Риммер Кристин. Семья на выходные

   — Черт побери, Ева, — пробормотал он и заворочался. За каких-то четыре дня она умудрилась наладить отношения с его семьей куда более близкие, чем он за всю жизнь.
   — Пожалуйста, Джордан, давай им все расскажем.
   Он немного подумал, но согласиться на это не мог. Стоит рассказать правду, и посыплются тысячи вопросов, и от озабоченных взглядов нигде не спасешься. Болтливые кузины, вроде Луизы, с утра до вечера станут обсуждать новость.
   — Нет, — сказал он, — по-моему, разумнее будет оставить все как есть. Расскажем после свадьбы, тогда они не смогут рассуждать, поженимся ли мы в конце концов или нет.
   Выдержав паузу, Ева согласилась:
   — Ладно.
   — Вот и хорошо.
   Но разговор был еще не закончен.
   — Меня беспокоит кое-что еще.
   — Что же?
   — Уэсли. Ты собирался поговорить с ним, узнать, почему в твоем присутствии он так дурно себя ведет. Вчера утром я попыталась с ним потолковать, но безуспешно. Он был неприступен как скала. Я убеждена, он должен знать, что ты его не бросишь, как его отец.
   Внутри у Джордана что-то екнуло. Вряд ли ему удастся найти общий язык с четырехлетним ребенком. В решающий момент почти наверняка он отступит, но в глубине души Джордан понимал, что разговор неизбежен.
   — Ладно. Я поговорю с ним.
   — Спасибо. — По голосу Евы он понял, что она успокоилась.
   Ева лежала, уставившись на минутную стрелку часов. Неужели она движется, ведь кажется, что стоит на месте. Только сейчас Ева почувствовала, что немного взволнована.
   Осторожно, чтобы не потревожить сон человека, уютно примостившегося подле нее, она освободилась из его теплых объятий и встала с кровати. Пробормотав что-то невнятное, Джордан вновь погрузился в глубокий сон, а Ева заботливо поправила на нем одеяло.
   Потом, отыскав чистое белье, она на цыпочках отправилась в ванную, где приняла душ и оделась. Вернувшись в комнату, она стала собирать разбросанную с вечера одежду. И как раз вешала платье в шкаф, когда услышала голос Джордана.
   — Доброе утро! — сказал он тихо.
   Ева повернулась к нему и с улыбкой ответила:
   — Доброе утро! — О боже, как он хорош, даже сейчас — сонный и взъерошенный. Хоть опять забирайся к нему в постель.
   Очевидно, он прочел ее мысли.
   — Почему бы тебе не вернуться ко мне? Здесь так.., тепло.
   Она лишь усмехнулась.
   — Если я это сделаю, мы никогда не выйдем из комнаты.
   — У меня есть интересное предложение.
   — Но неосуществимое.
   — Почему же?
   — У тебя не родственники, а ангелы. Они смотрели за Уэсли и Лизой весь вечер и все утро, если вспомнить о том, который сейчас час. Клянусь, они просто святые. Но всему есть предел, и он не так уж далек, когда речь идет о детях, которым не исполнилось и пяти.
   С разочарованным видом он сел в кровати и откинул назад волосы. Она наблюдала за ним и, когда обнажились его красивая грудь и точеные руки, ощутила внутри нежное тепло. Он потянулся и зевнул, потом улыбнулся.
   — Черт! Ладно. И все же иди сюда.
   Она проявляла предельную осмотрительность.
   — Зачем?
   — Я сказал, иди сюда.
   Ева осторожно приблизилась. А когда остановилась у кровати, он велел:
   — Нагнись.
   Она чувствовала, что ее тело снова охватывает огонь. Из ума не шла прошедшая ночь, как он ее ласкал и как ласкала она его…
   — Именно это я и имела в виду, Джордан. — Ее голос был до смешного неубедителен. — В самом деле, нам нужно…
   — Наклонись.
   Вздохнув, она повиновалась. Взяв в ладони ее голову, он запечатлел на ее губах медленный, восхитительный поцелуй. У Евы подкосились ноги.
