А теперь, когда вопрос встанет не о пище, а о самом его существовании — будет ли его реакция прежней?..
   И тут Рипли оборвала свою мысль. Нет, так не пойдет! Тогда уж лучше было и не затевать весь этот план…
   А сейчас он не просто затеян — осуществляется!
   И возможностей для отступления уже нет. Поздно отступать…
   "К тому же… — Рипли с трудом воскрешала в памяти общеобразовательный курс биологии, — к тому же такой вариант имеет обоснование и с биологической точки зрения… Везде и всегда бесполые особи представляют для природы неизмеримо меньшую ценность, чем матка — королева, как ее еще называют у муравьев и термитов. Вообще самый смысл их существования — дать матке жить и размножаться, плодить новые поколения. Ради этой цели любой из бесполых не колеблясь отдаст собственную жизнь.
   Уничтожить матку, спасая себя, — немыслимый, невозможный поступок! Весь инстинкт вида, все законы эволюции должны восстать против него!
   Так бывает у общественных насекомых на Земле. Нечто подобное, как выяснилось, имеет место и в других мирах…
   Отчего вдруг в случае с Чужим все окажется иначе?!
   А пускай даже так! В конце-то концов…"
   — В конце-концов, я ничего не теряю… — эти слова Рипли, должно быть, помимо своей воли произнесла вслух, потому что Дилон вдруг быстро взглянул на нее:
   — Что?
   — Я ничего не теряю… Быть может, это для меня даже лучше — ТАКАЯ смерть…
   Дилон скривил уголок рта:
   — Сестра, ты опять рвешься умереть красиво… Ты — ничего не теряешь. Теряем — мы! И то самое человечество, о котором ты так хорошо говорила.
   И Рипли поняла, что он снова прав. А еще она поняла, что именно он — Пресвитер — сейчас является главным. И по опыту, и по решимости, и по способности оценить обстановку.
   Да и не Пресвитер он теперь, не просто духовный вождь — а ВОЖДЬ вообще. Да, именно с большой буквы.
   — Хорошо. Я буду стоять в проеме, пока не запрется дверь. А где будешь стоять ты, Дилон?
   — Я буду рядом, — последовал немедленный ответ.
   И снова Рипли поняла больше, чем Дилон сказал вслух. Теперь он не может положиться даже на ее волю и решимость. И в случае чего — лишь он может заступить дорогу зверю, хотя на нем и не лежит табу, спасающее от клыков и щупалец.
   — А где будут в это время остальные?
   — Они тоже будут неподалеку, сестра… И будут свои-ми молитвами, своим умением и силой рук своих способствовать успеху нашего дела.
   И снова Морс и Кевин кивнули в ответ.
   Военный совет завершился. Пришло время действовать.

