Конструкции были закреплены максимально стационарно — трудно было представить, как они могли бы двигаться, но ему показалось, что они готовы в любой момент ожить и сдавить всех со страшной силой, превращая в кровавую кашицу.
   От стен несло мощью — чужой и непоколебимой.
   Уж не забрались ли они впрямь внутрь какого-то чудовища, приняв за дверь его пасть?
   Вот это, полукругом выпирающее из стены рубчатое образование из окаменевшего пластика, — не подозрительно ли оно похоже на трахею?
   А эта неровная труба — тонкая кишка или кровеносный сосуд?
   Вода под ногами… кто сказал, что это вода, а не слюна? Или желудочный сок?..
   Что они, ничтожные людишки, могут сделать чудовищу таких размеров? Оно слишком велико, чтобы обращать на них внимание; оно не станет их убивать, просто переварит — и все…
   — Что это такое? — прозвучал сдавленный внезапным открытием еще один голос.
   Десантники продолжали входить в пасть загадочного монстра.
   — Не знаю… — так же тихо ответил Фрост.
   Помещение не вызвало у него столько зловещих ассоциаций, как у Хадсона, но все равно потрясло своей непривычностью.
   Чем оно могло быть? Ни один нормальный конструктор не станет делать внутри помещения полукруглых стен. В крайнем случае, их можно встретить в свободном тоннеле, но на тоннель, хотя бы благодаря ответвлениям и расширениям, это не было похоже. Кроме того, ни для одного нормального сконструированного человеком помещения не была характерна такая неровность всего: расстояния между ребрами «трахеи» были неодинаковыми, боковые стены бугрились, порой совсем нелогично, и во всем этом невозможно было отыскать хоть одну безоговорочно прямую линию. Так кое-как могла быть сооружена доисторическая пещера, но никак не осмысленное произведение рук современного человека, вооруженного массой техники и штампующего детали любой конструкции заводским методом.
   Но не это беспокоило взвод больше всего.
   Почти каждый ощущал, что здесь их поджидает что-то новое и вдвойне опасное по сравнению со всем, с чем они встречались раньше.
   — Дьявольщина какая-то! Что за проклятое место?! — негромко сказала Вера. Дрейк бросил быстрый взгляд в ее сторону.
   «Неужели к финишу окажется, что я был в одной команде с тремя бабами, две из которых — весьма ничего, и ни с одной не трахнулся?! Прискорбный факт».
   — Черт… — тихо, словно боясь разбудить помещение-монстра, выдавил Фрост.
   — Ну и местечко!
   «Вот был рядом с двумя бабами…» — назойливо вертелось в голове у Дрейка. Мысль об этом так его раздражала, что он не слишком переживал по поводу того, что глагол «быть» принял у него форму прошедшего времени.
   «Я отсюда не вернусь», — вдруг безо всякого страха, как об очевидном факте подумала Вера. На протяжении многих лет ее семья была связана с десантными войсками; каждый ее член, начиная с прадеда, отдавал военной службе хоть несколько лет, не говоря уже о тех, кто отдал жизнь. Теперь она чувствовала, что наступил и ее черед. Конечно, ее задел легкий холодок страха, но все равно молодая женщина осталась спокойной. Раз так, — значит, так…
   «Сейчас случится что-то нехорошее», — глядя на мониторы, сказал себе лейтенант Горман.
   Действительно, хотя еще ничего не происходило, чувствовалось, как над десантниками сгущались невидимые тучи.
   Тревога жгла Гормана изнутри все сильнее.
   Вот сейчас сбудутся наихудшие его ожидания…
   — Продвигайтесь внутрь, — приказал он. В горле першило.
   Ему никто не ответил. Только звук шагов, неторопливых и глуховатых, доносился с мониторов.
   Десантники продвигались вперед и без его команд.