   И хотя она была совсем не прочь вновь оказаться с ним в постели, пусть это было бы и проявлением неблагодарности к его святым родственникам, он ее все же отпустил.
   Ее еще сонные глаза широко раскрылись.
   — Ты бессердечный мужчина, Джордан Максуэйн.
   — Просто хотел тебе напомнить, что ты теряешь.
   — Потерпи до вечера.
   — Боюсь, не получится.
   Он откинул одеяло, представ перед ней во всем великолепии своей мужественности, и у нее чуть не вырвался стон.
   — Пойду приму душ. Спущусь вниз минут через пятнадцать.
   За его широкой спиной закрылась дверь ванной.
   И, проводив его взглядом, Ева с сожалением вздохнула.
   — Доброе утро, — первой произнесла Дора, когда Ева появилась в «солнечной комнате», потом приветствия посыпались со всех сторон. В ответ Ева улыбнулась и тоже пожелала всем доброго утра.
   — Мамочка, мамочка, — звала ее Лиза, сидящая на руках у Алмы. Ева подошла и, поцеловав дочь, предложила взять ее.
   — Не беспокойся, дорогая, нам вместе так хорошо. Уверяю тебя.
   — В самом деле?
   — Бабушка, — лепетала Лиза, пытаясь поймать большой палец Алмы.
   Пожилая дама улыбнулась девчушке.
   — В самом деле. Мне доставляет удовольствие держать ее на коленях.
   — Мам, ты что, заболела? — Уэсли намеревался схватить Еву за чистенькие брючки.
   Она наклонилась и поцеловала сына.
   — Нет, дорогой, я не заболела и чувствую себя прекрасно.
   — Последнее время ты так долго спишь.
   Сидевшие за завтраком Нэнси и Мэтт так и прыснули со смеху.
   — Твоя мама слишком поздно вчера легла, сказала Нэнси. — Поэтому утром ей нужно было подольше поспать.
   Ева взглянула на Нэнси, та ей улыбнулась, и, вспомнив, что прошлой ночью Нэнси и Мэтт видели, как Джордан нес ее наверх, Ева слегка покраснела.
   — Ева, дорогая!
   — Через стол Ева посмотрела на Алму.
   — Возьми, пожалуйста, Лизу. Мне нужно выйти.
   — Конечно. — Забрав дочку, Ева вернулась на свое место. На душе у нее было легко и спокойно. Уикенд подходил к концу, и конец этот был таким, о котором она могла только мечтать. Она поцеловала вдруг шелковистый пушок на головке Лизы; та хихикнула.
   Хотя за окном было пасмурно, настроение у Евы было радостное, ее согревала мысль, что скоро она вольется в эту большую семью. Все сложилось просто прекрасно.
   Вдруг раздался встревоженный крик Доры:
   — Джордан, Джордан, что случилось?
   — Джордан! — воскликнула Нэнси.
   Поняв, что случилось что-то страшное, Ева медленно обернулась.
   Джордан стоял в двери, ведущей к лестнице во двор. Лицо его было белым как снег, губы почти что синие.
   — Карла… — голос у него срывался, — Карла, ты должна помочь.
   Карла встала.
   — В чем дело, Джордан? Что произошло?
   — Алма. Господи, помоги! У нее нет пульса!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

   Алма лежала на пороге ванной лицом вверх, костыль, который она держала в руке, упирался в стену.
   — Уберите его отсюда, — указав на костыль, сказала Карла спокойно.
   Джордан осторожно вытащил его из руки Алмы, все еще не подающей признаков жизни, и сунул в угол под лестницей.
   Когда он обернулся, Карла уже стояла на коленях.
   — Мама! Вызови «скорую», — через плечо бросила она.
   Совершенно оцепенев, Джордан застыл у лестницы, стараясь не мешать Карле, и смотрел, как она сильными и резкими движениями массирует сердце Алмы.
   Не выдержав, Джордан отвернулся. Он знал:
   Карла делает все как надо, но слышал, как хрустнули под ее руками хрупкие ребра. Потом в «солнечной комнате» он увидел Еву, она держала на руках Лизу и за руку Уэсли.
