– Но как же так получается? – продолжал приставать с вопросами Нико. – Я считал, что солнце – это большой огненный шар, состоящий из газов!
   Аполлон фыркнул и потрепал Нико по волосам.
   – Такой слушок, наверное, прошел потому, что Артемида обычно называла меня большим огненным шаром. А если серьезно, малыш, все дело в том, о чем именно ты толкуешь – об астрономии или о философии. Хочешь говорить об астрономии? Кому это интересно! Совсем другое дело – что люди думают о солнце. А они то и дело, хм… выезжают за счет солнца… ну, так говорится. Оно их греет, под его лучами растут посевы на полях, оно заставляет работать их двигатели, с ним все… как бы это выразиться – солнечнее. Эта колесница построена из человеческих грез о солнце. Это так же старо, как западная цивилизация, малыш. Каждый день солнце совершает свой путь с востока на запад, освещая эти маленькие жалкие смертные жизни. Это все, – бог небрежно махнул рукой, – мощь солнца, какой ее воспринимают смертные. Звучит логично?
   – Не очень, – покачал головой Нико.
   – Хорошо, тогда думай об этом как о действительно мощной, по-настоящему опасной солнечной машине.
   – Можно, я поведу?
   – Нет. Ты еще слишком мал.
   – А я? А я? – поднял руку Гроувер.
   – Мм, – пробормотал Аполлон. – Ты слишком мохнатый.
   Он посмотрел на меня как на пустое место и перевел взгляд на Талию.
   – Дочь Зевса! – воскликнул он. – Повелителя неба. Лучшего выбора и быть не может.
   – Нет, только не я, – покачала головой Талия. – Нет, спасибо.
   – Да брось ты! – сказал Аполлон. – Сколько тебе лет?
   – Не знаю, – нерешительно ответила Талия.
   Печально, но факт. Талию обратили в дерево, когда ей было двенадцать, но с тех пор прошло уже семь лет. Так что, если считать по годам, ей исполнилось девятнадцать. Но она все еще чувствовала себя двенадцатилетней. На вид ей можно было дать не двенадцать и не девятнадцать, а где-то посерединке. По выкладкам Хирона, она взрослела и будучи деревом, только медленнее, чем обычно.
   – Тебе пятнадцать, почти шестнадцать. – Аполлон прижал палец к губам и таинственно улыбнулся.
   – Откуда вы знаете?
   – Эй, девушка, я же бог пророчеств. Я ВИЖУ суть. Тебе исполнится шестнадцать примерно через неделю.
   – Точно, у меня день рождения двадцать второго декабря!
   – Из чего следует, что теперь ты достаточно взрослая, чтобы управлять автомобилем с разрешения инструктора.
   – Ну… – Талия нервно заерзала на сиденье.
   – Знаю, знаю, что ты скажешь, – подхватил Аполлон. – Что ты недостойна управлять солнечной колесницей.
   – Я совсем не то хотела сказать.
   – Не заставляй подвергать себя допросу с пристрастием! От Мэна до Лонг-Айленда всего-то ничего, и забудь о том, что случилось с последним парнишкой, которому я разрешил покататься. Ты – дочь Зевса. Тебя в небесах он не тронет.
   Аполлон добродушно рассмеялся. Никто его не поддержал.
   Талия пыталась воспротивиться, но Аполлон не желал даже и слышать никаких отказов. Он нажал кнопку на приборной доске, и поверх лобового стекла зажегся знак. Мне пришлось прочесть надпись задом наперед (для человека, страдающего дислексией, этот процесс почти не отличается от чтения спереди назад). Я почти не сомневался, что надпись гласит: «Осторожно! За рулем – стажер».
   – Не бери в голову! – сказал Аполлон Талии. – Расслабься!
 
   Должен признать, что я умирал от зависти. Мне давно не терпелось самому водить машину. Этой осенью мама пару раз брала меня в Монтаук и, когда на шоссе никого не было, разрешала сесть за руль своей «мазды». Конечно, то была японская малолитражка, а это – солнечная колесница, но какая разница?