10

   Трое шли тоннелем. Было так темно, что даже горящие факелы в их руках отгрызали от стены мрака считанные метры освещенного пространства.
   — Мне это не нравится! — вдруг сказал Голик без всякого видимого повода.
   Качнувшись, остановились два соседних факела.
   — Что именно?
   — Все!
   Было видно, как усмехнулся один из идущих: красноватый свет живого пламени блеснул на его ровных резцах.
   — Ладно, чего уж там… Пожалуй, ты лучше стань здесь. Будешь на подхвате.
   — Мне не нравится, что эта штука будет бегать по темным тоннелям в то же время, что и мы, — упрямо повторил Голик. Зубы его выбивали мелкую дробь.
   По неофициальной «табели о рангах» его спутники имели менее высокий статус, чем он сам. Во всяком случае, они не принадлежали к миру профессиональной преступности, «воров в законе». (Правда, отношения внутри Братства не признавали воровскую «табель» — но все же от нее оставались какие-то понятия, въевшиеся в плоть и кровь, в подсознание…)
   Однако теперь ценностная установка рухнула — и в образовавшемся хаосе отчетливо проступила извечная трусость «блатарей».
   Двое, не сговариваясь, посмотрели на Голика с нескрываемым презрением.
   — Ну, тебе же сказано — оставайся здесь. Это какой тоннель? Б? Значит я, в случае чего, буду бежать по нему, заманивая тварь к ванне. Ты — беги по соседнему, если она туда сунется. А Ян будет за нами закрывать двери. Это дело как раз по нему…
   Они тронулись вперед.
   Оставшись на месте, Голик ощупал дверь. Толстый лист стали с окошком армированного бронестекла наверху гарантировал качественную защиту: в свое время двери изготовлялись с таким расчетом, чтобы уверенно противостоять натиску не одной пары дюжих рук, обладающих вдобавок искусством взлома…
   Эта дверь, как и большинство дверей на этом уровне, была одностворчатой. Створка опускалась сверху, мягко скользя по проему вдоль направляющих.
   Точнее, это она должна была скользить мягко. Но направляющие заржавели, и дверь двигалась с немалым трудом, хотя все-таки двигалась. Однако удастся ли закрыть ее быстро?
   — Эй, ребята! — Голик вновь высунулся в коридор.
   — Ну что там еще?
   Двое, уже отошедшие десятка на три шагов, остановились:
   — А если все будет не так, как задумалось? Если мы заблудимся или еще что?
   Один из силуэтов, черный на фоне красных отблесков, отчетливо пожал плечами. Потом оба продолжили свой свой путь.
   — Ребята, ребята! Обождите!
   Они удалялись, не оборачиваясь. Потом свет раздвоился: видимо, оба как раз приблизились к проходу, соединяющему соседние тоннели. Теперь им предстояло разойтись.
   — Это она все придумала! Мне это не нравится! — продолжал кричать Голик:
   И тут он нашел отговорку, казавшуюся ему великолепной.
   — Ребята! Смотрите! — Голик повис на двери, демонстративно прилагая много больше усилий, чем надо было, чтобы ее закрыть.
   — Моя дверь не закрывается! По-моему, дело дрянь, а? Давайте еще раз подумаем, как нам выпутаться из этого положения! — голос его звучал фальшиво, но ему вряд ли поверили бы, даже прояви он большее актерское мастерство.
   Огоньки снова задержались, но лишь на миг.
   — Что он говорит?.. — донеслось до Голика чуть слышно.
   — Какая разница… — ответил второй голос.
   Потом раздался смех.
   А еще через секунду один из огоньков двинулся в сторону, миновал развилку и исчез.

11

   Человек шел по тоннелю. Теперь он был один: поиски заставили рассредоточиться ранее компактную группу. Человек громко отсчитывал шаги вслух. Отчасти чтобы привлечь внимание Чужого (конечно, он при этом надеялся разглядеть хищника раньше, чем тот подберется на необходимое для броска расстояние), а отчасти — просто чтобы успокоить себя самого.
   — … девяносто семь… девяносто восемь… девяность девять… Сколько там дальше?… Тысяча… тьфу, черт! Сто… сто один… сто дв а…
   Внезапно до его слуха донесся какой-то короткий удивленный вскрик, сразу оборвавшийся.
   — Что за чертовщина?! — он встал как вкопанный.
   За десятки коридоров от него Дилон, услышав отголосок этого звука, удивленно вскинул голову:
   — Кто-нибудь сейчас что-то слышал?
   Но те, кто был рядом с ним, не подтвердили его догадки.
   — Да нет, вроде бы ничего… Тебе померещилось, преподобный!
   Человек сделал несколько осторожных шагов. Заглянул за поворот — и обомлел.
   Багровый свет от его факела и багровый свет впереди, от чьего-то чужого факела, лежащего на полу. А между этими двумя световыми пятнами…
   Какое-то жуткое, невообразимое существо будто танцует страшную пляску, переминаясь на нескольких парах щупалец. Чем-то оно походит на динозавра (как изображают их на картинках в энциклопедическом атласе), на осьминога, на гигантского паука. И звуки, звуки — чирикающий стон, скрежет, почти хихиканье.
   Словно шел, шел по пещере — и вдруг увидел перед собой ворота ада. Дьявол во плоти! И смердит, как от дьявола…
   Показалось или нет (трудно было разобрать в пляшущих тенях) — будто бы на полу, рядом с факелом, простерлось человеческое тело?
   — Эй, ты, сука! — человек шагнул вперед. — А ну, давай ко мне!
   И его факел, прочертив в воздухе пылающую дугу, обрушился на спину твари. Издав почти человеческий визг, Чужой шарахнулся в сторону.
   — Началось! — уверенно сказал Дилон. Его соседи снова ничего не услышали.
   Лишь секунду спустя человек сообразил, что метнув факел, он лишил себя единственной защиты.
   Кошмарная морда, чем-то неуловимо похожая на карикатурное изображение человеческого лица: бинокулярный взгляд, мощные, но короткие челюсти, не такая уж маленькая емкость мозга, — потянулась к нему, но громадные зубы со звуком сомкнувшегося капкана щелкнули в пустоте.
   Упавший факел продолжал лежать на полу, над ним трепетали языки пламени — и Чужой, стремясь избежать их, плохо рассчитал бросок.
   От звука захлопнувшихся челюстей в желудке возникла неприятная пустота. К счастью для себя, человек сумел превозмочь панику. И уже не страх звучал в его крике, когда он, повернувшись, с воплем бросился по коридору.
   — А-а-а! Он гонится за мной! Я веду его, веду его, веду… Эй, кто там у двери — будь наготове! План вступил в решающую фазу!