   — Уведи детей подальше. — Сам того не желая, Джордан сорвался на крик.
   — На мою маму кричать нельзя. — Личико Уэсли приобрело свирепое выражение.
   — Пошли, Уэсли. Бабушка Алма очень больна. Ева увела детей.
   — Бабуля! Бабуля! — в недоумении повторяла Лиза.
   За спиной Джордана опять раздался этот ужасный хруст: Карла еще раз надавила на грудь Алмы. Он закрыл глаза, а когда открыл, Евы в комнате уже не было.
   Джордан не имел ни малейшего представления, как долго продолжалась эта невыносимая пытка. Наконец он услышал голос Карлы:
   — Отлично. Так держать, Алма. Молодчина.
   Он обернулся.
   — Пульс есть, — объявила Карла.
   Через несколько минут за окном послышался звук приближающейся сирены. Машина «скорой помощи» остановилась у дома.
   Джордан отошел к двери, ведущей в «солнечную комнату», и скрылся там, презирая себя за беспомощность. Врачи приступили к своим обязанностям, приборами определяя состояние больной и задавая Карле вопросы, на которые та отвечала четко и немногословно.
   Потом Алму уложили на носилки, Джордан вызвался сопровождать ее, но все решили, что это лучше поручить Карле. Ведь она не только родственница, но и врач.
   Джордан стоял у дверей машины, за которой скрылись носилки с Алмой, потом вдруг взбежал вверх по лестнице, схватил бумажник и ключи и ринулся вниз, на ходу надевая пальто.
   Он уже распахнул дверь, когда его окликнула Ева, стоящая на пороге гостиной.
   — Джордан, может, мне…
   Он не дал ей закончить и, мрачно посмотрев на нее, приказал:
   — Оставайся дома.
   — Хорошо. — Голос ее прозвучал тихо. Она перехватила взгляд Уэсли, так и пронзающий Джордана, и добавила:
   — Пожалуйста, будь осторожен.
   На дорогах скользко.
   — Постараюсь. — Подняв воротник пальто, он выскочил за дверь, и вскоре первые ласточки снежной бури залетели на двор.
   Весь день Джордан провел в больнице. Карле пора было лететь, ее ждали в клинике, но Нэнси с Мэттом и еще кое-кто из родственников остались могла понадобиться их помощь.
   Ева позвонила Рози, и та сразу догадалась: что-то стряслось.
   — Что там случилось?
   — Бабушка Джордана с сердечным приступом попала в больницу.
   — Она еще…
   — Да, пока жива.
   — Слава богу! Как Джордан?
   — Думаю, в порядке. С тех пор как это случилось, мы с ним почти не разговаривали. Сейчас собираюсь в больницу. Постараюсь все разузнать на месте.
   — Насчет работы не беспокойся. У меня все в порядке. Принимаю заказы, наслаждаюсь тишиной и уютом.
   До чего приятно услышать голос подруги, такой привычный и спокойный. Ева не упустила случая немного подшутить:
   — Ну, продолжай, небось соскучилась по нас?
   — Разве самую малость…
   — Если будут новости, я позвоню. Но выехать мы сможем не раньше завтрашнего дня. — Ева взглянула на окна: шел снег. — Здесь снегопад, он может все осложнить.
   Рози еще раз заверила, что дела идут своим чередом и беспокоиться не о чем. Правда, оставался еще один вопрос: как развиваются события на «другом фронте»?
   Окинув взглядом комнату и убедившись, что ее никто не слышит, Ева тихо, в трубку, сказала:
   — Мы женимся, по-настоящему женимся. Как только вернемся.
   — Здорово, — обрадовалась Рози, — что у вас все так хорошо сложилось.
   — Да. Замечательно, — ответила Ева, только почему-то у нее душа была не на месте, и она не знала, почему. Возможно, из-за взгляда Джордана, который он на нее бросил, отправляясь в больницу; от него веяло могильным холодом, казалось, он от нее совсем отдалился.
   Но Ева тут же оборвала себя: а как еще он мог на нее смотреть? Ведь он был сам не свой из-за случившегося с Алмой.
   — Ева? Ты слушаешь меня?