   – Скорость зависит от жара, – предупредил Аполлон. – Поэтому сначала поезжай потихоньку и убедись, что набрала достаточную высоту, а потом можешь гнать на полной.
   Талия так вцепилась в баранку, что костяшки пальцев у нее побелели. У нее был такой вид, будто ее вот-вот стошнит.
   – Что-нибудь не так? – спросил я ее.
   – Н-нет, – ответила она сдавленным голосом. – Все в порядке.
   Талия потянула руль на себя. Он дернулся, и автобус взмыл вверх так быстро, что меня бросило назад и я рухнул на что-то мягкое.
   – Ох, – простонал Гроувер.
   – Прости.
   – Потише! – предупредил Аполлон.
   – Извините, – ответила Талия. – Теперь все под контролем!
   Я с трудом приподнялся и, выглянув в окно, увидел дымящийся круг деревьев на поляне, с которой мы взлетели.
   – Талия, – подсказал я, – не жми так сильно на газ.
   – Знаю, Перси, – ответила она, скрипнув зубами.
   Однако было видно, что соображает она плохо.
   – Расслабься, – сказал я.
   – Я и так расслабилась! – огрызнулась Талия.
   Она сидела, напряженно застыв, словно палку проглотила.
   – Нам надо на юг, к Лонг-Айленду, – велел Аполлон. – Поверни налево.
   Талия дернула руль, и я снова повалился на Гроувера, который жалобно заскулил.
   – Налево – в другую сторону, – подсказал Аполлон.
   Я по глупости снова выглянул в окно. Теперь мы были на высоте самолета – так высоко, что небо стало чернеть.
   – М-да… – сказал Аполлон, и у меня возникло чувство, что он вынуждает себя говорить спокойно. – Держи пониже, милочка. А то Кейп-Код[5] под нами совсем замерзнет.
   Талия снова дернула руль. Лицо у нее было белое как мел, лоб – в бусинках пота. Что-то явно шло не так. Я никогда не видел Талию в подобном состоянии.
   Автобус нырнул вниз, и кто-то пронзительно завопил. Может, я сам. Теперь мы устремились прямо к Атлантике со скоростью тысяча миль в час – побережье Новой Англии осталось слева. В автобусе становилось все жарче.
   Аполлона отбросило куда-то назад, но он пробирался к нам, хватаясь за сиденья.
   – Возьмите руль сами! – взмолился Гроувер.
   – Спокойно, – сказал Аполлон. Его самого уж никак нельзя было назвать спокойным. – Просто она пока еще учится… УХ ТЫ!
   Я проследил за его взглядом. Под нами лежал какой-то городок Новой Англии, укрытый снегом. По крайней мере, в это время года он всегда был укрыт снегом. Но я видел, как снежный покров на деревьях, крышах и лужайках стремительно тает. Белый шпиль церкви стал коричневым и задымился. Над городом, то тут, то там, заструились завитки дыма, как от погашенных рождественских свечей. Деревья и крыши домов воспламенялись.
   – Наверх! Поднимайся наверх! – заорал я.
   В глазах Талии появился безумный блеск. Она рванула руль на себя, и на сей раз я устоял на ногах. Пока мы с ревом неслись вверх, я увидел в заднее окно автобуса, что пожары в городе потухли – такой стужей повеяло с неба.
   – Туда! – указал Аполлон. – Лонг-Айленд там – держи прямо. Держи руль мертвой хваткой. И давай потише, дорогая. «Мертвой хваткой» – это просто фигура речи.
   Автобус мчался к северному побережью Лонг-Айленда. Я уже различал Лагерь полукровок – долину, лес, пляж. Видел трапезную, домики и амфитеатр.
   – Все под контролем, – бормотала Талия. – Все под контролем.
   Мы были уже в нескольких сотнях ярдов.
   – Тормози, – велел Аполлон.
   – Это я могу.
   – ТОРМОЗИ!