   Рипли затаила дыхание. В каком месте этого инопланетного корабля нашли тогда яйца? Первый раз был поворот налево, потом… Нет, все это неважно. Скорее всего, это был совершенно другой вход. В чужом корабле что-то изменилось. Может, это была просто другая его часть, но может… Нет, это казалось уже совершенно невероятным.
   Рипли с тревогой покосилась на девочку. Ньют сосредоточенно молчала, глядя на мониторы. Похоже, корабль Чужих не вызывал у нее никаких ассоциаций.
   Под ногами десантников плескалась вода.
   Они продолжали идти.
   «Итак, где я могу допустить ошибку? Что я могу пропустить, не предусмотреть? — решал трудную задачу Горман. — Пока все идет согласно инструкции, но… что они могли напортачить? Так, они чуть не застрелили девочку, нервы у них напряжены до предела, а значит… Там ведь есть люди!»
   — Без нужды не стрелять, — произнес в микрофон Горман. Целиться как следует. Помните, что здесь могут быть живые люди…
   «Этот командир — настоящий идиот, — окончательно убедился Берт. — Разве это и так не ясно, что они живы? Датчики работают — значит, их сердца еще бьются… Впрочем, все это неважно. Главное — придумать, как к нему подлезть и заставить сделать то, что нужно мне».
   Рипли пропустила слова лейтенанта мимо ушей. У нее зародилось смутное подозрение, что есть еще одна опасность, пока неясная, но не относящаяся к Чужим. Пусть это простое предчувствие, но Рипли знала, когда ему можно доверять.
   Если Чужие подготовили ловушку, то в чем ее суть? Почему они выбрали именно это место?
   Интуиция подсказала Рипли, что опасность исходит от самого процессорного комплекса.
   Большего, сколько бы она ни напрягалась, понять ей не удавалось.
   Десантники шли. Коридор инопланетного корабля расширился, из перекрестка вело сразу несколько выходов. Изменился и свет. Откуда он шел, было непонятно, и именно это заставило Фроста, оказавшегося впереди, остановиться перед выходом на пустое пространство. Все ответвления коридора были пусты. Как бы странно ни выглядело то, что можно было условно назвать оборудованием этого корабля, в нем было одно неоспоримое преимущество: за него сложно было спрятаться так, чтобы опытный взгляд не заметил засады.
   — Спокойнее! — рука Эйпона легла Фросту на плечо. — Фрост, пройди вперед…
   Фрост мотнул головой.
   Теперь уже остановились почти все.
   Многим чудилось, что из пустых коридоров идет воздух, подгоняемый чужим дыханием.
   Коридоры дышали враждебностью и злобой
   — О Господи! — тихо простонал Хадсон и, чтобы не видеть всего этого, уставился снова на табло схемы.
   Колонисты должны были быть в нескольких метрах от них — в той стороне, куда вел самый широкий из коридоров.
   — Проклятье!
   — Я сказал, спокойнее!
   Эйпон пошел вперед. Остальные последовали за ним. Коридор вел их к какому-то новому помещению, которое, по идее, должно было соответствовать отсеку, но напоминало его крайне мало, зато по необычности превосходило все, виденное раньше. Потом коридор снова сузился, пропустил и х… Пожалуй, аналогов увиденному трудно было подобрать.
   — Здесь что-то странное, — произнесла обогнавшая почти всех Вера.
   — Это какое-то убежище?
   Хадсон поежился. Хигс обвел взглядом товарищей и пришел к выводу, что пора пошутить. Когда шутишь, самому перестает быть страшно…
   — Убежище — от кого? — переспросил он.
   Намек никто не понял. На Хигса недоуменно посмотрели — и только.
   — Никто ничего не трогает! — грозно предупредил Эйпон, поглядывая на стену, составленную из подобия переплетенных между собою окаменевших корней.
   — Странные дела…
   Хадсон хмуро смотрел на табло. Его все больше смущала одна деталь: никто из колонистов не сдвинулся с места за все время поиска. Неужели они лежали там связанные? Или они действительно находились, еще живые, в желудке чудовища?
