Ридпат Майкл. Хищник

   Люди, сидевшие в аудитории, представляли собой смешение всех рас, языков и цветов кожи. Крис посмотрел на таблички с именами, прикреплённые к столам, и обнаружил, что его экзотическая, в общем, фамилия — Шипеорский — находится в не менее экзотическом окружении. Попадались фамилии вроде Раманатан, Нга и Немечкова. Присел он, однако, рядом с американцем по имени Эрик Эстли и чернокожей женщиной, которую звали Латаша Джеймс. Дункан поместился у него за спиной, а Йен занял место в другом конце зала.
   — Прошу минутку внимания, леди и джентльмены, — прозвучал не слишком ласковый голос. Все замерли. Перед аудиторией предстал крупный темноволосый мужчина, с зачёсанными назад, смазанными гелем редевшими волосами. — Меня зовут Джордж Калхаун. Я являюсь директором курсов усовершенствования в «Блумфилд Вайсе». Хочу вам заметить, что этой должностью я горжусь.
   Он помолчал. Внимание аудитории было ему обеспечено, и он не торопился.
   — Как вы знаете, «Блумфилд Вайс» — один из самых серьёзных и уважаемых инвестиционных банков на Уолл-стрит. Каким же образом нам удалось достичь этого статуса? Почему мы пускаем в оборот больше акций и ценных бумаг, чем кто-либо из наших конкурентов? Другими словами, почему мы лучше всех? Что ж, один из ответов на этот вопрос вы знаете. Всё дело в нашей программе действий, для изучения которой вы здесь собрались. Это одна из самых прогрессивных программ на Уолл-стрит. — Человек говорил не «стрит», а «штрит», что, как уже знал Крис, являлось своего рода отличительной чертой сотрудников «Блумфилд Вайса». — Мы собираемся показать вам не только инструментарий нашей финансовой политики, в частности учёт, процессы финансирования корпораций и тому подобные вещи. Мы хотим научить вас быть в своей области первыми. — Голос Калхауна упал до шёпота, а глаза сверкнули. — Уолл-стрит — это джунгли, а вы, собравшиеся здесь, — хищники. Там, — он махнул рукой в сторону несуществующего окна, — разгуливают ваши жертвы, ваша добыча.
   Калхаун замолчал, перевёл дух и поправил выбившуюся из-за брючного пояса рубашку. Потом заговорил снова:
   — У меня, леди и джентльмены, есть для вас две новости: хорошая и плохая. Плохая заключается в том, что не всем из вас удастся нашу программу осилить. Я знаю, конечно, что вы из кожи вон лезли, чтобы попасть сюда. Вы закончили лучшие институты и университеты, превзошли множество конкурентов, которые претендовали на ваши места, и тем не менее следующие пять месяцев вам предстоит работать больше, чем вы работали когда-либо в своей жизни. Но лишь самые жёсткие, самые крутые из вас займутся созиданием будущего «Блумфилд Вайса».
   Он снова замолчал и оглядел аудиторию, проверяя, какой эффект произвели сказанные им слова. Поражённая аудитория безмолвствовала.
   — Вопросы есть?
   Снова молчание. Крис оглядел своих коллег-стажёров. Похоже, все они, как и он сам, находились в состоянии транса.
   Неожиданно вверх взметнулась длинная рука. Она принадлежала высокой, красивой белокурой женщине с короткой стрижкой. На карточке, прикреплённой к её столу-парте, значилось: «Ленка Немечкова».
   Калхаун нахмурился и устремил взгляд на одинокую руку. Секундой позже, когда он разглядел её обладательницу, морщины у него на лице разгладились.
   — Итак, э… Ленка, о чём вы хотите спросить?
   — Насколько я понимаю, дурную новость вы нам уже сообщили, — сказала женщина с восточноевропейским акцентом, к которому примешивался ещё и американский. — А как насчёт новости хорошей?
   Калхаун смутился. Наморщив лоб, он пытался вспомнить о хорошей новости, которую намеревался довести до сведения своих подопечных. В следующее мгновение Крис услышал прозвучавший у него за спиной басовитый смешок и сразу же узнал голос Дункана. Смешок оказался заразительным и запорхал по залу, разряжая напряжённую обстановку, с таким усердием нагнетавшуюся Калхауном.
   Калхауна, надо сказать, это не слишком развеселило.
   Собравшись с мыслями, он произнёс:
   — Хорошая новость, мэм, заключается в том, что в следующие пять месяцев вы будете спать, есть и вообще жить, думая исключительно о «Блумфилд Вайсе».