12

   Это была самая настоящая облава — несмотря на то, что загонщики бежали впереди дичи, поскольку именно дичь была опасна для них, а не они для нее.
   Первый из загонщиков, лишившись огненного прикрытия, несся уже из последних сил. Кровь стучала у него в ушах, сердце, казалось, было готово разорваться.
   А где-то сзади, постепенно нарастая, близился шум погони — удары щупалец, то звонкие, то глухие, в зависимости от того, приходились они по цементированному полу или по гулким плитам потолка и верхней части сте н…
   Чужой винтом бежал по тоннелю, словно следуя вдоль невидимых нарезов. Для него не существовало верха или низа, и там, где человек обегал какое-либо препятствие, теряя темп, — там зверь буквально обтекал его, прокладывая путь сбоку или сверху, ни на миг не сбросив скорости.
   Внезапно топот как-то разом обозначился совсем близко и человек понял, что погоня подходит к концу. Тогда он выхватил нож, отлично понимая бессмысленность этого поступка:
   — Он догоняет меня… Он уже совсем близко!
   — Остынь! — раздался неожиданно спокойный голос. — Это не он бежит за тобой. Это я бегу за тобой, дубина!
   Голос принадлежал его напарнику. Едва осознав это, человек мешком осел на пол.
   — А где… — он не сразу смог заговорить. — Где тварь?
   Напарник усмехнулся:
   — Бежит по соседнему коридору. Бояться нечего — я захлопнул за тобой дверь. А там… там, похоже, кто-то уже перехватил эстафету.
   И действительно, звук погони, сопровождающийся таким же диким криком, уходил дальше, в сторону металлоприемника.
   Новый загонщик, видимо, тоже вопил не только от страха, а с двойной целью: лишний раз привлечь внимание преследователя и позволить своим товарищам, караулящим у дверей впереди, проследить маршрут своего бегства.
   — Ну, пошли… — опираясь на плечо напарника, упавший с трудом поднялся на ноги, — пошли туда…
   И они, почти обнявшись, заспешили по направлению к печи, чтобы когда вновь настанет их черед, снова принять участие в смертельной гонке.

13

   В возникшей сумятице трудно было различить систему. Сквозь дым и колеблющийся свет факелов было видно, как снуют по коридорам люди, крича и ругаясь на бегу, как с железным звоном захлопываются двери, становясь на фиксаторы…
   Но хаотичным все это казалось лишь со стороны. Мало-помалу Чужой приближался к уготованной ему ловушке. И с каждым новым смертельным марш-броском у него оставалось все меньше и меньше возможностей для отступления…
   Сам зверь этого не замечал. Не замечали и рядовые загонщики.
   Лишь Дилон и Рипли могли видеть, что план их осуществляется успешно. Рипли не сходила с места, безотлучно находясь близ металлоприемника: ее вмешательство потребуется лишь на последней стадии. Совершенно ни к чему, чтобы Чужой засек ее раньше времени.
   Дилон же, наоборот, участвовал в облаве наравне со всеми, и даже больше всех. Но бегая, понукая отстающих и размахивая полыхающим факелом перед мордой чудовища, он при этом ухитрялся еще и следить за постоянно меняющейся обстановкой.
   Рипли и сама считалась офицером — причем считалась отнюдь не номинально: во время учебы она прошла хорошую подготовку, а жизнь научила ее еще большему. Однако уже в который раз ей приходила в голову мысль, что человека, равного Дилону, на ее пути просто не попадалось. Впрочем, высшие офицерские звания в космофлоте обычно получают деятели вроде Эндрюса… Причем — это в лучшем случае!
   Потому что в худшем — это и вовсе люди типа Восемьдесят Пять…
   — Эй, ты, падаль, давай сюда-а-а-а! — донесся далекий вопль.
   — Восточное крыло. Седьмой тоннель, — спокойно констатировал Дилон. И замер, вслушиваясь в продолжающиеся крики.
   — А-а-а! Он убьет меня, братья, скоре-е-ей! — орал на ходу бегущий.
   — Кевин, готов? — негромко спросил Пресвитер.
   — Готов.
   — Внимание…
   Крича уже что-то совсем бессвязное, отмахиваясь факелом от несущей сзади смерти, загонщик выскочил в дверное отверстие — и тут же Кевин опустил за ним створку. Щелкнули фиксаторы.
   — Есть! — торжествующе улыбаясь, Кевин повернулся к Дилону. Тот без слов показал ему большой палец.
   В следующий миг что-то с такой силой ударилось о дверь с противоположной стороны, что Кевин подскочил в испуге. Несколько человек вскрикнули одновременно, но их крик перекрыл леденящий душу вопль, доносящийся из запретного коридора.
   — А он здорово рассердился, — бесстрастно констатировал Дилон. Кевин, устыдившись своего испуга, торопливо кивнул.
   — Ну, ничего, пусть позлится… — в глазах Дилона мелькнул непонятный огонек. — Ему осталось жить не так уж долго. Так пусть хоть последние минуты жизни его мучает злоба и страх!
   Вокруг Пресвитера собралось несколько человек, ожидающих дальнейших указаний. Среди них он вдруг заметил Голика. Этот-то как здесь оказался?
   — Так. Ты, — Дилон ткнул пальцем в того, кто только что играл роль живой приманки, — ты отдыхай пока что. Остальные — за мной! Теперь на очереди тоннель номер шесть!