   — Что? Ах, да. Слушаю. Но мне пора. Спасибо тебе за все.
   — Не за что. Держи меня в курсе.
   — Хорошо.
   Ева повесила трубку, как раз когда вошла Нэнси, возвратившаяся после своего дежурства в больнице.
   — Ну, как она? — спросила Ева.
   — Состояние стабилизировалось. Она в полном сознании, но очень слаба.
   — Значит, есть надежда, что выкарабкается?
   Нэнси кивнула.
   — Безусловно.
   — Слава богу. — Ева опустилась на стул, стоявший рядом с телефоном, и спросила:
   — А как Джордан?
   Нэнси отвела глаза.
   — Он от нее почти не отходит с тех пор, как уехала Карла.
   — Но с ним все в порядке?
   — Да. Он в полном порядке. Только очень подавлен.
   Ева рискнула копнуть поглубже:
   — Ты что-то недоговариваешь, Нэнси.
   — Даже не знаю, что сказать, — вздохнула Нэнси. — Ты же знаешь Джордана. Если что случится, сразу замыкается в себе…
   — Пожалуйста, скажи, Нэнси, что ты сама об этом думаешь.
   — Я приехала в больницу, спросила у него о состоянии Алмы, а он в ответ рявкнул: спроси, мол, у этих проклятых врачей. А когда нам сказали, что она поправится, пробубнил что-то и отвернулся, как будто боялся поверить, что она будет жить. — Подойдя к Еве, Нэнси тронула ее за руку. Может, если ты поедешь…
   Наконец пришла медсестра и сказала, что Алма спокойно спит, потом вежливо добавила, что тесты закончены, скоро стемнеет и, поскольку снег все идет, им лучше отправляться домой.
   — Мне можно ее увидеть? — спросил Джордан. Я ее не разбужу. Просто хочу взглянуть и убедиться, что с ней все в порядке.
   Медсестра неохотно согласилась.
   — Идите за мной. Но предупреждаю, она не должна знать, что вы рядом.
   — Хорошо. — Он встал.
   Ева пошла следом за ними. Она не хотела оставлять Джордана одного, но понимала, что, если скажет хоть слово, он велит ей вернуться в приемную. К тому же надо было удостовериться, что с Алмой все в порядке.
   В блоке интенсивной терапии было нетрудно заблудиться. Медсестра позвонила, они вошли, и она проводила их в палату, где лежала Алма. У нее был какой-то отрешенный вид; голова покоилась под прозрачным колпаком, к которому было подведено множество трубок. Рядом висел противный, зеленого цвета больничный халат. Над кроватью на экране монитора фиксировался каждый удар ее сердца. Ева взглянула на Джордана, а он впился глазами в иссохшее тело бабушки, будто так мог заставить ее сердце биться вечно.
   Вид у него был совершенно потерянный. Он презирал свое бессилие, хотя здесь от него ничего не зависело. Желая как-то поддержать и успокоить Джордана, Ева коснулась его руки.
   Он посмотрел на нее, точно видел впервые, отдернул руку и сел на один из двух стоявших в палате стульев.
   — Я буду сидеть здесь. Тихо, как мышка.
   Медсестра какое-то время внимательно смотрела на него, а потом шепотом сказала:
   — Не стоит, мистер Максуэйн. Сейчас нет никаких оснований для беспокойства.
   — Неважно. Я хочу остаться.
   Сестра уступила.
   — Что ж. Я распоряжусь, чтобы вам принесли койку.
   — Спасибо. — Он повернулся к Еве:
   — Возвращайся. Скажи нашим, что ночь я проведу здесь.
   Если будут какие-нибудь изменения, я позвоню.
   Ей не хотелось его оставлять, но ее ждали дети. После всех треволнений Еве во что бы то ни стало надо было самой уложить их спать.
   — Ладно. Но я вернусь, как только уложу Лизу и Уэсли.
   — Не стоит, —Но я…
   — Оставайся у Доры.
   Пока они говорили шепотом, но с каждым словом все громче.
   — Джордан, я…
   Медсестра тихо, но твердо вмешалась:
   — Это блок интенсивной терапии. Если вам нужно что-то выяснить, пожалуйста, пройдите в приемную.
