая тень на ваших боссов. Мой племянник не дурак. Он знал, чего будет стоить его жизнь, если он отнесет дискету прямо в полицию, поэтому на протяжении нескольких месяцев пытался получить в обмен на эту дискету свободу для девушки. Только этого он и хотел – свободы девушке.
   – Я ни разу не слышал ни о какой дискете, Далленбах.
   – Потому что никакой дискеты нет, – взмолился тот. – Я не хотел рисковать, привлекая других людей, пока у меня не было доказательств, существует она или нет.
   – Ты привлек других людей, недоумок. Ты думаешь, я приехал сюда ради приятного климата?
   – А кстати, какую же липу он сочинил для вашего босса, чтобы вас сюда прислали? – подначил бандита Макклу.
   – Не знаю, но о дискете никто не говорил.
   – А кто-нибудь упоминал о мертвом агенте АКН? – с невинностью овечки поинтересовался Макклу.
   – Черт – нет!
   – Что ж, Далленбах, это ваш шанс, – уколол его я. – Я так понимаю, гангстеры обожают быть замешанными в убийствах федеральных агентов.
   Вспомнив изречение о том, что молчание – золото, Далленбах не стал оправдываться.
   – Ладно, Липпо, мы можем с ними закончить? А с этим второстепенным вопросом разберемся позже.
   – Конечно, декан, ради вас мы можем это сделать. Эй, Джино, дай сюда мое пальто. – Липпо обращался со своим драгоценным пальто исключительно бережно. – Ты знаешь, что бывает, когда Макдональдс или еще кто дает привилегии парню, а он подделывает счета или не соблюдает правила компании, ну и все прочее?
   – Я очень хорошо тебя понял, Липпо, – нетерпеливо произнес Далленбах.
   – Вот и хорошо. Так ты знаешь, как это бывает или нет?
   – Знаю, – ответил Далленбах. – Они отзывают эти привилегии.
   – Верно! Совершенно верно, черт возьми! Они отзывают привилегии. Именно это мы сейчас и собираемся сделать, Далленбах. Лишить тебя привилегий за то, что ты все испортил.
   – Я не по… – начал Далленбах.
   – Ты понимаешь, сволочь. Понимаешь.
   Мы все отступили от Далленбаха.
   – Может, уложить их всех прямо здесь? – в первый раз открыл рот Джино.
   Мне больше нравилось, когда он молчал.
   – Нет, – отозвался Липпо и указал на Далленбаха: – Только его.
   – А как же дискета? – в отчаянии закричал Далленбах.
   – А что с ней? – холодно проговорил Липпо. – Если действительно нет никакой дискеты, нам беспокоиться не о чем. Если дискета есть, кому какое дело? Спорим, наших с Джино имен на ней нет. Я прав или нет, Джино?
   В ответ Джино засмеялся.
   Далленбах выпалил:
   – Но Мальцоне и Диминичи, твои боссы, сядут.
   – Да, и что же? Меня они в этом винить не станут. Это ты ничего им не сообщил. А после сегодняшнего вечера не останется никого, кто сможет сказать, что я об этом знал. Кроме того, нам с Джино пора продвинуться повыше. – Липпо кивнул Джино.
   Джино поднял руку, сжимавшую «узи» с толстым глушителем.
   – Но… – Далленбах вскинул руки.
   – Прими это как наше одолжение, – утешил его Липпо. – Если Мальцоне и Диминичи когда-нибудь узнали бы про дискету, они сделали бы твой уход не таким быстрым и безболезненным. Сейчас ты умоляешь сохранить жизнь. Их ты бы умолял поскорей убить тебя. Так что перекрестись и закрой глаза.
   Далленбах и в самом деле последовал его совету.
   Прежде чем Джино сделал Далленбаху одолжение, Макклу рухнул на пол. Его скрутил жуткий приступ боли. Он лежал согнувшись пополам, его левая нога подергивалась. Из прокушенной нижней губы текла кровь. Это не было притворством, затеянным, чтобы выиграть время, и Липпо это понял. Я попытался поддержать Джона, но боль не позволила устроить его поудобнее.
   Джино и Липпо посмотрели на Макклу, переглянулись.
   – Ладно, – сказал Липпо, – кончай их всех здесь. Подложим оружие или просто подожжем их. Копы этого городишка будут разбираться с ними до следующего Хэллоуина.
