Рис Селия. Пираты

   — Эй, с чего это вы вдруг вздумали раскисать? — обнял нас слегка захмелевший Брум. — У нас, между прочим, свадьба, а не поминки! А ну-ка, милые дамы, живо вытерли слезки и пошли в круг. Музыканты уже готовы. Первый танец — жениха и невесты. Давай, Минерва, мы все тебя ждем!
   Под одобрительные возгласы пирующих молодожены исполнили первый танец, после чего веселье разгорелось пуще прежнего. Немало пуншевых чаш и бочонков рома было осушено в тот памятный день. Винсент и Минерва незаметно ускользнули в каюту, где их ждали свадебный ужин на двоих и ложе для новобрачных — то и другое дело рук заботливого Эйба Рейнольдса.
   — Простыни — чистый шелк! — похвастался старик, со значением подмигнув мне. — В сундуках того чокнутого бразильца откопал.
   Я стояла у фальшборта, облокотившись на поручни и задумчиво глядя на ночное море. Кто-то подошел и встал рядом. Брум.
   — Прости, Нэнси, — заговорил он, выдержав паузу, — но я забыл тебе кое-что передать. Раньше как-то к слову не приходилось, а потом и вовсе из головы вылетело.
   — И что же это такое? — насторожилась я.
   — Эндрюс мне рассказывал перед отплытием, что познакомился в Бристоле с одним молодым флотским офицером, произведенным недавно в капитанский чин. Дело было в каком-то кабаке, и после пары-тройки стаканчиков разговор, как водится, зашел о любви и женщинах. Кто-то задал капитану вопрос, есть ли у того невеста или зазноба, на что тот ответил, что с детства влюблен в самую чудесную девушку на свете и ни от кого не собирается это скрывать. Как ее зовут, он не сказал, но упомянул, что носит на цепочке ее кольцо, а она носит его перстень. Еще уверял, что если на ком и женится, то только на ней. А если она не захочет выйти за него замуж, тогда останется холостым до конца жизни. — Адам повернул голову и бросил на меня испытующий взгляд. — Насчет фамилии Том сомневался, но звали того свежеиспеченного капитана вроде бы Уильямом.
   — Уильямом? Ну и что с того? Каждого второго моряка зовут либо Биллом, либо Джоном! — напомнила я его собственные слова, сказанные им давным-давно.
   Брум тоже вспомнил и усмехнулся.
   — Послушай меня, Нэнси, — сказал он, — я уже принял решение. Как только доставим их на Мадагаскар, я разворачиваю корабль и возвращаюсь домой. Почему бы тебе не отправиться с нами?
   Я долго молчала, собираясь с мыслями. Мне ужасно хотелось вернуться в Англию и отыскать Уильяма, но разве могла я оставить Минерву, самого близкого и родного мне человека на свете? Если мы с нею сейчас расстанемся, то можем никогда больше не увидеться!
   Брум заметил мои колебания и правильно их истолковал.
   — У нее есть теперь Винсент, а скоро будет и ребенок, — напомнил он. — У нее все хорошо. Ей не нужна другая жизнь. А тебе нужна! Ты принадлежишь другому миру, и Минерва поняла это гораздо раньше тебя. Не пора ли и о себе позаботиться, Нэнси? Ведь жизнь так коротка и быстротечна, что грех тратить ее впустую. Ты все еще носишь его кольцо на шее?
   Я молча кивнула.
   — Думаю, с такими деньгами нам будет не так уж сложно найти в Королевском флоте моряка по имени Билл, — усмехнулся Адам. — Ты получишь своего Уильяма, детка, даже если для этого придется купить ему адмиральский чин и эскадру в придачу!
   Я так и не придумала, что сказать Минерве. Всю ночь до самого рассвета я провела на палубе, разрываясь надвое и мучаясь сомнениями. А времени для принятия решения оставалось все меньше. Еще до полудня мы будем на месте, и задерживаться с отплытием Брум не станет даже ради меня. Сейчас или никогда! Но как объяснить сестре? А может, все-таки остаться? Внутренний голос приводил убедительные доводы в пользу то одного выбора, то другого, а за спиной между тем восходило солнце, окрашивая своими лучами небо и море в розовые и фиолетовые тона. Я же видела перед собой только темную полосу береговой линии и отдаленный горный кряж, затаившийся, как зверь в засаде, за дымкой утреннего тумана.