14

   … Голик бегал и орал вместе со всеми, изо всех сил изображая активнейшую деятельность, но при всем при этом держался подальше от места, где ему могла грозить реальная опасность.
   Но это была не война с четко обозначенной линией фронта — и, пытаясь избежать опасности, он вдруг оказался к ней вплотную.
   Это было, когда они, как им показалось, успешно провели монстра сквозь шестой тоннель. Голик в компании еще нескольких человек как раз шел в сторону следующего — пятого — коридора, как вдруг из одной двери в стене тоннеля со свистящим шипением, какое издает струя воздуха, бьющая в космическое пространство сквозь пробитую обшивку звездолета, на них надвинулась голова монстра с открытой для атаки пастью…
   Эта дверь в спешке осталась незамеченной — потому и незапертой.
   Отчего же Чужой не бросился на них сразу? Трудно сказать… Возможно, он проявил нерешительность при виде компактной группы людей?
   Или же в смутное, неразвитое сознание монстра каким-то образом проникла мысль, что он уже не преследователь, а преследуемый — даже если внешне все выглядит наоборот? Так или иначе, он дал людям несколько мгновений. И за эти короткие секунды Голик вдруг не разумом, а телом, понял, что единственное спасение сейчас — не бежать, а идти на сближение с опасностью.
   И тело его вытянулось в прыжке, который сделал бы честь любому спортсмену.
   На лету вцепившись в ручку двери, Голик повис на ней всем телом — и створка, ударив опешившего Чужого по носу, встала на фиксаторы раньше, чем тот успел перейти в атаку.
   — Все! Дверь закрыта… — сказав это, Голик вдруг ощутил, с какой яростью колотится о металл и бронестекло могучее существо, оставшееся в тоннеле, и похолодел при мысли, что могло его ждать при секундном промедлении.
   — … Во всяком случае, надеюсь на это, — закончил он вдруг севшим голосом.
   Остальные смотрели на него округлившимися глазами.
   — Да ты герой, оказывается, брат… — протянул один из его товарищей. Голик скромно потупился. Он отнюдь не собирался сообщать кому бы то ни было, что на сей раз на него сработала не храбрость, а все тот же инстинкт самосохранения.
   И сработал именно потому, что он был развит у него сильнее всех прочих чувств, вместе взятых.
   — Некогда восхищаться друг другом, братья! — вступил в разговор Дилон, бог весть как оказавшийся рядом. — Пошли! Пока он жив, наше дело еще не завершено!
   Выкрикнув это, он первым устремился к очередному тоннелю.
   На сей раз Голику не удалось под шумок улизнуть в сторону: Дилон все время, не скрываясь, посматривал на него. Впрочем Голик, будучи и сам загипнотизирован представлением о собственном героизме, некоторое время и вел себя соответственно.
   Более того — сперва он даже попытался «работать под полководца». Это проявилось в тот момент, когда во время очередной бешеной гонки (кажется, это было уже в третьем тоннеле) он столкнулся с Уинтерборном.
   — Что ты делаешь? — злобно выкрикнул Голик.
   — А что?
   — Ножницы ты как держишь? — Голик указал на зажатые в руке Дугласа большие портняжные ножницы, взятые им в мастерской.
   Сведенные вместе концы ножниц, словно клинок, упирались Голику в живот.