   Талия тяжело ударила по тормозной педали, и солнечный автобус под углом сорок пять градусов с оглушительным плеском плюхнулся в озеро Лагеря полукровок. Пар клубами встал над озером, и несколько перепуганных наяд буквально выпрыгнули из воды с наполовину сплетенными корзинами.
   Автобус вынырнул на поверхность вместе с парочкой опрокинутых полуобугленных лодок.
   – Что ж, – произнес Аполлон с молодецкой улыбкой. – Ты все делала правильно, моя дорогая. Все держала под контролем! А теперь пошли посмотрим – может, мы ненароком сварили заживо кого-нибудь важного?

Глава пятая
Я звоню в подводное царство

   Раньше мне никогда не приходилось бывать в Лагере полукровок зимой, и теперь вид снега поразил меня.
   Учтите, что климат лагеря находился под строжайшим магическим контролем. Ничто не могло проникнуть сюда извне против воли директора, мистера Д. Я не сомневался, что лагерь встретит меня теплом и солнцем, но вместо этого сегодня был разрешен легкий снегопад. Изморозь покрывала дорожку для гонок колесниц и клубничные поля. Домики украшали крохотные мерцающие огоньки, похожие на рождественские, разве что выглядели они как язычки настоящего пламени. Еще больше огоньков горело в лесу, но, что самое странное, пламя вспыхивало в чердачном окне Большого дома, где, заключенный в мумифицированном теле, обитал оракул. Я подумал, уж не занят ли Дельфийский дух изготовлением маршмеллоу?[6]
   – Ух ты! – выдохнул Нико, когда мы выбрались из автобуса. – Это стенка для скалолазов?
   – Да, – ответил я.
   – А почему по ней стекает лава?
   – Небольшое дополнительное препятствие. Пошли. Я представлю тебя Хирону. Зоя, ты с ним встречалась?..
   – Я знаю Хирона, – холодно ответила Зоя. – Скажи ему, что мы будем в восьмом домике. За мной, охотницы!
   – Я покажу, как пройти, – предложил Гроувер.
   – Мы знаем дорогу.
   – Нет, правда, мне это не трудно. Здесь можно запросто заблудиться, если вы не… – Сатир перепрыгнул через лодку и подошел к ним, не переставая молоть на ходу всякую чушь: – …как любил повторять мой старый папаша-козел! Пошли!
   Зоя вытаращила глаза, но, полагаю, поняла, что от Гроувера просто так не отделаться. Охотницы взвалили на плечи свои мешки и луки и направились к домикам. Уходя, Бьянка ди Анджело наклонилась к брату и шепнула ему что-то. Потом посмотрела на него, ожидая ответа, но Нико только бросил на нее взгляд исподлобья и отвернулся.
   – Берегите себя, милочки! – крикнул Аполлон вслед охотницам. Потом подмигнул мне. – Остерегайся этих пророчеств, Перси. Скоро увидимся.
   – Что вы имеете в виду?
   Вместо ответа он запрыгнул обратно в автобус.
   – Я еще навещу тебя, Талия, – обратился он к девушке. – А пока – всего хорошего!
   Аполлон лукаво улыбнулся ей, будто знал что-то, чего не знала она. Потом закрыл двери и включил мотор. Я отвернулся, когда солнечная колесница поднялась с места в жарком мареве. Обернувшись, я увидел, что от озера идет пар. Красный «мазерати» парил над лесом, сияя все ярче и взмывая все выше, пока не исчез в луче солнечного света.
   У Нико был по-прежнему сердитый вид. Интересно, что же сказала ему сестра?
   – Кто такой Хирон? – спросил он. – У меня нет его фигурки.
   – Наш исполнительный директор, – сказал я. – Он… впрочем, сам увидишь.
   – Если он не нравится этим девицам-охотницам, – проворчал Нико, – для меня этого вполне достаточно. Пошли.