   Она вдруг возникла рядом со мной, словно материализовавшись в ответ на мои противоречивые мысли. Лицо заспанное. Волосы растрепаны. Рубашка с чужого плеча. Штаны тоже чужие, подпоясанные наспех, чтобы не спадали, широким кожаным ремнем.
   — Сегодня мы расстанемся, я знаю, — сказала она так просто и буднично, что у меня ёкнуло сердце. Я попыталась что-то сказать, но Минерва жестом остановила меня: — Не надо печалиться. И хватит страдать. Мы с тобой и так достаточно натерпелись! Времени у нас мало, поэтому не стоит тратить его на всякие глупости. Слушай, что я скажу. Я согласна с Брумом и доктором, что ты должна уехать. Я понимаю, почему ты хочешь остаться, но если ты так поступишь, нам обеим будет плохо. Мне, потому что плохо тебе, а тебе — потому что сердце твое рвется к Уильяму. Ты ведь по-прежнему любишь его, верно? Вот и отправляйся к нему!
   — Брум утверждает, что он меня ждет, — заметила я нерешительно. — Но откуда мне знать, правду он говорит или нет?
   — А зачем ему врать?
   — Кто его разберет? — пожала я плечами. — Есть у него такая привычка: говорить людям то, что они сами больше всего хотят услышать.
   — Пусть даже так. Дело не в этом. Тебе пора, наконец, преодолеть свои страхи, Нэнси! Вот с чем тебе надо бороться прежде всего. Ты боишься покинуть меня, потому что боишься испытать разочарование, вернувшись домой. Разве не так?
   Я неохотно кивнула. Мне было стыдно смотреть ей в глаза. Прав был Брум: Минерва знала и понимала меня гораздо лучше, чем я сама!
   — Помнишь, как ты дрожала, когда нас принимали в Береговое братство? — продолжала она. — А свой первый абордаж помнишь?
   Я невольно усмехнулась:
   — Еще бы не помнить!
   — Тогда ты сумела превозмочь свой страх. Так что же тебе мешает повторить это сейчас?
   — Сейчас другое дело.
   — Ничего подобного! Все страхи одинаковы. Отправляйся с Брумом, очень тебя прошу. Рискни снова перейти черту, как уже сделала однажды. Вместе со мной. — Минерва на минуту умолкла, вглядываясь в очертания приближавшейся земли. Туман рассеялся, обнажив красноватые склоны протянувшейся вдоль берега холмистой гряды, поросшей редкими деревьями. — Мы были вместе тогда, останемся вместе и впредь, сколько бы миль ни пролегло между нами. Мы сестры, Нэнси, и любим друг друга, а для любящих сердец расстояний не существует! И потом, кто знает, вдруг в один прекрасный день я увижу твой парус на горизонте и ты войдешь в мой дом и увидишь меня и моих детей — твоих племянников и племянниц.
   Мы обе рассмеялись, представив эту идиллическую картину семейного счастья, и у меня сразу полегчало на душе. Слова ее подарили мне надежду, словно пролившись благодатным дождем на пустынную почву или наполнив после долгого штиля свежим ветром уныло обвисшие паруса.
   По сути дела, нам больше не о чем было говорить. Главное было сказано, а все остальное уже не имело значения. Мы просто стояли и молчали, ее пальцы поверх моих на поручнях фальшборта. Корабль пробуждался. Со шканцев послышались чьи-то команды, суетливо забегали матросы, полезли на ванты убирать паруса марсовые, рулевой закрутил штурвал, разворачиваясь в сторону гавани, где нам предстояло расстаться, и только тогда мы, спохватившись, стали прощаться.
   — Я найду Уильяма, — пообещала я. — И Филлис тоже. А потом мы все вместе навестим тебя. И твои дети будут играть с моими.
   Минерва широко улыбнулась и кивнула, всем своим видом показывая, что ни минуты в этом не сомневается.