   Закончив этот пассаж, Калхаун выпятил вперёд челюсть, как бы давая слушательнице понять, что дальнейшие вопросы нежелательны.
   Ленка ослепительно улыбнулась:
   — Понимаю вас, сэр. Это и в самом деле прекрасная новость.

* * *

   В течение всего учебного дня разные преподаватели рассказывали слушателям, какой огромный объём информации им предстоит освоить, и давали первые задания. Эбби Холлис лично вручила каждому стажёру три толстенных учебника — по матучету, экономике и рынкам капиталов. Кроме того, она выдала стажёрам полотняные сумки с логотипом «Блумфилд Вайса». Учебных материалов оказалось так много, что нечего было и думать унести их в тощеньких атташе-кейсах, которые слушатели захватили с собой.
   — Ну и дела! — сказал Дункан. — Похоже, я уже дозрел, чтобы выпить пива.
   Эта мысль равным образом пришлась по сердцу Крису и Йену. Дункан, который быстро обзаводился друзьями и знакомыми, повернулся к плотному, длинноносому парню по имени Руди Мосс, запихивавшему в сумку учебные пособия.
   — Пойдёшь с нами?
   Руди смерил взглядом толстенную полотняную сумку с логотипом банка и с кислым видом покачал головой.
   — Как-нибудь в другой раз, — сказал он и отчалил.
   — А нам можно к вам присоединиться? — послышался голос за спиной у Дункана. Говорил Эрик Эстли — американец, который сидел с Крисом. Рядом с ним стоял невысокий темноволосый парень с голубоватой тенью щетины на подбородке. Эрик представил его как Алекса Леброна.
   — Разумеется, — сказал Дункан. — Вы знаете поблизости приличное место, где можно посидеть?
   — Есть один бар, — сказал Алекс. — Пойдёмте, мы вам покажем.
   Во главе с Алексом они гурьбой направились к лифту. У стены стояла Ленка — высокая, одинокая и неприступная.
   Дункан заколебался.
   — Это… Пивка хлебнуть не желаете, мэм? — сказал он, намеренно перебарщивая со своим шотландским акцентом.
   — Извините?
   — Не хотите ли пойти с нами выпить? — спросил он уже нормальным голосом, дружелюбно ей улыбаясь.
   Ленка ответила ему улыбкой.
   — Почему бы и нет? — сказала она, подхватывая на плечо свою сумку. — Пошли.

* * *

   — Послушайте, вы верите тому, что кого-то из нас могут отчислить? — осведомился Дункан, обращаясь к маленькой компании, собравшейся за круглым столиком, заставленным стаканами с пивом. Все они с энтузиазмом обсуждали события прошедшего дня. — Вряд ли этот тип серьёзно говорил, вы как думаете?
   — А вот я как раз думаю, что отчислить могут, — сказал Крис.
   — Но мы же так вкалывали, чтобы попасть на эти курсы. Глупо было бы отчислять таких людей, как мы, — заметил Дункан.
   — Да ладно тебе волноваться раньше времени. Не отчислят. Будь спокоен, — сказал Йен, прикуривая сигарету. — Сейчас в банках как раз происходит смена поколений, так что с нами всё будет о'кей.
   — С тобой — может быть. А я вот в себе не уверен.
   Йен пожал плечами. Все эти разговоры о возможном отчислении не слишком его беспокоили. Йен относился к сливкам общества и не сомневался, что его влиятельные родственники так или иначе о нём позаботятся. Он был темноволос, отлично сложен и удивительно хорош собой. Одевался он куда лучше Криса и Дункана, а его уверенные манеры полностью соответствовали избранному им поприщу банкира. Единственное, что портило его почти идеальный имидж, — это дурная привычка грызть ногти.
   — Можно угоститься? — спросила Ленка, ткнув пальцем в пачку сигарет, принадлежавшую Йену.
   — Разумеется. Извините, что не догадался предложить. — Йен протянул сигареты Ленке и щёлкнул зажигалкой. — Может быть, кто-нибудь ещё хочет закурить?
   Алекс тоже взял сигарету и прикурил.
   — Почему у вас нигде нельзя курить? Это же насилие над личностью, типичное варварство, — сказала Ленка. — Прямо не знаю, как я смогу высидеть день без сигареты.
   На курсах и в банке «Блумфилд Вайс» неукоснительно проводилась политика воздержания от курения. Правда, кое-кто из крупных чиновников пока ещё позволял себе подымить сигарой на этаже, но поговаривали, что и это скоро пресекут.