   Макклу подмигнул мне. Джино позволил ему подобраться слишком близко. Толчком ноги Джонни сбил Джино с ног, и тот треснулся затылком о бетонный пол. Я боком нанес Липпо удар в корпус. Плечо чуть не отвалилось, но, подумал я, перемазать пальто Липпо кровью – это того стоило. Занятно, о чем только не подумаешь. Мысли об этом улетучились, когда Липпо в ответ ударил меня по спине рукояткой пистолета. Внезапно на нас навалился кто-то еще. Это оказался Зак. Я не видел, что происходит, но чувствовал, что Зак пытается отвести руку Липпо с оружием. Интересно, Макклу с Далленбахом чаи, что ли, распивают, пока мы тут катаемся по полу.
   Раздался выстрел, привлекший всеобщее внимание. Насколько я мог судить, пистолет держал не Джон. Он хороший стрелок, но руки у него были довольно долго скованы, и я сомневался, чтобы они сохранили достаточно чувствительности, чтобы вслепую схватить ими оружие и стрелять из-за спины.
   – Отойдите от него, – приказал Далленбах.
   Мы с Заком поняли, что он имеет в виду. Отодвинулись. Липло выглядел почти комично, сидя на заднице в перепачканном пальто. Правда, он до сих пор сжимал «глок», что придавало ему несколько менее глупый вид. Между Далленбахом и Липпо наступил момент истины. Липпо не стал дожидаться и несколько раз выстрелил. Далленбах осел на пол. Дверь распахнулась, и в помещение хлынул поток полицейских во главе с детективом Фацио. Красноречием Липпо не отличался, но шансы посчитать мог. Он тут же отбросил «глок» к телу Далленбаха и принялся кричать что-то о самозащите. Джино застонал, открыл глаза и снова впал в забытье.
   Фацио, кривой нос которого блестел от пота, просто стоял, укоризненно качая головой. Он запыхался и решил, что закурить «Кент» – наилучший способ восстановить дыхание. Посмотрел на скованные руки Макклу, и Джон поймал его взгляд.
   – Ключи вон у того, – кивнул он на Далленбаха.
   Фацио послушно взял ключи и отомкнул наручники. Следующие пять минут Макклу растирал запястья. Чьи-то руки в перчатках мяли и ощупывали мое плечо и затылок Зака. Все пришли к единодушному мнению, что жить мы будем.
   – Ну как, все записалось? – спросил Макклу, отстегивая маленький микрофон откуда-то от внутренней стороны бедра.
   – До последнего слова, – ответил Фацио. – До последнего, черт их дери, слова. – Он повернулся ко мне. – Жаль девушку.
   У меня не было сил отвечать что-то прямо сейчас, но он улыбнулся тому, что, вероятно, увидел в моих глазах.
   – Где вы, черт вас дери, задержались? – проворчал Макклу.
   – Эти туннели, бога ради, я же не муравей! В Нью-Йорке я могу провести вас с одной линии метро на другую, но с подземными ходами к северу от Сиракуз я не знаком.
   – Как… – начал я вопрос.
   – Об этом мы поговорим в другое время, – подмигнул Фацио.
   Господин, отдаленно напоминающий военного, в темных очках-консервах, со светлыми, стриженными ежиком волосами и со скулами выше, чем К-2, представился мне как полевой инспектор Роберт Рис. Я пожал ему руку.
   – Отличная работа, – проговорил он. – Отличная работа.
   Не знаю, что он хотел этим сказать. С той и другой стороны погибло слишком много людей, чтобы это называлось чем-нибудь хорошим. Я спросил, можно ли мне теперь уйти. Он пробормотал что-то про мое плечо и больницу. Я ответил, что больница может подождать. Он приказал одному из полицейских отвезти меня, куда скажу. Я еще раз пожал ему руку. Может, он пребывал в таком же шоке, как и большинство из нас.
   Я спросил Макклу о самочувствии Он вроде как засмеялся и сказал, что жить будет. Я подумал, что так оно и есть. У некоторых людей очень трудно отнять жизнь.
   Зак протянул ко мне руку, чтобы я помог ему подняться. Я помог ему подняться. В его глазах стояли слезы, и когда он начал просить прощения, я сказал, что ему не о чем просить. Прощения – не моя епархия. Он должен простить себя. Весь мой гаев растворился в лужах крови других людей. Я поцеловал его, сказал, что люблю его, и приказал навестить могилу деда.