   — Возьми, это тебе. — Порывшись в кошельке, я достала и протянула ей рубиновые сережки. — Хотела еще вчера тебе их отдать. Бери, бери, это мой свадебный подарок!
   Она взяла серьги и поднесла к глазам. В лучах утреннего солнца камни ожили и загорелись раскаленными углями, отражаясь в гранях друг друга. Минерва вдела одну в мочку уха, а вторую вернула мне.
   — Одну будешь носить ты, другую я. Так мы будем чаще вспоминать и скорее встретимся. Постой, я сейчас. — Отлучившись на минутку, она вернулась с бутылкой рома и парой оловянных кубков. — Предлагаю выпить за молодость и свободу.
   — За молодость и свободу! — эхом повторила я старый пиратский тост.
   — А еще за удачу и добычу! — со смехом добавила сестра.
   — И за это тоже, — согласилась я.
   Мы чокнулись, выпили до дна и выбросили оба кубка за борт. Облокотившись о фальшборт, Минерва повернулась ко мне в профиль, и лицо ее на грани света и тени приобрело вдруг совершенные черты классической греческой статуи. Одинокая сережка светилась алым на фоне ее бархатистой кожи цвета молочного шоколада, слишком просторная для нее белая рубаха то надувалась, то опадала, распущенные черные волосы развевались на ветру. Такой я ее запомнила, и образ этот до сих пор стоит у меня перед глазами.
   Мы стояли рядом, веселые и хмельные, и в тот миг я поверила, что нет на свете таких преград, которых я не смогла бы преодолеть. Стоит только очень захотеть.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

   Мы вышли в море с ближайшим приливом и взяли курс на юг. В Кейптауне Брум сошел на берег и вернулся с кучей писем, одно из которых оказалось от Нейла Грэхема. Как выяснилось из его сообщения, добрый доктор выполнил все свои обещания. Он разыскал Уильяма и имел с ним продолжительную беседу, что вселило в мое сердце радость и надежду. Еще он писал, что встретился в Лондоне с мистером Даниелем Дефо, которого охарактеризовал как человека весьма достойного и любознательного, внушающего абсолютное доверие, обладающего глубокими познаниями о море и искренне симпатизирующего всем, для кого оно является единственным источником средств к существованию, не делая различий между характером их промысла. Упомянул он и о том, что мистер Дефо в настоящий момент готовит новое, расширенное и дополненное, издание своей нашумевшей «Всеобщей истории пиратства», в связи с чем очень интересуется историями и судьбами тех, кто по тем или иным причинам оказался в рядах Берегового братства. В последнее время среди читающей публики заметно повысился спрос на сочинения подобного рода, в которых повествуется о преступных деяниях пиратов, разбойников, мятежников и прочих злодеев, поставивших себя вне закона. Дабы способствовать его полнейшему удовлетворению, автор стремится собрать как можно больше свидетельств непосредственных участников событий. Он часто посещает тюрьмы, где расспрашивает плененных корсаров, тайно встречается с оставшимися на свободе, гарантируя последним полную конфиденциальность, а также подолгу беседует с военными моряками, чьи воспоминания о стычках с корсарами позволяют более объективно оценить показания противоположной стороны. Сам Грэхем, по его словам, уже поведал свою историю мистеру Дефо, что побудило и меня взяться за перо и засесть за эти мемуары.
   Корабль наш в настоящий момент следует Бискайским заливом, и недалек тот день, когда на горизонте покажутся родные берега. Не стану скрывать, что ожидаю этого с волнением и тревогой, не уставая гадать, как сложится моя жизнь по возвращении домой, но твердо уверена в одном: когда «Удача» встанет на якорь в лондонских доках и я сойду на берег, обязательно встречусь с мистером Дефо и передам ему свои записки. А потом разыщу Уильяма и выйду за него замуж, если он согласится взять меня в жены. Вы спросите, что потом? Можете пожелать мне удачи или проклясть за пиратское прошлое, но не ищите меня в Англии. Море зовет меня, и вряд ли я смогу долго усидеть на одном месте.