   — Действительно, — поддержал Ленку Йен. — Почему человек не имеет права покурить, когда захочет? Огнестрельное оружие, к примеру, у вас гражданам продают, а вот с сигаретами борются.
   — Мы тоже раньше дымили, где и как хотели, — сказал Алекс. — Но правительство постепенно лишает нас этого права. Поэтому нужно избрать курящего президента. Ты, Эрик, как думаешь? — Указав на Эрика, Алекс добавил: — Он у нас политический активист. Принимал участие в избирательной кампании Буша.
   — Спасибо за комплимент, Алекс, — сказал Эрик. — Я и вправду принимал участие в избирательной кампании Буша, когда учился в колледже. Все больше языком работал — конверты заклеивал.
   — Преуменьшает свои заслуги. Он тогда важная птица был, — сказал Алекс. — Джордж постоянно ему звонил — все спрашивал, что делать с Саддамом Хусейном.
   Эрик закатил глаза к потолку.
   Из этих двух парней вышла презабавная парочка. Эрик был высокий, плечистый, с прямоугольной челюстью боксёра и короткой, аккуратной стрижкой. Когда он улыбался, то демонстрировал полоску безупречно белых и ровных зубов. Алекс был ниже приятеля на целых шесть дюймов, несколько полноват и имел тёмные кудрявые волосы. На щеках у него вечно проступала щетина, а карие глаза с нависавшими над ними густыми бровями светились умом и юмором. Крису они понравились — оба.
   — Что-то мне не слишком приглянулся профессор Валдерн, — произнёс между тем Дункан, возвращая беседу к теме курсов, которая его волновала.
   — Мне тоже, — сказал Крис. Профессор Валдерн был человечком маленького роста с седеющей бородкой и блестящими пронзительными глазами. Ему, казалось, доставляло особенное удовольствие распространяться о том, как много он задаёт и как строго спрашивает. Крис уяснил для себя, что профессор будет заниматься с ними проблемами математической постановки и моделирования всех видов учёта.
   — Он же математик. Ему положено быть строгим, — заметил Эрик. — Правда, говорят, что своими придирками он способен довести взрослого человека до слёз.
   — Готов в это поверить, — сказал Дункан, повернувшись к Эрику и Алексу. — Но неужели он и впрямь такой крутой или, может, только пугает?
   — Похоже, что вправду, — сказал Эрик. — Дело в том, что Калхаун стал директором курсов всего шесть месяцев назад и, видимо, решил их перестроить и ещё больше ужесточить требования. Он, если хотите, сторонник теории естественного отбора Дарвина. Хочет отсеять неудачников ещё до того, как они приступят к работе. Свои предложения по этому поводу он уже изложил начальству, и оно с ним согласилось. Так что мы первые попадаем под программу ужесточения. Калхаун будет ставить свои опыты на нас.
   — Я бы на вашем месте по этому поводу особенно не трясся, а положился на свои деловые связи, — сказал Алекс. — Если есть вице-президент банка, который готов после курсов принять вас на работу, ничего этот Калхаун с вами не сделает.
   — А у тебя есть знакомые вице-президенты? — поинтересовался Дункан.
   — Я проработал шесть месяцев в конторе, которая занималась выдачей займов под заклад недвижимости, — ответил Алекс. — Там я понравился, так что будущность моя обеспечена.
   Слова Алекса заставили Дункана разволноваться ещё больше.
   — А у тебя? — спросил он у Эрика.
   — Честно говоря, я не имею ни малейшего представления, где осяду после курсов, — сказал Эрик. — Но, как говорится, время покажет.
   — По-моему, ты можешь устроиться куда угодно, — подбодрил приятеля Алекс. — Уверен, ты понравишься.
   Эрик пожал плечами:
   — Сначала, между прочим, надо ещё курсы окончить.
   Дункана все эти разговоры совсем не радовали.
   — У меня такое ощущение, что в Лондоне всем на меня наплевать. Никому-то я там не интересен.
   Это чувство Крису было знакомо. Ему вообще казалось, что в Лондоне их троицу не больно жалуют. Во всяком случае, их отправили в Нью-Йорк позже всех — когда шестеро их коллег уже оканчивали курсы при «Блумфилд Вайсе».
   — Слушайте, парни, — вмешался в разговор Йен. — Хватит вам паниковать. Мне кажется, эти типы из «Блумфилд Вайса» только этого от нас и ждут. Они питаются нашими страхами, как вампиры — кровью. По мне, раз уж нас послали сюда за счёт банка на пять месяцев, надо этим воспользоваться и оттянуться по полной программе.