   – Больше никто и никогда не назовет меня семейной паршивой овцой, – поклялся он.
   – Да, Зак, знаю. И в Милуоки в стикбол не играют.
   Каким-то образом эти слова оказались к месту. Когда я уже выходил, Макклу позвал:
   – Куда ты идешь?
   – В «Старой водяной мельнице» остановился один человек, с которым мне надо поговорить. – Я не обернулся.

Привидения

   И снова бассейны и двухуровневые ранчо проносились под брюхом моего самолета.
   И хотя с тех пор, как я летел домой на похороны отца, прошло всего несколько недель, Голливуд казался мне сейчас древней историей. Это и есть трюк времени. Важно не сколько времени пройдет, а сколько случится событий, пока оно проходит.
   Когда по моему ряду прошла стюардесса, я подумал о Кире. Девушка напоминала ее только в общих чертах – миндалевидные глаза, блестящие черные волосы. Она улыбнулась мне, проверила, приведена ли спинка моего кресла в вертикальное положение, и прошла дальше по салону. Именно такие, незначительные, события ранят больнее всего, неожиданные воспоминания о Кире и мысли о том, что могло бы быть. Иногда богатое воображение сродни проклятию.
   Как раз из-за таких событий я пожалел, что не верю в бога своих родителей. Я думал, наверное, большое утешение – верить, что все совершается по какой-то высшей причине, что смерть, какой бы жестокой и преждевременной она ни была, имеет причину, которой мы просто не понимаем.
   Я не верил, не понимал. Я был одинок.
   Япония приняла меня хороша. Родители Киры встретили меня как родственника и представляли всем как жениха Киры. Никто из всего семейства не выказал ни гнева, ни осуждения в отношении царящего в Америке насилия. Никто не собирался обвинять меня. Казалось, все, кроме меня, обладали способностью постичь смысл происходящего. В один из дней мать Киры, энергичная и мужественная, повела меня на прогулку к синтоистскому храму. И пока мы сидели в саду камней под холодным солнцем, она разговаривала со мной о своем единственном ребенке. Она ни разу на меня не взглянула, обращаясь вместо этого к нескольким птицам, которые устроились на камнях, чтобы погреть перышки.
   – Моя девочка никогда не была счастлива, – сказала она. – Мне очень жаль, но у нее не было опоры. Поначалу мы пытались воспитывать ее в слишком традиционном духе. Думаю, это вполне естественная реакция, когда живешь в чужой стране. Мы с мужем и сами стояли на влажных камнях. Америка может оказаться слишком подавляющей для людей, которые воспитаны с привычкой к самопожертвованию.
   – Вам не нужно ничего мне объяснять. Это я должен объяснять, – признался я.
   – Спасибо за вашу доброту. О подобных вещах трудно говорить, но мать имеет на это право. Она была несчастной девочкой: ни друзей, ни семьи, постоянные переезды. Работа отнимала у моего мужа все время и силы. Поэтому, когда Кира решила остаться там, я… – Она заплакала. – Я почти…
   – … вздохнула с облегчением, – закончил я за нее.
   – Справляться с ее несчастливой судьбой и нашим чувством вины было легче на расстоянии. В своей неуклюжей речи я пытаюсь сказать, что вы, должно быть, особый человек, раз заставили Киру полюбить вас. Мне казалось, она никогда не хотела любить своих родителей.
   – Мне было легче справиться со своей ролью. Вы уже сделали Киру совершенной.
   С этими словами я встал и один пошел домой. Я оставил мать Киры среди камней и птиц самой разбираться во всем. В какой-то момент я обернулся. Она была моего возраста, может, годом или двумя старше, но, подумал я, мудрее, чем я когда-нибудь буду, и куда как мужественнее.
   В аэропорту отец Киры дал мне семейный фотоальбом, пожал руку и поклонился. Мы знали, что больше никогда друг друга не увидим.
   Макклу, как обычно, ждал меня сразу за стойкой таможенной службы. Он по-прежнему был грузен, но казался почему-то хилым. Кожа отдавала той же желтизной, что и в Риверсборо. Он был измучен и выглядел отвратительно. Вероятно, я выглядел еще хуже, проведя большую часть дня в полете. Хотя на борту имелись значительные запасы успокоительных, залитых в бутылку, никто не спутает двадцать часов на борту «Боинга-747» с выходными на курорте Палм-Спрингс.