 
   Второе, что удивило меня в лагере, – насколько он пуст. То есть я знал, что большинство полукровок тренируются здесь только летом. Сейчас в лагере должны были находиться лишь те, кто живет здесь круглый год, – те, у кого нет дома, или те, на кого слишком часто нападали монстры. Но и их почти не было видно.
   Я увидел Чарльза Бекендорфа из домика Гефеста, разводившего огонь в кузнице возле оружейных мастерских. Братья Стоулл, Тревис и Коннор, из домика Гермеса подбирали отмычки к замку нашей лавки. Несколько парней из домика Ареса играли в снежки с дриадами на окраине леса. Практически все. Даже моя старая соперница из домика Ареса, Кларисса, куда-то исчезла.
   Большой дом украсили гирляндами из красных и желтых шаровых молний, которые согревали крыльцо, но не угрожали стать причиной пожара. Внутри в очаге потрескивали дрова. В воздухе чувствовался запах горячего шоколада. В гостиной сидели директор мистер Д. и Хирон, коротая время за игрой в карты. Зимой каштановая борода Хирона стала клочковатой, а волнистые волосы немного отросли. В этом году он уже не выступал в роли учителя, поэтому, как я думаю, мог держаться и выглядеть не так официально. На нем был пушистый свитер с узором в виде отпечатков копыт, а на коленях лежало одеяло, почти полностью скрывавшее его инвалидное кресло.
   Хирон улыбнулся, увидев нас.
   – Перси! Талия! А это, должно быть…
   – Нико ди Анджело, – сказал я. – Он и его сестра – полукровки.
   – Стало быть, тебе удалось. – Хирон вздохнул с облегчением.
   – Ну…
   – Что-то не так? – Улыбка его поблекла. – А где Аннабет?
   – Ах, дорогой, – скучающим голосом произнес мистер Д. – Одной больше, одной меньше…
   Я всегда старался не обращать внимания на мистера Д., но игнорировать его было не так-то просто. Особенно учитывая то, что он вырядился в оранжевый, с леопардовыми разводами, теплый спортивный костюм и ярко-красные кроссовки. (Можно подумать, мистер Д. хоть раз за всю свою бессмертную жизнь совершил пробежку!) Золотой лавровый венок сидел набекрень на его курчавых черных волосах, это должно было означать, что последний кон он выиграл.
   – Что вы имеете в виду? – спросила Талия. – Кто-то еще пропал?
   В эту минуту в комнату рысцой вбежал Гроувер с безумной ухмылкой на лице. Один глаз у него был подбит, и все лицо расцарапано – кажется, ему неплохо досталось.
   – Охотницы поселились в восьмой домик!
   – Охотницы, говоришь? – нахмурился Хирон. – Вижу, нам есть о чем поговорить. – Он быстро взглянул на Нико. – Гроувер, может, ты отведешь нашего юного друга в учебный класс и покажешь ему установочный фильм?
   – Но… о да, конечно. Да, сэр.
   – Установочный фильм? – спросил Нико. – А какой он категории, P или PG?[7] Потому что Бьянка, она ух какая строгая…
   – PG-тринадцать, – ответил Гроувер.
   – Блеск! – Довольный Нико направился вслед за Гроувером.
   – А теперь, – обратился Хирон ко мне и Талии, – может, вы оба сядете и расскажете мне все от начала до конца?
 
   Когда мы закончили наш рассказ, Хирон повернулся к мистеру Д.
   – Нам следует немедленно начать поиски Аннабет.
   – Пойду я, – одновременно сказали мы с Талией.
   – Ни в коем случае! – фыркнул мистер Д.
   Мы с Талией стали наперебой возражать, но мистер Д. поднял руку. В глазах у него появился тот самый сердитый красноватый огонек, который означал, что, если мы не заткнемся, случится нечто ужасное и сверхъестественное.
   – Судя по тому, что вы рассказали мне, – произнес мистер Д., – мы пустились в весьма неподобающую эскападу. Не говоря уже о прискорбной потере в лице Энни Белл…
   – Аннабет, – резко оборвал я его.