   Если было правильным второе предположение, выхода отсюда не было. Если первое… в таком случае колонисты были приманкой для них, а может, и для других землян, которые обязательно прилетят им на помощь.
   Хитрая система: эти твари догадались, что пока живы свои, земляне не станут сбрасывать бомбы. Система старая, но надежная: пока есть заложники, можно и поторговаться… Так вот и прислали бы для переговоров кого-нибудь из начальства, а не заставляли других совать голову в петлю!
   — Как здесь жарко… — пробормотал Дитрих, продолжая путь.
   Под ногами чавкала грязь, похожая на слюну или слизь.
   — Зато жара — сухая, — снова попробовал шутить Хигс.
   — О, черт!
   — Тихо, Хадсон!
   — Пошли, пошли, — подгонял всех Эйпон. В его голосе все яснее звучала тревога.
   — Пошли…
   Рипли закрыла глаза. Так что же ее так волновало? Ловушка, засада… нет, не это!
   — Лейтенант, — встрепенулась она, словно после дремы.
   — Что? — вздрогнул лейтенант. Неужели он допустил какую-то ошибку, и эта женщина сумела ее заметить?
   — Что у них за оружие?
   Лейтенант расслабился. Тревога оказалась ложной.
   — Десятимиллиметровое, бронебойное, стандартное, — упирая на букву "р", отчеканил Горман. — С разрывными пулями.
   Разумеется!.. Рипли горько усмехнулась. Если оно пробьет потолок — а после сказанного в этом можно было не сомневаться, — всем станет очень «весело».
   — Между прочим, ваша команда проходит сейчас возле теплообменников, точнее — под ними.
   — Ну и что? — пожал плечами лейтенант.
   На лице Берта впервые появилась озабоченность.
   Представителей Компании не едят, но и они не бессмертны. Совсем недавно был случай, когда глава аварийной комиссии взлетел в воздух вместе с инспектируемым объектом.
   Такая перспектива Берта не устраивала.
   — А то, — вместо Рипли начал отвечать он, — что если они начнут стрелять там, то могут разрушить систему охлаждения.
   — Ну и что? — продолжал недоумевать Горман. Компания заверила его, что за нанесенные оборудованию повреждения он материальной ответственности не несет, и какие-то системы охлаждения его в этом плане совершенно не волновали.
   — Рипли совершенно права, — продолжал развивать свою мысль Берт. — Вся станция, этот процессор, — в принципе, один большой ядерный реактор.
   — Не понимаю. — Разговор начал вызывать у лейтенанта раздражение.
   Его люди были на боевом задании, в скором времени им, возможно, предстояло защищать свои жизни. Причем здесь разговоры о реакторе и прочей дребедени?
   «Это конец… Неужели эти твари настолько умны, что смогли все это рассчитать?!» — ужаснулась Рипли.
   — Может возникнуть ядерный взрыв, — с трудом сдерживаясь, пояснил Берт. — И тогда — adios muchachos!
   «Прекрасно. — Горману показалось, что его ошпарили кипятком. Вот оно, наихудшее!»
   Если ребята начнут защищаться и станция взорвется, никто не простит ему такой «халатности». Но с другой стороны, если он сейчас прикажет не стрелять, а на них нападут, — чем можно будет оправдаться тогда? Кто сможет тогда просто подать ему руку? Ему доверили жизни этих людей, он за них в ответе. Да разве сам себе он сможет простить, что послал их на убой?
   — Дерьмо… — процедил лейтенант сквозь зубы.
   Да, он сидел по уши в дерьме. Личный долг, долг морали, требовал чтобы он не мешал людям выполнять свое задание.