   — Вот за это я выпью, — сказала Ленка, отсалютовав обществу своим почти пустым уже стаканом. — Ваше здоровье!
   Вся маленькая компания дружно чокнулась с ней.
   — Дункан! Знаешь, как тебе следует поступить, если дела у тебя пойдут плохо? — спросила Ленка.
   — Как?
   — Прийти в этот бар и выпить с друзьями пива. Так, во всяком случае, поступают у нас в Чехии. И это, надо сказать, помогает.
   Дункан ухмыльнулся и осушил свой стакан.
   — Ты меня убедила. Кстати, давайте закажем ещё пива. — Он перегнулся через стол и резко схватил за руку пробегавшего мимо официанта. Тот выругался сквозь зубы, но заказ всё же принял.
   — Ты, значит, из Чехословакии? — спросил Крис. — Честно говоря, я не знал, что у «Блумфилд Вайса» есть офис в Праге.
   — Да, я чешка, но работаю в Нью-Йорке. Теперь, когда «железный занавес» рухнул, здешние инвестиционные банки стали привлекать к работе сотрудников из Восточной Европы — интересуются, как вести там бизнес. Обещают за работу в Восточной Европе платить большие деньги. Между прочим, я специалист не по финансам, а по английской поэзии, но начальству я об этом не сообщала. — Ленка говорила по-английски свободно, но с сильным акцентом.
   — Ты занималась английским языком и литературой? — осведомился Алекс.
   — Я изучала английский и русский в Пражском университете, а аспирантуру окончила в Йельском университете. Потом, однако, я пришла к выводу, что структурная лингвистика не совсем то, о чём я мечтала, и решила сменить поле деятельности. В «Блумфилд Вайс» я поступила всего две недели назад.
   — Стало быть, у тебя нет никакого экономического образования? — с удивлением посмотрел на неё Алекс.
   — Сильно сомневаюсь, что тот курс по экономике, который раньше преподавали в Чехии, мог произвести впечатление на представителей «Блумфилд Вайса». Но я проштудировала парочку американских учебников по экономике и полагаю, что этого мне вполне хватит. — Тут она повернулась к Крису. — А ты кто такой? Шипеорский — из Польши, наверное?
   Крис улыбнулся, когда она с лёгкостью выговорила его сложную для произношения фамилию.
   — Нет, — сказал он. — Хотя мои родители действительно приехали из Польши. Но сам я родился на севере Англии, в Галифаксе, и в Польше был только один раз. Поэтому по-польски я говорю с йоркширским акцентом.
   — Пши-пши-перски, — с ухмылкой переврал его фамилию Дункан.
   Крис стянул рот в нитку. Шутки по поводу его фамилии или акцента давно уже перестали его забавлять.
   — Вот это да! Ну и имечко! — воскликнул Алекс. — Даже и не знаю, смогу ли я его повторить. — Позвольте, как же оно звучит… Жжзипски? Это круто! Даже по американским стандартам.
   Крис не стал его поправлять.
   — Согласен. Фамилия у меня непростая. В своё время я даже собирался сменить её на Смит или что-нибудь в этом роде, но оказалось, что сделать это тоже очень непросто.
   — Вот для таких случаев у нас в Штатах и существует эмиграционное бюро, — хмыкнул Алекс. — Там из твоей фамилии выбросили бы парочку "ж" и "з", а гласных, наоборот, добавили бы. Вышла бы такая американская фамилия, что любо-дорого!
   Когда Крис в университете заполнял официальные бумаги, ему всякий раз приходилось выводить свою фамилию как минимум дважды. Это настолько его достало, что он и впрямь начал собирать документы, чтобы подать прошение на изменение фамилии. Но как только он вписал в бланк придуманную им фамилию Шиптон, то вспомнил о своём отце, которого звали Шипеорский и от которого у него на память ничего, кроме фамилии, не осталось. Короче говоря, Крис это дело оставил. Тем более, что переделать его польское имя Кшиштоф в Криса не составило никакого труда.
   — Что это за тип — Руди Мосс? — обратился между тем с вопросом к американцам Дункан. — Вы помните, с каким видом он на меня посмотрел, когда я предложил ему выпить? Можно подумать, я заявил ему, что у него сестра — лесбиянка.
   — Жопа — вот он кто, — сказал Алекс. — Такие типы на любых курсах по усовершенствованию встречаются. Но этот — дерьмо то ещё. Держись от него подальше.