   Она приезжала в лагерь с семи лет, а мистер Д. все еще делал вид, что не помнит, как ее зовут.
   – Да-да, – сказал он, – и вместо нее ты приволок еще одного противного мальчишку. Поэтому не вижу никакого смысла и далее рисковать полукровками, посылая их на разные нелепые поиски. К тому же более чем вероятно, что эта Энни погибла.
   Мне захотелось придушить мистера Д. Было несправедливо со стороны Зевса посылать его сюда на сто лет в качестве директора, чтобы этот пьянчужка тут протрезвел. Предполагалось, что это будет наказанием за плохое поведение мистера Д. на Олимпе, но в конце концов это обернулось наказанием для всех нас.
   – Возможно, Аннабет еще жива, – сказал Хирон.
   Ручаюсь, что оптимистические нотки в голосе дались ему нелегко. Ведь он воспитывал Аннабет на протяжении всех лет, когда она проводила целый год в лагере, до ее второй попытки наладить жизнь с отцом и мачехой.
   – У нее ясная голова. Даже если… даже если она в руках наших врагов, то постарается выиграть время. Может даже притвориться, что готова действовать с ними заодно.
   – Верно, – поддержала Талия, – Луке она нужна живой.
   – В таком случае, – заявил мистер Д., – боюсь, ей придется проявить все свои недюжинные способности, чтобы выкарабкаться самой.
   Я встал из-за стола.
   – Перси. – В голосе Хирона явно прозвучало предостережение.
   В глубине души я понимал, что мистер Д. не из тех, с кем стоит связываться. Даже если ты импульсивный молодой человек с диагнозом об отклонениях в развитии, поблажки от него не дождешься. Но я настолько разозлился, что мне уже было все равно.
   – Вы только радуетесь, когда кто-то из лагеря пропадает! – заявил я. – Вам, наверное, хотелось бы, чтоб мы все исчезли!
   – Ну и чего ты добиваешься? – Мистер Д. подавил зевок.
   – Да! – прорычал я. – То, что вас послали сюда в наказание, еще не значит, что можно корчить из себя ленивого придурка! Это и ваша цивилизация тоже. Может, попытаетесь хоть немного помочь?!
   На несколько секунд в гостиной воцарилась тишина. Слышно было только, как потрескивают дрова в камине. Отражения язычков пламени зло заплясали в глазах мистера Д. Он уже открыл рот, чтобы произнести что-то – возможно, проклятие, не оставившее бы от меня и мокрого места, – но тут в комнату ворвался Нико, а за ним вошел Гроувер.
   – ВОТ ЭТО КРУТО! – громко завопил Нико, протягивая руки к Хирону. – Так вы… вы кентавр?!
   Хирон напряженно улыбнулся.
   – Да, мистер ди Анджело, если угодно. Хотя при первой встрече предпочитаю оставаться в человеческом обличье в этой инвалидной коляске.
   – А вы, ух ты! – Он с восторгом посмотрел на мистера Д. – Вы тот парень-пьяница?
   Мистер Д. оторвал взгляд от меня и с отвращением уставился на Нико.
   – Парень-пьяница?
   – Дионис, верно? Ух ты! У меня есть ваша фигурка.
   – Моя фигурка?
   – В моей игре «Мифы и магия». И на голографической карточке тоже! И даже если с вашей картой на руках можно набрать всего очков пятьсот и среди богов все считают вас самой слабой картой, вы мне ужасно нравитесь!
   – А-а. – Мистер Д., кажется, растерялся, что, вероятно, и спасло мне жизнь. – Что ж… я польщен.
   – Перси, – скороговоркой произнес Хирон, – отправляйтесь вместе с Талией в домики. Сообщите всем обитателям лагеря, что завтра вечером мы будем играть в захват флага.
   – Захват флага? – переспросил я. – Но у нас недостаточно…
   – Это традиция, – ответил Хирон, – товарищеская встреча всякий раз, когда у нас в гостях охотницы.