   — А что? — отупело повторил юноша. Он был слишком напуган, чтобы соображать.
   Вырвав у него из рук импровизированное оружие, Голик перевернул его и снова вложил в оцепеневшую руку Дугласа. Теперь наружу торчали не острия, а закругленные кольца рукояток.
   — Вот так и держи, урод! Иначе… — Голик замолк, прислушиваясь к тому, что происходило в оцепленном тоннеле.
   — Иначе? — безучастно переспросил Дуглас Уинтерборн. Он был явно не в себе.
   Голик дико уставился на него:
   — Иначе убьешь кого-нибудь, ты, чудо в перьях! — точным движением он сдвинул Дугласу на глаза козырек его знаменитой кепочки. — А так если и пропорешь кому-нибудь брюхо, так только себе. Невелика потеря!
   Потом снова был какой-то провал в памяти, заполненный криками, звоном железа, сумасшедшим бегом… Когда Голик опомнился, он уже стоял возле той самой двери, сквозь которую должен выскочить из тоннеля загонщик.
   Это был уже тоннель №2. Второй — и предпоследний перед ловушкой…
   Итак, не миновала его все-таки чаша сия…
   Голик ощупал дверь. Все повторилось как вначале, как повторяется дурной сон. Дверь двигалась, но двигалась с трудом, со скрипом, и рыжие хлопья ржавчины осыпались из пазов, будто снег.
   И снова — проклятый вопрос. Удастся ли спустить ее быстро, одним движением?!
   А где-то далеко, в глубине тоннеля, уже мелькнул факельный свет, раздались крики…
   Началась очередная смертельная пробежка. Если повезет, если все правильно рассчитано — то, кроме этой, такая пробежка будет всего одна.
   Но трудно опустить поржавевшую створку. И негде укрыться при неудаче.
   — Л-ладно… — прошептал Голик. Он принял решение.
   Тот, кто бежал по тоннелю №2, голося и размахивая горящей палкой, еще издали увидел, как исчез впереди справа узкий прямоугольник тусклого света. Увидел, но не понял смысла этого.
   Но Чужой тоже заметил исчезновение света — и вот он-то все понял, мгновенно оценил значение этого факта нечеловеческим разумом или инстинктом. А оценив — заметался в поисках выхода.
   … Вся сила задуманного плана была в его мгновенности, в моментальной смене цели. Чужой должен считанные секунды промедлить перед запертой дверью — и тут же ему будет явлена новая мишень для атаки в дальнем конце коридора.
   Потому что надежно запереть тоннель, перекрыв в нем абсолютно все входы и выходы, было невозможно. В конце концов, нерешенной — и нерешаемой! — осталась проблема все тех же вентиляционных люков…
   Загодя обезопасив себя (во всяком случае, так ему казалось), Голик сквозь бронированное окошко напряженно всматривался в прорезанную искоркой факела тьму. Вроде бы ничего не видно…
   Может быть, стекло слишком мутное?
   Но именно потому, что стекло было мутным, Голик кое-что увидел. Он увидел медленно надвигающуюся на него пасть, двойной ряд зубов.
   Он еще успел понять, что это отражение, успел обернуться, успел закричать…
   А человек, в отчаянии ударившийся всем телом о запертую дверь изнутри тоннеля, увидел, как прямо в лицо ему брызнули струи крови и кислоты, полетели клочья мяса — но, не долетев, страшная смесь размазалась по разделявшему их бронестеклу.
   И он понял, что Ян Голик перехитрил сам себя.
   А кроме того, он понял — Чужой ушел из оцепления…