   Но… будет ли им лучше, если станция взлетит на воздух? Это тоже смерть, и, в отличие от первой, уже не оставляющая даже мизерного шанса на спасение. Пока можно еще приказать ребятам повернуть назад, отойти, прийти к ним на выручку, наконец… Пусть уцелеют хоть немногие…
   Но это — позор. Конец карьере, конец всем мечтам. Даже если Компания избавит его от ответственности и найдет другую работу…
   А красивая смерть — кто сказал, что она будет именно красивой? Говорят, что мертвым все равно. Мертвец из Гормана получился бы неважный — он был согласен отправиться на тот свет только в том случае, если бы поступок был оценен надлежащим образом. Там, на Земле, будут знать только одно: станция взорвалась. И все. Значит, задание не выполнено. А кто виноват, если все участники операции погибли? Разумеется, командир. Горман сжал кулаки. Его сознание разрывалось на две части. Если бы хоть кто-то мог принять на себя ответственность за этот выбор!
   Ну почему бы, например, представителю Компании не взять это на себя? Он — власть, он имеет право…
   Но нет, решать должен командир. Он и только он. В этом и сила, и слабость любой военной операции.
   — О черт… — в очередной раз пробормотал Горман.
   Тянуть время до принятия решения было уже невозможно.
   — Горман, что с вами? — внимательно посмотрел на лейтенанта представитель Компании.
   Горман рассеянно кивнул.
   Итак, его смертный час пробил. Из двух решений нужно было выбрать то, что кажется наименьшим злом.
   Единственный его шанс заключается в том, что атаки со стороны Чужих в этом месте не будет. Надежды на это были весьма иллюзорными, но второй вариант не оставлял даже таких.
   — Внимание… — Горман незаметно для всех зажмурился. Ему показалось, что он собрался нырнуть в речку неизвестной глубины, на неизвестной планете, совершенно не умея плавать. — Эйпон!
   — Что, сэр? — Эйпон остановился.
   Десантники находились в небольшом закутке, из которого был уже виден очередной «зал» или «отсек».
   — Эйпон, вы не можете стрелять там, где вы находитесь.
   — Что? — ошарашенно переспросил Эйпон.
   — Вы поняли меня? — От волнения Горман не слышал его ответа.
   — Нет, — удивленно поднял брови Эйпон.
   — Повторяю. В том месте, где вы находитесь, стрелять опасно! Понятно теперь? Я прошу забрать у всех патроны.
   Эффект, произведенный его словами, можно было сравнить только со взрывом бомбы.
   Десантники переглянулись. Всем показалось, что они ослышались.
   — Что? — еще раз переспросил Эйпон, хотя как раз у него таких сомнений не было.
   Ему почудилось другое: командир попросту спятил. Иначе чем еще можно было объяснить столь дурацкий приказ?
   Побелевший от ужаса Хадсон был близок к обмороку. Мало того, что их и так пригнали на верную гибель, — их еще и превращали в скотину, посылаемую на убой безо всяких шансов на сопротивление! И кто? Собственный командир!
   «Вот уж какая забота об этих монстрах! — подумал Хигс. Переживают, чтобы они не попортили о нас зубки…»
   — Вы что, не слышите приказа, Эйпон? — снова спросил Горман.
   — Слышу, сэр. — Эйпон облизнул пересохшие губы.
   Ему вдруг показалось, что сразу за проходом, в «зале», что-то шевелится.
   Там была смерть, и она имела сейчас полное право над ними посмеяться.
   — Он что, с ума сошел, что ли? — покачала кудрявой головой Вески.
   Даже она вынуждена была признаться себе, что страх на этот раз захватил ее врасплох.
   Одно дело — рисковать, когда знаешь, что твоя жизнь в твоих руках, что все зависит от твоей ловкости и от того, как скоро и насколько точно ты выстрелишь, и совсем другое — ждать смерти, которая станет хозяйкой положения, и против которой не поспоришь. При таких условиях и самый смелый человек легко превратится в труса — но можно ли будет его в этом упрекнуть?