   Джордан затряс головой.
   — Нам нечего выяснять. Иди, Ева.
   До чего же ей хотелось вцепиться в него, чтобы исчез этот холодный вид, с которым он на нее смотрел. Но она лишь заставила себя улыбнуться.
   — Хорошо, дорогой, — и, приблизившись на цыпочках, чмокнула его в щеку. — Ухожу.
   Судя по выражению лица, медсестра оттаяла.
   Джордан опустился на стул; о сне он еще не помышлял. Ева вышла из палаты.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

   — Какого черта ты тут делаешь?
   Ева подняла глаза от журнала, который листала в приемной, пока ее мужу не передали, что она хочет с ним поговорить.
   — Как она?
   — Все так же. Спит. Я тебе задал вопрос.
   — Я пришла, чтобы быть с тобой рядом.
   — Я в этом не нуждаюсь. Честное слово, все в порядке.
   Ева кинула взгляд на его лицо: под глазами залегли круги. Ей стало жаль его за его одиночество, за неспособность сделать шаг навстречу. Она вспомнила сына, который, отвернувшись к стене, пробормотал: «Уходи, мам».
   — Во мне ты не нуждаешься, допустим. Но может, я это делаю для себя.
   Его рыжеватые брови сошлись к переносице.
   Ответить было нечего.
   А Ева продолжала свое:
   — Могу я зайти к ней в палату? Я просто хочу быть рядом с тобой и еще хочу увидеть, как она проснется.
   С минуту он молча смотрел на нее.
   — А как же Уэс и Лиза?
   — Спят. Дора с Нилсом и Нэнси с Мэттом приглядят за ними. За них я спокойна.
   Он почесал в затылке.
   — Нет, возвращайся домой.
   — Почему?
   — Я уже сказал почему. — Вероятно, почувствовав, что слишком повысил голос, он запнулся и огляделся по сторонам, а когда заговорил вновь, от его слов сердце у нее сжалось. — Я не хочу тебя здесь видеть.
   Она старалась не уступать.
   — Почему? — Он отвернулся, а потом, призвав на помощь все свое самообладание, посмотрел ей в глаза.
   — Не хочу с тобой спорить, поэтому давай решим так: я возвращаюсь к бабушке, а ты к Доре, идет?
   — Нет.
   — Что? — от удивления он заморгал.
   — Я сказала «нет». — Она схватила его за руку. Пошли.
   Ошеломленный ее решительностью, Джордан не успел отдернуть руку.
   — Куда, черт побери, ты меня тащишь?
   — Туда, где можно поговорить. "
   Он отстранил ее от себя.
   — Это, в конце концов, смешно. Мне пора возвращаться.
   — Сейчас вернешься. Но прежде мы с тобой поговорим. Поговорим с глазу на глаз. Поговорим по душам.
   Он кинул на нее уничтожающий взгляд.
   — Проклятье! Теперь не время и не место.
   — У тебя всегда не время и не место. — Она опять схватила его за руку. — Идем немедленно, не то я учиню такое, что нас обоих выгонят отсюда.
   Оцепенев, он уставился на нее. По ее лицу было видно, что слов она на ветер не бросает. И в самом деле добьется, что их выгонят, если он ей не уступит.
   — Ладно, Ева. — Он устал с ней спорить. — Если ты вбила себе что-то в голову…
   И прежде, чем он успел закончить, она поволокла его по коридору мимо дежурной, заглядывая во все открытые двери и закоулки, но подходящего места, где бы им никто не мешал, так и не нашла. Она уже хотела обратиться к дежурной, однако испугалась, что он может опомниться и передумать. Здесь она заметила дверь на улицу, за которой виднелась стоянка машин, и прямиком направилась туда.
   — Что за чертовщина! — возмущался Джордан, следуя за ней.
   Ева приехала на машине Нэнси, так как машина, взятая ими напрокат, была у Джордана. Она проскользнула в тяжелые двери больницы, и в лицо ей хлестнул ледяной ветер.
   — Это наконец смешно. Мы оба схватим пневмонию.