15

   Для всех остальных это было совершенной неожиданностью.
   Чем ближе к ванне, тем проще было организовывать облаву, тем смелее и даже беспечней становились действия людей. В самом начале они были рассредоточены, рассеяны по дальним коридорам — а теперь они собрались вместе и успех от скоординированных усилий был куда выше.
   За это пришлось платить — и платить кровью…
   В противоположном конце того же коридора, где находился Голик, был еще один человек. Когда Чужой, расправившись с Яном, бросился к нему — он не только не обратился в бегство, но и не поднял факел для защиты.
   Он попросту ничего не понял, точнее — не поверил сам себе.
   — Ты что здесь делаешь?! — крикнул он скорее с удивлением, чем с испугом. — Тебя не должно здесь быть! Ты же заперт!
   Со все возрастающим изумлением он рассматривал несущееся к нему чудовище.
   «Бежит, как таракан», — мелькнула в его мозгу совершенно неуместная мысль. И действительно, Чужой в движении гораздо больше напоминал исполинское насекомое, чем теплокровного хищника.
   И только в последний миг, когда до зверя оставались считанные метры, человек сообразил, чем закончится их встреча. Но даже не успел повернуться.
   Хищник налетел на него как смерч и, даже не замедляя бега, растерзал его на ходу одним движением головы. Вновь пол и стены коридора окрасила багровая жидкость, перемешанная с брызгами кислоты.
   В следующий миг Чужой, наращивая скорость, пролетел сквозь перекрестье тоннелей. И тут его увидели сразу несколько человек.
   — Как это могло случиться?! — потрясенно крикнул Дилон.
   Рипли опомнилась первой:
   — Не время гадать об этом, брат! Что нам теперь делать?
   Пресвитер сделал шаг вперед, но тут же споткнулся обо что-то. Наклонился, всматриваясь.
   Споткнулся он, оказывается, о чьи-то ноги, торчащие из густой тени между пустыми бочками. И сейчас эти ноги поспешно втягивались обратно в тень.
   — Ну-ка, кто еще там?
   Поняв, что обнаружен, из пространства между бочками поднялся Смит. Лицо его было исковеркано страхом, но Дилон не сказал ему ни слова упрека.
   — Что нам делать? Давай решать быстро, пока этот ублюдок не ушел черт знает куда, — снова выкрикнула Рипли.
   Но Дилон уже не смотрел на нее, как не смотрел и на Аарона.
   — Решать тут нечего. Надо просто бежать по коридору, уводя за собой зверя. Вот и все! Просто, как дважды два — шестнадцать… — По-прежнему без единого упрека он скомандовал Смиту: — Стань у той двери, Восемьдесят Пять!
   — Есть, сэр! — не задумываясь выпалил тот. Он не заметил оскорбления — или же побоялся заметить. Впрочем, Пресвитер и не думал его оскорблять.
   Схватив один из запасных факелов, Дилон с места перешел на бег. Вот он уже достиг перекрестья, быстро оглянулся по сторонам — и исчез в том самом ответвлении, где минутой раньше скрылся Чужой.

16

   Гигантский организм завода-тюрьмы все еще продолжал жить, выполнять свои функции. Он был столь велик и сложен, что даже взрыв, пожар, полное отсутствие управления оказали на него то же действие, которое оказывает раковая опухоль — но не пуля в висок.
   Безнадежно изувеченная, медленно умирающая система пока что продолжала жить. Главный компьютер сортировал поступающую информацию, посылал на имя директора сообщения, которые никто и никогда не прочтет, сам отдавал приказы автоматическим системам, работающим без постоянного контроля со стороны человека…
   Поэтому вогнутые тарелки радаров, расположенных на внешней поверхности планеты, засекли приближающийся космический корабль сразу же, как только он показался в пределах досягаемости.
   Тут же к нему протянулся невидимый пульсирующий луч наводки, который должен был облегчить действия космонавигаторов. Одновременно с этим сообщение о приближении корабля было послано на включенный экран дисплея.
   Но никто не ответил на это сообщение, так же как и на запросы, ежеминутно поступающие с борта по каналам внеочередной связи.
   … Звездолет опускался медленно, осторожно, словно океанский корабль, входящий в речной фарватер. Когда до поверхности оставались считанные десятки метров, были включены реактивные двигатели.
   Тонкие сфокусированные струи выхлопа били отвесно вниз, сметая заледеневший снег с бетона посадочной площадки. Их мощность была столь велика, что даже бешеная атмосфера Ярости не могла помешать посадке.

17

   Сперва Смит вел себя должным образом. Но, когда он услышал звук приближающейся погони, когда сквозь стук бегущих шагов и хрип напряженного дыхания до него донесся пронзительный, леденящий душу вопль Чужого, — нервы его не выдержали.
   — Нет! Нет! — закричал он и бросился прочь, закрыв лицо руками.
   С силой, которую она сама от себя не ожидала, Рипли, схватив Аарона за отвороты куртки, припечатала его лопатками к стене.
   — Встань на место! — коротко и страшно приказала она.