   — И чем же мы будем стрелять? — все еще не веря своим ушам, выдавил Дитрих.
   — Интересно!.. — выпучив глаза пробормотал Эйпон. — А чем мы будем действовать? Матом, что ли?
   — Я сказал, сержант. — Необходимость вести спор окончательно убедила Гормана в правильности принятого решения. Точнее, это теперь стало не самым важным на данный момент. Решение принято, приказ отдан, теперь главным было не допустить неподчинения. Если десантники сейчас взбунтуются, это будет хуже обоих первых вариантов. Во всяком случае, лично для него. Лейтенант был обязан в этой ситуации настоять на своем, чего бы это ни стоило. — Приказываю обойтись без стрельбы и не пускать в ход гранаты. В крайнем случае чего, используйте огнеметы.
   Эйпон шумно выдохнул. Его выбор был куда проще: или подчиниться идиотскому приказу старшего по званию, или устроить бунт. Первое ему не нравилось по весьма понятным причинам, но второе… К бунтам, восстаниям и прочим массовым беспорядкам Эйпон, несмотря на свое прошлое, питал глубокое и врожденное отвращение.
   Что ж, раз уж начальству так нужна их кровь, то… какое право они имеют не подчиняться?
   — Вы слышали, дорогие? — повернулся сержант к своей команде. Давайте мне магазины. — И, убедившись, что его команду выполнять не торопятся, добавил на более высоких нотах: — Вынимайте! Кому сказано?!
   Хадсон повиновался автоматически, как в бреду. Ему пришла в голову очередная сумасшедшая идея. Трудно поверить, что человека в его состоянии можно было напугать еще сильнее, но это с ним произошло: Хадсону подумалось, что с транспортера приказ отдал НЕ их лейтенант. В самом деле, кто знает, на что способны эти твари? Почему бы одной из них не принять образ лейтенанта Гормана и не отдать его голосом убийственный для всех приказ? Может, настоящего лейтенанта уже и на свете-то нету… Или, помнится, говорилось, что со связью здесь могут быть неполадки. Вот этим и могли воспользоваться подлые инопланетные чудища…
   «Здесь что-то не так, — рассуждала, глядя на ствол своей пушки, Вески. — Или мы что-то недопоняли, или этот приказ — предательство. Во всяком случае, я еще не настолько спятила, чтобы ему подчиниться!»
   Она призадумалась. За невыполнение приказа неминуемо ждал трибунал. Но, черт побери, это еще не причина сдаваться! Пусть будет так, пусть судят, пусть выгоняют, но просто так отдать свою жизнь чудовищам ее не заставит никто!
   Вески закусила губу. Интересно, будет ли Эйпон их обыскивать? На всякий случай она всегда брала второй магазин. Кроме того, у нее был припрятан еще и пистолет с разрывными пулями. Игрушка, конечно, по сравнению с бронебойной автоматической пушкой, но все же лучше, чем ничего…
   Заметив ее колебания, Эйпон остановился прямо перед ней.
   Вески затаила дыхание: обыщет или не обыщет?
   — Вески, а ты чего встала? Быстренько!
   Глядя в упор в глаза сержанта, Вески отстегнула магазин.
   Эйпон взял его и подозрительно окинул ее взглядом. Вески почувствовала, что он догадался о ее маленькой хитрости.
   «Она хочет меня обмануть, — отметил про себя Эйпон. — Что у нее может быть? Нож? Нет, их пока не запретили… Пистолет? Наверняка. Ну что ж, пусть это останется на ее совести. Мне самому этот приказ не по душе».
   Дуэль взглядов окончилась — Эйпон отвел глаза в сторону. Вески облегченно вздохнула. Эйпон не предатель, он все понял…
   — И вы тоже! — обратился Эйпон к Фросту и Дитриху, стоявшим рядом. — Давайте! Быстренько, торопитесь! Вынимайте патроны!