   — Что ты хочешь этим сказать? — спросил Дункан.
   — Мы с ним и ему подобными полгода проработали, — объяснил Алекс. — Есть такие засранцы, которые полагают, что если лизать начальству задницу, то оно обеспечит им в будущем уютное местечко. Но они не просто лижут — они соревнуются в том, кто сделает это лучше. Наш Руди — крупный специалист по этой части.
   Дункан поморщился.
   — Ничего не поделаешь. У нас в банке чрезвычайно развит дух соревновательности, — вступил в разговор Эрик. — Считается, что здесь мы все должны конкурировать между собой и топтать друг друга, чтобы обеспечить себе более высокий балл и лучшее трудоустройство после окончания курсов. Так вот, парни вроде Руди Мосса воспринимают это вполне серьёзно.
   — Но вы-то, надеюсь, нет? — сказал Крис.
   — Я по характеру человек команды. Предпочитаю работать со своими партнёрами заодно, а не подсиживать их.
   — Что в таком случае ты делаешь в «Блумфилд Вайсе»? — спросил Йен.
   Эрик улыбнулся и пожал плечами:
   — Калхаун прав. «Блумфилд Вайс» — лучший инвестиционный банк на Уолл-стрит, а я хочу быть с лучшими. Другое дело — курсы. У меня к ним особенное отношение.
   Все с торжественным видом кивнули в знак того, что принимают точку зрения Эрика. Один Алекс расхохотался:
   — Знаем мы это твоё отношение! Оно означает возвращаться в три часа ночи в стельку пьяным, а потом валяться до полудня в постели.
   — Мне нравится такой подход к жизни! — с энтузиазмом воскликнула Ленка.
   Эрик расплылся в улыбке:
   — Эй! Не забывайте, что говорите о будущем банкире, мисс.
   Дункан одним глотком прикончил своё пиво.
   — По-моему, нам пора по домам, ребята. В противном случае мы вряд ли успеем приготовить задание, которое нам дали.
   Покинув заведение, они спустились в метро и разъехались кто куда. Крис, Йен и Дункан направились в Верхний Ист-Сайд, где они втроём снимали квартиру. На этот раз Дункан вёл себя в вагоне спокойно и старался пассажиров не задевать. Большую часть времени, что они провели в дороге, он вспоминал Ленкины прелести, которые произвели на него неизгладимое впечатление. Крис разделял восторги Дункана, но был полон решимости сохранить верность Тамаре — подруге, дожидавшейся его в Лондоне. По этой причине волочиться за красавицей Ленкой он не собирался.

* * *

   Холодный ночной воздух обдувал Крису голову, помогая освободиться от тех фантасмагорических финансовых проектов, которые он выстраивал у себя в мозгу в течение последних трёх часов. Стоял конец марта, и весне давно уже пришла пора вступить в свои права, но в воздухе по-прежнему чувствовалось леденящее дыхание зимы. Крис поднял воротник старой кожаной куртки и медленно побрёл в сторону Пятой авеню и Центрального парка. По обеим сторонам улицы зазывно светились мраморные фойе дорогих гостиниц и ресторанов, где с важным видом прогуливались одетые в ливреи швейцары.
   Работы было столько, что Крис не имел представления, как справиться со всем, что на него навалилось. Пришлось сдувать пыль с учебников математики, о которой он благополучно забыл с тех пор, как окончил колледж. Впрочем, этого оказалось недостаточно. Перебирая в памяти термины современного бухучета и математические формулы, он с ужасом признавался себе, что ни черта во всём этом не смыслит.
   Крис старался не принимать участия в панических разговорах, которые заводил Дункан по поводу программы обучения, хотя и осознавал, что его тревожат те же самые страхи. Он старался брать пример с Йена, демонстрировавшего непоколебимую уверенность в своих силах, а уверенность, пусть даже внешняя, как знал по опыту Крис, для финансиста первое дело. Если ты чего-то не знаешь, делай вид, что разбираешься в своём предмете до тонкостей, тогда и окружающие в это поверят.
   Конечно, преподавателей так просто не проведёшь. Профессора Валдерна, к примеру. Или Калхауна, который грозился в самом скором времени устроить им всем экзамен. В сущности, Дункан прав. Будет невыносимо стыдно, если после всех трудов и испытаний, которые выпали на их долю, кого-то из них с этих проклятых курсов отчислят.