   Не обращая внимания на его невнятный лепет, она тащила Джордана к машине, потом довольно долго искала ключи, наконец нашла и открыла дверцу — Заходи.
   — К чему все это?
   Снег кружил, ложился ему на плечи и таял на волосах.
   Взгляд Евы был полон решимости.
   — Я сказала: «Заходи».
   Глаза Джордана были такие же холодные, как и воздух во дворе, и все же он повиновался. Ева закрыла за ним дверцу, а сама поспешила устроиться на водительском месте.
   Потом включила зажигание, благодатное тепло сразу разлилось по салону, согревая им ноги и высушивая намокшие от снега туфли. Ева протянула руки навстречу струям теплого воздуха и постаралась собраться с мыслями, потому что и сама еще толком не знала, как объяснить Джордану, зачем она его сюда притащила.
   Но он не дал ей долго раздумывать.
   — Говори, что хотела. Я должен вернуться к Алме.
   Ева пригладила волосы, смахнула с лица капли тающего снега. Они оба понимали, что все эти жесты были тщетной попыткой протянуть время.
   — Это бессмысленно, Ева. — Он надавил на ручку дверцы.
   — Нет. — Она вцепилась в ручку. — Послушай, что я тебе скажу.
   Почти что лежа на его коленях, Ева ощутила, как он вздрогнул, точно возмущенный близостью ее тела, и все же открыть дверцу больше не пытался.
   Она выпрямилась на своем месте, понимая, что терпение его на исходе.
   — У Алмы все будет хорошо. У нас с тобой тоже. Только это зависит от тебя.
   Он даже не повернулся в ее сторону и продолжал смотреть на снежинки, прибитые ветром к дворникам.
   — Конечно, у нас все будет хорошо, — машинально повторил он. — Я также слышал, что говорили врачи. Если верить им, с Алмой тоже все будет в порядке.
   — Но ты же им не веришь?
   Теперь он повернулся и посмотрел на нее взглядом, таким же мрачным, как ночь за окном.
   — Это неважно. Что будет, то и будет. Ты все сказала, что хотела?
   — Нет, Джордан. Мы только подходим к главному.
   Он опять уставился перед собой.
   — Нам не о чем говорить и не к чему подходить. Мы уже все выяснили. Мы поженимся. Все будет хорошо.
   — Нет, хорошо не будет до тех пор, пока ты будешь страдать. Пока будешь долбить, что все хорошо, когда все совсем не хорошо. Пока будешь держать свою душу на замке и никого туда не пускать.
   Он все еще сидел с мрачным лицом, уставившись в одну точку. Переведя дыхание, Ева мягко продолжила:
   — Я люблю тебя, Джордан. Всем сердцем. Я очень тебя люблю.
   — Прекрасно, — напряженно пробормотал он. Прекрасно.
   Облокотившись на дверцу, Джордан подпер голову кулаком и продолжал смотреть вперед.
   Она ощущала его боль, как свою, боль, которую он старался скрыть и которую она должна была прогнать, если это вообще было возможно, если вообще были возможны по-настоящему близкие отношения между ними. Она постаралась смягчить его обиду, хотя понимала, что сейчас он ее лишь терпит.
   — Я.., я была не права, сорвав бракосочетание, и теперь жалею об этом. Но я же говорила, что недостаточно хорошо знаю тебя. Я и не предполагала, что для тебя нет худшего поступка, чем отказ от данного обещания. Но у меня были свои причины. После неудачного замужества я боялась, не подумав, связать себя узами нового брака. И не доверяла своему сердцу. Но когда я увидела тебя с Алмой, то поняла, что усомнилась в тебе напрасно. Что ты никогда не откажешься от своих обязательств.
   — Я говорил тебе это.
   — Знаю. Но я все равно боялась. И сама хотела убедиться. К тому же были и другие опасения. Я вбила себе в голову, что во мне нет ничего такого, что могло бы надолго тебя привязать. Я думала, что не смогу стать тебе равной, но я ошибалась, Джордан. Я думала, что от меня требуется только любовь, но бывает в жизни, когда нужно мужество, чтобы на тебя могли опереться. Например, как сейчас. — На его щеках заходили желваки, и Ева ласково погладила его стиснутый кулак. — О, Джордан, пожалуйста. Я нужна тебе сейчас. — Так и должно быть. Для этого люди и находят друг друга, для этого и существует любовь.