   Он говорил почти скороговоркой — это помогало не думать над смыслом собственных слов и действий…
   Хигс наморщил лоб и мучительно соображал, как ему поступить. Маневра Вески он не понял — волнение не позволяло ему тратить время на наблюдение за другими. Из прохода дышала смерть, и об этом нужно было думать сейчас в первую очередь. Совсем рядом жило и двигалось что-то враждебное; ощущался запах, неприятный и весьма подозрительно напоминающий запах какого-то живого существа. «Небось наблюдает, гад, за тем, как мы разоружаемся… Или ждет, когда наш любезный лейтенант пожелает ему приятного аппетита». От страха волосы на затылке Хигса тянуло, словно кто-то пощипывал их невидимой рукой, и это побуждало его придумывать новые черные остроты.
   «Погибать — так весело, — сказал он себе и решил не отступать от этого принципа. — Кажется, я разгадал маневр лейтенанта. Вот сейчас сержант со всей этой кучей боеприпасов отправится вперед, милая зверушка его проглотит со всеми потрохами, и вот уже у нее в брюхе наш доблестный сержант подожжет все боеприпасы и гордо взлетит на воздух вместе с ее кишкам и…»
   — Фрост, давай! — раздался голос Эйпона совсем рядом.
   Это подтолкнуло Хигса к принятию решения.
   — А это я на всякий случай оставлю при себе, — произнес он негромко, засунув под одежду запасной магазин и свой любимый крупнокалиберный обрез. Эйпон оглянулся в его сторону, но Хигс быстро показал ему нож и пояснил: — Для близких контактов.
   «Ну-ну, — хмыкнул про себя сержант, — обманывайте… Я ничего не вижу и ничего не слышу. Надо будет и себе что-нибудь оставить на всякий случай, но приказ пока есть приказ, и его надо выполнять… Тут уж кто хитрее, тот и выиграл».
   — Понятно, — с завистью посмотрел на Хигса Сандро. Он упустил удобный момент и теперь злился на всех за собственную несообразительность. «Все, небось, что-нибудь оставили, кроме меня, дурака…» — подумал он.
   — Ну, давайте сюда…
   «Арсенал» Эйпона уже с трудом умещался в его руках. Глядя на него, все разом ощутили свою внезапную беззащитность.
   — Ну, пошли, — неуверенно произнес Эйпон, сваливая боеприпасы в висевшую на его поясе объемную походную сумку. Приказы — приказами, но нужно идти дальше, и к тому же вести за собой на верную смерть безоружных людей. Он чувствовал себя виноватым, и это мешало командовать в полный голос.
   «Но почему я должен стыдиться, — уговаривал себя Эйпон. — Разве я сам не в таком же положении? Огнемет — это так, игрушка… Или я просто боюсь? Во всяком случае, мне еще ни разу не приходилось идти в бой в таких заведомо неравных условиях… И ладно бы там были люди, которым в крайнем случае можно взять и сдаться в плен. Но — чудовища, которые и так во много раз превосходят нас силой? Будь я проклят, если хоть что-то в этом деле понимаю…»
   — Вперед, — пробормотал он.
   Никто не сдвинулся с места.
   Одно дело — погибать для того, чтобы спасти чью-то жизнь или десятки жизней, и другое — когда единственной причиной гибели является нелепая прихоть командира, который не сделал пока ничего, чтобы заслужить их доверие.
   Но время шло, никто не двигался с места, и Эйпону надо было что-то делать.
   — Хадсон!
   — Да! — не своим голосом ответил бедняга.
   — Посмотри на индикатор — что-нибудь движется?
   Хадсон отрицательно покачал головой. Говорить ему было слишком трудно.
   — Хадсон!
   — Ничего, — хрипло выдавил он. Табло прыгало у него перед глазами; какие-то пятна на нем все же двигались, и ему понадобилось несколько секунд, прежде чем он понял, что это у него просто рябит в глазах. — Датчики молчат…
   Первым с места сдвинулся Хигс. Шагнул — и тут же пожалел об этом: спрятанный обрез обжег его, как украденный. Выходило, что вел безоружных людей в неизвестность именно он.