   – Да, – пробормотала Талия, – конечно… товарищеская.
   Хирон дернул головой в сторону мистера Д., который по-прежнему, нахмурясь, выслушивал от Нико, сколько защитных очков имеют боги в его игре.
   – Давайте сматывайтесь, – велел Хирон.
   – И то правда, – сказала Талия. – Пошли, Перси.
   Она вытолкала меня из Большого дома, прежде чем Дионис вспомнил, что собирался стереть меня в порошок.
 
   – Ты уже восстановил против себя Ареса, – напомнила Талия, когда мы устало плелись к домикам. – Хочешь нажить еще одного бессмертного врага?
   Она была права. В свое первое лето в лагере я вступил в схватку с Аресом, и теперь он и все его дети жаждали моей смерти.
   – Прости. Просто не сдержался. Это так несправедливо!
   Талия остановилась возле оружейной мастерской и устремила взгляд через долину, на верхушку Холма полукровок. Ее сосна была там, на нижней ветви блестело Золотое руно. Волшебное дерево все еще охраняло границы лагеря, но дух Талии больше не придавал ему мощи.
   – В жизни все несправедливо, Перси, – пробормотала Талия. – Иногда мне хочется…
   Она замолчала, но тон у нее был такой печальный, что мне стало ее жалко. С нечесаными черными волосами, в черной одежде панка и старом шерстяном пальто она походила на большого ворона, совершенно неуместного в ландшафте, где преобладало белое.
   – Мы вернем Аннабет, – пообещал я. – Только пока не знаю как.
   – Сначала я узнала, что пропал Лука, – сказала она. – Теперь Аннабет…
   – Не думай так.
   – Ты прав. – Талия выпрямилась. – Мы найдем способ.
   На баскетбольной площадке несколько охотниц бросали мяч в корзину из-под кольца. Одна из них о чем-то поспорила с парнем из домика Ареса. Отпрыск Ареса взялся за рукоять меча, а у охотницы сделался такой вид, будто она в любой момент может сменить баскетбольный мяч на лук.
   – Я это улажу, – сказала Талия. – А ты походи по домикам. Скажи всем, что на завтра намечается взятие флага.
   – Договорились. Ты будешь капитаном.
   – Нет-нет, – отказалась она. – Ты в лагере дольше. Тебе и быть капитаном.
   – Мы можем быть, ну… сокапитанами.
   Похоже, эта мысль понравилась ей меньше, чем мне, но она кивнула.
   Когда она уже направилась к площадке, я окликнул ее:
   – Эй, Талия!
   – Что?
   – Прости за то, что случилось в Уэстовере. Мне надо было все-таки дождаться вас.
   – Все в порядке, Перси. Я, вероятно, поступила бы так же. – Талия переминалась с ноги на ногу, словно не в силах решить, стоит ли продолжать эту тему. – Помнишь, ты спросил насчет моей мамы? Я… ну… одернула тебя, что ли. Просто… Я вернулась, чтобы найти ее через семь лет, но выяснилось, что она умерла в Лос-Анджелесе. Она, в общем… сильно пила и явно была не в форме, когда вела машину поздно ночью пару лет назад и… – Талия часто заморгала.
   – Мне очень жаль.
   – Ну так вот… Дело… дело не в том, что мы были очень близки. Я сбежала, когда мне было десять. Лучшие два года своей жизни я провела, странствуя с Лукой и Аннабет. Но все же…
   – Так вот почему ты так переживала в машине Аполлона.
   Талия настороженно посмотрела на меня.
   – Что ты имеешь в виду?
   – То, как скованно ты держалась. Наверное, вспоминала маму, не хотелось тоже оказаться за баранкой…
   И я тут же пожалел о том, что сорвалось с языка. Выражение лица Талии приобрело опасное сходство с лицом Зевса… как-то раз я видел его в гневе… словно в любую минуту ее взгляд способен разрядить в меня миллион вольт.
   – Да, – пробормотала она. – Да, должно быть, ты прав.