   Чтобы попасть в Нью-Йорк, Крис работал как каторжный. Сколько он себя помнил, он всегда много работал — ещё со школьной скамьи. Тони Хэррис, его школьный учитель, настоятельно советовал ему заняться историей, и Крис по его рекомендации подал заявление в Оксфорд, хотя историей никогда особенно не интересовался. Ко всеобщему удивлению, польский мальчик с йоркширским акцентом в колледж всё-таки поступил, и его мать была на седьмом небе от счастья. Говорила, что у него мозги отца. Крис в этом сомневался, но чувствовал, что его отец, если бы был жив и узнал об успехах сына, тоже гордился бы им вместе с матерью.
   Потом был Оксфорд, а после него начались поиски работы. Гуманитарии его профиля нигде не требовались. И тогда Крис решил сменить сферу деятельности и разослал свои резюме во все банки, какие только знал. Большей частью ему отказывали даже в собеседовании, и в такие минуты Крис винил в своих неудачах отца, наградившего его неудобоваримой фамилией Шипеорский, хотя беда была лишь в том, что у него не было в мире финансов никаких связей — в отличие от того же Йена Дарвента.
   Когда Крис совсем уже отчаялся в успехе, его резюме неожиданно заинтересовало банк «Блумфилд Вайс». Состоялось собеседование, в результате которого выяснилось, что сотрудники банка выбрали его из числа многих кандидатов. Им понравилось, что он родом из английской глубинки — из Галифакса, понравилось его польское происхождение и даже экзотическая фамилия Шипеорский. Получив в одно прекрасное утро письмо с логотипом «Блумфилд Вайса», он сразу понял, что находится в конверте — приглашение на работу. Чем-то он приглянулся людям из «Блумфилд Вайса» и был несказанно этому рад, потому что только в этом банке ему по-настоящему хотелось работать.
   И вот теперь он стал одним из шестидесяти везунчиков, которых банк направил в Нью-Йорк для углублённого изучения экономики и финансов. Среди этой пёстрой компании оказались Йен Дарвент, Эрик Эстли, Алекс Леброн и даже отвратительный Руди Мосс. И все эти шестьдесят молодых банковских служащих знали, что пятнадцать человек будут отчислены с курсов. Одним из них вполне мог оказаться Дункан, а другим — например, он, Крис.
   Крис миновал Пятую авеню и вошёл в Центральный парк. Гуляя по его сумрачным аллеям, он смотрел на яркие огни небоскрёбов Манхэттена и уговаривал себя вернуться домой и немного поспать. Завтра ему снова предстоял тяжёлый день. Вздохнув, он ещё раз напомнил себе, что в течение ближайших пяти месяцев ожидать послаблений от судьбы не приходится: нужно работать, и работать основательно. Крис не чувствовал уверенности в том, что сможет одолеть программу, но решил пока об этом помалкивать и приложить все силы для того, чтобы не оказаться в числе пятнадцати аутсайдеров, которых «Блумфилд Вайс» назначит к отчислению.

2

   Учёба шла трудно. На курсах использовали так называемый метод отдельно взятого случая, который изначально был разработан на юридическом факультете Гарвардского университета, а потом получил более широкое распространение, в том числе и в сфере бизнеса. Суть его заключалась в следующем: вниманию стажёров предлагался вполне реальный случай, или «дело», иллюстрировавший ту или иную проблему деятельности инвестиционных банков. Профессор выбирал из числа присутствующих «жертву» и задавал ей все мыслимые и немыслимые вопросы относительно разбираемого дела, после чего предлагал подключиться к этой процедуре остальным слушателям. В принципе этот метод был неплох, если «жертва» досконально знала проблему, но если в познаниях у студента имелись пробелы, урок превращался в настоящее избиение и унижение одного человека всем коллективом.
   Трудность заключалась в том, что вопросы к этому заданию давали за день до разбора «дела», а только для того, чтобы понять его суть, требовалось поднять и просмотреть целые горы литературы. После того, как обсуждение заканчивалось, преподаватель сразу же, не давая слушателям передышки, переходил к новому «делу» — и так без конца. Считалось, что стажёры должны каждый день усваивать какую-нибудь одну важную истину или концепцию.
   Профессор Валдерн вёл сразу два курса: математический учёт и рынок капиталов. Как выяснилось, это были два важнейших предмета. Понимание того, что такое математический учёт или «математика долгов», как называл свой предмет профессор Валдерн, считалось обязательным для человека, который занимается перепродажей акций и кредитных обязательств предприятий. Валдерн был хорошим преподавателем и умел пробудить интерес даже к самым сухим и скучным сторонам финансового дела.