   — Остановись, — зарычал он и скинул ее руку.
   — Нет. — Она опять схватила его руку, отчаянно пытаясь сломить броню его неприступности. — Я не остановлюсь. Никогда. Теперь Алма будет жить, но придет день, когда ее не станет. И если ты никому не позволишь себя любить, если не будет никого, кому бы ты смог довериться в трудную минуту… О, Джордан! Что с тобой будет, когда придет настоящая беда?
   — Все. Хватит, — отрезал он и вновь взялся за ручку дверцы, стараясь освободиться от Евы.
   Но она упорствовала.
   — Я люблю тебя, Джордан. Я никогда тебя не покину. Пожалуйста, доверься мне.
   Он резко повернулся и посмотрел на нее. Его лицо было искажено гневом — иначе он бы не мог скрыть свой страх и боль.
   — О, черт, отпусти же меня.
   И, распахнув дверцу машины, он поставил свои длинные ноги на заваленный снегом асфальт. Но сдаваться Ева не собиралась. Вслед за ним она тоже выскочила из машины и кинулась его догонять. Каким-то чудом ей удалось схватить его за рукав.
   — Проклятье! Отпусти меня, Ева.
   Но она держала его мертвой хваткой и, прильнув к его груди, заглянула в глаза.
   — Пожалуйста, Джордан, позволь мне любить тебя. А себе любить меня…
   Снег бил в лицо, слепил, поэтому ей трудно было понять, на самом ли деле она увидела, как у него выступили слезы и слегка задрожали губы.
   Впрочем, он тут же рывком привлек ее к себе, зарылся лицом в ее волосы и стиснул так, что, казалось, сломает ей ребра.
   — Проклятье! — бормотал он. — Какая же ты неугомонная! — Он прерывисто всхлипнул. — Черт тебя побери, Ева…
   — Да, — тихо отвечала она, все крепче обнимая его. — Да, не отпускай меня, я знаю…
   — Я не хотел, чтобы ты видела.., видела меня таким. Мужчина должен быть сильным.
   — Ты сильный. Все хорошо. Я знаю.
   — О боже! Я чувствую себя семилетним ребенком, — хрипло шептал он ей на ухо. — Я не хочу, чтоб она умирала.
   — Знаю, милый. — Ева ласково гладила Джордана. — И она не умрет. —Не умрет. Врачи говорят, выкарабкается.
   Он слегка отстранился, чтобы рукавом вытереть нос.
   — О боже, это безумие. — Запрокинув голову, он посмотрел на разбушевавшееся небо. — Надо убираться отсюда. Пошли в машину. — Он схватил ее за руку и потащил к открытой дверце.
   Какое-то время они сидели и молча смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Потом она протянула руку и коснулась его холодной и мокрой щеки.
   Он тотчас отозвался на это прикосновение.
   Притянул Еву к себе и принялся целовать все подряд: мокрые волосы, щеки, подбородок. Она тоже целовала его, крепко обнимая и шепотом повторяя снова и снова, что любит его больше всего на свете и никогда не покинет.
   Потом, слегка откинувшись назад, чтобы видеть ее глаза, он рассказал ей то, что она уже знала, только на этот раз слова его шли от самого сердца. Джордан рассказал, как постепенно отдалялась от него мать и он не понимал почему. Почему мама его больше не любит и отец тоже забыл о нем. Он размышлял над этим, и его детский ум подсказывал ему, что он в чем-то провинился, что с ним что-то было не так.
   — Потом моя мать умерла, и меня отправили к Алме. Она сделала все, чтобы заменить мне родителей. В семь лет я впервые узнал, что такое настоящая мать. Она стала мне.., всем, понимаешь?
   — Да, — ответила Ева, — понимаю.
   — У меня такое ощущение, что я ее теряю. Казалось, он не находил слов, которые могли бы выразить до конца его чувства.