   Еле передвигая ноги, она направилась к площадке, где отпрыск Ареса и охотница пытались изувечить друг друга с помощью меча и баскетбольного мячика.
 
   Строения в Лагере полукровок представляли собой самое странное сочетание зданий, какое только можно представить. На одном конце располагались большие сооружения с белыми колоннами, принадлежавшие Зевсу и Гере, под номерами один и два; домики пяти богов стояли слева, а домики пяти богинь – справа, в целом образуя букву «U» вокруг центральной лужайки и очага для барбекю.
   Я обошел дома, рассказывая всем о предстоящем взятии флага. Попутно разбудил кого-то из парней Ареса, мирно храпящего днем, и он заорал, чтобы я убирался прочь. Когда я спросил его, где Кларисса, он ответил:
   – Отправилась на поиск по поручению Хирона. Сверхсекретное задание.
   – С ней все в порядке?
   – Месяц о ней ничего не слыхал. Она пропустит нашу акцию! Так же как и ты, задница, если не уберешься отсюда!
   Я решил дать ему вздремнуть.
   Наконец я подошел к третьему домику, домику Посейдона. Это было приземистое серое здание, сложенное из морских камней с вкраплениями ископаемых ракушек и кораллов. Внутри он, как всегда, пустовал, не считая моей койки. Над подушкой на стене висел рог Минотавра.
   Вытащив бейсболку Аннабет из рюкзака, я положил ее на ночной столик. Отдам Аннабет, когда найду. А я обязательно ее найду.
   Сняв часы, я активировал щит. Он развернулся с резким скрежетом. Шипы доктора Торна оставили на меди примерно дюжину следов. Одна пробоина мешала щиту раскрыться целиком, поэтому он напоминал пиццу с двумя недостающими ломтиками начинки. Прекрасные картины, которые отчеканил на поверхности мой брат, покоробились. В сценке, изображавшей нашу с Аннабет схватку с Гидрой, казалось, будто в моей голове пробило кратер метеоритом. Я повесил щит на крюк рядом с рогом Минотавра, но теперь на него было больно смотреть. Может, Бекендорф из домика Гефеста починит его. Он лучший оружейник в лагере. Спрошу его за ужином.
   Я по-прежнему сидел, тупо уставившись на щит, когда обратил внимание на странный звук – бульканье воды – и понял, что в комнате появилось что-то новое. В глубине домика я увидел большую раковину с водосточным желобом в виде рыбьей головы, изваянной из камня. Изо рта рыбы вырывалась струйка соленой воды, стекавшей в небольшой бассейн. Вода, должно быть, была еще и горячей, поскольку в холодном зимнем воздухе над ней курился туман, как в сауне. Это согревало комнату, придавало ей летний вид и наполняло свежим запахом моря.
   Я подошел к бассейну. Никакой записки и вообще ничего, но я понимал, что это может быть только даром Посейдона.
   Я посмотрел на воду и сказал:
   – Спасибо, папа.
   По воде пробежала рябь. На дне бассейна поблескивали монеты – около дюжины золотых драхм. Тогда я понял назначение фонтана. Это был намек не отрываться от семьи. Намек мне.
   Я открыл ближайшее окно, чтобы морозный воздух мог сотворить радугу в тумане. Потом выловил из горячей воды монету.
   – О Ирида, богиня радуги! – воззвал я. – Прими мою жертву.
   Я швырнул монету в туман, и она исчезла. Потом до меня дошло, что я не знаю, с кем связаться в первую очередь.
   С мамой? Так поступил бы примерный сын, но она, должно быть, уже не волнуется обо мне так сильно. Привыкла, что время от времени я исчезаю на целый день, а то и на несколько недель.
   С отцом? Слишком долго, почти два года, мы практически не общались. Да и вообще – можно ли отправить через Ириду сообщение богу? Я никогда не пробовал. Возможно, это выводит богов из себя, как визиты торговых агентов?
   Я колебался. Затем все же принял решение.