   Первый послушавшийся нелепого приказа всегда словно подписывается под ним.
   Глядя на Хигса, двинулась вперед и Вески. «Ничего, вставить магазин — две секунды. Достать и в гнездо…» — на ее лице с крупными чертами на секунду промелькнула злая усмешка.
   «Ну, молодец баба! Все трусятся, а ей — хоть бы что! — бесшабашно ухмыльнулся Дрейк. — Что ж, раз так, то и мне стыдно отлынивать… Вперед, моя амазонка!»
   «Какая разница? — думала Вера, устремляясь за ними. — Хоть так, хоть этак… все равно конец».
   «Почему молчит датчик? — размышлял о своем Эйпон. — Будь я проклят, если сомневаюсь, что там, в нескольких шагах, что-то есть… Этот запах, этот странный ветер… Неужели датчик засекает только людей, а не инопланетян? Хороший подарочек!»
   Хадсон, как во, сне сдвинулся с места. Его взгляд застыл на табло датчика, но замеченное боковым зрением общее движение увлекло его за собой.
   Страшно идти вперед, но оставаться здесь одному и без оружия было намного страшнее.
   Вдруг по нервам ударил короткий звук, похожий на испуганный вздох при сильном потрясении.
   Вздохнула Вески, увидев… впрочем, открывшееся им зрелище заслуживало особого описания.
   Проход вывел их в зал — достаточно большой, чтобы вместить в себя как всех прежних обитателей колонии, так и пару сотен яиц метровой высоты, и оставить при этом достаточно места для небольшого отряда десантников.
   Да, все колонисты были здесь, и при виде их самый мужественный человек мог потерять самообладание.
   С первого взгляда тяжело было сказать, живы они или мертвы: для людей, находящихся в таком положении, критерии жизни и смерти не были разработаны.
   Со всех сторон потеками и космами свешивалась серая застывшая слизь, уродливой паутиной оплетая тела и склеивая их в общую массу, спрессованную и сформированную в виде уродливых неровных колонн, ведущих к потолку. Большинство людей все же сохраняли вертикальное положение. Некоторые из них были видны из клейкой массы почти целиком, у других наружу могла торчать кисть руки или носок ботинка. Лица одних казались лицами спящих или, бесконечно уставших, но лишь на минуту закрывших глаза людей. Другие застыли в гримасах, полных страдания и отчаянья.
   И те и другие лица от покрывающей их слизи казались серо-зелеными.
   В некоторых местах слизь высохла и осыпалась трухой, отдаленно напоминающей сигаретный пепел.
   В других она еще блестела и казалась вязкой, способной приклеить к чудовищным колоннам новые жертвы.
   «Да, сказал же я — кушать подано, — ошалело пошутил Хигс про себя. — Это настоящий пудинг из свежей человечины… Конечно, оружие в этом блюде окажется излишней приправой…»
   — О Боже, что это? — прошептал от ужаса Хадсон.
   От чудовищных кожистых яиц тянуло сладковатой гнильцой.
   Слизь, опутавшая мертвых колонистов, пахла сыростью.
   Но все ли люди были мертвы?
   Ответить на это было сложно.
   Склизкая масса дышала. Запах исходил от нее не ровным облачком, а накатывался периодическими волнами.
   От фонариков десантников слизь мерцала. И казалось, что она шевелится, высвобождая невидимые щупальца, готовые в любой момент метнуться навстречу почти безоружным людям.
   От этого страшного зрелища трудно было оторваться. Оно подавляло своим уродством и завораживало своей грандиозностью.
   В своем роде это была поэма смерти, ее квинтэссенция, вытащившая наружу и выставившая напоказ все уродство человеческого перехода на тот свет.